белый фенек.

Сынмин не был фанатом выпивки, не любил ходить в клубы и проводить время в шумных компаниях. Еще он не любил врезаться головой в деревья, загадочную бижутерию, персонажей японской мифологии, пауков и чувство отсутствия контроля над своей жизнью. Но все вышеперечисленное слишком гармонично уместилось в одном парне и Сынмин не знал, что ему делать. Будь Чонин работником уютной кофейни возле университета, Ким бы шибко не раздумывал. Приходил бы каждый день после пар, заказывал бы себе несколько стаканчиков американо, делал бы кассу миловидному парнишке и уходил, оставляя после себя сотню салфеток с кривыми цифрами своего номера. Шушукался о нем с Минхо, выслушивал бы в свой адрес тонну насмешек, придумывал бы глупые, но смешные для милого бариста шутки. Только милый бариста вовсе не бариста, его руки способны снег расплавить, а взгляд внушить и чувство страха, и чувство защиты одновременно. И мысль о том, что в одной из прекрасных вселенных Чонин обычный студент с подработкой, исписанный вдоль и поперек всеми литературными тропами о прекрасном, растворялась в нетронутом коктейле на стеклянном столике. Лис, вдоволь натанцевавшись и выплеснув всю свою энергию, прижимался к пугающе расслабленному Сынмину. Алкоголь перекрывал состояние фрустрации, тихое сопение в шею убаюкивало и приглушало собой громкую музыку. Расфокусированным взглядом Ким следил за своими друзьями, вовсе не торопящимися покидать свое новое место силы. Было совсем непривычно наблюдать спокойствие, наблюдать то, как Чанбин и Хенджин весело обсуждают грядущий семестр, как Джисон хохочет и пускает неуместные шутки, с которых смеется только Минхо и то ради приличия, как Чан жмется к человеку, которого и человеком назвать то нельзя. Чем дольше Сынмин наблюдал за тем, как их компания утопала в смехе, тем быстрее он понимал — он будет скучать. Скучать по абсурду ситуаций, скучать по адреналину, что хуже наркотиков. Все страхи и переживания перекрыла одна единственная фраза: «Будет, что вспомнить». Но Сынмин к своему удивлению не хотел, чтобы все происходящее осталось воспоминаниями. Феликс выглядел слишком уместно в окружении его друзей. Чонин, как недостающий пазл, идеально вписался в картинку мира Сынмина. Ким, сам того не осознавая, забыл о том, что все скоро закончится и уже плевать, как именно. Он и не заметил, как заглядывая в будущее, он ловил себя на мыслях: «А что будет дальше? Мы разберемся со злом, а после что?». В его голове красивым курсивом печатался диалог с Чонином, в котором лис рассказывал об их планах. Проблема без решения, но они его обязательно найдут. Сынмин понимал, что стал зависимым. Как только все решится, он неосознанно будет ждать следующей беды, очередной угрозы, с которой он вновь захочет столкнуться лбом в лоб, чтобы избавиться от нее. Прежде в его жизни угрозой были только долги в университете и злой отец, но сейчас он ждал чего-то более масштабного. Как минимум пришествия НЛО, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на Чонина, смешно прыгающего возле космического корабля. — Ты с нами? Его несколько раз щелкнули по носу, прежде чем он пришел в себя. Хван с улыбкой разглядывал умиротворенного Сынмина и спящего на нем Чонина. — Мы уже уходим. Говорят, там за окном ужасная метель и где-то даже электричество выбило, нам лучше поспешить, пока дороги в рабочем состоянии. Собирайся, — Хенджин похлопал друга по плечу и принялся распихивать клюющего носом Чанбина. Тот до этого момента не переставал разглагольствовать на тему учебы, отношений и своей семьи. В подробных красках описывал Феликсу красоту своей старшей сестры и говорил о том, что если бы не Чан, то генко бы потерял голову от великолепия старшей Со. Ёнбок на это безобразие согласно кивал и каждый раз ловил сползающую с его плеча голову Чана, поглаживая пальцами его лицо. Но чуть вскоре генко и Минхо удалились, попросив напоследок счет у миловидной официантки, не знающей где себя спрятать от переполненного всем романтичным Чанбина. — Где Минхо? — спросил Сынмин вместо того, чтобы начать будить Чонина. Его голова уже проделала удобную вмятину в его плече и намертво вклеилась без шансов на отпрянуть. Ким потому её и придерживал, когда поудобнее усаживался на диванчике. — Он с Феликсом пошел курить, — объяснил Джисон, сидящий по другую сторону от Сынмина. Он потянулся рукой в мягкие волосы Чонина, чтобы поерошить их, наблюдая за тем, как лисенок начал хмуриться во сне. Намотал на палец светлую прядку и посмотрел на Сынмина, словно тот за последние недели превратился в учебник: «Ким Чонин от А до Я». — Он покрасился? — Нет, я думаю, с ним происходит очередная чертовщина, поэтому волосы белеют. Даже не хочу знать почему, — лениво ответил Сынмин, все еще переживая за Минхо. Он не знал, за кого ему трястись сильнее, за лучшего друга или за названого брата его фенека. Оба могли прирезать друг друга без толики сожаления, предварительно облив друг друга помоями из трехэтажного мата. Чонина все же пришлось немалыми усилиями отцепить от себя, но блаженство легкости длилось недолго, потому что как только лис встал на ноги, они тут же подкосились и пришлось как в старые и ни разу не добрые, усадить его себе на спину. Сынмин как-то пропустил ушами тот момент, когда Чанбин предложил взгромоздить лиса на себя. Ким пресек этот вариант мыслительно сразу, ему под градусом жизненно необходимо ощущать надоедливого пацана своим телом. Он как бронежилет, будет прикрывать его спину от серебряного кинжала. Сынмин же наоборот будет прятать собою его сердце, наплевав предварительно на свое. Возможно его больше и не существовало в этой реальности, оно в лесу замерзло, утонуло в злосчастном озере и покрылось корочкой льда. Чонин растопит. На улице чертовски похолодало, ледяной ветер пробирал до костей, а надоедливый снег шапками и куртками оседал на теле. Однако Сынмину не было холодно, на его спине стационарный обогреватель, на которого даже куртку не получилось нацепить. Её отдали трясущемуся от холода Джисону, который нервно стоял возле Минхо и Феликса. Те почему-то не разговаривали даже, курили одну сигарету на двоих и в глаза друг другу смотрели. Никто не торопился их прерывать, все торопились только побыстрее усесться в машину Чанбина и вернуться домой. — Не сожги его, — громко, но неразборчиво пробурчал Чонин, когда Сынмин наконец-то усадил его в салон. Феликс и Минхо, заканчивающие курить, немного испуганно посмотрели в сторону лиса. Ли бросил непонимающий взгляд в сторону Ёнбока, но тот лишь приложил палец к своим губам, заставляя его тем самым успокоиться. Для всех просьба Чонина звучала по-своему естественно, ведь все так или иначе знали о натянутых отношениях генко и Минхо. Но лишь для последних фраза бьякко была подозрительной. Словно Чонин подслушал их немой диалог. — С каких пор ты куришь? — спросил пьяненько Чанбин, когда Джисон своей тушкой вжал его лицо в окно. За руль сел Минхо, пусть с собой у него и не было водительских прав. На фоне сидящих он был еще во вменяемом состоянии, пусть в его голове и сидела лисья зараза. Со за руль никто не посадит, если они и умрут, то только благородной смертью во имя мира во всем мире. — С выпускного класса не курил, — ответил Хан, поправляя светлые прядки Чонина. Чтобы все вместились его все же пришлось усадить на колени Сынмина, правда потребовалось едва не сложить его пополам. Он вновь крепко заснул, словно спиртное подействовало на него снотворным. Сынмин не переставал разглядывать его и погружаться в потрясную иллюзию, где Чонин бариста. Однако даже если бы Чонин и был бариста, руки у него кривые и его бы уволили в первый же день, но мечтать никто не запрещал. Может быть однажды Сынмин воплотит свою мечту в реальность. — А ты, я смотрю, все о нем знаешь, — несколько обиженно ответил Чанбин, чувствуя себя вдруг обделенным. Дорога выдалась тяжелой и вовсе не из-за снега и образовавшихся пробок. Просто Со вновь расчувствовался и начал говорить о том, как он всех безумно любит, как поляжет за каждого из них, дерьмо съест и убьет всех вокруг, только дайте ему биту или ружье. Говорил он громко, перебивал музыку и даже песни в наушниках Хенджина, заставлял Джисона закрывать то уши, то ему рот, а Сынмина и вовсе жмуриться и надеяться на то, что Минхо потеряет управление и они погибнут отстойной смертью, влетев в столб или закружившись в танце со снегом, улетев куда-нибудь в стратосферу. В определенный момент Ли пожалел о том, что контроль над телом удерживал именно он. Захотелось вернуться в зеркальную комнату и попросить ногицунэ подменить его на время поездки домой. Но даже ногицунэ вряд ли бы согласился на такое. Может быть и не стоило строить планы о его изгнании, достаточно было натравить на него пьяного Чанбина. — Он вообще дышит? — спросил Джисон, когда Чонина занесли в квартиру. Лисенок спал крепко и даже не вздрагивал сквозь сон, когда Чанбин расходился в комплиментах. — Дышит, — подтвердил Сынмин. В этом он был железно уверен, потому что всю дорогу домой он грудью чувствовал чужое сердцебиение. Оно стало громче. Ким уволок Чонина в комнату, поругался на жизнь за открытое окно и кучу снега на подоконнике, удержал себя от желания разбудить лиса и попросить его воспользоваться физическим превосходством. Применил пьяную смекалочку и силу алкоголя, захлопнул окно раза так с третьего и без лишних слов рухнул на постель к Чонину, разглядывая его в какой раз за прошедший вечер. — Только попробуй завтра утром не проснуться, — попросил он лиса, прежде чем провалиться в сон. Чонину редко снились сны, а если они и случались, то, как правило, он ничего не помнил. За долгие годы в жизни в лесу все, что приходило к нему в сон это рыбки, цветы и угрюмое выражение лица Феликса. Сны не были яркими, да и чаще всего незапоминающимися. Жизнь в дикой природе для существ текла остро медленно, пусть для людей и пролетали декады. Первое время Чонин любил убегать подальше от поляны, где впервые оказался. Чаще всего он пытался найти Госпожу Фудзико, чтобы подонимать её, если ему попадались другие кицунэ, то все становилось куда лучше. С годами лисы начали покидать лес, веселье сходило на нет и бьякко догадывался почему. Однако в этот раз Чонину все же приснился сон, долгий и отрывистый, с резко сменяющимися картинками и непонятными разговорами. Сон превращался в пытку, но лис отчаянно старался ухватиться за него. Словно лишь в мире грез он мог отыскать ответы. Он видел светящуюся тропинку во тьме, по которой бежал непростительно долго, то и дело спотыкаясь об подол кимоно. Не осознавая, что это сон, он не переставал переживать, разве что только не знал, за что именно. Каждый раз останавливаясь, он задавал себе вопрос, почему он так переживал и кого именно он старался догнать? Где конечная точка? Когда эта тропинка закончится? «Дорога сменилась мягким футоном, а в нос ударил аромат жареной рыбы, заставляющий живот заурчать на всю маленькую комнатушку. Послышался тихий девичий смех, вынуждающий Чонина сразу же нахмуриться сквозь сон и открыть глаза, чтобы тут же зажмуриться из-за яркого солнца. Смех стал громче и юноша не выдержал, заставляя себя подняться с места и усесться на мягкой постели. Он потер глаза и уставился на молодую девушку, держащую на руках малыша. Она широко улыбнулась ему и Чонин с недовольным вздохом рухнул обратно, всматриваясь в потолок, покрытый черной плесенью. Он покрутился и постарался заснуть обратно, но мягкий голос не давал ему так запросто покинуть реальность: — Посидишь сегодня с Юном? Чонин крепко зажмурился, пальцами впиваясь в матрас. Все, о чем шептала ему голова это поскорее заснуть, провалиться обратно в сон, а не сидеть с младшим братом. — Чонин, — вновь ласковый голос, вызывающий странное чувство покоя. Он вновь открыл глаза и посмотрел на свою руку, подмечая про себя, что она оказалась маленькой ладошкой. Мир не пестрил яркими красками, цвета не были выкручены на максимум. Детские глаза Чонина не видели детства в этом мире. — Я хочу спать, мам, — сам того не осознавая, ответил мальчик, вновь жмурясь. Бытовой шум стремительно утихал, а запах любимой рыбы улетучивался. Чонин чувствовал, как начал проваливаться сквозь футон. — Тогда возвращайся, — послышались тихие шаги и в темные короткие волосы вплелись тонкие пальцы, начинающие аккуратно массировать кожу головы. — Возвращайся на тропинку, Чонин. Совсем скоро он упадет, ты должен будешь поймать его. — Кого его? — спросил Чонин, пытаясь отмахнуться от материнской руки, как от назойливой мухи. — Сынмина. Он встрепенулся, после отползая подальше от девушки и вставая на ноги. Чонин уставился на неё, а после оглядел комнатушку, в которой проснулся. — Кто такой Сынмин? — спросил он, наблюдая за тем, как тело его вновь становилось юношеским, взрослым. Он посмотрел на девушку, держащую на руках ребенка. Она не переставала улыбаться. Чонин нахмурился и попытался поправить сползающее с плеча кимоно, однако к своему удивлению понял, что на нем была обычная кофта. — Мам, какой Сынмин? О чем ты говоришь? С каждым брошенным словом комната становилась все меньше и меньше. Чонин таращился на девушку, не совсем понимая её слов. Все его мысли были заняты бытовыми делами, младшим братом, серостью жизни. Имя, брошенное его матерью, пугало его. Заставляло сомневаться в реальности. Картинка вновь стремительно поменялась и Чонин оказался на тропинке. Тьма, которую он прежде игнорировал, начала поглощать его и он не переставал звать маму, крутя в голове сказанное ею имя. Он закрывал ладонями лицо, слышал гул сердца в ушах, чувствовал, как кислорода становилось меньше. Он не хотел никуда идти. Сорвавшись на крик, он не переставал звать свою маму, вовсе не замечая, как зовя близкого сердцу человека, из его уст посыпалось чужое имя. Сынмин». Крепкая хватка, ногти, впивающиеся в руку и тело, едва не дрожащее под ним. Чонин восседал на чужих бедрах, отрешенным взглядом упирался в раскрасневшееся лицо и губами шептал имя крайне неразборчиво. — Отпусти, — прохрипел Сынмин, не в силах отцепить от своей шеи руку лиса. Глаза слезились, а воздуха с каждой секундой становилось все меньше. Сердце намеревалось разорвать в клочья грудь и выпрыгнуть наружу прямо в пасть бьякко. Тело было парализовано, ноги не слушались и все, что мог делать Ким, это ловить звезды перед глазами. — Я голоден, — не своим голосом произнес Чонин, а после взгляд его прояснился и он испуганно отдернул руку, падая с Сынмина прямо на пол. Ким громко закашлялся и сел на кровати, пальцами водя по покрасневшей коже на шее, понимая, что там, возможно, останутся синяки. Он хватал ртом воздух, жмурился и пытался собрать мысли в кучу. — Мое лицо случайно не бренд какого-нибудь лисьего корма? — поинтересовался сиплым голосом парень. Ситуация совсем не располагала к шуткам и сарказму, но Ким Сынмин не был бы Ким Сынмином, если бы не пошутил про свою едва не случившуюся гибель. — Что-то мне подсказывает, что по всему лесу баннеры с моей рожей и ярким лозунгом «Супервкус! Аппетитные кусочки». Когда Ким лежал на постели и сонным взглядом следил за хмурым выражением лица Чонина, он совсем не ожидал, что решение заправить несколько торчащих прядок тому за ушко выльется ему в легкую асфиксию. Сынмин отчаянно пытался спать этой ночью, но мысли, ползающие в его голове, подобно паукам, не позволяли ему погрузиться в крепкий сон. Он каждый раз просыпался, особенно когда матрас рядом с его тушкой больше не проседал и тело чужое укатывалось за пределы постели. Чонина сквозь сон приходилось хватать за ткань кофты и на себя тянуть, сопровождая это все бурчанием и тихими матами. И лучше бы лис плюхнулся на пол, чем принялся бы его душить. Сидя на кровати и потирая свою шею, стараясь не считать звездочки перед глазами, Сынмин прокручивал в голове брошенную лисом фразу: «Я голоден». И уж явно речь шла не о бургерах с рыбой или фирменном завтраке Чанбина. На Сынмина вновь смотрела пара лисьих глаз, тот самый взгляд дикого животного, от которого мурашки по коже. — Что тебе снилось? — спустя некоторое время тишины спросил Ким, наконец-то поворачиваясь к сидящему на полу Чонину. Лис какое-то время не осознавал случившееся, ему все еще виделся сон, который он все никак не мог отпустить. Еще несколько минут назад он был совершенно другим человеком, он был в той жизни, которую никогда прежде не жил. Словно его из кипятка швырнули в ледяную воду. Голова кружилась от переизбытка чужого запаха и эмоций, страх и противоречия в голове Сынмина пропитывали его кожу, Чонину казалось, что он вот-вот лопнет. Ему доводилось прежде ощущать на себе влияние человеческих чувств и эмоций, ведь лисы ими и питаются, берут из людских сердец силы, забирают годы жизни, однако что-то столь ярко ощутимое случилось с ним впервые. Сынмина стало в разы больше, он всем своим естеством заполнял пространство. — Я, кажется, все еще сплю, ущипни меня, — попросил Чонин, закрыв ладонями уши и зажмурившись. Реальность оказалась слишком расплывчатой и неустойчивой, ощущение прилива лисьих сил в присутствии Сынмина казалось чем-то невозможным, а страхи относительно очередной иллюзии ногицунэ и вовсе добивали бьякко. «Ущипни меня», повторил про себя Ким и поджал губы, позволяя всем тешащим его ночью мыслям окутать его. Он из головы никак не мог выкинуть пьяного фенека, его приоткрытые губы, запах спиртного, тепло его тела и то, как он широко улыбался ему. Сынмину и без этого было чем тешить себя, но просьба Чонина так крепко впилась в его сознание, что Ким ненароком вспоминал всех своих бывших и рисовал пальцем в воздухе таблицу, сравнивая пережитые им когда-то чувства с теми, которые случались сейчас. Он пришел к выводу, что даже после дружбы с Чонином ни один человек не сможет заинтересовать его настолько сильно. Все блекло на его фоне, становилось серым, невзрачным. В какой лесной глуши он сможет откопать себе такого же безрассудного парня с метелью в голове? Да ни в какой, он в лес больше ни ногой. — Сынмин? — тихо позвал Чонин, не рискуя открыть глаза. Он тихонечко сполз с постели и присел напротив лиса, внимательно разглядывая его слегка дрожащее тело. Сынмину стало его жалко, ведь ему наверняка приснился кошмар и он запутался. Рядом не было Феликса, способного сжечь паутину в душе Чонина, но был Сынмин и его тяжелая рука, которая вместо предложенного щипка сообразила дать легкий подзатыльник. Одна из целей на грядущий год была успешно реализована, возможность хорошенечко ударить Чонина предоставилась. — Я попросил ущипнуть! — взвился бьякко, тут же опуская руки, намереваясь ими повторить попытку удушья, но Сынмин ловко подскочил на ноги, уворачиваясь от цепких лап Чонина. Ким схватил с тумбочки кандзаси, намереваясь отбиваться ею от разбушевавшегося лиса, однако пришлось выронить её из рук. — Ты в порядке? Меньшее, чего ожидал Сынмин от заколки, которая служила ему пожизненным оберегом от всего, но не от Ким Чонина, это ожог на ладони, ведь металл оказался неожиданно горячим. — Какого черта? — зашипел он, прижимая руку к груди, недоверчиво смотря на заколку. Чонин поднял её с пола и поднялся сам, разглядывая привычный взору вид кандзаси. Никакой реакции не происходило, бьякко не чувствовал жара. Все, что он чувствовал, это по-прежнему эмоции Сынмина, а еще боль в затылке, потому что рука у него оказалась тяжелее, чем у Феликса. Чонин посмотрел на кандзаси, посмотрел на Сынмина, а после недолго думая решил уколоть его ею в плечо, тем самым заставляя парня вскрикнуть. — Ты больной?! Чонин нахмурился и предпринял попытку повторить еще раз задуманное, но Сынмин не дурак, поэтому быстрыми шагами пошел прочь из комнаты. Бьякко пошел следом за ним, по-прежнему держа заколку острием в сторону парня. Сынмин к кухне, Чонин за ним, Сынмин в ванную, Чонин за ним, Сынмин в прихожую, Чонин за ним и все в гробовой тишине из уважения к спящим парням. — Я тебя сейчас снова ударю, — возмутился Ким, когда Чонин решил присесть к нему следом на диван. — Дай руку. — Не дам. — Если не дашь, я тебя «ущипну». Сынмин молча протянул руку, а после прикусил губу, когда кончик кандзаси коснулся его кожи. Он прижал её к себе, начиная почесывать обожженное место. — Почему она вдруг начала тебя обжигать? — спросил Чонин, а Сынмин посмотрел на него как на идиота, после раскидывая руки в разные стороны и пожимая плечами. — Странно, может ты одержимым стал? В злого духа превратился? — Я? Ты себя видел вообще? У тебя голова в окрас далматинца и ты меня с утра чуть не придушил, так и не объяснив мне, что за ересь ты видел во сне, раз напал на меня. Еще и съесть меня хотел! Кто тут из нас одержимый злым духом? — Сынмин ткнул пальцем в лоб Чонина, заставляя бьякко замереть и поджать губы. Он растерянно похлопал ресницами, не совсем понимая, почему от такого простого жеста ему стало так приятно и одновременно не по себе. — Так-то я, — подал голос Минхо, заставляя парней вздрогнуть. Сонный Ли вышел из комнаты, поправляя пижамную футболку. Он хмурым взглядом окинул парней, а после, причмокнув губами подошел к ним, внимательно осматривая кандзаси. Он вспоминал вчерашний мыслительный диалог с Феликсом, вспоминал то, как пьяный Чонин прокомментировал его, на что не был способен в присутствии Сынмина. Шестеренки в голове крутились, подобно граням куба, а страх того, что ногицунэ неожиданно притих и словно бросил попытки выбраться, настораживал его. Все имело взаимосвязь, Минхо осталось лишь понять какую именно. Он ловко забрал из рук Чонина кандзаси и тут же выронил её, понимая, что и его она начала обжигать. — Что за херня? Почему она раскаленная? — Ты нас об этом спрашиваешь? — Я спрашиваю об этом у Чонина, у которого торчат лисьи уши с хвостом. Тебе на голову словно вылили литр отбеливателя. Чонин сначала не поверил своим ушам, однако когда по спинке дивана весьма громко хлопнул хвост, он испуганно вскочил с места и, едва не споткнувшись об собственные ноги, сделал несколько широких шагов назад. Потрогал себя по ушам, растерянным взглядом посмотрел на Сынмина и выдал краткое обвинение: — Это все из-за тебя! — А я тут при чем? — возмутился Сынмин, не понимая, как реагировать на ушастого Чонина. Бьякко начал ртом воздух хватать от негодования, а хвост сильнее начал мотылять в разные стороны, из-за чего смущенный парень быстро ушел в ванную, пытаясь осознать случившееся. Ситуацию так вовремя подпортило пропавшее электричество из-за все еще бушующей за окном метели, поэтому Чонину пришлось стоять в полной темноте и думать о том, каким же образом он ни с того ни с сего наполовину обратился в лиса. Раньше ему было тяжело находиться в человеческом обличие, но чем дольше он находился рядом с Сынмином, тем легче ему было удерживать себя в подобном состоянии. Он свыкся с тем, что рядом с этим парнем он человек, а не нечто сверхъестественное. Он искренне порадовался, когда смог воспользоваться пламенем, но он искренне расстроился, когда уши и хвост выскочили сами по себе без всякого громкого оповещения на весь мир. — Ну, вообще, когда при мне у него уши и хвост появились, он про тебя говорил. Я думаю, ты его засмущал чем-то, вот он как собака и начал хвостом мотылять в разные стороны, — пожав плечами, ответил Минхо, после взглядом возвращаясь к оброненной кандзаси. Он прикусил губу и призадумался. Подобная чепуха в их план с Феликсом не входила от слова совсем. — Ничем я его не смущал, — начал отнекиваться Сынмин, после принимаясь разглядывать на удивление выглядевшего свежо Минхо. — Ты нормально себя чувствуешь? Джисон помогает тебе с ногицунэ? — Да, все нормально, — бросил безучастно Ли, присаживаясь на пол. Он предпринял еще одну попытку дотронуться до заколки и вновь зашипел, а после уставился на то, как обожженные подушечки пальцев слегка задымились. — Джисон, кажется, немного простудился, я думаю, нам лучше сегодня остаться дома, — ненавязчиво начал Минхо, продолжая разглядывать кандзаси. — Хенджин и Чанбин вчера перед сном сказали, что хотят съездить к Феликсу и Чану. Уёбок их об этом попросил, не знаю зачем. Если хотите, можете поехать с ними. Либо прогуляйтесь, пока этот город не замело снегом к чертям. Сынмин нахмурился, но после все же согласно кивнул. Минхо больше ничего по делу не сказал, лишь пошутил про следы рук на шее и про неловкую ситуацию с Чонином. Жизнь в их квартире вновь засуетилась и вот уже вскоре все жители принялись выходить из комнат и создавать очередную имитацию зимних каникул. Чанбин начал утро с шуток, Джисон с хлюпающего носа, а Хенджин с загадочного молчания и очередной пачки чипсов. Никто так и не решился спросить откуда он их вечно достает. На удивление никто ни разу не торопился в ванную и вот когда туда все же решил зайти Чанбин, то на всю квартиру прогремел громкий мат. — Блять, вызывайте ветеринара, — прокомментировал ситуацию он, когда из комнаты робко выполз лис, прижимающий уши к голове. У всех, кроме Джисона, пропал дар речи, потому что Хан тут же с задорным смехом принялся чесать шерстку Чонина, не знающего, как ему быть. — Твою мать, это как вообще возможно? Нет, я видел тебя уже в твоей естественной форме, но почему рядом с Сынмином? Никто не унимался и начался сущий хаос с шутками про ветклинику и звонки Феликсу, следом пошли комментарии про шампунь от блох и мешок лисьего корма. Во время препираний и комедий Минхо, надев кухонную варежку, смог забрать себе кандзаси и ловко отнести в их с Ханом комнату, оставшись незамеченным. Чонина вернуть в состояние человека так и не получилось, к тому же лис грозно смотрел в сторону Хенджина, вызывая у всех неоднозначную реакцию. Хван пытался накормить его чипсами, не совсем понимая такого злобного взгляда в свою сторону, но все попытки оказались тщетными и единственным, кого к себе подпускал Чонин, был только Джисон. На Сынмина лис старался не смотреть, и то ли ему было стыдно за то, что Ким вновь увидел его в таком состоянии, то ли он подозревал, что дело пошло от противного и теперь, чтобы быть человеком, ему нужно держаться от парня подальше.

***

Феликс крайне долго разглядывал лисью моську, он то ли сдерживался от желания рассмеяться и поиздеваться, то ли от желания забросать парня всеми насущными вопросами дабы узнать, какого черта произошло. Если раньше факт отсутствия у Чонина возможности обращаться лисом и пользоваться соответсвующими способностями смущал, то теперь все оказалось иначе и Ёнбок не знал, что из этого хуже. Лис лежал на его постели, его, как назло, против шерстки поглаживал Сынмин, который все никак не мог уняться и понять, что за срочность была ехать к Феликсу этим днем, так еще и после того, как он поговорил с Минхо. Пусть Ким и был пьяным настолько, что идея поцеловать лисью морду казалась ему самой привлекательной из всех существующих, чувство того, что их начинали дурить уже тогда, не отпускало его и по сию минуту. Он гладил Чонина все еще не до конца осознавая, что лис на постели ни разу не размером с фенека и вообще-то он по-прежнему его Ким Чонин. Просто сбежало животное с зоопарка, с кем не бывало? — Почему мы здесь? — спросил Чанбин, разглядывая интерьер спальни Феликса. Порою складывалось впечатление, что бизнес Ёнбока прогорел, а все остальные комнаты его квартиры сдавались в аренду и в них нельзя было заходить ни под каким предлогом. А если и можно было, то это явно было привилегиями Бан Чана и не иначе. — Потому что они что-то придумали, — ответил спокойно Хенджин, плюхаясь на кровать вновь с пачкой чипсов. Лис напрягся и посмотрел в его сторону. — Да что не так? Я тебе уже предлагал чипсы! — Вы с ним так обращаетесь, как будто он отупел стократно и перед вами не Чонин, а кот дикий, — прокомментировал ситуацию Сынмин, продолжая расчесывать белую шерстку. — Кто бы говорил, — закатив глаза ответил Хенджин. — Ну он когда лис, то прикольненький такой, — с теплой улыбкой произнес Чанбин, умиляясь Чонину. Ёнбок тяжело вздохнул и потер виски, продолжая разглядывать несчастного кицунэ. Чан хозяйничал на кухне и явно принял обет тотального равнодушия, за что Феликс ему был крайне благодарен. Всевышние услышали его молитвы и ниспослали ему человека с иммунитетом ко всему дерьму. У Чана не парфюм, а аромат умиротворения. Ёнбок ни разу не удивится, если его возлюбленный зайдет в спальню с фразой: «Я заварил чай и испек кексы». Это было вполне в его духе и чаепитие оказалось бы очень даже кстати, если бы не факт того, что у Феликса были совершенно другие планы. — Пошли, — он не выдержал наличия в комнате посторонних и, схватив лиса за холку, потянул его прочь из комнаты под недовольные вздохи Хенджина и Чанбина. Сынмин проводил уходящих взглядом и посмотрел на Хвана, играющего бровями. — Ты же, сука, что-то знаешь. — раздраженно произнес Ким, а Хенджин ухмыльнулся. — Вот я тебя за это со времен школы терпеть не могу. Я вообще не удивлюсь если по итогу ты знаешь больше нашего. Что они придумали, и почему ты сидишь с такой довольной рожей? — Да я ничего не знаю, мне просто нравится наблюдать за вашей тупой динамикой. То гуляете вместе и потом возвращаетесь с красными носами, то ссоритесь с рожами смущенными, то засыпаете друг на дружке в клубе, то еще что-то. Помнится мне, ты своих бывших на руках носил и усирался по каждому неправильному вздоху со своей стороны. Здесь же то бледнеешь, когда он руку ломает, то издеваешься над ним, когда он начинает про интимные темы говорить. Мне просто любопытно, как называются такие отношения? Я впервые вижу тебя таким озадаченным рядом с кем-то. Когда он на тебя не смотрит, ты палишь на него таким взглядом, что я готов начать свистеть. Когда он на тебя смотрит, ты его словно готов придушить, — начал вещать Хенджин, поглядывая в сторону одобрительно качающего головой Чанбина. — Я, разумеется, понимаю, что в нашем положении последнее, о чем стоит думать, так это о том, стоит ли у тебя член на пацана с ушками, но вопрос достаточно щепетильный. — Ну вот и не думай об этом, — отмахнулся Сынмин. Хенджин самый скользкий тип в их компании, больше всех молчит и больше всех знает. Спустя некоторое время неловких переглядок Феликс вернулся в комнату за вещами и также ушел обратно, после возвращаясь с переодетым в черные тряпки Чонином. — Вас слишком много, поэтому он разнервничался, — объяснил Ёнбок, поглядывая на топчущегося на месте бьякко. — Вы оба, — он показал пальцем на Чонина, а после на Сынмина. — Идите прогуляйтесь. Электричество выбило не везде, поэтому пройдитесь по району и не мельтешите у меня перед глазами. — Почему именно мы? — возмутились оба парня в унисон, заставляя Феликса нахмуриться. Он искуситель, ему нет равных во лжи, но когда на горизонте появляется Чонин со своим подопечным, слова заканчиваются. — Потому что заебали нас всех, — на этом генко и закончил, а после также выпроводил двух оболтусов из своей квартиры. Вернувшись в комнату, он уставился на Хенджина, не знающего куда себя деть. Его напрягали недоверчивые взгляды со стороны кицунэ и он догадывался почему, однако признаться вслух боялся. — Значит, я всю жизнь избавляю лес и город от всякой низшей нечисти, которая, подобно третьесортному мусору, загрязняет жизнь и таким, как мы и таким как вы, а ты приручил непонятного карапуза циклопа и спокойно разгуливаешь с ним по городу? — возмутился Феликс, скрещивая руки на груди. Чанбин играл в перестрелки взглядами с уже очутившимся в комнате Чаном. Телепатическим образом старались построить конструктивную беседу, выжимая мимику на максимум. Однако когда Ёнбок осадил всех загадочным вопросом, оба парня повернулись в сторону застывшего Хенджина, робко сжимающего в руках пачку чипсов, словно она была его персональной кандзаси. — Что-то случилось? — обеспокоено спросил Чан, присаживаясь на кровать к Хвану. Он внимательно осмотрел друга, но никаких признаков сверхъестественного психоза не обнаружил. Хенджин как Хенджин, спокойный, жрущий чипсы и находящийся в своем интровертном измерении за несколько сотен миль от квартиры Феликса. Молчание напрягало, а раздражение генко лишь усиливалось и Чан его сильнее всех остальных ощущал, и то ли из-за могущества ёкая, то ли из-за того, что за весь скромный период их отношений умудрился выучить особенности чужого поведения. Едва не по вздоху мог понять какое настроение было у Феликса и как показала практика, раздраженные вздохи и охи сыпались с его уст весьма часто. — Вы этого не видите и Чонин, видимо, до сегодняшнего дня тоже не видел, — произнес Ёнбок, начиная вытворять пирофокусы с появлением катаны в руке. — Но у него на плече сидит маленькая чертовщина размером с мою ладошку, такая голубенькая, круглая и склизкая, словно шарик с водой. И глаз один большой. Херотень какая-то, ты где её подобрал? Отдай её мне. — Не смей! — неожиданно для всех Хван запищал, а после бросил пачку чипсов и вскочил на ноги, стараясь балансировать на матрасе. Он поднес обе руки к левому плечу и в них тут же появился дух, начинающий встревоженно пищать, подобно Хенджину. Его глаз забегал, он постарался спрятаться в ладонях юноши и не дать сильному лису избавиться от него. — Не смей трогать Читос! — Читос? — в один голос спросили Чанбин и Чан, смотря на маленького духа, балансирующего в воздухе и пытающегося защитить себя. — Ты ему еще и имя дал?! — не выдержал Ёнбок. — Ты вообще понимаешь, что к тебе приклеился бесполезный помойный дух, который за счет твоих эмоций, сил и чувств может позже превратиться в одну огромную страшную бесоебину. Осознаешь? От него нужно избавиться, пока ты не превратился во второго Минхо. — Он не бесполезный! — продолжал оправдываться Хенджин. Самообладанию пришел конец, на кону стояло самое важное в его жизни. — Читос из воздуха достает мне пачки чипсов! Я нашел его в мотеле в Сироиси, когда мы приехали туда во второй раз. И я его не брошу, он мне как родной уже. Феликс тяжело вздохнул и уперся кончиком катаны в паркет, тут же прикрывая глаза. Мысль о том, что он не сразу заметил маленькое ничтожество, которое спустя только неделю дало о себе знать, удручала его. Настолько он был слабым в те дни, что даже мусор не замечал перед глазами. — Все это время у тебя был конвейер, который из ниоткуда доставал тебе снеки? А он только чипсы может создавать или может быть мясо? — тут же подключился Чанбин, вставая с кресла и подходя ближе к кровати. Начались обсуждения всех возможных способностей Читоса. Чанбин пытался взять маленького духа в руки, но он прятался, а Хван старался отстаивать свои личные границы и убеждать весь мир, что он готов стерпеть что угодно, но не потерю бесконечного удовольствия в виде снеков. Чан тихо посмеивался с ребят, а Феликс продолжал молчать. Они собрались здесь вовсе не за тем, чтобы обсуждать чипсового духа.

***

Сухой снег забивался в поры на лице, а ресницы тяжелели и приходилось каждый раз тереть замерзшими ладонями глаза. Сынмин думал о том, что пора бы ему обзавестись пуховиком, а не отделываться от морозов обычной зимней курткой. Мечталось думать о теплой весне, но все тепло забрал себе идущий рядом мальчишка, явно довольствующийся их положением изгнанников. Вещи Чонина никто не подумал взять, поэтому все его тряпки, включая мобильник, остались валяться в квартире, куда почему-то нельзя было возвращаться. И об этом ему даже сказал не Феликс, его об этом Чонин попросил, когда их согретые в тепле роскошной квартиры задницы оказались на улице. — Почему мы не можем вызвать такси и отправиться домой? Ну или ты можешь в лиса обратиться и я на тебе поеду верхом, как тебе идея? — все не унимался Сынмин, встречая в ответ молчание и ногами пиная надоедливый снег. Людей на улице словно метелью смело, из-за перебоев электричества и некого природного хаоса большую часть людей перевели на дистанционный рабочий день. Город словно покрылся корочкой и никто не спешил её растапливать. Никто, кроме Чонина. — Смотри как я могу! — тело Сынмина пробрало, когда он увидел, как Чонин голыми руками схватил целый кусок снега со скамейки и, подбросив вверх, заставил его рассыпаться каплями. — Вау! Не знаю, почему я опять могу пользоваться силой, но теперь ты можешь увидеть, какой я крутой, — он повернулся к Сынмину и широко улыбнулся, а после приблизился к нему и посмотрел на его красное от холода лицо. Как назло подул сильный ветер и Ким скривился в лице, пока на его щеки не легли две теплые ладони. Они не обжигали так сильно, как это делала кандзаси. Сынмин широко раскрыл глаза и похлопал ресницами. — Фудзико говорила мне, что у белых лисиц в человеческом облике белые волосы, но у меня от рождения они были черными. Не знаю, что происходит и почему они вдруг начали белеть, а сила моя начала лезть наружу, но я думаю, это хороший знак. Единственный хороший знак, который у нас, пожалуй, есть. — Тупая динамика, — повторил чужие слова Сынмин, продолжая смотреть на задумчивого Чонина. Казалось, что бьякко начинал толкать умные изречения только в тот момент, когда Сынмина касался. — Тупая динамика. — О чем ты? — спросил лис. — Думаю о том, кто из нас «тупой», а кто «динамика». Бьякко нахмурился, всем своим видом показывая серьезность. Он крепче стиснул лицо Сынмина в своих ладонях и принялся изучать черты его лица, словно видел впервые. Чем дольше он разглядывал смущенного пристальным взглядом парня, тем больше к своему удивлению понимал, что все его доводы и мысли под градусом не были чем-то навеянным. Чонину не с чем было сравнивать красоту Сынмина, он никогда не смотрел на людей под призмой эстетического, но чем сильнее хмурились брови парня из-за давления на своих щеках, тем больше лис понимал — он был безупречным. И сложно было описать эту безупречность. — Ты красивый, — вырвалось из Чонина. Он убрал ладони от покрасневших щек и усмехнулся, когда Сынмин неосознанно потянулся вслед за ними, в надежде не лишать себя источника тепла. Ким замер, когда лисья ухмылка перестала казаться ему чем-то очаровательным. Чонин вновь его раздражал и Сынмин обратится с этим вопросом к психологу, потому что эмоциональные качели в его голове постепенно перестраивались в американские горки без шансов на покинуть аттракцион. — Ты вроде не пьяный. — А я говорил тебе о том, что ты красивый, когда был пьяным? — продолжая лукаво улыбаться, спросил Чонин. — Ты говорил мне о том, что кое-что понял, — ответил он, стараясь не улыбаться в ответ. — Что ты понял? Улыбка Чонина — самая смешная вещь на свете в жизни Ким Сынмина. Её нельзя было назвать красивой, заразительной или лучезарной. Она была забавной и тупой, и Сынмин безвозвратно, к своему ужасу, влюбился в неё. Это последнее, чего он ждал от жизни. Влюбиться в улыбку сверхъестественного человека без документов, прописки и образования. Его родители не одобрят такой выбор, но Сынмин, если уж и примет очередное жизненное испытание в виде Чонина, то перейдет черту закона и из бумажек соорудит лису достойное прошлое. У кого-то возлюбленные в прошлом наркоманы, отсидевшие, мафиози или же просто бездари. У Сынмина, не желающего принимать новый статус Чонина в его жизни, лис в прошлом кицунэ с личным оазисом в лесу, океаном проблем и паническим страхом не спасти жизнь одной из своих рыбок. — Ничего, я же тупой лис, все забыл, — извернулся Чонин на зло Сынмину, а затем поднял голову вверх, тут же хмурясь не менее хмурым тучам. В голове по-прежнему всплывали кадры минувшего сна, грезы, дарившие одновременно и чувство покоя и чувство тоски. Из-за усиливающейся непогоды пришлось экстренно принимать решение спрятаться в теплом местечке и таковым оказалась небольшая районная библиотека, куда Чонин затащил Сынмина. Библиотекарь знатно удивился двум посетителям, но ничего, кроме тихого приветствия, не выдал, лишь проследил взглядом за двумя сумасшедшими и продолжил читать книжку, попивая растворимый кофе. Чонин плюхнулся за одинокий столик, заставленный книгами. От детских сказок и научных пособий, до бульварных романов и учебников истории. Последнее привлекло внимание лиса больше всего и он аккуратно достал толстый томик из-под груды других. Сынмин сидел напротив, старался не показывать вида своей нервозности, причину которой по-прежнему не выявил. Его что-то беспокоило и Чонин с недавних пор это чувствовал, но интересоваться тоже не спешил. Безусловно юноша напротив с недавнего времени был в приоритете, но после череды событий, связанных и с Феликсом и с Минхо, Чонин наконец-то начинал вспоминать и про себя. Вспоминать про то, что он тоже имеет чувства и разум, что он тоже не пустой. — У тебя же есть мама, верно? — поинтересовался лис, ногтем водя по переплетной крышке книжки. Взгляд его был стеклянным, напоминал тот самый, с каким Сынмин столкнулся сегодня после удушающего пробуждения. — Почему ты вдруг об этом заговорил? — вопросом на вопрос ответил Ким, начиная постукивать пальцами по столу. Его что-то беспокоило, но волнение явно не было вызвано чем-то сверхъестественным. С Чонином он чувствовал себя в безопасности, он осознавал, что его жизни точно ничего не угрожает. Однако быстро бьющееся в груди сердце, бушующая в голове тревога и нервная интуиция словно кричали ему о чем-то важном. Это чувство не покидало его с того самого момента, как они покинули обитель генко. Словно должно было произойти что-то ужасное. — Мне сегодня приснилась моя мама, — признался лис, после поджимая губы. Он боялся, что вместе с брошенными словами из его легких улетучится кислород. Столкнувшись с незнакомыми чувствами и в очередной раз «впервые», Чонин решил рассказать о них именно Сынмину. Ему думалось, что эти эмоции и переживания был способен понять только один единственный человек, сидящий напротив него. Словно все испытываемое не было доступно пониманию сверхъестественным существам. Он не нуждался в рыбках в озере, в Госпоже Фудзико или же в Ёнбоке. Здесь и сейчас только Сынмин был пригоден для искренности. — Я не знаю, что такое «мама», что такое «семья». Такие простые понятия, но для меня все то, что касается чувств, очень размыто и непредсказуемо. Я уже понял, что нельзя найти ответ на конкретный вопрос, когда разговор заходит о таких понятиях как «любовь». Оно должно само случится, чтобы понять — да, это оно. — И ты понял? — Не перебивай меня! — голос Чонина до каверзного вопроса был спокойным и тихим, но Сынмин спрашивал явно не из-за чистого интереса. Оба играются, но играм нет места. — Прости, — поспешил извиниться парень. Его мысли кружили вокруг ожидания чего-то ужасного, но в то же время они и цеплялись за слова лиса, не упускали возможности в очередной раз поиграть с огнем, с которым Сынмин не способен справиться. Знал, что может обжечься, но руки все равно тянул, потому что было холодно. — Мне снилась комната, маленькая такая комната, в которой пахло так, как в моей норе. Еще пахло рыбой, а еще там была женщина с маленьким ребенком. И мой мозг настойчиво верил в то, что люди в помещении моя семья. Моя мама и мой младший брат. Мысли мои были совершенно не о том, что за окном вьюжит метель, Минхо в любой момент может появиться из тени и убить тебя, а в лесу вот-вот начнется хаос, грозящий погрузить всю Японию на дно океана. Я думал о быте, о том, что мне предстоит сделать и чем заняться тем днем. Словно меня, ну прям настоящего меня, который я, — начал объяснять Чонин, продолжая царапать обложку книжки. — Я понял, — успокоил его Сынмин, а лис облегченно выдохнул с мыслью: «Ну хоть кто-то». — Словно Ким Чонина никогда не было, был просто Чонин, маленький мальчик, живущий непонятно где. У него есть мама и братик, у него другая жизнь, а еще есть место, где спать и все казалось таким реальным ровно до того момента, пока моя мама не назвала мне твое имя. — И что было потом? — Сынмин постепенно уходил подальше от терзающих мыслей, он рисовал перед глазами картинку чужого сна и искренне пытался понять суть кошмара Чонина. — А потом я оказался на тропинке, такой светящейся, но вокруг было темно. Кстати, — он хлопнул по книжке. — Кажется, в самом начале сна я тоже шел по ней и вновь вернулся туда же. Вернулся после слов мамы о том, что я должен поймать тебя. — Меня? — переспросил Ким, пальцем показывая на себя. Ему было сложно поверить в гипотезу, пришедшею ему в голову, но как только Чонин заикнулся о тьме во сне, он тут же вспомнил свое первое ночное видение, когда земля пропала из-под ног и он словно падал с обрыва прямо в темноту, где его ждала светящаяся безликая фигура. Чонин согласно промычал в ответ, а после с тяжелым вздохом положил голову на книжку, словно она могла забрать всего его мысли себе и расписать их красивым языком на своих страницах. — А зачем ты спросил меня про маму? — Сынмину было приятно, что Чонин решился рассказать ему о своем сне. Правда, он так и не понял, почему лис напал на него. Он свел все к тому, что бьякко, возможно, запутался и испугался. — Стало интересно, — пожав плечами, пробурчал Чонин. — Интересно, какого это, когда твоя мама это что-то осязаемое, а не мираж во сне, который вскоре превращается в кошмар. Я бы хотел, чтобы у меня была мама, но мы кицунэ, видимо, появляемся из воздуха, у нас нет родителей, у нас только Божества, точнее Богиня Инари. — И она с вами общается? — Вообще не со всеми, её давно никто не встречал, — Чонин вдруг усмехнулся, прикрывая глаза. — Нет, ну, если так задуматься, то у меня есть подозрения, почему именно лисы прислужники Инари. — О чем это ты? — Сынмин чувствовал себя интервьюером с бесконечными вопросами, но благо, получаемыми ответами. — Я думаю, что мы её уже встречали, просто не сразу это поняли. Я все это время сомневался в том, что способен её слышать или видеть, но теперь знаю, что был не прав, — Чонин поднял голову и посмотрел на Сынмина. Ким смотрел на него вынуждающим взглядом и лис вновь усмехнулся. — Если Богиня Инари проводила обряд заточения Окунинуси именно кандзаси, то значит и именно она подарила мне её в детстве. Более того, мне кажется старушкой из деревни тоже была она, раз кандзаси потом оказалась у тебя. Не думаю, что это можно просто списать на совпадение, ведь если бы не эта заколка, то я бы никогда не выбрался из леса. Все это случилось именно тогда, когда ты прилетел в Японию, именно тогда, когда чаще стали пропадать люди, именно тогда, когда Феликс начал стремительно умирать. Весь этот процесс запустила заколка. Безделушка, которой у меня не было на руках долгие годы, о которой я совсем не беспокоился, вдруг резко появилась в руках человека. Первого человека, который смог увидеть белого лиса. Я думал, что до тех пор меня встречала только девочка, которая после стала бабулей. Но, блять, — чем дольше Чонин объяснял Сынмину, тем быстрее у него складывался пазл. Он зарылся руками в волосы. — Я видел людей, но они никогда не видели меня, я думаю, ты помнишь почему. Мы для вас мешаемся с фоном, словно невидимы. И первым человеком, который смог увидеть меня, столкнуться со мной взглядом, оказался именно ты, Сынмин. Из всех туристов, которые находились на территории заповедника, только ты смог увидеть меня и осознать то, что ты видишь именно меня. И после этого ты сразу же получаешь браслет, а после и заколку. Вот тебе и решение уравнения. Ким долгое время сидел с открытым ртом и продолжал вырисовывать в своей голове пересказ озвученных слов. Теперь он понимал, в чем была проблема той старухи и почему Минхо так рвался в деревню, чтобы её допросить. Ведь Сынмин тогда решился за обедом обмолвиться о белом лисе, чем привлек внимание хозяйки заповедника. И если бы Сынмин промолчал в тот день, если бы его любопытство не взяло над ним вверх, возможно он бы никогда больше и не встретил Чонина. Сынмин сам залез в лисью нору. — Я обедал с Божеством? — Блять, — чертыхнулся Чонин, ожидая громкие овации на свое сумасшедшее умозаключение. — Тебя только это удивило? Ким засмеялся, хотя после сказанного хотелось по большей части плакать. Он почувствовал небольшое облегчение, ведь теперь он хотя бы понял, почему заколка оказалась у него на руках. Все это было проделками хитрой Богини, решившей, что жертвой белого лиса должен был стать именно Сынмин. — Но тогда почему ногицунэ хочет меня убить? — Очевидно же. Сынмин растерянно захлопал ресницами, а после взял книжку с детскими сказками и подумал о том с какой именно силой её стоит швырнуть в лиса. — Мне, если честно, во всей это истории от самого начала до сегодняшнего момента ничего не очевидно. — Потому что ты спровоцировал мое развитие, я бы это так назвал. Если бы не ты, то я бы не покинул лес и не узнал другую жизнь. Ты послужил мотивацией разбираться со злым Божеством и копать глубже. К тому же долгое время рядом с тобой я не мог быть лисом, а теперь могу. Думаю, именно поэтому Окунинуси хочет, чтобы ты умер. Ты своеобразная угроза. — А почему ты сейчас можешь пользоваться своей силой? — Очевидно же. Сынмин вскочил с места и замахнулся книжкой, а Чонин выставил руки вперед. — Раньше не мог, потому что возможно боялся тебя, хотя твои друзья намного страшнее, но рядом с ними подобного не было. Думаю дело было в чувствах, ты все-таки особенный для меня. — Что ты имеешь в виду? — Сынмин устал задавать вопросы. Его и радовало то, что Чонин наконец-то что-то понял и пришел к одному из сотни ответов, но и пугало исчезновение его тупой беспечной лисьей сущности. С ней было покомфортнее. У них чувства бились за сердцем, они обволакивали его, но не проникали внутрь, словно боялись. — Ты спросил меня о том, что я вчера понял, — его чувства больше не боялись. — Помимо того, что я только что сообразил ответ на один из наших насущных вопросов, я еще и ответил на свой личный вопрос. Я понял, что такое «любовь», которую ты уже не спишешь на желание защитить. — Я тебя сейчас правда ударю этой книжкой, — пригрозил Сынмин, по-прежнему держа её в руках. — Я, кажется, — продолжил Чонин, но от былой уверенности и временного покоя не осталось и следа. Он явно занервничал, потому опустил руки, готовясь принять удар книжкой в случае его. — Нет, не так. Моя лисья сущность больше не сдерживает себя. Желания защитить тебя не было достаточно для того, чтобы она вернулась ко мне в твоем присутствии. Она словно копилась все то время и наконец-то вырвалась наружу. Поэтому, — лис вобрал больше воздуха в легкие и напрягся всем телом, упираясь руками в стол. Чонин словно готовился к побегу из библиотеки и скорейшему ретированию в лес. Сынмин выронил книжку, не веря своим ушам. Он был готов скорее к тому, что в помещение зайдет Минхо с катаной или к огромному пауку на стене с человеческой головой. Он был готов к тому, что Чонин вновь одарит его своей тупой беззаботной улыбкой, начнет задавать детские глупые вопросы и вести себя так, словно он всегда под градусом. Он был готов к: «Очевидно же». Но он совершенно не был готов к: «Я, кажется, влюбился в тебя, Ким Сынмин». Слабый лучик солнца пробился сквозь тучи и врезался в широкое зашторенное окно, пробившись сквозь плотную ткань, солнечный зайчик упал на немного поцарапанный вечными падениями пепельницы и катаной пол. Феликс ради собственного покоя уселся в кресло и наблюдал за тем, как Чан ведет беззаботную беседу со своими ничего неподозревающими друзьями. Но время шло, сыпалось подобно снегу и стремительно таяло. — У меня все же есть вопрос, — вдруг громче обычного заговорил Хенджин, явно обращаясь к Феликсу. — Что за срочность была позвать нас сюда, а после выгнать Чонина и Сынмина? Это ведь напрямую касается Минхо, я правильно понимаю? Атмосфера в комнате ощутимо поменялась, но вовсе не из-за неудачного расположения духа Ёнбока. Человеческие эмоции потяжелее лисьей ауры, особенно если это было эмоциями Чанбина, осознавшего шаткость их положения. — И правда, зачем ты здесь всех собрал? — поинтересовался Со, а Феликс поджал губы и опустил взгляд в пол. — Он убьёт ногицунэ, — начал Чан вместо Ёнбока. Он был бы рад спрятать друзей от горькой правды, но в их положении лжи не было места. — Сынмин ничего не должен знать об этом, иначе он может помешать. Поэтому мы отправили его вместе с Чонином на прогулку. — Что? — шепотом спросил Чанбин, сжимая руки в кулаки. — Вы хотите убить Минхо?! Вы сошли с ума? — он встал с постели и быстрыми шагами направился к Феликсу, не веря своим ушам, но Бан остановил его, хватая за руку. — Вы что удумали?! И это ваш план? Защитить Сынмина, оставив его с Чонином, уведя его подальше от Минхо, чтобы убить ногицунэ? Что вы ему скажете? Как вы можете быть такими хладнокровными? Ты совсем голову потерял рядом с ним, Чан?! Феликс прикрыл глаза и будь его воля, закрыл бы и уши, лишь бы не слышать недовольные человеческие вопли. Чан сильно его очеловечил, заставил его чувствовать эмоции людей сильнее прежнего. Ёнбоку было лучше после исцеления, но сердце его по-прежнему было слабым. — Я не позволю вам этого сделать! — Чанбин постарался высвободить руку, но Чан удерживал её крепко. Со тяжело дышал, он не верил своим ушам. До последнего надеялся и искренне верил в то, что они со всем справятся без лишних потерь и травм. Они ведь взрослые парни пусть и не прошедшие многое, но всегда из передряг вылезали невредимыми. Пусть передрягами и было похитить Сынмина на Рождество из дома, не разбудив его отца. Чанбин замолчал на некоторое время, а после все же вырвал свою руку и проследовал к выходу из спальни, пока его за плечо не схватил опешавший Хенджин, едва не упавший по пути к спешно удаляющемуся другу. Он знал, что у ребят появился план, но не думал, что план заключался в том, чтобы дать Минхо по-тихому умереть без посторонних лиц. Хван был в этом железно уверен, уверен в том, что был другой выход и Феликс с Минхо лишь крутили всех за нос. — Отпусти меня! Я не оставлю Минхо одного! — прокричал Со, но с места не сдвинулся. Ему нужно было успокоиться, вернуть прежнее самообладание и вновь защитить себя мыслями о том, что все будет хорошо. Возможно убедить себя даже в том, что это все один большой розыгрыш, один долгий странный сон. — Нам нужно успокоиться, — попросил как можно мягче Хенджин, еще не до конца принимая сказанное Чаном. — Он ведь сказал, что они убьют ногицунэ, а не Минхо. Это же разные люди, — он осекся. — Существа. Со повернулся к понурому Феликсу. Он ничего не говорил, продолжал взглядом сверлить пол. — Ты же не просто так нам это сказал, — продолжил Хенджин, следуя примеру Чанбина. — Если бы вы хотели сохранить это в тайне, то просто оставили бы нас здесь и все. Придумали бы ложь получше, но вы прогнали Сынмина и Чонина. Зачем нам это говорить? — Я просто хочу, чтобы вы были в курсе, — Чан продолжал говорить вместо Феликса, он поглядывал в его сторону, чувствовал его тревогу. — В курсе того, что в ближайшее время может произойти. — И что же может произойти? — все не унимался Чанбин, понимая, что ему все же следует двинуться как можно быстрее домой. — Я не убью Минхо, — наконец-то заговорил Феликс. — Я спасу его. И он ни разу не был уверен в своих словах.