LXXII. 30 июля, 2012 — Понедельник
Шого никогда не верил в удачу. Особенно в невезение. Конечно, с ним и с теми, кто ему дорог, случалось немало дерьмовых вещей, но он всегда мог точно определить их причину. Его гребаный отец, бросивший их семью, и, что еще важнее, его мать? Легко. Это потому, что он всегда был и будет куском дерьма. Он — гребаный отброс земли. Ничто из того, что сделала его мать, не привело к этому, и Шого не склонен обвинять нематериальные понятия, когда настоящий виновник заслуживает всего его презрения и даже больше. Шого выгнали из команды в Тейко и бросили, как живую гранату — как будто он никогда ничего не значил для своих товарищей по команде? Хотя ему до сих пор горько, и воспоминания не стали менее болезненными, Шого, как никто другой, знает, каким засранцем он был. Его приходилось тащить на матчи и тренировки пинками и криками, он постоянно ввязывался в драки, он еще не признал свою любовь к баскетболу, поэтому относился снисходительно и насмешливо к тем, кто открыто заявлял о своей, и неоднократно проявлял неуважение к Сейджуро, несмотря на его статус капитана. Это лишь несколько причин, по которым «Чудеса» (за исключением Тецуи) могли отнестись к внезапному уходу Шого с полным равнодушием, и, честно говоря, он не винит их за это. Это было вполне логично. (…Логика не имеет ничего общего с эмоциями, поэтому при воспоминании о тех днях в груди у него возникает неприятное, болезненное ощущение). Невезение здесь тоже ни при чем. Его мать перетрудилась до предела? Если бы Шого был лучшим сыном… Если бы он хоть раз подумал о ком-то, кроме себя… Может быть, если бы он уделял хоть немного больше внимания… Он скрывал от семьи ужасные вещи, которые говорил и делал, защищал их от тьмы, гноящейся в его сердце, но этого было недостаточно. Его мама не дура. Она видела, как он страдает, и переживала, особенно когда он с каждым днем приходил домой все более избитый и замкнутый, и стала брать на себя все больше и больше работы. Может быть, чтобы занять себя. Может быть, чтобы облегчить их жизнь. А может, чтобы спастись от удушающего напряжения, царившего в их доме. Она никогда не говорила ему, а он не спрашивал, слишком виноватый и пристыженный, чтобы затронуть эту тему, и не спешащий подливать масла в огонь. А потом она упала в обморок. Когда она очнулась на больничной койке и посмотрела на него, а он впервые за целую вечность по-настоящему посмотрел на нее, она без злобы сказала: — Вот мой маленький мальчик. Я скучала по тебе. И он понял. Он, черт возьми, знал. Невезение не могло объяснить тот вред, который Шого причинил всем вокруг. Нет. Это было бы слишком просто. Слишком похоже на перекладывание вины и уклонение от ответственности. Ни одно невезение еще не наебало его так, как он сам себя наебал. Он осознает это, и, по крайней мере, в этом с ним согласна бурная, всепоглощающая приливная волна эмоций. Никто не может ненавидеть Шого больше, чем он сам. А что хорошего происходит с ним? Честно говоря, до путешествия во времени этого было немного, а что касается того, как он попал сюда… Ну, он объясняет это странной готовностью своих друзей подружиться с таким засранцем, как он, и его семьей, которая, как всегда, была потрясающей. С учетом всего, что произошло за последнее время, Шого может с уверенностью сказать, что всем вокруг было бы лучше без него. Хорошие вещи происходят только сейчас, потому что Шого больше не борется со всем подряд — с людьми, связями, самим собой, своей любовью к баскетболу и потребностью в друзьях. Возможно, если бы его никогда не существовало, все было бы даже лучше. Возможно, не для Чудес — в конце концов, он почти не влиял на них, — но его маме и брату было бы легче без члена семьи с бомбой замедленного действия. Конечно, одно только отсутствие стресса могло бы существенно изменить ситуацию. Хорошо. Конечно, он достаточно умен, чтобы никому не говорить об этих мыслях, зная и лишь отчасти понимая, какую реакцию они вызовут. Но это не мешает ему гадать. Он также не может не задаваться вопросом, не является ли он на самом деле магнитом для неприятностей, и это возвращает его к вере в удачу. В той ситуации, в которой он оказался сейчас, несмотря на все то, что он потратил драгоценные минуты, переживая свой шок, Шого всерьез начинает задумываться о том, что ему действительно может не повезти. Ведь как еще назвать это дерьмовое время? Почти с первого дня жизни Шого был окружен людьми — теми, кто, он был чертовски уверен, прикроет его в любой стычке. Ниджимура сильнее его и хорошо владеет боевыми искусствами. Рёта, наверное, нахимичил и скопировал какую-нибудь хрень из боевых искусств или что-то в этом роде. Тецуя может и готов выпотрошить суку, а Кагами находится примерно на том же уровне мастерства, что и Шого. Дайки быстр и силен даже вне площадки, а Шого точно знает, что Сацуки изучала какой-то злобный боевой стиль, который она отказывается называть. Он чувствовал бы себя комфортно — даже самоуверенно, — если бы кто-то из них оказался с ним в засаде на пустыре по дороге домой. Однако на самом деле Шого решил выбраться в город в одиночку, чтобы продать несколько своих старых игр. Позже он должен был встретиться с Сацуки и Тецуей, чтобы «посмотреть кино» в доме Тецуи. На самом деле это будет первая встреча «Единственных здравомыслящих людей», или «ЕЗЛ», которая, по сути, является просто сеансом сплетен между ними тремя по поводу всех остальных и глупостей, которые они делают. (Честно говоря, Шого не уверен, что ужасающий, вежливо скажу тебе отъебаться Тецуя, и который произносит страстную речь о дружбе, действительно считается здравомыслящим, но он и не собирался выигрывать этот спор). Впрочем, об этом позже. А сейчас он один, если не считать пятнадцати парней с самодельным оружием в виде палок, бит и кастетов, которые его окружают. А он не считает. Потому что, знаете ли, они явно не союзники. — …Почему? — он хрипло спрагивает, без труда вычислив главаря этих головорезов по его самодовольному выражению лица и по тому, как все смотрят на него в поисках указаний. — Босс не слишком доволен, что ты избил нескольких его людей, парень, — парень говорит ему, улыбаясь как-то не так. Шого окидывает взглядом собравшихся, но не узнает ни одного из них. Однако эти парни знают его, и это настораживает. Он напряжен, насторожен, но тем не менее шутит: — Только нескольких? Несколько бандитов бросают на него неприязненные взгляды, но мужчина лишь усмехается. Даже это совершенно неправильно и неестественно. Он не знает почему, но это чертовски жутко. — Такие лакеи есть везде, — говорит ему парень, пренебрежительно махнув рукой в сторону мужчин. Кажется, никому из них нет дела до того, что их так просто обозначили. — Но Тоши был одним из наших лучших, и у него была очень важная работа. Он не смог заключить сделку, и теперь наши близкие благодетели сомневаются в нашей силе и полезности. — Он улыбается шире и признает. — Это чертовски раздражает. Босс слишком занят, чтобы беспокоиться о том ублюдке, который устроил всю эту заварушку, так что остается маленький, старый я. И эти ребята. Шого еще больше напрягается и мысленно кричит. Опять этот мудак Тоши? Почему он не помнит, как все это происходило в первый раз? Неужели он настолько изменил ситуацию, что привлек внимание какой-то гребаной банды новичков? И они должны быть новыми, потому что у всех «старших» есть опознавательные знаки — цветные банданы, повязанные вокруг рук, или татуировки, которые они с гордостью демонстрируют. Старик в любимой забегаловке Шого, к счастью, объяснил ему все это, и Шого уже тогда догадался, что Ямада состоит по крайней мере в одной из них. Ни один обычный гражданин не мог знать таких вещей. А уж полиция и подавно не знает, иначе деньги переходят из рук в руки, чтобы они об этом молчали. Десять лет назад или нет, но Шого узнал бы их. Как сказал тот придурок, эти парни могли бы быть любыми случайными бандитами на улице, если бы не тот факт, что они явно на кого-то работают. Значит, они появились относительно недавно. Возможно, это банда, которая была разгромлена или поглощена одной из крупных группировок в какой-то момент в будущем. Эта мысль никак не успокаивает его нервы, потому что независимо от того, «исчезнут» они в будущем или нет, сейчас они в полном порядке — и злы на Шого. — Полагаю, я не могу просто извиниться? — Шого спрашивает, пытаясь придумать выход из положения. Но он окружен, а у этих ублюдков руки длиннее, чем у него, с этим оружием. Если он попытается убежать, они просто замахнутся, скорее всего, на его ноги, и тогда ему конец. Ха. Как будто он уже не в полной заднице. Парень снова хихикает, и когда Шого обращает на него внимание, он вдруг понимает, почему этот парень его нервирует. Он улыбается, как Рёта, и смеется так же весело, но как-то неправильно, извращенно. Никогда еще Рёта не выглядел таким бесстрастно кровожадным, таким бессердечно забавным. Никогда еще улыбка Рюты не выглядела так неуместно на его собственном лице, даже когда он ее симулировал. — Можешь, но тебе это не поможет». Он кивает, и парни бросаются вперед. Шого громко ругается, уворачивается от биты, снова подпрыгивает и бьет головой в незащищенную нижнюю часть чьего-то подбородка. Развернувшись, он хватает помятую трубу, нацеленную ему в спину, и пинком отправляет ублюдка в другую. Взяв в руки новое оружие, Шого начинает орудовать им против остальных, нанося удары куда попало, нанося удары в пах и целясь в почки, дергая за волосы и даже кусая, когда рука оказывается слишком близко к его лицу. В конце концов, их осталось четверо. Шого рычит, как дикий зверь, злобно, как зверь, загнанный в угол и раненый, и трое последних разумно его остерегаются. — …Джиро, Ренджи, уходим, — их лидер приказывает, его глаза сузились и стали задумчивыми. — Но Юджин-сама! — Ренджи и Джиро протестуют, глядя на Шого, как на бешеную собаку. — Мы можем взять его. Он очень ослаблен и держится из последних сил, — говорит второй, не обращая внимания на то, что Шого снова зарычал. Юджин говорит: Я просто хотел доставить немного неприятностей этому сопляку, который отбросил нас на несколько недель назад. Мы это сделали. Ты устроил мне увлекательное шоу, так что на этот раз я тебя отпущу. — Последнюю фразу он адресует Шого, который недоуменно хмурится. — Хватит устраивать драки. Городу не нужно больше преступников. На их фоне настоящие преступники выглядят плохо. — Хорошо, — Шого соглашается, несмотря на свои опасения. Что угодно, лишь бы не драться с остальными. Он и впрямь на пределе. Юджин улыбается ему и уходит. Его люди неохотно следуют за ним, бросая мрачные взгляды на Шого, пока не сворачивают за угол и не теряют его из виду. Как только Шого перестает их слышать и видеть, он опускается на землю, давая себе время отдохнуть. Сердце все еще гулко стучит в груди, а тело болит и пульсирует, особенно бедро (куда его пнул какой-то ублюдок) и руки (на которые пришлась основная тяжесть ударов, когда он не мог от них увернуться). Но это ненадолго. Эти ублюдки могут проснуться в любой момент, а Шого планирует к тому времени уже убраться из этого района. Ему удается вернуться в более густонаселенный район и, довольный тем, что в кои-то веки его имидж правонарушителя не позволит никому беспокоить его, осторожно прислониться к стене и достать телефон. Он думал об этом, пока ковылял, и решил, что идти прямо домой — плохая идея. Семья, конечно, не будет в бешенстве, но он не выносит их страдальческих гримас, когда он приходит домой помятый. В этом смысле Рёта был бы так же плох, только более навязчив и слезлив, а Тецуя, вероятно, одновременно осуждал бы его и излучал заботу, которая ему совершенно не нужна. Ниджимура — нет, потому что он мудак, и, честно говоря, Шого не хочет разбираться с тем, какой будет его реакция. Ругать, дразнить или баловать — все это одинаково плохо. И почему-то он может представить, как его капитан делает все три. Что. Большое нет. Он не знает Дайки достаточно хорошо (пока), чтобы просить о помощи, а Сацуки, похоже, из тех, кто наводит ужас своим материнским гневом. Он не хочет навлекать на себя такое. Это оставляет… — Слышь, Кагами, мне нужна помощь.LXXIII. 30 июля, 2012 — Понедельник
Он шипит, а Кагами закатывает глаза. — Хватит ныть. Это неглубокий порез, — он говорит, и раздражение даже близко не скрывает его беспокойства. — Да, но это дерьмо чертовски больно, — Шого возражает, просто чтобы не быть голословным. Когда он пришел сюда (а это был номер Кагами в отеле), ему приказали раздеться до трусов, чтобы Кагами мог эффективно оценить его раны и обработать некоторые мелкие повреждения, и он был чертовски удивлен, когда тоненький голосок побудил его пошутить о том, что Кагами хочет увидеть его без одежды. Он вздрогнул. Юмор Рёты распространяется, как гребаная болезнь. — Жесткое дерьмо, — Кагами говорит, но, тем не менее, он более аккуратен, когда очищает следующий порез. К счастью, ни у кого не было ножа, но несколько труб имели острые края в местах вмятин. Они несколько раз задели Шого, даже прорвали дыру в его джинсах и прочертили острую линию над левым глазом. (Он едва успел отпрыгнуть назад. Ему чертовски повезло, что он отделался легким порезом, а не травмой в голову). — Так? — Кагами спрашивает, переходя к другой руке. — Так что? На это он отвечает взглядом. — Так что случилось? Шого пожимает плечами. — Очевидно, какой-то парень, которого я избил некоторое время назад, был важной персоной, и его чертова дерьмовая банда преследовала меня с тех пор. По дороге домой они окружили меня в переулках за какими-то зданиями. — …Это нехорошо, Хайзаки, — Кагами хмуро говорит ему. — Я думаю… Теперь я в порядке. Засранец, который сегодня командовал чуваками, отозвал их и сказал, что получил то, что хотел. Полагаю, он просто хотел немного поиздеваться надо мной. Сказал, что я интересный, — он объясняет, скрывая свои подозрения, что вряд ли все будет так просто. Кагами не совсем расслабляется, как он надеялся, но все же принимает ответ. — Хорошо. Только будь осторожен. Шого соглашается, и это действительно так. В последнее время он избегал драк, в том числе и в тех местах, где на него могут напасть всякие ублюдки. Но, выйдя из магазина, он погрузился в раздумья, и ноги сами собой понесли его по извилистой тропинке. Когда он понял это, было уже слишком поздно. — Ты собираешься рассказать остальным? — Кагами спрашивает, вставая и потягиваясь. Шого качает головой. — Я не хочу, чтобы они волновались. Им лучше не знать. — Он тоже встает, не забывая о своем избитом теле, и осторожно надевает одежду, которую одолжил ему Кагами. Если бы он отправился домой в грязной одежде, на которой явно виднелись следы драки, то все было бы напрасно. — Слушай, — Кагами говорит, и Шого поворачивается к нему, мгновенно насторожившись от слишком серьезного выражения на лице другого мальчика. — Ты… Почему у тебя такой разный уровень мастерства, когда ты играешь против меня одного, и когда рядом есть остальные? — И Шого замирает, дыхание перехватывает в горле, совершенно ошарашенный взвешенным вопросом. — Меня это беспокоит. Никто другой, кажется, даже не замечает, а может, просто не хочет ничего говорить. Но разница между двумя стилями игры… — Кагами пристально смотрит на него. — Ты как будто скрываешь это. Он был беспечен. Блять. Черт. Он просто хотел проверить себя в игре с кем-то, с кем-то хорошим, и ни хрена не продумал. Боже, он даже планировал заранее познакомить Кагами и Тецую, и ему ни на секунду не пришло в голову, что это может вернуться и укусить его за задницу. Черт. И черт, но ведь это не единственный раз, верно? Он уверен, что Ниджимура ничего не видел в тот первый день, но что насчет Рёты? Разве не так они, блять, познакомились? Рёта увидел, как Шого играет, не сдерживаясь, и был в восторге от увиденного. Рёта об этом не говорил, но, несомненно, заметил. Парень наблюдательный, даже если его веселость и дурацкие шутки дают об этом забыть. Шого, к счастью, не оплошал ни перед Тецуей, ни перед Дайки и Сацуки, но вряд ли это рекорд, которым можно гордиться. Уф. Кагами явно ждет ответа, а Шого… не хочет врать. Когда еще ложь помогала ему? Даже полуправда, которую он сказал Ниджимуре, была бы лучше, но… Ну, это же Кагами, понимаете? Золотое сердце, худшая в мире курица-мать, собирающийся покинуть страну через несколько дней Кагами. Шого не особо задумывался о том, чтобы открыть кому-то свой самый большой секрет, но в основном из эгоизма. Помимо того, что люди могут ему не поверить, он боится, что подумают о нем друзья, если узнают обо всех его ужасных поступках. Ведь если его спросят, он все расскажет. Стыд и вина уже гложут его, напоминая, что он не имеет права брать, брать и брать эту дружбу, не давая ничего взамен. Но Шого еще никогда ни перед кем не открывался полностью, и эта мысль наполняет его леденящим душу ужасом. Оставить себя таким открытым и уязвимым, готовым стать мишенью для насмешек, критики и заслуженного презрения — это гораздо страшнее, чем любой инцидент, подобный сегодняшнему (где вся боль только физическая и обязательно заживет). И все же. Какая-то его часть — большая часть — настаивает на том, что все в порядке, это Кагами, просто сделай это. Так что он делает глубокий вдох, медленно выдыхает, а затем с небольшой хрупкой улыбкой говорит: — Ты, наверное, не поверишь, но у меня здесь воспоминания о следующих десяти годах. — Он постукивает себя по голове, а затем опускает руку и ждет неизбежного отказа, устремив взгляд в точку на стене. После его заявления наступает мучительное молчание, и он думает о том, что виноват в том, как обращался с Рётой в последнюю неделю, если это то, что он чувствовал, прежде чем его собственная тревога и страх снова возьмут верх. — Это просто безумие, — Кагами наконец произносит, заставляя Шого вздрогнуть, — и еще большее безумие в том, что я тебе верю. — Шого переводит взгляд на него, широко раскрыв глаза, и искренние, недоумевающие малиновые глаза Кагами встречаются с его глазами. — Ты напуган так, как я тебя никогда не видел, и это не потому, что ты шутишь. Ты действительно обеспокоен, и это должно быть потому, что это правда. — Он потирает затылок, немного неуверенно. — По крайней мере, я так думаю. …Прямо как Ниджимура. Шого смеется, иронично, немного недоверчиво, и бормочет. Я Неужели меня так легко прочесть? — Прямо сейчас? Да, — Кагами подтверждает. Шого с облегчением выдыхает, в тысячный раз испытывая огромную благодарность за своих друзей. — Спасибо, Кагами. Кагами улыбается, но тут же становится серьезным и спрашивает: — Значит, десять лет, да? Он кивает, понимая подтекст. — Я… играл в баскетбол только до первого года обучения в старшей школе, но даже тогда я был довольно хорош. Во всяком случае, лучше, чем когда я учился в средней школе. — Не обращая внимания на жестокость и ненависть в его стиле игры, он все равно был игроком выше среднего. В конце концов, ему не нужно было «воровать» приемы, чтобы использовать их. Он был просто придурком. — Никто больше не знает, — Кагами предполагает. — Вот почему ты скрываешь свои навыки. — Никто, кроме тебя, — Шого соглашается, а потом добавляет. — Я сказал Ниджимуре, что мне снятся сны, а не воспоминания. Кагами выглядит так, будто хочет получить объяснения, но не настаивает. — Хорошо. Шого моргает. — Ты не собираешься спрашивать о своем будущем? Или о моем? Или о чем-нибудь еще? Другой мальчик пожимает плечами. — Мне все равно. Тот Кагами — не я, и твое будущее меня не касается. — Шого замирает на месте, пораженный столь простым рассуждением. Если бы ситуация была обратной, он бы просто умер от любопытства. Кагами делает паузу и говорит. — О, есть одна вещь, которую я хотел бы знать. Шого успокаивается и спрашивает: — Да? И что же? Кагами ухмыляется, обнажая зубы, и спрашивает — Много ли у меня будет сильных противников в будущем? Шого закатывает глаза, полностью расслабившись впервые с тех пор, как Кагами затеял все это. Конечно, фанат баскетбола спросит об этом. Шого даже немного рад, что Кагами автоматически предположил, что в будущем они будут знать друг друга. — Да. Невероятно сильные соперники, — Шого говорит ему, на этот раз улыбаясь по-настоящему. — Баскетбольный фрик. Кагами удовлетворенно хмыкает, но не забывает сказать в ответ: — Старик. Шого шипит: — Формально я моложе тебя! — Формально ты старик. — Я тебя убью! — Осторожно, ты можешь сломать бедро. — Мне было двадцать, блять, два, а не восемьдесят, придурок!