XL. 15 июля, 2012 — Воскресенье
Ниджимура поцеловал его. Ниджимура поцеловал его. Ниджимура, его капитан, его репетитор, парень, к которому он чувствует большую чёртову влюблённость, что почему-то не исчезла за эти прошлые десять лет — этот парень только что поцеловал его. Просто, просто наклонился и поцеловал его, поцеловал Шого, и, и- Шого не особо продвинулся дальше этой одной мысли. Потому что, ну, как, чёрт возьми, он должен осмыслить это? Какого хрена. Что это за глупость-? Ниджимура поцеловал его! В щёку, но всё же! Он даже не может списать всё на случайность или шутку. Это другая мысль на которой его разум застрял. Он не заметил этого раньше, но это намерение было на лице Ниджимуры. Намерение поцеловать Шого, по-видимому, и, бля, это не имеет смысла. Он прикрывает горящее лицо руками — несмотря на тот факт, что он один в комнате — и сильно хватается за несколько прядей, спадающих по бокам. Достаточно чтобы причинить боль, но это не отвлекает от почти болезненного биения в груди и тяжести в его желудке. У Шого — у него красивое лицо, и после стольких недель спартанских тренировок Тейко он вполне способен обрести привычное мускулистое тело. Так что да, он симпатичный, но ведь Ниджимура не поцеловал его в первый раз! Это значит, что он каким-то образом заставил это произойти, и боже, но разве это не обидно? Потому что, видимо, настоящего двенадцатилетнего Шого было недостаточно, чтобы привлечь внимание Ниджимуры, а вот его двадцатидвухлетняя версия, болтающаяся по этой временной шкале, как дурачок, — вполне. По правде говоря, это не должно задевать, ведь тот Шого был на пути к тому, чтобы стать мудаком, но все равно сырая горечь гложет его изнутри. Грудь болезненно пульсирует, и он стискивает челюсть. Ему нужно успокоиться. Он отпускает волосы, осторожно роняя руки на кровать и просто- дышит. Вдох и выход, вдох и выдох, повторить, пока он не сможет хоть немного контролировать себя снова. Он апатично и невидяще смотрит в потолок. Вспоминая Ниджимуру, замеревшего над ним, даже когда он закрывает глаза, возвышаясь над Шого снова и снова, пока это навсегда не отпечатывается в его разуме, пока это не всё, о чём он может думать. Тихая напряжённость Ниджимуры, уверенный изгиб рта, тёплый вес его руки на шее Шого. Затем пронзительнее, яснее — давление его губ на щеке Шого, тёплое, немного грубое. То, как его глаза никогда не покидали Шого, изучая, удивляя. Поток дыхания на коже Шого, когда он отстранился и приятная, совершенно довольная аура, которую он практически излучал при виде румяного, ошеломленного беспорядка, в который он превратил Шого. Уверенное, самодовольное поднятие голоса, когда он заговорил, а потом развернулся. Дерьмо. Это никак не может закончиться хорошо. Что он должен делать сейчас? Потому что он не может. Он не может, и не станет-! Ему двадцать чёртовых два, ради бога, а Ниджимура намного моложе него. Это- Ему самому противно, и он в чёртовом ужасе от мысли пойти в школу и- и вести себя нормально рядом с ним. Потому что Ниджимура, предположительно, ждёт или ожидает чего-то, а он просто не может справиться с этим сейчас. Он закапывается глубже под простыни и решает просто- перестать об этом думать. Будущий Шого может справиться с этой хренью. Этому Шого нечего беспокоиться, и он собирается поспать. Несмотря на убеждения, занимает слишком долго времени прежде чем сон забирает его, но хотя бы ему не снится ничего странного.XLI. 16 июля, 2012 — Понедельник
Он просыпается до будильника, мысли беспорядочно крутятся в голове, а никакого решения нет, и разочарованный, он принимает душ. Но внутреннего покоя там нет, и после душа он не чувствует себя особенно чистым. Вместо того чтобы успокоиться, он разгорается и злится. Злится на себя за то, что допустил такое, и на Ниджимуру за то, что тот оказался таким непонятливым ублюдком и затеял всю эту фигню. К тому времени, как он вытирает волосы и заходит в комнату, становится ясно — он не пойдёт в школу сегодня. Не может пойти, потому что не уверен, что сделает Ниджимура — или что Шого может позволить ему сделать. Это чертовски глупо, и он знает: избегание проблемы ничего не исправит. Он знает, ладно? Но это может купить ему достаточно времени, чтобы подумать, в чём он отчаянно нуждается. Он не получит ответов просто стоя здесь, так что он накидывает какую-то одежду, хватает сумку и прокрадывается вниз, неудивляясь тишине, что приветствует его. Мама не проснётся, как минимум, час, Шион даже дольше, и для него это прекрасно. Он надевает обувь и выскальзывает из дома, под его кожей знакомый зуд, жужжащий и настойчивый. И так он выбирает направление и совершает пробежку, лениво идя туда, куда блуждающие ноги ведут его. Он уже чувствует себя лучше, вдыхая свежий воздух, постепенно набирая скорость, пока не начинает бежать, сумка ударяется об него с каждым шагом, и может это тупо, но всё это — куча дерьма, с которой ему придётся справиться позже, растерянный клубок эмоций — кажется таким отдалённым в этот момент, будто он бежит, и это не может затронуть его. Он бежит, пока его бок не заболел, а горло не стало сухим, а потом он переходит на шаг и в итоге находит то, что искал — стритбольную площадку. Он не был здесь раньше, и она далеко от школы, что идеально. Последняя чёртова вещь, в которой он нуждается — Ниджимура, отслеживающий его, и с этим потоком мыслей приходит конец удовлетворению, которого он достиг благодаря бегу. Встревоженный и раздражённый, он роняет сумку рядом с сетчатым забором, приседает рядом с ним, и достаёт мяч, прежде чем встать. Эти последние несколько недель он провёл несколько воскресений, обучая и Тецую, и Рёту, но это не то же самое, как играть самому. Он должен приглядывать за ними так же, как и подавлять безрассудное желание использовать движения, которые он украл, и хотя это безусловно весело, это как играть с тренировочными колёсами. Он не может выпустить всё наружу, и он не сможет действительно улучшиться без преодоления своих границ. Потому что он хочет улучшиться, хочет быть на том же уровне, как и его сокомандники, хочет превзойти их, прежде чем они оставят его в пыли. Он… забыл, погружённый новыми друзьями и резко суетящейся социальной жизнью, но это нечто, что ему надо сделать. Нет, это нечто, что он сделает. Он больше не может выкладываться вполсилы, нет никакого времени для «может быть» или «что, если». Это укрепляет его решимость и волю, и сейчас, когда он не ослеплён собственными горечью и обидой, он не сдерживается. Он погружается в одностороннюю игру с большей страстью, чем обычно, и этому удаётся вызвать у него улыбку впервые за утро. Его воображаемый противник безликий, переключается между стилями игры так же быстро, как Шого, и через некоторое время он хорошо потеет. И одна вещь становится потрясающе ясной: он становится лучше. Он смеётся, почти дрожа от волнения, и пытается исполнить свободный бросок. Мяч дважды вращается вокруг кольца, после падает в сеть, и Шого улыбается так сильно, что его щёки болят. — Эй, эй, ты! — Голос кричит, и Шого поражённо разворачивается. Он единственный здесь, зачем кому-то звать его? И тогда его челюсть падает, глаза расширяются, даже если мысленно он проклинает свою удачу. Потому что, каковы шансы, что он встретит его здесь и сейчас? Это было давно, но эти красные волосы или брови безошибочны. — Что? — Он запоздало спрашивает, сжимая мяч слишком сильно и пытаясь не пялиться, пока другой мальчик подходит. Мальчик широко улыбается, дико и вызывающе, и буквально ни одно из взаимодействий Шого с этим парнем не было отдалённо хорошим, какого хрена. — Меня зовут Кагами Тайга, — он говорит с нетерпением. — Слушай, хочешь сыграть один на один? Шого хмурится. — Что ты здесь делаешь? Разве он не должен быть прямо сейчас в Америке? Или хотя бы далеко, далеко от Шого и, конечно же, Поколения Чудес? Он ломает голову, но не может вспомнить, чтобы Кагами когда-нибудь упоминался раньше, чем он объединился с Тецуей. О чёрт. Это другая вещь, что он испортил, просто будучи здесь? Он взволнованно кусает щёку. — А? — Кагами моргает, может удивляясь, что Шого не сразу принял его предложение. Его глаза в понимании загораются. — О, я забыл. Дети здесь всё ещё в школе. Я живу в Америке. Я здесь с моим папой в деловой поездке. — Он наклоняет голову, странно выглядя, как птица. — Эй, постой, что ты делаешь здесь? — Прогуливаю, очевидно же. — Слова выскальзывают небрежно, и прежде чем на лице Кагами может укорениться обида, Шого быстро говорит. — Хорошо, я сыграю с тобой. Изменение мгновенное. Кагами снова улыбается, дико и бесконтрольно, явно такой же баскетбольный фанатик, каким он был в будущем. Это почти весело. — Потрясающе! Шого пытается улыбнуться в ответ, но в его груди вина, вина и стыд, потому что он помнит первую встречу с Кагами, помнит, как жестоко, бессердечно душил светловолосую женщину и избивал Химуро. И самое удивительное — он даже не помнит почему. Он больше не тот человек, и не был им давным-давно, и такого не случится снова. Но это не стирает того, что он сделал. Любое из его преступлений не стереть, но хотя бы сейчас он может сделать что-то хорошее. Что-то полезное. Кагами и Тецуя были очень близки. Ты должен быть особым идиотом, чтобы не видеть этого, и ну, он так, так много задолжал Тецуе. Он может сделать хотя бы столько, верно? Приняв решение, он отталкивает все мысли, кроме баскетбола из головы, и сосредотачивается на игре и мальчике перед ним. — Я Хайзаки Шого, — он говорит, усмешка появляется на его губах, когда они встают на позиции. — Ты хорош? Другая усмешка и взрыв смеха. — Да. Лучший! — Он бахвалится, в каждой линии тела невысказанный вызов. «Можешь ты одолеть меня?» Шого невольно смеётся. — Забавно. Как и я. — «Я могу победить тебя». Они начинают одновременно: Кагами тянется к мячу, а Шого дёргается в сторону, чтобы заблокировать. Его охватывает знакомая искра адреналина и азарта от возможности хорошего матча, и Шого скалит зубы в том, что может быть улыбкой, и Кагами подражает этому — собака собаке. Это… будет интересно.XLII. 16 июля, 2012 — Понедельник
Они играют четыре игры, прежде чем они оба слишком выматываются, чтобы стоять, и, что ни удивительно, Шого выигрывает каждую. Но… Он смотрит на Кагами краем глаза. Этот ребенок… пугающий. Он знал это объективно с тех пор, как Кагами и Тецуя в итоге победили остальных Чудес после игры с ними раз или дважды, но всё же… разве такой потенциал не нелеп? Он на самом деле был близок к победе над Шого в последней игре. У них была разница только в десять очков! Если честно, у Шого нет привычных роста или силы, он тренировался часами или вроде того, прежде чем Кагами попал сюда, и это с трудом можно назвать настоящей игрой. Но улучшиться так сильно настолько быстро… Шого проводит рукой по вспотевшим волосам, изо всех пытаясь игнорировать зависть, возникающую при этой мысли. Несмотря на всё, он повеселился. Кагами не мог знать, изменился ли Шого, знает ли он то, чего не должен знать, и поэтому он впервые смог дать волю чувствам против настоящего соперника с тех пор, как… ну, может быть, с тех пор, как он в последний раз был в средней школе. Его жестокий, безжалостный стиль игры в старших классах, конечно, не в счет. Даже то, что с каждой игрой разрыв в мастерстве между ними становился все меньше, не омрачало его настроения. Кагами резко садится и поворачивается к нему с пылающей решимостью. — Ты хорош, но в следующий раз я выиграю! — В его выражении лица нет горечи, только простая радость найти сильного соперника, и Шого вроде как видит, что притянуло Тецую к этому ребенку. — В следующий раз? — Он спрашивает, вставая и вскидывая бровь. Кагами кивает, снова улыбаясь. — Я буду здесь следующие две недели! Так что мы должны сыграть снова. Ха. Шого почти шокирован тем, как сильно он хочет этого сам, но он осторожно не позволяет этому проявиться на лице. Он едва продумал, как будет справляться с Ниджимурой, даже выключил телефон, чтобы избежать Рёты и Тецуи, и честно, игнорирование всего этого и общение с кем-то другим чертовски заманчиво. — … Ладно, — Шого говорит, улыбаясь, даже если совершает ужасное решение. Он никогда не был хорош в сопротивлении искушению. — Но я снова надеру тебе задницу. Кагами заливается смехом. — Да, верно. Я почти победил тебя в последний раз. — Он игриво толкает Шого в плечо. — В твоих снах, — он фыркает, действуя по-детски и не особо волнуясь. Они начинают по-дружески препираться, продолжая, даже когда Кагами жалуется на голод и Шого предлагает перекусить, убедившись, что уводит их подальше от Маджи Бургера, куда-то в другое место.