белый фенек.

Будь рядом с ними их Минхо, он бы начал прыгать на месте от восторга, ведь место, куда они шли пешком уже битый час, было его запредельной мечтой. Он любил походы всем своим добрым и чутким сердцем, он обожал леса и последнее его, увы, но погубило. И думать о том, что сейчас он бы сходил с ума и улыбался ярче солнца, было чересчур больно для всей компании. После произошедшего времени особо долго думать не было, ситуация становилась лишь хуже и Ёнбок наконец-то нашел решение проблемы. Одно из миллиарда. — Может к Аматэрасу? — тихонько спросил Чонин, боязливо поглядывая на злого Ёнбока. Ему тут же прилетел подзатыльник. Он, а еще Сынмин и Хенджин, послушно ступали по ступеням к святилищу, все еще не догадываясь, что путь предстоял им долгий и раз рядом с бьякко люди, то воспользоваться навыками трансгрессии, увы, но не получится. Чонину оставалось лишь сходить с ума рядом с Феликсом, а еще попутно спотыкаться об собственные ноги и до самого конца не верить, что ему предстояла встреча с Божеством. — Ты сдурел?! К Аматэрасу? А может быть, блять, мне еще тебе клубничный коктейль купить? Дохуя хочешь! Ну ты и сморозил, — чертыхался генко. — Обратиться к самой Аматэрасу из-за жалкого ногицунэ? Да это стыд и позор. Я на такие жертвы не готов, да и кто будет слушать черного лиса? — Идзанами? — Она давным-давно сдохла. — Блять. — Не матерись. Сынмин сжимал лямки рюкзака и терзал свои губы, стараясь не сильно выпадать из жуткой реальности. Все то, о чем им рассказал Ёнбок про Минхо, било в самое сердце и едва не доводило до слез. Лучший друг Сынмина не просто стал одержимым, в нем зародился злой лисий дух, способный брать контроль над его телом и разумом. Дух, который пытался убить Сынмина, дух, который мучительно долго терзал душу Минхо. Мысль о том, что последний сходил с ума, находился в ловушке и корил себя за все произошедшее, заставляла парня начинать задыхаться. Все становилось только хуже и казалось, что спасения ждать не стоит. — Содзёбо, мы идем к Содзёбо, — ответил наконец-то Феликс, когда Чонин достал его окончательно своими расспросами. — И не смотри на меня так, это единственное Божество, которое не желает мне мучительной смерти, да и к тому же, — он запнулся, а после остановился, чтобы обернуться в сторону идущих позади парней. Сынмин с понурым видом тоже остановился и посмотрел на Чонина, чье лицо тут же покрылось сожалением. Он подбежал к юноше и взял его руки в свои, заглядывая в глаза. И пока бьякко в очередной раз на глазах у Ёнбока старался защитить души своих людей, Феликс раздраженно смотрел на Хенджина. — Может еще селфи все вместе сделаем? У нас же тут туристическая поездочка, а вовсе не поход к Божеству Тенгу, чтобы спасти вашего друга. — Пиздец пиздецом, а снимки по расписанию. Если умру, то хотя бы кадры красивые останутся, — спокойным голосом отвечал Хенджин, не переставая фотографировать невероятную архитектуру святилища. Еще чуть-чуть и им предстояло обойти его стороной и двинуться дальше в гору, надеясь, что им не понадобится привал и они доберутся до обители Содзёбо. — Если хочешь, могу тебя пофотографировать. — Как он может оставаться таким спокойным? — тихонечко спросил Чонин, поглаживая чужие ладони. Он сердцем чувствовал чужую рану и хотел её залечить, пусть подавленный всем Сынмин и не просил об этом. — Он патологоанатом после выпуска из университета будет, а Чанбин на криминалистике учится. Мне кажется, это сильно влияет на их восприятие всего происходящего, — объяснил Ким и повернулся к спорящим Хенджину и Феликсу. Он неосознанно сжал чужие ладони в ответ. — А что такое патологоанатом? — Трупы вскрывать. Чонин промычал и закивал головой. Он предполагал, что Хенджин склонен к более творческой профессии, он отчетливо помнил чужое восхищение в музее и то, как он проникался каждой картиной. Теперь вовсе не было удивительным то, что после сгоревшего на их глазах человека, оба парня на это никак не отреагировали. Чонин полагал, что это может быть лишь защитной реакцией, но так или иначе, он восхищался их самообладанием. — Не переживай за Минхо, — ласково произнес Чонин, вновь заглядывая в глаза Сынмина. — Все будет хорошо, сейчас мы придем к Божеству и он нам поможет. Представляешь, ты встретишь Божество! Это же такой незабываемый опыт! Все будет хорошо, Ким Сынмин. — Да, Ким Чонин, — ответил со слабой улыбкой парень, стараясь выглядеть как можно бодрее в лисьих глазах. Никто из его друзей не поддерживал его так сильно, как это делал Чонин. Все были заняты собой и своими переживаниями и Сынмин не просил никого о помощи, но бьякко все равно оказывался рядом. Будучи не человеком, он оказался самым человечным. Препирательства парней закончились на пяти снимках Феликса на фоне святилища, дерева, статуи, ступеней и двух чудиков. Хенджин был явно доволен сделанными кадрами, он бесконечно показывал большой палец Феликсу и заставлял того довольно улыбаться. Однако вскоре они вспомнили зачем сюда пришли и Ёнбок грозной походкой потопал дальше, ведя детский сад за собой. Чонин на протяжении всего пути старался отвлекать Сынмина, он тыкал пальцами на деревья и даже поймал для него белку, но та, укусив его за палец, шустро скрылась в смеси листвы и снега. Весь оставшийся путь Хван вел лекцию о бешенстве и заражении крови, пугая бедного бьякко до заикания. Сынмину постоянно приходилось взглядом затыкать довольного Хенджина, а Феликс продолжал подначивать, рассказывая легенды о том, как умерла одна лисица от укусов волков. Узнав, что жизни Чонина угрожали еще и волки, лис едва не расплакался, но когда он объяснил свои слезы страхом за жизни Сынмина и Хенджина, никто больше над ним не издевался. Чонин по-прежнему слишком хрупкий, пусть порою и мог поставить Ёнбока на место, предварительно напомнив ему, что сильнее тут он. Он не боялся за себя, он боялся за остальных. — Если на нас нападут волки, я их убью! — возмущался Чонин, размахивая руками. Он боязливо осматривался по сторонам. Тропинка к подножию горы подходила к концу и начинался крутой подъем ввысь. Чонин услышал журчание горного ручья и тут же по склону, едва не поскальзываясь, побежал к нему, в надежде найти там рыбок. Оторвавшись от компании на добрые пару десятков метров, бьякко с довольной улыбкой уселся над водоемом, замечая своих любимых рыбок. Он похихикал и протянул к ним ладони, беря одну рыбешку, начиная смотреть на нее хищным взглядом. Чонин не заметил, как к нему со спины подошел Феликс, пусть Сынмин и находился далеко от него, чувства все еще были притуплены. Когда генко протянул руку через чужое плечо за рыбкой, Чонин резко перехватил её и сжал с силою, едва не ломая, чем напугал Феликса. — Не смей их сжигать, — не своим голосом потребовал бьякко, а в глазах промелькнули голубые искорки. Ёнбок сглотнул и покивал головой. Он совсем не ожидал такой резкой перемены настроения, минуту назад Чонин дурачок, но как только в руках оказывается рыба, он превращается в того самого белого лиса из всех известных сказаний. — Я тебе не простил смерть моих первых рыбок. Притронешься к этим, я сожгу тебя. — Я конечно беспокоюсь за сохранность жизни твоих друзей, но когда ты так вступаешься за жалких тварей, я понимаю, что ты не побоишься убить не только меня, но и злое Божество за них. Чонин продолжал зло пялиться на Феликса и сжимать его руку. Наблюдающий неподалеку за этой картиной Сынмин испуганно замер, не совсем веря в то, что его фенек может быть таким. — Он может и выглядит безобидно и ведет себя так же, — спокойно говорил Хенджин, разглядывая два силуэта. — Но в такие моменты он взаправду очень пугающий. Джисон рассказывал, как он чуть не зажарил одну из кицунэ и с каким хладнокровием он сжег того мужчину. Правда после он бился в припадке, но все же. Я бы на твоем месте сильно возле него не крутился, он все еще лис, а значит обманщик. Не такой он белый и пушистый. — Я сам разберусь крутиться мне возле него или нет, — неожиданно раздраженно ответил Сынмин и Хенджин ойкнул. — Ого, какие мы грозные, — он тихо посмеялся. — Хорошо-хорошо, не лезу, — с этими словами он начал делать снимки двух ругающихся кицунэ. Хенджин может и был напуган всем происходящим, может до конца и не осознавал всю шаткость их положения, однако он не позволял себе терять самообладание. Он понимал, что в их ситуации нужен хоть один трезвомыслящий. Ругательства подошли к концу, и компания двинулась дальше. Гора Курама, по которой они поднимались, в надежде не сорваться с обрыва и не умереть, находилась к северу от города Киото. Чтобы добраться туда, пришлось выезжать ближе к утру на поезде, ведь дорога до берлоги Божества занимала приличное количество времени. Нужно было успеть все обсудить до захода солнца и вернуться невредимыми. — Чанбин не писал про состояние Минхо? — спросил устало Сынмин, останавливаясь и оглядываясь по сторонам, подмечая красивый пейзаж. Ноги гудели от боли, но он не замечал её. Им двигало желание выяснить правду, найти противоядие или получить хоть какую-то полезную информацию. — Последнее, что он писал, это то, что тот проснулся и с ним все хорошо. Вел себя, как обычно, правда с чувством вины и страхом за всех вокруг. Но вроде все хорошо, рядом с ним всегда Джисон, поэтому все должно быть нормально. Надеюсь, Минхо и другие не пострадают, пока мы здесь. Тебя рядом с ним нет, значит возможно ногицунэ и не будет предпринимать попытки взять контроль над телом. Но обо всем мы узнаем от Божества, по крайней мере, так сказал Феликс. Сынмин продолжил осматривать открывшийся перед ним вид бесконечного леса, за которым виднелся город. В глазах неожиданно помутнело и, сделав неосторожный шаг назад, он тут же упëрся в сильное плечо Феликса. Он внимательно следил за ним с самого начала подъема на гору. — Что-то случилось? — спросил он, а Ким, немного погодя, закивал. — И что же? — Я вспомнил один из своих первых снов, в котором я падал с обрыва. Вряд ли я когда-то был здесь, но почему-то перед глазами всплыли кадры, — ответил парень, взглядом тут же сталкиваясь с остановившимся Чонином. Он старался держаться подальше от Сынмина, на случай если произойдет что-то непредвиденное. Мысль о том, что, чтобы защитить его, ему нужно быть далеко, медленно разъедала его сердце. — Может быть вещий сон, кто его знает, — ответил Ёнбок, а после отвел Сынмина подальше от края. — Иди с этой стороны и не смотри по сторонам. Нам осталось совсем чуть-чуть и будем вскоре на месте. Горная тропа вела прямо к берлоге Божества Тенгу. Чужое жилище невозможно было найти простому человеку и даже духу, но Ёнбок был здесь не впервые. Пусть Феликс и возглавил этот поход, убедив всех в том, что они не вернутся без ответов, голова его стремительно опустошалась из-за не самых приятных жизненных воспоминаний. Он знал, что этим днем его душу вновь ковырнут и заставят вспомнить не самое приятное время. Генко неоднократно спрашивал себя, зачем до сих пор связывает себя с лесом, зачем помогает Чонину и его «лисятам», почему он просто не отречется и не сбежит куда-нибудь, как сделал это прежде? И каждый раз, когда он задавал себе все эти вопросы, перед глазами оказывался силуэт мальчишки в белом кимоно и с торчащим хвостом. Чонин его наказание и его же спасение. — Феликс? И Ёнбок все думал, думал о том, что жизнь его не имела никакого смысла с самого начала. Думал о том, что уродился он черным лисом, обиженным на прошлого себя, лишенного когда-то любви. Думал о том, что даже перерождение генко не дало ему ничего, не дало его душе покоя. Он был проклят за то чувство, в котором так нуждался, он был вынужден страдать даже после всего пережитого. Кому он хоть раз помог за все свое существование? Он прислуживал Хатиману во время войны, он убивал неповинных солдат, желающих защитить свою родину. Он не спас ни единой жалкой души, как и не смог спасти себя. Он старался не погружаться в эти мысли и избегать их, он надеялся, что помогая Чонину и месту, от которого он отрекся, сможет справиться с прошлым. Он думал, что человек, которого он повстречал совсем недавно, заставит его забыть истинного себя. Феликс никогда не считал себя злодеем, лишь никчемным лисом, закаленным волей и временем, но с дырой в сердце. Он приложил немало усилий ради того, чтобы хоть один человек в его жизни смог обозвать его красивым и посмотреть на него с той приторной любовью. Чонин не сделал для этого ничего, он таковым родился. — Феликс? Ёнбок почувствовал, как горло обожгло, он положил руку на шею и упал, начиная задыхаться из-за кашля. Сынмин, пытавшийся до него достучаться все то время, спешно присел на корточки и положил руку на спину генко. Капилляры на лице Феликса вновь вздулись и почернели, по подбородку стекала черная кровь, пачкая снег под ногами. Он хрипло дышал и ногтями впивался в почву, стараясь нормализовать дыхание. Перед глазами все плыло. — Не трогай его, — Чонин быстро подбежал к Ёнбоку и отдернул от него Сынмина, заставляя последнего упасть задницей в снег. — Не трогай его лицо и не прикасайся к крови, — громкий голос бьякко звучал очень обеспокоенно и отчасти сердито. Он не знал, заразно ли проклятье, но Сынмин и без того со своим отсутствием иммунитета ко всему сверхъестественному находился в опасности. Феликс закрыл рот ладонью и постарался свободной рукой хоть как-то донести до Чонина, что он в порядке, но ситуация говорила совершенно об обратном. Он не собирался умирать так позорно, еще и перед бьякко. Когда перед глазами картинка стала еще более размытой, его щеки почувствовали тепло мягкого прикосновения и он перестал дышать. Чонин испуганно дернулся, понимая, что не сразу заметил девушку перед собой. Она, как мираж, появилась из ниоткуда и заставила время лишь на мгновение замереть. Ёнбок уставился в темные глаза напротив, подмечая в них танцующие голубые блики. Она широко улыбнулась ему и Феликсу стало лучше, он почувствовал, как воздуха стало гораздо больше, а скверна плавно стекла по венам от лица к шее и вовсе исчезла, оставляя его тело в покое. Чонин завороженно смотрел на молодую красавицу, чувствуя уже знакомый, но когда-то забытый трепет в груди. Она посмотрела на бьякко и улыбнулась, протягивая руку к его лицу и поглаживая щеку. — Добро пожаловать на гору Курама, путники, — произнесла она, а после поднялась на ноги и внимательно посмотрела на стоящих позади кицунэ парней. Сынмин, столкнувшись с ней взглядом, отчего-то решил поклониться. Девушка довольно рассмеялась. — Не стоит такому юноше приклоняться передо мной, — загадочно произнесла она, а после махнула рукой ко входу в берлогу Тенгу. — Проходите, Содзёбо уже вас ждет. С этими словами красавица вновь посмотрела на сидящих Чонина и Феликса, она ласково потрепала их по волосам и так же неожиданно исчезла, как и появилась. — Кто это был? — спросил Хенджин, еще не до конца пришедший в себя после случившегося. Генко и бьякко продолжали таращиться в пустоту, Чонин сжимал плечо Ёнбока, а последний бегал глазами по снегу перед собой, подмечая про себя отсутствие следов. — Неважно, пойдемте скорее, — Феликс с трудом поднялся на ноги не без помощи бьякко. Остальные послушались чужой команды и уже совсем скоро оказались в берлоге. Хван представлял себе берлогу совсем иначе, он предполагал, что это будет скорее норой медведя, чем Божества. Но как только они вошли внутрь, Ёнбок провел пальцами по вертикали и перед лицами парней появилась красная эмблема с иероглифами, означающими «покой». Пространство стремительно расплывалось и чуть вскоре компания оказалась не в пещере, а внутри большого просторного помещения. Комната в традиционном японском стиле с ширмами и ароматом благовоний. Напротив путников сидел пожилой низенький мужчина в красном кимоно, его длинный нос и длинная седая шевелюра, а также тучная фигура еще надолго останутся в памяти Сынмина. В своих руках он держал огромный веер из черных перьев и выглядел он весьма важно, пока Феликс не открыл рот: — Ты мне, блять, долг торчишь, поэтому прекращай строить из себя павлина, — он широкими шагами подошел к испуганному мужчине. Тенгу упал на четвереньки и постарался уползти подальше, пока генко не схватил его за ворот кимоно и не поставил на ноги. — Я вообще не в том расположении духа, чтобы ты тут строил из себя важного. На мои письма тридцать лет не отвечал! Тридцать, блять, лет! Мне тебе напомнить, как я спас одного из твоих сородичей? А? — Ёнбок, — осторожно позвал Чонин, он был весьма шокирован, ведь совсем не ожидал подобного. Это было первое Божество, которое бьякко видел так близко. — Генко, я помню про долг, — заскулил старик и попытался отбиться от высокого юноши веером, но все было безуспешно. — Письма не доходили. — Вороны сдохли?! — поинтересовался Феликс и наконец-то бросил несчастного мужчину. Он вытер свой подбородок от черной вязкой жидкости и поправил волосы на голове, стараясь отдышаться. Чонин был рад, что не он стал грушей для битья после всего произошедшего. — Садись, давай, сейчас будешь возвращать долг. Содзёбо покачал головой и поправил свое кимоно. Он выдвинул чайный столик и поставил его перед собой, из воздуха появилась кипа бесполезных бумажек с различными летописями и сказаниями. Он догадывался, зачем черный лис пожаловал к нему. Когда старик окончательно справился с ужасом перед генко, он заприметил белого лисенка и двух людей. Тенгу испуганно уставился на Феликса, а тот чертыхнулся: — Они не убьют тебя, не бойся, — недовольным голосом произнес он и присел на татами, тяжело вздыхая. — Белый лисенок? Шин? — с удивлением спросил старик, а Чонин неловко кивнул, вновь неосознанно пряча за собой Хенджина и Сынмина. — А еще двое прекрасных молодых людей? Давно у меня не было гостей, — с натянутой улыбкой скрипучим голосом произнес мужчина, тут же ловя на себе презрительный взгляд. — Потому что какой-то мудак постоянно меняет свое местоположение и не дает своим же тенгу найти его, — Феликс с трудом удержал себя от желания подпалить чужую седину. Чонин, на всякий случай задумался, а не задолжал ли он Ёнбоку что-нибудь. — Вы, — он показал пальцем на стоящих. — Присаживайтесь, разговор будет долгим. Я надеюсь, он состоится. Парни робко прошли вглубь комнаты и уселись подальше от раздраженного Феликса. Они все еще переживали за его самочувствие, но раз он так бодро разбрасывался ругательствами, с ним все было хорошо. — Итак, старик, — Феликс прокашлялся и взглянул на взволнованного Чонина. — Имеем дело с ногицунэ. — Опять? — испуганно спросил Содзёбо и вскинул руки, позже прикрывая ими рот. — А разве? — Нет, не разве и да, опять. Тенгу вздохнул и прикрыл глаза, начиная копошиться в голове, погружая пространство подле себя в тишину на некоторое время. — Я надеялся, что тогда ты избавился от него, — шепотом начал мужчина, после долгих раздумий. Он открыл глаза и посмотрел на Ёнбока. — Я не избавлялся от него, — тихо ответил Феликс, облизывая пересохшие губы. Он выглядел раздраженным и сердитым, но больше на себя, чем на Божество. — Его убила Госпожа Фудзико, а не я. — Его должен был убить ты, — нахмурившись, ответил старик. — Не смог. Чонин внимательно смотрел то на Содзёбо, то на Феликса. Хенджин рядом постукивал нервно ножкой, а Сынмин не сводил взгляда с Божества. У всех на лбу был написан один очевиднейший вопрос, на который старик поспешил ответить: — Ногицунэ, знаете вы или же нет, это подобие кицунэ. Злой дух, появившийся на свет из-за чужих страданий. Лис питается чувством страха, страданиями не только людей, но и духов, от этого он становится лишь сильнее. Около пятидесяти лет назад злой дух зародился в душе одного юноши по неизвестным обстоятельствам. Было ли это вызвано чьим-то проклятьем или же такового пожелала сама судьба, доселе непонятно. Но так или иначе, ногицунэ посеял хаос в лесу. Заметить его было по началу сложно, он хитер и искусен во лжи, он способен обмануть даже Божество, если уж того захочет. Долгое время ногицунэ прятали от глаз свыше, — Феликс напрягся еще сильнее, он спрятал лицо в ладонях. — Юноша, в чьём теле зародился ногицунэ, был обычным человеком, которого всем сердцем полюбил Ёнбок во время службы на Хатимана. Во времена колониального периода Японии над Кореей один из корейских солдат смог проникнуть в нашу страну. Он скрывался от военных дней, скитался по лесам и сходил с ума, пока его не подобрал Ёнбок. Пережитое оставило на нем сильный отпечаток и от нахождения рядом со сверхъестественным, а конкретно с генко, возможно он и стал именно таковым, — мужчина почувствовал на себе чужой взгляд и посмотрел на Сынмина. Он сощурился и пригляделся к юноше и продолжил. — Хатиман приказал Ёнбоку убить человека, но он не смог этого сделать. За это он был проклят, а после этого же он и сбежал из леса. В комнате на долгое время воцарилось молчание, каждый думал о сказанном, но мысли Чонина все больше и больше крутились вокруг времени колониального периода. Именно в то время бьякко и появился на свет. Вспоминая те моменты, когда перед его глазами случались видения, он поежился, чувствуя всем телом холод. Да, он видел солдат, он точно видел то, что свойственно военным годам. Осознание того, что он, возможно, видел свое прошлое, заставило его вздрогнуть и слегка затрястись. Лис почувствовал ладонь на своем плече и обернулся, сталкиваясь взглядом с Сынмином. — Ты в порядке? — шепотом спросил он, а Чонин согласно закивал, прикусывая губу. — И что в таком случае делать? История трогательная, но мы пришли узнать, как спасти нашего друга, — подал голос Хенджин, после прокашливаясь. Юноша не обратил внимание на то, что он понимал речь японского Божества. По всей видимости, богов не тешило происхождение людей и общение случалось на интуитивном уровне, на котором все друг друга понимали. В то же время Феликс погрузился в себя и замолчал, поэтому Хван взял ответственность за решение всех вопросов на себя. Для этого он и пошел с ними. — Если в нем взаправду поселился дух ногицунэ, который предположительно должен был быть мертв, то как нам от него избавиться? Старик опустил взгляд в пол, а после и вовсе закрыл глаза. — Только убить. Сынмин всем телом ощутил неконтролируемое чувство тошноты, он прикрыл рот ладонью, но к его счастью все было лишь психосоматическим. — Такого не может быть, — произнес тихим голосом Чонин. — Мы не можем убить Минхо! — Чуть более пятидесяти лет назад ногицунэ должен был убить черный лис, служивший у Хатимана. Только его черная катана и сила духа были способны выдержать гнев чужого существа. Ёнбок не сделал этого и ногицунэ пробудился вновь, но уже в другом теле. — Но как он смог пробудиться? Из-за того, что я находился рядом? — спросил осторожно Чонин, чувствуя, как вина обволакивает все его тело. Сердце забилось быстрее, а слезы стали комом в горле. Если все ужасное случилось вновь из-за него, он вскоре совсем не выдержит. — Пацан рухнул в сон в лесу возле озера Шина, по словам Юки-онны сейчас там беснуется Божество, — Феликс наконец-то подал голос, а после встал на ноги и подошел к старику, наклоняясь к нему. В руках из огненных крупинок материализовалась катана. — И если ты сейчас возомнил себя одним из нас и решил, что можешь нам тут языки заговаривать, разбазаривая все о моем прошлом, то ты просчитался. Ты знаешь, что за Божество сидит там и прекрасно знаешь, что оно точно связано с происхождением ногицунэ. Думаешь, меня так легко обмануть? — он схватил Содзёбо за воротник кимоно и приставил катану к чужому лицу. — Возвращай должок и говори все, что знаешь. Мужчина вжал голову в плечи и закатил глаза. — Точно не помню, сколькими веками назад это случилось, но в озере покоится падшее Божество, которое когда-то Богиня Инари запечатала там. Ранее оно главенствовало над Японией, пока не уступило земли другим богам. Озлобившись, оно со временем начало погружать наши края в хаос, пока ваша Богиня не приняла решение избавиться от него. Она запечатала его в озере, проведя обряд со священным орудием. Но я не думаю, что оно имеет отношение ко всему этому. — Имя. — Окунинуси, — испуганно ответил Содзёбо, когда лезвие катаны коснулось его длинного носа. Феликс замолчал и поджал губы, начиная сопоставлять все факты, которые он знал об этом Божестве. Ёнбок отпустил старика и выпрямился, заставляя катану испариться. — Большего я вам и не могу поведать, — признался Содзёбо, опуская взгляд вниз. Он по-прежнему чувствовал взгляд Сынмина на себе, но начинал догадываться, что дело не в самом человеке. На него смотрело нечто другое, нечто, скрытое за чужой спиной. Вся компания тяжело вздохнула. Они получили ответы, но не те, о которых грезили. Осознав, что большего они и не услышат, все начали спешно собираться и направляться к выходу из логова Содзёбо. Напоследок Чонин обернулся к Тенгу, взгляд бьякко был пустым. — Что за священное орудие, о котором вы говорили? — спросил он, заставляя всех, шедших к выходу, остановиться. — А? — переспросил старик, а затем нахмурился, начиная вспоминать. — Кажется, девичья заколка. Кандзаси. Да, именно ей и проводила обряд Богиня Инари. Чонин промычал в ответ и благодарственно кивнул. Голова кипела от переизбытка информации и диких чувств. Минхо нельзя спасти, бывший возлюбленный Феликса обратился ногицунэ и из-за него он был проклят, воспоминания связанные с военными годами и Божество, которое все это время покоилось в озере, возле которого Чонин рос всю жизнь. Бьякко в очередной раз погрузился во тьму, погрузился в мысли о том, что угроза всегда была перед его носом, но он её не замечал и сможет ли вообще её заметить? После того как юноши покинули обитель, Содзёбо облегченно вздохнул, но облегчению стремительно пришел конец. Он щелкнул пальцами и кипы бумаг исчезли со стола, а вместо них появился чайник с блюдцами. Он посмотрел в сторону одной из ширм, из-за которой в скором времени выбежала молодая красавица, тут же начиная хихикать. Её длинные темные волосы были перевязаны белоснежной лентой, а длинное белое кимоно порою мешало ей ходить. Она подбежала к столу и плюхнулась на татами, тут же поджимая ноги к груди, продолжая улыбаться. — А Вы все также молоды и хохотливы, — подметил старик, разливая зеленый чай по блюдцам. Молодая девушка широко улыбнулась и захлопала в ладоши. — Вы коварна, Инари. — Не начинай! — возмутилась богиня и стукнула ручкой по чайному столику, тут же хихикая. — Вы так счастливы, потому что повстречали своих сорванцов? Девушка согласно закивала. — Почему Вы не хотите помогать им? Ёнбоку осталось совсем немного, — Судзёбо прикрыл глаза и постарался не заплакать. Душа и сердце ныли. Пусть он и боялся генко, судьба у него была вовсе не легкая и он сопереживал ему всем своим естеством. Он не знал ни одного ёкая, несущего в себе столько боли. Однако на чужое изречение Инари вновь хохотнула и, положив пальчик на нижнюю губу, принялась кусать ноготь. — Неужели, у Вас есть план и все идет согласно ему? Разве вы не обязаны оберегать своих лисиц? — Я? — недовольным голосом спросила девушка и закатила глаза. — Я обязана защищать людей, а лисы мои прислужники. Каждая кицунэ обязана пройти свой путь сама, да и я достаточно им помогаю. Не могу же я бросить этих двоих на произвол судьбы. Кто, по твоему, дал браслет Сынмину и следом кандзаси? Я всегда рядом, но никогда не дам им об этом знать. Они должны сами справляться с тяжелым бременем, только так они станут сильными. Я помогаю им достаточно, не смей меня упрекать в этом. — Простите, — хриплым голосом поспешил извиниться Содзёбо. — Зачем Вы пожаловали ко мне? — Не могу со старым другом чаю попить? — возмутилась девушка, вновь стукая ладонями по столу. Тенгу нахмурился. — Не обманывайте меня. — Захотела посмотреть на Ёнбока, — призналась девушка, тут же начиная расчесывать длинные волосы. Её хитрый взгляд стремительно стал серьезным, она отпустила волосы и уставилась на свои ладони, невольно вспоминая чужую кровь. Она неспособна была снять проклятье, но она знала, как от него избавиться, о чем Ёнбоку однажды поведала.— А еще хочу узнать у тебя, сколько еще может продержаться печать на озере? — Если вы так взаправду верите, что ваше создание способно разобраться с Божеством, которое не смогли одолеть Вы, то почему печетесь об этом? — спросил старик, вспоминая Чонина. Он боялся с ним заговорить, лишь изредка поглядывал на него во время своего монолога. Боялся признаться себе в том, что видел в ёкае нечто особенное, как и в юноше возле него. — Мне нужно понимать, через сколько дней мне следует закрыть заповедник и увести из деревни людей. Чонин уже готов, просто сам этого не понял. Дело за малым и мы избавимся от Окунинуси, — с улыбкой поведала девушка. — Каким бы сильным не было Божество, воля человека куда сильнее, в особенности, когда этот человек создан из плоти Божества, — она хлопнула в ладоши, явно довольствуясь собой. Инари была беспечной. Содзёбо тяжело вздохнул. — Инари, будьте осторожны. Вы несете ответственность за Окунинуси и если она сломает печать, выбравшись наружу, а ваш Чонин не сможет её одолеть, нам всем придется очень несладко. Злое Божество хуже всего на свете. — Хуже всего на свете злой человек, Содзёбо. Не недооценивай могущество людских сердец, — она взяла блюдце со стола и сделала несколько глотков чая, после чмокая губами. — И не недооценивай моих детишек. Путь к гармонии проложен через страдания. Я верю в них. Старик согласно покивал на чужие слова, а после принялся пить чай на пару с молодой красавицей. Он чувствовал нутром — наступало нечто страшное, но спокойное выражение лица Богини убеждало его в обратном — все будет хорошо.