белый фенек.

Попсовая музыка и оглушительные биты нещадно били по чувствительным ушам Ёнбока. Он стоял на втором этаже клуба, внимательно рассматривал толпящихся на танцполе людей и ни разу не разделял их эйфории. Принимать наркотики ему было бесполезно, хотя какой-никакой эффект все же случался, но не такой, какой происходил с людьми. Единственное, что хоть как-то расслабляло извечно напряженного лиса это алкоголь, а в особенности саке. Видимо так было исторически заведено. Перед глазами приятные воспоминания с подобных «чаепитий», где все духи дружно собирались ночами на поляне и распивали превосходное саке, беззаботно болтая обо всем и ни о чем. — Привет. В какой раз Феликс не слышал его слов, но различал его интонацию. Его голос был чарующим, он пьянил сильнее виски в стакане, который Ёнбок попросил себе ради солидного вида. И этот человек повелся, а может быть даже и не на напиток, а на лиса, хмуро созерцающего мир подле себя. — Как всегда, — посмеялся он, подходя ближе, осторожно касаясь чужого плеча. Феликс был одет в вельветовую черную рубашку, несколько верхних пуговиц были расстегнуты, на шее висели красивые серебряные цепочки, брюки с высокой посадкой и любимые ботинки на грубой подошве. Кольца Ёнбок ненавидел, но в этот раз решил надеть на большой палец один из своих перстней. Его, к слову, пришлось искать после побоища в собственной спальне. Он уже не помнил у кого украл эту безделушку. Так или иначе, его образ притягивал к себе взгляд Бан Чана и он попросту не мог его не разглядывать. — Феликс? Ёнбок лениво повернул голову влево и уставился на расслабленного юношу с пустым стаканом. Судя по остатку на дне, он тоже пил виски. — Здравствуй, Кристофер, — со вздохом сказал Феликс, чем удивил парня напротив. — Я вроде как не называл тебе свое второе имя, — он вскинул брови, но после улыбнулся. — Неважно, приятно слышать его из твоих уст. Лис, несмотря на теплую улыбку своего собеседника, невольно насторожился. Ведь Чан взаправду не говорил о своем втором имени, а он его откуда-то достал и точно не выдумал, и явно не спутал его с другим любовником. — Ты со своими компаньонами? — Ёнбок осторожно заглянул за спину парня, а Чан продолжал удерживать его за плечо. — Нет, — ответил смущенно он. Лицо Феликса было безупречным, усыпанное красивыми веснушками, которые хотелось посчитать пальцами, а может и губами. — Я один пришел сюда. — Тц, — цокнул Феликс и уставился на чужую ладонь, Чан тут же убрал её, хотя генко об этом не просил. — Кто приходит в клуб в одиночестве? — Ты? — весело спросил парень, а Ёнбок закатил глаза. — Забавно, что я встретил тебя здесь, хоть мы не договаривались. Я сразу заметил тебя, ты сильно выделяешься на фоне остальных. — И чем же? — он склонил голову в бок, а после немного отпил виски из стакана, шумно выдыхая. Он имел дурную привычку кусать губы, потому спирт неприятно обжигал их из-за чего он нахмурился. — Если бы я знал, то ответил. Феликс усмехнулся неудачному комплименту и осушил свой стакан, чмокая губами. В компании Чана было непривычно спокойно, Ёнбоку этого не хватало. Он уставал находиться в постоянном напряжении из-за работы, из-за Чонина и из-за леса. Ему чертовски не хватало обычного вечера в клубе с бутылкой саке и противной музыкой. Слиться с людьми и забыть о том, что он проклятый лис. В очередной раз убежать от суровой реальности. — Тебя угостить? — он вновь вывел его из тревожных мыслей, своим пленительным голосом привел в людской мир, лишенный забот. — Коктейль? — Саке, — с усмешкой ответил Феликс и, взяв под локоть Чана, повел его по ступенькам к бару. Бармен услужливо разливал напитки, готовил коктейли и показывал различного рода фокусы, которые искренне впечатляли Бан Чана, но уж точно не генко. У последнего мозг стремительно пьянел и то ли из-за выпитого саке, то ли из-за парня рядом. С ним было слишком хорошо. Единственным человеком в жизни Феликса, с которым ему было также комфортно, был секретарь Сато. Он повстречал его еще студентом, какое-то время помогал ему с учебой, изредка встречался с ним в пабах. Они стали близкими друзьями и Ёнбок смог ему открыться, о чем не пожалел. Ему было страшно в тот момент, ведь ни один человек в здравом уме не будет заводить дружбу с бессмертным нечто. Но Сато был не таким, он лишь обрадовался подобной возможности и их отношения только улучшились. На глазах Ёнбока увядал не первый человек и оттого ему становилось тоскливо. Потому он и боялся привязываться к людям, ведь как бы сильно он того не желал, наградить кого-то подле себя бессмертием было чем-то запредельным. — О чем думаешь? — Чан легонько щелкнул пальцем по носу Феликса, выводя последнего из очередных глубоких раздумий. — Где ты работаешь? Выглядишь таким замученным. — Я директор одного из модельных агентств, — скромно ответил Феликс, расстегивая еще одну пуговицу на рубашке. Становилось жарко. — Ого. «Ого», повторил про себя Ёнбок, ругаясь на себя за озвученное. Лучше бы он представился студентом или мафиози. — А сколько тебе лет? — решил задать очевидный вопрос Чан и Феликс задумался. Ёнбок по человеческим меркам выглядел на все двадцать три, хотя в документах, с которыми он стабильно занимался неприятным интимом, ему было все двадцать семь. Жить в мире людей со страхом, что в какой-то момент твою бесконечную молодость могут сослать на божественное вмешательство было затруднительно. Феликс морально готовился к тому, что однажды он чистосердечно признается в сотне пластических операций. В современном мире сохранять свою сущность становилось сложнее, особенно когда по дурости и не менее глупой прихоти сумел пробиться в верхушку модельной индустрии и даже не будучи моделью, а бизнесменом. Сила внушения коварна, но Ёнбок после службы на Хатимана преисполнился чести и ныне решал все проблемы своими окровавленными руками, изредка прибегая к чарам. — Двадцать семь, — осторожно ответил Феликс, готовясь к лавине приевшихся вопросов. Но Бан Чан молчал, а Ёнбок в его сторону старался не смотреть. Ему и без того было слишком душно. — Хорошо выглядишь, я завидую, — с грустной улыбкой ответил парень. — Мне двадцать пять, еще чуть-чуть и догоню тебя. Надеюсь, буду выглядеть так же хорошо, как и ты! Двадцать семь красивое число, мое любимое. «Мне триста двадцать три. Триста двадцать три, блять», ругался на себя Феликс. Бан Чан еще долго не затыкался на тему чисел, рассказывал об университете, о факультете, на котором числился, о своей специальности. И длилось бы это еще очень долго, если бы не лопнувшее терпение Ёнбока. Он расплатился за напитки, несмотря на то, что парень рядом с ним собирался отдать бармену все свои сбережения. Взял Чана за руку и увел в приват, надеясь на то, что их никто не побеспокоит. У него изначально не было таких планов, но под гнетом испепеляющего взгляда тяжело было совладать с желаниями внутри себя. Феликсу оставалось надеяться лишь на то, что его мысли совпадали с чужими. — Кстати, Сынмин лежит в больнице, и— Феликс не дал ему договорить, он закрыл за собой дверь на замок, обхватил чужое лицо ладонями и примкнул к губам, которых так жаждал весь вечер. Он засматривался на быстроиспаряющийся напиток в красивом стакане, ловил себя на желании стать спиртом и оказаться на манящих губах Бан Кристофера Чана. Феликс хотел, Феликс получил, он только так и жил. Ёнбок все спрашивал себя, что будет, если смешать виски и саке? Ответ был у него на губах, а еще на языке, потому что Бан Чан особо долго не мялся, руками сразу обвил чужую талию, выправил вельветовую рубашку и пальцами коснулся чувствительной спины, тут же выбивая из Феликса тихий стон. Он ухмыльнулся в поцелуй, а после отпрянул, немного помутненным взглядом рассматривая чужое лицо. В приватной комнате свет был приятного приглушенного голубого оттенка, в таком цвете черты лица Феликса становились куда более выразительными. Веснушки напоминали ярчайшие звезды на небосводе, глаза становились полумесяцами, а губы притягивали к себе не хуже черной дыры. — Я только по любви, — тихо прошептал Бан Чан, не сводя взгляда с безупречного лица напротив. — Тогда влюбись, — ответил Феликс и вновь затянул парня в долгий развязный поцелуй. Он не пользовался чарами, он пользовался своим естественным обаянием, своей исключительной красотой и харизмой. Было приятно осознавать свою привлекательность, было приятно ощущать сильные руки на тонкой талии, чувствовать, как пальцы впиваются в бока, намереваясь оставить там синяки. Он долго сминал чужие губы, пока спина не ударилась об упругий матрас. Феликса мало что тешило. Его беспокоило лишь тяжелое сбитое дыхание партнера, его хищный взгляд и дурацкая теплая улыбка, которую он однажды запретит. Ему нравилось чувствовать длинные пальцы на своей коже, нравилось ощущать горячее дыхание на шее, нравились чужие хрипы и томные вздохи. Ему все нравилось в Бан Кристофере Чане, он ничего не мог с собой поделать. Он не подросток, чтобы уделять болезненно много времени всяким прелюдиям, но Чан сминал его губы так чувственно, так сладко целовал его шею и зубами поддевал кожу на ключицах, что Феликс задумался пересмотреть свои принципы. Он руками под чужую толстовку залез, спины манящей коснулся. После встречи в ванной комнате в квартире Ким Сынмина у Ёнбока из головы не выходили рельефные мышцы блядской спины Чана. Он стал зависимым и как присуще всем зависимым, осознал подобное слишком поздно. Ему не нравилось разговаривать во время секса, он совсем не любил грязные словечки, был эстетом и предпочитал губами ловить сдавленные стоны, наслаждаться тихими хрипами. У него уши вяли от каждого «малыш», но сейчас ему больше всего хотелось услышать голос Чана, хоть что-то. Саке нещадно било по голове, она кружилась, но Ёнбок сомневался в том, что дело было лишь в алкоголе. Дело было в теле, которое нависало над ним и пыталось разобраться с оставшимися пуговицами рубашки. Феликс впервые задумался, а правильно ли это все? Они были знакомы слишком мало, ничего друг о друге не знали, а лис уже вожделенно дышал под ним, хотя Чан ничего толком не сделал. Но он кицунэ, он спал со многими мужчинами и женщинами. У него было свое безупречное понятие красоты, он не занимался сексом с кем попало, а только с теми, кто удовлетворял его эстетические желания. И Бан Чан полностью подходил под эту категорию, он её возглавлял своим точеным телом, занимал первое место и отметал конкурентов. Руки сами магнитились к кубикам чужого пресса, Ёнбок считал их пальцами и задыхался. Он впервые испугался возможности обратиться наполовину, пусть такое и случалось лишь с Чонином и то только в моменты неконтролируемых эмоций и чувств. И вот у Феликса было также. Голова лопалась от сладких губ на своих собственных, тело распадалось под натиском сильных рук, а ноги сами обхватывали чужую талию, в падком желании притянуть тело поближе к себе. — Подожди немного, — тихо попросил Чан, отстраняясь от разгоряченного тела, но Феликс его не слышал. Он лежал на постели, сбито дышал, пытался тяжелыми руками нащупать хоть что-то подле себя. Ёнбок часто занимался подобным по пьяни, ведь так меньше чувствуешь, меньше загружаешься ненужными мыслями, коими была переполнена голова генко. В те моменты он мало о чем думал, поддавался сокровенным желаниям и погружался в них с головой. Наутро забывал о ночи и исчезал, но Феликс впервые в жизни не хотел исчезать. Он хотел запомнить каждое мгновение, чувствовать себя настолько трезвым, насколько это было возможным в его случае. Чтобы на следующий день подушечки пальцев кололо из-за бесконечных прикосновений к безупречному телу, а губы саднило, но не от спиртного, а от острых зубов Чана. Феликс пытался нащупать пуговицы на собственных брюках и пока он их расстегивал, стократно жалел о своей покупке. И о чем он думал, когда надевал их сегодня вечером? Явно не о том, что будет тихо стонать под Бан Чаном. — Чанни, — тихо позвал Ёнбок, снимая с себя брюки. Взгляд мутнел с каждой секундой, все плыло и пусть тело двигалось не спеша, голова работала на полной мощности и Феликсу это нравилось. Нравилось осознавать происходящее, отчетливо запоминать каждое мгновение, которое он после будет воспроизводить в своей голове каждую ночь. — Я здесь. Чан обхватил тонкую шею рукой, притягивая к себе млеющего Феликса, вновь прикасаясь к его губам. Генко услышал тихий шелест упаковки презерватива и невольно улыбнулся в поцелуй, тут же кусая чужую нижнюю губу, ловя рваный вздох. Ему нравилось, ему все чертовски нравилось и он не хотел, чтобы это прекращалось. — Я рядом, Феликс. Я рядом, — прошептал в поцелуй Чан, прежде чем вновь повалить хрупкое тело на постель.

***

Попытка доехать до Сироиси, не уничтожив салон машины, не увенчалась успехом. Джисон пытался активно разряжать обстановку всю поездку, потому бедный Чонин смеялся как лисенок, а его хвост периодически врезался в лицо несчастному Минхо. Именно поэтому на заднем сидении машины пятна от разлитой колы, потому что удержать стаканчик в руке с шерстью во рту было очень тяжело и Ли не справился с этой задачей. Номер в мотеле на пятерых звучало как ночной кошмар Минхо, но ограниченные финансы иного выбора не оставляли, потому пришлось смириться с тем, что спать они будут вчетвером на двуспальной кровати. Чонин, к счастью, в подобном не нуждался, он мог по-прежнему обращаться лисом и в виде животного спать на прокуренном и прожженном ковре. В Сироиси они пробыли два долгих дня, по истечении которых ничего толком не выяснили. К несчастью для Чонина, японским хорошо владели только он и Минхо, остальные же взяли на себя роль моральной поддержки. Джисон бегал за едой, Хенджин неоднократно звонил Бан Чану, чтобы узнать за целостность квартиры и состояние Сынмина, Чанбин разбирался с машиной на автомойке, ведь проблем им и так хватало. — Чего опух? — Минхо подошел к сидящему на бордюре Чонину и протянул ему жареную рыбу на палочке. Их готовили в киоске неподалеку. — Ну, я совершенно не удивлен, что ты боишься общаться с людьми. Я больше удивлен тому, что люди здесь слишком зашуганные и прячутся от нас. Ли смахнул ботинком снег с бордюра и присел рядом, начиная грызть свою рыбу. Он скривился, но решил её не выплевывать. — Сынмин все еще не пришел в себя, — тихо пробормотал Чонин. Он выглядел слишком уставшим, ведь ему тяжело давалось находиться в обличие человека. Удивительно лишь то, что это его совсем не отягощало, когда рядом был Ким. Ёнбок запретил ему возвращаться в лес, но свое решение ничем не объяснил. Все строилось на иллюзорных аргументах, которые Чонин по-прежнему не получил. Он чувствовал себя должным перед Сынмином, он не мог скрывать своего беспокойства. В день, который они провели вместе, бьякко украл у него браслет. Он хотел проверить одну незамысловатую вещь — обусловлена ли их связь подарком старухи? И ответ пришел сам, скорее влетел и с той скоростью, с какой Чонин тащил за собой Феликса, когда почувствовал что-то неладное. Он положил руку на грудь, сжимая ткань чужой толстовки. Он слышал собственное сердцебиение лишь тогда, когда Сынмин находился в опасности. Чонин только так смог понять, что Ким нуждался в нем и в его помощи. И он, подобно Ёнбоку, не знал, чем это аргументировать. Оно просто случалось и объяснений не было. — Не забудь отдать мне шапку, когда мы вернемся в Токио, — Минхо доедал невкусную рыбу на палочке, он старался не пялиться на Чонина, ведь его расстроенное лицо сердце на куски разрывало. Лис выглядел слишком крохотным и растерянным. Он совсем не был похож на кицунэ, которых показывали в аниме или дорамах. Обычный зашуганный мальчишка. — Да, я забыл её в квартире у Ёнбока, — он зарылся пальцами в волосы и сжал их. Он вспомнил, как Сынмин надел на него ту забавную шапку. Вспомнил его теплую улыбку, строгий голос. Чонин шмыгнул носом. — Ну уж нет, — Минхо пихнул его в плечо. — Так, не надо плакать. Я терпеть не могу, когда плачут! А знаешь почему? — Ли шумно вобрал воздух. — Потому что сам начинаю плакать и что из этого получается? Правильно, ничего! Поэтому не раскисай. Раз местные ничего не хотят говорить, то может оно и к лучшему. Очевидно, они все знают о пропадающих людях, но в полицию не торопятся идти. Значит в этом пока что замешаны только духи и жертвы, а еще восемь пидорасов. Чонин посмотрел на Минхо и удивленно вскинул бровь, не совсем понимая последнего. — Это мы восемь пидорасов, — объяснил парень, обнимая бьякко за плечи. — Значит так, мелочь пузатая, сейчас мы берем с собой звуковое оружие массового поражения, — Чонин не переставал непонимающе пялиться на Минхо. — Это я про Джисона. Берем тебя, берем меня, берем его и топаем в лес, и тш- — он приложил палец к чужим губам. — Не начинай. Мы ходим вокруг да около, нам никто ничего не говорит, а я ждать не намерен. Лис шмыгнул носом, но теперь не из-за накатывающихся слез и печальных чувств. Ему этот звук показался смешным, он решил разрядить обстановку. — И твой Уёбок, — продолжил Минхо. — Ёнбок, — исправил его Чонин. — Нет, он Уёбок. Он тоже не собирается нам помогать! Поэтому берем санки и в лес. — Вы не должны в это вмешиваться! — возмутился бьякко. И эту фразу он продублировал чуть позже для Джисона, но у того тормозов не было, как и у Минхо. Хан разве что был чуть-чуть побоязливее, чем Ли, но его это тоже не остановило. Потому чуть вскоре Чонин осторожно ступал по знакомой тропинке, он совсем не боялся за себя, но переживал за двух парней позади. Феликс четко дал ему понять — в лесу небезопасно, к тому же для бьякко, ведь он не в состоянии увидеть возле себя простейшего духа. Но Минхо насиловал мозги не хуже Госпожи Фудзико, поэтому все же пришлось согласиться с чужой просьбой и отправиться в лисью деревушку. Атмосфера взаправду ощутимо поменялась, в лесу было довольно-таки сильно холодно, а непривычная тишина настораживала Чонина. — Чего так медленно? — Минхо где-то откопал палку. Лис не шибко следил за ним, но точно помнил тихий шепот Джисона, а затем треск дерева и лавину снега на голову Хана. Видимо, Ли был настроен решительно, потому сообразил найти себе деревянное оружие. — Давай быстрее. — Не торопи меня! Я хозяин леса! — шикнул Чонин. Тропинок было много до заповедника, но лис всегда ходил одной единственной, где шансов повстречать людей было меньше всего. Потому и вел он их по ней, надеясь, что им не попадется злой дух. Он все же попался. Госпожа Фудзико стояла напротив Чонина, она нервно помахивала веером и старалась не взорваться от негодования. Бьякко же старался всеми силами спрятать за своей спиной Минхо и Джисона, но у него совсем не получалось. Ли держал в руках палку и недовольно поглядывал на женщину перед собой. Ничто не встанет у него на пути, он сделает все ради спасения друга. — Люди не должны в это вмешиваться, Чонин! — возмутилась Госпожа Фудзико, а ветер усилился. — Как ты этого не понимаешь? Жертв достаточно, а ты привел еще двоих! — Я им два раза уже сказал, — попытался нелепо оправдаться бьякко. — А нам два раза повторять не надо, нам и с первого похуй! — с этими словами Минхо начал агрессивно махать палкой, пока она не врезалась в дерево, к которому прилип склизкий злой дух. Он тут же запищал и уполз по стволу выше. — Я про это и говорила тебе, Чонин. Бьякко шумно засопел, он устал выслушивать извечные упреки от самодовольных кицунэ, которые только и делали, что путали его, что-то запрещали, а потом требовали с него все возможное. — Вы попросили меня разобраться с этим дерьмом, верно? — начал раздраженно Чонин, заставляя брови Госпожи Фудзико поползти вверх. Минхо тоже перестал подавать признаки жизни, как и Джисон, они совсем не были готовы к тому, что лисенок начнет ругаться. — И раз уж Вы попросили меня, то не вмешивайтесь в это. Не тревожьте свое сердце, жить Вам осталось недолго. Раз не хотите помогать, то проваливайте. Мой человек лежит в больнице и ему плохо, и он явно втянут в этот абсурд, с которым я не могу разобраться! — бьякко начал говорить громче, размахивая руками прямо перед лицом женщины. Минхо осторожно взял Хана за руку и отошел подальше. — Шин то, Шин сё. Шин ты тупой лис, но разберись вот с этим дерьмом, кстати, мы тебе помогать не будем, а будем только унижать тебя и запрещать что-либо делать. Вот тебе уравнение, но листок и ручку не дадим, а еще будем над ухом орать, чтобы в уме сосчитать не смог. Надоело! Я не собираюсь давать Вам возможность тормозить меня, когда гибнут люди и в их числе мой человек! Вам понятно?! Так вам понятно?! Вороны, сидевшие на ветвях деревьев, шумно закаркали и улетели прочь. Снег под ступнями Чонина начинал потихоньку плавиться, а в глазах загорелись голубые огоньки. Он тяжело дышал, ногтями впивался в ладони, с трудом удерживал себя от неизбежного. Нет, Чонина не было здесь, он не видел перед своими глазами Госпожу Фудзико, он не чувствовал позади себя двух парней. Перед глазами черно-белое кино, толпы солдат и крики женщин. Людей избивали словно скот, игнорируя мольбы о пощаде. Чонин ничего не мог сделать и чем дольше он стоял на месте, тем прочнее в его сознании оседала тьма. Он ненавидел этих людей. — Из-за Вас погибал мой народ! — снова начал кричать Чонин, не видя перед собой ничего. — Из-за Вас умерла моя мать! — Чонин, эй, — Джисон постарался вырваться из железной хватки Минхо, но тот ему не позволял. Хан обернулся к другу и замер, наблюдая за выражением ужаса на чужом лице. — А ты чего? Минхо, отпусти меня! — Вы виноваты в том, что моя жизнь пошла под откос. Вы! Ваш народ изничтожал мой, а Вы закрывали на это глаза, — чем сильнее распалялся Чонин, тем сильнее нагревались его руки. Они постепенно окутывались голубым пламенем, а взгляд его стремительно мутнел. — Мой человек погиб из-за Вас. Я не дам Вам убить моих людей! С этими словами Чонин замахнулся на женщину, но его за локоть схватил Джисон, а Минхо на свой страх и риск ударил его по голове палкой. — Успокойся, Чонин, — начал умолять Джисон. Оба были растеряны, но кодекса чести придерживались, женщин бить нельзя и не только в их присутствии. — Ты что несешь? — писклявым испуганным голосом спросил Минхо, он положил руки ему на плечи, пытаясь потрясти лиса, чтобы тот скорее пришел в себя. — Ай, горячий, сука. Госпожа Фудзико продолжала стоять на месте, чем дольше она заглядывала в темные глаза бьякко, тем сильнее её окутывал неподдельный ужас. Но как только Чонин пришел в себя после очередной просьбы Хана, смотреть на него стало чуточку легче. Он успокоился, пламя потухло, он похлопал ресницами и выдернул руку из хватки Джисона, начиная осматриваться по сторонам. Никого и ничего не было, ему это все причудилось. — Хорошо, — прокашлявшись, осторожно начала Госпожа Фудзико. — Я не буду вмешиваться в это до тех пор, пока ты сам меня об этом не попросишь. Твои люди — твоя ответственность, Чонин. Защити их. С этими словами белая лисица вновь исчезла, оставляя троих в одиночестве и в давящей лесной тишине. Чонин продолжал тяжело дышать, он опустился на колени, а руками уперся в снег, стараясь сообразить случившееся. Минхо аккуратно коснулся его плеча, позади него стоял Джисон, которого он старался не подпускать к бешеному лису. — Ты в порядке? Напугал нас всех, может ты устал? Лисом может обернешься или как это у вас работает? — накидывал варианты Ли, чувствуя себя абсолютно растерянным. Теперь-то он уж точно не будет больше ссориться с бьякко, ведь неизвестно в какой момент он выйдет из себя. — Да, я в норме, — спустя некоторое время ответил Чонин и поднялся на ноги. Он выговорился и ему должно было стать легче, но это было совершенно не так. Ему стало страшно и ему вновь не хватало Сынмина рядом, который коснулся бы его щек и заглянул в глаза, чтобы успокоить. — Я в порядке, не знаю, что на меня нашло. Потом с этим разберемся. Пойдемте искать трупы, — Чонин уставился на сгоревшие рукава толстовки и чертыхнулся. — Блять. — Добро пожаловать в клуб нецензурно выражающихся, — тихонько поздравил Джисон и захлопал в ладоши. С каждым шагом Чонину становилось все тяжелее и тяжелее, поэтому спустя метров двадцать он все-таки согласился на идею обратиться лисом. Как только он это сделал, Хан начал прыгать возле него и пытаться погладить его шерстку. Они уже ночевали одну ночь вместе, но лис старался не обращаться на глазах, а потому никто его в образе животного и не видел. Джисон умиленно пищал еще минут пять, чесал Чонина за ушком, гладил его пузико, кривлялся и без конца повторял: «Кто у нас такой хороший лисенок? Утю-тю-тю». Минхо тяжело было сдерживать себя, поэтому он тоже сдался и начал чесать напуганного лиса. Они сложили его одежду в рюкзак Джисона и двинулись дальше. — Получается, в облике животного ты не можешь разговаривать на человеческом? — спросил Минхо, а лис недоуменно уставился на него. — Понял, можешь не отвечать. У Ли был еще один вопрос, который он не спешил озвучивать. Почему, когда у Чонина случился припадок, он разговаривал с Госпожой Фудзико на корейском, когда та отвечала ему на японском? Минхо позже это выяснит, обязательно, без ответов он не уедет. Чем ближе парни приближались к поляне Чонина, тем сильнее у них кружилась голова и их клонило в сон. Лис изумился подобной реакции, ведь с Сынмином ничего подобного не происходило. Он знал, что людям тяжело находиться в подобной среде обитания, но он не догадывался, что настолько сильно и это натолкнуло его на одну мысль. Бьякко продолжал вести за собой людей ровно до того момента, пока Минхо не остановился и не уперся рукой в ствол дерева. — Все, дальше тяжело идти, мы не можем, — тяжело дыша сказал он, палкой стараясь удерживать себя на ногах. — Хуета какая-то. — Пятнадцать, — слабо сказал Джисон, присаживаясь на снег. Минхо непонимающе посмотрел на него, он подумал, что друг сошел с ума. Но судя по реакции лиса, Хан знал, о чем он говорил. — Пятнадцать метров до твоей поляны, приблизительно. Каждые пятнадцать метров становится все хуже и хуже, поэтому ищи где-то здесь. — Кого ищи? — не унимался Минхо, а лис, кивнув, ринулся в сторону, скрываясь из поля зрения. — Трупы, — тяжело дыша, ответил Джисон. — Люди пропадают в лесу, но ведь они не просто так приходят сюда, верно? Их что-то притягивает помимо желания собрать хворост для печек или порыбачить в горной реке. Исходя из того, что нам рассказал Чонин в машине, трупы съедает Шимиморё. Но как люди умирают? — Их убивают, — фыркнув, ответил Минхо. — Это же очевидно. — Да, но если бы они умирали от ножевого ранения, то была бы кровь, которую бы лисята из заповедника точно бы почувствовали. Как и, возможно, Чонин. Что вы выяснили, когда опрашивали местных? Ли тяжело удавалось соображать, он бы предложил уйти подальше от злосчастной поляны, но ноги его вовсе не держали. — Нам удалось опросить одного мальчика странного с детской площадки. Он сказал, что из города в основном уходят мужчины, чтобы нарубить дров, но они не возвращаются. Точнее, он сказал что-то вроде: «Папа ушел две недели назад и не вернулся, но мама говорит мне, что скоро в нашем городе будет счастье. Он ушел за счастьем и вернется с ним». Вот такая бесоебина, я ни черта не понял, Чонин никак это не прокомментировал. Остальные от нас прятались, либо молчали, когда мы к ним подходили. Минхо шумно вобрал воздух в легкие и тут же пожалел об этом, в сон клонило еще сильнее. — За счастьем, — тихо повторил про себя Джисон, а Ли решил пожертвовать своей палкой, чтобы ударить его. — Ну если что-то понял, умник, то объясняй. — Пол жертв определить мы не можем, мы только знаем, что пропадают люди. Но в новостях об этом нигде не писалось, а о пропажах людей мы узнали из-за того, что в лесу появился дух, питающийся людской мертвечиной. И раз он все еще здесь, как нам сказал Чонин, то люди все еще пропадают. Но никто их не ищет, почему так? — Пропадают сто процентов мужики, это, во-первых, — начал Минхо, он прикрыл глаза. — Потому что женщины вряд ли зимой пойдут в лес за дровами, конечно могут, я не отрицаю, но так или иначе. Во-вторых, — Ли отпустил палку и двумя руками уперся в дерево. — Их никто не ищет, потому что это не просто убийства, это жертвоприношения. Джисон широко раскрыл глаза, поворачиваясь к Минхо. — Что ты имеешь в виду под жертвоприношениями? — А в-третьих, — продолжал Ли. — Я кажется догадался, как они умирают. С этими словами Минхо рухнул в снег, царапая кожу рук об кору дерева. Джисон испуганно вскрикнул и подполз к парню, начиная его толкать. — Куда? Куда сдыхать?! Минхо! Ты меня слышишь?! — паника с ужасом нахлынула на Хана, а сон как рукой сняло. Он перевернул друга на спину, обхватил ладонями его холодное и бледное лицо. Начал потирать его щеки в попытке согреть. — Минхо, это очень плохо. Это пиздец, как плохо. Я тупой и не понимаю твоих приколов, поэтому давай, солнце, подъем! — Джисон чувствовал, как страх лишает его кислорода, как горячие слезы замерзают на щеках. Он взвизгнул, когда шею Минхо начала обтягивать паутина. Хан пытался её убрать, но она начала прилипать к его рукам. Дышать становилось тяжелее, а в горле застрял ком. Он не мог позвать Чонина на помочь, он не мог спасти своего Ли Минхо. «Твои люди — твоя ответственность, Чонин. Защити их».