***
Поздно вечером, когда шатры были разбиты, а воины расположились у костров, шехзаде Мустафа вышел подышать свежим воздухом. Пройдя пару шагов, он увидел Атмаджу, сидевшего напротив его шатра. Воин подбрасывал сухие ветки в костер и, придвинувшись ближе к огню, грел озябшие руки. Мустафа присел рядом с ним. Тот хотел встать, но шехзаде удержал его: — Сиди, Атмаджа. Помедлив, он проговорил: — Возможно, это моя последняя ночь. — Что вы, шехзаде! — изумился Тугрул-бей. — Не говорите так. У вас с вашей семьей и друзьями еще столько прекрасных ночей впереди. — Может, ты и прав, — ответил Мустафа. Затем, взглянув на небо, усыпанное яркими звездами, добавил: — Но такой ночи уже никогда не будет. С завтрашнего дня все будет по-другому. Атмаджа, — произнес шехзаде, повернувшись к воину, — если случится так, что меня завтра казнят… — Шехзаде… — Выслушай. Я хочу, чтобы ты отправился к моему брату Баязеду и служил ему так же, как служил мне, до тех пор, пока он не взойдет на престол. Только в этом случае и мои старания, и моя смерть не пройдут даром. — Шехзаде, ради… — Пообещай мне, Атмаджа, что будешь рядом с Баязедом! Пообещай мне! — сказал Мустафа и, сдвинув брови, посмотрел на воина. — Я обещаю. Я не оставлю вашего брата и буду рядом с ним, — согласился Тугрул-бей. В этот момент в землю рядом с местом, где сидели Мустафа и Атмаджа, внезапно вонзилась стрела. — Стража! Скорее! Оберегайте шехзаде! — прокричал воин, выхватив из-за пояса кинжал. Несколько янычар побежали в сторону, откуда прилетела стрела. Мустафа наклонился и поднял ее с земли. У наконечника была привязана записка. Сняв ее, Мустафа направился в свой шатер. Атмаджа и подбежавший к ним Ташлыджалы отправились следом. «Шехзаде, не входите в шатер повелителя. Он убьет Вас», — прочитал Мустафа. — Видите, шехзаде, — произнес Атмаджа, — Махидевран Султан и ваше окружение оказались правы: вам не стоит ехать в лагерь повелителя! — Откуда мне знать, что это не ловушка? — нахмурился Мустафа. — Шехзаде, стоит обратить внимание на эти строки, — произнес Ташлыджалы. — Может, человек, написавший это, вовсе не друг мне, а враг? Вам удалось поймать его? — Нет, шехзаде. Он успел скрыться. — Оставьте меня. Идите, — сказал Мустафа. Яхья-бей и Атмаджа поклонились и вышли из шатра. — Дело плохо, Ташлыджалы. Похоже, шехзаде намерен ехать в Эрегли, несмотря ни на что, — произнес Атмаджа, как только они вышли из шатра Мустафы и остановились неподалеку. — Записка не может быть игрой Рустема? — предположил Ташлыджалы. — Вряд ли это так. Рустем только и добивается того, чтобы шехзаде предстал перед повелителем. Я думаю, эта записка от друга, а не от врага, — ответил Тугрул-бей. — Но шехзаде не верит в это. Что мы будем делать? — спросил Ташлыджалы. Атмаджа задумался. — Надо поднимать восстание, Яхья-бей, — заключил он. — Мы не успеем найти в войске султана сторонников шехзаде за такой короткий срок! — Этого не нужно, мы сможем справиться и своими силами. Завтра шехзаде поедет в военный лагерь один. Его будет сопровождать только личная охрана. Как только он уедет, я двинусь в путь другой дорогой, чтобы успеть туда раньше него. Ты же соберешь всех воинов из нашего лагеря, через лес поедешь с ними в сторону Эрегли, остановишься близ него и будешь ждать моего приезда. Я, как только шехзаде приедет в лагерь, сразу помчусь к тебе. Когда мы с воинами появимся в лагере и объявим, что Рустем-паша оклеветал нашего шехзаде, а повелитель хочет казнить его, большая часть войска примкнет к нам. Тогда Рустему с его шайкой наступит конец, и начнется правление нового падишаха. — Шехзаде тяжело будет смириться со смертью отца, — ответил Ташлыджалы. — Если он не убьет нас сразу, может, у нас останется возможность и дальше оставаться защищать его, — горько улыбнулся Атмаджа. — Да поможет нам Всевышний, — произнес Ташлыджалы. — Аминь.***
«О повелитель, о возлюбленный отец! Если Вы читаете эти строки, значит, Вы вырвали из груди свое сердце, а я покинул этот мир. Знайте, что Ваши руки во грехе, знайте, что Вы забрали невинную душу, потому что я дал Вам клятву, что не подниму против Вас восстание. Я свое слово сдержал, отец. Я не предавал Вас, клянусь своими сыновьями и дочерью Нергисшах. Я не совершал предательства и не совершу. Я оставляю Вас в этом жестоком мире, где отец способен поднять руку на сына, ибо вместо того чтобы жить негодяем, посмевшим покуситься на жизнь отца ради высокого положения и власти, я предпочту умереть. Возможно, мое имя не останется на страницах истории, как Ваше. Никто не станет говорить о моих победах, у меня не будет трона, перед которым склонится весь мир, а летописцы напишут, что я был предателем и бунтовщиком. Пусть так. Чему быть — того не миновать. Но придет день, и будут переписаны истории тех, кто покорно встретил смерть. Возможно, это будет спустя годы, а возможно, и спустя столетия. Кто-то расскажет мою историю, и другие увидят и узнают правду. И тогда тому, кто покорно встретил смерть, воздастся по заслугам». Мустафа свернул послание и прикрепил его внутри кафтана. У самого сердца. Золотой рассвет погас. Начинался новый день. Шехзаде глубоко вздохнул и вышел из шатра. Рядом с ним стояли Ташлыджалы и Атмаджа, а немного дальше — личная охрана. Войско шехзаде выстроилось перед шатром. Как только он появился в проходе, все склонили головы. Обстановка была торжественной и печальной. — Да хранит вас обоих Всевышний, — произнес Мустафа, положив руки на плечи Атмадже и Ташлыджалы. — Шехзаде, — обратился к нему Яхья-бей, — прошу вас, подумайте еще. Может, не стоит ехать в лагерь? — Нет, Ташлыджалы. Я все решил. С этими словами шехзаде сел на белоснежного коня, привязанного у шатра, и, бросив прощальный взгляд на воинов, двинулся в сторону лагеря…