*1952 год*
Это было ещё относительно спокойное время для семьи Делонгов: все ещё были живы. Исключая, конечно, бабушек и дедушек Алисы, которые умерли ещё до её рождения, но в детстве вопрос родословной мало интересовал девочку, поэтому она просто жила с осознанием, что их нет. Лишь однажды отец, сильно выпив (что бывало очень редко), проговорился, что его родителей убили немцы, но больше данный вопрос не поднимался. В тот летний денёк Алиса читала во дворе медицинскую энциклопедию: она хотела стать врачом. Вскоре к сестре спустился Стас и, обратив к ней свои полные нежности и чистоты глаза, со свойственной ему любознательностью спросил: — Про что сегодня читаешь? — Про эпилепсию, — ответила Алиса и предложила брату присесть рядом. Тот мигом согласился и, устроившись справа от сестры, принялся разглядывать текст. — И что же, операция может не помочь? — спросил Стас, прочитав несколько строк. В свои 5 лет он уже очень хорошо умел читать, и при этом быстро. — Какой ты всё-таки умный, — улыбнулась Алиса. — Да, может не помочь. А может и хуже сделать. Когда в мозгу копаешься — это всегда опасно, поэтому я бы не хотела быть нейрохирургом. — Но это же очень интересно! — воскликнул братик, и его глаза заискрились. Ему очень нравилось, когда сестра вычитывала что-то про нейрохирургию. — И очень опасно. Но у тебя всё впереди, глядишь, будешь учиться — и станешь настоящим нейрохирургом. — Смеёшься, что ли? — насупился Стас, но Алиса поспешила обнять брата. Она потрепала его по голове, поцеловала в лоб и с любовью произнесла: — Нет, конечно. У тебя всё получится. Главное, не сдаваться. Ты уже столько всего в свои пять знаешь, и что-то понимаешь даже лучше меня. — Ты не волнуйся, — погладил Стас сестру по руке. — Я тебя, если что, обязательно в свою больницу возьму. Будем вместе работать. — Конечно, будем, — широко улыбнулась Алиса, и ещё крепче обняла брата. В тот момент она действительно искренне верила в то, что говорила. Она верила в лучшее. Вскоре к ним присоединился Оскар. — Что, Алис, опять свою ерунду читаешь? — усмехнулся он. — Ничего не ерунда, — надулась Алиса. — Да, Оскар! — поддержал сестру Стас. — Не мешай умным людям беседовать. — Батюшки, больно надо! — махнул рукой Оскар, но тут же подсел к родным и продолжил. — Может, мне тоже интересно. — Да конечно, — фыркнула Алиса. — Тебя больше политика занимает. — Ну тут ты права. Но я открыт для нового. — Ладно, — смягчилась сестра. — Мы тут про эпилепсию читаем. — Это когда человека трясёт? — уточнил Оскар. — Ну, грубо говоря, да, — кивнул Стас. Во двор вышла мама, прямо в фартуке, и направилась к детям. Удивительная женщина. Она выглядела много старше своих лет (а ей на самом деле было всего 38), на её лице было очень много морщин, и всё в Анне выдавало её усталость, но, тем не менее, она всегда старалась улыбаться, чтобы и остальные не унывали. Будучи оптимисткой, она всегда оставалась мудрой женщиной и от второго очень страдала всю жизнь, потому что всегда могла трезво оценить любую ситуацию. У неё всегда была страсть к познанию, поэтому она, даже выучившись на портниху (и в этом деле она всегда совершенствовалась), любила читать научную литературу. Можно догадаться, что Алиса и Стас старалась быть похожими на маму, и им это очень неплохо удавалось. Увидев маму, Оскар напрягся и, как только она к ним подошла, стал тараторить: — Мам, да я тебе говорю, мы в стекло не целились! Просто мяч отрикошетил! Анна удивлённо взглянула на сына и спросила: — Какой мяч? Оскар, поняв что мама пришла не из-за разбитого в одном из соседних домов окна, быстро нашёлся и ответил: — Да я сон рассказываю. — Сон, говоришь, — мама строго покачала головой, но тут же вспомнила, зачем шла, и заботливо вручила дочке свои запасные очки, большие и в роговой оправе. — Алиса, ты опять читаешь без очков. Ну зачем глазки портишь! — Мам, ну они страшные, — поморщилась девочка, и в подтверждение сказанных ей слов Оскар захихикал в кулак. Анна грозно взглянула на сына и проговорила: — А ты бы не смеялся шибко. Тебе ещё мне свой «сон» рассказывать. В подробностях. С адресом, именами. Оскар тут же умолк. Мама продолжила: — Доченька, у нас нет сейчас денег. Папе постоянно зарплату задерживают, а у меня всё меньше покупают. — Да знаю я, — вздохнула Алиса. Вдруг её за руку взял Стас и произнёс, смотря на родных серьёзным, но таким добрым взглядом: — Я думаю, нет разницы, как выглядят очки. Главное, чтобы они выполняли свои функцию. — Золотые слова, Стасик, — улыбнулась мама. — Вам, Алиса и особенно Оскар, полезно послушать младшего брата. — Да что Оскар-то опять! — Вот сейчас и расскажешь, чего. Пойдём. Оскар нехотя поднялся, и они с мамой вскоре скрылись в доме. — Влетит Оскару, — почесав затылок, сказал Стас. — Похоже. Нам, людям науки, его не понять, — важно проговорила Алиса. — Ну Оскар больше по практике. — Это он в папу. Только папа от политики далёк. И действительно, отец семейства считал политику грязью и «поганым болотом», куда нормальным людям лезть не надо, но, как и старший сын, мало интересовался науками. Александр был человеком дела. Его руки, казалось бы, умели всё. Он очень много работал, но при этом не стал для детей бледной тенью: он старался всё свободное время проводить с любимой семьёй. Несмотря на все жизненные неурядицы, он оставался, как и супруга, сильным человеком, поэтому не спился, как сделали многие с похожими на него судьбами. Пил он очень и очень редко и выпивал много лишь тогда, когда усталость и переживания за будущее брали верх над разумом. Но никаких запоев никогда не было, потому что Александр всегда ощущал ответственность перед семьёй. — Кстати, а когда папа сегодня придёт? — спросил Стас. — Сегодня пораньше. Потом на завод какая-то администрация приедет. — Как всегда просто посмотрит, пообещает что-то и уедет, ничего не сделав? — Да. Именно так. Внезапно скрипнула старая калитка — во двор вошёл Александр. — Вот ты ж!.. — выругался он. — Опять смазать забыл. Отец семейства направился к детям. Он потрепал их по голове и спросил, заранее зная ответ: — Опять наукой занимаетесь? — Ага, — в один голос ответили брат и сестра. — Понятно. Ну что ж, просвещение — это хорошо. Это вы в мамку, — отец посмотрел по сторонам и, нагнувшись к детям, прошептал им. — Я, честно сказать, иногда не понимаю, о чём она говорит, когда она цитирует очередную научную статью. Ну я-то, понятное дело, киваю, чтоб совсем дураком не казаться, но, мне кажется, она меня скоро раскусит. Дети захохотали. Александр, сделав обиженный вид, пробурчал что-то под нос, но уже через секунду тоже залился смехом. Когда они успокоились, отец спросил, где Оскар. — Он с мамой в доме, — ответила Алиса, умолчав про какой-то «сон брата». — Понятно, — ответил Александр и тоже направился в дом. Алиса же надела очки, и они со Стасом вновь принялись изучать энциклопедию. — Всё-таки медицина — это так интересно, — сказал братик, и его глаза вновь заблестели. — Очень, — ответила Алиса и, выдержав паузу, произнесла. — Знаешь, я так рада, что ты у меня есть. Ты понимаешь меня как никто другой. И ты очень взрослый для своего возраста. Как и я, наверное. — Ну да. Оскар же нас обоих занудами называет. — Ага. — И я тоже очень рад, что ты у меня есть, — сказал Стас. Они с сестрой крепко обнялись. В тот момент они, позабыв обо всех жизненных трудностях, чувствовали себя, пожалуй, самыми счастливыми людьми на свете.***
Алиса бы всё отдала, чтобы вернуться в тот день, прожить его ещё раз, остаться там и изменить прошлое, но, к сожалению, это невозможно. Ей очень хотелось вновь увидеть лицо Стаса, услышать его голос. Он был для неё очень близким человеком. Алиса беззвучно заплакала. — Стасик… Стасик… — еле слышно шептала она одними губами. Усталость и стресс, что породили воспоминания, сделали своё дело, и вскоре Алиса уснула. К большому счастью, ей не снилось ничего, потому что уже не первый год женщину муслили ночные кошмары, от которых она вскакивала поспели ночи в холодном поту и часто после этого начинала плакать.***
А в это время допрашивались родные Алисы. В дом к Мари пожаловали КГБшники. Они ознакомили её с первичными материалами дела. Домбровска, хоть и была в тот день не совсем трезвая, всё же понимала, о чём с ней говорят. Будучи председателем правительства, а потом и президентом, она тесно общалась с тогдашним председателем КГБ (Дианой Барбадильо) и сумела набраться детективного опыта, поэтому когда Мари показали фотографии, где якобы Алиса получает пакеты с наркотиками, Домбровска лишь фыркнула и произнесла: — Это не Алиса. И я, безусловно, ни о чём подобном не знаю. Её покойный муж в своё время был связан с салинасцами. И у меня в последнее время возникли подозрения, что он мог сам являться членом их секты. И тогда, что логично, они отыгрываются на Алисе за старые счёты с её мужем. И тот странный звонок подтверждает мою версию. — Интересно, — пробормотал КГБшник. — Вам бы, донна, только книжки детективные писать. Ишь как загнули! — Вы бы могли ознакомиться с результатами дела Ганса Мельцера в Германии. Пусть Диана обратиться напрямую к Остерманн, — продолжала стоять на своём Мари. — К Эрике?! — выпучил глаза КГБшник. — Вы уж извините, что так Вами, бывшим правителем, но закусывать надо. Эта сумасшедшая нацистка-пироманка, едва мы к ней заявимся, нас в печь тут же отправит. — Во-первых, она национал-синдикалистка. Во-вторых, да, я согласна, Эрика вспыльчивая, но я с ней долгое время общалась, и довольно тесно и, как видите жива. И Алиса долгое время работала на неё. Ну то есть в Германии. — Последнее нам известно. Но давайте каждый будет заниматься своей работой. Вы теперь на пенсии, политикой не занимаетесь, вот и не надо за нас решать, как нам расследовать дело. — Подождите, Вы должны!.. — Мы Вам ничего не должны, — усмехнулся КГБшник. — Больше к Вашим показаниям, что Вы не знаете, где находилась в указанный промежуток времени Мельцер, Вам добавить нечего? — Нечего. Кроме того, что я уже сказала, что Алиса невиновна, и Вам нужно всё проверить. — А я Вам ещё раз повторяю, что Вам не положено лезть, куда не надо. Дочь Мари, 8-летняя Алисия, тоже была уверена, что Алиса ни в чём не виновата. Когда КГБшники ушли, Домбровска достала открытую бутылку текилы и стала пить. — Мам, ну, хватит уже, — попросила Алисия. — Прости, доча, мамочке сейчас надо подумать, — ответила Мари и достала стакан побольше. И, как ни странно, выпивка действительно подействовала на неё положительно — Домбровска стала просчитывать варианты. Идти к Эрике всё же было безумием. Алиса, по пьяни разболтав Мари одну тайну Остерманн, о которой потом узнала вся Мексика (Грета, записав на диктофон разговор взрослых, отнесла его в редакцию), очень сильно пошатнула отношения Эриком и Мари с Алисой. Но и оставлять всё так было нельзя — Мельцер грозил бы расстрел. Мари понимала, что искать доказательства невиновности Алисы придётся очень долго, но всё же это надо было делать. Но как? Единственный вариант был — пойти к Диане. И Мари стала думать, как и что сказать правительнице, к которой, впрочем, нужно было ещё попасть на приём. По счастью, следователь, что вёл дело Алисы, делал попытки проверить, был ли тот звонок Мельцер или нет. Что же касается дочки Алисы, то она, несмотря на десятилетний возраст, крыла мать трёхэтажным матом, говоря о том, что Алиса — родительница никакая, что она пьющая и что она «последняя у*бишная шлюха», раз жила с таким уродом, как её (Греты) отец. Свекровь Алисы пыталась сгладить углы (но сына она не защищала), говоря о том, что у Мельцер просто сложный период, что она многое пережила, но инспектора по делам несовершеннолетних, как видимо, интересовали больше слова дочки Алисы (у которой хотя бы хватило мозгов не курить при служащих). В результате Грете сообщили, что Мельцер лишают родительских прав. Девочка на это лишь развела плечами и хмыкнула. Она ненавидела мать всеми фибрами души и считала, что это «она сама виновата во всех своих несчастьях, за которые вечно расплачиваются ещё и другие». Опекунами Греты стали её бабушка и дедушка со стороны отца.