Hold me tight

      Чон Субин, удобно устроившись в гостиной, разложил на коленях бумаги.       — Прошу прощения за свое вторжение сразу после похорон, Чимин-щи, но ходят слухи, что вы собираетесь улететь из Сеула завтра вечером.       Адвокат оказался плотным альфой небольшого роста лет сорока, с седеющими волосами. Отличного покроя угольно-черный костюм все же не мог полностью скрыть его небольшое брюшко. Чимин расположился напротив в одном из широких кресел, стоявших перед огромным каменным камином.       — У меня нет причин оставаться здесь дольше, мистер Чон. Тэхен возвращается в лагерь завтра днем, а мой самолет улетает вечером.       — Боюсь, что ваш отъезд создаст вам некоторые трудности. Завещание вашего отца имеет некоторые нюансы.       Отец ознакомил Чимина со своим завещанием полгода назад, когда врачи обнаружили у него рак желудка. Он знал, что Хёнджун утвердил трастовый фонд для Тэхена, и что его кузен-Дживон унаследует его обожаемую команду «Красные дьяволы».       — Вам известно, что у вашего отца были небольшие финансовые трудности в последние годы?        — Без особых подробностей. Мы редко с ним говорили об этом.       Чимин не общался с отцом в течении последних десяти лет. Лишь изредка встречаясь, когда Хёнджун приезжал в Японию по делам. Но Чимин к тому времени вырос и сильно изменился, поэтому эти встречи заканчивались ссорами и взаимными упреками.       Хёнджун страстно жаждал славы и уважения, и потому стиль жизни сына очень раздражал его. Отец ненавидел публикации и статьи, в которых упоминалось имя Чимина, он заявлял, что блудный сын выставляет его дураком в глазах партнеров по бизнесу.       Хёнджун постоянно предлагал ему вернуться в Сеул и вести себя прилично, как и полагается сыну богатого и уважаемого человека. Если бы его предложения были продиктованы родительской любовью, Чимин откликнулся бы на них. Но Хёнджун просто-напросто хотел управлять жизнью своего «непутевого» сына омеги. Он до конца жизни оставался жестким и бескомпромиссным, используя даже свою скоротечную болезнь, чтобы манипулировать Чимином.       В последнем телефонном разговоре Хёнджун заявил сыну, что он был его единственной жизненной неудачей.       Отогнав от себя эти воспоминания, что жгли душу огнем, Чимин понял, что адвокат продолжал говорить.        — …поэтому состояние вашего отца не так велико, как это было десять лет назад. Он распорядился продать этот дом, и вырученные за него деньги отписать в пользу вашего брата — Тэхена. Однако его двухэтажный коттедж в районе Кванджин не станет выставляться на продажу в течение по крайней мере года, поэтому ваш брат и вы можете сейчас им пользоваться.       — Коттедж? Я впервые о нем слышу.       — Этот коттедж расположен неподалеку от спортивного комплекса «Красных дьяволов». Мистер Хёнджун… держал его для личного пользования.        — Для своих любовников, — уточнил Чимин.       — Да, — адвокат закашлялся, — наверное, вы правы. Коттедж пустует уже в течение полугода. К сожалению, это единственная собственность мистера Пака, не связанная напрямую с футбольным бизнесом. Впрочем, финансовая ситуация складывается не так уж плохо…       — Я и думать не мог ни о каких коттеджах. Одна футбольная команда, я думаю, должна была приносить отцу миллионы.       — Футбол — весьма надежное вложение денег, Чимин-щи, хотя тут, как и во всяком деле, имеются свои сложности…       Заметив странное выражение лица Чимина, Чон Субин неожиданно наклонился к нему и доверительным тоном спросил:       — Вам не нравится футбол?       — Нет! — Чимин произнес это так резко, что адвокат с любопытством взглянул на него.       Омега поспешил оправдаться:       — Я не фанат грубой силы, и скорее принадлежу к типу людей, болтающихся по картинным галереям и экспериментальным театрам.       — Трудно поверить, что сын Пак Хёнджуна не любит футбол.       — Практически невозможно, — небрежно бросил Чимин. — Но тем не менее это факт. Меня тошнит от запаха пота — собственного или чьего-либо еще. К счастью, мой кузен невероятно заинтересован в «Красных дьяволах», поэтому фамильной футбольной династии ничто не грозит.       Адвокат поколебался, лицо его приняло странное выражение.        — Боюсь, что вы чего-то недопонимаете, Чимин-щи.       — Что вы имеете в виду?       — За несколько месяцев до смерти мистер Пак составил новое завещание. Говоря короче, ваш кузен Дживон не имеет на команду никаких прав.       Несколько секунд Чимин переваривал полученную информацию. Он припомнил, как спокойно держался его кузен на похоронах.       — Дживон, очевидно, не подозревает об этом?       — Я настаивал, чтобы Хёнджун сам сообщил ему о своем решении, но он отказался. Моему партнеру и мне досталась трудная миссия сообщить эту новость вашему кузену. Не думаю, что он с пониманием отнесется к тому факту, что Хёнджун временно переадресовал команду своему сыну.       — Своему сыну? — Чимин тут же представил себе строптивого мальчишку, сидящего с телефоном в руках в спальне наверху, и невольно заулыбался. — О, мой братик войдет в историю профессионального футбола!       — Боюсь, что не совсем понимаю вас.       — А много ли вы знаете семнадцатилетних детей, владеющих футбольными командами?        Адвокат занервничал:       — Прошу меня извинить, Чимин-щи. День был таким трудным, и я не сумел точно выразить свои мысли. Ваш отец завещал команду не вашему брату.       — Разве?       — О нет. Он оставил ее вам.       — Что?!       — Он оставил команду вам, мистер Пак Чимин. Вы — новый хозяин «Красных дьяволов».       Когда Чон Субин объявил последнюю волю отца, его охватила волна такого невероятного счастья, что он долгое время не мог говорить. Нет, Чимин не думал в тот момент ни о деньгах, ни о власти, ни даже о своем полном безразличии к футболу. Он попросту радовался тому, что после долгих лет вражды отец показал, что в действительности его блудный сын был ему вовсе не безразличен.       Омега сидел совершенно оглушенный, автоматически вслушиваясь в слова адвоката.       — Честно говоря, Чимин-щи, я не одобряю всех условий, оговоренных вашим отцом в связи с вашим наследством. Мы оба — мой партнер и я — пытались повлиять на него, но он ничего не хотел слушать. Мне очень жаль. Поскольку мистер Хёнджун определенно находился в здравом уме, ни вы, ни ваш кузен не сможете успешно оспорить завещание.       Чимин внимательно посмотрел в лицо адвоката.       — Что вы имеете в виду? Что еще за условия?       — Как я сказал ранее, что ваше право наследования — временное.       — Как это право наследования может быть временным?       — Отбросив в сторону юридические термины и говоря простым языком — ваше счастье, если «Дьяволы» сумеют одержать победу на будущем футбольном чемпионате. В этом случае вы остаетесь хозяином команды. Если же «Дьяволы» не победят, а скорее всего так оно и будет, вы получите триста миллионов вон, а команда навсегда перейдет к вашему кузену.       Даже возможность получить такую огромную сумму денег не принесла Чимину особой радости. С замирающим сердцем омега понял, что этот трюк с завещанием — это еще одна из мрачных шуточек его отца.        Зачем Хёнджун так поступил с ним? Неужели ему так необходима была власть над Чимином, что он достал его даже из могилы?       — Вы говорите, что я буду владеть командой лишь до января, а затем ее получит мой кузен?       — Только в том случае, если «Дьяволы» не победят на Корейском футбольном чемпионате, а если они выиграют, команда станет вашей навсегда.       — Я… я ничего не понимаю в футболе. Что это за чемпионат?       Надо отдать адвокату должное — он пустился в терпеливые объяснения:       — Суперкубок — последний этап борьбы. Национальная футбольная лига Кореи разбита на две части: Корейская футбольная конфедерация — КФК и Азиатская конфедерация футбола — АФК. Две лучшие команды каждой конфедерации играют на чемпионате, и победители этих игр встречаются в Суперкубке.        Чимин хотел убедиться, что правильно все понял.       — Я остаюсь хозяином «Дьяволов», если они победят на чемпионате?       — Совершенно верно. Но говоря откровенно, Чимин-щи, их шансы практически равны нулю. «Дьяволы» — хорошая команда, но большинство ее игроков еще слишком молоды. Через два или три года парни, конечно, покажут себя, но, боюсь, не в этом сезоне. Им просто не выстоять против таких бойцов, как «Гвангю», «Азиатские тигры», не говоря уже о чемпионах последнего Суперкубка.        — Отец понимал, что «Дьяволам» не взять верх?       — Боюсь, что да. Его завещание к тому же гласит, что вы не получите свои триста миллионов, если не будете ежедневно показываться в спортивном комплексе «Дьяволов», пока владеете командой. Боюсь, вам придется перебраться в Сеул, Чимин-щи, однако вам не стоит ни о чем волноваться. Главный менеджер «Дьяволов» знает свою работу.       Тупая боль распространилась в груди Чимина, когда намерение отца сделалось яснее.       — Другими словами, я должен стать просто вывеской, подставным лицом.       — У менеджера нет полномочий подписывать юридические документы. Это может делать только владелец.       Чимин не смог скрыть свое разочарование:        — Почему отец так поступил со мной?       Чон Субин молча протянул ему письмо.        «Дорогой Чимин! Как тебе известно, я считаю тебя моим единственным поражением в земной жизни. Долгие годы ты публично оскорблял меня, общаясь с отбросами общества, но я не собираюсь позволить тебе и далее позорить мое имя. Впервые в жизни тебе придется подчиниться моей воле. Возможно, этот опыт научит тебя какой-то ответственности и дисциплине. Игра в футбол делает из мальчиков альф. Давай посмотрим, сможет ли она сделать из тебя настоящего достойного омегу. Не проморгай этот последний шанс. Пак Хёнджун».       Чимин трижды перечитал письмо под внимательным взглядом адвоката, и с каждым разом ком в его горле поднимался все выше. Даже покинув этот мир, Хёнджун не собирался оставить его в покое. Свое завещание он изменил с явным намерением окончательно испортить Чимину жизнь. Отец всегда любил рискнуть в игре, он, очевидно, решил, что сын не сумеет нанести значительного урона его драгоценной команде в столь короткий — в несколько месяцев — срок. Его любимчик Дживон в конце концов все равно получит свое, зато своевольный и упрямый сын наконец-то славно попляшет под дудку отца.       Чимин не мог заставить себя поверить, что это письмо продиктовано добрыми чувствами. Он слишком хорошо знал, что отец ничего не понимал в любви, он признавал только силу и власть.       Чимин всю ночь бродил по мрачным комнатам отцовского особняка, мысленно молясь за себя, а заодно и за всех маленьких омег, обделенных родительской лаской, и считал минуты до того долгожданного момента, когда сможет покинуть этот дом, где ему пришлось пережить столько боли и унижений. Он включил свет в большой комнате, выходящей окнами в старый запущенный сад. Отодвинув штору, омега попытался определить наугад, где находится тот старый дуб, который служил ему в детстве тайным убежищем и защитой. Он всегда старался избегать воспоминаний о детстве, но эта ночь словно вернула его в то далекое время, и старый дуб, казалось, вновь окутал его своими заботливыми ветвями…       — Вот ты где, жиробас. Спускайся скорей, у меня для тебя есть подарок.       В желудке Чимина что-то екнуло. Он посмотрел вниз и увидел стоящего под деревом Дживона. Обычно Чимин избегал его и прилагал массу усилий, чтобы не оставаться с кузеном наедине, но сегодня утратил бдительность. Дживон выследил его.       — Я не хочу никаких подарков, — испуганно пробурчал Чимин.       — Лучше спускайся по-хорошему. Если не спустишься — пожалеешь.       Дживон никогда не угрожал впустую, и омега давно понял, что у него нет от кузена надежной защиты. Отец всегда приходил в бешенство, когда он пытался жаловаться. «Ты бесхребетный сопляк, — говорил Хёнджун, — учись постоять за себя, пока не поздно». Но в свои двенадцать лет омега никак не мог справиться с наглым подростком. Дживон был двумя годами старше и гораздо сильнее.       Чимин не понимал, почему Дживон так ненавидит его. Омегу считали богатым, а его кузена — бедным, но у него жив папа, и его не отсылают на долгие месяцы из дома. Дживон и его папа Йен, приходившийся братом Хёнджуну, жили в многоквартирном доме в двух километрах от особняка.        С тех пор как отец Дживона бросил семью, Хёнджун оплачивал аренду этой квартиры и помогал дяде Йену деньгами, несмотря на то что, кажется, недолюбливал его. Но он сильно привязался к племяннику, потому что Дживон был альфой и преуспевал в спорте, особенно в футболе.       Чимин знал, что Дживон залезет к нему на дерево, если он не подчинится, и потому решил, что будет безопаснее встретиться с ним на твердой почве. С неприятным холодком в животе он стал сползать по шершавому стволу, его шорты издавали при этом отвратительный свистящий звук. Он надеялся, что Дживон не смотрит сейчас вверх.       Кузен всегда глазел на его бедра и при всяком удобном случае норовил шлепнуть по заду, шепча при этом какие-то мерзкие слова, смысл которых омега не совсем понимал. Чимин неуклюже плюхнулся на землю, тяжело переводя дыхание.       Дживон был невысоким, но крепко сбитым подростком с короткими сильными ногами, широкими плечами и плотной грудной клеткой. Его загорелые руки и ноги были постоянно покрыты царапинами и синяками — свидетельством жарких футбольных сражений, падений с велосипеда и драк. Хёнджун окидывал одобрительным взглядом ссадины Дживона. Он говорил в такие минуты, что Дживон — «настоящий альфа до мозга костей».       Чимин же, напротив, рос неуклюжим и застенчивым омегой. Хёнджун презрительно называл сына «Жирным слабаком» и утверждал, что все эти высокие баллы, получаемые в школе, ничем не помогут ему в жизни, если он не научится держаться уверенно и смотреть прямо в глаза людям. Дживон никогда не считался примерным учеником, но Хёнджуна это не волновало, потому что племянник был звездой его юношеской футбольной команды.       Дживон все время ходил в какой-нибудь рваной футболке и старых обрезанных джинсах. Чимин сам был бы не против натянуть рваные джинсы и простую футболку, если бы не домоправитель отца. Он покупал одежду для Чимина только в дорогих магазинах, вот и сегодня он приготовил ему с утра белые узкие шорты, которые лишь подчеркивали округлости полной фигурки омеги, и хлопчатобумажную безрукавку, немилосердно резавшую под мышками.       — И не говори потом, что я способен только на гадости, — Дживон небрежно обмахивался квадратиком твердой белой бумаги величиной в половину тетрадного листа. — Догадайся, что это?       — Я не знаю, — Чимин говорил осторожно, решив по возможности избегать лишних конфликтов.       — Это фотография твоего папы. Сердце Чимина подпрыгнуло.       — Я не верю тебе.       Он перевернул квадратик, и Чимин увидел, что это действительно фото, но Дживон так быстро взмахнул им, что омега не успел ничего рассмотреть.       — Я нашел ее на дне ящика со старыми шмотками, — сказал Дживон.       Чимин почувствовал слабость в ногах. Он вдруг осознал, что ничего еще так сильно не хотел заполучить в свою собственность, как этот с виду никчемный квадратик плотной бумаги.       — Откуда ты знаешь, что это его фотография?       — Я спросил у своего папаши, — он для надежности прикрыл фото рукой. — Это настоящая качественная фотография.       Сердце Чимина бешено колотилось, и он боялся, что Дживон заметит это. Ему захотелось вырвать фотографию из его рук, но он не двинулся с места, так как по горькому опыту знал, что этот номер у него не пройдет.       У Чимина была только одна фотография папы, тусклая, сделанная с большого расстояния, на которой черты лица молодого омеги сливались в одно бледное пятно. Отец мало рассказывал ему о папе, называл его белобрысым и молчаливым занудой и жаловался на то, что сын не унаследовал его фигуру вместо мозгов.       — Что ты дашь мне за это? — спросил Дживон.       Чимин знал, что не должен показывать ему, насколько сильно хочет заполучить это фото, иначе кузен придумает что-нибудь ужасное.       — У меня уже есть целая куча таких фотографий, почему я должен тебе что-то давать?..       Дживон поднял руки над головой:       — Отлично. Тогда я просто порву ее.       — Нет! — омега невольно рванулся к нему, и это движение сказало Дживону о многом.       Его темные глаза злорадно сузились. Чимин почувствовал, как острые челюсти стального капкана защелкиваются вокруг него.       — Как сильно ты этого хочешь?       — Просто отдай ее мне.       — Сними свои шорты, и я отдам.       — Нет!       — Тогда я порву ее. — Он зажал края фотографии пальцами.       — Не делай этого! — голос Чимина дрожал. Он закусил щеку изнутри. — Ты не сделаешь этого, Дживон. Пожалуйста, отдай ее мне.       — Я уже сказал тебе, что ты должен сделать, жиробас.       — Нет. Я пожалуюсь отцу.       — А я скажу ему, что ты — хитрый маленький лгун. Как думаешь, кому из нас он поверит?       Они оба знали ответ на этот вопрос. Хёнджун всегда принимал сторону племянника.       Слеза стекла по щеке Чимина, капнула на ткань безрукавки, образовав темное бесформенное пятно.       — Дживон, пожалуйста.       — Снимай шорты или я порву ее.       — Нет!       Он чуть надорвал квадратик, и Чимин не смог сдержать всхлипа отчаяния.       — Снимай!       — Пожалуйста, не надо! Не надо, Дживон!       — Даю тебе две секунды! Выбирай! — Дживон увеличил надрыв.       — Прекрати! Остановись, я сделаю это!       Альфа опустил фотографию. Сквозь слезы Чимин видел, что надрыв не очень велик — косой зигзаг длиной не больше сантиметра.       Глаза кузена скользнули по телу Чимина и замерли на одной точке. Омега переступил с ноги на ногу. Дживон облизнул губы:       — Поторопись, пока сюда кто-нибудь не пришел.       Ужасный, тошнотворный комок подкатил к горлу Чимина. Он медленно расстегнул верхнюю пуговку шорт, прикоснулся к замку «молнии». Слезы жгли ему глаза, руки не слушались.       — Не заставляй меня, Дживон, — прошептал он. — Пожалуйста, отдай мне фото.       — Я же сказал тебе — поторопись! — Дживон даже не смотрел ему в лицо, он просто впился взглядом в промежность омеги. Отвратительный вкус во рту Чимина стал еще резче.        Он медленно стянул шорты со своих полудетских бедер, затем позволил им упасть. Они ломаной восьмеркой легли у его ног, мгновенно покрывшихся гусиной кожей. Чимин холодел от стыда, стоя перед своим мучителем в голубых боксерах.       — Теперь дай ее мне, — попросил он.       — Сначала сними трусы.       Омежка старался не думать ни о чем, попытавшись спокойно, как перед сном, поддеть тугую резинку большими пальцами, но руки его на этот раз совсем отказались повиноваться. Он молча стоял перед Дживоном, сглатывая слезинки, и знал, что не позволит ему рассматривать себя там.       — Ну же! — требовательно произнес Дживон.       — Я не могу, — прошептал омега.       — Делай, что тебе говорят! — Его маленькие глазки потемнели от ярости.       Рыдая, Чимин замотал головой. Хищно оскалив зубы, Дживон разорвал драгоценную фотографию пополам, затем разорвал половинки и швырнул клочки к ногам Чимина. Он вмял их каблуком в землю, потом рассмеялся и убежал.       Натянув шорты, Чимин присел возле белеющих в траве клочков. Потом встал на колени. С одного из обрывков ему навстречу метнулись красивые глаза, чуть вскинутые к вискам, как и его собственные. Он, вздрагивая, вытер слезы и сказал себе, что все будет хорошо. Он разгладит клочки и аккуратно склеит их в нужном порядке.       Руки Чимина тряслись, когда он складывал обрывки, уголок к уголку — сначала верхние, затем нижние. Когда фотография была восстановлена, сердце омеги вновь сдавила ледяная рука. Жирные усы и борода, нарисованные черным маркером, закрывали лицо папы, оставляя только глаза.