О чём грезят боги

      Какое-то время Кирилл молчал. Артём уже хотел было переспросить его о том, что он имел в виду, но он наконец заговорил.        — Почему я здесь?        — В смысле?       — Разве меня не должны были перенаправить в психушку? Что ты сказал врачам?       Лукавить Артём не собирался.        — Мне хотелось, чтобы ты вернулся домой. Я убедил твоего лечащего врача в том, что у тебя никогда не было суицидальных наклонностей и что ты из-за того, что сильно напился, по неосторожности выпил слишком много обезболивающего, борясь с головной болью.        — И для чего это? Когда Вероника попыталась повеситься, ты говорил, что, раз у неё проблемы с головой, ей неплохо было бы подлечиться, а я чем от неё отличаюсь?       Вероятно, ответа от Артёма не требовалось, потому что Кирилл, не дав ему ничего сказать, продолжил:       — Я совершил тупой и слабохарактерный поступок, а я знаю, как тебя подобное бесит. Вместо того, чтобы возвращать меня домой и теперь здесь относиться ко мне как к психу, лучше бы ты позволил врачам отправить меня в дурку.        — Кирилл, что…       — Ненавидишь меня — просто выскажи мне всё, что думаешь, но перестань так странно себя вести и мучать меня своей заботой. Зачем это всё? Ты специально надсмехаешься надо мной, чтобы я не забывал о том, какой я идиот? В этом нет необходимости, мне это и без тебя прекрасно известно, так что прекрати.        Кирилл по-прежнему смотрел в стену, и Артём видел перед собой только его затылок, но произнесённые слова всё равно ударили ему под дых, будто Кирилл сказал их ему в лицо. Впрочем, могло ли у Кирилла быть какое-то другое мнение о нём, учитывая то, как часто он позволял себе глумиться над ним с поводом и без?        — Ты напрасно думаешь, что я так мягок с тобой из-за того, что хочу тебя задеть. Это не так.        — Почему ты вообще здесь торчишь целыми днями и не ходишь на работу? Кто сейчас в «Весёлой таксе», если мы оба дома?       — Кирилл, не меняй тему, тем более когда сам начал этот разговор. Я не издеваюсь над тобой, ты слышишь меня?        — Тогда что ты делаешь?        Артём сам мало понимал, что он делает.        — Веду себя так, как чувствую, — это могло быть единственным правдивым объяснением. — Ты меня очень сильно напугал. Я чуть тебя не потерял и после этого определённо не дал бы отправить тебя в психушку. Скорее всего ты считаешь, что вызываешь у меня отвращение после того, что ты с собой сделал, но это не правда. Я переживаю за тебя, ничего больше. Возможно, тебе в самом деле требуется лечение, но не в дурдоме, лучше мы найдём тебе нормального врача, который поможет тебе со всем разобраться.        Кирилл вздохнул.        — Мне не с чем разбираться. Я действительно просто напился и мало что соображал, поэтому, если ты не презираешь меня, давай забудем об этом нелепом инциденте, — Кирилл отвёл от себя обнимающую его руку Артёма и отодвинулся ближе к стене. — Со мной всё в порядке. Такого больше не повторится.        По сердцу Артёма словно полоснуло острым лезвием. Кирилл вновь закрывался от него, и ему было горько от того, что он сам во многом стал причиной того, почему Кирилл ничем с ним не делился.        — Кирилл, тебе больше не нужно молчать. Я всё знаю.        — О чём ты?       И Артём ему рассказал. Рассказал о том, как случайно стал свидетелем его диалога с Виктором Евгеньевичем и подумал о том, что он пытался его подсидеть. Рассказал про то, что без его ведома взял деньги и встретился с Виктором Евгеньевичем, который в результате перебрал и разболтал лишнего.        С каждой его фразой Кирилл начинал дышать всё тяжелее и его плечи всё больше подрагивали, поэтому про блокнот и про то, что он был в курсе визита его отчима, Артём умолчал. Он отдавал себе отчёт в том, что и без того уязвит Кирилла, который скрывал от других свои проблемы в течение всей жизни, поэтому не решился признаться в том, что ему было известно в том числе и про то, что совсем недавно Кирилл снова был вынужден переспать с отчимом.        Дослушав до конца, Кирилл всё так же тихо лежал. Артём потянулся к нему, чтобы вновь обнять, но, стоило кончикам пальцев коснуться ткани его футболки, Кирилл вскочил и рванулся с дивана. Он зацепился за ноги Артёма и, если бы Артём не удержал его, кубарем полетел бы на пол. В итоге Кирилл плашмя упал на друга и тут же попытался встать, но Артём прижал его к себе.        — Отпусти! Блядь, отпусти меня!        Кирилл начал бить его кулаком в грудь, но Артём вцепился в него мёртвой хваткой, не давая оторваться от себя. Он боялся, что, если расцепит руки, Кирилл опять закроется в ванной или даже на кухне и попытается навредить себе.       — Сука! Да отцепись ты! — Кирилла трясло, но он не оставлял попыток побольнее ударить Артёма. — Я не собираюсь больше слушать этот бред! Виктор Евгеньевич с бодуна наговорил тебе всякой мерзости, а ты решил мне всё это пересказать?! Или ты вообще всё это сам придумал, чтобы позабавиться?! Не было у меня с отчимом ничего такого, понял?! Как тебе только в голову пришло, что такая грязь может быть правдой?! Это не правда! Не правда! Никогда не было такого… — Кирилл задохнулся и зарыдал. — Не было… Поверь мне… Не было…       Артём опустил руку на его затылок и начал осторожно поглаживать его по волосам. Он не представлял, стоило ли делать это в сложившейся ситуации, но не знал, что ещё мог предпринять, чтобы успокоить Кирилла.       — Кирилл, всё нормально. Тебе нечего стыдиться. Ты ни в чём не виноват. Ни в чём из того, что с тобой случилось, ты не виноват, — такими жалкими словами едва ли можно было утешить, и чёрт с ним. — Твой отчим конченный, и таких, как он, стоит кастрировать. В том, что он урод, нет твоей вины. Ты был маленьким и ничего не мог изменить, ты…       — Замолчи! Замолчи! Замолчи! — сквозь плач с прежним надрывом закричал Кирилл, заставляя Артёма содрогнуться.        — Пойми, ты не должен жить с таким грузом один на один. Больше не должен. Моё отношение к тебе нисколько не изменилось, и ты всё ещё самый дорогой для меня человек. Что бы с тобой ни происходило в прошлом, ты остался для меня прежним, слышишь? Я понимаю, что временами вёл себя с тобой поганее некуда, а сейчас ещё и усомнился в тебе и взял твои деньги. Ты имеешь полное право не верить в мою искренность, но по крайней мере… Хотя бы попытайся признаться самому себе, что проблема существует и, если ты дошёл до попытки суицида, она значима и о ней можно и нужно говорить, как и о её причинах.        Кирилл молчал и всё колотил его, но в каждом его ударе постепенно становилось всё меньше силы. В конце концов он перестал биться и изнеможённый распластался на Артёме. Он уткнулся лбом в его плечо и продолжил беззвучно плакать.        — Я не настаиваю на том, чтобы ты со мной чем-то делился, потому что в любом случае я не смогу заставить тебя делать это, если ты сам не хочешь, но… Помни, что ты не один, хорошо? Я не оставлю тебя. Что бы ты ни думал сейчас обо мне, одного я тебя не оставлю.        — Почему? — просипел Кирилл в его футболку. — Я же… Я делал ужасные и низкие вещи. Ты даже представить не можешь, что я делал.        — У тебя не было другого выбора. То, к чему тебя принуждали, ни в коей мере не делает тебя плохим человеком и не может служить поводом для того, чтобы кто бы то ни было относился к тебе с презрением.       — Только я сам уже давно презираю себя. Вот тебе и причина, если ты хотел о ней услышать. Теперь ты доволен? Мы можем прекратить этот диалог?        Улавливая, что импульсивность Кирилла поугасла, Артём всё-таки разжал хватку. Однако не успел Кирилл сесть и слезть с него, как он сказал:       — Если ты не можешь себя любить, значит, это буду делать я, чтобы в один момент ты осознал, что заслуживаешь быть любимым.        Кирилл замер и, так и не слезая с бёдер Артёма, уставился на него влажными покрасневшими глазами. Артём приподнялся и, пока Кирилл не ляпнул какую-нибудь очередную самоуничижительную глупость, прошептал в самые его губы:       — Я много думал о нас, пока ты был в больнице, и понял, что хочу попробовать. С тобой.        Артём прикрыл глаза и, отбросив все мысли, поцеловал Кирилла. Его губы были солёными, но впервые такими желанными. Распробовав их вкус, Артём обнял Кирилла и ещё долго не отрывался от него.        Кирилл не сопротивлялся, но во время поцелуя думал только о том, что если впоследствии окажется так, что Артём решил быть к нему благосклонным лишь из жалости, то этого он точно не переживёт.