***
Пролетело несколько дней. Шах Султан была в своем дворце совершенно одна. Эсмахан вновь уехала в Дидимотику к отцу. Она обещала быть там недолго. Иногда к госпоже заезжала Гюльфем-хатун. Она рассказала, что Михримах теперь живет в покоях Хюррем Султан и управляет гаремом от ее имени. Шах Султан лишь горько усмехнулась. Однако она была очень удивлена, когда получила от Михримах Султан приглашение на ужин во дворец. Гордость не позволила бы Шах Султан ответить на это приглашение, но она понимала, что не ехать к племяннице тоже нельзя. Поэтому она решила отправиться к ней, обещая себе, что пробудет во дворце недолго. Ее визит и правда не был продолжительным. Михримах Султан сидела на подушке за большим круглым столом. Перед ней на тарелке лежало блюдо из риса и перепелов. Дверь медленно открылась, и в покои вошла Шах Султан. Принцесса поклонилась ей: — Здравствуйте, госпожа. Присаживайтесь. Улыбнувшись племяннице, Шах села за стол. — Ты приказала приготовить любимое блюдо Хюррем, — сказала она, увидев тарелку с рисом. — Да. Я, как и матушка, очень люблю перепелов. — Ты на Хюррем, говорят, поразительно похожа. Глаза, нрав — все, как и у нее. Михримах, усмехнувшись, посмотрела на Шах Султан и ответила: — Я не только внешне похожа на матушку, но и, как вы заметили, нравом все больше становлюсь, как она. — О чем ты? — Я о той змее, что вы подослали шпионить за мной. Эмине-хатун, кормилица моей дочери. Думали, я не догадаюсь? — Михримах, я не понимаю, о чем ты говоришь. Какая шпионка? — с непониманием взглянула на нее Шах Султан. — Не отрицайте, госпожа, я все знаю. Вчера я увидела, как она рылась в моей шкатулке. Очевидно, пыталась найти что-то важное для вас. Ее схватили, она во всем созналась. Уверена, что повелителю захочется узнать о ней и о поручениях, которые она выполняла. Шах Султан тихо вздохнула и спросила: — Чего ты хочешь от меня? — Я хочу, чтобы вы и Эсмахан немедленно покинули столицу, — ответила луноликая принцесса. — В чем же тебе будет выгода от того, что мы просто уедем? — Не мне, госпожа, а вам. Я же знаю, что вы женщина гордая, — с издевкой протянула Михримах, — и вам наверняка захочется уехать, не повредив репутацию. Взглянув на племянницу, Шах заметила в ее глазах дьявольский огонек. — Нет, ты не похожа на Хюррем. Ты не копия ее. Ты Хюррем и есть, — сказала она, покачав головой. — Благодарю вас, госпожа. Для меня это великая честь, — усмехнувшись, ответила луноликая принцесса.***
Вскоре Шах Султан вместе с дочерью Эсмахан и детьми Хатидже Султан уехала из столицы. Хюсрев-паша поехал вместе с ними, чтобы приступить к новым обязанностям как наместник султана. Михримах стояла на балконе, наблюдая за тем, как госпожа садится в карету. Смотря вслед ей и Эсмахан, луноликая принцесса чувствовала, что больше Шах Султан в этот дворец не вернется. Мехмед, узнавший об этом из письма, которое ему написала Михримах, о том, как идут дела в столице, сильно огорчился. Он любил тетушку, да и Шах Султан всегда была добра к нему. Однако долго по этому поводу он не расстраивался: дела санджака все больше захватывали его. Шехзаде уже многое успел сделать с тех пор, как приехал из столицы, и местные жители полюбили его… почти как Мустафу. Но в глубине души Мехмед понимал, что ни жители Манисы, ни янычары ¹ никогда не полюбят его так же сильно, как старшего шехзаде. Но его очень любила Фетхийе. Мехмед с момента их встречи на улице Стамбула стал для нее всем. И шехзаде любил жену с не меньшей силой и нежностью. Если бы понадобилось, он, не колеблясь, отдал бы за нее и дочь жизнь. Мехмед думал о них, прогуливаясь по дорожкам сада. День был солнечный и ясный. Молодая листва колыхалась от легкого ветерка. Нужно позвать сюда Фетхийе с Хюмашах. Они любят прогулки на свежем воздухе… От размышлений его отвлек голос Ильяса: — Добрый день, шехзаде. — Здравствуй, Ильяс-ага, — поприветствовал его Мехмед. — Чем ты занят? — спросил он, увидев на открытой площадке возле беседки несколько пар сабель. — Я чищу оружие, шехзаде. Почти закончил. Не хотите поупражняться? — спросил он. Мехмед удивленно взглянул на сокольничего. Тот, смутившись, пробормотал: — Простите мою дерзость, шехзаде. — Я не сержусь, Ильяс. Мы можем поупражняться. Ильяс кивнул и, взяв саблю, встал напротив шехзаде. Мехмед снял кафтан, оставшись в одной рубашке, и, крепко ухватив рукоятку сабли, первым начал наносить удары. Ильяс тоже мастерски управлял оружием, но цель его была в другом. Взмахнув им, сокольничий резко вытянул вперед руку, и сабля, со свистом пронесясь в воздухе, рассекла на руке шехзаде рубашку, оставив на коже алую ранку. Мехмед тряхнул поврежденной рукой. — Шехзаде! — воскликнул Ильяс-ага. — Я ранил вас, простите! — Пустяки. Это лишь царапина. Давай продолжим, — непринужденно ответил Мехмед. В этот момент к шехзаде подошел полный седой эфенди и, поклонившись, сообщил: — Шехзаде Хазретлери, вас ожидают на заседании дивана ². — Сейчас пойдем, лала ³, — отозвался Мехмед. Воткнув саблю в землю, шехзаде вытер со лба пот и направился во дворец, чтобы сменить рубашку. В его покоях сидела Фетхийе и читала книгу. Утреннее солнце играло на ее темных кудрях и заливало лучами белое платье, расшитое золотыми нитями. Голубые глаза госпожи быстро бегали по строчкам книги. Дверь в покои отворилась, и в них вошел шехзаде Мехмед. При виде крови, которая успела растечься по рукаву его разорванной рубашки, Фетхийе вздрогнула. — Что случилось, Мехмед? — обеспокоенно спросила она. — Мы упражнялись с Ильясом на саблях. Он слегка задел меня, — ответил шехзаде, надевая чистую рубашку, которую ему принесли слуги. — Нужно обработать рану, — Фетхийе с беспокойством тронула шехзаде за руку. Мехмед нежно прижал ее пальцы к губам и ответил: — Не беспокойся, Фетхийе. Смотри, кровь уже остановилась. Это лишь царапина, скоро пройдет. Поцеловав жену в лоб, шехзаде добавил: — Теперь мне пора идти: меня ждет совет дивана. Вечером мы можем прогуляться по саду. Фетхийе улыбнулась: — Я буду ждать. Мехмед с любовью взглянул на жену и вышел из покоев. Но вечером шехзаде не смог пойти с Фетхийе на прогулку в сад. Вернувшись с совета, он почувствовал сильную головную боль и жар. Когда пришел лекарь и осмотрел его, то сообщил, что воспалилась рана на руке шехзаде, и удивился тому, откуда она взялась. Когда Фетхийе сказала, что ранка — следствие случайности во время упражнения с саблей, лекарь покачал головой. — Ильяс-ага опытный воин, однако всякое возможно, — заключил он. Нанеся мазь на рану шехзаде, лекарь ушел. Мехмед отдыхал. Отблески свечей бросали на его лицо мерцающие тени, а ресницы казались черными, будто ночь, в полумраке комнаты. Фетхийе накрыла Мехмеда одеялом и вышла из покоев. В коридоре ее ждал Искендер-ага. Они пошли в сторону гарема, как внезапно навстречу им вышел Ильяс-ага. Поклонившись, он проговорил: — Приветствую вас, госпожа. Как здоровье шехзаде? Фетхийе с раздражением взглянула на него: — Ты еще спрашиваешь! Как получилось, что опытный янычар ранил не менее опытного шехзаде? — Госпожа, поверьте, это была случайность. — Случайностью было взять тебя во дворец! — с негодованием воскликнула она. — Госпожа, я понимаю, что вы обеспокоены, но прошу вас не говорить со мной подобным образом безосновательно. — Ты сошел с ума, Ильяс-ага? — вмешался в разговор Искендер. — Как ты смеешь так разговаривать с женой шехзаде? — Пусть говорит, Искендер, — произнесла Фетхийе, так же твердо смотря на Ильяса. — Тем хуже для него. Резко развернувшись, Фетхийе направилась в сторону своих покоев. Сидя у колыбели, Дильруба-калфа качала маленькую Хюмашах. — Ты можешь идти, — кивнула ей Фетхийе. Дильруба поклонилась и вышла из комнаты. Госпожа подошла к колыбельке, в которой сладко спала ее золотоволосая дочка. Поцеловав Хюмашах в крохотный носик, Фетхийе улыбнулась. Через несколько мгновений раздался тихий стук в дверь. — Да, — вполголоса ответила Фетхийе. В покои вошла Фахрие-калфа. — Госпожа, Гюльсюм-хатун прислала вам письмо. — Спасибо, Фахрие. Улыбнувшись, Фетхийе принялась торопливо раскрывать послание. Прошло два года с тех пор, как Гюльсюм-хатун вышла замуж за приближенного султана, Матракчи Насуха-эфенди, и осталась жить в Стамбуле. Их взаимную симпатию Фетхийе заметила почти сразу после рождения Хюмашах, когда прогуливалась по саду. Матракчи подарил Гюльсюм алую розочку, а она смущенно поблагодарила его. Стоило Фетхийе случайно заговорить о битве на матраках ⁴ или о Насухе-эфенди, лицо Гюльсюм принимало мечтательное выражение. Хотя она и старалась тщательно это скрыть, от Фетхийе не утаилось, что девушка влюблена в Насуха-эфенди. Вскоре сыграли их свадьбу. Когда Фетхийе уезжала в Манису, Гюльсюм-хатун была беременна, а спустя некоторое время Фетхийе узнала, что она родила сына Али. С тех пор они часто обменивались письмами, продолжая оставаться хорошими подругами. Фетхийе раскрыла письмо и начала читать. Гюльсюм затрагивала сразу несколько тем, рассказывая о том, как идут дела у нее дома, и о том, что происходит в столице. Прочитав ее послание, молодая госпожа села писать ответ. …Ильяс-ага беспрепятственно проник в покои шехзаде. Приблизившись к кровати, на которой спал Мехмед, Ильяс остановился. В руке он сжимал маленькую баночку. Ильяс несколько раз вздохнул. Его серые глаза взглянули на шехзаде еще раз, и ему захотелось бросить содержимое баночки в огонь и выбежать из комнаты как можно скорее. Но он дал обещание и должен его выполнить… Медлить больше нельзя. Откинув одеяло, Ильяс открыл баночку с мазью, в которой было растворено содержимое оспенной пустулы. В Манисе не так давно вспыхнула эпидемия оспы. Заболевших было немного, но заразиться болезнью можно было и при выходе в город. Вынув из кармана деревянную лопаточку, Ильяс окунул ее в банку и нанес содержимое на ранку шехзаде. Положив одеяло обратно, он вышел из покоев. Шумно вздохнув во сне, Мехмед перевернулся на другой бок. Его веки были плотно сомкнуты, и им больше не суждено было открыться…