Личный слуга императора

По приезду в столицу Джин не дал времени ни себе, ни вдовствующей императрице на то, чтобы привести себя в порядок, помыться и переодеться. Император уже был предупрежден гонцом, отправленным вперёд, и заставлять его ждать просто не представлялось возможным. Заехав на несколько минут в дом своего дяди Ким Сувона, который находился ближе всех ко дворцу, только чтобы дать женщине справить нужду и умыться, Джин проводил императрицу, не отходя от неё ни на шаг. Боксун и не предпринимала попыток сбежать, понимая всю тщетность этого. Но когда, передав её своим подчинённым, Джин вернулся в дом, чтобы самому хоть немного смыть пыль с лица и почистить одежду, забрызганную грязью, дабы не стыдно было предстать пред повелителем, вдовствующая императрица вдруг решила, что, возможно, это её шанс… Однако, отдернув занавес паланкина, она встретилась с внимательным взглядом красивых миндалевидных глаз. — Как смеешь ты стоять, истукан, видя, что твоей госпоже нужна помощь?! — решила она сразу взять верх и сбить с толку юного хварана. Однако Тэ, а это был именно он, не растерялся и, посмотрев на неё неробким взглядом из-под ресниц, проговорил: — На Вашем месте я не стал бы этого делать, госпожа… — Мне нужно вернуться в дом! — настаивала Боксун. — Помоги мне спуститься! Немедленно! — А мне поручено охранять Вас ценой собственной жизни, госпожа… — ответил Тэ. — Да как ты смеешь обращаться ко мне столь неподобающим образом?! — все ещё пыталась проявить свою власть императрица. — Простите меня, Ваше Величество. Я виноват… — проговорил Тэ, поклонившись. — Однако это ничего не меняет. Я не могу позволить Вам выйти из паланкина до прихода моего командира. Простите, но Вам лучше вернуться на сидение… — Тэ, в чем дело? — спросил подошедший с другой стороны Чонгук, но, увидев императрицу, тут же низко поклонился. Однако женщина, не удостоив его взглядом, задернула шторку паланкина. — Всё в порядке. Мы немного побеседовали… — ответил тихо Тэ. Боксун, плюхнувшись на мягкую подушку, закусила губу от злости и сжала кулаки так, что ногти вонзились в кожу ладоней. Она вдруг почувствовала такую жгучую ненависть к этому мальчишке, что даже сама испугалась столь сильных чувств. Никогда и ни к кому она не испытывала подобного… Впрочем, нет, это не так… Когда-то давно она так же ненавидела двоих… Вторую жену императора — Соран и её выродка… Но тех двоих уже много лет нет в живых. Этого же смазливого хварана она видит впервые в жизни… Так почему же ей сейчас так хочется впиться ногтями не в свои ладони, а в его лицо, и разодрать его до крови… И дело не в том, что он помешал ей в последней попытке сбежать. Второй парень тоже не дал бы ей этого сделать, но к нему она не чувствовала ничего, кроме безразличия… Первый же мальчишка все ещё стоял у неё перед глазами, и от этого сердце заходилось бешеным стуком ненависти. Тэхен, словно почувствовав это, вдруг вздрогнул, но Чонгук не успел спросить его, в чем дело, потому что в этот момент из дома вышел Джин и, вскочив в седло, отдал приказ двигаться дальше. И вот наконец дворец. Главный зал совета, полный министров и чиновников. И в центре всего этого император. Войдя в зал следом за вдовствующей императрицей, первым, кого увидел Джин, был начальник стражи, стоявший рядом с императором опустив голову и внимательно слушая, что тот ему говорит. Благодаря этому у Джина было несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и силами. Поэтому, когда Намджун повернул голову, он гордо отвёл взгляд и больше ни разу не посмотрел на начальника стражи до самого конца совета. — Моя драгоценная матушка! — проговорил громко император, улыбаясь одной стороной рта. Правда улыбка эта, обнажающая десны, была больше похожа на оскал. Вдовствующая императрица гордо прошла к самому изножью трона, не замечая никого вокруг, с вызовом устремив свой взор вперёд и ни разу не взглянув на сына. Остановившись, она застыла неподвижно, не считая нужным поклониться императору, так как являлась единственной в государстве, кто был вправе этого не делать. Юнги усмехнулся, заметив, скорее даже не заметив, а почувствовав тем немногим, что связывало с родившей его когда-то женщиной, что мать нервничает. И не просто нервничает! Страх… О да, это был страх! Это сладчайшее чувство, которого он ждал так долго! Мать прекрасно скрывала его, но он, как зверь, все же учуял этот феромон, исходивший от неё. Наконец-то! За одно только это мгновение страха стоило бороться всю свою жизнь, и потраченного времени было абсолютно не жаль… — Я вижу, матушка, проживание на юге пошло Вам на пользу! Здоровье Ваше, судя по всему, сейчас не вызывает тревоги? Видимо, морской воздух южных провинций Силлы так подействовал на Вас? — Да, сын мой! — впервые за все время подала голос вдовствующая императрица. — Морской воздух и впрямь творит чудеса! — она осознанно не обратилась к нему «ваше императорское величество», и Юнги не пропустил это мимо внимания. — Что ж! Возможно, Вам стоит дышать им чаще и как можно дольше? — Возможно, сын мой. Поэтому я не могу понять той спешки, с которой Ваши люди по Вашему приказу доставили меня сюда! Слова «Ваши» она подчеркнула с особым выражением, что на этот раз не ускользнуло не только от императора, но и от Джина, все ещё стоявшего позади неё на почтительном расстоянии. — Время для всех проходит по-разному, матушка… — заметил император. — Особенно долго оно тянется для того, кто ждёт… Императрица промолчала на этот раз, услышав в словах сына намёк. — Что ж! Думаю, мы можем отпустить всех благородных мужей, присутствующих здесь, и насладиться встречей в тесном семейном кругу! — заметил император. — Тем более, что встреча эта будет недолгой! — Я не понимаю, что это значит, сын мой?.. — впервые напрягла слух Боксун. — О, не волнуйтесь, матушка! Все только для Вашего блага! — поспешил заверить её император. — Я приказал построить для Вас дворец в одной из юго-западных провинций нашей страны! Там Вы будете полноправной хозяйкой, и даже правительницей, уверяю Вас! И я смогу не беспокоиться более о Вашем здоровье, ведь морской воздух там будет всюду! Боксун нужно было время, чтобы успокоиться и обдумать слова повелителя. Поэтому она была рада, когда министры один за другим начали покидать зал совета по приказу императора. Возможно, наедине сын даст ей больше информации и объяснит, что все это значит… Единственной мыслью, которая пришла ей в голову, была — что Когурё грозит опасность извне, и император ищет таким образом поддержки Силлы и её брата, пойдя в свою очередь на уступки… Однако надежды её не оправдались, и, вопреки ожиданиям, как только последний чиновник покинул зал, император произнес: — Вам, матушка тоже следует пойти в свои покои. Нужно отдохнуть перед дорогой. Путь предстоит не такой дальний, как сюда из Силлы, но все же… Ваш почтенный возраст внушает опасения… — К чему такая спешка, сын мой?! — возмутилась Боксун. — Неужели Вы не дадите мне прийти в себя после проделанного столь долгого пути? Я вполне могу… — Нет, не можете, вдовствующая императрица! — перебил её Юнги. — Всё, что Вам позволено — провести ночь в этом дворце, и то лишь для того, чтобы дать отдых Вашему сопровождающему! Большего я не потерплю! Завтра Вы отправитесь в путь! — уже совершенно другим тоном, чем говорил при чиновниках, закончил император. Значит, опала… — пришла к выводу Боксун. — Что ж… Возможно, это даже лучше… Ким Сокджин предал её… Но она соберёт новых людей! Верных и преданных! Подальше от столицы это будет даже проще! Сколько там людей, недовольных своей жизнью? Тысячи! И все они пойдут за ней, стоит только убедить их, что все изменится при смене власти! Так думала Боксун, ступая гордой походкой по коридорам дворца в направлении своих, теперь уже бывших, покоев в сопровождении Ким Намджуна. А сквозь небольшую щель в обшивке стены за ней наблюдала пара неравнодушных глаз. Это Чимин смотрел с тревогой и неприязнью вслед вдовствующей императрице и молил небеса, чтобы она поскорее исчезла из жизни его драгоценного повелителя и не смогла больше ничем ему навредить… — Ким Сокджин! — обратился император к стоящему перед ним командиру отряда Хваран, который до сих пор не получил позволения удалиться. — Ты с честью выполнил мой приказ и достоин награды! — Самая главная награда для меня — служить Вам, Ваше Императорское Величество! — произнёс Джин опускаясь на одно колено. — Что ж… Достойный ответ достойного воина! — ответил удовлетворенно император. — Я подумаю, как тебя наградить… Но сейчас у меня есть для тебя ещё одно задание! Ты должен сопроводить вдовствующую императрицу к месту её дальнейшего проживания. Путь тебе покажет Чон Хосок, мой секретарь, который отправится вместе с вами. Можешь взять с собой столько воинов, сколько нужно, чтобы задание было выполнено без неприятных неожиданностей! Ошибок я не потерплю! Сейчас иди отдыхай! Хосок покажет тебе твои покои. — Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! Я не подведу Вас! — поклонился низко Джин. — Я знаю это, Ким Сокджин! — уверенно ответил император. На следующее утро, ещё до рассвета, из дворца выехала небольшая процессия из шести всадников и паланкина. На самом деле Джин взял с собой большее количество воинов, но они следовали за ними на определённом расстоянии, чтобы не привлекать внимания, но вовремя прийти на помощь. Чонгука с Тэ в этот раз он оставил в столице, чтобы дать им отдохнуть. За все время пути никто из попутчиков не произнёс ни слова, кроме редких распоряжений самого Джина своим подчинённым. Секретарь императора ехал немного впереди, указывая дорогу, и, кажется, был полностью погружен в свои мысли, не видя ничего вокруг. После обеда они добрались до берега и, проехав вдоль него ещё часть пути, ближе к вечеру подъехали к месту, где их уже ждало небольшое судно. Воины спешились и, привязав лошадей, взошли на палубу, помогая слугам внести туда же паланкин. Лишь почувствовав качку, вдовствующая императрица приоткрыла занавесь и, подозвав к себе Джина, поинтересовалась, в чем дело и куда они плывут. — Прошу Вас набраться терпения, госпожа. Я так же не осведомлён о конечной точке нашего пути, как и Вы. Но, думаю, осталось недолго, и мы скоро все узнаем… Не удостоив его ответом, женщина задернула шторку и вновь откинулась на подушки. Гребцы исправно делали свою работу, и вот, когда солнце уже почти опустилось за горизонт, наконец показался берег. Уже в сумерках они причалили и пешком, так как лошади остались на другом берегу, отправились далее, едва различая каменистую дорогу и освещая ее факелами слугам, несшим паланкин. Добравшись наконец до чего-то, похожего на дворец или большой дом, они помогли вдовствующей императрице выйти из паланкина и проводили её до личных покоев, указанных Хосоком, оставили на попечение двух немолодых служанок, которые уже ждали их и вышли навстречу, поклонившись своей госпоже, как и два стражника, приставленные ко входу в покои. После этого секретарь молча показал хваранам с их командиром место для ночлега и сам расположился вместе с ними, заняв одну из циновок. Джин устал за этот день больше, чем за все время, которое находился в Силле, и больше от напряжения и неизвестности, нежели от физического неудобства, к которому уже давно привык. Поэтому, не пытаясь пока больше ничего выяснить и не задавая вопросов, он выставил охрану, приказав смениться ночью, и, как и остальные, просто упал на свой лежак, не раздеваясь, лишь избавившись от доспехов, и почти сразу погрузился в неглубокий чуткий сон. С рассветом Джин проснулся от легкого прикосновения чьей-то руки и, открыв глаза, увидел рядом с собой императорского секретаря. — Пора, — прошептал Хосок, и Джин не сразу понял, что не так. Осознав, что услышал только что голос и внятную речь того, кого много лет считал глухим и немым, он расширил глаза от удивления. Однако секретарь этого уже не видел. Одевшись и приведя себя немного в порядок, сполоснув лица ледяной водой и оправившись, Джин с Хосоком и воинами обошли все вокруг, после чего вдвоём с секретарем проследовали в главный зал, оставив воинов охранять снаружи. Как Джин теперь понял, это действительно был дворец, и не просто дворец, а уменьшенная точная копия Императорского дворца в столице. Что это? Насмешка? Издевка? Но главное ждало их впереди, когда отдохнувшая императрица показалась наконец из своих покоев. — Что это за место, где мы находимся, и где остальные подданные? — задала она вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь. Однако ей вдруг ответил тот, кого она меньше всего ожидала услышать. — Это Ваш новый дворец, госпожа! — произнёс громким голосом Хосок, чётко проговаривая каждое слово. — И это все Ваши подданные, которые здесь есть! Два глухонемых стражника, лишившиеся слуха и языка по Вашему приказу когда-то, и две немые служанки. Женщины прекрасно слышат, дабы выполнять без промедления все Ваши приказы! Однако ответить Вам они могут только жестами, язык которых Вам придётся выучить, если захотите их понять. Но, уверяю Вас, это несложно! Я сам, как и император, освоили этот язык довольно быстро в свое время, в связи с хорошо известными Вам обстоятельствами! В этот момент в зал вошёл мужчина, в котором императрица с трудом узнала своего бывшего евнуха Усина, когда-то верно и преданно служившего ей вместе с Квахи, но после того, как по приказу императора его лишили языка и слуха, сосланного ей в дворовые слуги и забытого до этой минуты. — Ах да, чуть не забыл, ещё один Ваш подданный! — произнёс Хосок. — Верный Усин! Император был так добр, что вспомнил о нем и так же прислал сюда. Возможно, Вам будет приятно придаться воспоминаниям о прошлом, глядя на него… — Что все это значит?! — грозно спросила Боксун, и Хосок к своему удовольствию заметил, что она начала закипать, пытаясь скрыть это изо всех сил, но уже не справляясь с эмоциями. — Это значит, госпожа, что мы находимся на острове, одном из полсотни таких же, расположенных на юго-западе нашей страны. Он является частью нашего государства и считается провинцией. Однако у провинции этой пока нет названия, и повелитель милостиво предоставляет Вам право дать его самой, так как с этого дня Вы являетесь здесь полноправной правительницей! Вот грамота от его императорского величества! — Хосок с поклоном протянул ей свиток, который взяла одна из служанок, чтобы передать госпоже. — Я не останусь здесь, даже не надейтесь! — произнесла Боксун, чувствуя неизбежность надвигающегося ужаса и понимая, что на этот раз все действительно серьёзно. — Увы, госпожа, но по приказу его императорского величества покинуть остров Вы не можете ни при каких обстоятельствах! — продолжил Хосок. — У вас есть два охранника, чтобы охранять Вас снаружи, две служанки, чтобы прислуживать Вам в покоях, глухонемой повар, который будет готовить Ваши любимые блюда, и, конечно, Ваш верный евнух Усин. Все они немы, дабы не мешать Вам своими разговорами. Раз в месяц судно, на котором мы прибыли сюда, будет доставлять Вам продукты. И последнее… Не рассчитываете, что сможете подкупить или заставить кого-то из оставленных здесь людей помочь Вам покинуть остров. Во-первых, это невозможно без лодки, а её здесь нет. А во-вторых, охранники, приставленные к Вам, были лишены языка и слуха по Вашему приказу когда-то, и верность их императору доказана временем. Надеяться на судно с продуктами тоже не имеет смысла, капитан его так же глух, а на берегу судно каждый раз будут осматривать стражники. Да и отвоевывать Вас вряд ли кто-то захочет, тем более, что на каком именно из островов Вы находитесь, знают только несколько человек. Хосок замолчал, молчала и Боксун, пытаясь осознать услышанное, и даже Джин замер в тишине от ужаса того, что ждало вдовствующую императрицу. — На этом всё! — подвёл итог секретарь императора. — Позвольте покинуть Вас и пожелать оставаться в здравии как можно дольше. Поклонившись, он покинул зал под ненавидящим взглядом женщины. Джин, поняв, что его здесь тоже больше ничего не держит, последовал его примеру. Однако, когда он уже направился к выходу, сзади раздался громкий окрик: — Командир отряда Хваран Ким Сокджин! Джин остановился и, развернувшись, застыл в ожидании. Вдовствующая императрица, спустившись с возвышения, напоминающего трон, подошла вплотную к юноше. — Вы действительно сейчас уйдёте вот так, оставив меня здесь? — Я выполняю приказ его императорского величества, госпожа, — ответил Джин. — А как же мои приказы?! Приказы Вашей госпожи, которой Вы клялись в верности! Они ничего не значат для Вас?! — Я… — начал было Джин, но Боксун перебила его: — Вы предали меня! Предали дважды! Первый раз, когда клялись мне в верности, и второй, когда похищали из Силлы и обещали неприкосновенность! — Я не передавал Вас, госпожа! — строго ответил Джин, гордо вскинув подбородок. — Ни тогда, ни сейчас! Я присягал Вам, как матери императора Когурё, защищающей его интересы, и клялся верно служить на благо нашей страны! Так и было, пока Вы сами не отреклись от этой страны и не пошли против неё и своего сына, заставляя меня и моих воинов предать по Вашему примеру своего императора и свою родину! В Силле же я поклялся, что если Вы пойдёте со мной, император сохранит Вам жизнь. Ваша жизнь вне опасности! — Но все это клятвы чести… — произнесла Боксун уже другим тоном. — А как же клятва сердца? Ведь Ваше сердце было отдано мне вместе с клятвой верности… Я не могла ошибиться в этом… — И тем не менее Вы ошиблись, госпожа! — безразлично ответил Джин. — Моё сердце уже давно принадлежит другому человеку. Вам я верно служил по долгу чести… И служил бы и далее, не предай Вы свою страну и своего сына! Прошу простить, но я должен идти! Желаю оставаться в здравии. Джин вновь поклонился и поспешил удалиться из дворца, с острова и из жизни самой императрицы. Покидая дворец, он услышал позади себя надрывный крик. Это был крик отчаяния, страха, безысходности и ненависти. Императрица вложила в этот крик всю оставшуюся силу, которую она копила для борьбы за трон с собственным сыном. Она проиграла… Сложно было представить, что ожидало её впереди, почти в полном одиночестве, на небольшом каменистом острове, затерянном среди множества таких же, где она должна была провести ещё столько лет, сколько отведет ей судьба, если только император не сжалится, или не сменится власть в государстве. Несмотря на то, что причалили к берегу они уже около полудня, без паланкина обратный путь прошёл гораздо быстрее, и к вечеру они уже въехали в столицу. Хосок передал Джину, которому все ещё странно и непривычно было слышать его голос, приказ императора явиться во дворец и доложить о выполненном задании, независимо, насколько поздно они вернутся. Окончательно вымотанный не только физически, но и морально, после всего, что произошло с императрицей, Джин следом за секретарём прошёл не в главный зал совета, а в личные покои императора, где оказался впервые. Повелитель, видимо, только что пришедший из купальни, готовился к ужину. У низкого столика уже суетился личный слуга, расставляя блюда и придвигая ближе к господину его любимые. Как только Хосок и Джин получили разрешение войти, Чимин хотел было удалиться, понимая приватность разговора, но Юнги знаком приказал ему остаться, подчёркивая тем самым, что у него нет секретов от возлюбленного. Выслушав доклад, император помолчал немного. По лицу его невозможно было что-то прочитать, и Джин подумал было, что, возможно, он уже сожалеет о своём жестоком приказе. Но повелитель спросил лишь: — Она сильно испугалась, когда узнала, что её ждёт? — Да, Ваше Императорское Величество, — ответил Хосок. — Она впервые показала свой страх, Ваше Императорское Величество… — подтвердил Джин. — Видимо, это стало для неё сильным ударом… — Это хорошо… — произнёс удовлетворённо император, и Джин понял, что ни о каком сожалении не могло быть и речи. — Надеюсь, она почувствует все то, что когда-то чувствовали мы с тобой, Хоби… И Тэхён… — тихо закончил Юнги, взглянув на секретаря, и Хосок ответил ему преданным, благодарным и понимающим взглядом. — Что ж… — продолжил повелитель. — Командир отряда Хваран Ким Сокджин! Ты с честью выполнил свое задание! Я доволен тобой и не забуду того, что ты сделал. А сейчас… Думаю, ты заслужил несколько дней отдыха… — Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество! — ответил Джин. — Но я… — Скажешь, что не устал? — перебил его повелитель. — Не геройствуй! Твои воины вполне обойдутся без тебя несколько дней, тем более, что сейчас они уже находятся в расположении общего войска, под присмотром моих военачальников. Порадуй свою семью, проведи это время дома! Это приказ! — строго закончил Юнги. — Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! — ответил Джин и, поняв, что аудиенция окончена, с поклоном удалился. — Воины обойдутся без своего командира несколько дней, как и я без начальника стражи… — тихо проговорил Юнги, но его услышал не только Чимин, но и Хосок, поняв и поддержав скромной улыбкой. — Иди и ты, Хоби, — приказал император. — Тебе тоже следует отдохнуть. Мы ждали этого долго, но все же смогли… — Да, господин мой… — ответил секретарь. — Так и есть… С Вашего позволения… Поклонившись, Хосок тоже покинул покои, оставив повелителя наедине со слугой. И как только за секретарём закрылись двери, Чимин, чувствуя все это время дрожь повелителя и понимая, что срыв неизбежен, бросился к нему и крепко обнял. Не в силах больше сдерживаться, Юнги зарыдал, как маленький ребёнок, уткнувшись в грудь своего верного слуги, пока тот нежно гладил его по голове, зарываясь пальцами в волосы. Чимин думал, что господин переживает из-за матери, с которой был так жесток. Но, успокоившись немного, император поднял голову, и в глазах его была безмерная тоска, однако тоска эта была вовсе не по матери… — Я хотел для неё смерти… Но даже её смерть не сможет вернуть мне брата… — произнёс Юнги. — Так пусть же живёт! Живёт долго! И все это время мучается и страдает так же сильно, как я страдаю по своему маленькому Тэхён-и… Чимин не нашёл слов для утешения… Все что он мог, взять за руку своего возлюбленного и, уложив его на ложе, снова крепко прижать к себе, успокаивая и даря свою заботу и любовь. Они лежали так ещё долго — Чёрный Дракон и его маленький воробушек, пока сон наконец не сморил обоих. Тем временем Джин, выйдя из дворца и вдохнув холодный вечерний воздух, огляделся по сторонам. «Интересно, почему в покоях императора не было начальника стражи?» — подумал он. — «Да и вообще во дворце его не видно… Странно, где он может быть?» Потом до него вдруг дошло, о чем он думает, и почему вообще его интересует местонахождение начальника стражи?! Тряхнув головой и отбросив все ненужные мысли, или только думая, что отбросил, Джин расправил плечи и, стремительно сбежав по ступеням вниз, быстрым шагом направился в свой родной дом. Однако даже пройдя по гравийной дорожке вдоль родительского сада и взявшись за ручку двери, он понял, что так и не смог избавиться от тех самых мыслей о том самом человеке. Наваждение какое-то! Сделав несколько глубоких вдохов, он вошёл в дом, и первым, кого увидел, был… Никто иной, как сам Ким Намджун… с ребёнком на руках… Он бредит? Джин моргнул несколько раз, но наваждение не проходило. Начальник стражи все так же стоял напротив, застыв от неожиданности. Забыв все правила приличия, Джин бросился вон из общего зала, спеша поскорее скрыться в своих покоях, пока сердце не разорвало грудную клетку и не выскочило наружу. Как? Как начальник стражи мог оказаться здесь в такой час? Что он делает в их доме?! Ах да, он же держал на руках сына… Пришёл его навестить? Так поздно? Значит, должен скоро уйти… В этот момент двери в его покои раскрылись, и вошла мать. — Матушка! — воскликнул Джин и, поклонившись как можно ниже, поспешил обнять самого дорогого и близкого человека. — С возвращением, сынок! — произнесла женщина. — Господин Ким успокоил нас, предупредив, что ты скоро будешь дома, но мы не знали, успеешь ли ты приехать сегодня… Хоть все равно ждали и готовили твои любимые блюда. Войдя в общий зал, Джин постарался вести себя как обычно и по возможности игнорировать начальника стражи, кроме обмена дежурными фразами, которых требовали приличия. Это ему удалось, потому что мать, отчим и сестры говорили не умолкая, радуясь его приезду. Время было уже позднее, дети давно спали, да и взрослые, устав за день, лишь немного поддержав беседу после трапезы и чайной церемонии, были вынуждены разойтись. Не успел Джин закрыть за собой двери личных покоев, как они вновь открылись и следом вошла мать. — Давай, я помогу тебе помыться с дороги, сынок… — Матушка, объясните, что начальник стражи делает у нас в столь позднее время?! — не мог больше сдерживаться Джин. — Ах, ты же не знаешь… — с улыбкой произнесла госпожа Ким. — Он теперь частый гость в нашем доме. Скорее даже не гость, а член семьи. Мы выделили ему покои рядом с твоими… — Что?! — в шоке прошептал Джин. — Это случилось в начале осени. Твоя сестра простудилась, и после недолгой лихорадки у неё пропало молоко. Болела не только она, но и другие твои сестры, и даже отчим… Я выбивалась из сил, ухаживая за ними, но надо же было заботиться ещё и о малышах… Небеса уберегли их от простуды. Господин Ким был так добр, что нанял двух кормилиц для своего сына и твоего племянника. Они хорошие женщины и очень помогли мне в то время. Сам Намджун-щи тоже помогал, чем мог, и приходил сюда, как только выдавалась свободная минута. Однако потом повелитель отправил его на границу с Манчжурией, и мы долгое время его не видели. А после, когда он вернулся, мы узнали, что он был ранен в последнем сражении. Он вновь стал приходить в наш дом, чтобы навестить сына, но, чтобы ему не так тяжело было это делать, мы предложили в свободное от службы время жить у нас. — Господин Ким был ранен? — затаил Джин дыхание от волнения. — Да. Но рана не была глубокой, и мы смогли сами позаботиться о нем, следуя указаниям лекаря Джихуна. Сейчас уже все в порядке. Во время всего разговора мать помогла Джину снять верхнюю одежду и проводила его в купальню, куда слуги уже успели натаскать воды. Она помыла ему волосы отваром, потерла спину и плечи и, положив на низкую скамейку все необходимое, произнесла: — Продолжай, сынок. Я приготовлю тебе постель, а после помогу подстричь ногти и высушить волосы. Джин ещё какое-то время сидел в ступоре, переваривая услышанное ранее, после чего с тихим стоном погрузился в воду с головой. Ким Намджун теперь живёт в его доме? В соседних покоях? Даже несмотря на службу во дворце и сражения, это значит, что они непременно будут видеться гораздо чаще, чем раньше… Но почему? Почему он не живёт в своём собственном доме с сыном и кормилицей? И почему матушка и, видимо, вся семья принимают его с таким теплом? Быть может… Быть может у матушки появились планы в отношении кого-то из младших сестёр Джина? Ведь Ким Намджун ещё довольно молод, близок к повелителю, один из главных лиц государства, вдовец… К тому же он… Так хорош собой… Нет! Только не это! Не может матушка так с ним поступить! Но… Она ведь не знает ничего… А что же сам начальник стражи? Неужели и он выделил для себя кого-то из младших красавиц семьи Ким? Иначе что его держит здесь? К концу купания Джин так разволновался, что несколько раз порезался, пытаясь сбрить отросшую щетину на подбородке, пока вернувшаяся мать, заметив это, не забрала у него из рук лезвие. — Вернулся целым, так хочешь получить ранение здесь? — строго спросила она, сбривая редкие, ещё по-юношески мягкие волоски. — Что с тобой, сынок? — не могла успокоиться мать, видя состояние сына, когда позже вытирала ему волосы насухо мягкой хлопковой тканью. — Матушка… — не мог решиться Джин. — Вы… Вы рассчитываете сосватать за начальника стражи одну из моих сестёр? — выпалил на одном дыхании он. — Сестёр? — переспросила мать, укладывая его голову к себе на колени, чтобы почистить уши, как делала это в детстве. — Что ж… Я была бы не против такого зятя… Каждая мать мечтает об этом… Но вот только… Одну из твоих сестёр он вряд ли захочет себе в жены, как и всех их вместе взятых… — тихо проговорила она, печально улыбаясь и гладя сына по волосам, собирая их в мягкий низкий хвост и перевязывая кожаным шнуром. — Думаю, его сердце уже сделало выбор… И подозреваю, что ты лучше, чем кто либо, знаешь, кого оно выбрало… С этими словами мать поднялась и удалилась из покоев сына, тихо прикрыв за собой двери. Джин же снова не мог найти себе места, обдумывая все, что произошло, с самого начала, вспоминая каждое слово, каждую фразу, сказанную ему начальником стражи, и добавляя к ним теперь слова матери. Ночь уже опустилась на землю, дом, как и все вокруг, погрузился в тишину. Но Джин даже не пытался лечь, понимая, что не сможет уснуть, пока не выяснит наконец, что же происходит между ним и начальником стражи. Он метался в своих покоях, то устремляясь к дверям, то отступая и вновь застывая в раздумьях. Время было уже позднее, и беспокоить человека в такой час было нарушением всех мыслимых правил приличия. Тем более гостя… Но даже это не остановило Джина, когда он, наконец решившись, стремительно вышел из своих покоев и приблизился к дверям покоев Намджуна, но, подняв руку, чтобы постучать, застыл. Однако с очередным ударом сердца, столь сильным, что чуть не разорвал его грудную клетку, Джин, отбросив все сомнения, пару раз стукнул костяшками пальцев в косяк и, раздвинув двери, решительно вошёл внутрь, вновь задвигая их за собой. И замер, кажется, даже перестав дышать, потому что лицом к лицу столкнулся с таким же застывшим от шока начальником стражи, который в свою очередь тоже, выждав определённое время, пока в покоях Джина находилась его мать, хотел, наплевав на все правила приличия, постучать в его двери и поговорить наконец, и, главное, убедиться, что не опоздал, что юноша не остыл и не перегорел, и что у них ещё есть шанс… Они стояли так какое-то время, пытаясь прийти в себя от неожиданности и не в силах оторвать взгляд от любимых черт друг друга, пытаясь разглядеть каждую мелочь, каждую деталь, каждое незначительное изменение… Первым вновь пришёл в себя Джин, который вдруг понял, что натворил, придя сюда в такое время. — Простите… Простите меня… Я не должен был… О, небеса… Простите… Он развернулся и собрался было уже выбежать обратно под недоуменным взглядом начальника стражи, как вдруг в коридоре, недалеко от покоев, раздались голоса. Джин по инерции схватился за деревянную рейку двери, пытаясь сдвинуть, но в тот же момент был схвачен за руку и притянут к мощной груди, почувствовав палец у себя на губах. — Тише… — прошептал Намджун, понимая, в каком положении они окажутся, если кто-то увидит, как Джин выбегает из его покоев в такой час. — В чем дело, Мису? — раздался снаружи тихий голос хозяйки дома. — Я услышала стук, матушка, — так же тихо ответила ей самая младшая сестра Джина. — Хотела посмотреть, может, это братец ещё не спит, и пожелать ему спокойного сна. — Твой брат уже давно спит, милая, — ответила мать. — Тебе показалось. Пойдём, иначе своими разговорами мы разбудим и его, и нашего гостя. Ты же не хочешь этого? Юным девушкам, вроде тебя, негоже гулять по дому в такой час, тем более в мужской половине. Следом раздались удаляющиеся мягкие шаги. А мужчины ещё какое-то время продолжали стоять, тесно прижавшись друг к другу, наслаждаясь теплом и близостью. — Я счастлив, что Вы все же решились прийти ко мне, Сокджин-щи… — прошептал Намджун, приблизившись и обдавая ухо юноши горячим дыханием. — Я могу отпустить Вас? Вы же не попытаетесь снова сбежать? Нам действительно нужно поговорить… — Пустите меня! — опомнился Джин, вырвав свою ладонь из чужой и гневно сверкнув глазами. — Напомню, что это Вы бегали от меня все время, начальник стражи Ким Намджун, а не я! Это Вы избегали каждой встречи!!! И я сейчас, нарушая все правила приличия, унижаясь и опускаясь до мольбы, прошу Вас сказать… Объяснить мне, в чем причина Вашего нежелания видеть меня, говорить со мной… Я был навязчив, может быть? Или вёл себя непозволительно дерзко? Возможно, моё поведение там, в походном шатре, было слишком смелым и оттолкнуло Вас?.. Или… Или то, что я мужч… — Довольно! — перебил его Намджун. — Умоляю, остановитесь и не накручивайте себя более! Я! Один лишь я виноват во всем! Я оказался трусом и прошу простить меня за это! — Трусом? Вы сказали — трусом? Значит, Вы решили отказаться от… — Нет! Никогда! Я не откажусь от Вас, если только Вы простите меня и выслушаете! — Это я и пытаюсь сделать… Объясните же наконец… — Я… Я боялся оскорбить Вас своими чувствами и подобными отношениями… — выпалил Намджун на одном дыхании то, что так долго не решался сказать. — Что? — не понял Джин. — Вы шутите? Или издеваетесь надо мной? — Я не посмел бы… — заверил Намджун. — И я серьёзен сейчас. — Но… — Позвольте, я закончу… Хоть это так нелегко, оказывается… — Я слушаю Вас, начальник стражи Ким Намджун. — Вы так официальный со мной… Что ж, я заслужил это, не спорю… — Так Вы расскажете? — в нетерпении закрыл глаза Джин. — Да… Я… С чего начать?.. Я ведь мужчина, Сокджин-щи… — Представьте себе, это очевидно, начальник стражи! — не сдержался Джин. — И Вы тоже… — пропустив сарказм, продолжил Намджун. — Неужели? Да, это так! И осознав это, Вы решили отступить? — Джин понимал, что ведет себя грубо и бестактно, совершенно не соблюдая субординацию с человеком старше себя не только по возрасту, но и по положению, но он должен был наконец выяснить все и либо успокоить свое сердце, либо утопить его в разочаровании. — В каком-то смысле да… — ответил Намджун. — Но дело не в сплетнях и пересудах, как Вы можете подумать… Джин не мог поверить своим ушам… Он вновь предпринял попытку уйти, но снова был остановлен начальником стражи, на этот раз мягко взявшим его за руку и с мольбой посмотревшим в глаза. — Не уходите от меня, умоляю! По крайней мере, дайте возможность объяснить… — Вы объяснили уже… — не в силах сдержать горечь в голосе, ответил Джин. — Раз дело не в сплетнях, значит, во мне самом… Что ж… Прошу простить… Я… Возможно, кто-то из моих сестёр… Он не смог договорить. Намджун, до этого нежно сжимающий его ледяные пальцы в своей ладони, вдруг резко притянул его к себе и, обхватив другой рукой за затылок, не позволяя отстраниться, впился в сладкие губы жадным, требовательным поцелуем. Как же долго Намджун мечтал об этом! В продуваемой промозглыми осенним ветрами сырой военной палатке на манчжурской границе, или здесь, в теплом доме в окружении младших сестёр Джина, так похожих на него, но все же уступающих в красоте его возлюбленному, стоило лишь сомкнуть ресницы, как в памяти тут же всплывали эти прекрасные, похожие на драгоценные камни, глаза и сладкие, ягодные губы. — Мне не нужны Ваши сестры, ни одна из них, как бы прекрасны они ни были, да простят меня и они, и Ваша матушка! — проговорил Намджун, едва лишь оторвавшись от любимых губ. — Мне нужны лишь Вы! Только Вы! Я люблю Вас! И не могу без Вас! Слышите? — Но почему тогда? Почему?.. — с надрывом спросил Джин, едва в силах отдышаться после поцелуя и уже не пытаясь вырваться из чужих, таких нужных, объятий. — Вы же не просто так заговорили о своих сестрах… — решился объяснить Намджун. — Это естественно… Союз должен состоять из мужчины и женщины… Наши отношения необычны… Но и они предполагают, что в какой-то мере один из нас должен позаботиться, а второй уступить и подчиниться… Я мужчина… Я старше Вас… И логично… Но Вы тоже мужчина, воин… Сможете ли Вы… — Так Вы решили, что я не захочу подчиниться и принять Вашу заботу в наших отношениях? — не поверил своим ушам Джин. — Разве я не дал Вам понять, что готов на все, лишь бы только быть с Вами? Вы думали, что я оскорблюсь ролью жены, но для меня это счастье, если мужем будете Вы! — Я не требую от Вас подчинения… Я хочу лишь заботиться о Вас… — произнес Намджун. — Но нужна ли Вам моя забота? Не захотите ли Вы сами позаботиться о ком-то рано или поздно, о какой-то милой девушке… — Нет! — воскликнул Джин. — Нет! Этого не будет! Мне нужна Ваша забота! Нужна! — А если вдруг кто-то посмеет сказать что-то в Ваш адрес, не узнав, но догадавшись или заподозрив?.. — не мог оставить это без внимания Джун. — Я смогу за себя постоять, как мужчина! Как воин! — заверил его Джин. — Но здесь, с Вами, наедине, позвольте мне слушаться Вас… Любить Вас… И… Вы… Любите меня… — Вы знаете хоть что-нибудь об этом? — спросил Джун, все еще боясь недосказанности. — Ведь мы отличаемся от женщин по своей природе… — Я же не ребенок, Намджун-ним! — ответил Джин. — И я думал об этом… Я не знаю, но догадываюсь, как это происходит… Я готов на все, если только рядом будете Вы… Намджун, не в силах более сдерживаться, вновь захватил в свой плен эти сочные сладкие губы, одновременно стягивая кожаный шнурок, держащий хвост, и распуская волосы Джина, пропуская их между пальцами, лаская его затылок. — Вы позволите мне раздеть Вас? — спросил он, отстранившись на миг, чтобы дать Джину отдышаться. — Позаботьтесь обо мне, Намджун-ним… — прошептал юноша, вновь закрывая глаза и подставляя губы для очередного поцелуя, о которых так мечтал, и которых ему все еще было катастрофически мало. Намджун не любил свою жену. Он никогда не врал в этом самому себе. Относился с уважением, жалел, баловал иногда, но не любил… И те немногие ночи близости, которые он провел с ней, практически стёрлись из его памяти… Он никогда не раздевал её полностью, соблюдая традиции супругов… Но он не помнил случая, чтобы ему хотелось хоть раз зайти дальше… Чтобы возникло желание увидеть эту девочку обнажённой, прикоснуться к её, хоть и небольшой, но все же женской округлой груди, к мягком животу, к узкой талии… Про доступных женщин вспоминать и вовсе не хотелось, там была лишь быстрая разрядка, он даже не смотрел на их лица… Сейчас же, с этим юношей, Намджун чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги и изучающим новый мир. Ему хотелось не просто раздеть возлюбленного, не просто разглядеть его всего, чтобы сравнить наконец с тем образом, который преследовал его все это время в неспокойных горячечных снах… Ему хотелось трогать, гладить, щупать и мять это тело, чтобы изучить его не только взглядом, но и ладонями, подушечками пальцев, потереться щекой, прижаться всем телом и лизнуть языком везде, где можно и нельзя, чтобы убедиться, что сладкий ягодный вкус можно почувствовать не только на губах, но и в каждой точке этого прекрасного тела. И то, что это тело принадлежало мужчине, и по своей физиологии мало чем отличались от его собственного, ничуть не отталкивало, а наоборот, притягивало все сильнее и сильнее! Намджун никогда не смотрел на мужчин в таком смысле. Ни на обычных воинов, ни на таких, как Кенсу, и подобных ему… Они не были ему неприятны, он просто был безразличен ко всем. Ко всем, кроме одного... Сокджин был прекрасно сложен, подтянут, в меру мускулист и ничуть не был похож на женоподобного Кенсу… Он был мужчиной в полном смысле этого слова, но, тем не менее, его хотелось ласкать и нежить в своих объятиях, что Намджун и делал, незаметно раздевшись сам и постепенно переместившись вместе с возлюбленным на расстеленную уже постель. Он был так поглощен своим занятием, целуя и лаская это гладкое упругое тело, так очарован этой податливой красотой, что не сразу понял, что юноша в его объятиях совсем потерялся в своих эмоциях. Оторвавшись от темно-розового соска, к которому припал, как к диковинной сладости, яростно вылизывая его языком, он, подняв глаза, заметил наконец, что Джин лежит, откинув голову, одной рукой прикрыв глаза, а вторую, сжатую в кулак, засунув в рот, и дышит часто-часто. — Джин, любовь моя, что с Вами? — с волнением прошептал Намджун. — Вам неприятно, может быть, или… Я слишком тороплюсь, быть может? Джин отвел руки от лица и посмотрел на мужчину таким взглядом чуть влажных глаз, что сомнений не было — ему слишком хорошо, так хорошо, что он потерялся в своих чувствах и эмоциях и сейчас был безумно смущен, что его выдернули из этого экстаза и догадались обо всем. — Умоляю, не спрашивайте меня ни о чем сейчас… — прошептал он. — Я не знаю, не знаю, не знаю… Джун никогда не требовал от своей жены ответных ласк, по большому счету и сам не уделяя этому особого внимания. Сейчас же ему безумно хотелось, чтобы возлюбленный прикоснулся к нему хоть слегка и всего лишь провел пальцами по пылающей коже. Но он не смел просить его об этом, видя, что с юношей и так творится что-то, от чего он может потерять сознание. Однако Джин, словно почувствовав его жажду, вдруг сам обхватил руками его плечи и, сжимая мягко, провел пальцами до самой шеи, спустился на спину и после, вновь поднявшись, обхватил ладонями его голову, притягивая ближе, требуя очередных поцелуев… И Намджун вновь и вновь целовал эти губы и ласкал это тело, постепенно спускаясь рукой к самому сокровенному, такому невероятно красивому, как и весь Джин, такому уже твердому и горячем естеству… Смело предположив, что если это доставляет удовольствие ему самому, то должно доставить и возлюбленному, Намджун обхватил крупной шершавой ладонью корень жизни Джина и, размазав по нему уже выступившую жемчужную каплю мужского сока, начал неспешно ласкать, то сжимая сильнее, то вновь ослабляя хватку… Джин зажмурился, заполошно дыша и мечась головой, то пытаясь отвернуться, то утыкаясь лицом в шею Намджуна, чтобы хоть немного скрыть переполнявшие его ощущения. Это не продлилось долго, и через какое-то время он, вновь сжав плечи Намджуна и практически задыхаясь, выгнулся, словно лук с натянутой тетивой, и выстрелил жемчужной струёй себе на живот и грудь, пачкая руку Намджуна и откидывая голову почти без чувств. — Вы живы? — с улыбкой прошептал Намджун, как только дыхание юноши немного успокоилось, и он открыл глаза. — Это было восхитительно, то, что Вы делали со мной сейчас… — ответил таким же тихим шёпотом Джин. — Я не знал, что такое бывает… — Как не знали?.. — не поверил Намджун, хоть и начал уже догадываться, видя реакцию юноши. — Но как же… Неужели Вы не делали подобного сами?.. Ведь Вы должны были испытывать некоторые неудобства в определённые моменты… Как же?.. — Только ледяная вода и тренировки… — честно ответил Джин. — Даже если бы знал, все равно ждал бы Вас… Без Вас все это не имело бы смысла… — Вы удивительный! — восхищённо прошептал Намджун. — Но, возможно, нам стоит остановиться пока на этом… — Нет! — испугался Джин. — Нет! — уже тише продолжил он. — Я хочу до конца! Хочу стать Вашим! Не важно кем: мужем, женой, возлюбленным… Отведите мне любую роль, только не оставляйте более! — Джин, у меня и в мыслях не было оставить Вас, но я и сам не осведомлён в тонкостях подобных отношений… — признался Намджун. — Знаю только, что это точно не будет столь же приятно, как то, что Вы испытали сейчас… Скорее, это будет болезненно для Вас… Возможно, даже очень… — Намджун-ним, я же воин, а не робкая девушка! Неужели Вы думаете, что меня можно напугать болью, в то время как слабые женщины умудряются подарить нам жизнь и остаются сами целы при этом! Я готов подчиниться Вам! Позаботьтесь же обо мне! Намджун, не споря более, повернул Джина на бок и сам лёг сзади, придвинувшись как можно ближе. Он вспомнил, в каком состоянии был когда-то личный слуга императора, и скорее догадался, чем понял, что между ними произошло что-то подобное тому, что сейчас было между ним и Джином… Из обрывков услышанных когда-то разговоров Кенсу с воинами, Намджун смог уловить один важный момент — нельзя вторгаться в тело мужчины без подготовки. Но как… Как нужно подготовить возлюбленного к своему вторжению? Первая ночь с юной женой снова всплыла в памяти… Ей было больно, когда он пытался войти в её девственное нутро в первый раз… Она плакала и пыталась оттолкнуть его, чтобы остановить это. Тогда, пожалев её, он не стал сразу вонзаться в её лоно своим естеством, а вошёл сначала пальцем, затем двумя, чтобы ей было не так страшно… Но там была девственная преграда, которую он попытался растянуть немного пальцами, и уже после, войдя по-настоящему, резким движением порвал её окончательно. У мужчин нет подобной преграды, он был в этом уверен, но, возможно, если он, как и тогда, использует сначала палец, это будет правильно… Погладив немного одно упругое полушарие, чтобы подготовить возлюбленного, который вновь начал дышать часто и шумно, Намджун отвел слегка в сторону его левую ногу, согнув её немного в колене, и мягкими массирующими движениями проник в узкую щель, добравшись до источника боли и наслаждения. Нащупав крошечное, туго сжатое отверстие, он с трудом протолкнул один палец внутрь. Джин был еще расслаблен и рассеян после недавнего наслаждения, поэтому даже не понял сначала, что произошло. Намджун попытался продвинуть палец глубже, но, в отличие от женского влажного лона, здесь это сделать было крайне сложно… Было слишком узко и сухо. Почему-то вспомнилось, как когда-то, когда только занял свой высокий пост и получил кольцо от императора, после очередного сражения он получил ранение в предплечье. По возвращении домой рука сильно отекла. Снять или надеть кольцо было крайне сложно, почти невозможно. Тогда мать посоветовала ему смачивать палец слюной и это помогло. — Если будет ещё хуже, можешь воспользоваться маслом или жиром, — сказала она тогда. Намджун решил, что, возможно, это поможет и сейчас… Сокджин, придя немного в себя и почувствовав наконец, что происходит, напрягся в ожидании, что тоже не облегчало задачу мужчине, сделав проход ещё тесней. Джун плюнул на ладонь, испачканную до этого семенем возлюбленного, смешав все, обильно смочил палец и вновь предпринял попытку вторжения. В этот раз все получилось намного легче, да и сам Джин, догадавшись интуитивно, постарался расслабить мышцы… Убедившись, что юноша понял, как все будет происходить в дальнейшем, не противится этому и готов принять подобное, Намджун приставил свой корень жизни к его узкому входу. Однако он не учёл разницу в размерах… Слюны явно было недостаточно… Он не мог преодолеть даже начальную преграду, а Джин уже снова напрягся, испытывая боль… И тут Намджун наткнулся взглядом на небольшой ящичек со снадобьями, который стоял на низком столике рядом с циновкой. В нем лежали полоски ткани, которыми матушка Ким перевязывала его рану, и небольшая чаша с мазью для смягчения рубца. Эту мазь женщина готовила сама на основе масла и целебных трав. Если она заживляет и смягчает раны, то никак не может навредить сейчас, резонно предположил Намджун и, зачерпнув содержимое чаши, размазал все по своему стволу. Осторожно и мягко он снова вторгся в тугое отверстие и медленно, очень медленно начал продвигаться в тесную горячую глубину. Джин понял, что был слишком самонадеян, когда называл себя воином, а не слабой женщиной, и обещал выдержать любую боль. Потому что боль была действительно сильной. Однако, если это необходимо, чтобы скрепить их союз, он готов был терпеть. Стараясь не издать ни звука, он крепко сжал зубы и дышал носом, задерживая дыхание в моменты слишком сильной боли и делая короткие частые вдохи, когда Намджун ненадолго замирал. Видя, как страдает возлюбленный, Джун просунул под него свою правую руку, нащупав его ладонь и переплетя пальцы, позволил сжать свою как можно сильнее… Левой же рукой он вновь обхватил естество любимого, лаская и хоть немного отвлекая от боли. Он целовал его шею сзади, вылизывая языком чувствительное место за ухом, от чего у юноши бежали мурашки удовольствия. Джин постепенно расслабился, чувствуя уже не боль, но томление и постепенно разливающуюся по телу истому. К тому же Намджун интуитивно нашёл именно такое положение и темп, что при каждом новом вторжении Джин теперь вздрагивал от совсем иных ощущений. Он чувствовал, как растёт и раскаляется внутри пламя, готовое сжечь его, и, не выдержав, застонал в момент наивысшего наслаждения, второй раз за этот вечер излившись в руку возлюбленного. Намджун побоялся изливаться внутрь, не зная, не навредит ли это юноше, поэтому вышел из него и, сжав его ноги, несколько раз проник между ними, тоже почувствовав наконец такой долгожданный, несравнимый ни с одним испытанным ранее облегчением, настоящий экстаз. Отдышавшись немного, он перевернул Джина на спину и хотел было уже укрыть его влажное от испарины тело одеялом, когда заметил, что весь живот, грудь и бедра юноши липкие от семени. Джин уже мало что понимал и чувствовал, измученный усталостью последних дней и только что пережитыми новыми ощущениями, поэтому Намджуну ничего не оставалось, как взять упомянутые ранее полоски ткани для перевязок и, смочив их водой из чаши для умывания, протереть возлюбленного и обтереться самому, после чего он лег рядом, укрыв наконец Джина, и прижал его к себе, целуя в висок и безмолвно благодаря за подаренное наслаждение, после чего тоже вскоре провалился в сон. Джин открыл глаза и интуитивно понял, что за окном, затянутым плотной бумагой, раннее утро. Он хотел сразу же выбраться из постели и прокрасться в свои покои, пока дом был погружен в предрассветную тишину. Но, откинув с себя одеяло, он обнажил немного и тело мужчины, лежащего рядом, и в неярком свете двух ночников, видимо, зажженных Намджуном под утро, заметил тот самый шрам, оставшийся после недавнего ранения. Рубец был ещё свежий, розовый, но действительно, как и сказала матушка, не очень большой. Джин поднял руку и, едва прикасаясь, провел подушечками пальцев по бороздке стянутой кожи, словно лаская… Подняв взгляд, он всмотрелся в любимые черты, выделяя для себя то, что раньше не замечал. Сейчас лицо начальника стражи было спокойным и мягким, но даже сон не смог убрать полностью складки меж бровей и возле губ, хоть небольшие, но все же придающие его лицу строгость… Джин ласкал взглядом это лицо, наслаждаясь мгновениями, когда можно было любоваться им открыто, без страха быть пойманным… Вдруг ресницы Намджуна распахнулись, и их взгляды встретились… Джин, задохнувшись от смущения, дёрнулся было, чтобы сбежать, но был схвачен сильными руками, которые притянули его обратно и заключили в крепкие объятия. — Куда ж ты все бежишь? — улыбаясь пробормотал Намджун хриплым после сна голосом. — Неужели не набегался ещё? — Отпустите меня, начальник стражи Ким Намджун! — строго приказал Джин. — Снова этот официальный тон… Почему? — спросил Намджун, вглядываясь в лицо юноши и пытаясь понять его настроение. — Матушка может зайти в любую минуту! — виновато прошептал Джин, отводя смущенный взгляд. — Только это? — допытывался Намджун. — И сестры… — ещё тише ответил Джин, на самом деле абсолютно не желая покидать эти, такие уютные, объятия. — Твоя матушка не придёт, — проговорил Намджун с тёплой улыбкой. — И сёстрам не позволит беспокоить тебя, пока ты сам не выйдешь к ним. — Откуда Вы это знаете? — Потому что я говорил с ней, — просто ответил Намджун. — Я не хотел скрывать свою любовь к тебе от самого близкого для тебя человека… Поэтому признался ей во всем, когда она заботились обо мне после ранения… — И что же матушка ответила Вам? — затаив дыхание, спросил Джин. — Что не будет помехой в любви, если она настоящая и не принесёт страдания её сыну, — ответил Намджун. — Этого ведь не произошло? С тобой все хорошо? — Да, все хорошо… — не веря в происходящее, произнёс еле слышно Джин. — Значит, Вы просили её одобрения и позволения? И она дала их? — Именно так, супруг мой, — с улыбкой подтвердил Намджун. — Теперь ты можешь обратиться ко мне по имени, как к супругу? — Я… Мне сложно, простите меня… — в конец смутился Джин. — Мне, наверное, все равно нужно покинуть Вас сейчас… Мне… — Шшшш… Тише… — прошептал Намджун, мягко целуя возлюбленного в лоб. — Где тот смелый и гордый командир отряда Хваран, племянник первого министра — Ким Сокджин? Я не буду торопить и заставлять… Я буду терпелив и сдержан, обещаю! — А я обещаю, что буду почитать, уважать и слушаться Вас во всем… Намджун…-ним… Джун улыбнулся тепло и, взглянув с любовью, обхватил ладонью щеку юноши, прикасаясь к его губам своими в лёгком, нежном поцелуе. У них все впереди, и возлюбленный привыкнет и сможет общаться с ним без смущения, уж Намджун позаботится об этом…