Полет на вертолете особенно Кхорне не запомнился — видимо, на сегодня она своё отнервничала. Было дискомфортно, безусловно, но ничего, с чем она бы не справилась.
Куда большее беспокойство неожиданно вызвали такие привычные, такие знакомые, такие опасные песчаные пейзажи. Когда перед глазами постоянно все отливает желтым и бежевым, когда взгляд цепляется за камни и чахлую пустынную растительность, когда привычно проверяешь обувь на предмет скорпионов перед тем, как её надеть, это все не так ярко. Однако после стекла и бетона, в окружении которых она провела больше полугода, пустыня вызывала тревогу.
А Эвлиад даже в вертолете умудрялся что-то читать. Она чуть было не одернула его, чтобы не портил зрение, но осеклась. Она ему не мать и не нянька, и переживать должна исключительно о сохранности его тела на ближайшие три недели, ни минутой больше.
Впрочем, когда они приблизились к точке назначения, он прилип к стеклу, жадно рассматривая выступающие из окружающего песка осколки каких-то камней. Лишь чуть серее, чем окружающая поверхность, они не слишком выделялись, но судя по каким-то экспрессивным выкрикам, Эвлиаду было более чем интересно. Кхорна и при хорошем-то слухе не смогла бы его услышать, особенно учитывая шумоподавляющие наушники.
У вертолетной площадки их уже ждали. Спрыгнув на песок и машинально подав руку Эвлиаду, Кхорна оглядела встречающих.
Невысокая женщина, лет на пятнадцать, пожалуй, ей старше, улыбалась приветливо и сердечно. Улыбка, впрочем, ничуть не затрагивала её желто-зеленых глаз — этот оценивающий и расчётливый взгляд Кхорна ни за что бы не спутала. Она привыкла встречать его у базарных торгашей и берущих в плен талибов, но ни на кого из перечисленных женщина не походила. Загорелая, но явно белая, с мягкими и какими-то кошачьими чертами лица, обрамленными копной черных с проседью кудрей, кое-как стянутых кепкой, она бы производила приятное впечатление ученой, если бы не эти глаза.
Рядом стоял мальчик лет шести, явно её сын — он отчетливо жался к женщине, при этом с интересом разглядывал прилетевший вертолет. Поглазеть пришел, что же еще; Дохан тоже с ума сходил по военной технике в этом возрасте. Еще по динозаврам, но больше — по военке.
Несколько мужчин военного вида рядом тоже не удивили; в Ираке не было безопасно от слова совсем, и само её присутствие здесь тому подтверждение.
— Эвлиад! — воскликнула женщина, перекрикивая постепенно затихающий гул лопастей, — как я рада тебя видеть! Последний раз, почитай, лет семь назад был; тебе было, кажется, пятнадцать на тех раскопках в Аризоне?
— Я тоже рад вас видеть, — ответил он, слегка краснея, — если честно, то я даже удивился, когда мне рассказали, что вы будете на этих раскопках. Слышал, что вас хотели спихнуть заниматься бумажной работой.
— Меня спихнешь, — женщина довольно приятно рассмеялась, — пока я могу летать на самолетах, им не запихнуть меня в душный офис. Представь же меня своей спутнице, чего ты ждешь?
— Миссис Мкатили, это доктор Ангелика Лимман, она командует раскопками, — Эвлиад еще заметнее потерялся и занервничал, что, впрочем, Кхорна могла понять. Кому понравится вот это вот «я тебя малышом помню», да еще и с ходу, — доктор Лимман, это…
Кхорна ненавязчиво прервала его, шагнув вперед и протянув руку женщине — невольно отметив, что та была прямо-таки очень невысокой, сантиметров на сорок ниже её самой:
— Кхорна Мкатили, капитан медицинской службы Корпуса Морской Пехоты США запаса. Частная охрана.
— Доктор Лимман, — рукопожатие было крепким, а взгляд — уже откровенно оценивающим, — у нас тут налажены патрули, вам все покажут, как разместитесь.
— Благодарю.
Больше Кхорна в разговор не вмешивалась. Доктор Лимман с Эвлиадом что-то обсуждали, переходя на свой археологический жаргон, который она понимала с пятого на десятое; лишь выхватывала некоторые моменты, которые казались интересными. «На лопате у нас в основном местные», «охрану дал Бран, такой душка, представляешь?». Наверное, Бран Лакман, владелец одной из самых известных в Яблоке ЧВК. Неслабо.
Самое же интересное она услышала уже ближе к палаткам.
— Я еще не успела принести тебе свои соболезнования, дорогой. Мерекар был действительно выдающимся ученым, хотя работать с ним временами бывало… Непросто. Я верю, что ты станешь хорошим преемником его достижений.
Голос Эвлиада стремительно потускнел, когда он бормотал что-то про «спасибо за соболезнования», но Кхорна никогда не была склонна обманываться.
Она знала, что эти пустые слова не могут помочь — даже искренние не могут.
***
Палатка большая, и, без преувеличения, комфортная — там нашлось место для стола по центру, какого-то подобия открытого шкафа, и двух небольших закутков с койками, огороженных от общего пространства шторами в пол. Кхорна отметила, что её ждали — неудивительно, впрочем, наверняка количество человек тут регламентировалось и учитывалось.
Она и раньше ночевала в похожей палатке, тоже расставленной на вездесущем песке, но тогда они делили её на пятерых. Перед глазами, как по волшебству, возникла картина: Шэрд, нацепив на нос маловатые ему очки, вчитывается в какой-то художественный роман, не имеющий ничего общего с грязью и кровью, в которых им приходилось пачкаться; Нэлла и Грэхар режутся в карты, и Грэхар грязно ругается, когда проигрывает, не осознавая, что насмешливо ухмыляющийся Алиесар, устроившийся за его спиной, просто откровенно подсказывает его сопернице… Тогда она ругалась на них — они мешали ей молиться, отвлекали шумом и разговорами.
Сейчас Кхорна бы многое отдала, чтобы вернуться во времена, когда еще все было хорошо. Когда Шэрд не был похоронен посреди нигде, в песке и пепле; когда она знала, что дома её ждёт счастливая семья.
Кхорна не любила пустых сожалений, но иногда не могла удержаться.
— Вам кровать справа или слева? — вежливо осведомился Эвлиад, и Кхорна чуть вынырнула из потока воспоминаний. Она знает — они вернутся. Когда темной пустынной ночью она увидит звёзды. Но пока еще светло, и у неё есть дела.
— Справа, — без колебаний ответила она, ведь так ей будет проще услышать, если с ним ночью что-то случится, — спасибо.
Они разложили вещи, и вежливо ожидавшая снаружи доктор Лимман повела их по лагерю, чтобы рассказать подробнее, как все устроено. Кхорна привычно отмечала удобные для огневых позиций точки, высчитывала укрытия и рельеф местности; Эвлиад же восхищался организацией раскопок и — действительно неплохой, как для пустыни, — инфраструктурой.
Сегодня работы не предполагалось, они прибыли как раз перед ужином; за то время, что они сидели за общим столом под большим тентом, полностью стемнело, и на землю опустилась жаркая и душная южная ночь.
***
Кхорна уже почти заснула, когда услышала голос Эвлиада. Приглушенный, почти шепот; но их разделяли пара метров и две брезентовые шторки, всего-то навсего.
— Кхорна?..
Он впервые со дня знакомства назвал её по имени; впрочем, голос не звучал обеспокоенным, так что срываться с койки Кхорна не стала.
— Да?
— Тут и должно быть так… тихо?
Сначала Кхорна даже не поняла, о чем он. Ночная пустыня полнилась звуками — шелестел ветер, гоняя ковыль и перекати-поле, пели цикады (или сверчки, или еще какая хрень — Кхорна не знала, как они называются, но умела их готовить), да и в лагере на сотню человек то и дело разносились голоса, смех, а где-то вдалеке шипел старый радиоприемник.
Здесь было как угодно, только не тихо.
Впрочем для Эвлиада, жителя Большого Яблока, наверняка даже такое подобие тишины было непривычным. Дискомфортным, быть может?
— Не можешь заснуть? — Кхорна решила поддержать более неформальный тон.
— Когда закрываю глаза и ничего не слышу, не те мысли в голову лезут.
Кажется, говорить, не видя собеседницу, Эвлиаду было проще. Тон звучал очень уязвимым и личным, и Кхорна как никто знала, как сложно оставаться наедине с собой.
Она тихо встала, откинула шторку, сделала шаг и откинула вторую. Эвлиад устроился с закрытыми глазами и под тонким пледом, заменявшим тут одеяла, чуть ли не по самые уши.
Ничтоже сумняшеся, Кхорна присела рядом с его кроватью на пол палатки, привычно проверив место рукой на случай неопознанной и неприятной живности, и откинула голову на койку.
— Я посижу с тобой, пока не уснешь. Слушай звук дыхания, должно отвлечь.
Уже через несколько минут вымотанный Эвлиад посапывал, приобняв подушку, а Кхорна все сидела и сидела возле, не желая отходить далеко.
Когда она все же тихо направилась к своей половине палатки, из-под её полога пробивалось рассветное солнце.
