Личный слуга императора

День за днем… Неделя за неделей… Месяц за месяцем… Год за годом… И вот уже прошло шесть лет с того дня, как Пак Джихун с сыном обнаружили среди камней маленького мальчика, забрали его с собой и приняли в семью. Сейчас уже даже сам Джихун не вспоминал, что Тэ ему не родной. Они оба были его сыновьями, и он любил их одинаково. И даже, возможно, Тэ занимал в его сердце больше места, потому что терпеть все его проказы и проделки и ни разу не наказать за них, а лишь журить по доброму и просить в другой раз быть осмотрительней и слушаться брата, мог только очень любящий человек! Надо отдать должное, для Тэ Джихун стал тоже настоящим отцом, и он, в силу возраста, уже почти совсем забыл, что когда-то жил в совершенно другом месте и совсем другой обстановке, с другими людьми. И лишь по ночам он просыпался иногда и перед глазами в темноте всплывали образы юного мальчика, его любимого брата, с которым нужно было молчать или говорить едва слышным шепотом и визиты которого были самыми счастливыми событиями в жизни ребенка. Теперь у него был другой брат. Брат, которого Тэ обожал. Брат, который и сам любил его, пожалуй, даже больше, чем отец. Брат, который терпел, как и отец, все его проделки и получал нагоняй от соседей наравне с ним, а порой и принимал весь удар на себя. Его брат Чимин. Тихий, скромный, ласковый ребенок, не обидевший в своей жизни ни одно живое существо. Всегда вежливый и уважительный со всеми. Проявляющий заботу о каждом нуждающемся, кто приходил просить помощи у их отца. Но в первую очередь всегда заботившийся о своем брате. И нельзя сказать, что Тэ делал что-то нарочно или осознавал, что поступает неправильно. Нет. Он тоже стремился всегда и всем помогать… Но его помощь… Его помощь не всегда шла на пользу и чаще вызывала возмущение, негодование и злость. Когда братьям было по шесть лет, отец разрешил им, оставаясь одним, ненадолго выходить из дома и копаться в саду и огороде, где у каждого была своя грядочка с небольшим количеством лекарственных растений, за которыми они сами ухаживали. Как-то раз соседка, не застав дома лекаря, пожаловалась мальчикам, что обожгла руку, схватившись ею за горячий котел, и теперь ей очень больно. Маленький Тэ вспомнил, как пару дней назад, когда другая аджума жаловалась на головную боль, отец сорвал несколько листочков одного из растений в саду и размяв их пальцами натер той аджуме виски. Она сначала заверещала, потому что очень защипало, но лекарь успокоил женщину, сказав, что одна боль скоро вытеснит другую и сама со временем пройдет. Так и случилось. Получив еще и настойку от лекаря, женщина ушла с благодарностью. Тэ запомнил, что это были за листочки, и решил, что они помогают от любой боли. Поэтому, сорвав несколько, предложил соседке натереть ими место ожога. Чимин шепотом останавливал его и просил не делать ничего до прихода отца, но мальчик уверенно кивнул и улыбнулся женщине. Крики соседки были слышны даже на другом конце деревни. Повезло, что Джихун уже возвращался и, услышав шум, почти бегом бросился к дому. Промыв руку женщины, он наложил ей мазь, которая скоро облегчила боль и, закрыв больное место куском чистой материи, искренне извинился за сына, поклявшись, что он хотел помочь, а не подшутить. Однако женщина с тех пор всегда с опаской поглядывала на обоих мальчиков и старалась поскорей пройти мимо при встрече. В другой раз Тэ с Чимином отправились в деревню купить хлеба. Им было уже по семь, и отец доверял мальчикам, особенно Чимину, разрешая им ходить недалеко одним. На небольшом лугу у подножья невысокой горы паслись две лошади. Тэ как завороженный наблюдал за красивыми животными, не подозревая, что это лишь самые неказистые их представители. Вдруг он заметил, что передние ноги у обеих лошадей связаны веревками. — Им же неудобно так ходить! — воскликнул мальчик и, спустившись с каменистой тропы, поспешил освободить от веревок стреноженных кем-то лошадей. Напрасно Чимин звал его и уговаривал вернуться. Он боялся этих больших животных, но, опасаясь за брата еще больше, все же, помедлив, поспешил за ним следом. У мальчиков не было ни ножа, ни другого острого предмета, поэтому Тэ пришлось подлезать под брюхо животных, чтобы распутать веревки. Слава небесам, лошади были уже старые и смирные, и мальчики не пострадали. Однако на их беду хозяин животных вдруг внезапно появился на тропе и, решив, что они хотят украсть его лошадей, гнал их с хворостиной в руке до самого дома, куда они вернулись бегом, так и не купив хлеба. Эти случаи можно было перечислять бесконечно. Тэхен выпускал пчел из ульев, опасаясь, что они задохнутся в закрытых домиках. Он пытался снять чужое белье с распялок, видя тучу и волнуясь, что оно намокнет под дождем вместо того, чтобы высохнуть. Он ловил утят в пруду, боясь, что маленькие птенчики утонут, и распугивая тем самым и самих утят, и всех остальных птиц. К тому времени, как мальчикам исполнилось девять, половина жителей деревни, если не большая часть, хваталась за голову при виде их и старалась уберечь себя, своих детей, животных и имущество от их «помощи». И самое обидное, что Чимина все считали не менее виноватым, чем брат. А он всего лишь не мог оставить Тэ одного, уговаривая его не оказывать никому помощь, не спросив сначала у взрослых. Джихун и сам не знал, что ему делать с сыновьями и как заставить их вести себя более разумно. Помог случай. Впрочем, возможно этот случай вовсе не помог, а сделал еще хуже, но с того момента все чудачества Тэ свелись к единственной цели, избавив жителей деревни от неприятностей и вернув им спокойный сон. Мальчикам было по девять. В тот год семнадцатилетний император Мин впервые сам спланировал поход, отправив часть армии из центра и с юга страны на помощь северным отрядам, в манчжурские земли, дабы усилить их гарнизоны и организовать ответное нападение после нескольких ощутимых набегов. Операция удалась. Воины, объединившись и почувствовав свою силу, отбили у неприятеля захваченное добро, и сами, разрушив несколько приграничных селений, вернулись с добычей, превышающей вдвое все добытое ранее. Довольный отряд возвращался в столицу и далее на юг с победой и проезжал как раз через деревню, где жил Джихун с сыновьями. Увидев воинов, красивых, сильных, веселых, с мечами и луками восседающих на конях, Тэ загорелся мечтой со временем тоже стать одним из них. — Какой из тебя воин, Тэ? — вразумлял его Чимин. — Посмотри на себя! Ты же худенький и стройный, как тростинка. Ты нежный, как цветок. И такой же красивый. Ты никогда не будешь таким грубым, как эти мужчины… — Буду, Чимин! Я стану сильным, как наш отец! Он тоже был воином. И научит меня всему, что знает, как обучает местных парней из деревни! Два года назад, когда вышел императорский указ о запрете занятий лекарским делом без специальной грамоты, Джихун действительно взялся за символическую плату обучать юношей из деревни, которым предстояло вскоре записаться в императорскую армию, чтобы как-то сводить концы с концами. Пенсия, назначенная предыдущим правителем, сама собой иссякла, осознанно или по случайной забывчивости осев в хозяйстве у кого-то из чиновников. Джихун не знал, какую должность теперь занимал его отец, но пока тот не изъявлял желания видеть сына, обращаться к нему с просьбой не хотелось. Лекарь, рискуя быть пойманным, все равно продолжал оказывать первую помощь и лечить всех, кто к нему обращался. В основном это были местные жители. Он по-прежнему выращивал у себя на грядках лекарственные травы и собирал всевозможные полезные растения, какие знал. Но брать за это плату он теперь не имел права. Однако соседи, зная его положение, все равно в благодарность несли все, чем могли поделиться, иногда делая это даже тайно, оставляя возле порога мешочек с рисом или мукой, или передавая что-то через сыновей, которые с радостью принимали гостинцы. Узнав о желании сына, Джихун поначалу согласился с Чимином. Тэ действительно был слишком нежен, красив и утончен. Его аристократичную суть не могла изменить простая жизнь в деревенском доме. Но мальчик был слишком настойчив и убедителен в своих доводах, поэтому отцу ничего не оставалось, кроме как выточить для него и для себя деревянные мечи и со следующего утра начать тренировки. С того момента прошел год. Тэ научился ловко орудовать мечом, не только деревянным, но и настоящим стальным, хоть и меньшего размера, подходящим ему по возрасту. Помимо этого, он научился метко стрелять из детского лука по мишени и метать кинжал. И вот сегодня, уйдя из дома очень рано, Джихун вернулся с подарком для сына, от которого у Тэ загорелись глаза и даже раскрылся рот от восторга. Он давно мечтал об этом, но просить отца не решался. Однако тот и сам понимал, что без этого мальчику не стать настоящим воином. Поэтому, собрав сегодня все их сбережения и уйдя из дома рано утром, он вернулся сейчас, ведя в поводу небольшую степную лошадку, привезенную, видимо, из манчжурских земель. Лошадь считалась богатством, и мало кто из простых сельских жителей мог себе позволить купить и содержать это животное. Но бывший хозяин уступил ее Джихуну по сходной цене, в благодарность за то, что лекарь выходил его тяжело раненного сына. Кобылка была гнедой масти, не слишком высокая и, как заверил Джихуна бывший хозяин, хоть и молодая, всего лет двух, но очень спокойная. Ее назвали Барам — Ветерок. Тэ, счастливый и восхищенный животным, тут же попросил отца помочь ему сесть в седло, которое хозяин продал вместе с лошадью. Чимин же, хоть и не боялся уже этих больших животных как раньше, ни за что не полез бы так высоко и предпочел погладить лошадку по бархатному носу и угостить ее морковкой, которую та с благодарностью приняла, взяв аккуратно одними губами, и тут же смачно схрумкала. После того, как Тэ сел верхом с помощью отца и, выслушав все указания, тихо тронул Барам пятками в бока, крепко держась за луку седла, потому что поводья держал отец, Чимин, подойдя с другой стороны, взялся рукой за стремя и пошел рядом, подстраховывая, пока брат учился держаться в седле. С этого дня начались их тренировки. Как ни уговаривал Тэ брата, тот так и не осмелился сесть верхом, даже вместе с ним. Но стараясь первое время страховать Тэ от падения, он привык бегать рядом, так и держась за стремя, с каждым днем увеличивая свою скорость по мере того, как Тэ осваивался в седле. Джихун смотрел на Тэ, сидящего верхом, с повязанной на лбу лентой, чтобы сдержать волнистые шелковые волосы, в красивом ханбоке, которые он попросил сшить соседку для Тэ и Чимина, потому что они уже выросли из всей своей старой детской одежды, и вспоминал свои южные походы в соседнюю Силлу. Там он когда-то видел воинов, которых сейчас ему очень напомнил его сын. — Жаль, Тэ, что у нас нет отряда хваран, как в соседней стране. Вот кем ты мог бы с легкостью стать. Я видел их пару раз в походах в стане врагов. Они все прекрасны… Молоды, красивы, изящны, но сражались, как настоящие воины. Мальчики-цветы, так их называют… И у Тэ с того дня появилась новая мечта… Шло время. Мальчикам уже было по десять лет. И в жизни страны и императорской семьи произошли события, которые в последствии решили судьбу братьев. Во всяком случае, одного из них. Никто не знал, что произошло во дворце и в царской семье в тот день, после пира в честь очередной победы императорского войска. Но на следующий день было объявлено о наборе юных воинов в отряд хваран для вдовствующей императрицы. Юнги исполнилось восемнадцать. Три года он правил страной как седьмой император Мин. Первое время на него пытались оказывать влияние и откровенно давить все, включая мать, феодалов и министров. Семья Ким, почувствовав возвращение собственной силы и величия, возомнила себя чуть ли не главной силой страны. Юнги приходилось крутиться и вертеться, применяя все хитрости и уловки дипломатии, чтобы удерживать хоть как-то власть в своих руках, но и не навлекать на себя гнев и обиду главного клана. Ведь без их поддержки он вряд ли смог бы противостоять матери, которая с каждым годом давила все сильней. Ему нужна была армия! Его армия! Которая стала бы его опорой и главной защитой! Армия, которую надо было кормить и платить ей средства из казны, что держали в своих руках и рвали на части все те же императрица и семья Ким. Остальные семьи, видя нестабильность власти, метались то на одну, то на другую сторону. Намджун, верный охранник и друг, забыв про покой, сон и личную жизнь, выбивался из сил, собирая на сторону императора все новых и новых союзников, не только среди воинов, но и среди семей с не таким высоким статусом, как главные феодалы, но тем не менее готовых предоставить определенное количество людей в случае необходимости. Императору исполнилось семнадцать, когда на очередном сборе главных феодалов страны он объявил свое решение - организовать поход на север и приказал подготовить и выделить воинов для этого. Министры и чиновники застыли в молчании. Поход… Они были шокированы еще больше, когда узнали, что сам император не собирается возглавлять войска, доверяя сделать это своему начальнику стражи. Где это видано, чтобы воины сражались в полную силу, если сам император не ведет их в бой, предпочитая отсиживаться в столице. Это стопроцентный проигрыш и можно заранее считать убытки. Императрица потирала руки, празднуя скорое возвращение на трон. Те же мысли все чаще посещали и главу семьи Ким. Но они недооценили силу дружбы, преданности и военной взаимовыручки. Намджуна знали. Знали бывшие сослуживцы. Знали те, с кем он тайно общался, готовя поддержку для будущего императора. Знали те, кто встал под его начало после назначения начальником стражи. Честный, справедливый, смелый, решительный, мудрый военачальник не мог не расположить к себе всех и каждого. И он не подвел, принеся императору первую и такую важную и значимую победу! Она действительно означала многое! Первое — они заткнули рты всем недоброжелателям, утверждавшим что этот поход утопия. Второе — они поставили на место и умерили амбиции императрицы и клана Ким. Третье — они доказали силу и состоятельность юного императора, как правителя государства, который не боится рисковать и принимает правильные решения. Четвертое — они показали, что армию не обязательно содержать из средств казны. Хороший воин добудет все сам в бою и обеспечит не только себя, но и мирных жителей государства, отдавая большую часть добычи в общий котел. И пятое — под юную, но уже сильную руку императора вновь поспешили вассалы, чтобы присягнуть и поклясться в верности. Популярность правителя росла как среди воинов, так и среди простых подданных. Его боялись, да… Зная его жестокость в расправе с неугодными, люди тем не менее не могли не уважать его за мудрость, смелость и решительность в столь юном возрасте. Юнги становился императором в полном смысле этого слова. Власть не кружила ему голову и не расслабляла. Он помнил все свои планы и цели. Он принимал на свою сторону новых друзей, но не забывал старых врагов! Мать, чувствуя угрозу, исходящую от него, старалась больше времени проводить у себя в покоях. Ее верная служанка, эта тварь Квахи, и вовсе забилась в нору, как крыса, почти не выбираясь оттуда. Но пора было избавиться от нее раз и навсегда, чтобы мысль о мести этой твари не жужжала в голове назойливым комаром. Юнги нужно было выманить ее любыми силами. Он был уверен, что, общаясь с ним, она совершит промах и даст повод. Вспомнив, как ушел из жизни его отец, он понял — вот он — шанс! В честь второй победы войск юного императора в сражении с манчжурскими воинами и захвата новой большой добычи было решено устроить пир во дворце. Юнги когда-то попросил Хосока позаботиться об убитой горем шаманке бывшего императора — Уки, которая была уже так стара, что не могла быть полезной или опасной для его матери, и та забыла о ней. Но отец ценил и уважал ее, и она много раз спасала ему жизнь, излечивая своими заговорами или предсказывая опасность. Виня себя в смерти любимого хозяина, старая женщина сильно заболела и ослабла, а после от горя и тоски по хозяину потеряла свою силу, став для всех обычной бесполезной старухой. Юнги не мог позаботиться о ней сам в память об отце, поэтому по его приказу Хосок тайно вывел ее из дворца и отвел в свой дом, где жили его мать и младший брат, трехлетний Чонгук. Отец Хосока погиб в бою три года назад, сражаясь бок о бок с императором, и так и не увидел своего младшего сына, который родился через два месяца после его смерти. Семья матери Хоби была достаточно обеспеченной, но позволила своей дочери выйти замуж за представителя не слишком знатной семьи Чон, учитывая, что он был близким другом самого императора. Мать же искренне любила его отца и, не слушая уговоров своих родителей, оставшись вдовой, к новому замужеству не стремилась, предпочитая жить в своем большом доме вдвоем с младшим сыном, в то время как старший уже находился во дворце, как личный слуга и помощник юного наследника. Госпожа Чон согласилась принять старую шаманку в семью и позаботиться о ней. В их доме женщина пришла в себя, ожила, поправилась и даже стала немного помогать по хозяйству, с особенным удовольствием возясь с маленьким Чонгуком. И вот сейчас Юнги очень нужна была ее помощь. Хосок сбегал домой и объяснил старухе Уки суть дела. Та, будучи абсолютно уверена в участии императрицы и ее служанки в смерти ее обожаемого хозяина, сделала все в лучшем виде. Хосок в свое время побоялся нанести матери, до сих пор не пришедшей в себя после гибели мужа, новый удар и не рассказать, что его казнь была лишь фикцией. Он выпросил у тогда еще наследника разрешение успокоить родного человека, рассказав, что все еще может и слышать, и говорить, и Юнги не смог ему в этом отказать. Поэтому мать, а потом и повзрослевший брат были в курсе его притворства, а шаманке и рассказывать было не нужно. Хоть и потеряв почти всю свою силу, она тем не менее еще могла что-то видеть и сразу обо всем догадалась. В доме Чонов они говорили только шепотом, за плотно закрытой дверью и бумажными ставнями, но все равно делая жесты руками, чтобы была привычка, и не было риска выдать себя случайно при ком-то. Хосок принес то, что требовалось. Дело оставалось за малым и Юнги, и его верные люди надеялись, что все получится. Однако, в момент, когда он уже собрался было воплотить свой план в жизнь, произошло то, чего никто не ожидал. Юнги от шока чуть не забыл то, ради чего вообще затеял все это. В самый разгар трапезы, когда все уже были веселы и расслаблены, императрица вдруг обратилась к главному представителю клана Ким, поддерживающему сторону ее сына — Ким Сувону. — Господин Ким! На днях я посещала экзамен на звание чиновника третьей степени, где мне был представлен Ваш племянник Ким Сокджин. Очень достойный молодой человек. Но, как оказалось, он не слишком стремиться к должности чиновника, желая проявить иные свои качества в военной сфере. Это так? — О да, Ваше Величество! — с поклоном ответил Ким Сувон, совершенно, впрочем, не понимая, к чему клонит императрица. — Он старший из шестерых детей моего покойного брата. Его мать не хочет потерять единственного сына на поле боя, ведь кроме него у нее пять дочерей. Она предпочитает видеть его в чиновничьей шапке, а не в шлеме и латах. — Это объяснимо, ведь материнское сердце всегда волнуется за свое дитя! — произнесла императрица с надрывом, бросив мимолетный взгляд на Юнги. — Однако, если у самого молодого человека нет тяги к наукам и желания всю жизнь провести, копаясь в бумагах, не думаю, что из него получится хороший чиновник или ученый. — Но он способный молодой человек! — заволновался Ким Сувон, боясь, что его обвинят во взяточничестве или протекции. — Он лучший в своем классе! — Не сомневаюсь, уважаемый Сувон-щи! — успокоила императрица. — Но мне стала небезразлична судьба этого юноши. Вы знаете, что не так давно я побывала с визитом на своей родине в Силле, трон которой с недавнего времени и с благословения небес занял мой младший брат. Так вот, по примеру вдовствующей императрицы Силлы, я решила здесь, в Когурё, собрать свой отряд хваран для помощи своему сыну императору и охраны столицы в его отсутствие. Все молча переваривали эту информацию, а императрица тем временем продолжила: — Назначаю Вашего племянника Ким Сокджина первым командиром и моим представителем в отряде. Не волнуйтесь, там будут и более опытные воины-наставники и командиры. Ким Сокджин будет моим доверенным лицом. Я позабочусь о его безопасности, можете передать это его матери. Набор в отряд открыт с завтрашнего дня. Пак Чхисун, издай указ сегодня же вечером, после праздника. Министр поклонился, записав все в маленькую книжечку. Юнги прекрасно понял и раскусил далеко идущие планы матери. Она действительно не так давно побывала с визитом в своей стране. Ее старший брат, так сильно портивший им жизнь все время своего правления, отошел в мир иной. Поговаривали, что он заразился неизлечимой болезнью от одной из своих многочисленных наложниц. Однако придворные лекари утверждали, что его сразила болезнь почек, и очередную их колику он не смог пережить. Законных наследников император не оставил, и после недолгой борьбы между вдовами старого императора трон занял его сводный младший брат от второй жены отца, родной брат Боксун — Кюнмин. Посчитав это добрым знаком и своим шансом на будущее возвращение трона, Боксун тут же отправилась с визитом в родную страну. Ведь заручиться поддержкой короля Силлы и объединить в будущем две страны, став соправительницей брата и управлять двумя государствами, это ли не лучшее будущее для нее. Она помнила брата юным мальчиком, но обнаружила сейчас взрослого мужчину, избалованного, амбициозного и надменного. Он вполне благосклонно отнесся к предложению сестры о союзничестве, пообещав в будущем свою поддержку, но лишь в том случае, если Боксун к тому времени завоюет популярность у своих подданных и соберет собственную хоть небольшую армию для поддержки восстания и смены власти изнутри страны. Иначе начнется затяжная война, и неизвестно, кто выйдет из нее победителем, ведь их силы почти равны, и кто знает, чью сторону примет Пэкче и не захочет ли захватить соседа, пока они будут заняты борьбой между собой. И вот, вернувшись, императрица начала воплощать свой план в жизнь. Юнги видел и понимал все ее действия и планы. Вся ее хитрость была «шита белыми нитками» и лежала на поверхности, как на ладони. Однако запретить ей собрать отряд из мальчиков-цветов, что была в праве сделать каждая императрица, сын не мог. Поэтому смотрел на эту ее забаву сквозь пальцы, будучи уверен, что в случае опасности, возникшей от этих цветочков, Намджун с воинами уничтожит их немедленно. Сейчас же у императора был более насущный вопрос. Нужно было раз и навсегда вырвать у матери ее главное жало — верную служанку, эту тварь, существование на земле которой лишило Юнги сна с той самой ночи. Юный император, поднявшись из-за стола, поклонился матери и попросил: — Матушка, окажите мне честь и выпейте вина за здоровье Вашего сына из его чаши! В такой просьбе императрица по этикету отказать не могла. Зная, что сын выпил из нее не раз, и значит яда там нет, она приняла его чашу. Но перед тем, как выпустить ее из рук, Юнги быстро и незаметно провел по всей кромке большим пальцем. Слуга, подоспевший в этот момент, поспешил схватить черпак и налить из глинянного чана, стоявшего рядом, в чашу макколи — мутное сладко-терпкое рисовое вино, немного закрыв собой императора, что еще больше облегчило задачу. Императрица, хоть и следила за всем с особым вниманием, ничего подозрительного не заметила и с поклоном выпила предложенное угощение, вновь заняв свое место. Боксун не любила макколи. В нем сложно было разглядеть что-то, или почувствовать посторонний вкус. Единственный плюс, это небольшая крепость. Однако после выпитой чаши из рук сына, она ощутила, как тело становится горячее с каждой минутой. К концу праздника она почувствовала себя нехорошо и, заметив неладное, император приказал отвести мать в ее покои и срочно закончить пир. Все с беспокойством наблюдали за происходящим, не понимая, что произошло. Когда мать уводили из зала, она, взглянув на сына и увидев вновь все тот же полуоскал-полуулыбку, впервые серьезно испугалась за свою жизнь. Пак Чхисун, присутствовавший на празднике вместе со всеми, изъявил желание остаться и дождаться известий из покоев императрицы, волнуясь за ее здоровье. Остальные чиновники с ним согласились. Юнги спорить не стал, пригласив всех в зал заседаний и заняв свой трон, что давало возможность, возвышаясь над всеми, наблюдать за происходящим. Вскоре в покои императрицы был отправлен слуга с целью привести ее личную служанку. Та явилась незамедлительно и доложила императору, что жизни ее госпожи, по словам лекаря, ничего не угрожает, но самочувствие ее неважное. — Она очень слаба, мой господин. Но мы все надеемся, что ей скоро станет легче! Юнги удовлетворенно посмотрел на нее, услышав все, что хотел. — Что ж. Значит это простое недомогание, а не отравление, как многие заподозрили. Завтра утром мы вновь соберемся в этом зале, и ты придешь и сама расскажешь о состоянии императрицы! А сейчас иди и позаботься о ней! — Слушаюсь, господин… — поклонилась та и, двигаясь спиной к двери, удалилась, не взглянув на императора и не увидев его удовлетворенный едва заметный оскал. Все шло так как надо, и Намджун, стоящий сбоку от помоста с троном, и Хосок, наблюдавший из-за ширмы, тоже удовлетворенно вздохнули. На утро императрица чувствовала себя вполне здоровой, как будто ничего и не было. Она не могла понять причину поступка сына, но была уверена, что ее плохое самочувствие, это его рук дело… Но зачем?.. Неужели просто запугать? Напомнить, что произошло с его отцом? Показать, что знает или догадывается о ее участии? Но ведь доказательств нет… Она потребовала привести ее в соответствующий вид и к назначенному времени сама явилась в зал заседаний, дабы показать всем, что с ней все в порядке. Император с показной искренностью и радостью поприветствовал свою мать. Справившись о ее здоровье и указав на место подле себя, он вдруг, к удивлению всех присутствующих, приказал привести личную служанку императрицы Квахи, которой мать запретила выходить из покоев, словно предчувствуя что-то. Стражники бегом бросились выполнять приказ, и император с тайной радостью заметил беспокойство, промелькнувшее в глазах матери. Служанка Квахи была самым близким и доверенным человеком императрицы, еще там, в родной Силле. Она доказала свою верность когда-то, как и ее брат Дагэ, странным и только им понятным жестоким способом. Когда молодая Боксун спросила у сестры и брата, чем они могут доказать ей свою преданность, те не задумываясь ответили — всем чем угодно. Дагэ, старший брат Квахи вырастил ее с шестилетнего возраста, когда они лишились обоих родителей и, несмотря на свою жестокость и нелюдимость, любил сестру, как умел. Однако Боксун не нужны были подобные отношения между слугами. Разделяй и властвуй — вот ее принцип. Привязанность к кому-то делает человека слабым. Брат и сестра понимали это и поклялись в преданности лишь одной госпоже. — Отруби сестре руку, если хочешь доказать мне, что тебе можно доверять! — приказала девушка, которой на тот момент было всего четырнадцать. Замявшись лишь на мгновение и только для того, чтобы найти подходящую поверхность, Дагэ достал небольшой топорик, который госпожа заметила у него за поясом, что и дало повод ее приказу. Парень не расставался с этим топориком, считая его лучшим оружием в ближнем бою. Он схватил несопротивляющуюся сестру за руку и, положив ее на низкий столик, стоящий рядом, занес топор. Боксун, как не пыталась, не смогла разглядеть страх в глазах служанки. Лишь фанатичную решимость и желание доказать, что если не она, оставшаяся без руки, то брат точно будет самым лучшим и преданным слугой. В последний момент, когда топор уже летел вниз, Боксун оттолкнула руку Квахи, и под лезвие попал только один палец. Ни один мускул не дрогнул на лице Дагэ. Квахи, тихо застонав, упала на колени перед будущей императрицей и склонилась в поклоне, прижимая к себе окровавленную руку с обрубком указательного пальца. Боксун приняла их обоих и забрала с собой, уезжая в другую страну. Ни брат, ни сестра ни разу ее не подвели, доказывая свою преданность день за днем. У императрицы не было абсолютно никаких теплых чувств ни к одной, ни к другому, но верных людей нужно было беречь. Лишь только этим объяснялся ее обеспокоенный взгляд в данный момент из-за странного приказа Юнги. Служанка вошла в зал и почти ползком добралась до помоста с троном, низко поклонившись, после чего встала, не поднимая головы и смотря в пол. — Благодарю тебя, Квахи, за то, что так хорошо заботишься о моей любимой матери! — произнес император. — Благодарю Вас, господин. Это честь для меня! Юнги удовлетворенно улыбнулся, а императрица, почувствовав уже что что-то не так, никак не могла уловить суть. — Скажи, Квахи, ты ведь являешься личной служанкой императрицы уже на протяжении многих лет? — продолжил император дружеским тоном, однако в его агатовых глазах сквозила сталь. — Вы правы, господин. Я прислуживаю своей драгоценной госпоже вот уже более двадцати лет, — ответила женщина. — Какая преданность. Похвально,— продолжил Юнги. — Я наслышан о твоей верности госпоже. И принадлежишь ты только ей, не так ли? Вот она — западня! Императрица закрыла глаза, поняв к чему ведет сын! Но было поздно. Служанка, привыкнув к Юнги, как к наследнику, к сыну своей госпожи, к маленькому мальчику, с которым никогда не церемонилась, практически не встречаясь с ним по приказу императрицы после экзекуции над его верным слугой и продолжая считать его всего лишь сыном императрицы, потеряла бдительность. Юнги ухмыльнулся, глядя на мать, и та на короткий миг увидела сладость мести в его глазах. Квахи было уже не спасти… Вновь став серьезным, император посмотрел вниз на ту самую тварь, расправиться с которой мечтал так долго! Целых шесть лет! — Да, господин, я личная служанка ее Величества… — не подозревая о нависшей над головой опасности, проговорила женщина. — Ну а раз так, то ты никак не можешь быть и моей личной служанкой, не так ли? Ведь двум господам принадлежать невозможно… В таком случае, по какому праву ты обращаешься ко мне неформально? — жестким металлическим голосом, от которого вздрогнули все в зале спросил он. — Разве я даровал тебе такое право? Напомни же мне, в таком случае, когда? Квахи стала белее мела. Только теперь она поняла какую роковую ошибку допустила, совершенно забыв кто перед ней и переживая лишь за здоровье своей госпожи. — Простите меня, Ваше Императорское Величество! — Оскорблению повелителя нет прощения! — безжалостно заявил он. — Министр Пак Чхисун! Какое наказание положено за оскорбление императора? Прихвостень матери, сжавшись от страха, еле слышно произнес: — Смерть, Ваше Императорское Величество… — Я прошу о помиловании! — попыталась вступиться императрица, понимая всю тщетность этого. — Ох, матушка… — притворно-ласковым голосом произнес император. — У Вас такое доброе и нежное сердце! Веревки из меня вьете. Напомню, что Вы уже имели возможность спасти одного виновного. Правила есть правила. Если будете так вступаться за каждого, люди усомнятся в нашей справедливости… — сделав вид, что сомневается и сожалеет, произнес Юнги. — Но, увы… Я ни в чем не могу отказать своей матери… Все с удивлением посмотрели на императора, и даже Боксун растерялась. Но тут же вновь увидела этот металлический блеск в глазах и поняла, что, кажется, только что сделала для своей служанки еще хуже. Но разве может быть, что-то хуже смерти? Оказывается, да… — Пак Чхисун. Чем, по закону, заменяется смертная казнь? — спросил, словно не зная, император. — Каторгой… — безэмоционально ответил, уже понявший свое поражение, министр. — Что ж. Я сохраню жизнь Вашей служанке, матушка,— проговорил Юнги. — Приказываю отправить служанку Ан Квахи в рудники на границу с Пархэ! Но прежде приказываю отрезать ей язык, чтобы впредь из ее уст не вырвалось неуважительного обращения к кому бы то ни было! Спасибо, матушка, ваш способ усмирения слуг с помощью немоты теперь мой любимый! Вы преподали мне когда-то прекрасный урок! И да! Если через пятнадцать лет Ваша служанка все еще будет жива, Вы сможете получить ее обратно! Это было самым большим издевательством с его стороны. Добыча железной руды на границе с Пархэ была самой тяжелой и невыносимой. Погодные условия — вечный холод и сырость, нехватка еды и чистой питьевой воды, вредные испарения из самой земли, от которых у людей, спустя полгода, начинало невыносимо ломить кости и суставы, рушились зубы и выпадали волосы. Но не только это было страшным. На эти рудники отправляли самых отъявленных преступников. И страшнее всего туда попасть было именно женщинам. Потому что содержались там узники все вместе. Изнасилования были обычным делом. Никто не собирался следить в этом аду за нравственностью. И ко всем прочим болезням добавлялся еще и сифилис, которым рано или поздно заболевала почти половина каторжников. Пятнадцать лет? Да люди молились о смерти в этом аду уже через несколько месяцев, считая казнь или гибель наградой и избавлением. И именно такое наказание заслужила эта тварь, по мнению императора, и даже этого ей было мало! Шокированную разбитую Квахи уже давно увели, и спустя время один из стражников отчитался императору о том, что экзекуция по урезанию языка приведена в исполнение. Императрица с бешенной ненавистью в глазах удалилась к себе в покои. Чиновники разошлись, переваривая случившееся. Им не было дела до какой-то служанки, но жестокость юного правителя, проявляющаяся все чаще, заставляла задуматься. Преданные стражники заняли свои места снаружи у входа в зал, и даже верный Хосок, поняв, что император хочет побыть один, удалился в его личные покои. И лишь Юнги продолжал одиноко сидеть на своем троне, не чувствуя абсолютно ничего. Виновные понесли наказание. Рано или поздно он доберется и до матери. Но о брате так никто ничего и не узнал… Его маленький Тэхен… Его единственная светлая искра в жизни. Он знал, чувствовал, что брат жив. Но где же он?..