Секта. Оковы.

Официант провел Беса в закрытую комнату клуба Кит-Кат. Бес удивленно осмотрелся. На столе – хаос из тарелок с орешками и чипсами, вперемешку с пепельницами (в которых тоже поселились орехи и разный мусор) и банками от пепси, пустыми и полными. Хамелеон развалился на диване, забросил ноги на отдельный стул. Образ его сильно отличался от предыдущего раза: на этот раз он был не в удобных штанах и худи, а в обтягивающих кожаных брюках, тяжелых ботинках на высокой подошве, черной майке-сетке и кожаных байкерских перчатках с обрезанными пальцами. В ухе – серьга в форме большого вопросительного знака, волосы закручены в «мокрые» жгуты, свисающие на густо подведенные черным глаза. - Ого, как ты выглядишь... – протянул Бес, усаживаясь на другую сторону дивана. – Агрессивно и стильно. Я бы и не узнал тебя, если б в толпе увидел. Хотя кто тебе, наверное, только этого не говорил. Ты не устаешь быть разными личностями, Тео? Ойль тоже вырядился для секс-клуба с изяществом: надел облегающее черное боди с высоким вырезом бедра и широкие низкие брюки в стиле техно. - А ты не устаешь быть котом, животное? – ухмыльнулся Хамелеон и сделал знак накачанному татуированному официанту поджечь кальян. – И да, ты тоже интересно смотришься – будто трусы до шеи натянул. Меня забавляет думать о том, как они там внизу впиваются тебе в промежность. Бес поднял на него бровь и потянулся взять со стола банку с газировкой. Молчал, пока официант не раскурил кальян и не вышел. Бес был рад, что долго ходить по клубу в поисках Хамелеона не пришлось – боялся столкнуться с Лешим, который об их встрече не имел и понятия. Оказалось, Хам все упростил – забронировал закрытую комнату с большим стеклом во всю стену с видом на сцену. Прозрачным стекло было, конечно, только со стороны наблюдателя. Так что Лэш, выступление которого должно было начаться на сцене примерно через полчаса, увидеть их шанса не имел. - Это удобное боди, Тео, оно никуда не впивается. - А жаль, - прокомментировал Хам, затягиваясь ментоловым дымом из кальяна и рассматривая в окно, как на сцене устанавливают обтянутый кожей БДСМ-круг с креплениями для рук и ног, и невысокую, похожую на гимнастический снаряд лавку. - Какой на столе бардак... Ты что, с обеда здесь? – Бес поднялся, начал собирать бумажки от орехов на столе. - Кот, положи мусор обратно – он там для дела. И да, мне не нужно много времени, чтобы привести все вокруг меня в комфортный хаос. Не вздумай начать здесь все выкладывать в параллельном друг другу параноидальном порядке. Сядь, затянись и расслабься. Он протянул Бесу кальянную трубку. Бес послушался. - Ты... часто сюда приходишь? – спросил он, глубоко вдыхая ментоловый аромат и разглядывая стройные, обтянутые кожей ноги Хамелеона. - Иногда. - Ясно, - прокомментировал Бес. Какое-то время они сидели в тишине, вокруг них клубился ароматный дым, из зала доносились басы музыки. – Он тоже по тебе скучает. Очень. Секса ему тоже без тебя особо не хочется. Хамелеон потянулся, взял со стола одну банку, пошевелил, определяя, что она пустая, отбросил, взял вторую и надпил: - Я не отвечаю за других людей. Кому и что без меня или со мной хочется – это их личные проблемы, Бес. Бес задумчиво смотрел на него какое-то время, потом заговорил: - Могу я поинтересоваться? Что тебе на самом деле нравится в сексе? Мы толком и не говорили об этом. Причинять боль, ролевые игры. А что еще? - Хмммм. Когда я настроен на секс, Бесик, мне нравится в нем все – тогда я пансексуал с отсутствием ограничений. – Он затянулся кальяном и медленно выдохнул красивое колечко. – Понятно, что приходится соизмерять мои безлимиты с желаниями партнеров, но мне редко кто-то в чем-то отказывает. - Да уж... попробуй откажи человеку с ножом, - пробормотал Бес, а Хамелеон только ухмыльнулся в ответ. – А когда ты не настроен на секс, то что? - То ничего. Хоть дрочи мне пылесосом с обратной тягой – мне будет неинтересно. Тогда я асексуал. - И... когда у тебя последний раз был секс? Без Лэша ты пан- или а-? – задал вопрос Ойль, но ответа не последовало. В зале замигал свет, включился стробоскоп и разноцветные огни. На сцену вышли несколько спортивных парней, начали ритмично двигаться под музыку. Хамелеон несколько секунд рассматривал их, потом повернулся к Бесу: - Трахаться с тобой сегодня не планирую, кот, если ты об этом. - Я... не об этом. На самом деле, хочу послушать о тебе. Все, чем захочешь поделиться - мне интересно. Хамелеон снова повернулся к окну. Они пару минут смотрели на танцующих ребят, которые выгибались и двигали бедрами в динамичном горячем ритме музыки. Потом Хамелеон нарушил молчание: - Знаешь, ты вот рассказываешь, что не знал, что в устрицах не бывает жемчужин, или что блинчики вам в приюте не подавали. Это, Бес, совсем другой уровень проблем, чем в моем детстве. Мне было насрать на салюты, веришь? О чем я действительно в приюте не знал, так это о том, что зубные врачи, оказывается, могут делать анестезию. В теории. Что бананы в оригинале не черного цвета, а мясо может и не смердеть при жарке. Но убегал я из приюта не потому. Жрать почерневшие бананы на улице – это примерно тот же вкус. Но вот воздух свободы гораздо вкуснее. Даже в канализации. Когда меня отлавливали и возвращали в детдом – там ждала бодрящая антицеллюлитная программа. Меня раздевали догола, ставили у стены в общем душе и избивали тонким напором холодной воды. - Синяки были по всему телу? – уточнил Бес, раскрыл пачку с чипсами и стал хрустеть. - Да так, по мелочи. Зато, знаешь, говорят, пингвины-самцы высиживают яйца, согревая их жопой? Так вот я после такого душа тоже был пингвином. Бес сжал губы, рассматривая профиль Хамелеона. - А как ты выжил на улицах, когда убегал? Где брал еду? - Воровал в основном и... показывал фокусы, - Хам улыбнулся, кидая на Беса краткий взгляд. Он повернулся, выковырял из кармана узких штанов две евровые монеты, покрутил их между пальцами и они исчезли – Хам открыл Бесу пустые ладони. Пошевелил пальцами, сжал и разжал кулаки – и на его ладонях лежали уже четыре монетки. Бес расплылся в счастливой улыбке. Хамелеон подбросил монету над своей банкой с газировкой. Падающая монета звякнула, ударяясь, о металл, и исчезла, как по волшебству. Хамелеон спокойно отпил из банки. Бес зачарованно вздохнул. - Клаааас... Еще покажи, - прошептал он. Хамелеон хмыкнул: - Ну ты и дитя, с тобой любому мошеннику приятно было бы иметь дело. Могу показать теперь фокус с твоими монетами – тоже заставлю их исчезнуть. Доставай... Эх, старые привычки... Да, кстати об этом. По поводу твоей истории про Эда - как ты распорядился его деньгами? - Открыл лабораторию и продолжил заниматься исследованиями в области химии. Часть вложена была в создание секты, и деньги вернулись втройне. Остальное просто лежит. Знание о деньгах – это не то, с чем ты выходишь из приюта, или даже из универа. Но мне всегда... эм, нужно учитывать контекст. Возможно, я немного отличаюсь от других людей и не умею распоряжаться деньгами просто по своей природе. А что, Тео, ты мог бы показать фокус и с теми деньгами, заставив их исчезнуть или удвоиться? Хамелеон засмеялся: - Как раз наоборот, Бес. Подумал, может ты, раз уж ты гений, посоветуешь мне, что делать с моим счетом. Когда-то я воровал, чтобы выживать. Сейчас я получаю столько, что... Никак не пойму, что в количестве нулей такого, что за ними все так маниакально гоняются? Куда люди тратят всю ту кучу бабла, которая им приходит? Бес пожал плечами: - Не представляю. Давай я изучу информацию по капиталовложениям и дам тебе достойный ответ, дай мне недельку. Когда это задание от кого-то, я эффективен, когда речь обо мне самом – мотивации нет. - Какой... альтруист. И как ты только до подросткового возраста дожил. Договорились, будем... Хамелеон заметил в окне новое движение на сцене. Он оборвал себя на полу фразе, развернулся к «витрине» и застыл. Передняя сцена стала тусклее. Задник осветился красноватым светом, и там нарисовался мужской силуэт. Он сделал несколько медленных шагов вперед: мужчина с обнаженным торсом, на лице маска – клыкастый череп. В руке – длинный хлыст, смотанный в несколько колец. Узнать Лэша под маской парням было несложно. Оба они столько часов провели, просто наблюдая за ним, что каждая линия его мышц была им хорошо известна. Музыка оборвалась. Превратилась в зловещий аккомпанемент шагов мужчины в маске. Танцующие замерли в тех позах, в каких их застал момент смены декораций. Лэш вышел вперед и встал между ними. Музыка снова набирала силу. Мужчины-танцоры стали плавно двигаться вокруг «черепа» в центре. Он не двигался, потом в какой-то момент сделал рывок, накинул связанный в петлю хлыст ближайшему парню на шею, стянул. Тот рванулся в сторону, но Лэш дернул его обратно. Повалил себе под ноги. И парень остался в горизонтальной плоскости, стал так эротично выгибаться, будто его совращал невидимый дух. Лэш снова смотал в кольцо хвост бича и заарканил другого танцора. Повалил и его, и теперь у его ног ползали две гибкие фигуры. Парни на полу стали рвать на себе одежду. Свет замигал и на секунду погас. Когда зажегся – Лэш стоял в глубине сцены, подняв хлыст над головой. Двое мужчин, уже полностью обнаженные, целовались на краю сцены ближе к залу. Бес смотрел на сцену, но поглядывал на Хамелеона. Тот подался вперед, внимательно всматриваясь в происходящее на сцене зачерненными глазами и не мигая. Лэш из глубины сцены взмахнул рукой, кончик хлыста щелкнул по спине лежащего на полу парня. Тот дернулся и вскрикнул. По залу прокатился стон. Лэш снова размахнулся хлыстом и обжег ударом второго парня по ягодице. Вскрик. Зал громко выдохнул. Хамелеон, как зачарованный, поднял руку и сквозь тонкую сетку майки взял себя за маленькую серьгу в левом соске, провернул. Бес придвинулся к Хаму поближе, с удовольствием вдохнул его аромат и услышал его ускоренное дыхание. - Ты бы хотел быть с ним на той сцене, Тео? Я бы хотел... быть там с ним и тобой, - промурчал Бес. Хам не откликнулся, не пошевелился – казалось, он ничего не слышит. Бес потянулся лицом к голове Хамелеона – то ли прошептать ему что-то, то ли вдохнуть его запах поближе. Хамелеон выбросил вверх кулак, и перед самым лицом Беса из перчатки Хама на костяшках выскочили лезвия, каждое длиной с палец. Лезвия были направлены вверх, не в лицо Ойлю. Но производили впечатление. Ойль разочарованно муркнул и отодвинулся. Теперь его возбуждали не только вид Лэша на сцене и крики танцоров, но и недоступная фигура Хамелеона. Хамелеон молча опустил кулак, лезвия исчезли. Голые актеры на сцене изгибались в страстном танце. Они целовались и катались по полу, сплетались в импровизированной борьбе, пытались уложить друг друга на лопатки. Лэш периодически взмахивал батогом и оставлял красный след на коже одного из парней, того, кто оказывался в этот момент сверху. Парни мучительно постанывали. Сцену озаряли то розовые, то красные софиты, из-за чего казалось, что действие происходит в аду, а обнаженные мужчины – это приговоренные к вечным мукам грешники. В какой-то момент один из них навис над партнером и вставил ему в рот. Лэш стал мастерски, медленно и прицельно, избивать спину актива, пока тот исходил потом и рычанием. - Я говорил тебе, что ее приковали ко мне наручниками, да, Ойль? Тину, девочку с рахитом, - произнес спокойно Хамелеон, не отрывая взгляд от сцены. - Эмммм, да, на этом ты остановился в прошлый раз, - промямлил Бес и сжал кулак на своих гениталиях. Аккомпанемент звуков секс-шоу с участием Лэша, плюс контраст между сексуальностью вида Хамелеона и его сдержанностью – это сводило Беса с ума. – Хамелеон, я хотел бы взять тебя в рот. - Знаю, что хотел бы, - голос Хамелеона стал холодным, он повернулся к Бесу и окинул его надменным взглядом. – Я ощущаю, как изменился твой запах, маленькая Сова. Ты выделил смазку, да, развратное животное? Мне доставляет удовольствие думать, что ты будешь слушать меня в таком вот возбужденном состоянии. Отсасывать мне нельзя, и убери руку от своих штанов. Мы разговариваем, ты не заметил? - Да, сэр. Хоть я мог бы слушать и с закрытым ртом... - простонал Бес, сжимая руки на обивке дивана и закрывая глаза. - Нешуточно тебя заводит, когда я играю Эдуарда, - голос Хамелеона снова стал обычным, насмешливым. - Да... Ох... да, Тео... - Тихо-тихо, дыши, кошара. Боги, теперь я с тобой буду встречаться только в секс-клубе, никакого офиса. Так ведь гораздо веселее. Я тебе про жесть сиротских скитаний, а ты на полу... на коленях... с мокрым членом в руке... Черт, что-то я и сам увлекся. – Хам встряхнул головой, перевел взгляд на сцену, где двое голых «грешников» уже были растянуты на приспособлениях, один привязан к кругу, второй оттопырил задницу на «скамье». Лэш лупил их под музыку, эффектно раскручивая хлыст. – Знаешь, тебе нужно рассказать Климу твою историю про Эдика. Серьезно. Особенно детально остановись на ваших играх, пока твой патрон смотрел, как ты повышал уровень онанизма в крови. Хозяин заслуживает знать, каких мышей привык ловить кот. - Тео, можно, я себя... к себе прикоснусь? Я очень возбудился. - Только если выучишь словосочетание «подрочу, бля». Нет? Ну, видишь, значит нельзя. Передо мной не прикасаются к себе, Бес. Передо мной грязно дрочат, и никак по-другому. На, затянись кальяном. Когда кто-то душу изливает, нехорошо изливать сперму, очередность нужно соблюдать. Сегодня, Бесик, ты не ударишь по разврату железным кулаком онанизма. *** После длительного «воспитания» нас уже можно было ставить работать: мы считались достаточно сломанными. Теперь нас вывозили каждый день, чтобы мы просили милостыню на улицах большого города. На нас с Тиной надевали какое-то тряпье, чтоб не было видно, что мы скованы. Милые детишки, держащиеся за ручки, просят подаяние. Из-за хронического голодания мы с Тиной выглядели младше своего возраста, она периодически падала на колени из-за слабых ног и ушибов. Это хорошо работало, нам часто давали деньги. Знаешь шутку, как один бомж просит у другого одолжить ему кружку денег – до получки? Вот мы могли быть, считай, местными ростовщиками. Один раз я попытался убежать. С Тиной на руках. Сумел оторваться от двух наших наблюдателей и заскочить в кузов какого-то грузовика. Оказалось, не все так просто. Наблюдателей было не двое, а пятеро. Пятеро взрослых на двоих избитых детей. Сколько же денег мы приносили? Когда нас вернули в заброшенный монастырь, освежающий душ от детдомовских воспитателей, имевших одну-две судимости, показался мне вполне даже и приятным приключением. Ну а насчет денег. Сколько бы мы не приносили, очевидно, существовал способ заработать на нас еще больше. И нас продали в цыганский лагерь. Нас с Тиной и еще одну пару – моего друга Сефу и его «тень» - запуганного до смерти малолетку Роба, который постоянно ссался под себя и готов был заложить кого угодно, лишь бы его перестали бить. В том лагере я и задержался... Мексиканский парашютист, если ветер попутный — становится американцем. А если нет — колумбийским наркобароном. А я на пять лет залетался вместе с кочевым табором... И кем я только там не стал. Предположишь, что летал я не просто так? И правильно. Но дело было не в барбитуратах, которыми нас накачивали в монастыре. Здесь история становится немного похожа на твою. Потому что у меня тоже появился учитель. *** Тео бредил. Кости ломило, внутренности выворачивало, его бил озноб. Он потерял счет времени и все время проверял, показалось ли ему, что Тины рядом нет. Он поднимался на локте, щупал сначала пустое пространство, потом свою руку (где браслеты?) ловил глюки, что девочка, возможно, растворилась в воздухе. Воспаленным мозгом «вспоминал», что Тина, должно быть, похудела настолько, что выскользнула из наручника и убежала, успокаивался и засыпал. Потом просыпался в ужасе, что она далеко б не убежала на своих худых кривых ходульках, и снова проверял койку рядом с собой. Она ведь всегда, всегда была вот здесь, спала, скрутившись эмбрионом, выпятив худой зад к Тео, обнимая саму себя его рукой. Куда она делась, черт? Подняться сил не было. Тео снова обшарил рукой пространство вокруг себя. Потом нашел пальцы, теплую руку. Ухватился. «Тина, бля, я пересрал, думал, тебя забрали, ты нормальная вообще, так меня пугать?» - прохрипел он пересохшим горлом. Успел подумать, почему у Тины так сильно распухла рука, и выключился. Мужчина, сидящий возле мальчика, вздохнул, выудил из его цепкой влажной руки свою ладонь и сменил ему на лбу прохладный компресс. Помешал травяной отвар в большой металлической кружке и налил немного в надколотую чашку. Приподнял мальчика – он был легким, как тряпичная кукла, а его острые кости позвоночника и лопаток выдавались – и налил отвар ему в рот. Пацан закашлялся и прошептал какую-то тарабарщину из отборных матов. Зено, цыганский знахарь, опустил мальчика обратно на набитый опилками матрас. Вздохнул, заправил себе за уши кучерявые темные локоны. В ближайшие пару дней пацан или выживет, или нет. Если нет, то Зено получит наказание от ром-баро за зря потраченные на раба деньги. Купленные дети не должны умирать. Они должны работать и компенсировать бабки. «Так что разберись там, Зено, по-быстрому». Да, твою ж мать... Зено был лекарем по призванию, так что он лечил не ради избежания наказания, а потому, что по-другому не мог. Лечил как можно тщательнее, насколько это было возможно в условиях относительной санитарии и в ситуации, где человеческая жизнь ценилась только на сумму, ранее за нее заплаченную, или ту, которую можно было выручить потом. Но пацана он выхаживал со всей отдачей. Засыпал над ним ночами, склонившись на локти, просыпался от его хриплого бреда. Малец постоянно рвался кому-то бежать на помощь, садился, пошатываясь, посреди ночи, худой и изможденный, собирался идти искать то Тину, то Сефу и Роба. - Живы твои друзья, ляг и расслабься. Здесь они, недалеко, - Зено мягко прижимал рукой худощавую грудь парня к койке и убирал его влажные от пота волосы с лица. – Спи уже, Тео, что ж ты никак не уймешься... Тебе б самому выжить. Да ляг, кому говорю... И где только в тебе столько силы воли спрятано, живучий червячок. Спустя неделю жар наконец-то спал, и стало понятно, что Тео выкарабкается. - Тебя не так просто убить, да, малец? – измученно улыбнулся ему Зено. Оказывается, когда глаза у Тео не были бордовыми из-за лопнувших капилляров – они были прозрачно-голубыми, вот оно открытие. - Ты кто? – спросил слабым голосом пацан, рассматривая молодого мужчину над собой и плотно сжимая потрескавшиеся губы. - Я, по ходу, твой ангел-хранитель и крестный-фей в одном лице. Привет, малец, меня зовут Зено, я знахарь. - Знахарь, бля? – Тео всмотрелся в лицо над собой с тем пристальным вниманием, от которого становилось некомфортно многим его друзьям. - Излечиваешь людей касанием, типа, да? А прыщ-то у себя на лбу побороть и не осилил? Зено запрокинул голову и зашелся раскатистым смехом. *** - Так, Бес, я познакомился с местным лекарем по имени Зено. Пока я становился на ноги после какой-то болячки, мы много общались. Он объяснял мне мои будущие обязанности, которые сводились к тому, чтобы приносить деньги всеми доступными способами. Рассказал, что мои друзья живы и уже вышли на работу попрошайками. Никто теперь не держал нас связанными по двое, потому что не было шанса убежать как такового: цыгане раскинули невидимую шпионскую сеть, основанную на шантаже, взятках и запугивании – по всей стране. Кто попадал в табор, тот, скорее всего, мог выйти уже только мертвым. К тому же, методы расправы, которые использовали против сбежавших рабов, были страшнее и радикальнее, чем все, что я слышал до этого. Мой друг Сефа как-то заговорил с полицейским на улице во время смены. Вернее, тот заговорил с ним, а Сефа вовремя не скрылся в подворотне, имел наглость что-то отвечать ему пару минут. Смотровые это увидели, донесли ром-баро. И Сефа не только никому ничего больше не рассказывал, но и ел исключительно тщательно перемолотую в жидкость пищу. Потому что ему отрезали язык. *** - Быть лекарем в цыганском таборе. Почему сразу не военным хирургом? Или испытателем бракованных гильотин? Одна бессмысленная хрень, – Тео все еще был очень бледен, но настаивал на том, чтобы каждый день ему разрешали прогуливаться на улице. Зено подозревал, что Тео присматривает пути к побегу, потому всегда сопровождал его на этих прогулках. Рассказывал про традиции цыган, истории из жизни, приправлял их шутками. Будто между прочим, упоминал пытки, которым подвергались беглые рабы. Он пытался запугать Тео в первую очередь потому, что сам боялся того, что с этим гордым и колючим пареньком может сделать ром-баро, не терпевший непослушания. - Помешанные на религии и предрассудках, мы, ромалэ, искренне верим не только в бога и Черную Сару, но и во всю плеяду адских демонов, колдунов, ангелов, а также вездесущего ром-баро, который приравнивается к участнику святой троицы. - Вы промахнулись со счетом – ваш баро в троице, как минимум, четвертый, – прокомментировал хмурый Тео. Зено хмыкнул: - Так, да! Ты слышал, что ученые предположили, что ромалэ умеют считать только до четырех? - Зено ухмыльнулся. – Ученые, ха! Не на тех нарвались. Мы тех ученых тоже, очевидно, обманули: приплюсовали хрен к пальцам, отняли щепотку на сдачу, получилось три. Но если округлить, то четыре. Так что можно сильно не выебываться, Тео, просто запомни, что Тиаго тоже в святой троице, и это даже не обсуждается. Как-то так. - Понял, - серьезно ответил Тео. Тео сам не заметил, как постепенно, выздоравливая, стал воспринимать знахаря как «своего». Зено не только лечил и снимал боль, словно был волшебником, но был и вечным источником позитива. Даже Тина в его присутствии слегка улыбалась, показывая надщербленные зубы. А Роб вообще каждый раз норовил залезть ему на колени при встрече. Жена Зено, пышная красавица с тяжелыми густыми волосами, даже угостила как-то детей конфетами, орехами в шоколаде. Сефа сильно плакал, потому что не мог их есть. Зено расплавил на сковороде сахар, добавил туда каких-то трав и сделал для него леденец – оказалось, леденцы мальчик мог обсасывать, плюс травы снимали его боль. В своих историях Зено часто насмехался над суеверными собратьями, но когда заходила речь о баро Тиаго, он становился очень серьезным. Пару раз даже заявил, что баро владеет магией и может находиться в нескольких местах одновременно, а также слышать и видеть сквозь стены. Тео считал все это полной хренью, но кивал. Пока сам не убедился, что это правда. *** Через несколько дней после того, как Тео вышел на «работу», он задумал попытку побега. Нужно было попробовать, пока он не застрял в рабстве, как муха в меду, самым страшным образом – силой привычки. В какой-то момент, когда на улице собралось много людей – был праздник – Тео упал на землю, стал биться в припадке и пускать пену изо рта: он предварительно разжевал кусочек мыла, который своровал у Зено. Расчет был простым: люди на улице, скорее всего, должны были вызвать скорую помощь. А уже в больнице, оставшись без присмотра цыган, у Тео были бы развязаны руки. Если бы план не сработал, наказывать парня было бы не за что: эпилепсия - это не то, что можно контролировать. Не сработало. - Это мой брат, у него бешенство, скорее, расступитесь, его нужно закрыть от солнечного света, - заорал людям присматривающий за Тео цыган, появившийся будто ниоткуда, накинул на бьющегося в «припадке» Тео куртку и унес на плече. И никакой скорой помощи. Зено дома в палатке осмотрел парня и печально покачал головой. И за Тео пришли. Его отвели к Тиаго в его фургон – неожиданно просторный «дом на колесах». Табор Тиаго не относился к оседлым: хотя и стоял на одном месте в поле уже два года, никто не строил ни домов, ни долгосрочных планов. Цыгане побогаче жили в своих автофургонах, остальные, в том числе нанятые и купленные «батраки» - в палатках между фургонами. В палатках жили также те, кто просто не выносил замкнутые пространства. Например, Зено: знахарь утверждал, что стены на него давят. Понятное дело, территория табора охранялась хорошо вооруженными членами клана. Тиаго развалился на кожаном диване, раздвинув ноги и почесывая своему кобелю-доберману за ухом. Тео задумался над тем, как внешне похожи были Зено и баро. Он пытался понять, дело ли просто в том, что все цыгане ему казались на одно лицо, или же здесь шла речь о родственной связи. Одинаковыми были не только темные, глубоко посаженные глаза и тонкие орлиные черты лица, но и привычка держать голову, склонив набок. Баро долго смотрел на Тео, не произнося ни слова. - Так это ты тот самый Тео, да? Наслышан. Зено говорит, что ты, засранец, умный и пронырливый. Кажется, он очень тебя ценит, - баро говорил доброжелательно, с легкой улыбкой. Тео молча склонил голову, поглядывал на баро из-под волос. Тот поманил его пальцем, предлагая приблизиться. Тео сделал шаг и покосился на пса у ног сидящего мужчины. - Ближе, – приказал баро, и когда Тео приблизился, а потом и наклонился, Тиаго схватил парня за волосы и притянул к себе. Лицо мужчины стало злым. – Так это вы, значит, вдвоем договорились играть, будто ты, малец, очень болен, чтоб я тратил на тебя мои деньги, ничего не получая взамен? Ты, крыса, когда будешь нормально работать? - Завтра... буду, - прошипел Тео, нащупывая в рукаве иглу для внутривенных инъекций, которую тоже стянул у Зено и припрятал для такого вот особого случая. Тиаго отпустил парня, лицо его расслабилось, и он ленивым жестом указал на пол. - Стань вот здесь на колени, а то высокий слишком. Хорошо. Так значит, ты не болен, да, малец? Никакого бешенства или эпилепсии? А что это было в городе на площади? - Иногда... случаются припадки. Очень редко. От стресса, - выдавил из себя Тео. - Ааааа, - Тиаго сочувственно покачал головой. – От стресса. Тогда понятно. Он подал знак своему помощнику, застывшему в дверях фургона: «Приведите сюда ту кривоногую девчонку». У Тео поджались от страха мышцы. Пока они ждали, баро не сводил глаз с Тео, сканировал его фигуру на коленях на полу. Тину привели и толкнули на пол рядом с парнем. - Ну смотрите, детишки, - снова заговорил Тиаго, - я не злой человек. Наоборот. Забочусь о сиротах, как могу: даю им возможность заработать себе на жизнь, даю им уход, еду и защиту. Все, что прошу взамен, это уважение и послушание. Как добрый родитель, да? Поэтому я не буду наказывать тебя, Тео, за проваленный сегодня рабочий день. Ты ведь не виноват, так? Приступы случаются, я понимаю. Поэтому накажу вместо тебя сегодня вот эту кривоногую сучку – она отсосет моему Шаху, доберману. А Тео просто посмотрит, поучится послушанию. Ничего особенного, правильно? И после этого сможете идти уже, заниматься своими мелкими развратными играми где-то там в тени палаток. Тео вытаращил на баро глаза. - Что... ей нужно сделать? - Рот закрой, я тебя не спрашивал. Девка, ползи к Шаху и начинай вылизывать ему яйца. Не волнуйся, без моего приказа пес на тебя не бросится. Он воспитанный. Тина заплакала. Тео сглотнул, внезапно вспоминая, как один раз они с Тиной целовались. Это было еще в заброшенном монастыре, после неудачного побега Тео, когда его избили так, что у него не открывались опухшие глаза. Тина хотела его утешить и нежно целовала полночи своими сухими тонкими губами. Больше никогда такое не повторялось, но та ночь осталась в воспоминаниях Тео как ода нежности – о боли он вообще не вспоминал. Тина, всхлипывая, стала ползти к собаке. - Давайте лучше я это сделаю, - проскрипел сквозь сжатые зубы Тео и выудил иглу, сжал в кулаке. – Она не умеет отсасывать, а я да. Вашему псу понравится. Баро подпер рукой щеку, помолчал немного, потом сделал красноречивый жест типа «ну давай уже, раз ты так просишь». Тео приблизился к псу, лежащему у расслабленно разведенных ног Тиаго. Сжал иглу в руке и поднял глаза на мужчину, улыбнулся ласково: - А хозяин этого чудесного пса не хочет попробовать, как я хорошо умею сосать? Я очень хорош в этом, господин Тиаго... Вы же не хотите завидовать своему собственному псу? Баро секунду смотрел на Тео с легкой улыбкой. Потом поднялся, взялся за ширинку. И неожиданно выдал Тео сильный пинок носком ботинка в бок. Отбросил его ударом. - Сучонок, разожми пальцы и покажи, что ты там прячешь, а? Оп, игла выпала, ты погляди... Сейчас скажешь, что она тебе нужна при приступах, да? – он подскочил к Тео и ударил его снова. – А теперь поднимайся и иди сюда. Да, ползи сюда, отродье. Он схватил Тео за волосы и подтащил к своему дивану, уселся снова и обратился к своему помощнику, равнодушно наблюдающему за ситуацией от двери: - Дору, сломай девчонке ногу и воткни ей в бедро вот эту иглу. А ты, мелкий гаденыш со стервозными голубыми глазами, сиди тихо. Попробуй только пикнуть и я натравлю на тебя пса. *** - Я не дергался тогда больше, Бес, потому что понял, что Тину могут из-за меня убить. Как говорится, ты поймешь, что не все проблемы нужно решать силой, когда комар сядет тебе на яйцо... В общем, пока ее избивали у меня на глазах, грязный, воняющий потом урод «обыскивал» меня – не спрятал ли я еще иглы. Просто лапал меня. Думаю, я тогда ему не понравился – слишком худой, возможно. В любом случае, на этом наше знакомство с баро закончилось. Тину оттащили в палатку к другим девочкам, а меня отпустили. - Никакой эпилепсии, смотри! – прошипел Тиаго мне на прощание. – Стресс был, а припадка не было. Да я, никак, творю чудеса, излечиваю немощных! Но, гаденыш, стоит тебе еще раз попытаться сбежать, я натворю таких чудес с твоей подружкой, что смерть ей покажется избавлением. Разбитый и злой, я вернулся в палатку... Думал, можно уже расслабиться и спокойно ненавидеть весь мир, сплетая планы мести. Но нет. В палатке я снова увидел стоящего Тиаго, а перед ним на коленях – уже Зено, держался за разбитый рот. Каким чудом этот невменяемый демон прокрался так быстро раньше меня в палатку? Не зря говорили, что он может бывать везде и одновременно. - Учи его нашему языку, знахарь, - прошипел баро, небрежно отталкивая от себя голову лекаря. – И всем искусствам, борьбе, обману и воровству. Я вижу в нем потенциал – думаю, эта мелкая юркая гадюка станет нашей золотой жилой. Только если он снова попытается проявить непослушание, я порву очко, лекарь, в первую очередь тебе. И он вышел из палатки, обдав меня запахом пота.