Вдали от дома

Было около пяти часов вечера, когда Мэтт вошел в университетское общежитие и, предъявив вахтерше студенческий билет, без проблем добрался до знакомой комнаты Элриков. Еще в коридоре его удивила тишина – обычно двери, что у Элриков, что у Трингамов были нараспашку, и они безостановочно и шумно носились «друг к другу в гости», то есть туда-сюда. Поэтому Мэтт, изумляясь и по обыкновению списывая пустоту и затишье на то, что случилось нечто плохое, постучал робко и нерешительно. Из-за двери послышался усталый, но вполне дружелюбный голос Ала: – Открыто-открыто! Заходите!.. Мэтт, все еще чувствуя себя неудобно в окружающем молчании, вошёл в прихожую и нос к носу столкнулся с Алом, который с самым задумчивым видом допивал свой любимый цикорий. Всё бы ничего, только Альфонс почему-то был в пальто и шарфе. – Вечер бобрый, как любит говорить Эд, – Ал улыбнулся, протягивая другу свободную руку. – Я тут, видишь, решил цикория себе заварить… ты проходи, не стой, Фламеля ради, в прихожей! Чаю тебе сделать? Мэтт только молча растерянно захлопал глазами, машинально снимая ботинки и оставляя куртку на вешалке. – Чего как не родной? Давай уже, садись! – Альфонс фыркнул и, подавая пример, шмыгнул в комнату и уселся на свой стул, закидывая ногу на ногу. – Ну что? Дайте напиться, а то так есть хочется, что аж переночевать негде? Из дома что ли погнали, а? Мэтт, наконец, придя в себя, смущённо улыбнулся, останавливаясь на пороге комнаты: – Да Дэн со своими контрольными уже который день мучается, мешаю я, видите ли, ему… А где все? И… ты чего, уходишь куда-то? – А-а, вот что! Да нет, не переживай, – глаза Ала как будто потеплели, и он ещё раз настойчиво махнул в сторону своей кровати – дескать, садись. – Я наоборот, только что пришел, просто раздеться ее не успел… Эд и Рассел с самого утра умотали по нашим военным делам, – Альфонс недовольно поморщился. – Совсем загоняли их, Эд мне уже на моё доброе утро начинает отвечать «Здравия желаю, подпол… а, тьфу, Ал…». А Рассел на автомате так шаг чеканит, что мне иногда кажется, что у нас тут с тротуарами проблемы из-за вот таких товарищей, а уж если к нему Эд с его металлической ногой присоединяется… Катастрофа. Короче, старшие у нас по военке, ругаются с начальством и чёрт знает, во сколько ещё будут. А Флетчер еле до дома дошел после универа, не выспался, опять до шести утра у него вдохновение на доклад по анатомии, видите ли, было… вот и дрыхнет у себя там. А я на хозяйстве, как видишь… Мэтт учтиво дослушал объяснение до конца, потом осторожно сказал: – Я, конечно, могу ошибаться, не обижайся… но ты грустный какой-то… у вас что-то случилось? – Ничего не случилось, просто я человек общительный, как ни странно, а вот сидел, как видишь, в одиночестве. Правда, это не только из-за этого, – младший Элрик пожал плечами. – Мне просто сегодня с самого утра никак… ну, то есть я просто картошка. Мэтт хотел бы рассмеяться, уж очень смешным ему показалось такое самокритичное определение друга, но чувствовал, что оно не было шуткой – Ал и правда выглядел не очень. Мэтт начал было размышлять, чем бы его развлечь, но Ал прервал полет его мыслей. – А ещё представляешь, мой любимый продуктовый в двух кварталах отсюда закрыли! – он насупился, отставляя пустую кружку на стол. – Мне теперь за моими любимыми их фирменными пельмешками на другой конец острова мотаться надо! И за кленовыми пеканами – их больше нигде печь не умеют, я-то знаю, проверял! – Что, правда такое всё вкусное? – вскинул брови Мэтт. – Так а что же ты теперь есть будешь? Грустно как-то… Альфонс, уже вставший из-за стола, чтобы пойти вымыть чашку, прыснул от смеха. – Не, ну ты как будто я не знаю – что я, по-твоему, одними пельменями да выпечкой питаюсь? Я студент, но не настолько! – хихикая под нос, он ушёл-таки на кухню (если про «пройти два метра до раковины» вообще можно сказать «ушёл») и открыл воду. – И вообще, что ж с тобой делать, хоть вообще не рассказывай про плохое… Если ты еще начнёшь грустить, моё никак точно превратится в печаль! – Ну вот, приехали! Не надо грустить из-за меня, – Мэтт назидательно поднял указательный палец кверху. – Я тебе за-пре-ща-ю!.. Ал как раз убрал чашку и вытирал руки полотенцем, когда Мэтт пригрозил ему. Оттого и фыркнул, глядя на младшего товарища: – Да-а, а как ты грустил из-за моей руки, это у нас нормально? Оладушки-то правда вкусные были, а ты не пойми с чего чуть не разрыдался! – Мне можно, потому что это мое естественное состояние, а тебе ни к чему, – Мэтт слабо улыбнулся в свою очередь, но почти тут же опять вдруг погрустнел. – Да и вообще, у меня, может, сегодня настроение такое!.. Очень сложные пары были, семинары, на одном тест, на другом спрашивали... На устных основах алхимии, между прочим. Со мной чуть инфаркт не случился! – Что такое? – Ал обеспокоенно нахмурился, скрещивая руки на груди и прислоняясь плечом к дверному косяку. – Разве ты не был готов к тесту? Ты же все выходные готовился, даже со мной советовался! – Был, я нормально написал, но психовал очень долго... – Зачем? А на семинаре вам тогда что, разве не объяснили перед тем как спрашивать? Они же не могут мнемонику без объяснений требовать! – Объяснили, но я... я так глупо оши-ибся… и было так сты-ыдно… – протянул Мэтт, как обычно чуть не плача. – Да Мэтт, гомункул тебя возьми, вы же учитесь! – Ал закатил глаза и возмущённо и насмешливо махнул в сторону Мэтта кухонным полотенцем, которое до этого перекинул через собственное плечо. – Ты не обязан все знать! Как будто там съедят тебя, честное слово… – Я не зна-аю... – Мэтт вдруг несколько раз глубоко вздохнул. – Ох, Ал, а где у вас прилечь можно?.. – Ты… ты чего? – Ал в два шага оказался рядом с ним и обеспокоенно наклонился. – А ну дай пульс проверю… Ложись прям на моей кровати, больше негде, не у Эда же, тем более он тут такой Армагеддон устроит тогда… Пульс в норме, ложись, сейчас давление проверю! – Ал метнулся в сторону шкафа и загремел чем-то на верхней полке. – Так, куда я этот наш тонометр сунул… Мэтт побледнел и вообще был ни жив ни мертв. – Ох-х, б-боже м-мой, Ал, зач-чем так ш-шуметь!.. – проговорил он, заикаясь, но покорно опускаясь на большую подушку на кровати Альфонса. – Ты бы хоть предупредил, что будешь чем-то так грохотать… и какой душераздирающий звук я при этом услышу... У меня же сердце остановится!.. Младший Элрик, ехидно хмыкнув, достал-таки механический анероидный тонометр. Непонятно было, чем вообще можно так греметь, когда прибора-то… прикусив губу и изо всех сил стараясь не засмеяться, он уселся на край кровати и начал медицинские манипуляции над рукой Мэтта (спасибо Флетчеру, он до того натренировал всех своих на такого рода вещи, что любой из Элриков и Трингамов мог с закрытыми глазами провести весь комплекс первичных реанимационных мероприятий, не говоря уже о сборе анамнеза). – Эй, ты чего лыбишься?! – из последних сил надулся Мэтт, пока Альфонс сосредоточенно следил за показателями тонометра. – Цыц, показания собьёшь… – наконец, Ал стянул с его руки манжету и позволил себе улыбнуться. – Да смешной ты... и, извиняюсь, псих... Давление нормальное, видимо, это у тебя нервное. Мэтт еще несколько раз глубоко тяжело вздохнул. – Ну псих, не спорю… – и ни с того ни с сего воодушевлённо добавил: – А давай что-нибудь споём, а? Ал вытаращил на него глаза. – Ты что! Мы же Флетчера разбудим!.. К тому же ты сам заявил, что умираешь! – А мы тихонько! – Мэтт сложил ладони в мольбе. – Ну А-ал... ну давай я спою, а ты послушаешь? – Ну хорошо, пой, сирена ты северная, – Альфонс покачал головой и вполне миролюбиво улыбнулся. – Только давай правда тихонько. Флетчер как-никак мой лучший друг, я за него тоже переживаю, а у него уже такие синяки под глазами, что я было сначала подумал, что он решил театр кабуки устроить без моего ведома и без ведома Мэй… Да ещё и стянул у последней не то тушь, не то тени… Но оказалось, просто недосып. Так что его будить ни в коем случае нельзя. – Понял, не дурак, – Мэтт шёпотом согласился с ним, поправил поудобнее подушку и открыл было рот… но вдруг широко зевнул, потом ещё и ещё раз и заявил: – Пение подождет! Я, наверно, хочу спать… – Наверное? То есть, ты не знаешь? – Ал подавился смешком, но Мэтт уже отвернулся к стенке и засопел. – И это Эд меня ещё Спящей красавицей называет, я хоть на ходу не вырубаюсь… Альфонс пересел обратно на свой стул, достал из сумки потрёпанную книжку с полустёртой золотой надписью «Оперы. Водевили. Оперетты» (алхимия алхимией, но помимо неё у Ала был ещё одна страсть – музыкальный комедийный театр. Впрочем, даже это было связано с алхимией – именно в оперных текстах XVIII века оказались зашифрованы такие любопытные алхимические идеи, что младший Элрик с головой ушёл в забавные тексты. Кроме того, у этого увлечения был ещё один плюс помимо собственно научной ценности: он периодически до колик в животе смешил друзей и брата, просто мурлыкая под нос арии и монологи героев) и с головой погрузился в чтение, периодически тихонько хмыкая под нос. В какой-то момент ему стало скучно, он со вздохом отложил книжку, перегнулся через стол и легонько толкнул Мэтта в плечо. – Хорошо грустим, да? Тот кивнул в ответ, заворочался и вдруг спросил меланхолически обречённым голосом: – Ал, слушай, а это что за болезнь такая, когда человек от нервов не может нормально дышать?.. Ал изумлённо вздёрнул брови. – Невралгия что ли?.. Ты что, настолько сильно распереживался? – Не знаю… А то, что я уже десять раз за две минуты зевнул?.. – Недосып, само собой... ну а вообще – кислорода не хватает… – А-а, все ясно! – протянул Мэтт, переворачиваясь на спину и складывая ладони на животе. – У меня невралгический недосып! – С чем я тебя и поздравляю! – Ал закатил глаза, встал из-за стола и, ворча под нос что-то про «мнительных идиотов», направился на кухню ставить чайник (кто знает, отчего человек может вдруг захотеть зеленого чая?). Уже шурша чем-то на кухне, он буркнул, опять обращаясь к Мэтту: – Ну честное слово, зачем же ты так над собой издеваешься? Такими темпами ты до сессии не дотянешь! Перфекционизм – это хорошо до тех пор, пока тебя на скорой не увозят, ты в курсе? У нас, конечно, есть Флетчер, но ему же тоже надо отдыхать, он тебе не круглосуточная реанимация… Ну даже я себе позволяю балду пинать! Мэтт свесил ноги с кровати Ала, переложил подушку себе под спину и, отреагировав на тираду Альфонса только очередным многозначительным вздохом, произнёс, глядя в окно на темнеющие облака: – Тоска-а-а… Напиться, что ли? – Тоже мне алкоголик нашёлся! – усмехнулся Ал. – Из тебя такой же пьяница как из меня балерина… А если серьезно, я могу тебе водички налить… – Да, давай… – Мэтт хихикнул, видимо, представляя себе Альфонса в образе «балерины». – Только холодной, если можно, а то как-то жарко… – Эй, не вздумай! – Ал погрозил ему пальцем, слегка краснея, и круто развернулся к холодильнику. – Так, а у нас она там вообще есть?.. А, есть какая-то минералка, видать, Эд вчера купил, хотя я её не помню… ну да ладно. И пока Ал служил барменом, то есть наливал обещанный «коктейль» в любимую стеклянную кружку с жёлтой совой, Мэтт открыл окно. – На, напивайся, кабак на дому, – Ал с самым солидным и невозмутимым выражением лица протянул другу кружку. Выглядело это до того комично, что Мэтт опять хихикнул. – Ага, благодарю, – он сделал глоток и поморщился. – А чего это у вас вода такая кислая? – Нормальная вроде, – Ал удивленно пожал плечами. – Было написано, что обычная себе минеральная вода, даже без газов, я бы ещё понял, если бы она из фильтра была… Давай другую налью, хочешь? Но Мэтт уже блаженно улыбался. – Не-е, нормально… не переживай, я распробовал… Ал, хмыкнув, уселся обратно на стул. Мэтт с задумчивым видом потягивал воду, Альфонс дожидался, пока закипит чайник. В комнату врывался вполне себе весенний тёплый ветерок. Ал, у которого с каждой минутой настроение улучшалось всё больше и больше, внезапно тронул друга за плечо и участливо поинтересовался, едва сдерживая смех: – Ну что, получается напиться? – Калодиц, кало-одиц, дай вады напи-ица, – незамедлительно завыл на это Мэтт, как будто он был как минимум на застолье и опрокинул в себя уже стопки три крепкого алкоголя. Ал прыснул от смеха и замахал рукой, чтобы Мэтт был чуть потише, но совсем останавливать его не стал – уж слишком было любопытно послушать необычный репертуар Мэтта, по глазам которого было понятно, что на одном «колодце» он не остановится. А тот уже встал, слегка покачиваясь (то ли усталость, то ли нервы, то ли актерское мастерство), вытянул руку с кружкой по направлению к окну, так что заходящее солнце, дробясь в стекле, било розовым светом ему в глаза, и, трагически щурясь, затянул: – Пазараста-али стёжки-даро-ожки, где пра-аха-адили милаава-а ножки... – Какого ещё милого? – Ал уже наполовину сполз со стула от истерического смеха. – Ты решил что ли, раз милую найти не получается, слегка переключиться?.. Мэтт как будто его не услышал, потому что продолжал выть уже о другом: – Ты милый мий, а я твая-я, взийшла вэчирняя заря-я, проснеэца матинька маяя, будэ пыта-ать, гдэ була яяя... – Мэтт! Да Фламеля ради! Что за девчачий репертуар, какая заря, какая матинька?.. – взвыл Ал из-под стола. – Нэ-ка-кой! – с готовностью рявкнул Мэтт с ужасным южным акцентом и взмахнул рукой, видимо, намереваясь, как заправский пьяница, швырнуть кружку об пол, но Альфонс предусмотрительно подорвался на ноги и выхватил её у него. – Эй, это вообще-то моя любимая! – сердито фыркнул он, с трудом сохраняя серьёзное выражение лица, и шмыгнул на кухню – выключить чайник и убрать стекло куда подальше от этого актера погорелого театра. – Да ты зачем!.. – для порядка возмутился Мэтт, тут же, впрочем, забывая о кружке и хватая со стола вилку, которую Ал заранее принёс для кусочка торта к чаю. – Напитки покре-епче, слава-а покароче-е... – Мэтт, дурак! – Ал, махнув рукой на потенциальный чай, который, видимо, ещё не скоро заварит себе, вихрем метнулся обратно и схватил друга за руку. – Ты ненормальный или где?!... Что ты размахиваешь колющими-режущими?.. Глаза себе выколешь! Мэтт икнул, как будто и правда был пьян, и выдал: – Слышь, пальцами мне тут не шурши... Задыхаясь от смеха (злиться было несподручно, ибо Ал мысленно записал это в золотой фонд цитат и пометил, что нужно рассказать об этом друзьям и брату), Альфонс просто вырвал у Мэтта его мини-трезубец и бросил в раковину к кружке. Вилка как-то подозрительно звякнула. Ал привстал на носочки и воодушевлённо захлопал в ладоши, уже смеясь в голос. – Мэтт, смотри! Я попал вилкой в стакан! Вот это я меткий, а? А, Мэтт? Не слыша восхищенных аплодисментов друга, Ал обернулся – Мэтт, наполовину высунувшись из открытого окна, вопил: – А нюх как у саба-аки, а гла-аз... как у арла!.. – Да блин! – Ал всплеснул руками и бросился оттаскивать его от окна, истерически хохоча при этом. Но Мэтт прочно вцепился в подоконник и, прервав на минуту свое пение, вдруг заорал: – Замуровали, демоны! – Дура-а-ак! – Альфонс всхлипнул от смеха. – Идиот! Флетчера мне разбудишь!!! К тому же соседи придут, если будешь так кричать!.. Мэтт, уже обмякший в его руках и позволивший усадить себя на кровать, вдруг глянул на друга, совершенно невинно взмахнул ресницами и наивно поинтересовался: – А бабайка? – Какой, к чёрту, бабайка? – Да вот ты говоришь, – едва ворочая языком, сказал Мэтт, – что соседи придут… а я и спрашиваю – а бабайка придет?.. Ал, издавая, подобно своему старшему брату в таких ситуациях, крики чаек, упал прямо на стол (с его ростом до стула было далековато) и спрятал лицо в ладонях. – Мэтью, да хорош придуряться! Уже не смешно! – Да это кто тут придуряется! – фыркнул Мэтт, обрушиваясь на кровать, пружины матраса которой тут же страдальчески взвизгнули. – Я ваще нормальный!..

***

Эд и Рассел ошалело моргали на картину, развернувшуюся перед их глазами. Ни тот, ни другой явно не рассчитывал увидеть то, что здесь происходило. Собственно, Эдвард полагал, что его ждут горячий ужин, спасительные обнимашки брата и ворчание на тему «Все козлы, а ты хорошенький». Рассел надеялся, что Флетчер ещё крепко спит, а Альфонс заварит-таки ему тоже кофе, пока девочки в разъездах. Но это выходило за все рамки. Они переглянулись и после непродолжительной паузы истерично прыснули в рукава своих пальто. А картина действительно стоила запечатления. На холсте. В масле. Мэтт раскинулся звёздочкой на кровати Ала и, видимо, мало что соображая, мелодично выл на одной ноте: – А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… Сам Альфонс сидел на стуле, вытянув на полкомнаты свои длинные ноги, и трясся от беззвучного смеха, уткнувшись носом в стиснутую в руках подушку. Пока Эд и Рассел ошарашенно переглядывались, Мэтту, очевидно, надоело изображать из себя плед, и он, нетвердо опираясь руками на матрас, сел, бросил мутный взор на вошедших и простонал, опять с неестественным (и оттого ещё более смешным) южным акцентом: – Па-алковнику нэ-эхто-о нэ пи-ишет… па-алковника нэ-эхто-о нэ ждэ-эт... – Э, в смысле меня никто не ждёт? – моментально нахохлился – правда, едва сдерживая смех, – Эдвард. – Интересное исполнение, – хихикнул Рассел, не обращая внимания на ворчание лучшего друга. – Эй, Ал, что это у вас тут за концерт «Гуляй, песня!»? Альфонс, подняв, наконец, лицо от подушки, сморгнул слёзы смеха, просиял радостной улыбкой и бросился к ним, на ходу пожимая руку Расселу, умудряясь помочь Эду снять пальто и сгребая всё-таки старшего в долгожданные (Эд даже ворчать перестал и довольно фыркнул, обнимая Ала в ответ) объятия: – Привет, Рассел, привет, Эд! Ждёт, братец, ждёт, а то вы как за смертью ушли!.. а Мэтт тут сдвинулся чего-то, – последнее он добавил уже шепотом. – А что такое? – Эдвард нахмурился, косясь снизу вверх на младшего. – И это… я тоже тебя обожаю-люблю, только давай я хоть ботинки расшнурую, ага? – Ой, да, прости, – Ал улыбнулся, выпуская его. – Да я ему водички налил, а он вон… поет уже чуть не два часа без перерыва… как радио, ей-Фламель! Переутомился он, что ли?.. Рассел вдруг резко побледнел, круто развернулся, прямо как был – в пальто и берцах – грохнулся на коленки перед маленьким холодильником и, открыв дверцу, застыл с круглыми глазами: – Ты… ты что, из этой бутылки ему наливал?.. – севшим голосом спросил он Ала, тыкая пальцем в пластиковую бутылку с надписью «Вода минеральная». – Э-э… ну… да, – Альфонс в недоумении пожал плечами, начиная что-то подозревать. – Ал, твою ж..! – А ну не ругайся на моего брата, а то как дам в глаз, и не посмотрю, что ты мой лучший друг! – рявкнул Эд, уже сунув ноги в мягкие пушистые тапочки и в свою очередь со спины обнимая Ала. Рассел закатил глаза, поднимаясь на ноги. – Да я и не собирался… – Да в чём дело-то? – Ал беспомощно озирался – то через плечо на Эдварда, то снова на Рассела. – Что с этой водой не так? – Да не вода это вовсе, это водка! – Рассел обречённо схватился за голову. – Мы с Флетчером для компрессов купили, когда у меня на той неделе спину прихватило! – А что она делает в нашем холодильнике? – Ал вытаращился на него во все глаза. – А-а… да мы же на днях свой размораживали, починить надо было, так мы к вам и поставили, я же вроде Эду говорил… вон у вас еще наша курица в морозилке, да и пирожные… – Упс… я забыл тебе сказать, Ал… – Эд, не выпуская брата, нервно хихикнул. – Да кто же наливает водку в бутылку из-под минералки? Это что, какая-то шутка?! – Ал грозно свёл брови и попытался вывернуться, но ничего не получилось – Эдварду ещё немножко хотелось пожить. – Да это Флетчер! Говорит, стекло у этих Элриков разобьётся, будут еще в экстазе что-нибудь готовить да холодильник сотрясать… давай от греха подальше перельем… Да тут же вон – подписано! – Рассел снова энергично ткнул пальцем в бутылку. На белом поле под логотипом компании, выпускавшей воду, и правда черным маркером было начертано «водяра», но так мелко что нужны были мощные очки, а то и микроскоп, чтобы прочитать. – Ну вы бы ещё карандаш инфузории тапочке вручили, чтоб совсем никто ничего не увидел! – Альфонс закатил глаза, пытаясь выглядеть грозно, но на самом деле был уже на грани того, чтобы расхохотаться. – Не инфузории, а амёбе, – нравоучительно поправил его Рассел, несмело ухмыляясь. Кажется, потенциальная буря миновала. – В конце концов, ресничками писать совсем извращение, а ложноножками ещё можно попробовать! – Да по мне хоть эвглена или хламидомонада, всё одно хрен разглядишь! – А ты чего… не нюхал, когда наливал? – в перерыве между криками чаек вкрадчиво спросил у брата Эд, проскальзывая под его рукой. Похоже, бояться за свою жизнь больше не приходилось. – Да кто ж знал! – развел руками Альфонс. – Тем более тут вон какой сквозняк, окна все нараспашку… Тут в комнату, покачиваясь и хватаясь за стены, вошел Мэтт: – Що вы тут, а? Бэз мэнэ… – Да вот… водка… – нерешительно начал Ал, еле сдерживаясь, чтобы не захохотать. – Водка, говорите? – Мэтт грозно сверкнул глазами, отрывая себя от дверного косяка, к которому было прислонился. – Во-одка, значит… Ой, хто пьет, тому налывайтэ, хто нэ пьет, тому не давайтэ! – Кому не давайте, кому не наливайте?.. – послышался ошарашенный голос за их спинами. Рассел, Эдвард и Альфонс одновременно обернулись и в унисон воскликнули: – Флетчер! – с такой радостью, словно это был как минимум мессия, а не действительно заспанный и взъерошенный младший Трингам в покрывале, накинутом прямо на плечи наподобие мантии. Тот потерянно уставился на них, часто моргая. Он и так спросонок плохо соображал, а тут к тому же творилась какая-то вакханалия. – Келле бель!!! Келле бель! Мэ жё дуа лез ублие… – вдруг жизнерадостно пропел Мэтт, всплеснув руками. – Ал, дыши! – Эдвард и Рассел одновременно подхватили под руки чуть было не упавшего на пол от смеха Альфонса. – Чего он ляпнул, Ал? – Флетчер беспомощно выгнул бровь. Французский в комнате знали два человека – Ал и Мэтт, у которого его преподавали в школе. – Он… он… – Ал еле стоял на ногах. – Но-он, жё нё регре де рье-е-ен! – объявил Мэтт, вновь скрываясь в комнате. – О господи… – Да что он несёт? Ну ладно второе… – Это типа: «Как же она красива, но я должна её забыть…» – Должна?! – А чего вы удивляетесь? У него вообще репертуар девчачий… – Э-эври найт ин найтдримз… – БЛЯДЬ, РЕБЯТА, ДЕРЖИ ЕГО!!! – Альфонс со всех ног кинулся в спальню. За ним – совсем прифигевший Флетчер, которому Рассел чуть ли не на пальцах пытался объяснить, почему Мэтт горланит песни в таком неадекватном виде, и перепуганный Эдвард. – МАТЬТВОЮ, ТЫ КУДА ВЛЕЗ?! – МАЙ ХАРТ ВИЛ ГОУ ОН! – Мэтт изо всех сил пытался отбрыкиваться, пока Элрики и Трингамы уже вчетвером стаскивали его с подоконника. – Конста-анция-я-я! Констанция-я-я! Констанция, Констанция, Констанция-я-я! – … Ал, он что, всю бутылку что ли выпил? – Флетчер, всё ещё закутанный в покрывало, проверял Мэтту зрачки, пока Ал и Эд держали младшего товарища за руки, а Рассел – за ноги. – Кружку… – обессиленно выдохнул Альфонс. – Мда, хиленький организм, мы даже после бутылки коньяка в одно горло до такого не докатывались… – закатил глаза Рассел. – Пральна, мы после бутылки вина докатились до другого, – буркнул Эд. – Давай не будем о грустном, а?.. Мэтт вдруг перестал брыкаться, часто заморгал, а потом с любопытством уставился на друзей. – Ой… я что-то… Элрики недоверчиво переглянулись, осторожно отпуская его руки. – Чего, протрезвел? – недоверчиво сощурился Флетчер. Тот задумчиво окинул его взглядом с ног до головы, тяжело вздохнул, прикрыл глаза и замурлыкал: – Найменьша сестра, бодай нэ зросла-а, сидэльце схова-а-ала-а… – Нет, не протрезвел… – в унисон тяжело вздохнули Ал и Флетчер под хихиканье старших. – Ну хоть не брыкается, – добавил Альфонс, пытающийся во всём найти свои плюсы. – Могло быть и ху… – А старша сестра-а сидэльце знайшла-а-а, коня оседла-а-ала-а-а… – сквозь дрёму мелодично сообщил Мэтт, подмигивая вдруг ни с того ни с сего Расселу и присевшему на кровать рядом с ним Эду. – Поди, братику-у, до дивчиноньки-и-и, що тэбе чека-а-ала-а-а… Теперь со смеху прыснули Альфонс и Флетчер под сердитое ворчание старших. –… ну вот и как мы его домой в таком виде вернуть должны? – когда Мэтт окончательно провалился в сон, уже не пытаясь смешивать все возможные и невозможные песни в ультрамикс, Эдвард недовольно скрестил руки на груди. – Я думаю, его брат нас не совсем поймёт. Скажет, споили, изверги, – кивнул Рассел, флегматично потирая ребро, по которому ему хорошо так прилетело, пока они стаскивали Мэтта с окна. – Во всяком случае, приди я домой в таком состоянии… – Я бы тебя убил, а потом, когда появилось бы настроение, воскресил, – усмехнулся Флетчер. – Ну или как минимум привязал бы к кровати… – Вот ты добрая душа, братец! – А что? Это самое рациональное, что можно сделать в такой ситуации! – Ты лучше подумай, что нам с вот этим народным ансамблем в одном лице делать?.. – Я думаю, это у него так в голову стукнуло на нервной почве, – Альфонс, заклеивающий пластырем Эду ссадину на щеке («Это всё твой Мэтью! – Во-первых, не мой, а наш, а во-вторых, ты сам стукнулся об стол! – Пока его спасал, значит, он виноват! – Ну Э-эд…»), дёрнул уголком губ. – Он тут лежал умирал, опять накрутил себя до не пойми чего… Ему полезно, наверное, расслабиться. Мне кажется, это быстро выветрится. Пусть часок подрыхнет, а потом мы его разбудим… – А нам самим куда? – недовольно сморщил нос Эдвард, подставляя Алу вторую щёку («Ну уж тут Мэтт точно не при чём! – Я знаю… Это я в поворот неудачно вписался… – ?! – Ну а чего он?»). – Его ж как малое дитё – ни на секунду оставить нельзя, ещё из окна вывалится… – А мы и не уйдём, – Ал со вздохом расправил клейкий кусочек бинта перед тем, как наклеить его. – Доставай, Эд, карты – гадать будем. Я же обещал. – На кого, на суженую-ряженую? – усмехнулся Рассел. – Ну уж нет, хватит с меня, я историями про суженых на сегодня сыт по горло! – Ал цокнул языком, аккуратно заклеивая старшему ранку. – То она не пришла, то он умер, то ей плохо, то он ранен, то она беременна, то он… – Он беременный?! – в праведном ужасе переспросил Флетчер, хватаясь за сердце. – Да не, до альтернативной анатомии в песнях не добрались ещё… – Альфонс истерично хихикнул, пока Эд снова заходился криками чаек, а Рассел медленно сползал с кровати на пол, спрятав лицо в ладонях. – Я хотел сказать: «то он на войну ушёл»… – А-а, фух, ты меня так больше не пугай! – Ты прости меня, родная, коль себя не сберегу, где умру – я знать не знаю, буйну голову сложу… Тьфу ты блин! Заразная хрень! – Что ж… завтра грядёт очередная песенная лихорадка, – подытожил Рассел, подняв к потолку указательный палец. – Почему завтра? Сегодня ночью! – О нет… Зачем ты это сделала, надела платье белое… упс… – Заебись! – задыхаясь от смеха, выдавил из себя Рассел. – Я в синем, Эд в белом – ну просто идиллия! Спасибо, дорогие младшие братцы! – Да на здоровьичко! – шёпотом радостно в один голос выдали те. – Кушайте не обляпайтесь… – добавил Ал. – Жрите не подавитесь, – невозмутимо закончил Флетчер. – Чё ты там говорил про то, что они добрые? – Эд сполз на пол к Расселу со стула. – Твой, значит, тебя готов к кровати привязывать, меня мой регулярно грозится придушить… мы живём с домашними тиранами!