Изгой

С утра Чанбина будит внезапно не поцелуй, объятия или что там можно было ещё вообразить, а неожиданно звонящий Джисон. Перепугавшись — вдруг что-то срочное, — Чанбин выковыривается из-под Хёнджина, дотягивается до телефона и недовольно прижимает его к уху, а не говорит на громкой, потому что Хёнджин все ещё спит и просыпаться, кажется, не намерен. — Хён! — паникует Джисон в трубку, и Чанбин начинает рефлекторно паниковать тоже. — Что случилось? — торопливо спрашивает он. — Хён, я когда я звал всех в воскресенье, я совсем забыл про твой день рождения! Не думай, что я хотел тебя оскорбить или ещё что, но мне… — Блядь, Хани, — перебивает Чанбин и с тоской глядит на заворочавшегося Хёнджина. — Ты только ради этого позвонил, что ли? — Ну да, — говорит Джисон, будто это абсолютно естественно, и продолжает: — Я уже отменил всех и приду в норэбан, честно! — Так, — тормозит его Чанбин. — Прекрати тараторить. Всю эту караоке-движуху, если что, организовал Инни, меня не спрашивая, с ним и разгребайся. Я бы лично с куда большим удовольствием отдохнул бы спокойно у тебя, но уже явно не вариант, так что посидим там, выпьем, и я буду убивать каждого, кто попытается заставить меня спеть любую песню моих собственных айдолов. — Договорились, — уже гораздо веселее отвечает Джисон. — Пить будешь? Чанбин задумчиво мычит в трубку. — Не, понедельник пиздецовый будет, скорее всего, так что если только совсем чуть-чуть, — наконец решает он. — И так вчера весь вечер убил на эту поеботу. — О, точно, — по голосу слышно, как Джисон вкрадчиво ухмыляется, — а что за мальчик мне вчера звонил от твоего имени? Ты себе нового ассистента взял наконец-то? — Именно, — хватается Чанбин за спасательный круг в виде возможности хоть как-то задрапировать личную жизнь. — Именно личного ассистента. — Тогда научи его нормально представляться хотя бы для начала. Мы-то ладно, свои, уже все в курсе, а вот посторонние могут не оценить столь стремительную карьеру из постели в помощники. Чувствуя, как начинают гореть уши, Чанбин благодарит его за совет и бесцеремонно кладет трубку. Смотрит на часы — и до будильника оказывается меньше получаса, поэтому ложиться спать обратно смысла никакого нет в принципе. Недовольно хмурясь, он сползает с кровати и босиком по холодному полу шлёпает на кухню в стремлении к живительной кружке кофе. Настроение у него неожиданно сползает в самое дно, и то, что Хёнджина на кухне нет, ситуацию не улучшает. Прошло всего ничего, Чанбин вполне в состоянии сделать себе завтрак сам, это вообще не проблема, но он уже слишком привык к заботе и вниманию по утрам. Привык к тому, что кто-то встаёт ради него, что он кому-то небезразличен. Попялившись на кружку, он возвращается в спальню и накидывает халат. Взгляд словно сам собой падает на свернувшегося под одеялом в комочек Хёнджина, несмотря на свой рост кажущегося таким маленьким и одиноким посреди этой огромной еврокровати, что все раздражение Чанбина разом куда-то пропадает. Будто этого мало, Хёнджин ёрзает, шарит рукой по той половине, где недавно лежал Чанбин, не находит его и в результате лишь натягивает выше одеяло — будто мёрзнет в одиночку. Сдаваясь внезапной волне умиления, Чанбин присаживается на угол кровати и поправляет одеяло, подтыкает края, чтобы не дуло, и убирает с глаз Хёнджина упавшую челку. Надо бы, наверное, отправить его в салон, пусть приведёт себя в порядок, а то совсем зарос за год. Не то чтобы Чанбину не нравится, но он подозревает, что окультуренная версия впечатлит его куда сильнее. Ещё нужно заняться банковской картой — заказать ее Чанбин может и удаленно, но на изготовление физической копии потребуется некоторое время. В принципе, двадцать первый век, Самсунг Пэй никто не отменял, так что на первое время и электронной версии хватит. Так что это все решаемо, главное не забыть в принципе. Задумавшись, Чанбин перестает обращать внимание на свои действия, и его рука словно начинает жить своей собственной жизнью. Гладит Хёнджина по волосам, скользит вдоль уха к челюсти, проходится подушечками пальцев по нежной щеке, и он приходит в себя только тогда, когда ко внутренней стороне ладони на миг прижимаются сухие и теплые губы. — Доброе утро, хён, — сонно улыбается ему Хёнджин. — Уже проснулся? Спасибо, что разбудил, я что-то совсем расслабился. — Да спал бы и спал, чего ты, — тут же улыбается ему Чанбин, чувствуя себя немного лицемером: не он ли несколько минут назад раздражался, что никто его не развлекает на кухне? А стоило Хёнджину заморгать своими огромными оленьими глазами, как все, поплыл, сдал назад, слабак. — Ты же уже встал и ушел отсюда, — пожимает плечами Хёнджин, и в его голосе и формулировке опять сквозит что-то этакое, как и в прошлый раз, что заставляет Чанбина уточнить: — А когда меня нет, ты что, не имеешь права здесь находиться? — Когда ты говоришь это вслух, — признаёт Хёнджин после паузы, — то это звучит гораздо глупее, чем планировалось изначально у меня в голове. — Ну вот, ты и сам понимаешь, — соглашается Чанбин. — Так что, если хочешь, можешь спать дальше, я вообще за халатом зашёл. Хёнджин заметно колеблется, переводит взгляд с него на вход и обратно. — Там очень холодно? — тоскливо спрашивает он. — Честно говоря, порядочно, — кивает Чанбин. Конечно, он включил подогрев полов, когда вставал, но, пока те прогреются, пока начнут нагревать остальное помещение, пройдет вечность. — Хочешь с одеялом? — А что, так можно? — удивлённо смотрит на него Хёнджин. — Конечно, почему нет? — не понимает Чанбин. — Кстати, через пару часов клининг приедет, займётся уборкой как раз, заодно белье постирает. Если хочешь, можешь прогуляться пока по магазинам, наверняка же мы тебе какую-нибудь херню не докупили. — Мне очень неловко это говорить, хён, но деньги?.. — смеётся Хёнджин. — Давай за завтраком обсудим? — предлагает Чанбин и, дождавшись кивка, сгребает Хёнджина вместе с одеялом в охапку — это как ролл, только начинки мало, а рисовой бумаги очень-очень много, — и, перехватив поудобнее, тащит на руках в сторону кухни, распахивая по пути пинками двери и как можно аккуратнее, боком, протискиваясь в дверной проем. В первую секунду Хёнджин, лишенный возможности схватиться хоть за что-то, включая Чанбина — одеяло мешает — испуганно пищит, но после, осознав, что ронять его не собираются, даже слегка расслабляется и кладёт голову ему на плечо. Водруженный задницей на уже знакомую ему барную стойку, он сначала недоуменно моргает — успел пригреться за этот десяток-другой секунд, расслабиться, — и чуть было не теряет равновесие. Кончиками пальцев дотянувшись до кружки с кофе, Чанбин подтягивает ее к себе ближе и так и остаётся стоять, придерживая Хёнджина за талию. Телефон, благо, он забыл прямо на барной стойке, так что, открыв банковское приложение, Чанбин быстро оформляет семейную карту, указывает имя и номер телефона Хёнджина в данных пользователя и пересылает все данные ему в катоке. Плюс этой конкретной системы в том, что она словно создана под их ситуацию — заводит карту и платит за нее именно Чанбин как старший член семейной группы, но Хёнджин не получает доступа к счету Чанбина со своей карты, как и Чанбин может только отслеживать траты с карты Хёнджина, но не снять оттуда деньги; закрыть счёт, как и проводить остальные с ним действия, Хёнджин также может только сам. Типичная система «родитель-ребенок», только ребенок в данном случае достаточно взрослый. — Готово, — комментирует он, откладывает телефон в сторону и берется за кофе. — Теперь о деньгах. Обсудим сумму? Хёнджин поправляет на плече одеяло и щурится: — Мне кажется, сколько я ни скажу, будет или слишком мало, или слишком много, поэтому решай сам, ладно? — Ну, давай так, — вслух рассуждает Чанбин, — по личным тратам отдельно, по ремонту отдельно. Миллиона вон тебе до конца месяца хватит на свою мелочевку? — Скольки?.. — кашляет Хёнджин так, как будто подавился чем-то, и переспрашивает ещё раз: — Скольки? — Если что-то крупное придумаешь, то просто скажи мне, — пожимает плечами Чанбин и думает, прикидывает пару мгновений. — Бля, да, маловато, кажется. Тогда два? — Ты издеваешься? — осипшим голосом уточняет Хёнджин. — Я даже миллиона за всю жизнь ни разу в руках не держал, куда мне столько! Чанбин недоверчиво смотрит на него какое-то время, задрав голову — ебись конем эта разница в росте и слишком высокая барная стойка, — но потом понимает, что тот более чем серьезно. Миллион — не так уж и много, если честно, столько, скажем, стоит среднестатистический нормальный ноутбук или столько же придется отдать депозитом за снятие квартиры в каком-нибудь абстрактном Пусане. Да, до того, как вылететь из дома, Хёнджин, наверное, был слишком юн, чтобы доверять ему такую сумму, но что-то Чанбину подсказывает, что его семья в общем и целом была небогата. И как только сил хватило сынка в айдолы пропихнуть? Тоже ведь денег немалых стоит. Или, может, в этом и была причина того, что Хёнджин оказался на улице — на него потратились, а он не оправдал? Он понимает, что залип с полупустой чашкой кофе, только когда Хёнджин, выпутавшись из одеяла одной рукой, забирает эту самую чашку и ставит на стол. — Хён? Все хорошо? Чанбин недолго смотрит ему в лицо, усилием воли подавляя в груди злость на тех, кто мог воспринимать Хёнджина всего лишь как удачное вложение — сам придумал, сам и разозлился, отлично же, — и вновь открывает банковское приложение. Переводит деньги — пока действительно только миллион, по той простой причине, что боится обнаружить, что Хёнджин потратил все за час на какую-нибудь наркоту и потерялся с концами в случайном притоне. Не то чтобы он ему по-прежнему не доверяет — но эмоции эмоциями, а разум Со Чанбин не терял никогда, как бы сладко у кого-то между ног ему ни было. Кроме того, ремонт — это уже совсем другие расценки, и вот с такими деньгами всегда появляется риск, что незадачливый партнёр польстится на разовую прибыль и попытается сбежать с доверенной ему суммой. Сейчас — или потом, с другими деньгами, другого масштаба, но сбежать. Чанбин эгоистично хочет, чтобы у Хёнджина не возникло даже тени подобной мысли, и собирается сделать для этого несколько вещей. Во-первых, он хочет, чтобы у Хёнджина была причина остаться. Заставить его придумывать дизайн, макет, самому выбрать цвета, мебель или что тот ещё захочет поменять. Чанбин не наивный мальчик и умеет мыслить страгетически; когда Хёнджину надоест рядом с ним — он отчего-то уверен, что именно Хёнджину первому из них двоих наскучит компания сухого циничного хама, — он хочет, чтобы его держал дом. Во-вторых, если не квартира, то деньги. Много денег, их у Чанбина действительно много. Хёнджину следует привыкнуть к мысли, что только протяни руку — и в ней окажется все, чего бы тот ни захотел; но если он сбежит, то лишится всего. У второго пункта, правда, есть очевидный минус: денег никогда не бывает достаточно, и Хёнджин может сделать следующий шаг по этой тропе, уйдя к тому, у кого этих денег больше. Но на это у Чанбина есть ещё и в в-третьих. В-третьих, безопасность. Он… Он хотел бы сказать «умеет», но пока всего лишь «пытается». Он пытается быть безопасным местом для Хёнджина, таким, куда хочется возвращаться, когда не остаётся уже никаких сил; куда стремится душа. Удобным, комфортным. В конце концов, надёжным. Вот что он хочет олицетворять собой для Хёнджина, хотя у него и не получается — надёжность. — Хён, — в уже в который раз повторяет Хёнджин, обеспокоенно смотрит на него сверху вниз, кладёт руку на плечо и легонько сжимает. — Хён? — Все отлично, — улыбается ему Чанбин и встряхивается. Действительно, чего это он? Не с с той ноги встал, что ли? Он бросает взгляд на телефон и обнаруживает, что экран уже заблокировался автоматически, пока он думал; прикладывает палец к датчику — и да, перевод доставлен. — Готово, — он показывает экран Хёнджину и убирает телефон. — С ремонтом пока сделаем так: прикинь, что ты вообще хочешь, не знаю, хоть нарисуй, что ли, потом отдадим кому-нибудь просчитать и посмотрим масштабы. А, ну да, захочешь что-то крупное, лучше скажи мне, а не пытайся экономить или накопить. Хёнджин, кажется, стопорится в самом начале его монолога и пропускает мимо ушей окончание. Махнув рукой, Чанбин решает, что повторит ещё раз, позже, если понадобится, и смотрит на время. Оказывается, что фора, полученная благодаря Джисону, уже почти кончилась, ему нужно собираться дальше, если он не хочет опоздать к своей собственной летучке. Как тут, правда, собираться, когда рядом сидит укутанный в одеяло Хёнджин, смотрит куда-то в пустоту своими темными блестящими глазами и кусает влажные губы? Чанбин откровенно залипает, неожиданно для самого себя забывает, что хотел, и непроизвольно крепче сжимает руку на его талии. Именно это приводит Хёнджина в себя. — Что?.. — непонимающе начинает он, но сталкивается с ним взглядом и замолкает, затаивает дыхание. Облизывает губы, явно сам того не замечая, и не отводит глаз. Если это не согласие, то что?.. Чанбин дергает его на себя, ставит на ноги и ловит второй рукой, чтобы не упал. Так они оказываются лицом к лицу, и их больше не разделяет высота барной стойки. Хёнджин сам подаётся навстречу, обнимает его за шею руками-крыльями, пряча тела их обоих под одеялом. Кто из них кого целует — сказать невозможно, они сталкиваются жадными ртами, пьют друг друга, и неожиданно Хёнджин горит не слабее и не тише самого Чанбина. Он обжигает, и Чанбин с радостью шагает в это пламя, в буквальном смысле держит его в своих ладонях, и… Звонит телефон. Отстраняясь, Чанбин ещё несколько мгновений соображает, что происходит, убирает руку с задницы Хёнджина и включает громкую. — Хён, машина опять сломалась, — недовольно оповещает Чонин. — Поедешь сам? — Угу, — недовольно откликается тот. Это происходит в последнее время с поражающей периодичностью, и вроде бы после последнего ремонта прошло сколько, дня два, больше, меньше? Опять садиться за руль Генезис и беситься, что это ни разу не Пежо. — Когда починят? — А я ебу? — откликается Чонин. — Сам ещё не в курсе и вообще не до того, это твоя тачка и твой водитель, а не компании. Когда ты вообще себе личного ассистента заведешь? — Когда-нибудь, — привычно обещает Чанбин. — Это всё? — В норебан-то пойдешь? Вспомнил вообще, что за повод? — Вспомнил, — вздыхает Чанбин. — Пойду. — Один? Руки Хёнджина, до сих пор сцепленные у него на загривке, напрягаются. — А варианты? — С Джинни, конечно, — как само собой разумеющееся, произносит Чонин. — Должен же ты нас познакомить нормально, а не только с Минхо. — Блядь, да когда вы успели?! — риторически вопрошает Чанбин. — Как? Как в этой ебаной компании передаются слухи?! — Сообщениями, хён, — хихикает Чонин. — Знаешь, телефон умеет не только звонить. Но, конечно, в твоем-то возрасте… — На самом деле мы вчера созванивались раз десять, не меньше, — перебивает его Хёнджин и успокаивающе трётся носом о щеку, словно по волшебству гася раздражение. — Да и тогда я на звонки отвечал, помнишь? Успели, в общем, познакомиться. Но что там наговорил Минхо-хён, я понятия не имею, честное слово. — Ладно, не так важно. По ходу дела разберемся. Инни, решим — позвоню, или Джинни сам позвонит, раз уж вы такие друзья теперь, давай, — прощается Чанбин и кладёт трубку. И вновь оказывается лицом к лицу с Хёнджином, осознает заново, как близко тот стоит, как обнимает его и делится теплом… Всего одно движение — так легко вернуться к тому, на чем их прервали, испытывая неведомую ранее, незнакомую нежность, коснуться участка шеи над воротом футболки, ощущая, как бьётся под губами частый пульс. Провести руками по спине, нажимая, заставляя придвинуться бесконечно ближе, будто пытаясь срастись обратно в двуспинное четырехного- и -рукое чудовище из мифов, стать единым целым и не распадаться обратно никогда. То, что делает с ним Хёнджин, просто находясь рядом, невозможно описать словами — как, наверное, невозможно описать то, что с ним делает сам Чанбин. Они зажигают друг друга и зажигаются друг о друга сами, пылают в унисон, жадно целуясь, и, блядь, это в буквальном смысле лучшее, что случается за последние годы с Чанбином. В какой-то момент Хёнджин выпускает одеяло, и то соскальзывает на пол прямо им под ноги. Кухня уже прогрелась, но Чанбин всё равно ощущает волну мурашек, пробегающих по телу под любопытными, изучающими руками Хёнджина. Сейчас, когда тот не нервничает, он совершенно другой, и такого Хёнджина ему хочется ещё больше. И ещё больше интересно, как тот отреагирует, если сделать с ним что-нибудь особенное из того, что Чанбин не пробовал с ним ранее; ему хочется выучить реакции Хёнджина на прикосновения ровно к каждому квадратному сантиметру его тела и вести дневник, чтобы никогда их не забывать. … Телефон звонит снова. Чанбин в последний раз скользит языком по губам Хёнджина и с обречённым стоном несколько раз бьётся головой о его плечо. — Ненавижу, — шепчет он. — Заебали мешать. Не дождавшись его реакции, Хёнджин сам включает громкую связь. Чанбин поворачивает голову к телефону, оставляя ее, впрочем, лежать все на том же плече. — Со Чанбин слушает, — говорит он. — Сонбэ, — здоровается Чан. — Что, вас во сколько ждать? — Что, боишься, что помешаю? После обеденного, когда ж ещё, — вздыхает Чанбин. — Ага, ок, спасибо, — Чан убирает телефон от уха, но им все равно становится слышна следующая фраза: — Да, детка, конечно же я тебя отвезу! И заберу потом тоже!.. Они ошарашенно переглядываются с Хёнджином. — Кажется, у Сынмина-то всё схвачено, что бы там Чан ни говорил, — задумчиво комментирует Чанбин. Хёнджин согласно кивает и медленно, с явным сожалением на лице, отстраняется. — Тебе нужно на работу, — поясняет он. — Ещё немного — и ты правда опоздаешь. Чанбин вздыхает. Хёнджин прав, но от этого не менее обидно. — Подбросить тебя куда-нибудь, раз уж я на своей? — интересуется он. — До какого-нибудь торгового центра, ладно? — просит Хёнджин. — Я ещё сам не знаю точно, что именно мне нужно, хотя есть кое-какие мысли… — Тогда я в душ, а ты пока собирайся, — принимает волевое решение Чанбин и огромным усилием воли отстраняется. Смотрит на взъерошенного Хёнджина, в последний раз наклоняется и похищает самый сладкий поцелуй. И он сбегает в ванную, потому что ещё две секунды — и все, больше не выдержит, обогатит сексуальную жизнь Хёнджина знанием о том, каково делать минет миллионеру, или, в крайнем случае, каково, когда миллионер этот минет делает ему.

***

Высаживая Хёнджина на парковке, Чанбин ловит его за ладонь. — Если что — сразу звони, ладно? Что бы ни случилось, даже если что-то незначительное, ладно? — просит он. У Хёнджина с собой документы, карточка с неплохой суммой в Самсунг Пэй, он одет в дорогую одежду, он красивый и более чем тянет на те деньги, которые Чанбин на него тратит. Так что, хотя риски — любые риски — минимальны, но всё равно он испытывает щемящую боль и отвратительное подозрение, что нельзя оставлять его драгоценного Джинни одного, потому что обязательно же что-нибудь случится. — Всё будет хорошо, хён, — тот хитро и воровато озирается по сторонам и оставляет на губах Чанбина поцелуй. — Я обещаю, что буду трезвонить по любому поводу, ладно? — Договорились, — через силу улыбается Чанбин и заводит машину только тогда, когда спина Хёнджина скрывается за крутящейся дверью на входе в торговый центр.