О чём грезят боги

      Валентин припарковал машину на арендованной стоянке и, глядя себе под ноги, угловатой походкой направился домой. Парковка находилась в пяти минутах ходьбы от жилого комплекса, но сегодня он плёлся очень медленно, и путь до дома показался ему невообразимо длинным. Невесть откуда навалившаяся усталость давила ему на плечи, и он мечтал поскорее освободиться от оков узкого пиджака, рубашки и галстука и после ужина полежать в горячей ванне. Валентин не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько утомлённым и разбитым. Даже читать ему не хотелось, что было совсем на него не похоже. Объясняя отсутствие желания провести вечер за книгой тем, что уже и так излишне переутомил глаза, он, добравшись до своего подъезда и мало что замечая вокруг, остановился на ступеньках и принялся рассеянно искать ключи в висевшей на плече сумке.       Когда Валентину наконец удалось нащупать искомое в боковом кармане, кто-то окликнул его, и он от неожиданности чуть было не уронил ключи на асфальт. Он оглянулся и увидел парня, который сидел на невысоком заборчике, ограждавшем некоторое подобие палисадника, разбитого перед домом. На его голову был натянут капюшон, но Валентину не требовалось видеть его причёску или спрятанную под воротником татуировку на шее, чтобы понять, кем он был.       Уловив, что его узнали, парень вытащил руки из карманов толстовки и подошёл к мужчине. Прежде чем он успел что-то сказать, Валентин не без замешательства спросил:       — Что вы здесь делаете?       Он постарался, чтобы его голос прозвучал как можно менее строго, но сказанное всё равно вышло надтреснутым и сухим. Капюшон не мог скрыть покалеченного лица парня, и Валентину понадобилась выдержка, чтобы вместо заданного вопроса сходу не спросить о том, кто так сильно его отделал и не было ли это связано с проституцией. Сдержался он лишь потому, что боялся спугнуть внезапно объявившегося незнакомца, которого уже не надеялся встретить снова.       — Извините, — парень нервно облизнул губы. Они уже покрылись коркой запёкшейся крови, но выглядели опухшими. — Я…       Валентин покачал головой и не стал дожидаться окончания фразы.       — Пойдёмте, — сказал он и, игнорируя сконфуженность парня, приложил магнитный ключ к домофону.       Они молча поднялись в квартиру, и Валентин, сняв ботинки и поставив их на полку для обуви, прошёл в кухонную зону. Пока парень продолжал в нерешительности мяться в прихожей, он распахнул один из шкафчиков над плитой.       — Вряд ли у меня найдётся что-то помимо перекиси, но ссадины промыть сможете.       — Вы не так меня поняли. Я не поэтому пришёл.       — Зачем вы ко мне пришли разберёмся после того, как приведёте себя в порядок, — Валентин достал белый пузырёк и, также захватив из другого ящика чистое полотенце, оставил вещи на столе. — Умойтесь.       Кирилл не стал спорить. Отказываться от предложения обработать раны и довести их таким образом до гниения в его планы всё-таки не входило, и он закрылся в ванной. Всё его лицо и так болезненно пульсировало, но, стоило ему начать промывать разодранные участки кожи перекисью, он вовсе еле сдержался от того, чтобы не зашипеть. Он израсходовал весь пузырёк и, взглянув на себя в зеркало после неприятной процедуры, окончательно убедился в том, что заживать его ссадины действительно будут долго. Больше всего его беспокоил заплывший левый глаз. Он прикоснулся к раздутому посиневшему веку и всё же шикнул, одёрнув руку.       Вряд ли могло существовать что-то более постыдное, чем показываться в таком виде перед столь опрятным и чистоплотным мужчиной, как Валентин, но выхода у Кирилла не было. Он уже представал перед ним в не лучшем свете, поэтому не думал о том, что мог ещё больше себя дискредитировать. Оставалось только снова попросить номер телефона и поскорее уйти, чтобы больше не тревожить своим присутствием ни мужчину, ни его вылизанную квартиру, в которой даже оставлять капли воды на блестящей поверхности крана казалось неприличным, не то что отмываться от крови.       Кирилл бросил полотенце в корзину с бельём и вернулся на кухню. К этому времени Валентин уже переоделся в домашнюю одежду и подогревал ужин.       — Будете пасту? Ещё есть суп.       Валентин стоял к Кириллу спиной, помешивая содержимое поставленной на плиту сковородки. Если бы он обернулся, то непременно бы заметил, как его предложение смутило парня. На ужин Кирилл точно не напрашивался.       — Я потерял вашу визитку и хотел извиниться за то, что до сих пор не перевёл деньги. Давайте я запишу ваш номер и пойду.       Валентин никак не отреагировал и поставил на обеденный стол две тарелки, в которые аккуратно выложил разогретую пасту. Кирилл давно не ел нормальную домашнюю еду, и от ударившего в нос аромата томатного соуса у него заныл желудок. Он собирался сказать, что не голоден, но у него предательски заурчал живот. Валентин на это и бровью не повёл, а лишь разложил приборы и сел за стол. Чтобы не стоять у него над душой, Кирилл неуклюже плюхнулся на стул напротив.       Валентин в молчании ел и большей частью смотрел исключительно в свою тарелку. Тарелка Кирилла по-прежнему оставалась нетронутой.       — Вы надо мной издеваетесь? — не выдержал Кирилл, наблюдая за тем, как мужчина неспешно наматывает на вилку спагетти.       — Предложить поужинать — какой-то странный способ поиздеваться, — ровным тоном возразил Валентин. — Я бы на вашем месте не тянул: когда остывает, вкус уже не тот.       — С чего вы решили, что я вообще буду с вами ужинать?       — Можете не есть. Но я всегда ужинаю в одно и то же время и, несмотря на вашу компанию, не буду изменять своим привычкам.       — Какую компанию? Вам достаточно продиктовать мне свой номер, и меня здесь не будет.       — Напомните, сколько вы мне должны?       — Семь тысяч.       — Значит, если мне не изменяет память насчёт ваших расценок, мы можем провести с вами вместе семь часов. Полагаю, раз вам не хватило месяца для того, чтобы вернуть эту сумму, то будет намного проще, если вы просто её отработаете.       Кирилл не понимал, что происходит.       — Вы же говорили, что мои услуги вас не интересуют, и отшили меня.       — Так и есть. Но если вы устанавливаете плату за время, то я сам могу решить, каким образом мы это самое время проведём. Ужин и беседа кажутся мне неплохой альтернативой сексу.       Кирилл, не обращая внимания на ссадины, закрыл лицо руками и надрывно расхохотался.       — Беседа со мной? И о чём поговорим? Хотите узнать, как я докатился до такой жалкой жизни? Или же нет, знаю, вам ведь наверняка интересно, каким образом я нарвался на мордобой. Спрашивайте.       — Мне интересно и то, и другое, но спрашивать я ничего не стану. Сами расскажете, если возникнет такое желание, — видя, что парень мучается от боли, Валентин остановил взгляд на его страшном фингале. — Может, стоит приложить к глазу что-нибудь холодное?       — Блядь, какой же бред! — выругался Кирилл и поднялся из-за стола. Он сам толком не мог объяснить, что именно его вывело из себя. Какой-то час назад он думал о том, что ему станет лучше, если он найдёт Валентина, но тот как будто надсмехался над ним своей порядочностью, которую у Кирилла не получалось раскусить. Была ли она настоящей или Кирилл напал на очередного лжеца, скрывавшего под маской доброты дьявольскую личину?       Валентин встал следом.       — Я чем-то обидел вас? Мне не хотелось вас задеть.       — Чёрт, да вы точно надо мной смеётесь! Ещё и это идиотское «вы», будто я похож на того, кто достоин вежливого обращения.       — А почему нет?       Кирилл запнулся. Он ощутил, как из его глаз брызнули слёзы. Этого ещё не хватало. Он совсем себя не контролировал.       Его лицо оставалось сухим, когда этим вечером из него выколачивали душу. Он не заплакал, когда размышлял о бессмысленности своего существования. Даже мысли о суициде не вызвали у него особой горечи. А теперь он стоял на кухне незнакомца, вцепившись в спинку стула, и был не в состоянии сдвинуться с места, потому что его глаза заволокла влажная пелена. Неужели последней каплей стало то, что к нему попытались проявить хорошее отношение? Почему оно вообще вызвало у него подобную реакцию? Было ли это из-за того, что он притворялся, что не нуждался ни в чьей помощи, хотя знал, что сам не справляется? Или же дело было в том, что он считал себя настолько грязным и опустившимся, что не верил в чужое тепло и искренность по отношению к себе?       Кириллу хотелось провалиться под землю. Но он всё никак не мог взять себя в руки, чтобы сбежать.       — Можем перейти на ты, — спокойный голос. Слишком спокойный для хозяина дома, на кухне которого устраивают беспричинную истерику. — Только ты не сказал, как тебя зовут. Как мне к тебе обращаться?       — Кирилл. Но какая разница, как меня зовут? Мы проведём вместе семь часов, а что дальше? Ужин и беседа не могут быть неплохой альтернативой сексу, потому что беседа подразумевает общение. А мне нужны лишь быстрые деньги, никакого общения я не ищу и, поверь, ничего хорошего от моего общества ты тоже не получишь.       — Возможно, ты прав. Но можешь и ошибаться. Вероятность один к двум.       Валентин снял висевшее на ручке духовки полотенце и смочил его холодной водой. Кирилл заторможенно обдумывал его слова и дёрнулся, когда к его веку осторожно приложили влажную ткань.       — Я в одиннадцать ложусь спать. Поэтому семь часов можно свести до трёх, а затем ты можешь уйти и больше ничего не будешь мне должен. Что скажешь, Кирилл-но-какая-разница?       Для того, у кого после окончания рабочего дня совершенно не было никакой энергии, Валентин ощущал себя довольно приободрившимся. Сложно было признаться самому себе в том, что этот многострадальный парень так на него действовал, однако Валентин не имел привычки отрицать очевидное. Он практически не сомневался в том, что если Кирилл останется, то все три часа уйдут на то, что им обоим придётся преодолеть крайнюю степень неловкости, но он более не собирался упускать возможность что-нибудь узнать о человеке, по которому всё же скучал.