***
– Так что там было-то, Эд? – спросил Флетчер у Эдварда, едва ощутимыми движениями втирая в повреждённую кожу Ала бальзам. Эд при этом ласково гладил шипящего от боли Альфонса, который уткнулся носом ему куда-то в висок, по спине. – Ну… та ещё история, честно говоря, – Эдвард цокнул языком. – Вечер, ужин, мы все – в смысле родители и я – сидим за столом. Ал гоняется по кухне за какими-то кубиками. Идиллия. И запах рыбы, сваренной с лаврушкой, – мама себе что-то готовила, не помню. Но это важно. Сижу, никого не трогаю, ковыряю картошку – и тут папа подрывается из-за стола, мама что-то вскрикивает, а потом Ал начинает громко плакать. Взрослые орут, Ал ревёт, у меня круглые глаза, я ничерта не понимаю, только помню этот запах дурацкий по всей комнате… И пяти минут не прошло, как они куда-то убежали прямо так, как были, не переставая при том орать друг на друга… Ну и Ал, опять же. Мне четыре года, я слезаю со стула, оглядываюсь, понимаю, что весь, чёрт возьми, пол залит этой горячей водой… и начинаю сам реветь в голос. – Ужас какой, – Рассел потерянно покачал головой – видимо, слишком живо представил себе эту картинку. – И не говори. Мне страшно, мне непонятно, я в шоке, я реву… и тут в дом врывается папа и кричит: «Эдвард, одеяло!» Я сквозь слёзы выдаю: «Какое одеяло, где?..» А он на взводе, он прямо орёт: «БЫСТРЕЕ, ЗЕЛЁНОЕ!» Ну, я сообразил, принёс-таки ему это одеяло, а он, ничего не объясняя, взял выскочил за дверь – и был таков. А я что, мне что делать?.. Я принял единственное возможное решение – притащил из ванной тряпку для пола и ведро и принялся вытирать эту жижу. Ну и вот представьте себе эту картину – четырёхлетний я, сижу на полу и рыдаю в голос, вытирая пол… И этот запах дурацкий… Меня теперь до сих пор от него мутит. А у меня реально была истерика, я так за Ала перепугался, что до сих пор это адекватно воспринимать не могу… Ал, ты разве не помнишь? – Не-а, – тот прикрыл глаза, не поднимая головы с плеча Эдварда, пока Флетчер перебинтовывал ему ладонь. – Больницу помню, причём так, смутно… и то. Перевязки потом годовые помню, что носки постоянно надо было носить тоже… а это нет. – Ну да, ты же мелкий был, – Эд ещё раз тяжело вздохнул, крепко обнимая младшего. – А с больницей тоже жутко было. Папа приехал вечером мрачный как я не знаю, я уже полы не просто вытереть, а вымыть чистой водой успел, насколько мог в свои четыре. И он мне заявляет: «Завтра твоему брату будут делать операцию по пересадке кожи». Знаете, мне чуть плохо там не стало на месте! Ладно что он сообразил добавить на ноге, хотя немногим легче… – Серьёзно пересадку делали? – Флетчер вскинул голову, ошарашенно уставившись на Элриков. – Всё было настолько плохо? – Угу, – Эд поправил Алу чёлку. – Третья степень у него была. Пересадили с бедра на лодыжку… сказали, что с возрастом почти незаметно будет. – А оно и незаметно, – Ал дёрнул уголком губ. – Там только такая тонкая-тонкая полоска осталась возле косточки, а больше никак не обнаружить. – Да, а вот в детстве… ой зарёкся я тогда в ожоговых бывать, – Эдвард нервно передёрнул плечами. – Кошмар. Плакаты эти на стенах со степенями ожогов, люди, похожие на мумий, только с коричневыми пятнами бетадина на бинтах… бр-р. Мы тогда когда съездили, я два дня как пришибленный ходил. До сих пор помню – Ал такой полусонный, сидит у мамы на руках, только от операции отходит. А на нём из одежды – трусы одни да футболка… и видно, что вот здесь, – он легонько коснулся правого бедра брата, – повязка плотная и вон там… – он кивнул на лодыжку Ала. – И тоже всё в бетадине… Терпеть не могу ожоговые и варёную рыбу с того времени! – Кошмар просто, – Флетчер дёрнул бинт, разрывая его конец, чтобы зафиксировать узлом на руке Альфонса. – И что вы вечно вляпываетесь?.. – Я бы в четыре года вообще бы в ожоговом в обморок грохнулся, – признался Рассел, усаживаясь, наконец, на стул. – Я в детстве жутко боялся врачебных кабинетов всех мастей – уж больно мне нехорошо впервые зубы чинили… – Какая ирония, что вы оба теперь работаете в этих самых кабинетах, – хмыкнул Эдвард, глядя, как Флетчер окончательно поправляет Алу повязку. – Да я до сих пор все эти врачебные манипуляции так себе переношу, если честно, – старший Трингам пожал плечами. – Я готов на такое смотреть, только если этим занимается Флетчер. А так… я поэтому и работаю в лаборатории, а ассистирую у него редко. – Угу, потому что наш вариант – это: Может, сделать вам припарки? Дать целебную траву? Мы с Тамарой – санитарки! Тамара лечит, я реву… – съехидничал младший Трингам, сворачивая оставшийся кусок бинта. – И в кои-то веки я больше про Тамару, а не про слёзы... – В точку, братец! – жизнерадостно подтвердил Рассел под весёлый смех Элриков.***
– А это обязательно? – Эд, сероватый от волнения, поджал губы. – Да, обязательно, – Флетчер закатил глаза. – Да в конце концов, что такого – планово сдать кровь? – Но там же здоровый перечень… её дофига надо… – Рассел, белый под стать своей рубашке, опустился на танкетку. – Да ну, как будто в первый раз сдаём, чего вы как я не знаю? – фыркнул Альфонс, облокачиваясь на стену. Накануне вечером декан сообщил им, что университет собирается провести полный мониторинг среди студентов, и алхимики первыми попадают под эту категорию, посему должны на следующее утро явиться в здравпункт и сдать кровь – а там видно будет. Теперь в холле действительно толпился чуть ли не весь факультет – а четвёрка, перездоровавшись со всеми, каким-то волшебным образом умудрилась оказаться у самой двери кабинета. Похоже, здесь многие отчего-то очень нервничали. – Не в первый, конечно, но… – Так, заходим по двое! – дверь кабинета распахнулись, и молоденькая медсестра с боевым видом упёрла руки в боки. – Давайте, молодые люди, быстро! – Ты идёшь первый! – Эд толкнул Рассела в плечо. – Чего это я? Ты тут самый старший! – возмутился тот, вжимаясь в стену. – Младшим надо уступать! – Дамы вперёд! – А в нос не хочешь?.. – Да пресвятая Истина, Флетчер, пошли уже, – Альфонс с тяжёлым вздохом отстранился от стены и вошёл в кабинет. Следом за ним с невозмутимым видом прошествовал и Флетчер, только на пороге хмыкнув в сторону их виновато покрасневших старших братьев. – Ну вот… – Эдвард втянул голову в плечи. – М-да, история… – Рассел нервно хихикнул. Через пару минут младшие, вполне бодро и мирно переговариваясь, вышли из лаборатории с согнутыми правыми руками. –… мне в кои-то веки сходу нашли вену, видал? – Да, она мастер своего дела, ничего не могу сказать! Эй, товарищи старшие братья, вперёд давайте! – А может… не надо? – Рассел беспомощно уставился на младшего брата исподлобья. – Вон сколько людей, мы пропустить можем… – И вообще, не к спеху же… – пробормотал Эд, отводя глаза куда подальше от лица Ала. Флетчер и Альфонс переглянулись и синхронно опять закатили глаза. –… пошли уже, балбесы! Вам по сколько лет, а? – Ал буквально затащил брыкающегося Эда в кабинет. – … а ещё старшие братья называются! – буркнул Флетчер, вынужденный держать Рассела под локти, чтобы тот не вздумал сдёрнуть. – НУ НЕ НАДО!!!***
– Ой-ёй, вот это галюны… – со свистом выдохнул Рассел, утыкаясь носом в плечо своего младшего брата. – Как будто травки курнул или ещё чего-то… – Я б даже спросил, откуда ты знаешь, каково оно – когда травки курнёшь, но не стану, – Флетчер хмыкнул, впрочем, с довольно обеспокоенным видом роясь в своей сумке. – Да где же… А, вот. Голову подними. – Не могу, меня стошнит… – Не стошнит, это у тебя давление упало, я тебе воды дам и соли под язык. Ну, братец? – Две секунды… Ох… – Ал, я щас грохнусь в обморок, и теперь это будет твоя проблема… – умирающим голосом просипел Эд, сползая с лавочки. – Не грохнешься, – Ал успел подхватить его и уложить на свои колени. – Можно подумать, я тебе позволю… Флетчер? – Да, держи, – младший Трингам вручил ему бутылку воды и пакетик с солью, которые предусмотрительно прихватил на этот случай. Своего старшего брата он уже почти привёл в чувство. – И что вы двое хилые-то такие на сдачу крови… Эд, рот открой, будь так добр! – Свет… я вижу свет… – Ну хватит придуриваться, я тебе помочь хочу! – А я не придуриваюсь… После того, как у Эдварда и Рассела всё же взяли кровь, им ещё в кабинете дали выпить по стакану воды – уж больно бледные они стали. Этот стакан позволил им вместе с младшими сравнительно живо добраться до улицы – где то ли из-за свежего воздуха, то ли от недостатка глюкозы они действительно, переглянувшись мутными взглядами, чуть было не потеряли сознание, и перепуганным Альфонсу и Флетчеру пришлось буквально лететь со старшими на руках к ближайшей же лавочке – благо это было утро, людей поблизости не было, и никто на них не глазел. – Лучше? – деловито осведомился Флетчер, присаживаясь на корточки перед Расселом и проверяя его пульс. – Отпустило? – Да-а… однозначно лучше, – старший Трингам прикрыл глаза, шумно втягивая носом воздух. – Фух блин… издевательство… – На, держи, – Флетчер со вздохом вручил ему какой-то свёрток. – Тоже мне, лебедь умирающий нашёлся. – Это что? – удивлённым, но слабым голосом спросил тот, разворачивая вощёную бумагу. Внезапно он широко распахнул веки и резко сел ровно. – Флетчер, ты… Ой-ёй… – Да не дёргайся же ты, ну! – Флетчер заставил его снова откинуться на спинку лавочки, вновь усевшись рядом. – Ну что я, что? – Просто святой… – А то я не знаю, как ты кровь сдаёшь! Ешь уже, пока действительно в обморок не упал! Рассел благодарно улыбнулся, уже молча кусая большой двойной бутерброд. Флетчер действительно был воплощённая забота. И что бы он без него делал? – Э-эд, ау, ты здесь?.. Флетчер, у тебя нашатырь далеко?.. – Не надо нашатырь, я… – Эдвард провёл ладонью по своему лбу. – Стало лучше, а то в глазах резко потемнело… – Ты меня почти напугал, – грустно вздохнул Альфонс, помогая ему наполовину сесть и придерживая за плечи. – Я, конечно, знаю, что тебя в таких случаях ловить надо, но чтоб до такой степени… шоколад? – Ты сказал шоколад? – Эд обессиленно, но лукаво приоткрыл один глаз и дёрнул уголком губ. – Да, возможно, шоколад меня вылечит… – Давай, самый больной мальчик на свете, ешь, – Ал, усмехнувшись, отломил свободной рукой кусочек от большой плитки и положил в рот Эду. – Вот я всё равно этого понять не могу – значит, быть проткнутым какой-нибудь шпалой и поцарапанным медведем – это нам нормально. Получить разрывную пулю в плечо – так, терпимо. Схлопотать сотрясение мозга – ну пойдёт, даже побегать можно. Потерять разом руку и ногу – вполне бодрячком, ты ещё и со мной болтал. Пробраться 60 километров по заснеженной Драхме почти без еды и без воды – а, короткий забег… Трижды мотаться через Врата – вообще идеал. А как кровь сдать, так уже через пять шагов сознание теряешь… как твой организм вообще работает, Эд? – Если бы я знал, Ал… Мне самому интересно, – виновато хихикнул Эд, с удовольствием разгрызая сладкое лакомство. – М-м, с апельсинами… – Специально вчера вечером по магазинам бегал, – Ал тепло улыбнулся. – Я ж знаю, что ты такое любишь. – Да на тебя молиться надо… – Не надо молиться, ешь давай!***
– А-ал, что это с тобой, почему у тебя рука забинтована?! – Мэтт до того испуганно всплеснул руками, что Ал даже сам в ужасе опустил глаза. – Где?! А, это, фу ты… да так, – он улыбнулся, – я вчера маленько обжёгся, и Флетчер мне наложил повязку… Эй, Мэтт, ты чего?.. – Господи, да я сейчас заплачу… – Мэтт действительно часто заморгал. – Так жалко тебя! Как ты только умудрился?.. Ал совершенно круглыми глазами переглянулся с не менее недоумевающим Флетчером. Ну вот с такой реакцией он сталкивался впервые. Мэтт между тем отвернулся и действительно начал шмыгать носом. Ситуация была критическая. – Не реви! – Ал замахал руками. – Я говорю, не реви! Это я реву или ты ревёшь? – Это я реву! – как-то подозрительно судорожно ответил тот. – А я говорю не реви! – Я и не реву!.. – Вот и не реви!.. – Альфонс беспомощно покосился на Эдварда. Тот только руками развёл. До такого даже он не доходил. Ал закатил глаза, откашлялся и громко радостно объявил, уперев руки в боки, явно копируя известного героя детской книжки. – Спокойствие, Мэтт, только спокойствие! А вот это сработало – Мэтт хихикнул, оборачиваясь, а Эд, Рассел и Флетчер просто так и покатились со смеху. – Ну очень у тебя это харизматично вышло, Ал, – второкурсник всё же улыбнулся. – Спасибо!.. но я серьёзно – не реви, а то получается, что обжёгся я, а успокаивать тебя надо! – Альфонс фыркнул. – Зато у меня оладушки вкусные получились, между прочим… – Пожертвовать рукой ради вкусного – в этом весь ты, – тяжело вздохнул Мэтт. – Я не знаю, нет у меня сил шутить, могу только пожалеть. – Спасибо, только правда не реви, – Ал вполне серьёзно наклонил голову. – Ну чего такое-то? – Да жизнь у меня такая – я уже по любому поводу плачу от неё, – тот пожал плечами, опуская глаза. – Можно мне уже сдохнуть, а?.. – Вообще это моя фраза, – вклинился в разговор Рассел. – Не надо сдыхать, что у тебя за горе? День тяжёлый был? – Я весь день на парах, а между парами – мерзкая домашка, – Мэтт обиженно поморщился. – Как всегда, дают дурацкую тему – и в последний момент… Четыре задания на пять листов – по графическим основам алхимии, по теме «типы наклонов Восточных школ»! – Бе, гадость какая, сам терпеть её никогда не мог, – Эд сочувствующе похлопал его по плечу. – Но ты же доделал, как я понял? – Да, только теперь мне надо идти читать дурацкого Фигулуса про зодиакального человека! И вообще – всё уже с не умирать! Поздно, доктор, я уже умер! – Мэтт снова нахохлился. – Ну так на то я и доктор, чтобы оживлять, – Флетчер покачал головой. – Сегодня же суббота, на кой чёрт тебе его читать именно сейчас? До экзаменов ещё два с лишним месяца! – А вот и нет – у меня семинар в среду! – их младший товарищ опять чуть ли не плакал. – А тему дал аспирант… она вообще не по программе! – Идиотизм, – Ал поморщился, – я вообще всегда считал, что это аспиранты должны подстраиваться под программу, а не она под них… – Вот так вот, – Мэтт отвёл глаза. – Короче, всё плохо. Даже не могу попросить тебя сказать что-нибудь хорошее, потому что, во-первых, у тебя болит рука и это я должен говорить тебе хорошее, а не ныть, а во-вторых, ты опять скажешь «крем-брюлле»… После короткой паузы Эд, пихнувший Ала в бок (мол, дома ответишь – видимо, за использование локальной шутки в более широких кругах), невозмутимо сообщил: – Знаешь, Мэтт, я правда считаю тебя хорошим и даже классным человеком и искренне рад, что у моего брата есть такой друг, как ты. Мэтт недоверчиво покосился на него. Это точно Эдвард говорит?.. – А ещё ты действительно шикарно рисуешь, – улыбнулся Флетчер. – Ал показывал нам то, что ты присылал, это действительно шедевры! – Кроме того, с тобой очень интересно разговаривать, хотя мы очень разные, – веско подтвердил Рассел. – … Ну, и наконец, я могу добавить, – Ал положил ладонь на плечо Эда, проигнорировав толчок, – что тебя часто можно назвать моей личной музой, потому что ты меня действительно вдохновляешь рисовать. Эд, не путай понятие музы и понятие модели, это вещи разные, ты же знаешь… Идеи у меня берутся откуда угодно, особенно часто от вас троих, а вот силы и желание рисовать – это почти всегда благодаря Мэтту! – Да чего вы, – Мэтт, развернувшись к ним, опять часто моргал, только на этот раз широко улыбаясь. – Сейчас я ещё и от счастья плакать буду… Но спасибо, мне безумно приятно! – Ну сейчас-то чего сырость разводить… – проворчал Эдвард, закатывая глаза. – Ты прям как в том стихотворении: Тут сбежался народ. Чтоб узнать: кто ревёт? Кто всё время плачет? Что всё это значит? – Братец, ну что за!.. – теперь уже Ал пихнул брата в бок. – А что? На правду не обижаются! – Это грубо! – Ну вообще Эд прав, – Рассел пожал плечами, – и вообще, Что ты плачешь, рёвушка, Рёвушка-коровушка? На тебе от сырости Плесень может вырасти! – Вот спасибо! – Мэтт запрокинул голову и звонко рассмеялся. – Очень мило с вашей стороны! – Обращайся, всегда пожалуйста, – хором любезно сообщили ему старшие.