Записки об Алисе Делонг

      Алиса очнулась на полу своей камеры через несколько часов. Всё тело болело от щедрых ударов почётного работника охраны. С трудом от слабости присев на кровать, Алиса стала думать о том, что её ждёт, и вдруг побледнела, вспомнив один факт. Мари 4 года назад подписала указ, согласно которому все осуждённые по статьям, связанными с наркотическими и психотропными веществами, приговаривались к расстрелу. «Спасибо, Маня!» — зло подумала Мельцер, но тут же задалась вопросом, зачем тогда следователь говорил про то, что ей будет грозить расстрел, ЕСЛИ она не выдаст подельников. «Гениальный план. Обмануть меня.» Алиса закричала что есть мочи, подошла к зеркалу и ударила в него кулаком. Зеркало разбилось вдребезги. В помещение тут же зашёл охранник, держа наготове электрошокер, и с порога проорал:       — Ты опять?! Мало тебе было?!       — Мне нужно поговорить со следователем, — как ни странно, спокойно ответила Алиса. Охранник плюнул прямо на пол, с презрением оглядел узницу и лениво пробурчал сквозь зубы:       — Ладно. Жди. Я как раз хотел сообщить ему, что ты поехавшая.       — Вопрос ещё, кто из нас более поехавший, — усмехнулась Мельцер, на что охранник молча стал включать и выключать шокер. Не желая быть опять избитой, Алиса добавила. — Намёк поняла. Молчу.       — Вот и молодец. Жди.       «Я схожу с ума, — с ужасом подумала Алиса, глядя на окровавленные руки. — Я становлюсь как Оскар. Я должна контролировать агрессию. Должна. Но как же хочется выпить. Чифирь хотя бы.» Женщина, понимая, что выпивки в ближайшее время не будет на сто процентов, грустно и глубоко вздохнула. Да, а ведь когда-то она даже видеть не могла алкоголь, и уговорить её хотя бы пригубить немного вина было весьма проблематично. Но обстоятельства и собственные поступки способны в корне изменить человека. И Алиса была идеальным примером этому. Но такой участи она уж точно не заслужила. Бóльшая часть её жизни была настоящим адом. Но кто в этом виноват будет рассмотрено в своё время.       Поняв, что следователя придётся ждать очень долго, Алиса вновь окунулась в воспоминания.       Она плохо помнила день похорон Стаса и мамы, всё потому что соседи, которые приютили сирот, давали Алисе мощные успокоительные (в своё время они забрали лекарства из разрушенной психиатрической клиники), отчего девочка пребывало в вялом состоянии и мало что соображала и понимала. Оскар же от лекарств отказался. Он потерял работу (завод был разрушен), а на третий день после похорон родных у него случился эпилептический припадок. Первый в его жизни. Соседи сумели помочь ему, но не могли точно сказать, единичный ли это был случай или следует ожидать ещё. Алиса, в своё время достаточно изучив эпилепсию, надеялась на худшее, и ей становилось ещё страшнее от осознания того, что лекарств нигде будет не достать. Добрые люди, приютившие Делонгов, пытались дать Алисе хоть какое-то образование, в чём пытался помочь и Делонг, который устроился сторожем на овощехранилище. Дело в том, что рядом была разрушенная библиотека, откуда Оскар потихоньку таскал книги, каждый раз рискуя жизнью (обрушился второй этаж, поэтому перекрытия могли в один момент рухнуть и привалить юношу). Но это было не самое страшное. Именно в то время в жизни Оскара появились сигареты и алкоголь. Это не одобряли ни соседи, ни Алиса, но один раз, когда Оскар пришёл с работы мертвецки пьяный и дома была только сестра, она было уже хотела отчитать его, как вдруг Делонг со всего размаху ударил её по лицу и крикнул, глядя на Алису безумными глазами:       — Захлопни варежку, маленькая сука!       Перепуганная Алиса забилась в угол с тяжёлой книгой в руках и, тяжело дыша от страха, прокричала:       — Оскар! Очнись! Это всё алкоголь! Тебе нельзя пить!       — Ты мне ещё будешь указывать, что мне делать, мелкая дрянь?! — окончательно рассвирепел Делонг и набросился на Алису с кульками. Та закричала и пыталась отбиться книгой,и когда Делонг на секунду отвлёкся со всей силы ударила брата в нос. Что-то хрустнуло. Делонг, держась за кровоточащий нос, истошно закричал и повалился на пол. У него вновь случился приступ эпилепсии. Больше всего Алисе хотелось свернуться калачиком и разрыдаться, но она, забыв, что её родной брат чуть было не убил её, кинулась к нему на помощь, следя за тем, чтобы он не прикусил язык и не разбил голову. Когда приступ прошёл, протрезвевший Оскар поднялся, потряс головой и непонимающим взглядом посмотрел на сестру, которая уже держала наготове тяжёлый подсвечник.       Оскар, рыдая, кинулся к сестре, обнял её за ноги и стал целовать их.       — Алиса, прости меня… Прости… — задыхаясь, говорил он, будто бы боясь, что снова потеряет над собой контроль. — Я ударил тебя… Я поступил как мразь, как какое-то существо. Я… Прости меня… Это действительно алкоголь. Как только я выпью, я хочу отомстить всем на свете за смерть родителей, я становлюсь неуправляемым. У меня и раньше были вспышки гнева, но я думал, что бухло сделает меня спокойнее, но вышло наоборот. Прости…       — Если ты не хочешь, чтобы обо всём узнали те, кто нас здесь великодушно приютил, ты должен бросить пить. И ты должен контролировать агрессию. Не знаю, как. Зачирикай листок, скомкай рубашку. В крайнем случае, разбей что-нибудь! Но контролируй, — сурово глядя на брата, произнесла Алиса. Она понимала, что должна была его не жалеть, а поставить перед фактом, выдвинуть ультиматум.       — Обещаю, — ответил Делонг. — И запомни, сестрёнка, запомни раз и навсегда, ничего нет дороже человеческой жизни, и я всегда буду тебя оберегать.       — Я надеюсь, так будет не только на словах, а теперь дай мне осмотреть твой нос.       Как оказалось, нос сломан не был. Видимо, хрустнуло что-то у Алисы в руке, поэтому она дала брату вату, чтоб он остановил кровотечение, а сама пошла посмотреть, не осталось ли у неё никакого шрама. Шрама не было, но стремительно проступали синяки, как и у Делонга, поэтому она замазала их и себе, и брату пудрой. Оскар сдержал слово. Он больше не пил и гасил агрессию тем, что мял маленький резиновый мячик и много курил. Но в один день всё изменилось.       Это было 16 марта 1959 года. Делонг был у своего приятеля, который был на пять лет старше Оскара. Они познакомились на овощехранилище и любили обсуждать политику. Одно было плохо. Именно этот приятель в своё время и пристрастил Делонга к алкоголю, а когда тот завязал, всё равно пытался уговорить на рюмочку–другую, но Оскар отказывался. Но именно 16 марта 1959 года его выгнали с работы, из-за того что кто-то, когда Делонг отлучился с поста в туалет, украл 5 килограммов овощей, и Делонг чуть было не убил начальника, еле-еле совладав с собой, поэтому сорвался и напился в стельку в тот день вместе со своим приятелем. У последнего стал развязываться язык, и он проговорил:       — Знаешь, братан, а я ведь в антиправительственном обществе состою. Там у нас всем заправляет Доминик Гайос, он у нас директор банка, умный мужик. Не хочешь как-нибудь со мной сходить?       — Да можно, — безразлично пожал плечами Оскар. — Когда следующее собрание?       — А прямо завтра.       — Понял. Ладно, я спать…       — Да я тоже…       После этого убогая лачуга наполнилась мерзкими звуками пьяного храпа.       На следующий день приятель Делонга, как и обещал, привёл его в тайное общество, которое располагалось в подвале заброшенного детского сада. Оскар, рассудив трезвым умом, решил, что ему не следует лезть туда, куда не надо, но любопытство в итоге пересилило осторожность. На входе охранник злобно посмотрел на приятеля Оскара и закричал, тыча пальцем Делонга:       — Ах ты ублюдок! Ах ты тварина! Ты кого привёл?! Тебе давали разрешение на разглашение тайны?!       Приятель уже хотел найти оправдания, как вдруг к ним подошёл мужчина лет под сорок в деловом костюме и спокойно произнёс:       — Наше общество открыто для новых членов, но Вас, молодой человек (обратился он к Делонгу), мы проверим. Так что пропустите их.       — Слушаюсь, господин Гайос, — нехотя пробормотал охранник.       — Опять «господин»! — нахмурился мужчина. — Оставьте это обращение уже! Называйте меня пан Гайос. Пора бы давно привыкнуть, что в Новой Польше все будут пан и пани.       — Слушаюсь!       — Так-то лучше. Пройдёмте, друзья мои, собрание вот-вот начнётся.       Гайос, как, впрочем, и его собрание не произвели на Делонга особого впечатления. В тот день дискутировали на тему того, как в Новой Польше будет обстоять дело с культурой. Художники представляли свои работы, режиссёры демонстрировали свои сценарии, и всё это было для Оскара невыносимо скучным. «Зануде бы понравилось», — подумал он, вспомнив про сестру. Тем не менее, Делонг пошёл и на следующее собрание, не сказав никому о первом, и уж тогда в нём проснулся интерес. Гайос говорил о том, как следует вести внешнюю политику. В частности, он рассматривал в будущем план объединения Казахстана, а на третьем собрании речь шла об экономике. Гайос делал упор на то, что нужно поддерживать порядок и не давать толстосумам захватить рынок. Делонг, к слову, вообще считал, что необходимо полностью ликвидировать рынок, полагая, что такая модель всегда будет интенсивной. Что уж говорить, 17-летний Оскар имел самое примитивное представление об экономике, и если во внешней политике он понимал очень многое, то во внутренней от него ускользало достаточное количество важных деталей. И именно в тот момент Делонг решил, что ему нужно завоевать уважение Гайоса, чтобы потом переубедить его касательно экономики, поэтому решил сыграть роль подхалима, и так убедительно, чтобы Гайос об этом даже не догадался. Оскар понял: он может пробиться на вершину, если постарается, но читать книги по экономике, изучать социальные механизмы ему вовсе не хотелось. Он считал, что всё думает правильно. И это была его серьёзная ошибка, за которую впоследствии расплатятся очень многие…       Ради своей идеи Делонг окончательно бросил пить и устроился уборщиком в магазин. На каждом собрании он старался выделиться, вставить слово, какие-то дополнения по внешней политике, и, что скрывать, они были очень даже существенными, и Гайос всерьёз заинтересовался юношей, в результате чего Делонг был официально зарегистрирован (проверку уже давно провели агенты Доминика) как член Общества Новой Польши. Что до Алисы? Обычно в её возрасте девочки познают первый опыт любви, мечтают о великом будущем, но она только читала, старалась выучиться, порой перечитывая что-то по десять раз, лишь бы понять. Она старалась крепиться, добрые соседи окружили её заботой, фактически заменив им с братом родителей. Семья врачей в какой-то момент даже стала называть Алису дочкой, но вот с Оскаром близости особой не было, и вся проблема именно в нём, в его привычках и образе жизни. Да, Оскар катился по наклонной (хотя всё ещё думал о сестре) и часто развлекался с проститутками после работы, тратил уйму денег на сигареты (но держал слово о сухом законе) и даже промышлял воровством, чего не смел делать, даже когда была война. В один момент он просто решил, что весь мир против него и хотел отомстить всем за своё несчастное детство. Это ещё одна из причин, почему он так рвался к власти. И в итоге он добился первых результатов. В 1961 году Гайос позвал Оскара к себе и объявил, что они с сестрой и семьёй, у которой они живут, могут переехать в Уральск.       — Я всё устроил, Оскар, — улыбнулся Доминик и пожал руку ошеломлённому юноше. — Ты заслужил это. Такое рвение. Явно видно, что хочешь, чтобы Новая Польша о себе заявила на мировой арене, чтобы она процветала.       Отчасти последнее было правдой. Оскар хотел развития страны, увеличения благосостояния её населения, но первично он желал возмездия, желал пройтись по неугодным ему по каким-то причинам людям (потому что обычные жители Казахстана не имели никакого отношения к гибели его родителей) катком репрессивной машины. Делонг хотел отплатить кровью за кровь, отсюда и была его агрессия, но проблема в том, что он хотел отплатить кровью невинных. После слов Гайоса в душе Оскара уже было что-то взыграло (совесть), но юноша мигом подавил это. «Я всё делаю правильно», — твердил он себе.       Объявив дома о грядущем переезде, Оскар выложил всё про антиправительственное общество и свою роль в нём.       — Боюсь, Оскар, мы не сможем поехать с тобой, — ответила женщина-врач. — Мы нужны здесь, мы должны здесь помогать людям. Да и опасно это всё с этим обществом. Нет, мы тоже недовольны правительством, но не хотим проблем. Ни себе, ни вам.       — Мы не станем тебя держать, дочка, — продолжил мужчина-врач, обращаясь к Алисе. — Выбор за тобой.       Девушка молчала и переводила взгляд с Оскара на тех людей, что за эти два с лишним года стали для неё настоящей семьёй. Они поддерживали её, когда ей было плохо, всегда интересовались тем, что она хочет, о чём думает. А Оскар… Между ними всё выше и толще росла стена. Делонг считал, что всегда успеет поговорить с сестрой. Потом. Когда пробьётся к власти. И Алиса вовсе не забыла, как он тогда набросился на неё, но при этом она прекрасно понимала, что без неё он пропадёт, поэтому скрепя сердце, со слезами на глазах произнесла (и от первых слов уже у пары врачей в глазах выступили слёзы):       — Мама, папа, простите, я бы очень хотела остаться с вами, но я должна быть с Оскаром. Простите… Я должна уехать. Но я буду писать. Когда наладят телефонную связь, я вышлю вам мой номер…       Алиса заплакала в полную силу. Мужчина и женщина крепко обняли её. Оскар же наблюдал за этим со стороны, и ему вдруг стало жутко стыдно за свои радикальные идеи, потому что он понимал, что репрессивная машина уничтожит в том числе и таких порядочных и добрых людей, как те, что их приютили, но и в этот раз Делонг подавил в себе эти чувства.       15 апреля Алиса и Оскар уехали в Уральск, и ещё долго они видели, как им махали врачи, стоя на пороге дома, который уже успел стать для брата с сестрой родным. 1997 год       — Боже мой, — пошептала Алиса, вытирая слёзы. — Если бы я тогда осталась с ними, если бы я не поехала с ним. Я бы уж точно не сидела сейчас здесь. Оскару тогда было уже ничем не помочь. Он сам себя угробил и довёл до своей душевной болезни. Он не смог подключить самоконтроль.       Дверь камеры внезапно распахнулась. Вошёл следователь.       — Вы хотели что-то? — как обычно безучастно произнёс он. — Звонок ещё проверен не был.       — Нет, я не к тому. Дело в том, что мне известны законы Мексики, и известен уголовный кодекс. И реформы Домбровски я помню, — отчеканила Алиса.       — Вы это к чему?       — А к тому, что мне известно, что меня в любом случае приговорят к расстрелу.       — Хм, — промычал следователь и хитро улыбнулся. — Не ожидал. А что Вас так удивляет? Если есть хоть что-то, что может ускорить следствие, этим нужно пользоваться. Так Вы скажете, кто Ваши подельники?       — Я Вам ещё раз повторяю, что ничего не знаю. Но Вы можете проверить немецкое дело о моём покойном муже. Он был связан с наркотиками. Некий Берг ему их продавал, который вполне мог являться салинасцем.       — Вы понимаете, насколько сложно будет добиться разрешения на просмотр материалов дела?       — Да, безусловно, но я долгое время работала вместе с Эрикой и общалась с ней, — затараторила Алиса, которой показалось, что у неё появился шанс на спасение.       — Не с Вашей ли, тем не менее, лёгкой руки она была в своё время опозорена в нашей прессе на всю Мексику? — напомнил следователь.       — Да, конечно, — признала Алиса, — но я тогда была пьяна. И дочь подслушала…       — А может быть, Вы были пьяны и когда наркотики к себе в дом несли.       — Нет, я ненавижу всю эту наркоту. Она в своё время окончательно разложила моего мужа. Именно из-за этого он ведь сел.       — Алиса, видите ли, я привык работать ответственно, на полную. Но дело Ваше негласно курирует донна Барбадильо. Я и так еле получил разрешение на проверку звонка. КГБ теперь имеет полную власть, и мне бы не хотелось вступать с этой властью в конфронтацию.       — Ну я умоляю Вас! — заплакала Мельцер и упала на колени перед следователем. Тот совершенно спокойно, но в то же время властно произнёс:       — Немедленно встаньте. Я сделаю всё возможное. Но не могу ничего обещать. И дело может затянуться. Кстати говоря. Вам назначена психиатрическая экспертиза. Необходимо убедиться в Вашей вменяемости, но заранее напоминаю, что принудлечение лишь дополняет срок.       — То есть меня ещё и в дурку могут запихнуть? — с ненавистью спросила Алиса, сжимая и разжимая кулаки.       — Выражаясь Вашими словами, да. Только я вот одного не понимаю. Зачем Вы так рвётесь на волю? Для чего? У Вас там ничего нет. Дочка больше не Ваша, квартира Ваша уничтожена, считайте, на работу Вам уже будет не устроится. И что Вы будете делать на свободе?       — Пойду к Домбровске.       — А Вы уверены, что она примет подругу, бывшую в местах не столь отдалённых? У Мари и так дурная репутация из-за её алкоголизма, — продолжал напирать следователь.       — Но не расстреливать же меня.       — Пожизненного у нас нет, — пожал плечами следователь. — Ну ладно, как я и говорил, сделаю что смогу. До свидания.       — До свидания, — пробормотала Алиса. После разговора со следователем она была окончательно подавлена. Ведь он был прав. У неё не осталось ничего. Вдруг Алиса снова впала в ярость и закричала:       — Салинас!!! Мерзкая мразь! Клянусь, я выйду и перережу всех, кто испортил мне жизнь!!! Я убью каждого!!!       Именно в этот момент тяжёлая металлическая дверь со скрипом открылась, и в помещение вошли психиатры.