Журавль или синица?

      Когда на пантеон восходит дьявол, прячущийся за маской бога, разумеется, у подавляющего большинства небожителей весь мир перевернётся с ног на голову. Испуганные, удивлённые, божества смотрели на своего Владыку и понять не могли, привиделся им пугающий многоликий облик в отражении заколдованного меча или нет.       Ши Уду мог бы подыграть этой толпе, но почему-то не удивился. После того дня, когда Цзюнь У вызвал его на аудиенцию, чтобы, как тогда полагал Ши Уду, успокоить пылкий нрав из-за похищенного младшего брата, он уже вообще ничему не хотел удивляться. Цзюнь У поставил его в тупик признанием о том, что ему прекрасно известна причина, из-за которой демон устроил охоту на Ши Цинсюаня. И если Ши Уду не прекратит поднимать шум, то ошибки прошлого погубят не только его, но и охватят весь пантеон богов.       Давненько его никто не прижимал к стенке с такой непоколебимостью. Стоя тогда на коленях перед Цзюнь У и прося у него пощадить хотя бы Ши Цинсюаня, Ши Уду встретил не осуждение и порицание, а снисхождение.       «Ты готов пожертвовать всем ради одного человека. Твоя решимость достойна называться божественной», — сказал ему тогда Цзюнь У.       Вполне очевидно, что раскрывать преступление Ши Уду для верховного божества было невыгодно. Он подорвал бы этим не только авторитет высших чиновников, заставив всех с подозрением поглядывать друг на друга, да ещё бы и вызвал бурю протеста на Средних небесах. К тому же силу и могущество Ши Уду сложно отрицать, он достаточно выгодная фигура, чтобы ради неё пожертвовать какими-то пешками.       Если кто-то узнает о его преступлении со стороны, то, разумеется, Цзюнь У сделает вид, что не знал о подобном злодеянии. Всё это понятно, и в тот день, поклонившись верховному богу, согласившись не действовать сгоряча и не кидаться на Собирателя Цветов под Кровавым Дождём, Ши Уду вернулся во дворец с очень нехорошими мыслями.       Если Цзюнь У всё известно, может, даже о каждом грехе своих подчинённых… то разве он пребывал в неведении и о том, что в столице прятался за личиной небожителя Непревзойдённый? Да ещё допустил брешь в защите города, когда к ним ворвался Хуа Чэн и забрал мусорного бога?       Злость билась о толстую стену смирения, Ши Уду не мог никак принять и понять, логически объяснить, почему Цзюнь У если не пренебрежительно относится к безопасности своих владений, то закрывает глаза на… на многие вещи.       А вот теперь понял. Последний пазл идеально лёг в мозаику, собирая полную картину. Ими управлял не бог. Всю сознательную жизнь над ними стоял дьявол.       Ропот, поднятый среди толпы собравшихся, не тронул Ши Уду. Пусть он и стоял в первых рядах, однако прекрасно понимал, что даже поддавшиеся импульсу боги Войны, выступившие вперёд и обнажившие мечи, вряд ли повлияют на ситуацию. Вступать в бой с главным божеством Войны? Серьёзно? Грубой силой его не одолеть, здесь поможет только смекалка и удачный случай, так что, даже наблюдая за дерзостью Му Цина, решительно шагнувшего вперёд, Ши Уду чуть не ударил себя по лбу ладонью. При всём желании Цзюнь У мог просто подставить Се Ляня под любой из клинков, которые полетят в его сторону. Все будто позабыли о Наследном Принце, которого тот удерживал за запястье.       По залу, перебивая гомон голосов, пронёсся громкий лай. Не то что Му Цин чуть не споткнулся о свои ноги, даже Ши Уду вздрогнул от неожиданности и, как многие небожители, поднял взгляд к возвышению с троном. Точнее, к высокой ширме из дерева и золота, из-за которой, крадучись, показался огромных размеров адский пёс.       По залу пролетели удивлённые и испуганные вздохи, люди интуитивно отступили, но боги Войны не сдвинулись с места, лишь переключили грозные напряжённые взгляды на зверя. Как никто не заметил присутствие этой твари? Хороший вопрос. Вряд ли пёс сидел, как послушный мальчик, и ждал своего выхода.       Ши Уду не пришлось гадать, что к чему, у него сердце напряжённо сжалось от понимания, что теперь ему явно не удастся безучастно стоять в стороне. Он заметил, как Му Цин, крепче сжав меч, обернулся к псу, но не успел он и шагу ступить, как из-за высокой ширмы донёсся угрожающе безэмоциональный голос:       — Тронешь моего пса или уж тем более Владыку хоть пальцем, я тебе руку оторву.       В устах Ши Цинсюаня подобная угроза могла бы звучать жалко и смехотворно. Однако адский пёс, возвышающийся над ним в два его роста, да ещё позволивший дотронуться до своей лапы, заставлял дважды подумать. Но Ши Уду пугал не зверь, которого он уже видел на поле боя несколько дней назад. Его уязвил потухший безразличный взгляд Ши Цинсюаня, которым он без тени страха и сомнения смотрел на богов Войны.       Словно котёнок, вышедший против своры диких волков. Вероятно, этого мнения придерживался и Му Цин, ослеплённый злостью, поэтому решительно бросился на предателя, занявшего сторону ложного бога.       — Му Цин, стой! — предостерегающе окликнул его Се Лянь.       Но добраться до Ши Цинсюаня ему не позволил Ши Уду, встав на пути и приняв удар меча веером. Несмотря на то, что его оружие не предназначалось для схваток подобного рода, оно выдержало атаку и помогло его обладателю за счёт мощной духовной энергии заодно оттолкнуть противника.       — Повелитель Воды, вы…       — Если кто-то посмеет напасть на моего брата, то сначала придётся иметь дело со мной.       Пусть он и не являлся богом Войны, однако слава о нём ходила такая, что невольно многие посочувствовали бы Му Цину… не занимай их мысли проблемы посерьёзнее. Покровитель юго-западных земель скривился в раздражении, не отступил, но и не нападал, бросив беглый взгляд на оскалившегося адского пса. Ши Уду ненароком обеспокоился, как бы собака ему по ошибке голову не откусила. Но когда его плеча коснулась рука, он в негодовании скосил взгляд и обнаружил, сколь беззаботно и уверенно Ши Цинсюань поравнялся с ним. Тот потерял свой веер, однако меч находился у него за спиной.       Бог Ветров, сражающийся на мече, это… неправильно. Уж точно не против настоящего божества Войны.       — Что-то вы слишком расшумелись.       Слова, произнесённые Цзюнь У с долей усталости и печали, послужили знамением того, что настал конец переговорам. Мгновение, и ударившая в стороны от него волна духовной энергии потеснила окруживших его богов Войны, заодно ударив Му Цина в спину. Понимая, что стоять столбом в такой ситуации нельзя, Ши Уду всё же растерялся из-за того, что не давал явного согласия защищать монстра, находящегося у верхов власти. Но взмах тонкого меча, пронёсшегося бирюзовым сиянием перед его лицом и ударивший по Му Цину с усилием воздушного потока, не оставил выбора.       Я защищу тебя — поклялся Ши Уду. Пусть тот и изменился до неузнаваемости после потери памяти, пусть и рисковал, пусть подвергался жутким испытаниям… Ши Цинсюань — всё, что у него было. И ради него он продаст душу самому дьяволу.       Громко рыкнув, адский пёс перепрыгнул через них и накинулся на Му Цина одновременно с Ши Цинсюанем, который смог отвлечь бога, чтобы тот не успел защититься мечом от острых клыков зверя.       Никто не посмеет к тебе прикоснуться. Никто не посмеет тебя обидеть.       Это он повторял, сжимая продрогшего Ши Цинсюаня в своих объятиях под шум успокаивающихся волн. Тогда, тем более в женском обличии, Ши Цинсюань выглядел невероятно хрупким и увядающим, Ши Уду просто не верил собственному счастью — его брата не утащили Чёрные воды. Он был счастлив, но не смог насладиться этим чувством, потому что куда сильнее его обуяла дикая злость и лютая ненависть.       В Чёрных водах тонуло всё и вся. А он обнаружил Ши Цинсюаня на берегу, выброшенного буйными волнами. Это могло означать лишь то, что демон буквально преподнёс побледневшего и переставшего дышать Ши Цинсюаня на блюдечке с голубой каёмочкой. Пусть тело бога и бессмертно, но, когда Ши Уду тряс бездыханного Ши Цинсюаня и в панике принялся откачивать его, подумал, что таким образом Хэ Сюань решил над ним поиздеваться. Преумножить боль. Заставить страдать и цепляться за ускользающую надежду вернуть к жизни Ши Цинсюаня.       Сейчас же, когда паника тех дней отступила, Ши Уду с отвращением понял, что пожелай Хэ Сюань понаблюдать за его тщетными попытками вернуть брата к жизни, то подержал бы под водой подольше. Вытянул бы из него всю энергию. Тогда бы Ши Цинсюань точно не выжил.       Но Хэ Сюань сохранил ему жизнь. Или, правильнее сказать, удержал на волоске.       Играл с ними, как с куклами.       И, похоже, не только он один…       Громко и воинственно крикнув, пока гомон паникующих голосов ударялся о стены зала, Ши Цинсюань припал к полу и ударил ладонью по мрамору. Алая печать ярко вспыхнула, выпуская ещё одного адского пса.       Каким образом в подчинении у младшего брата оказались стражи Призрачного города, Ши Уду мог лишь догадываться. Чёткого ответа Ши Цинсюань ему так и не дал, только грустно улыбнулся когда-то и пожал плечами.       Его младший брат… не так прост. За всё время жизни на небесах юноша не стремился практиковаться в боевых искусствах, да и в принципе тренироваться и обучаться. Если ему что-то и давалось, то это был достаточно посредственный навык для того, чтобы вызвать у Ши Уду одобрение. Хоть он и любил Ши Цинсюаня, но считал глупым ветренным ребёнком… чьим порокам, увы, не мог в должной степени сопротивляться.       Пусть их смертная жизнь и лежала где-то в прошлом, но осознанную часть детства и подросткового возраста им приходилось несладко. Ши Цинсюань любил плакать, родители первые десять лет воспитывали его, как девочку, наряжали в платья и вплетали в волосы разноцветные ленты, что вызывало у Ши Уду двоякое чувство. Он понимал, что они пытались уберечь младшего сына от злого рока… Но всё же…       Избалованный, изнеженный ребёнок. Красивый, улыбчивый, добрый. Ласковый, как домашний кот. Дружелюбный и наивный.       Но разве теперь Ши Цинсюань, который с мечом и жаждой убийства во взгляде кидался на прославленного бога Войны в окружении прирученных адских псов, был тем ребёнком? Разве тот, кто раньше от малейшей царапины ужасался, мог игнорировать ранения острым клинком и лишь сильнее заводиться от боли?       Сражение с божествами Войны не заняло больше получаса. Цзюнь У раскидал их, как дворовых кошек, при этом не выпуская из рук Се Ляня, чьё запястье, наверное, уже побагровело от боли.       Ши Уду почти и не поспособствовал победе, без водных ресурсов он мог разве что отбиваться за счёт духовной энергии. Но осматриваясь по сторонам, да глядя на Пэй Мина, который теперь, отхаркивая кровью, лежал плашмя на полу, Ши Уду только вздохнул. Если уж теперь небеса раскололись на два фронта, то, быть может, его друга ещё удастся переманить на свою сторону.       Тихий искренний смех отвлёк Ши Уду. Обернувшись, он увидел Ши Цинсюаня в окружении адских псов, которых тот гладил по мордам. Порой кривился, приговаривая: «боже, что вы жрали? Ну и вонь…» — и всё равно продолжал ухмыляться.       Его улыбка… Когда Ши Уду в последний раз видел его улыбающимся? И почему его улыбка теперь не выглядела такой воздушной и утешающей? В контрасте с пятнами крови на лице и пылающим румянцем щеками из-за физической активности, его улыбка выглядела пугающе.       — Хоть кому-то удалось меня не разочаровать, — переключил на себя внимание Цзюнь У, вынудив братьев фактически одновременно обернуться к нему.       Ши Уду не знал, что сказать, как правильно отреагировать. По правде говоря, он бы предпочёл не встревать в разборки, и тем не менее ему следовало быть уверенным в своих выборах. Повелитель Воды лишь поклонился Владыке.       — Ши Цинсюань, у меня к тебе есть просьба: в гостевых покоях этажом выше находится один человек, можешь считать его моим гостем. Но за ним нужно присмотреть. Поручаю это тебе, по возможности не спускай с него глаз.       — Вас понял, Владыка.       Голос Ши Цинсюаня не выражал ни радости, ни смирения, звучал столь бесцветно, как выглядел и потухший взгляд его светлых глаз. Ему было всё равно, пред кем приклоняться, кому служить. Эту пустоту Ши Уду наблюдал в нём последние дни после того боя у моря, и все попытки разговорить его заканчивались лишь сдержанной снисходительной улыбкой со стороны Ши Цинсюаня.       Ши Уду было больно видеть его таким. Но он понятия не имел, как поступить, чтобы вернуть прежнего Ши Цинсюаня, помочь ему почувствовать себя живым. Обнять, как в тот раз? Однако при любой попытке физического контакта парень отстранялся и обжигал виноватой улыбкой. Неужели он испугал его тогда? Только запоздало Ши Уду со смущением, если не позором, понял, сколь интимны и настойчивы были его прикосновения из-за помутнённого эмоциями рассудка. Так ведь не братьев обнимают…       Двери распахнулись, и даже показавшаяся на пороге Линвэнь, когда-то бежавшая с позором из столицы, не вызвала своим появлением у Ши Уду потрясения. Миновав Цзюнь У, уводящего за собой Се Ляня, Линвэнь, напротив, слегка удивилась, обнаружив посреди разбитых в пух и прах богов Войны стоящего истуканом Повелителя Воды.       Невольно с губ Ши Уду сорвалась горькая ухмылка. Линвэнь на его жест лишь удручённо вздохнула и, не сговариваясь, они оба посмотрели на Пэй Мина. Ши Уду не сказал ни слова, только нахмурился и прикрыл глаза, выражая не то разочарование, не то смирение.       Да уж. Что не говори, а ситуация действительно сплошь разочарование и смирение.       

***

             — Тьфу! Это что ещё за чёрт возьми такое?! Это же… это ведь сучьи псы Хуа Чэна, я их везде узнаю!       «Ебаться пассатижами, это ещё что за кадр?» — как бы ни пытался Ши Цинсюань сдержать внутренние порывы ругательств, но при виде Лазурного демона, подле которого сновал перепуганный ребёнок, вторая личность брутального сапожника невольно вырвалась наружу.       А мгновением позже Ши Цинсюань запоздало подивился, откуда в молодом мужчине, выглядящем, как обычный крестьянин, узнал демона? И тут же вспомнил.       Забыл. Вспомнил. Забыл. Вспомнил.       Голова вновь разболелась. И так на протяжении последних дней после возвращения с охоты на нечисть при Чёрных водах. Или… лучше сказать, после возвращения с того света?       Ши Цинсюань даже не был уверен, что он действительно Повелитель Ветров, который больше сотни лет жил в небесной столице, наслаждаясь прелестями своей бытности. По ощущениям в голову просто вбили огромный пласт воспоминаний, из-за которых он окончательно потерялся в восприятии окружения, а главное — чувствах.       Старший брат, которого он в короткой памяти воспринимал отчуждённо и холодно, которого в меру своей ситуации был готов подставить, лишь бы выжить, вдруг стал для него самым важным и дорогим человеком. Одна мысль о Ши Уду заставляла сердце трепетать, превозносить этого сурового мужчину на пьедестал почёта. И плевать, что он запирал его, связывал, дал пощёчину… Ведь эти мелочи уходили на задний план в сравнении с той заботой, которой Ши Уду окружал его в детстве, как наставлял после вознесения.       А Се Лянь? Тот странный мусорный бог. Его имя вдруг откликнулось тёплым трепетом в сердце, так и хотелось поставить рядом с ним слово «друг»… после чего вспомнить, как этот друг ничего не рассказал о его похищении, ни кто стоял за этим.       А самое главное — Хэ Сюань, которого память так и подначивала назвать Мин И… Мин-сюн. Столько тёплых и забавных воспоминаний было связано со старым другом, а по итогу… Предательство на вкус оказалось чересчур горьким, да только выплюнуть его Ши Цинсюань не мог, продолжая вспоминать, что творил с Хэ Сюанем на мягкой постели… и что тот сотворил с ним в тёмном углу библиотеки.       Ши Цинсюань ничего не понимал. Как можно обожать и одновременно остерегаться Ши Уду? Почему он испытывал радостный трепет и раздражение к Се Ляню? И что за дикий коктейль эмоций сводил его с ума от одной мысли о Мин… Хэ Сюане?       Кто он вообще такой? Всё та же душа девушки, готовая с боем и криками пробиваться сквозь острые шипы реальности? Или же ветреный и эмпатичный юноша, верящий в лучшее и старающийся избегать грубых методов?       Голова раскалывалась. В прямом смысле — болела от пульсирующих мыслей, которые словно черви копошились под черепной коробкой. Ши Цинсюань уже перестал понимать, что правильно, а что нет. Он склонил колено перед Цзюнь У, потому что на тот момент он оказался единственным, кто — с притворством или искренне — не постеснялся принять его боль. А сейчас, сидя, да подпирая рукой голову, Ши Цинсюань в полном шоке размышлял, как ему сражаться против своих друзей?       Друзей. А друзей ли? Ну, Се Лянь его друг… ведь. Да? А остальные? Что насчёт других небожителей, которые ни разу не заглянули к нему, чтобы справиться о здоровье? Разве друзьями можно назвать тех, кто смотрел на него у дворца Линвэнь с неловкостью и осуждением?       И эти чиновники когда-то жадно хватали благодетели, которыми Ши Цинсюань разбрасывался, словно мусором. От подобной жестокости и лицемерия со стороны богов у него сердце вспыхивало раскалённым углём. Злость разливалась по венам липким мёдом, на который слетались ядовитые осы. И жалили, жалили без конца…       Из раздумий Ши Цинсюаня вдруг вырвал лёгкий удар чего-то маленького по голове, заставивший тут же прийти в себя и уронить взгляд на бордовую вишню, катящуюся по деревянному полу. У него будто мозг перемкнуло.       — Эй, ты, живой вообще, нет? Так и будешь тут сидеть, или, может, развлечёшь меня? На кой чёрт тебя сюда прислали, паскуда, а?       Не отойдя от переживаний и накативших эмоций, Ши Цинсюань бросил в Лазурного демона столь злобный взгляд, что голодная псина с окраин города позавидовала бы лютости. Молодой мужчина, развалившийся на подушках, скривился и невольно отпрянул, но будто вспомнив о своей гордости и титуле, расправил плечи и огрызнулся:       — Ты на меня так не зыркай, эй! Вообще, знаешь, кто я?!..       Его пылкую речь прервал громкий лай сидящего рядом с Ши Цинсюанем пса, которого, правда, испугался куда сильнее не Ци Жун, а мелкий пацан. Растерянно пискнув и юркнув за спину «отца», мальчишка вцепился в него маленькими ручками.       — Ты это… моего сынулю не пугай, а то получишь!       — Сына? — наконец, подал голос Ши Цинсюань и, понаблюдав в недоумении за парочкой, выдохнул и покачал головой. — Он ведь не твой сын, чего ты кичишься?       — Ты этих сучьих псов убери лучше. Откуда у тебя вообще псы этого ублюдка Хуа Чэна?       — Они мои псы.       — Ага, так и поверил.       — Ну так сейчас поверишь, — без особого энтузиазма отметил Ши Цинсюань, — Дан-Дан, след!       Навострив уши и почувствовав ток энергии, которым вместе с вытянутой рукой Ши Цинсюань указал на Лазурного демона, пёс тут же подорвался с места. Времени у Ши Цинсюаня для обучения зверинца было не так, чтобы много, но удалось натренировать их на пару команд. Поэтому, тут же поднявшись, адский пёс, напоминая игривую дворнягу, бросился на Ци Жуна, который, завопив, кинулся наматывать круги по просторному залу. Мальчишка, обхватив голову руками и захныкав, уронил голову в подушки.       — Сука! А ну отвали! Убери своего пса! Тварь! Чёрт тебя подери! Я тебя, сволочь, в кипятке сварю, шкуру с тебя сдеру, мразь!       Наблюдая за тем, как пёс подгонял Лазурного демона, клацая зубами у него над головой, Ши Цинсюань не удержался и засмеялся. Ему было абсолютно плевать на истерику маленького ребёнка и проклятья Ци Жуна, увиденная картина раззадорила его буквально по щелчку пальцев. На глазах проступили слёзы. Оказывается, смеяться было очень приятно и здорово.       Лазурный демон. Один из четырёх Бедствий. Сначала Ши Цинсюань помнил его как грозного пугающего князя, затем видел подле Се Ляня в лице какого-то молодого мужчины, которого принц постоянно колотил. Лишившись памяти, парень тоже встречал, оказывается, Ци Жуна, да только и подумать не мог, что человек, которого Его Высочество опять заталкивал под лавку, был тот самый демон. В период амнезии Ши Цинсюань побаивался имени Лазурного демона, прекрасно помня, какими очаровательными оказались Хэ Сюань и Хуа Чэн.       Но сейчас… может, Ци Жун лишился сил, раз вселился в смертного мужчину?       «Но ребёнка-то зачем с собой таскать?» — размышлял Ши Цинсюань.       Вздохнув и свиснув, отзывая пса, он сжалился над демоном. Всё-таки, раз Цзюнь У запер его здесь, в своём дворце, а не темнице, совсем по-хамски к нему лучше не относиться. Да и кто знает, насколько опасным мог оказаться Лазурный демон, поднабравшись сил?       — Ты!.. Ты!.. Да я тебя сейчас голыми руками удушу! Сволочь!       Он надвигался на него разъярённой фурией, но находящиеся подле псы, почуяв опасность, зарычали и оскалились. Так и не дойдя пары метров до сидящего на полу Ши Цинсюаня, Ци Жун с такой силой сжал кулаки и побагровел от злости, отчего мог вот-вот лопнуть. Наверняка он бы произвёл пугающую в своей ярости картину, будь у него побольше сил, но в нынешнем состоянии Ци Жун вряд ли мог что-то противопоставить ему.       — Не хочешь успокаиваться сам — хорошо, но успокой ребёнка. Раз ты его отец. Отыгрывай до конца.       — Пф! Не тебе мне указывать, паскуда.       — Не мне, — согласился невозмутимо Ши Цинсюань, смотря в блестящие зелёными искрами глаза демона. — Но это ты его сюда притащил. Так что изволь.       Ещё чуть-чуть и, наверное, Ци Жун порвётся от натуги. Чуть ли не сплёвывая в злости на пол, он обернулся и прикрикнул на мальчонку:       — Гу Цзы, хватит уже рыдать и раздражать меня! Веди себя мужественно, в конце концов. Никто тебя тут не тронет!       «Да просто отец года… с такими криками ещё сильнее пацана напугал», — подумал Ши Цинсюань и, действительно, от криков «отца» Гу Цзы стало только хуже, но он прекратил хныкать в голос.        Странное чувство. Смотря на перепуганного мальчика, Ши Цинсюань метался между жалостью и безразличием, словно стрелка компаса в разных направлениях. Ему трудно было принять себя до сих пор, понять, кем он стал после объединения с душой незнакомки… Или же, правильнее сказать, кем стала она, вернувшись вместе с настоящим Ши Цинсюанем?       То он мечтательно вздыхал, грустил, и вот сейчас, наблюдая за трясущимся от страха ребёнком, испытывал жалость, после чего раздражённо себя одёргивал. Какая ещё жалость? К кому? К незнакомому мальчишке? Но он так хнычет, что голова раскалывается.       — Эй, пацан, — окликнул ребёнка Ши Цинсюань, запоздало сообразив, что манера речи, да и выражение лица, вряд ли располагали к общению. Прочистив горло и натянув в меру приветливую улыбку, он сказал: — Эти псы вовсе не страшные, они подчиняются мне. Хочешь покататься на одном из них?       От нелепости высказанного предложения не то, что ребёнок перестал плакать, даже Ци Жун на краткий миг перестал ругаться. Оба «гостя» Цзюнь У уставились на Ши Цинсюаня, как на дурачка, пытающегося пробить головой сарай.       Да тут и сам Ши Цинсюань, загодя сообразив, что за чушь взболтнул под наплывом эмоций, с трудом удержал невозмутимость на лице.       Тишину прервал раскатистый смех Лазурного демона.       — Да, давай, Гу Цзы, если хочешь стать кормом для собак, то валяй! Ахахахаха!       Псы действительно выглядели пугающе, и даже спокойно сидя подле хозяина вряд ли вызывали у кого-то желание погладить их по морде. Блестящие кровью глаза, зловоние тяжёлой ци, острые клыки и блестящая на виднеющихся клыках слюна. Рёбра, казалось, вот-вот прорежут тонкую шкуру и проредят колючую шерсть.       «Видимо, с памятью вернулась и моя бестолковость…» — измученно вздохнул Ши Цинсюань, наблюдая за Ци Жуном, которого не отпускал ни смех, ни желание завалить мальчишку нравоучениями.       Собаки первыми отреагировали на звук открывающихся дверей, вероятно, услышав загодя приближающиеся шаги. Должно быть, Ши Уду рассчитывал прийти к Ши Цинсюаню с серьёзным разговором, но увидев, как тот сидит на полу рядом с псами, в то время как на другом конце зала какой-то мужчина не то кричит, не то… подбадривает перепуганного ребёнка, он застыл в негодовании.       Ци Жун при виде незваного гостя моментально заткнулся и скривился. Ши Цинсюань, перехватив вопрошающий взгляд Ши Уду, только скромно кивнул в знак приветствия.       — Это ещё кто? — только и спросил Ши Уду, брезгливо глянув на незнакомцев.       — Какой-то мужик, одержимый духом Лазурного демона. А мальчик — сын этого мужчины.       — Лазур… — чуть не подавился прозвищем демона Ши Уду, но припомнив, что за кавардак случился часом ранее, сдержанно прикрыл глаза и сухо произнёс: — Цинсюань, выйди. Поговорим.       Вероятно, опять начнёт отчитывать, но от этой мысли Ши Цинсюаню было ни холодно, ни жарко, он поднялся с места и послушно проследовал к выходу. Только, задержавшись у дверей, обернулся к собакам и указал на Ци Жуна со словами:       — Если вздумает убежать или навредить вам, кусайте его за задницу.       — Эй! Да пусть попробуют подойти, я им головы оторву, не смей недооценивать!..       Двери захлопнулись за спиной Ши Цинсюаня, оставив Лазурного демона наедине с четвероногой компанией. Что он продолжал кричать вслед, стало не так важно, толстые стены и массивные двери моментально глушили звуки. И теперь, в пустом просторном коридоре, более напоминающем вытянутый зал с высокими потолками, они с Ши Уду остались одни. Суровое задумчивое выражение лица старшего Ши подсказывало, что, вероятно, придётся выслушать не лестные замечания о себе.       Ничего. Ши Цинсюаню вдруг стало настолько всё равно, в каких грехах его обвинят, что он с готовностью подошёл к Ши Уду и молча ожидал, когда на него посыплются колючие слова.       — Ты… не ранен? С тобой всё в порядке?       Ну или не посыплются.       Не скрывая удивления, Ши Цинсюань задрал голову, чтобы перехватить взгляд, и никак не мог взять в толк, отчего со столь суровым и тягостным выражением, Ши Уду говорил так спокойно. Его голос чуть подрагивал не то от смятения, не то от беспокойства, словно Ши Уду стеснялся собственных чувств и не хотел выглядеть слабым и растерянным в глазах Ши Цинсюаня.       — Нет, я в порядке, — захлопав длинными ресницами, отозвался Ши Цинсюань.       Ши Уду лишь нахмурился сильнее. Взгляд его беспощадно цеплялся за порванную одежду юноши, на краях пропитанную кровью.       — Ты не в порядке.       — А, — несколько запоздало сообразил Ши Цинсюань, осмотрев себя, — это ерунда, порезы быстро заживают благодаря энергии. Я научился контролировать и балансировать между потоками инь и ян.       — Но ты не в порядке.       И что тут ответить? Да, он не в порядке. Да, у него в голове прошлое перемешалось с настоящим, и более того — две личности схлопнулись в одну, оставляя теряться в догадках, кем он вообще теперь стал. Не обдумав, Ши Цинсюань только отвёл взгляд и хмыкнул, иронично относясь к своим мыслям, однако Ши Уду явно воспринял его реакцию иначе.       — Это не смешно, Цинсюань. Почему?.. Почему ты мне ничего не сказал?       — О чём? О том, что Владыка не совсем божество или о том, что кроме него никто не протянул мне руку, когда я в этом так нуждался?       — Ты… когда?       — Когда ты ушёл и забыл мне сказать, что мой позор видела половина старших богов. Точнее, через день, когда я сорвался на чиновнике со Средних небес и меня как раз вызвал Владыка.       Ши Уду знал об этом инциденте. Но узнать подробности от младшего брата ему так и не удалось, после чего уже Ши Цинсюань прятал от него свой взгляд и не спешил тянуться навстречу. Его боль и крики слушал дьявол, прячущий лицо за маской бога, и, вероятно, всё сложилось к лучшему. Иначе бы их с братом сейчас также разметали бы по залу, да заперли в своих дворцах, словно крыс.       Промолчав и медленно выдохнув, Ши Уду потупил взгляд, в котором с каждым мгновением угасала надежда, искра решимости. Божество, обычно пугающее и нагоняющее ужас своей энергетикой одним лишь грозным ликом, аурой уверенности и харизмы, сейчас напоминало истерзанную блёклую душу. После сражения в главном зале мужчина также не избежал лёгких порезов, кровь алыми мазками проступала на бледной коже лица, пропитала одежды.       Ши Цинсюань не знал, какие слова стоило подобрать, чтобы они стали уместны в текущей ситуации. С возвращением памяти, с пониманием того, кем являлся для него старший брат, он будто растерял способность красноречия. Её душа знала, как заставить Ши Уду обратить на себя внимание, несмотря на противоречивые чувства её душа видела в Ши Уду эталон человека, которым бы она хотела стать.       Он же, тот мальчик, который цеплялся за тень старшего брата, видел в нём недосягаемую скалу, до которой даже не дотянуться. Он и не хотел в точности копировать его, находя поведение порой агрессивным и безнравственным.       И вот парадокс: она его не любила, но он любил. Она стремилась подражать ему, а он просто наблюдал со стороны.       И что же ему делать теперь? Или всё же ей? Что им делать теперь?       Ши Цинсюань позволил себе ещё секунду терзающего молчания, чтобы отпустить тревожные мысли, которые бились и трепыхались, словно выброшенные на берег рыбы. Их плавники резали и кололи ладони острыми костями, и единственное, что можно было сделать, это разжать пальцы и отпустить их.       Выдохнув, Ши Цинсюань также попытался освободиться от тягот. Он столько пережил за последнее время, что окончательно запутался в себе, а события продолжали набрасываться одно на другое, не давая передышки.       Ладонь, которая за последние дни огрубела от постоянных тренировок, легла на щёку Ши Уду. Подушечки пальцев очертили линию скулы, заставив его в негодовании напрячься и глянуть на Ши Цинсюаня, который аккуратными движениями пытался стереть следы крови с его белоснежной кожи. Ши Уду застыл подобно ледяной статуе, будто и вовсе не понимая, почему Ши Цинсюань касался его? К чему такое проявление заботы? Но по искрам во взгляде, по сбивчивому дыханию, скользнувшему по тыльной стороне запястья, Ши Цинсюань увидел, сколь ранимым и потерянным мог быть Ши Уду.       — Если Владыка не выстроит новый мир, то места в старом я себе не найду. И мне придётся бежать, искать и строить для себя что-то своё, — поделился откровением Ши Цинсюань. — Кроме тебя, никто меня здесь уже ждать и симпатизировать не будет. А у тебя здесь есть друзья. Не рушь то, что у тебя есть, старший брат, действуй так, как считаешь правильным…       — Да что за вздор? — дёрнув головой и с хмурым видом отвернувшись от протянутой руки, Ши Уду вряд ли убедил собеседника в искренности своего раздражения. Напоминал ребёнка, прячущего смятение за злостью. — Никуда ты не денешься, и уж тем более никто тебя не тронет, я…       — Ты меня опять не слушаешь.       — Цинсюань, как я могу тебя оставить? И ради кого? Да, они мои друзья, но…       — Твоё право выбирать, как поступить, но позволь мне выбрать свою судьбу самостоятельно хоть в этот раз.       Произнесённые слова заставили Ши Уду оторопеть. Он прекрасно понял, к чему отсылался Ши Цинсюань, поэтому в уточнениях не было надобности. Ши Цинсюань ухватился за эти слова и озвучил их, не задумываясь о последствиях, просто посчитал, что они должны быть произнесены. Несмотря на тяжкий грех, который совершил Ши Уду, он совершил его ради него, даровал ему чужое счастье и годы лёгкого времени, и просто взять, да выкинуть, втоптать подобную жертву Ши Цинсюань считал кощунственным.       Жалел ли он Хэ Сюаня? Жалел. Но был ли он благодарен Ши Уду? Да. Безоговорочно. Краеугольный камень, который, как ни крути, всё равно порежет пальцы. Быть может, без участия новой части души он бы имел другое мнение. Вместо благодарности испытывал бы ужас и отвращение. Ши Цинсюань искренне сочувствовал нелёгкой судьбе Хэ Сюаня, но понимал, что на его месте страдал бы он.       Ши Уду спас его ценой жизни другого человека… А тот факт, что им приходится расплачиваться с последствиями, — это оставалось лишь принять. Захочет Хэ Сюань убить их или смилостивится хоть над одним из них? — это вопрос будущего. Прошлое же не изменить. Из прошлого можно лишь вынести урок. Либо навредить себе ещё сильнее. Этой логики придерживалась огонёк, пытаясь пробиться сквозь прочный панцирь ненависти Хозяина Чёрных Вод, чтобы реанимировать в нём симпатию к себе.       Для неё он был предателем и обманщиком. Для него лучшим другом.       Для нынешнего Ши Цинсюаня теперь всё стало неоднозначно. Как, в общем-то, и для самого Хэ Сюаня, иначе бы он не стал вытаскивать его из Чёрных вод — теперь уверенность в том, что в трудную минуту Ши Цинсюаню явился далеко не призрак, возросла.        Учитывая сложившиеся обстоятельства, он был уверен лишь в одной вещи — сейчас приоритетом стоял вопрос выживания. А уж какие его ждали испытания дальше… этот вопрос мог пока подождать.