Дом на перекрестке

Я снова, уже по привычке, задумчиво дергаю цепь. Она не то чтобы прижилась на моей шее, все такая же тяжелая и в пизду неудобная, как и в первый день, но за неделю... Я смирился, наверное. Старею: в первые пару лет еще три дня весь Дом бы от визгов содрогался, а в первые пять - о железке бы все быстро узнали, как минимум. Сейчас же, как в каком-то старом анекдоте, сижу, как картофельная моль: тихо, не дергаюсь не по делу, рубаю картоху. Хотелась бы сказать, что она все еще на мне, потому что не поддалась ни кусачкам, ни напильнику, но правда в том, что она поддалась одному простому обещанию. -Снимешь - пальцы на ногах вырву и сожрать заставлю. С тем же успехом это мог быть кулон из набора барби. Обещаниям Джека о любой расправе я с некоторых пор верю намного легче: благодаря нему и таблеточкам, которые он уже явно не из той хаты достает - барыгу нашел, как пить дать - я ебашу уже несколько недель, если не месяц, довольно плотно, и по какой-то причине Его не видать. И Джек это тоже понимает. А если понимает, то что угодно желаемое воплотит недрогнувшей рукой. И, есть такое странненькое, веселое чувство, что если даже слезу, диски отпустят, а этот черт - нет. Нихера не весело, на самом деле. Нужно как-то разбираться, и совершенно не ясно, как. Не думал, что когда-либо хотя бы подумаю нечто подобное, но Его возвращать нужно любыми путями, куда бы Он не исчез: общинного строя это место не потерпит, мы друг друга перебьем что-то типа за недельку без Его надзора. Но пока что надзор есть, хоть и слабоватый: хотя бы на задания направляет почаще, все сбрасывают накопившееся снаружи, и срываться друг на друге не так зудит. Я бы сказал, что на мой вкус отправляет излишне часто. Меня - так каждые пару-тройку дней, мог бы и не так зверствовать, я месячную норму смертей превысил уже типа раза в два. Вот и сейчас хватаю рюкзак с бутылкой воды и сижками, и бегу в холл первого этажа, потому что до нужного времени пять минут. На удивление, там никого, и даже ни одного рюкзака или сумки, и даже сидентя на диване не свежепромяты, и только Алекс щурится сквозь очки. -Опаздываешь. -Пошел нахуй. Он в ответ только вздыхает. Привык ко мне, четырехглазый, спрошу потом как-нибудь, не влюбился ли. -На тебе роскошная семейка из пяти человек и собаки.,- Бумажку с адресом протягивает в мою чуть похолодевшую руку.,- Срок - сорок восемь часов. -У тебя крыша едет?!,- Скалюсь зло и наверняка нервно на вид.,- Как я пятерых осилю, еще и с псом?! -Попридержи язык.,- Сверкает глазами так, словно это ему сейчас акробатический трюк проворачивать в одиночку с парочкой ножей.,- И имей уважение к Нему. -Да ебал я тебя и твое уважение! Что я делать- Даже договорить не успеваю - я на освещенной фонарями улице небольшого городка, дома за невысокими заборами темнеют неприветливыми, хищными окнами. Приветливо с одного из фонарей мигает красным камера. Машу ей - чего бояться, если все через телепорты - перед тем, как скрыться за одним из домов, обреченно моча кроссовки в ночной росе. Удивительно, но факт: везет, и на участок я попадаю, не потревожив овчарку, спящую в миленькой будке, выкашенной в цвет типа рыжего или коричневого. Не везет, что это не ссаный золотистый ретривер, потому что от сторожевых в зависимости от тренеровки можно ждать чего угодно, да и собаку труднее убить, чем обычного человека. Сон чутче. Клыки острее. Страха меньше. А если шум поднимет перед тем, как подохнуть, вообще все провалить можно, и ничего хорошего от этого не случится. И окно по-летнему открыто, приглашая черным проемом, и я этим приглашением пользуюсь, потому что собаку - в последнюю очередь, когда никого из жертв она лаем не разбудит, а соседи... Это уже не страшно, если что, проведу денек в лесу, а не в комфортабельных аппартаментах. Хотя даже соседи не так часто придают значение собачьему лаю, даже резко прервавшемуся. Ссать хочется: Николас просыпается от этого, и, немного поворочавшись, просто с грустью принимает тот факт, что встать придется, потому что еще к сожалению, не было изобретено никаких аппаратов для откачки жидкости из мочевого пузыря. Вернее, они, разумеется есть, но только для стариков, не способных с постели встать, а это ведь дикость - пользоваться подобным? И к тому же, однажды один очень знаменитый врач по телевизору рассказывал, что вставлять катер... Катерер?... Каток этот - очень болезненная процедура, и оно того не стоит, если есть любой иной выход. Да и что знакомые скажут?... Проще всего встать с кровати и дойти до туалета - вот что. Барбара только сквозь сон спросила, пора ли ему уже на работу - мужчина только сонно улыбнулся. -Сейчас вернусь, цветочек. Странно то, как их любовь пережила трех детей и одну абсолютно не годную для семейной жизни собаку - но хорошо, а хорошему удивляться не стоит, чтобы не сглазить. Если ты человек хороший - у тебя все хорошо и будет. По-быстрому отлив, Николас выходит из туалета и только выключает за собой свет - замечает, что в момент, когда рука коснулась выключателя, что-то мелькнуло на переферии зрения. И он опять тянется к включателю проверить... Тонкий детский голос, почти плачущий, с кухни, заставляет вздрогнуть: -Пожалуйста, только не вызывайте полицию! Я не грабитель! Б л я т ь. Душа ушла в пятки, и мужчина быстро крестится, но все же с облегчением выдыхает после этого. Здесь ребенок. Почему-то незнакомыйребенок, но признался в этом сам, наверняка зашел просто случайно (через закрытую калитку, мимо пса и в окно), наверняка напуган (а вот здесь несовпадений нет). -Вы что здесь забыли, молодой человек?! У меня семья спит!,- Шепчет, чтобы никого не разбудить. -Я поцарапался, у меня кровь!... -Так, а ну...,- Николас говорит это, уже подходя к дверному проему кухни и включаяв ней свет.,- Моло... Слова застревают в горле. Высокий, выше него, человек с блестящим ножом в руке, белесым, жутким лицом со странной гримассой улыбки... Мысль дальше не идет, потому что оказалась медленнее человека, а из всех стратегий выживания "замри" оказалась худшей. Николас только в растерянности хватается за горло, не понимая, почему оно такое горячее и почему так не чем дышать, и все руки в чем-то очень темном, когда отводит их, таком же темном, как становится вскоре весь мир. Бум - с боевым крещением эту семейку. Если судить по тому, откуда вышел мужик, через которого я быстро и тихо перешагиваю, надеясь не подскользнуться на крови, я знаю, где его супруга. Дотянувшись до выключателя, под громкие аплодисменты собственныйх едва не ослепших от яркого света глаз погружаю кухню обратно во тьму и сочусь в открытую дверь. Сонный женский голос вопрошает: -Там что-то упало, это ты уронил?.. Да, мэм, как вы узнали? Порой поражаюсь догалдливости женщин. И уровню своего чувства юмора - чаще. Бурчу что-то, похожее на едва слышный, невнятный шепот о том, что это был я, подходя к кровати. Резко скидываю с бабы одеяло. И, пока еще едва ли успела приподняться на локтях, ударяю ножом в живот: раз, второй, третий, пятый, восьмой. Пускаю руки на автомат, и они просто ебашут до тех пор, пока тело не перестает дергаться, а матрас не становится насквозь мокрым - на таком и не отдохнешь нормально, ну сссука. Ничего, еще две комнаты и три ребенка, и как минимум три шанса-кровати - если один из них не колыбелька. Следующая комната - едва приоткрытая дверь. Открываю тихо и осторожно, идя на полусогнутых ногах, потому что, кажется, удалось так и не разбудить спящих здесь. В какой-то момент дверь встречает сопротивление, а наверху что-то пластиково клацает. Протягиваю руку - и осторожно снимаю с косяка и края двери нихеровых размеров детский грузовичок - да сегодня мой счастливый день! На голову свалится - не поздо- По затылку ударяет что-то тяжелое, деревянно бацая о кости черепушки. В глазах темнеет точно так же быстро, как оборачиваюсь, чтобы разогнуть ноги и напрыгнуть на ублюдка. Не намного ниже меня, валится на спину, вскрикивая, почти наощупь душу, на фоне слышен громкий крик - режу горло не успевшего прийти в себя, кашляющего - уже кровью - подростка, и прыгаю почти по-звериному ко второму, лишь бы, сука, не орал. Он - мелкий, на втором этаже двухэтажной кровати, и пока лезу, в еблет прилетает плюшевой игрушкой - ссука, неприятно, несмотря на то, что мягко, и даже когда дотягиваюсь до визжащего по-свиному пиздюка и наконец наношу пару успокаивающих колюще-режущих, в ушах все еще звенит его крик, и голова раскалывается, будто от затылка пускает в весь мозг корни огромное дерево, буравящее все на своем пути. Лишь бы не потерять сознарие, пока не замочу последнего, ссука... Слышны шаги, бег куда-то, и рвусь за тенью, уже не скрываясь - а какой смысл - роняю уебка на пол, целюсь ножом.... Стоять, это девчонка. Прижимаю к ее горлу нож, а ко рту - ладонь, и думаю, прислушиваясь. Кроме ее громкого дыхания - ничего, даже собака не лает, но это еше ничего не значит. Крик пиздюка мог разбудить кого угодно из соседей, и они могли вызвать копов - да по щелчку пальцев. И собаку еще, кстати, завалить надо... Да блять, столько дел, столько забот - и такие классные сиськи прямо подо мной. Но все же принимаю решение. Если что, мигалки услышу издалека, и пара пуль будут того стоить. -Издашь звук - и я убью тебя. Уяснила? Кивни, если да. Молча. Спустя секунду кивает, по-куриному тряся башкой. Ладонь убираю медленно, осторожно, но, поняв, что орать пока не собирается, хватаю за волосы и встаю с пола, заставляя подняться ее тоже. -Будешь лапочкой - выживешь. Поняла? Кивни, если да. -Пожа... -Кивни. Кивает. Какая послушная, а? У нее в шкафу предостаточно кофточек с длинным рукавом. Синтетических, тянущихся, блестящих глиттером даже в полутьме - двух таких хватает, чтобы связать тонкие запястья и лодыжки, и вслед за этим с трудом затолкать девчонку под ее же кровать. Если трудно засунуть - тем более будет трудно вылезти, тем более связанной, тем более... Да не важно. Все равно меня минут пять не будет максимум, и по дороге наружу, из дома, нож нежно чиркает провод телефона, разрезая надвое. Упси. Собака - ебаная сука - только увидев, начинает лаять, и не оставляет иныхвариантов, кроме как тут же, без тактики и стратегии, кинуться к ней, одной рукой пытаясь заткнуть пасть, а второй - тыкнуть хоть куда-то ножом. Спустя одну сдавившуб, будто клещами, руку боль, одни звездочки - нихуя себе планетарий - в глазах и одну попытку кишечника вывернуться наизнанку становится ясно, что за агонизипуюший сейчас труп плачу псине ее последней трапезой. Заталкиваю тушку в будку и быстро валю в дом, потому что вот сейчас уже наверняка соседи что-то да смекнут. Ебаные псы. Но в доме меня ждет девчонка. Из-под кровати даже вылезти не успела, и я тащу ее оттуда сам - комбо из отвратного настроения, тошноты после удара и кровоточащкй раны на руке дают незабываемые ощущения - не только мне, впрочем. -Дернешься - зарежу к хуям. -Пожалуйстачтоугоднотольконетро... Становится сговорчивее с моей ладонью на лице и двумя колюще-режущими, просто чтобы уде перестала дергаться. Пизда у нее ярко-розовая, как жвачка, и безумно узкая, протискиваюсь с трудом - но потом остатки сопротивления гаснут, и, повалив на матрас, наконец вбиваюсь в нее нормально, с силой, так что каркас кровати громко скрипит от каждого моего толчка, и приятно думать о том, что это девчонка подо мной стонет. Такая пизденка... Двумя пальцами здоровой руки лезу ей в рот, оттягиваю щеку, думая о стеклянных глазах со слишком узким зрачком, а штаны пропитываются приятным кровяным теплом. Спустя время оно же - не кровяное, правда - разливается по телу, и я хриплю, кончая внутрь, думая о своих детках, которых девка могла бы носить, если бы Он разрешил оставить ее вживых. Прислушиваюсь, закончив и вытерев член о ее задницу - какая охуенная, округлая и мягкая, с жирком, сытая - но тишина. Пока что никого. Адреналин постепенно уходит - пока что не настолько, чтобы наконец вырвало из-за сотряса, но достаточно для того, чтобы обратить внимание на все еще слегка кровоточащую левую руку. На кухне включаю свет, поискав, достаю из аптечки над раковиной - какой конч туда аптечку ставит - кусок марли, обматываю предплечье - венозного или артериального кровотечения нет, так что этого достаточно. Быстро ем ложку сахара, и, пока закипает чайник, шарю в поисках вкусного. Консервы, пакет какой-то крупы, шоколад, конфеты, арахисовая паста - в рюкзак. Голода в Доме сейчас нет, а сладенького хочется, так что выбор очевиден. Копов... Тоже нет, в районе тишина, только вдалеке чья-то собака лает. Заебись, может даже позже открою потом соблазнительно блестнувшую, когда заглядывал в холодильник, бутылку пива. Закидываю в рюкзак еще немного жратвы, кофе и какао, и наконец наливаю себе крепкого чая с тремя ложками сахара. Пока-пока, анемия. А, чуть оклемавшись, грею найденный в холодильнике стейк и ем, зажав между двумя тостами. Т и ш и н а . И совсем другая, чем в Доме. Говоря строго, ни там, ни здесь как таковой тишины нет, это просто смешанные в кучу более или менее неважные шумы - и они не одинаковые. Там - Лес, подступающий к самым окнам, скребущий когтями веток по стеклу, совсем не такой приветливый, каким любят его описывать поэты. Да, с соловьями, дроздами и остальной херней, но неправильный, будто поколеченный кем-то когда-то давно. Со временем привыкаешь. А здесь тише. Лес обычный, совсем не зловещий, шумит бойлер из ванной, что-то поскрипывает в стенах то и дело, редко-редко проезжают машины, вода из крана капает. Я вообще все чаще думаю о том, что дома было лучше. Там был отец, пройденная им война и переданная ею в наследство жестокость, там пистолет, которым он любил помахать у меня перед лицом, там брат и его друзья, и одноклассники, и ах да - точно - мать, ебаная старая уродина без яиц сказать что-то в ответ моему отцу. Она просто стояла - и вечно смотрела. И всегда, когда я, блять, лежал на полу кухни, выкашливая соезы и скуля побитой псиной - она приходила и молча смотрела. А потом просто -Иди спать. И все. Но ведь там была Джейн - настоящая она, хорошая она, какой была до того, как я зарезал всю ее мерзотную семейку. И ведь никакой благодарности от этой суки.... А в Доме - только злоба, текущая ядом из каждой щели, постоянное тянущее чувство легкого голода в животе и бесконечный страх не менее бесконечной боли. Хотя - даже это сейчас, кажется, меняется, и почему-то я не рад. Ладно. Похуй. Передохнув, ищу деньги. Найдя какую-то нычку в спальне взрослых, накидываю чужую одежду - нужно будет прихватить, кстати - надеваю рюкзак на случай копов у дома и иду гулять, то есть - искать ближайший круглосуточный. Он оказывается ниже по улице, светит неоновым "24!!!" и действует на нервы. Продавец, сонный и мрачный, странно смотрит, но ничего не говорит, когда беру чуть дрожащими в вечном треморе руками блок сигарет, ворох колес, три зубных пасты и десять зажигалок - все время теряю их. Подумав, еще беру жвачку. Вокруг дома все еще не стоят тачки с мигалками, так что выливаю на окровавленный газон канистру воды с кухни, чтобы не так светил красным с утра, и заваливаюсь на кровать одного из парней, где меньше всего крови. Мысленно проверяю: замки - закрыты, окна - закрыты, жалюзи - закрыты, калитка - закрыта, я - в свежей одежде, получше старой и приятной к телу, а рюкзак лежит у кровати. Этого достаточно для того, чтобы закрыть наконец глаза. На удивление, отведенное мне время прошло, как самый настоящий отпуск: несколько раз заходили соседи, но дальше калитки никто не ступал, а глухой забор не показал мертвого пса. Я мыл рану целый один раз, пока не зажила, ел восемь раз, пока не начал блевать, выпил почти-законно мою бутылку светлого, полежал еще, не засыпая, потому что разболелась голова. На затылке, кстати, обнаружилась уже полузажившая болячка. Черт, я даже помылся! Даже полежал в ебучей ванне - понятно, нет?! Я расслабился впервые за год, наверное! На редкость хороший дом, на редкость гостеприимные хозяева. Насчет них - я еще раз выебал труп той девки, но холодный - уже не то, конечно, да и киска ее перестала быть такой приятной. С самым младшим парнишкой тоже развлекся, скорее от скуки, чем с причиной: прижег ему язык и выколол глаза, а яйки отрезал и вложил в рот. Полиция охуеет - отвечаю. Городок явно небольшой и спокойный, они такого наверняка в жизни не видели. Ну хоть развлеку ребяток. Перед уходом я опять поел - и, подумав, захватил с собой несколько яблок в уже почти переполненный рюкзак. Редко свежее едим. А в Доме все те же, и все там же: тихо, стены скрипят, Лес скребется через форточку. Никто не встречает с цветами почему-то, а жаль. Выгружаю на кухню по полкам большую часть съестного - кроме сладкого - оставляю там же, так уж и быть, одну зубную пасту и три зажигалки - возьмет, кто захочет. Ставлю кипятить еще теплый после чьего-то визита чайник и беру свою кружку... Еще мокрую, хоть и мытую. Здесь был Тоби: у остальных свои есть, и никому не захочется портить себе жизнь, беря что-то мое. Джейн появляется неожиданно, жутко: отворачиваюсь от раковины, беру полотенце, поворачиваюсь - позади шаги. Пришлось повернуться еще раз. Карусель, блять. -Аллоха.,- Выгибаю бровь, молча спрашивая, зачем оказалась здесь. -Новые штанишки?,- Отворачивается и достает из шкафа банку консерсиванного горошка. -Как видишь. Она в ответ хмыкает в пустоту и достает из посудного шкафа кастрюльку. Наливает опять ржавую воду из-под крана, ставит на огонь рядом с чайником, подсыпав соли. Красивая, все еще - ее не испортило даже подобное существование. Лавирует мимо меня, проскальзывая глазами по свежим шмоткам, и забирает со стола одну зажигалку. Ложится - на него же, теперь глядя мне в глаза снизу вверх. Скалится по-сучьи и неожиданно, растягивая зеки в улыбке. -Смотрю, твой ебырь кулончик прикупил? Мило. Мыслей разом очень много - блять, блять, блять, блять, блять, и это если коротко. Ебучие кофты и ебучие их воротники, за которыми нужно все время присматривать. Но скалюсь в ответ, проводя пятерней по ее груди - типа случайно. Она даже не дергается, как раньше. -Завидуешь? Могу подарить такой. Чайник закипает - иду и выключаю, стараясь не съежиться от отвращения в маленький комочек ненависти ко всему живому. Хочется найти в себе эпицентр этой мерзости, как орган - наверняка еще что-то в организме выделяет, отравляет тело и душу, делает все вокруг паршивым - и вырезать к хуям собачьим, и перестать испытывать это мерзотное чувство отвращение, яда внутри. -Благодарю покорно - откажусь.,- А эта сука скалится, ей весело. Ни грамма сочувствия.,- Но мне нужны подробности, ты ведь понимаешь.,- И смеется. Я вдыхаю и выдыхаю, оглаживая ручку ножа в кармане. Терпение ни к черту. -Могу своих подробностей показать. Даже трогать разрешаю, прикинь? -Скажи честно, он порвал тебе очко?,- Измывается, сука. Никогда не пиздела не по делу, а сейчас зубоскалит. -Хочешь протестить? -Хотя конечно порвал. Ты небось только от этого уже и кончил. Очень хочется ей въебать, и, стоя над, искренне задумываюсь. Лежит на столе, прямо передо мной, только руку протяни - но ведь и в ответ дать может, иначе бы не наглела так. -И... -Заткнись, а.,- Хорошая пара суток испорчена постфактум ею одной, так что просто сдаюсь. Не интересно с ней сейчас ебаться словами.,- И без тебя тошно. Она молчит долго - секунд десять раздумывает. -Я в курсе.,- У нее голос тоже серьезнее становится.,- Но ты наконец все понимаешь. Все не может забыть... Когда почти что только попали сюда, было несколько стычек, из которых каждая заканчивалась ее кровоточащей пиздой или жопой, а последняя, поэтому таковой и ставшая - тем, что нам обоим за это попало. Больше я так не экспериментировал. А она все не может забыть, спустя уже хуеву кучу лет. -Ты еще припомни, как я в пятом классе тебя за косичку дергал.,- Хаха. А что-то нихуя не весело. -А ты-то сможешь забыть? Виснет неудобная и неприятная тишина, а ее глаза, аспидно-черные, все так же смотрят сквозь сетчатку моих, просверливая тело насквозь. Больно. Из-за этого отворачиваюсь и иду к кастрюльке. Вода кипит. -Что готовить собиралась? -Макароны. Бантиками которые.,- Послушно - почему вообще послушно, если меня никто и не просил - достаю их из стеллажа и бросаю немного в кастрюльку - на нас двоих. Начинаю полубессмысленно помешивать деревянной лопаткой с трещинкой.,- Но ты не ответил на вопрос. А я и не знаю, как. Забуду? Нет, точно нет - эта херня надолго заляжет в памяти, не хуже побега из дома или первого наказания. Смогу ли когда-нибудь начать относиться к этому иначе, чем сейчас? С равнодушием? Не прокручивая раз за разом за разом в голове все возможные сценарии, пытаясь оправдать себя, убедить в том, что я не так ничтожен и мерзок, как кажусь себе? Я не знаю. Не через месяц уж точно, а на большее время я не заглядываю с тех пор, как заполучил это лицо. Слишком близко смерть, всегда. -Не ебу. Джейн - слава богу - в ответ не отпускает никакой сальной шуточки. Встает со стола - тот всеми четырьмя ножками надрывно вскрикивает - и подходит ко мне сзади. Напрягаюсь. Но, видимо, зря, потому что она теперь садится рядом с плитой на стол для разделки, задумчиво болтает ногами в воздухе. Грязные берцы ритмично бухают о дверцу шкафчика с кастрюлями. -Но ты ведь понимаешь, что мы все так-то в заднице. Быстро соображаю, о чем речь, из-за этого неприятного "все". -Ты про то, что Джеку за это все ничего так и не было? -Ага.,- Она заглядывает в кастрюльку. Выцеживаю пару макаронин оттуда, протягиваю, предлагая. Не отказывается, жует.,- Посоли еще. Почти готово... У нас есть хоть какие-то специи? -Чеснок? Он в кладовой. Джейн скатывается со стола и шагает туда. Параллельно слышу ее голос. -И не только про Джека. Тобиас, пока ходил со мной, убил одну девочку всего. -Кстати, как он? -Места себе не находит. Киваю. Как и все мы однажды, давно, когда только попали сюда. Не знаешь, чем себя занять, мыслей в голове явно больше положенного и такое чувство, что половина - Его, первые убийства и трясущиеся от них руки... Через год-другой привыкнет. -Но не только это. Нат сказала, что Тим недавно Его имя вслух говорил - и никакой реакции. -Заливает. А ты ведешься, дура. -Неа. Я потом его нашла и спросила лично. Кстати, валялся в библиотеке связанный. -Да ну? Это она его так?,- Почти не удивляюсь подтверждению того, что это правда. Пугает - но похоже на правду, к сожалению. -Ага. -Крепкая старушенция. Смеемся вместе. Смотрю на эту дурацкую кастрюльку с макаронами и думаю о том, что все, как в детстве, когда у Джейн дома не оставалось родителей. И о том, что вот-вот я наконец проснусь от этого кошмара, и окажется, что снова уснул с закрытым окном, и будет болеть голова, и будет утренний кофе и дебильная школа, и родители, и побои отца, и брат-пидор... Но не будет вот этого вот. Будет нормальная жизнь нормального подростка. -Готовы, выключай. Едим в тишине, каждый погружен в свои мысли. Макароны, горошек, только что принесенная мной тушенка. Обед королей. Но что, если Он и впрямь исчез? Навсегда?... Что, если мы все правда останемся одни в этом доме и этом мире? Если ничего не останется, кроме обычных смертных людей и тысяч смертей на их счету? В чем смысл продолжать жить, если Он, удерживавший меня страхом Наказания от смерти год за годом, исчез? С мурашками по спине вместе приходит осознание того, что я очень не хочу умирать. Джейн не озвучивает общие мысли, так что иду на это первым. Видимо, правда взрослею. -Мне страшно. Все еще кажется странно-унизительным, но точно знаю, что страшно даже Джеку, и это утешает. Нужно будет, кстати, зайти к нему сегодня за новой порцией. Физической зависимости у меня, конечно, очевидно нет, но отлично помню, как мне было хорошо от тех колес. Джейн собирает со стола посуду и бросает в раковину. -Мне тоже. Звучит задумчиво, будто говорит, думая о чем-то еще. Потом вместе, все еще в тишине, выпиваем по кружке чая без сазара, используя один пакетик на двоих. Нужно будет набрать смородинового листа, засушить на зиму, пока он есть. И малины, и земляники - листья станут вкусняшкой в чай, когда под сугробом будем. Если следующая зима вообще настанет. Я в этом никакой уверенности не питаю, и сидящая напротив подруга - ? - кажется, тоже. Смотрит сквозь меня. Она была бы лакрицей, если бы оказалась сладостью. Абсолютно невыносимая для большинства, но ценители сгребают всю без остатка, пока есть возможность. -Есть идея. -М? Мнется нерешительно, долго, перед тем, как все же сообщает с напускным равнодушием: -Займемся сексом? Если бы были в комедиях, моя челюсть сейчас была бы уже на полу. Возможно, проломила бы, упав в подвал, и точно прямо Джеку на голову, чтобы по законам жанра. Но мы, к сожалению, не в комедии, так что просто туплю в стол с минуту, наверное. Джейн молчит, видимо не пошутила. Все надеюсь, что сейчас с издевкой рассмеется, скажет, что я, пиздолицый, совсем ебу дал, если ведусь. Но, видимо, не пошутила. Почему все не может быть просто нормально? -Почему? Ничего лучше в голову не приходит. Джейн закуривает, судя по щелчку зажигалки и разлившимуся химозному запаху сиг с виноградной кнопкой - какие нашли в последний раз. -Все, что мы знали, опять летит в пизду, Он боится чего-то, шляющегося по коридорам, настолько, что прячется, а еще мы теперь уже вероятнее не доживем до следующей недели. -Защитано. Звучит, как хороший довод, только не догоняю про коридоры. -А кто шляется?.... -Салли сказала Бену, Бен сказал Нат и Тиму, Тим сказал мне. Какая-то фиолетовая ебака. Молчу, думаю. Потом вспоминаю, что думать вредно для здоровья, и забиваю. Жить будем - не помрем. И здесь ебаться... Ебаться? Заниматься сексом? Любовью? Отчаянием, блять, заниматься, лучше не стоит. Почему-то неожиданно секс становится чем-то очень интимным. -К тебе или ко мне? -К тебе.,- Опять удивляет. Не хочет, чтобы я простыни ее пачкал, что ли? Вываливаемся из кухни, как гопари из подворотни, ее берцы оглушительно стучат по полу, предупреждая всех о приближении хозяйки. Изподтишка хозяйку разглядываю. Красивая. Все еще. Заваливаемся ко мне, примечаю на полу таракана - наступаю. Негоже при даме, что ли? Хуй знает, как объяснить, чувствую себя девственником. Садимся на неожиданно слишком жесткий теперь матрас, я жмусь, как придурок. Осторожно глажу тонкое, хрупкое плечо. Джейн - так же осторожно, будто боясь сломать - меня или хрупкое нечто, что сейчас между нами есть и может исчезнуть от любого неосторожного движения? - притягивает к себе и целует с языком. Даже не стукаемся зубами, никто другого не всасывает, как ебаный пылесос, все очень-очень осторожно. Но даже от этого невинного, нежного, в животе нагревается раскаленный жгуче-сладкий ком возбуждения, неожиданно сейчас будто неуместный. Отстраняемся, Джейн снимает кофту, я - спизженную рубашку. Неприятно клацает цепь на шее, заставляя дернуться, будто от удара. Ее рука на моем плече, успокаивает и греет. Хочется убить за то, насколько этот милипиздрический жест сейчас оказывается необходимым. У нее безумно красивая грудь - не очень большая, чуть треугольная, со шрамами от огромного ожога. Глажу ее, целую, касаясь губами, над головой громкое дыхание, и чувствую при каждом поцелуе, как бьется ее сердце. В последний раз, когда все пошло кувырком и было страшно, как сейчас, когда я убил две семьи - мою и ее - мы тоже занимались сексом. Но совсем не так. Не знаю, как сформулировать. -Как хочешь?,- Голос хрипнет. -В смысле? -Поза. Джейн кивает в задумчивости непонятно чему - своим мыслям, но уже через секунду ложится на спину и поднимает бедра, аккуратно стягивая с себя штаны армейской расцветки и простые черные трусы в белых бвбочках. Хочется захныкать от того, какая она вся красивая, тонкая безумно нежная, сама как бабочка - насекомое или нож, хуй знает. Скулю на грани слышимости и стона, прижимаясь к ней торсом, целую все так же нежно. Почему все не может быть просто нормально? Чтобы это - было нормально? Чтобы это не было каким-то неземным, пугающим, кружащим голову исключением? Расстегиваю штаны, стягиваю вместе с трусами. Очень-очень едва касаюсь ее промежности - даже не пизды, это не то слово, не подходит - членом. -Можно? -Да. Как будто боясь спугнуть, размазываю ее и свою смазку по головке и очень аккуратно вхожу, слыша резкий вздох то ли неожиданности, то ли страха. Когда перед глазами, кроме ее лица и груди, оказывается еще и массивная цепь с замком, тянет разрыдаться. Становится что-то вроде больно, но не совсем физически, и будто ужасно тянет за корни глаз, и их уголки зудят, предупреждая о слезах. Я не имею права. Не сейчас. -Я... -Не бойся.,- Ее голос успокаиваюший, а глаза серьезные.,- Его здесь нет. Здесь есть я, и этого должно быть достаточно - но почему-то Джейн будто плевать вообще на все, она прижимается своим пахом к моему, вгоняя в себя член, и снова дерганно вздыхает, и кладет ладони на мои плечи. Хочется разрыдаться от этой неправильной, мерзкой, не нужной никому - мне уж точно - нежности. Она не должна вести себя так, не должна так доверять. Она должна сейчас ударить и сбежать, и мне не было бы тогда так страшно, как сейчас, в непонятном ожидании удара. Двигаюсь медленными толчками и почти ложусь на ее грудь, следя за тем, чтобы не раздавить, и по всему телу сочится раскаленной патокой возбуждение, от которого сводит скулы, как от кислого. Джейн тихо стонет на грани с дыханием в такт толчкам, прикрыв глаза и сверкая на меня бликами света из окна из-под век без ресниц. Выгибается, гладит мою грудь, разглядывает... Любуется, как я ею. В голове даже без таблеток мутно и приятно, и я чувствую себя наконец-то не собакой, не шлюхой, не неполноценным. Я просто чувствую себя хорошо без "но", впервые за сколько лет? Молчим, не нарушая момент, только дышим в унисон. Чувствуя, что вот-вот кончу, вынимаю член. -Сожми бедра, плиз? От прикосновений ее кожи к сверхчувствительной сейчас головке выстанываю что-то, чего сам не понимаю, и толкаюсь между ее бедер наконец в полную силу, почти кроличьи толчки с минуту, пока Джейн мастурбирует свой клитор пальцами - и на ее живот тонкой струйкой брызгает моя сперма, и на ее коже становится похожей на рассыпавшееся жемчужное ожерелье. Осторожно отвожу ее пальцы от клитора и старательно, но наверняка неумело - не доводилось раньше, честно говоря - дрочу его. Несмотря на то, что это делаю я, своими пальцами, едва ли способными вылепить фигупку из пластилина из-за ожогов - Джейн неожиданно громко, так, что пугает, стонет низким голосом, судорожно толкаясь на меня - и тут же сжимает бедра вокруг руки так, что становится больно. -Убери. Тут же убираю руку, и Джейн без сил растекается по матрасу, чуть двигает рукой, чтобы касаться меня подушечками пальцев. Беру из кармана снятых штанов сигареты и ложусь рядом, закуриваю, смотрю на раны, шрамы, ожоги - все, что на ней, в ней, что не вижу обычно - полуприкрыв глаза. Она в ответ - требовательно протягивает ладонь, и уже через минуту тоже закуривает. Двигается ближе ко мне горячим телом, я - натягиваю на нас одеяло. Цепь на шее кажется тяжелее обычного. Больнее обычного. -Почему все не может быть просто нормально?,- Я задаю вопрос в пустоту скорее. -Я не знаю.,- Джейн обнимает меня одной рукой и утыкается в подмышку. Молчит.,- Мне... больно. До сих пор. В ответ молчу. По куче причин. Мы что, повзрослели?