Личный слуга императора

Хосок вошел в императорские покои и, взглянув с облегчением на живого невредимого повелителя, тут же опустился на колени, склонив голову. — Вы живы, господин мой! Хвала небесам! — Где Джихун, Хоби? — не обращая ни на что внимания и все еще сжимая ледяную руку в своей ладони, произнес император. — Он здесь, во дворце, Ваше Императорское Величество. Начальник стражи скоро приведет его. — Докладывай! — приказал император, понимая, что что-то произошло. Вид Хосока, стоящего на коленях, не поднимающего головы, говорил сам за себя. — Я подвел Вас, Ваше Императорское Величество, — тихо проговорил секретарь. — Простите меня… Я заслуживаю сурового наказания… — Это мне решать, чего ты заслуживаешь! — резко оборвал повелитель. — Что произошло? Мятеж удался? — Нет, господин мой! Простите своего глупого слугу, что заставил Вас так подумать! — произнес Хосок отчаянно. — Мятежники схвачены! Переворота и смены власти удалось избежать, но… — Но?! — Императрица исчезла, Ваше Императорское Величество… На лице императора отчетливо проступили желваки от плотно сжатой челюсти. Перед глазами все потемнело от ярости. В первое мгновение хотелось ударить своего верного подданного и друга за такую новость и бить до тех пор, пока не признается, что это неправда. Гнев не мог найти выхода и бушевал в нем до тех пор, пока рядом не раздался тихий стон. Опомнившись, Юнги посмотрел вниз и увидел сведенные от боли брови своего слуги, а переведя взгляд ниже, обнаружил, что с бешеной силой сжал в своей руке его маленькую ладошку. Он тут же ослабил хватку, но чужую руку не отпустил, надеясь, что она поможет ему сдержать гнев, и поглаживал ее большим пальцем, словно прося прощения за причиненную боль. — Как это произошло? — спросил он тихо. — Никто не знает, Ваше Императорское Величество. Но Мин Лиен — Ваш дядя, предполагает, что ее не было в своих покоях уже задолго до мятежа, и, как и в Вашем случае, слуги просто создавали видимость… Скорее всего, она покинула дворец еще вчера вечером или ночью… — Возможно… Но как и куда она могла скрыться?.. Ведь воины патрулируют все вокруг… И на дорогах стоят посты… — Это так, Ваше Величество… — произнес вошедший в покои Намджун, ведя за собой лекаря. — Но сейчас патрули сокращены до минимума, потому что все воины, способные держать оружие, мобилизованы в войско… А обойти патруль, если это небольшая группа людей, не создающая шума, проще простого, даже на лошадях или с паланкином… — Ваше Императорское Величество… — произнес Джихун, опускаясь перед императором. — Благодарю Вас за спасение Чимина! — Я позволил тебе не падать на колени с твоими увечьями… — поморщившись от раздражения, произнес император. — Займись сыном. — Слушаюсь, Ваше Императорское Величество. Юнги пришлось все же выпустить маленькую ладонь из своей и оставить слугу в надежных руках отца. — Ты сказал, мой дядя руководил подавлением мятежа? — спросил Юнги у Хосока. — Но я не приказывал ему этого… Он должен был находиться при войске… — Он с двумя тысячами воинов ворвался в столицу и окружил дворец. К тому времени наши люди уже схватили большую часть мятежников, но были те, кто не пожелал сдаваться и… самое главное… — Что?! Говори же! — не выдержал повелитель, когда Хосок немного замялся. — Простите, Ваше Императорское Величество… Я должен сказать… Клан Ким… Они не сразу встали на нашу сторону… — Что?! Кимы предали? — не поверил император. — Нет, господин… Но они выжидали… Ни один воин из этой семьи не вступил в схватку с мятежниками. Предатели, увидев и поняв это, воспряли духом, и я не знаю, чем бы это кончилось, если бы не Мин Лиен с двумя тысячами, прискакавший в самое нужное время и окруживший дворец… Осознав, что им не победить, мятежники сдались… И только в тот момент, словно из ниоткуда, появился главный министр и его люди… Простите, что говорю это… — Я прощаю тебя… — ответил сухо император. — Чего-то подобного я от них и ожидал… Что ж, пойдем посмотрим на них всех. А что любимец матери Пак Чхисун? Сбежал с ней? При произнесении императором этого имени лекарь вздрогнул. Как бы ни был безразличен ему этот человек, являющийся его отцом, любой его промах или предательство могло отразиться на Чимине… — Он утверждает, что не был посвящен ни в какие планы вдовствующей императрицы и ничего не знал… Мы не выяснили ничего, что могло бы опровергнуть его слова… Видимо, так и есть, и ему не доверяли настолько, чтобы посвящать во что-то… Возможно, из-за внука… — совсем тихо закончил секретарь. — Еще интереснее… — произнес император разворачиваясь, и стремительно вышел из покоев, направляясь в зал заседаний. Однако на полпути он резко остановился и решил все же понаблюдать сначала за происходящим не обнаруживая себя, ведь не напрасно же у них была такая возможность. Войдя в тайный коридор из дальних покоев наследников, пустующих теперь, они с Хосоком прошли в направлении большого зала заседаний, пока Намджун проверял главные коридоры, направляясь к тому же залу открыто. — Чхисун, да не трясись ты так! — услышал Юнги слова собственного дяди, как только отодвинул слегка одну из портьер. — Не смог достойно проявить себя на такой высокой должности, так хоть наказание прими достойно! Не позорь имя своего тестя! Он всю жизнь служил честно! Они стояли вдалеке от всех, у самой стены, и говорили очень тихо, поэтому остальным ничего не было слышно, в то время как Юнги, оказавшийся совсем рядом, слышал отчетливо каждое слово. — Наказание? — пробормотал Пак Чхисун. — За что наказание? Я не знал! Не знал ничего! Меня попросили только не выходить из покоев! И никого туда не впускать! — Эх, друг… Не туда завела тебя твоя госпожа… — проговорил Мин Лиен, который, несмотря на то, что был старше на несколько лет, действительно являлся близким приятелем деда Чимина. — Император справедлив, возможно, он пощадит тебя, когда разберется во всем… А вот Кимы… Ты ведь перешел дорогу их главе в свое время… Вряд ли он забыл об этом… Возможно… Он не договорил. В этот момент двери главного зала распахнулись, и вошли представители клана Ким, во главе с главным министром. Он, не замедляя шага, направился прямиком к возвышению с троном под недоуменным взглядом всех присутствующих и злой усмешкой, ожидавшего чего-то подобного после рассказа Хосока, императора. — Государство Когурё оказалось в опасности по причине несостоятельности и бессилия клана Мин! — сходу громко заявил Ким Сувон. — Мы не можем допустить, чтобы страна погибла! В то время, как император слаб и немощен, и это ясно всем, несмотря на его тщетные попытки доказать, что он еще в состоянии управлять своими подданными, его мать — вдовствующая императрица, покинула дворец после провала организованного ею мятежа! Я, как представитель одного из самых могущественных кланов, в такой трудный для государства момент готов взять эту тяжелую ношу на себя и… Не желая больше терпеть все это, Юнги, выйдя через соседнее помещение, влетел в зал заседаний. — Ваша забота о государстве похвальна, главный министр Ким Сувон! — произнес он твердым сильным голосом. — Мы глубоко ценим Вашу преданность и патриотизм, но спешу Вас заверить — клан Мин пока в силе и в состоянии сам управлять этой страной! Главный министр, расширив глаза от удивления и страха, быстро неловко развернулся и, склонившись в поклоне, попятился задом, уступая императору подход к трону. — Ваше Императорское Величество… Но как же… Вы же… Еще недавно… — Вот видите, главный министр, наш дворцовый лекарь — Ваш брат! — подчеркнул особо император эти слова, — Творит чудеса! — Но мы беспокоились о Вас, Ваше Императорское Величество… — придя немного в себя, произнес главный министр, разглядывая повелителя. Походный укороченный ханбок, все еще немного влажный от недавнего дождя, ведь плащ был сдвинут, чтобы укрыть им слугу… Кожаные сапоги со следами грязи и… крови?.. Да и на штанах также виднелись брызги свежей крови… Ножны в которых еще недавно был меч… Император уж точно находился не в своей постели все это время, как уверяли его секретарь и охрана… — Я глубоко тронут Вашей заботой о моем здоровье, главный министр Ким… Но не беспокойтесь! — вдруг перешел на ледяной тон император, сменив наносную улыбку на стальной взгляд. — Я достаточно окреп, чтобы держать в руках оружие и казнить всех, кто посмел усомниться в силе династии Мин! На этих словах вздрогнул не только Ким Сувон, но и все присутствующие. Пак Чхисун же дрожал уже так, что стук его зубов был слышен, наверное, даже за пределами дворца. Он упал на колени и склонил голову на сложенные перед собой ладони, беспрерывно повторяя: — Я не знал… Ничего не знал… Я не предавал… Император, уже занявший свой трон, взглянув на него лишь мельком, приказал одному из стражников: — Уведите, заприте и приставьте охрану. Я позже решу, что с ним делать. Остальных вывести на площадь! Среди мятежников были представители разных кланов: и знатных, и не очень, но пощады не стоило ждать никому. Однако Пак Чхисуна участь быть казненным в этот раз миновала. И причина была не в том, что Хосок, а до этого и Намджун подтвердили повелителю, что он действительно не принимал участия в подготовке мятежа и, видимо, и правда не был посвящен во все детали в силу своей трусости и опасения, что, не выдержав, может предать в любой момент… Нет, император в гневе не стал бы разбираться, кто виноват больше, кто меньше… Но… Лишь взглянув на Пак Чхисуна сейчас, он вдруг разглядел в нем такие знакомые черты… Лекарь Джихун отличался от них обоих: и от собственного отца, и от сына. Чимин же унаследовал свою внешность от деда. Слава небесам, только внешность, а не черты характера… Не зная всех тонкостей их отношений, император подумал вдруг, не нанесет ли еще большую травму своему воробью, казнив его близкого человека… Это тоже было совершенно на него непохоже, но Юнги уже перестал удивляться чему-либо в себе после того, как маленький слуга вернул его в эту жизнь из потустороннего мира. — Военный советник Мин Лиен! — проговорил император. Мужчина приблизился к возвышению и склонился в поклоне, ожидая чего угодно, от простого выговора, до наказания и даже казни за то, что ослушался приказа и покинул войско с двумя тысячами воинов, хоть и спасая тем самым трон для своего племянника. — Мин Лиен, ты самовольно оставил войско и принял решение отправиться в столицу. Это не делает тебе чести, как военному человеку, знающему, что такое приказ и дисциплина! Дядя императора склонился еще ниже, готовый принять достойно свое наказание. — Но ты действовал во имя нашего клана и доказал свою преданность императору, рискуя жизнью и положением! С этого дня ты больше не военный советник! Мин Лиен, назначаю тебя вторым министром со всеми полномочиями и правами! С этой минуты ты подчиняешься только мне! В награду за верность ты и твоя семья освобождаетесь от налогов до конца твоей жизни! Служи и дальше так же честно и преданно нашей стране и нашему клану, дядя! Это было немыслимо! Это было… Без совета! Без обсуждения с главами кланов! Без голосования! И самое главное — такая должность не могла быть отдана просто так… Только самые нужные императору представители самых больших и богатых кланов могли претендовать на нее… Ким Сувон задохнулся от возмущения и уже собрался вставить свое слово, даже открыл рот для этого, однако император, обратив на него свой взгляд, строго произнес: — Главный министр Ким Сувон! Не тратьте время на разговоры! Собирайте людей! Всех! Всех воинов своего клана, до единого! Это касается и всех остальных! — окинул он взглядом присутствующих. — Выступаем на рассвете! Ким Сувон, Вы и все остальные сами поведете в поход своих людей! — Я?!.. Но… Я… Я не военный человек!.. — Вам и не придется рубить врагов мечом. Но Ваш племянник Ким Сокджин должен видеть Вас собственными глазами и не допустить последней ошибки, если сейчас у него и возникают какие-то сомнения! И вместе с ним отпрыски других кланов, за которых еще недавно на совете в присутствии вдовствующей императрицы у Вас так болела душа и волновалось сердце! Ким Сувон и остальные чиновники прекрасно поняли, что в этот раз ничего сделать не смогут, ведь их дети действительно отправились явно не на учения, и каждый хотел вернуть свое чадо живым и готов был ради этого на многое. Смогут ли они сохранить им жизнь?.. — Вы оставите столицу без управления? — только и смог произнести Ким Сувон. — Второй министр Мин Лиен со своими воинами позаботится о ее безопасности в наше отсутствие. В этот момент в зал вошел воин, отправленный ранее с приказом вывести всех предателей на площадь. — Все готово, Ваше Императорское Величество, — произнес он с поклоном. — Значит, не будем медлить, — ответил Юнги и махнул рукой. — Собрать всех! Император легким уверенным шагом спустился с возвышения, все еще вызывая недоуменные взгляды у тех, кто еще вчера считал его немощным и ни на что более не способным, и стремительно направился в сторону выхода на верхнюю обзорную террасу, в то время как министрам и чиновникам в своих длинных ханбоках пришлось спешить к выходу на улицу, качая черными шапками и забыв про собственную значимость и важность. На площади все уже было готово. Повелитель наклонился вперед, оперевшись руками на перила балкона. — Чего не хватало вам, представителям самых знатных семей? Что хотели получить вы за свое предательство? Ради чего предали не только страну и императора, но и собственные кланы? Чхве, Ли, Чен, Хван, Сон… Вы хотели свергнуть собственных отцов и братьев, которые стоят сейчас, глядя на вас в последний раз? Что ж… — император равнодушно обвел взглядом предателей. — Убить всех! — произнес он так же тихо, как и предыдущую речь, но, несмотря на это, все почувствовали огромную силу в его голосе. Черный дракон был жив. Черный дракон не воскрес. Черный дракон и не умирал! Он бессмертен? — озарила вдруг мысль всех присутствующих. В этот момент воины, приставленные к приговоренным, подчиняясь невидимому, понятному лишь им приказу, синхронно взмахнули мечами, и через мгновение два с лишним десятка тел предателей упали замертво на землю. Все было кончено без единого звука. Так же молча эти же воины утащили трупы, оставляя за собой кровавые следы. Зрители собрались расходиться, однако император не сдвинулся с места, поэтому все застыли в ожидании. На площадь привели палача Дагэ. Он, не привыкший к большому скоплению людей, огляделся вокруг, но увидев на балконе самого императора, опустился на колени в ожидании приказа. Вдруг из-за угла здания показался его верный помощник. Следом за ним вышли два воина, которые, держа с двух сторон, тащили на площадь какую-то старуху, в которой, приглядевшись, палач узнал свою сестру. Юнги не мог остаться наверху и равнодушно наблюдать за казнью той, кого ненавидел всю сознательную жизнь, считая причиной большинства своих бед, и самой главной из них — потери брата. Полоснув по женщине ледяным взглядом, он медленно спустился вниз. Чиновники с одной стороны, и верные воины, в числе которых после недавних событий оказались и Тэ с Чонгуком, с другой, застыли в ожидании. Император в сопровождении верного Хосока подошел вплотную к старухе. — Ты проиграла… — произнес тихо Юнги. — Как и твоя госпожа, которой осталось недолго. — Нееет… — прошепелявила в ответ она. — Я забрала у Вас все, что могла, господин! Все, кроме жизни, которую забрать не смогла. И все во имя своей госпожи! У Вас нет ничего! — Ты ошибаешься! Ты слишком ничтожна и слаба, чтобы забрать у меня хоть что-то! — усмехнулся Юнги и, заметив мстительный взгляд старухи в сторону Хосока, улыбнулся шире. — Хоби, — тихо проговорил он. — Попрощайся со своей давней противницей. Больше вы не увидитесь с ней никогда. Хосок, под шокированным взглядом старухи, приблизился к самому ее уху, чтобы не услышал никто, кроме нее, и с улыбкой прошептал внятно и четко одно лишь слово: — Прощай… — Да, как видишь, он прекрасно слышит и говорит. Не думала же ты, что я допущу, чтобы такое ничтожество, как ты, с такой же ничтожной госпожой нанесли вред моему человеку… — Я пыталась помочь своей госпоже занять трон… — еле внятно, с фанатичным блеском в глазах промямлила Квахи. — Я убрала всех… Всех! Но Вы… Вы! Мне не удалось… Только одного брата смогла… Только одного… — как одержимая, шептала старуха. — Ты еще не поняла? — тихо, но уверенно проговорил Юнги. — Тебе не удалось ничего! Мой брат жив! — Нет… Этого не может быть! Он умер тогда! Умер! Сгорел! Он сгорел… — она вдруг опомнилась, вспомнив, что по официальной версии младший наследник был отравлен собственной матерью после смерти предыдущего императора. — Ты правда веришь в то, что у тебя могло получиться убить его? Ты еще более убогая, чем я думал! Знай же, мой брат жив и рядом со мной! И даже сейчас он здесь и наблюдает, как ты прощаешься со своей никчемной жизнью! — закончил он так же уверенно, даже не подозревая, насколько близок к истине. И что его брат действительно так близко сейчас. — Принесите носилки! — приказал император громче, чтобы теперь его могли услышать все. — И много кирпичей. Очень много! Люди вздрогнули, услышав приказ, потому что поняли, что ожидает эту пленницу. Одна из самых страшных казней — человека практически раздавливают живьем, подкладывая на деревянные носилки на его груди и животе камень за камнем, пока грудная клетка окончательно не раздавится, сплющивая в себе легкие и все остальные органы, словно под гнетом. Казнь медленная и оттого еще более мучительная. Носилки были принесены, как и камни и глиняные кирпичи, все, какие можно было найти и собрать в столь короткий срок. — Палач Дагэ! Приступай! — раздался приказ императора. Брат, пожалевший сестру в прошлый раз и по тайному приказу вдовствующей императрицы отрезавший ей лишь кончик языка и проткнувший только одно ухо, сейчас вынужден был собственными руками убить родного человека, наблюдая за ее страданиями. И даже у него, казалось, утратившего все человеческие эмоции и чувства, задрожали руки и исказилось лицо. Квахи продолжала усмехаться, глядя на повелителя. Он же в ответ неотрывно смотрел на нее. Чиновники и министры, многие из которых не вспомнили и не узнали в этой приговоренной бывшую служанку вдовствующей императрицы, стояли в недоумении, не понимая такого внимания и даже одержимости императора казнью какой-то старухи. Он же действительно был одержим и наслаждался каждым мигом ее мучений. Кирпичи, слепленные из прессованной земли, смешанной с травой, предназначенные для традиционных корейских домов-ханоков, были сами по себе достаточно тяжелыми. С каждым новым таким кирпичом, положенным братом на носилки, лежащей под ними Квахи становилось все труднее дышать. В начале экзекуции ее руки были прижаты к земле стоящими на них двумя воинами. Сейчас же они отошли в сторону, и старуха пыталась сдвинуть с себя носилки хоть немного, чтобы дать доступ воздуху, цепляясь пальцами за дерево, срывая ногти до мяса… Бравада и вызов постепенно сменились примитивной борьбой за жизнь. Старуха корчилась в конвульсиях, бесполезно открывая беззубый рот, не в силах впустить в себя даже каплю живительного кислорода. Белки ее глаз покраснели от лопнувших капилляров, ноги скребли землю от боли, а руки превратились в кровавое месиво. Жизнь уходила из нее медленно и мучительно с каждым уложенным сверху новым кирпичом. В конце концов, издав мерзкое шипение, словно змея или жаба, она испустила дух и замерла. Палач Дагэ застыл в ожидании, держа наготове очередной кирпич. — Продолжай! — приказал тихо император, не отрывая взгляд от старухи. — Она должна быть раздавлена полностью. Палач продолжил носить кирпичи до тех пор, пока не раздался хруст сломанных ребер, и из-под носилок не потянуло зловонием испражнений, выдавленных из мерзкого тела. Только тогда повелитель отвернулся от этого зрелища и нашел глазами помощника палача, подозвав его к себе. — Назови свое имя, — приказал император опустившемуся на колени мужчине. — Ли Союн, Ваше Императорское Величество. — Сколько лет ты служишь в темнице? — Двенадцать, Ваше Императорское Величество. — Ты знаешь и умеешь все, что нужно знать и уметь палачу? — Да, Ваше Императорское Величество. — Что ж. Думаю, пора тебе самому занять это место. — Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество! Я не подведу Вас! Да здравствует седьмой император династии Мин Юнги! — Ты знаешь, что делать! — произнес жестко император. — Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! Союн поднялся на ноги и приблизился к палачу Дагэ, который, осознав свою учесть, из жестокого, безжалостного монстра, столько лет наводящего ужас на всех, превратился вдруг в дрожащее, плачущее ничтожество, опустившееся на колени и повторяющее лишь одно слово: — Нет… Нет… Нет… Новый палач взмахнул мечом, и через мгновение все было кончено. Повелитель, взглянув в последний раз в сторону раздавленной Квахи, одарил всех стоящих в молчании чиновников тяжелым взглядом. — Выступаем на рассвете. Времени на сборы мало. Вам лучше поспешить. Каждый опоздавший будет считаться предателем и разделит их участь! — кивнул он в сторону, куда утащили с площади казненных мятежников. — Можете удалиться! Главы кланов, министры и чиновники, вновь забыв про гордость и знатность, заспешили прочь, толкаясь и протискиваясь друг мимо друга. Сам же император, не оглядываясь более, направился в свои покои. Ночь была на исходе. Времени на отдых не было. Нужно было отправляться в путь для встречи с войском и очередного тяжелого похода на юг, который неизвестно чем может закончиться. Но уйти просто так он не мог. Войдя в покои Хосока, куда, как и в прошлый раз, перенесли слугу, он увидел Чимина, раздетого по пояс, в одних со-паджи — нижних тонких хлопковых штанах, лежащего на футоне, и лекаря, пытающегося влить в его рот какое-то снадобье. Все тело юноши было покрыто ссадинами и кровоподтеками, которые уже были намазаны прозрачной мазью с легким травяным запахом. — Если бы можно было воскресить эту суку и убить снова, я сделал бы это много раз… — прошептал Юнги, с болью разглядывая своего воробья. Лекарь, услышав этот шепот, тут же поднялся и, поклонившись, отошел немного в сторону. — Как он? — спросил уже нормальным голосом повелитель. — Все не так плохо, Ваше Императорское Величество… — проговорил Джихун. — Это просто ушибы, которые скоро пройдут при должном лечении, хоть сейчас и доставляют ему сильную боль. Да и лихорадку мы вылечим. Если бы еще можно было заставить этого мальчишку выпить отвар… Но он довольно горький, и этот сладкоежка категорически отказывается его глотать, даже в таком состоянии… Всегда таким был… С самого детства чтобы дать лекарство, нужно было поманить чем-то сладким… — покачав головой, закончил лекарь, с любовью взглянув на сына. Недолго думая, император взял чашу с отваром из рук Джихуна и под его удивленным и даже шокированным взглядом, присев рядом с Чимином, набрал лекарство в рот и в следующее мгновение приник своими губами к губам юноши, раздвигая их языком и вливая в его рот жидкость, вынуждая ее проглотить. Он повторил эти действия несколько раз, пока чаша не опустела, и Чимин, хоть и находившийся в полузабытьи, не проглотил все до последней капли. Не удержавшись, Юнги провел рукой по нежной, воспаленной сейчас от простудной горячки щеке и поднялся на ноги. В этот момент в комнату с поклоном вошел Хосок, доложив, что к походу все готово. — Хоби, прикажи повару в мое отсутствие готовить сладости каждый день, как и раньше! — распорядился император. — Если посмеет задать вопрос — отрезать язык. Посмеет проболтаться об этом кому-то — лишить жизни! — Слушаюсь, Ваше Величество. Я позабочусь об этом, — проговорил Хосок, едва заметно улыбнувшись. — Береги его, лекарь! — приказал Юнги и, не произнеся больше ни слова, вышел из покоев секретаря. И вновь поход и предстоящая битва… Вновь им предстояло защитить свою страну от алчных врагов и доказать, что Государство Когурё и династия Мин не допустят вторжения на свою землю, чего бы им это ни стоило.