─── • ✤ • ───
— Какие прелестные малыши! — Дама в пышном сиренево-голубом платье с узором цветов наклонилась к близнецам, взмахивая веером. Сзади неё неловко переминался с ноги на ногу её сын — Дезольньерсы не видели эту семью раньше, однако отец рассказал о них немного. Этого мальчика зовут Николас. Что же, Николас, тебе не повезло познакомиться с главными шутниками поместья. — Дорогуша, — леди обратилась к их матери и Джозеф кивнул Клоду и тот улыбнулся: — нам стоит познакомиться, не так ли? — Конечно! Вот только позову служанку, нужно сказать ей словечко! Мальчики, родные мои, вы справитесь? — Графиня ласково потрепала их по волосам, подталкивая к незнакомцам. Близнецы кивнули, тут же оборачиваясь к новоприбывшим: — Меня зовут Джозеф, чтобы вам легче было запомнить, то вот, — мальчик указал на ленту в волосах, улыбаясь. — Ну, а я Клод! Нам очень приятно с вами познакомиться, — они оба были несомненно милыми, и Николас, милый маркиз из какой-то там-очень-важной-семьи-простите-память-близнецов, даже вышел поздороваться с ними, если бы не одно но: — Джозеф, Клод, вы снова за своё?! Не прошло пяти минут, как вы уже проказничаете?! — Грозный голос отца тут же прервал всё веселье, однако в глубине души близнецы ликовали: получилось. — Прекращайте свои выходки. Граф Дезольньерс обошёл этих двоих, поклоняясь маркизе, тут же извиняясь: — Прошу, простите нас. Эти двое снова взялись за старую шутку. Тот, кто представился Джозефом — Клод, и наоборот. — Он обернулся к детям, пригрозив пальцем, пока младшие Дезольньерсы залились смехом: искажённые стыдом лица людей они обожали.─── • ✤ • ───
Даже во взрослом возрасте они часто могли провернуть такой трюк. Просто надобности не было. Ребячество ушло, они оба были взрослыми и переросли тот период. Но по прежнему Джозеф любил одеваться одинаково (на крайний случай очень похоже). Просто ему нравилось это некое дополнительное родство с братом. Они, несомненно, и так много чего понимали и чувствовали не так, как обычные братья и сёстры. Один знал, где находится другой. Было у них какой-то сверхъестественное чувство на это. Они чувствовали настроение друг друга. Здоровье, переживания. На расстоянии чувствовали тоску и радость. Они понимали друг друга без слов. Достаточно просто кивнуть головой в предполагаемую сторону: близнец сразу же поймёт, чего хочет другой. Джозеф так скучал за этим. Он не мог выдержать этого. В первые недели после смерти Клода он, несомненно, был в ужасном трауре. Спустя месяцы он вернулся в обманчиво-спокойное состояние и с ужасом понял: он чувствует себя неполноценным. Ему не хватает частички. Он потерял себя. Свою вторую половину души. Себя самого и даже больше. Больше не было его близнеца. Его кровинки и единственного понимающего человека. Это был конец для Джозефа. Джозеф смотрел на себя в зеркало и не понимал: как так может быть, что он больше не увидит того же лица, что напротив, только рядом с собой? Это же неправда, да? Он не мог смириться с тем, что теперь он один. Он чувствовал себя настолько разбитым, что с трудом боролся с желанием убить себя. Он чувствовал несравнимую ни с чем боль и тоску, а так же вину. Она тяжёлым грузом давила, и Джозеф хотел сначала снести всё к чёрту, разбить, убить, сломать, а затем и самому наконец обрести покой. Он не мог выдержать мысли, что его «младший» брат умер.***
Джозеф смотрел в зеркало и проклинал эту внешность. Ту, что когда-то была такой любимой. Он не хотел, не хотел быть таким похожим, он не мог жить так. С каждым днём эта внешность изменялась. Но не так, как кто-то подумает. Сам Джозеф не смел и мысли допустить что-то поменять. Он просто перестал узнавать себя. Сначала он не придавал значения: кажется это нормально, что если как-то не так посмотреть в зеркало, то сам себя не узнаёшь? Или примеряешь новую одежду и уже совсем другой? Конечно, это нормально. С кем не бывает? Однако проблема усугублялась. Днями Джозеф делал пробор так, чтобы свисала только одна прядь, как у Клода. Ну, это же нормально? Захотел поменяться немного… В какой-то момент начал завязывать золотую ленту на бант: Клод любил, когда Джозеф так делал. Однажды сшил на заказ любимый камзол его брата. Получилось очень похоже, наверняка, Клод был бы счастлив? С тех пор Джозеф не снимал его. Клод любил жабо, в чём проблема, что и Джозеф теперь носит такое же? Просто перенял моду. Клод не любил колец и украшений — теперь перстень-печатка заброшен где-то в ящиках его рабочего стола. Ну, на самом деле оно часто мешало, потому он и снял его. Нет, Джозеф бы и не понял ничего, если бы в какой-то момент один из немногих выживших давних друзей не сказал ему: — Ты подражаешь Клоду? Джозеф тогда раскрыл рот в немом шоке, долго не приходя в себя. Что он имел в виду? О чём он? Джозеф всё ещё был собой, а его несчастный брат давно не с ним, как он мог..? И тут же понял сам для себя — так и есть.─── • ✤ • ───
Клод любил рисование, потому Джозеф тщательно хранил его любимые кисти, а себе купил новые. Он практиковался каждый день, но всё так же считал себя бездарностью. Клод был уникален во всём, а Джозеф не мог. Не стал никем. Клод отлично фехтовал — как же Джозеф мог не тренироваться? Однажды, когда времена были получше, они оба принимали участие в каком-то важном соревновании. К несчастью, Джозеф незадолго до этого сломал ведущую руку и шпагу. Неудачные тренировки. Неудачливый Джозеф. Никто даже и не надеялся увидеть его там, однако он пришёл. Он должен равняться на брата, он бы смог. В тот день Джозеф фехтовал правой рукой.─── • ✤ • ───
Фотографии… несомненно прекрасная вещь! Джозеф ни за что в жизни бы не стал каким никаким изобретателем, однако… Современная камера была его заслугой, как бы он этого не хотел. Люди горячо благодарили его за такое изобретение, хотя предшественником была уже давно изобретённая камера-обскура. Как бы Джозеф не хотел, фотографией он занимался ради Клода. Ради его возвращения. Он всё делал ради Клода.***
Десятки портретов, смазанные или перечёркнутые валялись на полу мастерской, а Джозеф упёрся руками в колени, уронив голову. Он закричал изо всех сил, вкладывая в этот крик всю боль и всё страдание, которое только мог. Он не был Клодом, и это огорчало его. Он не мог вспомнить лицо Клода. Он не мог. Он интерпретировал его любимую одежду. Его привычки. Он занимался тем, что любил Клод. Он рисовал, он пытался. Он хотел нарисовать тот портрет Клода, в котором бы точно узнал брата. Но он не мог. Он был бездарностью. И не был Клодом. Джозеф, шатаясь, подошёл к большому зеркалу. Он всматривался в отражение. Однако оно было чужим. Он не узнавал себя. Дезольньерс изо всей силы ударил по нему, разбивая зеркало в дребезги.