***
Кирилл откашлялся и сплюнул на асфальт кровавую слюну. К его несчастью, он был абсолютно трезв и отчётливо чувствовал медленно расползавшуюся по телу боль. Досталось ему не то чтобы сильно: вероятно, синяки на рёбрах и пояснице прошли бы довольно быстро, но насчёт лица он не был так уверен. Оно было рассечено в нескольких местах, виски и правая скула с уже наливавшимся на ней пунцовым пятном пульсировали и горели, левый глаз слезился и невольно закрывался, а губа, разбитая аккурат в месте пирсинга, ещё противнее заныла от того, что он открыл рот. Угораздило же его знакомиться с девушкой, которая, как выяснилось, ждала своего парня и его компанию. Связываться с людьми на улице в принципе было глупо и почти всегда бессмысленно, но у Кирилла не было никакого желания тереться в душных помещениях баров или клубов. Он был уверен в том, что если станет предлагать свои услуги в огромных толпах народа, то достигнет крайней черты ненависти к себе, поэтому предпочитал подходить к бесцельно шатавшимся по вечерам одиночкам, подсознательно зная, что они не были в нём заинтересованы. Это можно было назвать самообманом, поскольку на практике не было особой разницы, где и при каких обстоятельствах он искал возможность заработать столь низким и отвратительным способом, как продажа себя, но ему было намного спокойнее, когда вокруг не было свидетелей его унижений. Раньше было спокойнее. Получив неслабую взбучку от ревнивого головореза и его дружков и без денег бредя к своему хостелу, который был оплачен только на три последующих дня, Кирилл стал замечать, что его снова переполняет жгучее презрение к себе. А ведь он пытался. После столкновения с Валентином, пробудившем в нём уничижительное чувство стыда, он пытался найти нормальную подработку. Одолженных у мужчины денег хватило для того, чтобы оплатить двухнедельное проживание в хостеле. Вновь идти в общепит Кирилл панически боялся, и за это относительно стабильное время успел попробовать себя в качестве грузчика, курьера и работника склада. В результате для грузчика он оказался слишком слабым, для курьера слишком неопрятным, для работника склада слишком рассеянным. Помимо прочего было также ещё одно препятствие, мешавшее ему закрепиться на каком-нибудь приличном месте, — как только у него появлялись свободные средства, не идущие на оплату жилья, большую часть из них он пропивал, потому что, оставаясь трезвым, не находил в себе сил взаимодействовать с окружающим миром. Если ему не удавалось выпить, он продолжал мучаться от паралича воли и вообще не был способен на какие-либо телодвижения. Он мог держаться без выпивки на протяжении трёх-четырёх дней, но затем, если не получал долгожданного дурманящего обезболивающего, неизбежно скатывался в бессилие и ещё более остервенело начинал ненавидеть себя. Это был замкнутый круг. Не было алкоголя — не было сил двигаться в направлении достойной жизни. Был алкоголь — достойная жизнь ещё больше отдалялась. Кирилл не пил уже около шести дней. Так и не вернул деньги, как обещал. А теперь, скорее всего, и вовсе не сможет этого сделать, потому что, пока его метелили (а может и в какой-то другой момент), он потерял лежавшую в кармане толстовки визитку с номером телефона Валентина. Он был настолько жалким, что даже своего гордо брошенного обещания не мог выполнить. От ударившего осознания собственной никчёмности, которое Кирилл жёстко подавлял каждый раз, когда пил или предлагал себя, его скрутило, и он согнулся пополам, остановившись посередине тротуара. Борясь с рвотными позывами, он инстинктивно зажал ладонью разбитый рот и глубоко задышал через нос, по чистой случайности оставшийся целым. Ему просто необходимо было за что-нибудь зацепиться. За что-нибудь, что позволило бы успокоить разбушевавшееся больное самоощущение и остановило бы от нестерпимого стремления прямо здесь и сейчас вскрыть себе горло поблёскивающим в траве у дорожки осколком разбитой бутылки. В попытках нащупать нечто ценное, что удерживало бы его в этом мире, Кирилл зажмурился. В голове проносились разрозненные образы того, что он любил в прошлом, и на ум не приходило ничего, кроме Артёма и «Весёлой таксы», «Весёлой таксы» и Артёма, которых в его жизни больше не было. Не существовало ничего, к чему он был бы привязан — ни места, ни человека. Не было даже дома, где бы он чувствовал себя защищённым. «Зачем вы пытаетесь строить из себя того, кем не являетесь?», — зазвенел в ушах Кирилла холодный голос мужчины, отчего он ещё сильнее зажмурился. Судя по всему, неисполненное обещание было его единственным якорем. Только в нём он мог нащупать ту самую спасительную соломинку, что вытянула бы его на поверхность. Он должен был продержаться ещё хоть сколько-нибудь. Ему стоило попытаться ещё. Не для себя, а для того, чтобы не обмануть своими пустыми словами другого. Кирилл насилу заставил себя выпрямиться. Визитку он потерял, но примерно помнил, где Валентин жил. Было довольно сложно забыть то, как долго ему пришлось добираться с окраины до хостела, расположенного на другом конце города, поэтому он решил, что в том числе сможет вспомнить и дом, из которого впопыхах сбежал месяц назад. Время было не совсем позднее, а это означало, что у Кирилла были шансы перехватить мужчину у подъезда, если тот ещё не вернулся с работы. Если же встретить его не получилось бы, то по крайней мере изнурительная пешая прогулка помогла бы отогнать суицидальные мысли.Я серьёзно болен, Болезнь заставляет меня умолять Изо всех сил «Вызовите мне скорую», Потому что мне чего-то не хватает. Кто-нибудь уймите эту боль, Она пульсирует в мозгу. Дайте мне лекарство, И, может быть, я забудусь... Я чувствую себя счастливым, Напичканный обезболивающим. Всевышний знает — я пытался исчезнуть. Но, быть может, найдётся другое средство От разбитого сердца и сомнений.
Green Day — Restless Heart Syndrome