That won‘t happen again (right?)

Чуя сидит на диване в своей квартире, опираясь локтями на колени. Он смотрит на коврик под собой, но его взгляд расфокусирован: мыслями он был точно не здесь. — …а потом я ушел, — заканчивает он свой рассказ. Акутагава без дела валялся на удобном кожаном кресле справа от Чуи, закинув ногу на ногу, и внимательно слушал друга. Пока Чуя рассказывал их с Дазаем историю, его друг спокойно вслушивался, не издавая ни звука. Чуя поведал обо всем без утайки: начал с их первой встречи, первого поцелуя и закончил на той ночи, когда Дазай ушел. Затем он рассказал ему о каждой их стычке с тех пор, как они снова начали работать вместе и дрались против Гильдии, в конце концов заканчивая их последней ссорой. — Так что произошло после этого? — спрашивает Акутагава, поскольку Чуя замолкает. — После чего? — моргает рыжий, возвращаясь из своих воспоминаний обратно в реальность. — После вашей с Дазай-саном ссоры, — уточняет Акутагава. — Ничего. С тех пор прошло уже пять дней. Пять дней со встречи в темной кладовке, где Чуя поставил Дазаю ультиматум. Пять дней и ни единого признака действий со стороны детектива. — Он- я- — пытается объяснить Чуя, — это было пять дней назад. — А, — все, что говорит в ответ Акутагава, переводя взгляд с Чуи вниз на свои руки, лежащие на коленях. Затем он снова замолкает. Чуя потихоньку начинает нервничать. Он перебирает пальцы. Конечно, Акутагава всегда был тихим человеком, но теперь вообще казалось, что он выключил звук. Не то чтобы Чуя стыдился того, кем он был или кто ему нравился, нет. Он просто ожидал большей реакции от Акутагавы, учитывая, что разговор шел о Чуе, его друге, и Дазае, его бывшем наставнике. — Так что, — начинает Чуя, чтобы разорвать давящую тишину, когда вдруг Акутагава перебивает его. — У меня всегда складывалось впечатление, что вы друг друга ненавидите, — говорит Акутагава с озадаченным выражением лица. — Я вспоминал все те разы, когда вы взаимодействовали и постоянно собачились или дрались. Вы с Дазай-саном полные противоположности. Противоположные стихии, вынужденные работать вместе. И ты хочешь сказать мне, что это любовь? Чуя какое-то время пытается обработать слова своего коллеги. Конечно, все они были правдой. Даже часть про то, что они ненавидели друг друга. И это звучало ужасно похоже на одну другую странную парочку, которую он знал. Чуя выдавливает улыбку. Вместо нормально ответа он спрашивает: — Тогда как ты назовешь то, что происходит между тобой и тем парнем Накаджимой? От этой ремарки лицо Акутагавы моментально превращается в спелый помидор. — Это- Это не то- Я имею в виду, что- — заикается он, не способный заставить свой язык правильно выговаривать слова. Чуя больше не может сдерживаться и смеется. Видеть своего обычно собранного друга таким смущенным при упоминании слова «любовь» и этого мальчика-детектива в одном предложении слишком весело. Слегка обиженный, Акутагава скрещивает руки на груди и дует губы, что совершенно ему несвойственно. И этого достаточно, чтобы Чуя разразился очередным приступом смеха. Он начинает задыхаться и опрокидывается на спину. Прижав руки к животу, теперь он лежал на диване, отчаянно хватая воздух ртом. — Я рад, что смог тебя развлечь, — спустя пару мгновений отрезает Акуагава, когда смех Чуи сходит на нет. — Прости, — улыбается Чуя, — мне не следовало смеяться. Просто- — Нет, нет, все в порядке, — успокаивает его Акутагава. — Теперь я понимаю. Это сложно. Это одновременно и ненависть, и нет. Это как противоположности, которые притягиваются как магниты. Это что-то, что тяжело признать. И я довольно долго трусил касательно своей… ситуации. Так что твой смех вполне оправдан. Но мы сейчас не обо мне говорим. А о тебе. Ну, что будешь делать дальше? Ха, хороший вопрос… Чуя снова садится и подпирает правой рукой подбородок. Да, у него был план обсудить с Дазаем его игры разума. Но если быть честным до конца, в конце он слегка сымпровизировал, признавшись этому идиоту в том, что он любил его (и какая-то часть его по-прежнему любит), и установив ультиматум. Хотя Чуя не жалеет ни о том, что признался, ни об ультиматуме. Он честно рассказал о своих чувствах и переступил через себя. И либо Дазай примет их, либо нет. Решать теперь ему. — После этого у меня нет плана, — признается Чуя с толикой грусти в голосе, — теперь дело за Дазаем. Все, что мне остается, — это ждать. И, возможно, в конце концов, мне снова придется двигаться дальше… Снова. Чуя жил без Дазая до Портовой мафии и разобрался, как жить без него, когда тот ушел. В итоге все будет хорошо, хотя поначалу ему и будет больно. Акутагава сочувственно ему улыбается, и это одна из редких его улыбок. Он даже наклоняется к Чуе и неловко хлопает его по колену два раза. Чуя правда ценит этот жест. Он знает, как много он значит от Акутагавы. — Может прогулка немного поможет тебе? — спрашивает его друг. — Ха? — сконфуженно спрашивает Чуя, не понимая, как связан их разговор с его вопросом. — Мне показалось, тебе нравятся прогулки? В прошлый раз ты казался расслабленным в том парке. Чуе снова приходится сдерживать смех. Иногда довольно забавно, каким рассеянным может быть Акутагава. — Не, я в порядке, — говорит он. — Но спасибо. За то, что выслушал. И за понимание. — И правда. У нас с тобой явно какая-то привычка оказываться в одной лодке, — отвечает Акутагава.

***

Ветер здесь был беспощадный. Его шляпу могло сдуть уже бессчетное количество раз, если бы он не использовал свою способность, чтобы буквально приклеить свою шляпу к голове. Пальто так же было прикреплено к его плечам (тоже благодаря Смутной Печали), и развевалось за его спиной. Свесив ноги с края, Чуя сидел на крыше головного штаба Портовой мафии и потягивал вино прямо из бутылки. Вечернее небо вокруг него пестрило различными оттенками серого, а облака, казалось, проплывали так низко, что Чуя мог бы прикоснуться к ним, протяни он руку. Вчерашний разговор с Акутагавой и правда помог ему сбросить часть тяжести с души, которая, казалось, все эти шесть дней тянула его к земле. Чуя считает себя счастливчиком, имея такого друга, особенно в том бизнесе, в котором они работают. Мафия была и остается опасным местом, как-никак. Хотя сейчас ему и было легче, жгучее чувство в груди никуда не делось. Надежда, конечно, штука страшная. Пускай ему следовало знать лучше и ничего не ожидать, но каждый чертов раз надежда все равно умудрялась расцветать в его груди подобно одуванчику, пробивающему свой путь сквозь щели в асфальте. Чуя вздыхает и наблюдает за людьми, проходящими по тротуару внизу. С такого расстояния они выглядели как муравьи. И не только люди казались маленькими, но и его проблемы. Здесь, наверху, где ветер гулял в его волосах, а в ушах звенел белый шум, хотя бы на мгновение Чуя мог отпустить все свои тревоги. — Здесь хорошо. Должен признать, это одна из немногих вещей, по которым я скучаю. Чуя дергается и резко оборачивается, пытаясь определить источник голоса. Здесь он совсем растерял свою бдительность, и из-за бурного ветра едва мог что-то слышать. Но в его защиту следует сказать, что это крыша штаб-квартиры Портовой мафии. Кто в здравом уме самостоятельно сунется в логово врага? И теперь он видит, кто. На расстоянии в пять шагов стоит вполне конкретный детектив, сунув руки в карманы и наблюдая за Чуей. Да, лишь кто-то с желанием умереть мог бы осмелиться на такое. В четыре длинных шага Дазай преодолевает разделявшее их расстояние и садится рядом с мафиози. Так же, как и Чуя, он свешивает ноги с края крыши и откидывается назад, перемещая свой вес на руки за собой. — Почему? Потому что это здание идеально подходит для того, чтобы спрыгнуть с него? — невозмутимо резюмирует Чуя и делает еще один глоток вина из своей бутылки. Разные эмоции начинают кружиться в его животе. Часть с ожиданием, что естественно, не была приятной, но, думается Чуе, вторая часть пугала его куда больше. То, что Дазай был здесь, означало, что он наверняка пришел с ответом. И тут уже только два варианта: или Дазай останется, или Дазай уйдет (снова). Учитывая прошлый опыт, Чуя не особо полагался на свою удачу. К тому же, был еще и третий вариант: Дазай не уверен. Это значит, что ему пришлось бы подождать еще, не зная, чем все закончится, что иногда даже лучше, чем знать наверняка. Но в то же время незнание может быть болезненным! Аргх, почему его мозг просто не заткнется? — Что ж, нет. К твоему сведению, есть и другие здания — или мосты — на которых было бы неплохо совершить самоубийство. Я приходил на эту крышу по другим причинам, — улыбается Дазай, перебивая спутанные мысли Чуи. — Я никогда не видел тебя на этой крыше, а я бывал здесь довольно часто, — заверяет его Чуя и снова проваливается в воспоминания о прошлом. — И ты до сих пор так делаешь, я заметил. И ты никогда не сталкивался со мной здесь, потому что это и было моим мотивом. Я приходил сюда один и размышлял, так что если бы ты был здесь, не думаю, что мне удавалось бы это сделать, — объясняет детектив. — Ха, я правда не знал такого о тебе, — бубнит Чуя, нахмурив брови. — Ты не знаешь обо мне несколько вещей, Чуя, — признается Дазай; его взгляд направлен на горизонт. Чуя не может вечно убегать от разговора, которого он постоянно пытается избежать. С решимостью во взгляде он поворачивается и смотрит на профиль Дазая: — И правда. Например, истинную причину твоего ухода тогда. Дазай поворачивается к нему лицом и разглядывает Чую какое-то время. Возникает ощущение, словно он раздумывает, сменить ли тему разговора и отшутиться, как обычно, или ответить честно, что было для него совсем не характерно. — Из-за обещания, — в конце концов он останавливается на этом. Кажется, Дазай все-таки выбрал последний вариант. — Идиот, — Чуя трясет головой, — об этом я прекрасно знаю. Именно это ты и сказал мне четыре года назад. Так почему ты на самом деле ушел? Дазай вздыхает, а затем с нехарактерной его голосу пустотой объясняет: — Перед своей смертью Одасаку сказал мне стать хорошим человеком. И я дал себе обещание попытаться. Вот почему мне пришлось уйти. Я не могу изменить то, какой я есть. Не здесь. Вот, что сказал Дазай четыре года назад. Чуя до сих пор может вспомнить каждое произнесенное им в ту ночь слово. И теперь они наконец-то обретают смысл. — Никогда не считал тебя кем-то, кто бездумно следует чужим приказам, — отрезает Чуя. В нем начинает бурлить ревность. — Я не сделал это бездумно. И это был не приказ. Это было предсмертное желание человека, который был мне дорог, — спокойно исправляет его Дазай. Какое-то мгновение Чуя молчит, пытаясь собрать мысли в кучу. Он также пытается не позволить ревности окутать его сознание. Но даже так он спрашивает: — Ты любил его? Он словно вручал в руки Дазаю нож, точно зная, что через пару секунд он проткнет его им же. Дазай хмурится и молчит какое-то время, серьезно размышляя над заданным вопросом. — Думаю, что да, — наконец признает он, и Чуя чувствует острую боль в районе груди: в нее вонзили нож. — Но не так, как ты подумал. Он был просто… другим, — добавляет Дазай. Практически переходя на шепот, Чуя продолжает спрашивать: — И ты любил меня в то время? Дазай снова хмурится и молчит. Кажется, до этого времени он никогда не обдумывал свои чувства настолько серьезно. — Думаю, тебя я любил тоже, да. Но эти чувства отличались от моих чувств к Одасаку. — Меня ты любил меньше? — Нет, — с мягкой усмешкой отвечает Дазай, — они были более физическими, более ощутимыми. Чуя чувствует волну облегчения и выдыхает, только сейчас осознавая, что все это время задерживал дыхание. Спустя все эти годы он наконец-то понимает, что чувствовал к нему Дазай. Но что-то все равно не сходилось. — Но тогда ты сказал, что я тебе не нравлюсь. Что я не так важен, — говорит Чуя. — Ты помнишь об этом? — скептически спрашивает Дазай. — Конечно! — восклицает Чуя. — Той ночью, — ты разбил мне сердце, — ты ушел. Разве меня не достаточно? Слегка покачав головой, Дазай бормочет: — Ты куда глупее, чем я думал. Я солгал, Чуя. Дазай и врать? Это… имеет смысл. — Зачем? — Это было моим единственным выходом. Ты, как правило, слишком нездорово верный, поэтому мне пришлось сломать твою преданность, чтобы ты отпустил меня, — поясняет Дазай. — Мне правда нужно было уйти, иначе все стало бы намного хуже. И я был уверен, когда оттолкнул тебя, что ты, рано или поздно, все равно вернешься ко мне. Это было лишь временным прощанием. Вот настолько ты верный. Чуя громко сглатывает. Ему следовало бы накричать на Дазая, отрицая все те болезненные слова, которые слетали с его губ, но он не мог. Все это было правдой. Уродливой правдой. — Это было нечестно, ты, коварная блядь, — в конце концов выплевывает Чуя. Этот придурок намеренно оставил его в неведении. По крайней мере, Дазаю хватило порядочности, чтобы выглядеть так, словно он раскаивался. — Я знаю. И мне очень жаль. Тогда я был глуп, знаю. И я не ценил тебя как следует. Но еще я был напуган. Я боялся, что, попытавшись привязать тебя к себе, я разрушу нас двоих, и в конце концов мы бы просто утонули. Ты ведь знаешь, как плох я тогда был… Да, Чуя помнит. С каждым проведенным в Портовой мафии месяцем ментальное здоровье Дазая становилось все хуже. И пускай расставание было тяжелым, глубоко внутри Чуя знает, что свет влияет на Дазая куда лучше. Но несмотря ни на что, то, как именно ушел Дазай, было плохо. — Я знаю, — едва ли не задыхается Чуя, — но ты мог сказать хотя бы что-нибудь. Что угодно. — Ты бы либо пошел со мной, либо убедил меня остаться. И возможно я бы даже поддался. — Справедливо, — бормочет Чуя, сжав рукой подбородок. Теперь он наконец-то получил ответы на вопросы, которые так долго его беспокоили. Так много ночей он провел без сна, думая о том, в какой момент все пошло не так; так много «что, если» кружилось в его голове. Но теперь он наконец обо всем знал. — К слову, я все еще делаю это, — спустя пару молчаливых мгновений сидения друг с другом в тишине говорит Дазай; они оба потеряны: каждый в своих мыслях. Чуя вопросительно смотрит на него. — Люблю тебя, — с теплой улыбкой поясняет он. — Я все еще люблю тебя. Сердце Чуи делает остановку. Последние крохи тяжести на груди начинают потихоньку растворяться, но ему нужно было еще кое в чем убедиться. — Никаких больше игр? — спрашивает он. — Никаких больше игр, — подтверждает Дазай и кивает. Затем Чуя наклоняется ближе и обхватывает щеку Дазая. Он сокращает расстояние между их лицами и соединяет их лбы вместе, позволяя свои губам мимолетно порхать над губами Дазая. — Я тоже люблю тебя, — шепчет он, опаляя горячим дыхание раскрытые губы напротив. Дазай наклоняет голову и прижимается с поцелуем к Чуе. Он целует его с нежностью, но в то же время голодно, — так, что Чуя едва может дышать. Он чувствует, как руки Дазая обвивают его, притягивая ближе. Их поцелуй становится глубже, и Чуя зарывается рукой в каштановые волосы Дазая, слегка оттягивая, — прямо так, как ему нравится больше всего. Дазай резко втягивает воздух, и Чуя пользуется возможностью, чтобы скользнуть языком в чужой рот. Отвечая тем же, Дазай пытается притянуть Чую еще ближе, и у Чуи не остается других вариантов, кроме как практически забраться детективу на колени. Неожиданно сильный порыв ветра проносится по крыше, жестоко толкая мафиози и детектива навстречу пустоте. Испугавшись, они отрываются друг от друга и хватаются за край здания, чтобы не свалиться вниз. — БЛЯТЬ, — кричит Чуя, чувствуя, как растекается по венам адреналин. — Я не смог активировать способность! — Ага~, — комментирует Дазай, совсем не помогая, и демонстративно поднимает руку. — Мы могли умереть, идиот! — громогласно объясняет он. Дазай лишь смеется в ответ. Чуя мотает головой и пытается успокоиться. Спустя пару глубоких вздохов он встает, отряхивает брюки от пыли и протягивает руку Дазаю. — Идем внутрь. Дазай дважды моргает с невозмутимым выражением лица. — Типа внутрь штаба Портовой мафии? А, точно. Погодите. — Как ты вообще сюда пробрался? — наконец замечает Чуя. — Скажем так, у меня есть связи. И знакомый, который хотел помочь, — многозначительно улыбается Дазай. Чуя снова качает головой и усмехается: — Давай вытащим тебя отсюда. — Желательно к тебе домой, где мы сможем продолжить то, на чем нас так грубо прервали, — предлагает Дазай, беря Чую за руку. Полагаю, с таким, как он, жизнь никогда не станет скучной.