Секта. Оковы.

Ойль мимоходом проверил телефон впервые за ночь: забывал о нем, еще не выработал привычку к гаджету с момента переезда в Лондон. Хотя вряд ли Лэш звонил бы ему из Кит-Ката, секс-клуба с БДСМ тематикой, куда он теперь ходил почти каждую ночь. Несмотря на предложения Беса сбить злость дома, на нем. «Я боюсь тебя покалечить», - отвечал Лэш и шел в клуб, пороть любителей острых ощущений. Секс-партнеров он себе не искал, только расходовал злость и возвращался домой под утро, спал несколько часов и шел в офис, с рвением набрасывался на материалы дела. С Бесом занялся сексом за две недели всего один раз, и тот вышел каким-то печальным. Бес и сам захандрил: он не только волновался за Лэша, который «ушел в себя», но и ощущал дома пустоту без Хамелеона, без его горячей и колкой энергии. Чтоб не погрязнуть в меланхолии, Ойль все чаще оставался ночевать в офисе. Расследование двигалось не быстро – за пару недель их работы один раз мелькнула информация об аукционе на продажу какого-то потомка графской фамилии в качестве «домашнего раба» («наследник графа Де Ракула?.. мда, Бесик, мир таки ебнулся» - прокомментировал это Лэш). Инфа оказалась пустышкой – агенты отследили аферистов через маршрутизаторы, устроили облаву, и нашли несовершеннолетних придурков, решивших неудачно пошутить. Еще один раз выехали на подозрительный объект по собранной Стивом информации, но публичный дом оказался закрытым джентльменским клубом, а все обслуживающие девушки и парни были с необходимыми документами. Проституция в Великобритании – легальна, но контакт с проститутками, которых принудили заниматься торговлей телом, уголовно наказуем, даже если клиент не знал о насильственном характере работы. Поэтому джентльмены чуть не обделались от страха. Но толку в этом было мало, никаких зацепок по делу. Бес отодвинул клавиатуру и чашку с чаем и потянулся. Уже три часа, но сон можно смело отложить. Перейти снова на четырехчасовый двухфазный режим сна было несложно – когда Ойль увлекался чем-то всерьез, для него такие мелочи, как потребности тела, просто не существовали. Когда-то он не мог справиться с лишь одной потребностью тела. Сейчас он мог почти все. Он провел за перепиской на порно-форумах всю ночь – искал новые намеки на торговлю людьми. Пока без результатов, хотя он закинул пару удочек и ждал, когда что-то клюнет. Теперь можно было немного поучиться – Стив оставил Ойлю достаточно информации про программы, полезные для оперативной работы. И Ойль углубился, просматривая информацию не по словам, а глотая взглядом целые абзацы. Привычка к скорочтению, которую он начал развивать в десять лет, была очень полезной, но имела серьезный минус – Ойль больше не мог читать художественную прозу. Он читал, как машина – сканируя текст, оставлял в голове только основные мысли и важную информацию. Эпитеты, метафоры и витиеватые обороты речи просто не попадали в сканер мозга. Ближе к пяти, когда пришло время поспать до появления коллег в офисе, Ойль закрыл все файлы и документы, уселся на диванчик в углу кабинета и достал из своей сумки книгу японских хокку. Поэзия была его личной самодисциплиной – он читал стихи, чтобы заставить себя «видеть» метафоры и эпитеты. Скорочтение в стихах не работало, мозг «зависал», пытаясь обработать нелогичные обороты речи, поэтому нужна была сила воли. Хорошее упражнение перед сном для того, чтобы выключить поток мыслей. Строки складывались в четверостишия и застывали в мозгу гипсовым отпечатком – Ойль запоминал дословно стихи, если читал их два и более раза. Он углубился в чтение, нахмурился, когда нашел отражение своих мыслей в строках, зашептал вслух на японском: Чтоб холодный вихрь Ароматом напоить, опять раскрылись Поздней осенью цветы. Осеннюю мглу Разбила и гонит прочь Беседа друзей. - Черт, еще немного, и ты вызовешь всех дьяволов преисподней своим мрачным речитативом, Бес, - послышался насмешливый голос от двери, и Бес спокойно поднял глаза, будто ожидал этого. Единственный человек, который умел так бесшумно передвигаться – он стоял в дверях, одетый в светлые объемные штаны и черное худи. Его волосы были гладко зачесаны назад, лицо с тонкими чертами светилось чистой кожей и издевательской ухмылкой. - Одного, очевидно, уже вызвал, - Бес расплылся в улыбке. – Значит, цель достигнута. Привет, Хамелеон. Хам прошел в комнату, уселся возле свободного стола, закинул ноги на столешницу и стал качаться на стуле: - Тебе телефон выдали, по-твоему, просто для приятной вибрации в районе жопы? Я три раза звонил. - Ой, - Бес схватился за телефон. – Прости, я был увлечен делом. - Что за дело? – невзначай протянул Хам. - К сожалению, не могу тебе сказать, - пожал плечами Бес. – А что ты хотел, когда звонил? Ночь все-таки. Что-то срочное? - Нет. Я же знаю, что ты не спишь: коты ночью или трахаются, или охотятся. Тем более, я осведомлен, что ты практически живешь теперь на работе. Тебя что, Клим выгнал? - Нет... Просто он и сам теперь не слишком часто дома бывает. С тех пор, как ты ушел, - Бес кинул на Хама краткий взгляд, - И со мной даже не попрощался. Хамелеон равнодушно поковырялся в ухе: - А что с тобой прощаться? Мы с тобой не друзья. Бес отложил книгу, пробормотал: - Жил-был парень, который так сильно боялся близости, что бежал без оглядки ото всех, кто мог вдруг оказаться ему другом и уж тем более, упаси бог, возлюбленным. Никто даже не знал, как того парня по-настоящему звали. - Варежку захлопни! Я не нуждаюсь в твоих психологических разборах, кот некастрированный. - Я не о тебе, я о персонаже из книги. - Я все еще думаю о том, чтобы сделать тебе больно, - процедил Хамелеон. - Я все еще тот человек, который может получить от этого удовольствие, - Бес блеснул янтарными глазами. Хамелеон помолчал, облизал губу, рассматривая парня на диване: тот снова выкрасил волосы – белые перья среди русой копны. - Знаешь, Бес, я действительно мог бы тебя качественно мучить. Может, поиграем? Ебать не буду, но будет вкусно. Ойль вздохнул: - Ты пришел не за этим, Хамелеон. Я не стою в списке твоих приоритетов, это же очевидно. Ты пришел, потому что волнуешься о Лэше. Сообщаю на твой невысказанный вопрос, что он не в порядке, нет. Он переживает личную драму, спасается от тоски по тебе и Анне, избивая сабов в секс-клубе. - Я знаю, Бесик, где он и чем занимается – я побольше твоего в службе. Я знал Клима еще до того, как мы официально встретились в Шотландии. И буду знать, если захочу, что с ним происходит, даже если мы вообще не будем пересекаться. Бес потянулся за чашкой с чаем, надпил и поставил обратно на пол: - Сталкер Хамелеон? Значит, вот такими методами ты сохраняешь свою облюбованную независимость и трезвость мысли. Прячешься и наблюдаешь, да, Мастер? Не слишком ли трусливо для такого... Хамелеон не дал ему договорить, он каким-то молниеносным движением оказался возле Беса и через секунду нависал над ним сверху, давил Бесу на кадык локтем: - Ты забываешь свое место, животное. Лицо Беса исказилось – он пытался вдохнуть. Ему удалось это сделать только через минуту, когда Хам снизил нажатие. Бес закашлялся. Хамелеон спокойно взял его рукой за нижнюю челюсть, слегка потряс, жестким нажатием на щеки приоткрыл ему рот и заложил большой палец Бесу в рот. Погладил небо, язык, щеки изнутри. Лицо у него стало мечтательное и сосредоточенное, он наклонился близко, рассматривая шоколадного цвета глаза Беса: - Мальчик, если еще раз я услышу от тебя дерзость, я разрежу твой язык напополам и буду держать твою голову, пока ты будешь глотать кровь, обещаю тебе это. Ты от этого не умрешь, но отсасывать Климу какое-то время не сможешь. Бес смотрел на него, не мигая; под пальцами Хама скапливалась его слюна и подрагивал язык. Бес несколько раз кивнул. Хамелеон отпустил, отошел обратно к столу, уселся, как раньше. - Спасибо... Мастер, - Бес сглотнул, потер шею, выглядел он на удивление довольным. – Теперь вижу, что я тоже в твоих приоритетах. Так ненавидеть ты можешь только кого-то для тебя важного. Хамелеон посмотрел на свои ногти, вытер их о рукав худи: - Не обольщайся. Я сюда пришел, потому что обещал, что мы обменяемся продолжением наших историй из прошлого – я свои обещания выполняю. Ты же не собирался спать сегодня, так ведь? Давай рассказывай, что там дальше было с тем педиком-Эдиком? Бес задумчиво пробормотал: - Я так и знал... «Чтоб холодный вихрь Ароматом напоить»... - Закрой свое хлебало. Вернее, открой его для того, чтобы рассказывать об интересном. - Да, сэр. *** После того, как Эдуард выгнал меня после того случая, я закрылся в себе на несколько недель. Нюхал клей, протыкал себе пальцы и бедра иголками, не спал – погряз в стыде, вине и тоске по встречам с тем человеком. Через две недели я понял, что кроме меня, никто не сможет изменить мою жизнь, и стал действовать по-другому. Я решил, что мне нужно стать тем, кем я еще не был – чтобы получить прощение от самого себя и от Эдуарда. Стыд гнал меня в тень, поэтому из чувства противоречия я собирался стать как можно более «заметным». В следующий год я постоянно изучал что-то новое, писал статьи, увлекся химией и философией. Выиграл грант за исследования в области косметологии. Заявил в открытую, что я гей, и зарегистрировал молодежную ЛГБТ партию «Интеллектуал». На деньги от гранта я подался в университет и экстерном сдал экзамены за первых три года обучения. Обо мне кто-то написал в блогах. И я ухватился за этот шанс – стал проявляться по максимуму. Выступал перед молодежью, перед журналистами и социальными работниками – всеми, кто готов был меня слушать. Кстати, тогда же познакомился с одним талантливым проповедником, с которым мы вели иногда горячие споры. Я не вступил в его секту, но он вдохновил меня, и я решил когда-нибудь создать свою. Я уже мог уходить из приюта, так как официально стал студентом с государственной стипендией. Но ты знаешь, каким был самый главный шок взрослой жизни в мои почти семнадцать. Что я один. Глубоко и тотально, я чувствовал себя таким одиноким, будто я сам на всей планете. В моменты таких осознаний я снова протыкал иголками себе тело. И не уходил из приюта, тянул время. И дождался. Он снова пришел. Спокойный и элегантный, он просто предложил вместе пообедать. Я согласился. Мы снова гуляли по улицам города до самой ночи и говорили на отвлеченные темы, будто и не было года молчания. А потом он спросил, не хочу ли я выпить у него дома. Мы стояли возле сухого фонтана на входе в большой городской парк, вокруг нас клубилась темнота и осенний туман, с деревьев с шорохом падали листья. И я понял, что больше не был тем мальчиком, который боялся, что запачкает зеркало. Теперь я был тем человеком, который хотел запачкать как можно больше зеркал. Я ответил Эдуарду, что не пью. А он посмотрел внимательно поочередно в каждый мой зрачок, будто искал там какие-то искривления, и сказал: - Я не для того тебя приглашаю, чтобы ты напился. Ты не представляешь... как сильно я хочу просто смотреть на тебя. Но желательно, чтобы ты ползал при этом у моих ног, как тогда по гардеробной. Я почувствовал, что у меня вспотели ладони. В его перчатках. - Почему именно сейчас? Что изменилось за год? Ты боялся связываться с несовершеннолетним? - Нет. Я боялся признаться себе. - Что ты гей? - Я не гей, Ойль, - он покачал головой и на секунду отвел взгляд, и мне стало холодно без его желтых, как у волка, глаз. Я поежился, и он снова укутал меня своим вниманием. – Признаться, что я плохой человек. А плохим людям можно все, даже унижать красивых и умных молодых мужчин. Скажи, Ойль, можно, я буду тебя унижать? Я сглотнул. После разговоров о философии и о том, как Ницше лечил себя опиатами – такой поворот разговора был, мягко говоря, неожиданным. В паху кольнуло от резкого сокращения мышц. - Ты хочешь причинить мне вред? – сглотнул я, но мысленно уже мчался, повизгивая, в расставленные им сети. - Хочу просто посмотреть. Хотя нет, хочу того же, чего и ты. Ты хочешь причинить себе вред, маленькая Сова? Я ничего не ответил, развернулся и пошел в сторону его дома. И меня проморозило от ухмылки, которая появилась у него на лице. Мы вошли в его темный дом – в гостиную, которую освещали только уличные фонари. Думаешь, мне хотелось, чтобы он меня поцеловал? Нет, нет. Мне хотелось, чтобы он меня укусил, всосал и оторвал своим ртом мне язык. Но голос Эдуарда был вкрадчивым и зловещим: - У нас будет одно важное правило, маленькая Сова – прикасаться ко мне запрещено. Раздевайся, - и указал мне на ковер в центре комнаты. Он уселся в кресло, поставил локти на подлокотники, сложил кулаки и положил на них подбородок. Он действительно собирался просто смотреть на меня – выглядел таким довольным и расслабленным. Я раздевался. - А что ты скукожился, Ойль. Выровняйся! Ты же любишь публичность, что ты вдруг сжался. Я снял все, кроме брюк. И все думал, куда же мне деть руки, прикрывать ли очевидную эрекцию или стоять, выставив себя напоказ... Он молчал пару секунд, рассматривал меня – в темноте блестели его глаза. - Снимай все, и трусы тоже, дьяволенок, я же уже видел, что у тебя там есть. Начинай работать кулаком. Порадуй меня своими стонами. Я порадовал. Кусал губы и двигал рукой по члену, постанывая. Закрыл глаза и привычно представлял, будто это он ко мне прикасался. - Ты же хочешь также ласкать свою задницу. Сделай это, и не сдерживайся, повернись, я посмотрю, - сказал он, а я с таким жаром взялся за себя, что, кажется, мог обогреть весь его чертов огромный дом. - Ты говорил, Эдуард, что я развратный ублюдок. А теперь я кто? – выдохнул я, растягивая перед ним попку. Я мечтал его соблазнить. - Ты все еще пошлый, ничтожный, мерзкий развратный ублюдок. Маленькое сексуально-озабоченное животное. Возьми со стола вон ту свечу, которая побольше, надень на нее презерватив и засунь в себя – мне фиолетово, сколько тебе понадобится времени, но она должна в тебя полностью войти. Ляг на спину и подними колени, чтобы я все видел. - Я не смогу такую большую штуку, я еще никогда... У тебя есть смазка? - Нет. Позвоню закажу. А ты пока пойди принеси с кухни оливковое масло и начинай упражнение со свечой. Ладно, возьми ту, которая поменьше, для начала. Я послушался. Следующий час я выкручивался на ковре под его внимательным взглядом, стонал и истекал потом, пытаясь впервые засунуть в себя огромный, как для меня неопытного, объект. В конце концов у меня получилось. Хоть я и согнулся бубликом от боли. - Дрочи член, Ойль. Ты прекрасен, маленькое отвратительное животное. Да, дрочи сильнее. Куда свечу выталкиваешь? Быстро обратно засунь. А теперь подползи сюда, я зажгу фитиль. Из тебя получился хорошенький подсвечник для моей гостиной. Задирай задницу повыше, чтоб у тебя шерстка не подгорела. Дрочи, я сказал! Все, как ты любишь, похабный засранец, давай, пачкай мне ковер своими жидкостями. Можно только представить, в какой позе я передвигался по гостиной. Кажется, я на глазах терял человеческий облик. Повизгивал, когда горячий воск со свечи капал на мою уже и так воспаленную кожу между полужопками, и мастурбировал, все ускоряясь. Глотал слюни и сопли. Я кончил громко, кричал, не сдерживаясь. А он просто сидел в кресле и наблюдал, невозмутимый, как скала. Я помылся едва теплой водой – горячей было больно, и он вызвал мне такси. Я чувствовал себя больным, грязным, использованным и совершенно пьяным от счастья. Уснул я без сновидений. *** Хамелеон уже не покачивался на стуле. Он подался вперед, разглядывая Беса со слегка голодным выражением лица. Когда тот затих, он глянул мельком на свои удобные объемные штаны, хмыкнул и сплел пальцы перед собой. - Да, умеешь ты в лицах рассказывать, Бес. Ты знал, что мне понравится история. Что было дальше? Бес улегся на диване, вытянул ноги, прикрыл глаза: - Почему рассказываю только я? Я тоже хочу знать, что было дальше с той девчонкой, которую приковали к тебе в заброшенном монастыре. - Продолжай, Ойль. Сегодня рассказываешь ты. В следующий раз – я. - Да, «продолжай, Ойль». Он мне тоже так постоянно говорил, и даже выражение лица у него было похожее. В следующую ночь мне очень хотелось пойти к нему, но я не смог, потому что все болело. Но через несколько дней все продолжилось. Он отдавал мне приказы и смотрел. Сам он ко мне не прикасался. Я ничего ранее не знал о СМ сексе, но стал читать об этом. Вооруженный знаниями, я рассказывал парням в приюте всякие леденящие истории, интриговал их. Мой друг, редкий разгильдяй, стал пугать меня в ответ сказками, что в городе стали исчезать люди, и, возможно, я следующий. Я предупредил его, чтоб он вместо «Спасите!» кричал «Ура!», если кто-то схватит его посреди ночи в переулке. Доказано, что этот нехитрый трюк очень хорошо работает с неудовлетворенными извращенцами. *** - Мой маленький мерзкий зверек, сегодня ты себя снова красиво нафаршируешь. Держи, я купил для тебя мячики. Будем считать, это яблоки для праздничной индейки. Это был тот же самый мужчина, который купил мне перчатки и первый в моей жизни милкшейк? С виду - да: тот же изысканный аромат, пиджак безупречного кроя и идеально поставленный воротничек. Вот только разговоры сильно изменились. Он кинул мне на ковер около лица резиновые черные шарики, связанные цепочкой. Чертовщина, этот мужчина был ненасытен в размере вещей, которые хотел, чтобы я засовывал в себя. - Ты что, хочешь, чтобы я порвался, Эдуард? - Ты же будешь делать все медленно и аккуратно, да, вундеркинд? Я знаю, что ты сумеешь порадовать меня, своего наставника. Начинай. Я был в ужасе и восторге от его больной фантазии. По его приказу я садился «на кол», используя в качестве кола ножку перевернутого стула. Дрочил со смазкой из какой-то адской жгучей мази. Рыдал и кончал под его равнодушным звериным взглядом. Потом я впервые (наконец-то) вывел его из равновесия: когда показал ему, как протыкал себе бедра иглой. Он вскочил с кресла и стал расхаживать по комнате. - Ты... разве не хочешь прикоснуться ко мне, Эдуард? – бормотал я, размазывая по ногам капли крови. Я терял рассудок от возбуждения. Он включил верхний свет и приблизился, наклонился. Волчьи глаза горели, и, казалось, сейчас из них посыплются искры. - Отвратительный малыш, меня от тебя тошнит, как я могу хотеть прикоснуться к такой нечисти, - он размахнулся и дал мне оплеуху внешней стороной руки. Я еще мощнее ухватился за свой член – удовольствие от его близости и жесткого касания было невыносимым. Знаешь, что он сделал потом? Это одно из самых впечатляющих воспоминаний в моей жизни... Он вышел на кухню и вернулся с огромным куском сырой свинины. Кинул его на пол, а когда я отпрянул с отвращением, он взялся за мое плечо. Прикоснулся ко мне, наконец-то... черти преисподней... Я чуть не кончил в ту же секунду. Он остановил мою руку. Глаза у него были страшные, но говорил он ласково: - Я знаю, у тебя в кармане пальто есть перочинный нож, Ойль. Пойди возьми его и сделай в этой туше надрез. А потом вставь туда свой ненасытный член. Я хочу, чтобы ты трахал кусок мяса, Ойль. Вот прямо здесь, передо мной. У меня дрожало все тело. Совершенно сухими губами я прошептал, что соглашусь на это только в том случае, если он позволит прикоснуться к нему. Он встал на колени по ту сторону этой гадости на ковре. Схватил меня за волосы и притянул к себе, к своему интригующему ароматному телу, одетому в белую рубашку и серебристый шейный платок. И поцеловал меня впервые. Хотя, это с трудом можно назвать поцелуем. Он пожирал меня там, сосал, засовывал язык и выпускал в меня свою слюну, словно мы были какими-то животными, которые размножаются через рот. Я не смог сдержаться и кончил на тушу между нами. А когда он оттолкнул меня, меня вырвало прямо на ковер. Когда после этого я вернулся в приют, я первым делом пошел не в свою постель. Ты догадываешься, куда? Я вскрыл отмычкой кабинет директрисы и рыскал там остаток ночи, пока не нашел файл с именем Эдуарда. Я открыл файл, глянул на его фото и вспомнил, как мы познакомились – каким красивым, обходительным и сдержанным был этот человек. Ужасно было то, что он и остался красивым. И даже в чем-то – до умопомешательства сдержанным. Я рылся в документах, пока не рассвело. Потом нашел то, что искал: читал и плакал над этими бумагами. Рыдал до икоты, до ощущения, что меня снова вырвет. Но было нечем – желудок был пуст. *** Хамелеон развалился на офисном кресле, сложил руки на бедрах и запрокинул голову, выдохнул медленно. - Блядь, Бесик... Климу ты такую хуету, я думаю, не решился бы рассказывать, правда? - Нет, не решился бы, - ответил Бес, слегка улыбаясь. - Так вот откуда у тебя все эти странные наклонности побыть котиком, да? Ты учился у отборного извращенца... Ну, что ж, мне нравится, во что он тебя превратил. - Уже и нравится? – Ойль поднялся на диване на локте. Он рассматривал Хамелеона из-под длинных ресниц, закусив губу. – Ты ведь говорил, что я раздражающе покорный пассив. Хамелеон медленно сглотнул, его кадык дернулся, но голову он не поднял. - Ты, оказывается, не просто отвратительный покорный пассив, ты особый, редкий вкуснейший вид позорного мазохиста, которого хочется не трахать, но разделывать по кусочкам. Это потому тебя не выебал тот твой Эдик-педик? - Ну, кстати об этом... Я пришел к нему без приглашения в следующую ночь, с твердым намерением поговорить. Но у него были гости, и он был нетрезв. Трое взрослых мужиков гораздо старше меня, и мой Эдуард: они играли в бильярд в подвале, пили виски и курили сигары, и развлекались там не первый час, судя по стеклянным взглядам. И тут нечистая сила принесла меня. Хамелеон выровнялся и сжал, погладил свой пах. - О, вот тут, чувствую, тоже будет интересная такая сцена, да? Давай, расскажи мне еще чуточку, и я не выдержу, все же начну тебя ебать. История с мяском меня прямо зажгла. Ойль прилег обратно на кушетку, улыбаясь: - Скоро восемь часов, Хамелеон, люди в службу сходятся. Думаю, если ты... возьмешь меня на рабочем месте, даже тебе это не сойдет с рук. - Сссука. Чертов Бес, ты прав, в офисе я трахаться не люблю. Увидимся завтра, моя очередь впечатлять тебя рассказами, мелкая ты хитрожопая скотина. Давай работай, а то от Клима, я думаю, сейчас не очень много толку. Он встал, сделал несколько глубоких вдохов, потянулся, размял шею и даже пару раз попрыгал на одном месте. Показал «фак» Ойлю, который нежно улыбался, глядя на него. И выскользнул в коридор. Исчез так же беззвучно, как и появился. Через несколько минут в дверях появился Лэш. Он удивленно оглянулся, будто что-то искал, и присел на еще теплый после Хамелеона стул. - Привет, Бесик. Не пойму, чем таким знакомым здесь пахнет? - Доброе утро, сэр, - пробормотал Ойль и сел, подтянул ноги, обхватив руками колени. Посмотрел хитро на Лэша. – Хорошо пахнет или не очень? Не представляю, о чем ты. Я вечером был в душе, если что. - Ай, ладно, забудь, меня просто флешбекнуло в какое-то приятное воспоминание, - Лэш повернулся к монитору компьютера. – Какие у нас новости по делу? Бес поднялся, взял ноутбук и ввел пароль. - Пока особо никаких. Я нашел подходящие форумы, где аккуратно закинул несколько наживок на то, что у меня есть очень обеспеченный клиент из бывшей колонии, который искренне «ценит» англичан и их бесценный взнос в развитие заморских территорий, и мечтает отблагодарить их своим толстым... эмм... кошельком. Жду каких-то движений. - А что с тем подпольным аукционом, о котором говорил батя? - Его буквально сразу свернули, все ниточки обрубили, мы так и не поняли, это что-то реальное или тоже фейк. Будто бы, там шла речь о продаже высокородного парня «с довеском». Что за довесок или кто этот парень – никакой информации. Или его слишком быстро продали, или это было предварительное прощупывание рынка, если вообще шла речь о реальном человеке. - Значит, мы возимся в куче сена в поисках иглы... Будем надеяться, что игл там просто нет, потому что я пока ума не приложу, кто может быть этим «высокородным с довеском». У нас было только одно заявление по исчезнувшим аристократам, восемнадцатилетний Джордж Кортлэнд. Нашелся спустя пять дней в загородном доме своего отчима, в алкогольной интоксикации. Живой-здоровый вернулся в семью. За прошедший год было несколько смертей с участием отпрысков высокого рода, учитывая одну большую аварию, где погибла вся семья, но дела закрыты, никаких подозрительных нюансов или «висяков» в полиции. Я пообщался также со всеми операми, кто занимался работорговцами. За ниточки подергали, информаторов предупредили. Материалы по прослушке наших постоянных «неблагонадежных» клиентов и перлюстрации электронных сообщений по ключевым словам – это все тоже я организовал и теперь каждый день завален докладами. Займусь ими сейчас. Ладно, давай будем работать, как настоящие офисные крысы, а дальше время покажет. Лэш уселся на диван возле Беса, открыл ноутбук и углубился в чтение. Ойль подставил себе стул под ноги и прижался плечом к Лэшу. А через полчаса просмотра сообщений сладко уснул. Лэш покосился на него, улыбнулся. «Главное в жизни котов – это отвоевать диван. Захватчики», - прошептал и продолжил просматривать отчеты перлюстрации, в которых могли мелькать ключевые слова «рабство», «чистокровный», «аристократ» и синонимы. Он изменил конфигурацию поиска, добавил в ключевые слова фразу «с довеском» и вздохнул, когда увидел количество писем для просмотра. Работа не всегда такая динамичная, как хотелось бы. Где же взять металлоискатель, чтобы быстренько прошерстить все это сено? Он еще раз посмотрел на список ключевых слов: «Мда, бля, а ведь когда речь идет об обычных людях, которые могли попасть в рабство, МИ-5 не бросается на их поиски. Вот такая справедливость в жизни. Ну, ничего, может, я по ходу дела поймаю рыбку, которая ест не только золотых червей». *** Кристофер сжал зубы, когда увидел, в каком состоянии Питер возвращается в комнату. Плечи опущены, руки безвольно болтаются, отросшие за несколько месяцев волосы сосульками закрывают глаза. Его губы шевелились. Он еще больше исхудал – обруч, который придерживал набедренную повязку, сидел теперь криво и при следующем шаге сполз, открывая клочок рыжеватых волос на лобке. Кроме повязки, ничего на нем больше не было. Он, пошатываясь, прошел к своей койке в углу и лег, скрутился калачиком, отвернулся к стене. - Пит? Что... что сегодня? – Кристофер снял с себя просторную тонкую накидку и подошел, накинул на лежащего парня. Не для тепла (в пятидесятиградусной изнуряющей жаре и речи об этом не было), а потому, что не мог вынести чувства вины при взгляде на синяки на бедрах друга. Питер что-то шептал. Крис наклонился к нему и ощутил сильный запах марихуаны. - Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Не надо. Пожалуйста, - бормотал Питер, вращая глазными яблоками под веками. Крис положил руку на плечо друга и тот дернулся, сжимаясь в комок, запричитал громче. – Пожалуйста... прошу. Не надо. Пожалуйста... Крис поспешно убрал руку. Отошел и зажал себе уши. «Господь, мне придется все-таки сдаться, иначе они замучают Питера? Черт! Черт! Черт!!!» Уже несколько месяцев он держался, не давая этим ужасным людям сломать его волю. Но какой ценой? Он уселся прямо на пол в адски жаркой комнате. Перед его глазами возникла ужасная картина сегодняшнего утра. Перед ним – огромный и черный, как ночь, нигериец (или кениец, кто их разберет, Крис до этого ни разу не был в Африке), держит за ошейник Бэль. Обпоенный какими-то наркотическими настоями Питер – перед ним на коленях, закрыл лицо локтем. Крис бессильно сжимает кулаки. - Вылить кислоту на твоего пса или на твоего любовника, баронет? – спрашивает нигериец c ужасным акцентом. – Не упрямься, баронет, я же все равно добьюсь, чего хочу, не зря ведь я отдал за вас триста кусков. Крис не двигается, только сильнее вдавливает ногти в ладони. Черный дьявол поднимает кувшин с какой-то жидкостью и начинает лить... собаке на спину. Пес взвизгивает и отпрыгивает. У Криса подкашиваются ноги, он опускается на колени, сдерживая рвущийся крик. Мучитель мерзко смеется. Крис медленно поднимает голову – вот он, этот край, где больше нет инстинкта самосохранения. Сейчас Крис бросится на мерзкого темнокожего великана и разорвет его ненавистный рот. А лучше выколет ему глаза, и будь, что будет. И видит, что пес жив и в порядке – просто мокрый. Это была не кислота. Ненависть. Ненависть и гнев. Почему он просто не умер вместе с родителями в той автокатастрофе?