BE AGGRESSIVE

      Жизнь - это прекрасный, бесценный дар существования, данный откуда-то свыше и позволяющий распоряжаться этим даром, как тебе только одному заблагорассудится. Ты в праве на всё возможное и позволяющее, не вытекая за рамки дозволенного и аморального. Можешь бесконечно строить или ломать, идти или стоять на месте, любить или ненавидеть, осуждать или поддерживать. Жизнь полна сборища несовместимых друг другу антонимов, которые ты в праве выбирать сам, используя рычаги давления и спусковые крючки - полагаясь на сжирающее мнение общества, собственные каменные принципы, устои и дельные советы, вовремя подсказанные близкими людьми, что желают светлого будущего для тебя.       Только ты командуешь и прокладываешь целую дорогу, собирая по кирпичику и формируя в себе личность, которую хочешь показывать всем остальным.       По этим заветам и жил Антон Петров.       Прилежный ученик, обладатель синего пояса разряда "Кю" по японскому боевому искусству - дзюдо, удовлетворительно окончивший десятый Б класс и по совместительству везунчик с самого своего рождения, был поистине счастлив проживать этот полученный дар в спокойствии и умиротворении. Мальчишка, явно не пальцем деланный, давно прознал страшную тайну о том, как именно устроен этот мир и всё его окружение. Чувствуя мнимое превосходство, таящееся глубоко внутри при виде остальных сверстников с кучей проблем на носу: неурядицы в отношениях семьи, личные переживания, длинные долги по учёбе, загоны на счёт первой и, о боже, последней слепой любви - Антон считал себя на ступень выше в эволюции, имея очень даже устойчивые взгляды на весь этот список гадких факторов несчастья, что мешают многим вздохнуть полной грудью и просто-напросто жить.       Наслаждаться каждым пройденным моментом, запечатляя у себя в плёнке головного мозга.       Как считал Петров, такие элементарные вещи можно было запросто решить, отгородив от себя стог ненужного, коварно захламляющего воспалённый мозг барахла из обычных пустышек, что на раз и два испарятся, если правильно найти к ним подход и посмотреть под другим углом. Намного проще, ничего не усложняя. Может, мальчишка был и не прав в некоторых аспектах, имел искажённую политику на парочку счетов, но как таковых переубедителей его точки зрения встречать ещё не удосужилось, так же как и опровергающих доказательств того, что не все задачки можно запросто щёлкнуть, смахивая со своего пути.       С самого детства прослыв ребёнком тихим, отданным самому себе в распоряжение, спокойным по своей белокуро-снежной натуре Снегурочки, которого вывести из себя ещё нужно было ого-го как поднапрячься, Петров мудро воссоздал оболочку неконфликтного и располагающего к себе парнишки, что будет готов помочь чем сможет, но только, если это попросят. Первый руку не протянет, каким бы ни было затруднительным положение. Зарубив себе единственное, держащее на лёгком плаву все эти года, правило в мозг: "Быть ниже травы, тише воды" - Антон постоянно придерживался молчаливой позиции на коллективных решениях, редко участвовал в спорах и держал своё, в корне отличающееся, несущее исключительно отрицательный мотив, мнение при себе. Не дано остальным знать, что за смрад у того в голове творится и скрывается за дружелюбной улыбкой.       Сам он, конечно же, не лицемерил так явно, как делают многие - в лицо по мерзки давить клоунскую маску, а потом, когда из свидетелей никого, злостно осквернять за спиной, используя столь красочные выражения, что рот с мылом мыть придётся целый месяц. Нет, такого не было, но иногда, в действительно сложные дни просто приходилось скрывать поганое настроение от чужих, съедающих своими тысяча и одним вопросом глаз. Рассудительно молчать, дабы не задеть своим пышащим самомнением. Прятать иголки, чтобы потом их не воткнули предательски, загоняя по самые кости, направив острием прямо в грудь, оборачивая ни кстати развязный язык против тебя самого. И самое главное не выливать всю грязь на остальных, что и сами справиться со своими тараканами не в силах, не то, что с чужими.       Петров привык решать проблемы сам, не полагаясь на чужое плечо, устраняя по мере их наступления или же в корне предотвращая, если в голове вдруг возник плохой вариант развития событий.       С самого его рождения самой крупной и единственной проблемой было принять тот факт, что нытьё и слёзы, кои так сильно просились наружу, каждый раз, когда боль на сердце нарастала с новым колким набатом - не помогут абсолютно ничем. Успокоиться, быть может, но не разрешить ничего. Брать всё под контроль и выходить сухим - вот что поставил перед собой в приоритет Антон. Каким бы неосуществимым не было твоё положение, всегда будет шанс выкарабкаться, потому-то мальчонка брал от жизни своё, незаметно и не ярко-выражено идя по головам остальных. Пока сверстники ломали мозг над той или иной разгадкой почему же их жизнь настолько ужасна, Петров с превеликим удовольствием лопал пирожки с картошкой бабушки Нади, чувствуя внутри как сладостно карамельная радость разливается по жилам и придаёт уверенности в завтрашнем дне - таком же насыщенном и обычном.       Да, разнообразие не хлестало через край. У него самая обычная семья, которая так же справляется с появляющимися сложностями, опираясь на общую поддержку и помощь. Для этого и существует семья - дабы заботится, поддерживать в трудную минуту и любить каким бы ни был. Антона всё устраивало.       У него была мать - Карина Александровна Петрова, чудо-женщина с восхищающей силой воли и трудолюбивым характером, которая собственными усилиями отвоевала его отца у какой-то рыжей красотки, наваляв ей пощёчин и покорив Михаила Андреевича Петрова своими подчиняюще-карими очами, в охапку утащив под венец, была горячо любима и уважаема своими родными. Имела статус главного советника и заводилы на семейных праздниках и являлась обычной, понимающей матерью, что сначала выслушает, а потом начнёт разбираться, говоря, что думает и считает верным. Работала мать на обычном заводе столярного производства, начальницей сборочного цеха с двумя, а иногда одним выходным днём, когда требовали срочно выйти на смену. Отец, мягкотелый и не имеющий такой же стали в крови, как у супруги, был разнорабочим, вечно разъезжал по вахтам, работая то тут, то там, пока семья жила от него за несколько тысяч километров.       Из-за того, что главный мужчина был не в состоянии присматривать за любимыми детьми и супругой - Антон смело принял на себя роль крепкой опоры и каменной стены, решив, что ни один посторонний человек не посмеет причинить вред его родным. Вдоволь насмотревшись в далёком детстве фильмов со своими кумирами в лице всегда улыбчивого и смешного Джеки Чана и крутого, серьёзного Брюса Ли, подражая этим двоим и пытаясь совместить качества каждого в себе, следом записавшись на единственный подходящий ему кружок по философским единоборствам - дзюдо. В городе был ещё один, вселяющий больше шансов на оказание безопасности - бокс.       Чрезвычайно агрессивный и звериный спорт.       С этим кружком у него связана долгая и неприятная история, свидетелем которой тот стал по чистой великой случайности.       По многочисленным слухам, что разносились подобно семенам одуванчика своей быстротой, все кто как-либо переходил дорогу боксёрам имели плачевные последствия для себя в будущем. Подвергались каждодневным издёвкам, боялись выходить на улицу, ожидая подвоха в любой тёмной подворотне, где может поджидать острое лезвие холодного оружия, направленного остриём на собственное горло.       Спортсмены по боксу славились своей опрометчивой безбашенностью, диким, необузданным нравом и совершенно не присущим качествам нормальному адекватному человеку - неконтролируемой жестокостью и жаждой насилия.       Антон помнит того несчастного избранника для роли живой груши. Помнит как встретил его поздно вечером идя в магазин по просьбе Карины. Может детально описать его изгвазданное в собственной крови лицо, гипс на переломанной руке и загнанный, затравленный постоянным запугиванием взгляд. А ещё слезливые мольбы помочь, еле ковыляя от надвигающейся из тени банды.       Петров вовсе не добряк.       Не харизматичный герой из сказок.       Он думает в первую очередь о последствиях.       И в тот вечер поступил так же, думая о своём и будущем своих родных.       Петров попросту прошёл мимо, оставив того беднягу на произвол судьбы перед сворой голодных хищников.       Именно по этому от боксёров следовало держаться как можно дальше. Ни в коем случае не ходить на "их" самопровозглашённую территорию, не смотреть и не дышать в сторону данных ребят, потому что те - сумасшедшие. На голову отбитые подростки с бурлящими гормонами. Принимают любое движение к себе в негативном ключе, ища разные способы завязать драку и повеселиться на славу, забивая оппонента едкими словами и кулаками.       Антон умный, смышлёный.       А по этому сразу уяснил, что в миротворца играть не будет.       Никаких забастовок по поводу несогласия с действиями боксёров устраивать не собирается, считая, что они его не трогают, а он не попадается им на глаза - всё просто. Стратегически выбрав тактику беглеца, немного трусливую, скажем, парень избегал любой стычки с опасным кружком. Из кожи вон лез, но не хотел иметь ничего общего с ними, а то есть - покалеченного себя.       Нет, Антон прекрасно может справиться в честном поединке, одержать победу в уличных драках, когда вечером за его мамой и Олей может пристать какой-то обнаглевший ублюдок - в этом ему нет равных.       Вот только Петров умеет трезво размышлять и разграничивать свои способности.       И он точно знает, что против стаи поехавших боксёров выдержать не сумеет, так как те, как принято, наседают толпой, давя своей численностью.       Ломают сначала психологически.       Опускают врага на самое дно, чтобы потом перекрыть тому доступ к кислороду бесповоротно.       Они могут нападать все вместе, но в драке принимает участие лишь один, а остальные только подначивают, изредка подстёгивают тычками.       Дзюдоист знает лишь одно - не смотря на то, что дерешься ты исключительно с одним, остальные не расступятся, не дадут уйти и сбежать, пока тебя окончательно не добьют, повалив наземь и лишив шанса на любое спасение.       Вот такими жуткими слухами те и прославились.       Так же у Петрова была маленькая и драгоценная сестра, что на девять лет уступала в возрасте, но уже отличалась от своих одноклассников безгранично широким и тёплым сердцем, чувствуя искреннюю любовь ко всему живому и не живому, даруя такую же, трепетно-нежную к чему только бы не прикоснулась.       Её нужно оберегать ещё жестче.       Таких не в меру наивных и чистых детей ломают сразу.       С особым удовольствием.       Хвастаться родными Антон мог долго и не заканчивая, всё больше добавляя какие они прекрасные и замечательные, но не забыл бы приписать, что всей гармонии добиться было очень сложно. Эти отношения строились годами, терпели крах и собирались по кусочкам круг за кругом - придя в теперешнее состояние благополучности. Было трудно, безумно трудно, в факторе с тем, что у каждого было своё "но", которое нужно было сочетать с остальными и прийти к компромиссу. Хорошо, что они научились слушать.       По этому-то Антон всегда ставил в пример подражания свою семью. Каким бы трудным ни был их путь к пониманию - они его преодолели не по одиночке, а лишь тогда, когда решили ступать плечом к плечу.       Естественно, Петров переносил всё через себя, много чего упуская из своих хотелок и желаний, стремясь достичь общего удовлетворения путём забытия своих списков мечт. Так было легче и проще. Одним "но" меньше.       К выражению собственных чувств он решил не возвращаться и вообще забыть про такую роскошь напрочь, считая, что с этим мальчишка справится в силах самостоятельно.       Тихая и размеренная рутина будничных дней, казалось, не омрачит ни одна осенняя слякоть, ни один застывший туман над городом, заволакивающий своей густотой абсолютно всё в пределах вытянутой руки, ни сто проливных дождей, оставляющих после себя метровые лужи в ширь и глубь, благодаря опасно-неровным дорогам. Как оказалось беды ждать надо было не от матушки природы, а от себя любимого, а точнее непрошенных таких, совершенно нежданных и неизведанных до этого чувств, что начали зарождаться совсем недавно. Относительно недавно.       Нет, ни трепетное чувство опьянения и дурмана, обозначенное как любовь.       Антон, сколько себя знает, всегда был душным скептиком и к понятию "любви" в романтическом смысле себя не относил, не чувствуя привлекательным никого из своего окружения и двигаясь параллельно страстной полосы окрыляющих эмоций и выброса эндорфина.       Петрова накрыло нечто другое.       Это было жгучее, зудящее в дёснах ощущение кипящей злости, ненависти и яростного желания схватить тупой предмет и совершить непоправимое.       Караемое строго по закону.       Жизнь Петрова нахально перевернули с ног на голову, со стороны показав насколько он был заблужден в своих силах. Окунув его в те проблемы надломного подросткового периода, который, как он думал, его миновал, ища глупеньких тугодумов и наседая окопом на их неокрепшие и ещё не сформированные мозги, не позволяющие здраво расценить ситуацию.       Он полностью ослеп от новых открывшихся перед ним дверей, не в силах больше сдерживать вырывающиеся наружу эмоции поступать так, как совсем не соответствует его личности и характеру.       Будто гнев заполонил собой всё, не позволяя вновь властвовать над разумом.       Корень столь распространённой язвы, что безостановочно щекочет под ложечкой, начал разрастаться летом. Два месяца назад, когда на дворе стоял палящий июль и им дали небольшой отдых от тренировок по дзюдо. Семья решила провести дни вместе, пока отец снова не уехал на заработки.       Ничего особенного не должно было произойти, но Антон детально помнит все события, как будто это было накануне.       Жаркая, можно даже сказать, знойная пора лета, старая дача и неделя деревни с отсутствием сети и другого выхода в интернет.       Дорога занимала примерно час езды от маленького посёлка городского типа с населением в плюс-минус пятнадцать тысяч горожан. Все друг друга практически знали, приходились дальними родственниками, имели представление о том кто такой и каков есть. Уезжали в одни и те же деревни, бибикали в знак приветствия, когда пересекались по дороге и так же распускали гадкие слухи, тихо шушукаясь за чужими спинами.       Всё, как у людей.       Щебетание певчих птиц, лукаво скрывшихся в нефритовых кронах деревьев, прорезающиеся лучи, неприятно слепящие очи и нотка воспоминаний тех самых дачных посиделок, дней рождений, которые оставляли после себя незабываемые впечатления грандиозных пьянок и обещаний родителей заказать такси, кинутых впустую на ветер.       Антон отчётливо хранит в памяти как в позе эмбриона однажды уснул на лавочке, полу-накрывшись плёночной скатертью от продолговатого праздничного стола, пока взрослые вовсю пытались перетанцевать друг друга, испуская свои только им понятные шуточки и заливисто хохоча в четыре часа утра.       Откуда в них только энергии так много берётся на эти гулянья с обеда до ночи - остаётся полнейшей загадкой.       Шло всё хорошо, без происшествий.       Неделя пролетела незаметно. Оставался один день и на следующее утро их ждала отправка обратно в город.       Семейство провели влажную уборку напоследок и начали приготовления к вечернему шашлыку. Позвав старых друзей в гости, Антон совершенно не ожидал увидеть знакомое лицо, приятно отмечая, что будет с кем скоротать время, пока родители заняты, а Оля, бегая вся красная и мокрая, играется с Жулькой - собакой баб Нади по маминой линии.       Маша Кудрявцева - одноклассница и второй человек не из семьи, которого он считал довольно интересной в общении личностью, вызывала отличное и хорошее восприятие о себе.       Не такое доверенное и личное, которое он ощущает по отношению к Кате Смирновой - лучшей подругой с которой он имел честь познакомиться на дзюдо и узнать, что она учится в соседней гимназии, являясь кадетом. Та стала ему самой настоящей отдушиной, которой можно открыться и не переживать о презрении и предательстве. Катя была простой и весёлой, имеющей за пазухой ещё одного близкого друга, помимо Антона.       Ударница и любимица компаний.       Отец у неё полицейский, а мать работает воспитательницей в детском саду.       Маленький брат у Кати жуть какой гиперактивный, чудаковатый и очень доставучий. Маленький боксёр, которого старшая постоянно просит вести себя поскромнее с остальными в своём кружке.       Переживает за никудышного четырнадцатилетнего брата, да боится, что тот из-за своего неумения держать язык за зубами вляпается куда-нибудь, а ей потом ищи по дворам.       Представлять себе такое было равносильно накатившему тошнотворному волнению, не отступающему от обеспокоенного сердца продолжительное время и навевающего страшные мысли, не давая спать по ночам, видя кошмары с участием Лёши - брата.       В общем, любила, хоть и не показывала этого, скрывая щемящее чувство за холодными придирками и замечаниями.       Вечер велел быть идеальным. Не раздражало даже то, что Маша постоянно игнорировала надоедающие телефонные звонки, требовательно пиликающие каждую минуту, не сдержавшись вскоре и выключив мобильный, тушуясь извинениями перед белокурым одноклассником, что не имел ничего против, если та отлучится и ответит.       Кто бы знал, что эти звонки, а точнее его звонки, окажутся ключевыми в этой истории.       Прощаясь с гостями, настойчиво предлагая переночевать у них, родители обоих остались стоять у калитки собственной дачи, пока Антон в приподнятом настроении спохватился проводить Машу, отмахиваясь от её предков тем, что идти им тут не долго, а девушка хотела ещё поболтать наедине.       Как же жаль, что он не послушал остальных и не засунул это резко выскочившее джентельменское поведение куда поглубже.       Она ему не нравилась, но иметь возможность продлить беседу чуть дольше взыграло своё, разговорившись до этого на очень интересную тематику про египетские мифы и остальную инопланетную отсебятину о которой с саркастичной Смирновой не поговоришь.       Как только они медленным шагом дошли до её забора, Антон намеревался поскорее отделаться пожеланиями доброй ночи умчав обратно на всех порах, но не успел и опомниться, как его заволокли девчачьи ладони и нахально наклонили к себе, уверенно касаясь пухлыми губами.       Не почувствовав абсолютно ничего, кроме желания оказаться в кровати и наконец уснуть крепким сладким сном после целого дня активности и долгого нахождения в социуме, Петров по дебильному стоял истуканом, пока весь контроль был передан в руки девушки, что клещом к нему присосалась.       Лавировала в его рту и пыталась добиться отдачи.       Всё бы ничего, но это был вовсе не сказочный момент из романтичной мелодрамы.       Петров, словно безвольная кукла в тот миг, почувствовал как воротник футболки удавкой затягивается вокруг шеи, туго наматываемый чужим кулаком позади.       Его жёстко за шкирку оттащили от Маши, тут же заставив насильно обернуться на незнакомого кареглазого бугая, комплекцией превосходящей в два раза.       Хмурый брюнет, что вперился бешенными зверино-сузившимися зрачками, страшно расширенными крыльями веснушчатого носа и стальной хваткой большой, грубой ладони, яростно обхватил предплечье Петрова, стискивая до синеты и недобро скалясь, когда Маша испустила испуганный писк.       В голову сразу врезался весь этот образ, охваченный светом уличного фонаря в полной красе. Покатые широкие плечи, скрытые за обтягивающей упругие мышцы чёрной футболкой. Свободные спортивные штаны и жутко негативный настрой, единственный вопрос, слетевший у того из искусанных губ, обдавая запахом табака и мятной жвачки, пытавшейся этот самый запах перекрыть.       «Ты кто?»       Откуда Петрову было знать, что у Кудрявцевой был парень, да ещё и такой.       Отдалённо навевающий ассоциации с диким волком, готовым сорваться в любую секунду и клацнуть зубами у вздутой вены на твоей шее.       — То есть, – начала рассуждать Катя, сцепив руки в замок и задумчиво сощурившись. — ты поцеловался с Машкой, а вас застал её "парень", – сопроводила слово кавычками в воздухе. — как тот утверждает и "бывший", – выразительно кликнула пальцами второй раз. — как утверждает уже сама Машка, верно? – утвердительный кивок. — Так ты хочешь спросить, что тебе делать дальше или?..       Петров с пустым выражением лица, а точнее избитого лица, сидел перед подругой со скрещенными руками на груди. Благо, Катина дача была через несколько домов и сама хозяйка решила посвятить время нахождению на деревенской природе, очутившись как к стати здесь.       После случившегося, кое-как улизнув от Машиного поклонника, которого старательно закрыла собой Кудрявцева, повиснув на сильной шее и крикнув однокласснику бежать не оглядываясь, Антон поспешил не домой, а к спасительной советчице, которая его обязательно выручит.       И это был не трусливый побег, а тактичное отступление.       — Я хотел одолжить шпаклёвку эту твою. – цокнул белокурый, совершенно в душе не знавший как называется нужный ему атрибут косметики. — Меня мать с отцом замучают расспросами о том, как я так умело поцеловался с Машей, что расшиб себе и губу и бровь.       Смирнова прыснула, представляя эту картину в голове, вставая со своей кровати и направляясь к старому туалетному столику, кидая косметичку другу в ноги и захватив привезённые из дома кисти, чтобы помочь бедолаге с его недо-конспирацией.       — Ну ты конечно и путешественник. – открывая маленькую чёрную сумочку с черепом полностью в стразах, та начала шариться и искать подходящие тюбики к тону кожи Петрова, что походил на саму Белоснежку своей вырвиглазной белизной. — Хоть навалял ему в ответ?       — В должниках не остался. – осматривая лицо в любезно предоставленном зеркале с подцветкой, Антон предположил, что замазывать придётся не так уж и сильно.       Кулак у того тяжёлый, да меткий.       Но и Петров не промах, потому что отделался лишь ссадинами, что приобретут синевато-жёлтый оттенок и чуть опухнут на следующее утро.       — Туда, бота. – оскалилась блондинка, наконец вытащив более менее схожий цвет.       Выдавив себе на руку консилер, Смирнова макнула кончик кисточки в светлую жижу и мягко, стараясь не вызывать боли, начала размазывать по белокурой брови в проблемном участке.       — Ну, а те как вообще..– она остановилась, переводя взгляд на друга. — понравилось хоть?       — Издеваешься? – процедил, словно очевидную вещь на всём белом свете, смотря осуждающе на подругу. — Как мне может понравиться насильственный поцелуй? Я даже не рассматривал её в качестве объекта возможной симпатии, Кать. – выдохнул парень, шикнув, когда Смирнова ненароком надавила слишком сильно, тут же прося прощения. — Она это сделала специально, назло, чтобы того придурошного позлить, а я вовремя ей под руку попался.       Волновало ещё как минимум одно.       Петрова использовали в своих корыстных целях, а он даже и возразить не смог, отрезанный правом выбора.       Это и задевало его самооценку, а так же наталкивало на другие мысли.       Если Маша говорит, что этот шизанутый, якобы, в прошлом, то значит он перед ней чем-то провинился, но зачем тогда надо было вызывать этого психа на ревность, если та уже давно забыла его? Значит, это либо месть, либо что-то да осталось.       С виду тот совершенно обычный, деревенский пацан со своими быдланскими примочками. Такие обычно только имбецилам не имеющим вкуса и чувства собственного достоинства нравятся.       Маша, наверно, просто оступилась разок.       — Всё возможно, ниче не отрицаю. Девки очень злопамятные. – согласилась подруга, заканчивая с бровью и передвигаясь к губе. — Факт всё же остаётся фактом. Терь ты у нас поцелованный, гордись этим, мужик. – похлопала по плечу, словно тот получил какое-то достижение.       Петров, привыкший к размеренным и спокойным событиям, что происходили у него в жизни, хотел обречённо завыть, считая, что теперь появилось плюс одно опасение в списке избегаемых им вещей для обретения баланса счастливой и беззаботной жизни.       Список не большой.       Пополнился всего на один пункт.       Первый - это боксёры.       А второй - это новоиспечённый ухажёр Кудрявцевой Марии Анатольевны.       — Мне этот поцелуй, ну, никуда не вписался. – буркнул недовольно, ощущая пронзающую боль в правой части лица, когда по инерции нахмурился. — Да я лучше заглохну под старости лет один, чем буду слепо любить кого-то с айкью меньше моего.       — Посмотрим, Ромео, ещё впереди всё, только семнадцать исполнилось. – хмыкнула Катя, отодвигаясь от чужого лица и смотря на своё творение. — Тебе консилер с собой положить? Учти, кисть не дам, они дорогие пиздец - я их аки зеницу Ока берегу, а то от матери кабзда будет.       С придыханием произнесла Катя, вспоминая зелёное лицо матери - Лилии Павловны, когда та узнала цену этих самых качественных кистей, чуть ли не падая в обморок.       — Пальцем размажу.       — Твоему психованному, надеюсь, мазать надо будет побольше. – гадкая ухмылочка.       — Хорош, не смешно нифига.       — Скажи как выглядит хоть, может нарою чё-нить.       — Выше меня, темноволосый, глаза какие-то карамельно-зелёные, не разобрал в темноте. – вспоминая острые черты лица, Петров выдал всё на сухую, не забывая дополнять мелкими деталями и сравнениями, приукрашивающими образ того шпалы. — Имя ещё у него такое.. На "Р" начинается. – начал вспоминать, отделяя отрывки Машиных визгливых криков вперемешку с хриплым прокуренным басом. — Песня была, типа: "чё-то там - мужчина всей моей жизни..". – неумело пропел парень.       — Чё-е? – явно не поняла сравнения Смирнова, перекапывая все строчки из известных ей песен и придя к выводу, что певец из Антона никакущий.       — Руслан?.. Не, эт длинное чёт, у того покороче было..       — Хах, я угарну, если это тот о ком я думаю. – усмехнулась девушка, копаясь в соц.сети Марии Кудрявцевой и ища любовничка с именем на "Р".       — А, вспомнил! Рома вродь. Да-да, она ещё звала его, когда он мне угрожать ножом-бабочкой начал. – подытожил Антон, видя как лицо подруги медленно, словно в слоумо съёмке приобретает бледный, мертвецкий оттенок. — Ты чё?       Действительно.       Чего это она.       Перед глазами Смирновой за несколько секунд пронеслись все моменты, прожитые вместе с Петровым. Все их шутки, приколы и много всего другого, что крепко связывало дружбу в длинною уже как шесть лет.       — Рома говоришь? – опять долбанный кивок и Смирнова сухо сглатывает, листая выставленные фотографии и поворачивает телефон к другу, молясь про себя, чтобы тот сказал, что это не тот самый парень.       Фото, на котором облокачиваясь о любовно начищенный чёрно-красный мотоцикл, стоял никто иной как он.       Смирнова, честно лелеяла надежду на хорошее до последнего.       Желала другого исхода.       Повторяла про себя неоднократно молитву, думая, что это как-то сработает и чем-то да поможет.       Плохо стало, когда ореховые глаза узнаваемо округлились.       — Деревенщина, а уже с таким моциком фоткается. – совершенно не завидуя, посетовал Петров. — Да и белый тут какой-то, загореть что-ли успел? – сам с собой разговаривал Антон, не замечая помрачневшую Катю с боку.       — Тох, ты ведь не серьёзно сейчас? – видя ни единого намёка на шутку, Смирнова истерично засмеялась. — Ты послужил отличную службу подле меня, мой дорогой и верный товарищ. Я никогда тебя не забуду, обещаю приносить лишь дорогие венки на могилку.       — Ты его знаешь что-ли? Откуда инфа, что он меня грохнет?       — А кто его не знает-то?       — Ну я, к примеру. – скептически выгнул здоровую бровь Петров, не понимая источника всей проскочившей паники в зелено-серых глазах Смирновой.       — Это Пятифан.       Катя запнулась, судорожно выдыхая и благодаря Бога, что вообще видит друга перед собой.       Потому что от этого парня редко уходят.       В лучшем случае на инвалидной коляске.       — Боксёр.