О чём грезят боги

      Артём ненавидел, когда Кирилл начинал всё усложнять. В такие периоды ему даже не было интересно разбираться с тем, что происходило у Кирилла в голове, а просто хотелось его хорошенько встряхнуть, чтобы все винты в его черепушке встали на место и их взаимоотношения перестали походить на запутанный клубок оголённых проводов. Артёму было известно, что Кирилл уже очень давно был к нему не равнодушен, но не воспринимал это всерьёз. Если говорить совсем откровенно, он считал, что у Кирилла просто малость не все дома и лип он к нему только по этой причине. Ну, или, может, ещё и из-за того, что у него никогда не было нормальной девушки.        Артём не позволял себе высказывать Кириллу свои соображения насчёт его так называемых «чувств», потому что не хотел его обижать и надеялся на то, что со временем Кирилл просто найдёт себе кого-нибудь или же осознает, насколько его «любовь» абсурдна. Однако то и дело случающиеся в их общении кризисы свидетельствовали о том, что Кирилл с годами не только не потерял к нему интерес, но и, наоборот, сильнее прикипал к нему.        За пять лет их дружбы Артём устал с ним бороться, поэтому в моменты, когда Кирилл становился чересчур обидчивым и требовательным, просто не обращал на него внимание и ждал, пока он придёт в себя, чтобы они могли нормально общаться без претензий друг к другу и нелепой ругани по пустякам. Обычно для этого хватало нескольких дней, максимум — недели-полторы, но с их поцелуя на дне рождении шёл уже второй месяц, а Кирилл по-прежнему вёл себя так, будто Артём в чём-то перед ним провинился. Это невыносимо раздражало, и у Артёма складывалось впечатление, что Кирилл специально его выводил, вынуждая извиниться за что-то, что он сам себе надумал. Подыгрывать ему в его заскоках Артём не собирался, поэтому атмосфера, витавшая между ними, была наэлектризованной и крайне напряжённой.        Они всё также жили в одном ритме, вместе работали, спали на соседних кроватях и ели на одной кухне, но Кирилл, за исключением каких-то автоматических бытовых взаимодействий и общих дежурных фраз, полностью игнорировал его существование. Он завтракал раньше или позже Артёма, чтобы не пересекаться с ним с утра, намеренно задерживался в баре допоздна, чтобы не идти вместе с ним домой, спал, демонстративно отвернувшись лицом к стене. На выходных, если они оба были дома, Кирилл в основном торчал на кухне и за день выкуривал чуть ли не целую пачку сигарет, словно пытался выкурить Артёма из квартиры. Несколько раз Кирилл куда-то уходил, пропадал и возвращался только под утро с той самой вонью жжённой листвы, исходившей от всей его одежды.        Всё это доводило Артёма до температуры кипения.        Он ничего не испытывал к Кириллу помимо исключительно дружеской привязанности и поэтому не мог понять того, что Кириллу попросту было больно его видеть. Из-за этого непонимания с каждым днём затянувшейся игры в молчанку Артём всё больше выходил из себя. Последней каплей стало то, что он заметил, что Кирилл начал ближе общаться с их семнадцатилетней сотрудницей Ксюшей, которую он сам относительно недавно нанял на кухню «Весёлой таксы». Отчего-то Артём не сомневался, что Кирилл тоже делал это ему на зло: вот, мол, посмотри, я предпочитаю общение с малолеткой общению с тобой, а ещё хожу курить траву, зная, как тебя это бесит.        В итоге, хоть Артём и обещал себе не принимать участие в этом спектакле одного актёра, он решил, что для начала как минимум от торчка Дениса точно нужно было избавиться, чтобы Кирилл со своей жалкой драмой не скатился в бездну наркотической зависимости. Благодаря блокноту ли, а может так сложилось само по себе, но Дениса загребла полиция во время того, как он пытался сбыть травку кому-то из своих постоянных клиентов. После этого Кирилл ходил мрачнее тучи, но пропадать по ночам перестал.        С тем, что Ксюша стала постоянно крутиться рядом с Кириллом и всячески выискивала способы с предлогом или без поболтать с ним, Артём поначалу мирился. У него пульсировала вена на виске, когда он видел, как Кирилл ей улыбался. Хоть ему он не улыбался уже будто бы целую вечность, это всё ещё было терпимо. Затем Ксюша внезапно решила подстричься, и после этого Артём всё же сорвался с цепи.        Для девушки Ксюша отличалась довольно высоким ростом и носила преимущественно спортивную одежду оверсайз. С короткой мальчишеской стрижкой со спины её и вовсе стало очень просто спутать с парнем. Артём задавался вопросом, не была ли она случаем лесбиянкой, но, наблюдая за тем, как она носится вокруг Кирилла, пришёл к неутешительному выводу о том, что ей всё-таки нравились парни. У неё были грубоватые острые черты лица и каштановые волосы, теперь небрежно торчавшие во все стороны, и иногда Артёму казалось, что он с ней внешне был чем-то похож. Он убеждал себя, что Кирилл напрочь сбрендил, раз дошёл до того, что пытался насолить ему приобретением такой неубедительной замены, однако не мог перестать злиться из-за их набиравшего обороты общения. Прикрываясь своими должностными полномочиями, Артём стремился пресекать все их разговоры угрозами штрафов, а в результате добился только того, что Кирилл и Ксюша стали больше общаться вне работы.       Точки невозврата Артём достиг, когда в один из вечеров после закрытия бара Ксюша заговорила с ним, пока Кирилл возился с чем-то в служебке.        Она застенчиво подошла к барной стойке во время того, как он пересчитывал выручку за день, и, переминаясь с ноги на ногу, спросила:       — Артём, а вы же с Кириллом давно знакомы?        «Знакомы? Да он так-то мой лучший друг», — фыркнул про себя Артём.        — Ну да, а что?       — Я хотела спросить… У него есть кто-нибудь?        Артём раздражённо цокнул.        — Даже если и нет, то что?       — Мне просто интересно. Он очень добрый и классный парень, обычно такие всегда уже состоят с кем-то в отношениях, и я тут подумала…       — Да, у него есть девушка, — перебил её Артём. Ему вообще было плевать, что она там думала.        — А, ладно, — Ксюша смутилась и потупила взгляд. — Я пойду. До завтра!       Девушка убежала, а Артём принялся снова пересчитывать выручку. Он пересчитал деньги три раза, и все три раза у него выходила разная сумма.        Он выругался и начал считать в четвёртый раз.        Добрый и классный парень, значит? Что-то ему подсказывало, что этому доброму и классному парню не поздоровится, когда они вернутся домой.               

***

             Кирилл сидел на табуретке и, облокотившись спиной на стену, курил у приоткрытого окна. Было уже два часа ночи, и он собирался выкурить последнюю сигарету из пачки и пойти спать. Он любил сидеть в темноте, но внезапно люстра под потолком загорелась, и он зажмурился.        — Надо поговорить.        На кухню зашёл Артём. Придя домой, он старался выкинуть разговор с Ксюшей из головы, но у него это так и не вышло.       Привыкнув к яркому свету, Кирилл разлепил глаза и от вида склонившегося к нему серьёзного лица Артёма испытал непреодолимое желание снова зажмуриться и вжаться в стену.        — Слушаю.        — Ты же в курсе, что эта малолетка к тебе клинья подбивает?       — О чём ты?        — Не строй из себя великого слепого и глухого.        — Если ты про Ксюшу, то ей в июле будет восемнадцать. Так что малолеткой я бы её не назвал, по крайней мере по меркам законодательства уж точно.        — Что, уже пригласила вместе отпраздновать? — прошипел Артём. — На её дне рождении тоже позволишь себе травой обдалбливаться или это только мне так везёт?        — Да что с тобой… Ай!       Артём рванул Кирилла за плечо на себя, вынуждая его оторваться от стены. Он прижался лбом к его лбу и злобно процедил сквозь зубы:       — А с тобой что? Чего ты уже столько времени пытаешься добиться своими выходками? — Артём поставил колено между разведённых ног Кирилла, упиревшись в его пах. — Говори, я готов выслушать.        Сердце Кирилла рухнуло в пятки. Он смотрел Артёму прямо в глаза, напоминающие глаза дикого зверя, и боялся что-либо произнести. Таким разъярённым Артём не представал перед ним никогда.        — И чего ты молчишь? Неужели даже сейчас будешь молчать?        Одной рукой Артём по-прежнему сжимал его плечо, а вторую запустил ему под футболку.        — Ты же любишь меня, да? — Артём начал почти нежно поглаживать его бедро, задевая пальцами резинку штанов. — Ты можешь сказать, чего ты от меня хочешь. Не стесняйся, мы же близкие друг другу люди.        «Не стесняйся, мы же близкие друг другу люди», — от этой фразы Кирилл почувствовал, как у него зазвенело в ушах. Его горло резко сдавило, и он, ловя ртом воздух, рвано выдавил на выдохе:        — Не надо. Не делай так.       — Почему же? «Давай узнаем друг друга получше» — так обычно говорят? Можешь называть меня Ксюшей, если тебе от этого будет приятнее.        Рука поднялась выше, заскользив вверх по рёбрам. Артём ощутил, как под его пальцами тяжело вздымается грудная клетка, и улавливал каждый удар бешено колотившегося сердца. Его это завораживало.        — Перестань, — отчаянно взмолился Кирилл, задыхаясь. Он был настолько напуган от неожиданности происходящего, что впал в оцепенение и из-за слабости не имел никаких шансов на то, чтобы оттолкнуть Артёма, который физически был намного сильнее его. — Прошу, перестань.        Артём не собирался его слушать. Кирилл постоянно говорил не то, что думал, поэтому Артём предпочёл остаться глухим. Он припал к его шее и, продолжая ласкать худую, совсем не женскую грудь, стал покрывать поцелуями дрожащий кадык, прятавшийся под кровавыми вытатуированными лепестками розы.       — Прекрати, умоляю, — сорвалось с губ Кирилла настолько тихо, что он сам этого не услышал. У него закружилась голова, и на висках выступил холодный пот. Впервые за последние три года его накрыла паническая атака, и от осознания, что её причиной стал Артём, его глаза наполнились влагой.       Кирилл задрожал всем телом. Его руки с ногами начали непроизвольно дёргаться, и Артём остановился. Он оторвался от шеи Кирилла и поднял голову.        Увиденное повергло его в шок.        Кирилл безмолвно плакал. Его красивое лицо превратилось в гримасу пронзительной невысказанной мольбы. Привлекательные черты, к которым привык Артём, исказились до неузнаваемости и сочились такой болью, что ею можно было заразиться. При этом Кирилл терпел его и не останавливал. Плакал и терпел его прикосновения и всё, что он делал. Как это вообще было возможно?       Артём думал просто припугнуть Кирилла. Думал просто подурачиться и пошутить. Он не был готов увидеть его плачущим. Это было уже слишком.        — Блядь, — прошептал Артём. — Блядь.        Он убрал выставленное колено и, наклонившись, осторожно обнял Кирилла, лишь сжавшегося в его ругах.         — Прости. Прости, я перегнул. Пожалуйста, прости.        — Оставь меня одного, — просипел Кирилл сквозь слёзы. — Одного, прошу.        — Нет, — Артём стал аккуратно водить ладонью по его напряжённой спине. — Мы и так в последний месяц слишком много были порознь. Я так не могу, понимаешь? Для чего ты мучаешь и себя, и меня?       Долгие минуты Артём продолжал прижимать его к себе и немного покачивался, будто пытался убаюкать маленького ребёнка. Постепенно это начало помогать, и, когда его более-менее перестало трясти, Кирилл прохрипел:       — Хорошо. Я обещаю, что такого больше не будет, только отпусти, прошу. Отпусти.        Артём всё же перестал его обнимать, но только для того, чтобы накрыть ладонями его горячие мокрые щёки. Смахивая большими пальцами бегущие слёзы и пытаясь унять собственную дрожь, он постарался сказать как можно более ровным голосом:         — Мне не нужно, чтобы ты просто ходил и делал вид, что всё нормально. Я хочу, чтобы между нами всё на самом деле было нормально. Ты же знаешь, что можешь мне сказать, что не так? Я в этом абсолютно серьёзен. Скажи и мы попытаемся это исправить.        Кирилл тяжело вздохнул и отвёл руки Артёма от своего лица. Ему всё ещё тяжело давалось дышать, но судороги почти утихли.        — Артём, мы оба прекрасно понимаем, что ты не можешь мне дать то, что мне нужно. Поэтому давай действительно просто оставим всё, как есть.        «Я буду стараться не докучать тебе своими чувствами. Я ведь знаю, что они для тебя ничего не значат», — мысленно добавил он.        — Ладно, как скажешь.       Артём отошёл к кухонному столу и налил Кириллу стакан воды. Кирилл молча принял его и выпил залпом.        — Ты как?       — В порядке.        — Прости меня, пожалуйста. Я не хотел.        — Ничего.        Артём ненадолго задумался и, облизнув губы, сказал:        — У меня вот, если честно, есть к тебе одна просьба.        — Хочешь, чтобы я перестал общаться с Ксюшей? — безразлично спросил Кирилл.        — Нет, — надеясь на то, что это поможет Кириллу успокоиться, Артём улыбнулся одной из своих редких искренних улыбок, которые дозволялось видеть только ему. — Я могу сегодня поспать с тобой на диване?       Кирилл смотрел на него стеклянными глазами, и Артёму показалось, что он откажет. Однако Кирилл всё же слабо кивнул и, немного пошатываясь, ушёл в комнату.        Артём пошёл следом, выключил свет и лёг к нему. Он обнял его со спины, уткнувшись подбородком в его плечо. Кирилл сначала напрягся, но затем, как и предполагал Артём, расслабился и, уже засыпая, сам придвинулся ближе к нему.        Вслушиваясь в его дыхание, Артём ещё какое-то время не мог уснуть. Ему было неудобно вот так спать в обнимку с парнем, однако по крайней мере у них наконец-то всё наладилось. Идиотским способом, но наладилось.        Артём размышлял о том, что в самом деле не мог дать Кириллу того, чего тот от него хотел, но это не означало, что он думал его отпускать или был согласен отказаться от него. И ему вовсе не требовалось просить о том, чтобы Кирилл прервал общение с Ксюшей, поскольку он мог устроить это и сам. Сейчас я вижу шторм в его глазах. Я оказался за бортом, всюду волны Выше головы, а он, как сильный прилив, Продолжает отталкивать меня. Я думал, что мы станем строить что-то вместе, Но до чего ни дотронусь — всё выглядит сломанным. Я для тебя парус или якорь? Я штиль или ураган? Я чувствую, что земля начинает трястись. Слышу голос, кричащий "Нет". Но чёрта с два Я тебя оставлю. Просто буду держать тебя — как ручную гранату, Ты касаешься меня — как лезвием бритвы. Хотел бы я, чтобы можно было по-другому. Мы как дом в огне, объяты пламенем. Я сожгу тебя в нём, если потребуется, Лишь бы ты понял, что я не отпущу тебя. Rise Against — House On Fire (Acoustic)

Я сказал: "Меня ослепили огни!

Нет, я не могу заснуть, не ощутив твоего прикосновения".

Я сказал: "Я тону в ночи!

Когда я такой, я доверяю только тебе".

Saint Asonia — Blinding Lights