Песок и ветер

— Добрый день, — Кхорна чуть принужденно улыбнулась Эвлиаду, когда тот подошёл к ней в зоне вылетов. Она только что провела незабываемые полтора часа, декларируя все оружие, что сдавала в багаж, и была от этой жизни не в восторге. — Добрый, — тот вернул улыбку не в пример более искреннюю, — я получил последнее подтверждение, через шестнадцать часов вертолёт будет ждать нас в аэропорту Багдада. Может, кофе? Пока ждём? — С удовольствием, — Кхорна чуть оттаяла, удивляясь про себя. Эвлиад не казался особенно внимательным и чутким на первый взгляд, однако уже во второй раз демонстрировал ненавязчивую заботу. Впрочем, может, это вообще никак с ней не связано; даже скорее всего. Они устроились в небольшой кофейне, где было относительно тихо (конечно, настолько тихо, насколько может быть в аэропорту Кеннеди). Цены были, как и всегда в аэропортах, раздуты неимоверно, и Кхорна чуть поморщилась. Она ненавидела летать гражданской авиацией; в военной пусть и было менее комфортно, но, по крайней мере, потише. И дешевле. — Выбирайте, что нравится. Я вас угощу, — Эвлиад отвлекся от каких-то бумаг, стопка которых выглядела даже, пожалуй, слишком внушительно для ручной клади. — Не стоит, — сдержанно отказалась Кхорна, хотя внутри все уже кипело. Она, черт его дери, в подачках не нуждалась. Пока Эвлиад преувеличенно внимательно разглядывал меню, явно чуть смутившись, она обратила внимание на его одежду. Он был, видимо, уже в своей форме, хотя весенний Нью-Йорк не располагал к шортам; комбинезон песочного цвета выглядел удобным и не сковывающим движения, что имело смысл. Над практичностью шляпы, подобные которым Кхорна видела только в кино про Индиану Джонса, она бы еще подумала, но хоть солнечный удар не хватит, и то хлеб. Вот ботинки выглядели хорошо — крепкие и на толстой подошве, они выглядели бы как хорошие берцы, не будь они одного цвета с комбинезоном. Ишь ты, модник какой. Сама Кхорна была в своей форме — песчаный камуфляж и ботинки, одним пинком которых можно было раскроить кому-нибудь череп. Разгрузку ей никто не позволил бы взять в самолет, конечно, но она и не стремилась, хотя без ремней, перетягивающих торс, чувствовала себя голой. Камуфляж был удобным и, что важно, настраивал на рабочий лад. — Я хотела задать пару вопросов по медкарте, — сказала она после минут десяти неловкого молчания, когда перед ними поставили, наконец, кофе, — еще ни разу не встречала никого с декстрокардией. — Да, сердце справа — это необычно, — Эвлиад отпил из своей кружки, в которой плескалось что-то, по консистенции напоминающие любимого суперзлодея Дохана, из черной жижи, Кхорна не помнила имени, — но у меня легкий случай, никаких сопутствующих пороков или нарушений. Так что вам это пригодится, только если реанимировать меня придётся, чего не хотелось бы! Он легко рассмеялся, и Кхорна с неудовольствием отметила двух молодых девочек, смотрящих на Эвлиада и перешептывающихся с самым таинственным видом. Она ненавидела лишнее внимание; гражданские, тыкающие в тебя пальцем, легко привлекают внимание того, кого ты пришёл убивать. — Рада слышать, что нет проблем с сердцем, — коротко сказала она, бросая на девочек взгляд. Те тут же стушевались и отвернулись, чего Кхорна и добивалась, — группа крови у нас, кстати, одинаковая. Не думаю, что пригодится, но приятно знать. — Звучит, как знак судьбы, — Эвлиад пожал плечами, — а мне нужно знать что-то о вас, миссис Мкатили? — Просто Кхорна, прошу вас, — она отхлебнула кофе (отвратительный, хотя чего еще ожидать от аэропорта), — да, пожалуй. Я полностью глуха на левое ухо, так что если вы что-то будете мне говорить, стоя с той стороны, я могу не услышать. — Понял, — серьезно кивнул Эвлиад. Если бы это все было так просто, как она описывала… Она частично потеряла слух всего полгода назад, и уже чувствовала все сопутствующие этому неудобства. Да не то, что неудобства, дискомфорт в людных местах у неё был так и так, но некоторые вещи напрямую мешали работе. Когда она спала на боку, неправильном, правом, она лишалась слуха полностью, и даже тревога не была способна её разбудить. У неё теперь не было объемного понимания звука, и приходилось активно крутить головой, если не поворачиваться всем телом, чтобы понять, откуда доносится шум. Да и в целом, слышать она стала хуже, мелкие шорохи, которые раньше воспринимались естественно, все чаще ускользали от её теперь несовершенного слуха. Поэтому её и комиссовали, да. Не прошла тесты. Не справилась. — И еще, я хотела бы сразу проговорить, — чуть задумавшись, все-таки добавила Кхорна, — я здесь для обеспечения вашей безопасности. Поэтому, если я прошу вас что-то сделать, я ожидаю, что вы тут же это выполните. Если я говорю пригнуться — вы, не рассуждая, падаете лицом в песок. Если я говорю спрятаться, вы прячетесь, если я говорю бежать — вы бежите. В случае чрезвычайной ситуации у нас не будет времени на споры и игру в благородство. Я могу на вас рассчитывать? — Вам не стоит во мне сомневаться. Уверен, я в состояние выполнять ваши распоряжения. Пока это не грозит опасностью нашим находкам, конечно же. Она только чуть подняла брови — о каких находках может идти речь, когда в опасности будет его жизнь? , — но потом только усмехнулась. Ученые, умники, что с них взять. Спорить бесполезно и глупо; да и тем более, проблемы они скорее всего найдут не на самих раскопках, а вне их. Но, если что, сама Кхорна мелочиться на собиралась. Если для того, чтобы спасти жизнь вверенного ей человека, ей придётся расшибить вдребезги какую-нибудь античную вазу, медлить она не станет. Как, впрочем, не станет и сообщать это сидящему напротив. — Вот и договорились, — коротко кивнула Кхорна и отпила кофе. Тот все еще был дерьмовым.

***

В последние годы Кхорна полюбила кофе, сваренный в турке. Дело было не во вкусе, не в крепости и не в эстетике. Просто каждый раз, когда кнопка закипевшего чайника со стуком вставала на место, она вздрагивала, в какой бы части квартиры не находилась. Затвор возвращался в пазы с точно таким же щелчком. Она ненавидела метро, потому что плотно стоящие люди вызывали у неё желание прокричать «ложись» и укрыть ближайшего ребёнка собой от разрывного снаряда. Один раз она накричала на Дохана за то, что тот щёлкал ручкой. Щелк, щелк. Размеренно, плавно — прямо как механизм бомбы, отмеряющий секунды. Щелк. В последний раз, когда небо Нью-Йорка расцвело молниями, Кхорна смогла заснуть только у кровати сына. Лишь звук его дыхания смог перекрыть раскатистый грохот — совсем как когда в ущелье, по которому вы едите, сбрасывают огромные камни. Но Кхорна, видимо, забыла, какой грохот стоит в салоне самолета, когда разгоняют двигатель. Наверное, объективно он был не настолько громок — фоновый шум в салоне перекрыл бы, если бы она могла сосредоточится на чем-то еще. Но гул, — такой же, как у лопастей вертолета, который прилетает поздно, всегда слишком поздно, и бесцельно шумит над головой, пока тела лежат, лежат на песке, и больше никогда не поднимутся, — не давал о себе забыть, не давал отвлечься. Эвлиад, чертов джентльмен, уступил ей место у окна, и они сидели прямо возле крыла, самое херовое сочетание из возможных. Гул, гул, — Кхорна чувствует его уже даже не ухом, а всем телом, он будто бы пробирает до костей, забирается под кожу… — Миссис Мкатили? — встревоженный голос пробирается к ней будто издали, через вату. Через гул лопастей. Кхорна разжала пальцы, до побелевших костяшек стиснувшие ручки кресла, мимолетно удивившись, когда успела в них вцепиться, и глухо ответила: — Прошу прощения, мистер Анис. Я в порядке, просто неприятные ассоциации. — Я могу как-то помочь? — все еще сквозь вату, но уже немного отчетливее. Хорошо. Значит, отступает. — Нет, спасибо. Оставьте меня минут на пять, хорошо? — Но мы взлетаем, я же не могу никуда отойти… Пристальный взгляд, который Кхорна все-таки сумела изобразить, успешно Эвлиада заткнул. Он уткнулся в бумаги, лежавшие на против всех правил откинутом столике, и перестал смотреть в её сторону. Вдох на два, выдох на три, вдох на два, выдох на четыре, вдох на два, выдох на пять… Сбилась, не дотянула. Ну, ничего — вдох на два, выдох на три… По мере того, как паника отступала, на неё накатывал чудовищный стыд. За какие грехи наказываешь, Господи?.. Хотя да, глупый вопрос. Если бы Эвлиад Анис был чуть менее оторван от жизни, он бы тут же, не сходя с места, отказался от её услуг. Телохранитель, которой способен выпасть в полноценную паничку от звука разгоняющихся двигателей самолета, не просто непригоден к службе, но может быть откровенно опасен для защищаемого; хладнокровие и умение держать себя в любой ситуации было самым важным в такого рода работе. Как, впрочем, и в карьере военного. Впрочем, он ничуть по этому поводу не переживает, как видно. Нет-нет, да и бросает на неё взгляды, обеспокоенные и сочувствующие — не жалостливые, и то хлеб. Жалости Кхорна не переносила. Хорошо, что Эвлиад не стал трогать её — брать за руку, приобнимать, что еще делают в таких случаях? Это, скорее всего, завело бы её еще глубже в эпизод, а для него закончилось бы как минимум сломанным носом; рука у Кхорны тяжелая, а бьёт она быстро, не раздумывая. Когда от скорости реакции зависит твоя жизнь, рефлексы оттачиваются очень быстро, да такие, что в мирной жизни помогают мало. Без желания ударить она могла терпеть только прикосновения Дохана в такие моменты; ну, да Дохан вообще случай особый. Паническая атака будто бы выпила из неё все силы. Минут через десять она нашла в себе вдосталь воли, чтобы успокаивающе улыбнуться Эвлиаду и выпить несколько глотков воды из своей бутылки — сушило так, будто Кхорна дня три целенаправленно напивалась. Впрочем, не то, чтобы ей было, с чем сравнивать — за последние полгода случилось дохера событий, что к такому располагали, но пить было нельзя. Она помнила о том, что случилось с Роа, единственной её сестрой, и знала, что в таком случае стоит только начать, чтобы все покатилось в одно место. А ей срываться нельзя. У неё ребенок. А у Дохана — только она и больше никого на свете. Поэтому Кхорна, дождавшись, пока самолет наберет высоту, сходила умыться, прикончила бутылку с водой в пару больших глотков и откинулась на спинку кресла. Эвлиад желания поболтать не проявлял, уткнувшись в какие-то бумаги, так что она со спокойной совестью закрыла глаза. Открыла их она уже над Стамбулом. Пересадка была быстрая, буквально в полтора часа, так что по большому аэропорту пришлось побегать — с Эвлиадом и его бумагами на буксире. Не смотря на то, что Кхорна, по факту, просто шла к нему приложением, она как-то незаметно взяла на себя текущие организационные моменты, на что обратила внимание только после того, как машинально протянула мальчику за стойкой регистрации два паспорта и весь пак документов, пока Эвлиад достаточно экспрессивно говорил с кем-то по телефону на арабском. Впрочем, она не то, чтобы удивилась — мать и сестра четырёх братьев, она умела принимать ответственность и не боялась её; военная служба и вовсе вывела это в разряд рефлексов. Спасать и защищать — это не всегда про огонь на подавление. Иногда это о том, поел ли кто-то вовремя и есть ли у него с собой пачка влажных салфеток. Она чуть улыбнулась, глядя на Эвлиада, пока получала их посадочные. Этот неприспособленный к жизни мальчишка в надежных руках на ближайшие три недели, уж это-то она могла утверждать с уверенностью.