О чём грезят боги

      Настал черёд Кирилла молчаливо склониться над тарелкой. Он ковырялся в её содержимом, то и дело неумело накручивая на вилку уже немного остывшие спагетти, и заставлял себя жевать как можно медленнее, чтобы под тяжёлым взглядом Валентина не демонстрировать то, насколько голодным он на самом деле был.        В конце концов желание набить пустой желудок оказалось настолько непреодолимым, что стремление сбежать капитулировало перед разыгравшимся чувством голода и накатившей слабостью. Хоть Кирилл и не был в восторге от перспективы того, что ему придётся в течение нескольких часов находиться в обществе малознакомого и сомнительного человека, он решил, что сможет примириться с подобным времяпровождением, если поест и наконец выпьет. Доев пасту и дочиста соскоблив с бортиков тарелки остатки соуса, он поднял голову на в упор смотрящего на него Валентина.       — Есть что-нибудь из алкоголя?        Спрашивать ещё и про выпивку после того, как тебя накормили, было неудобно, но Кирилл сомневался, что без градуса найдёт в себе силы для каких бы то ни было разговоров. Обычное человеческое общение было ещё более энергозатратным, чем секс без обязательств, потому что оно, в отличие от механических физических действий, требовало эмоционального участия, для которого у Кирилла попросту не было никакого ресурса. Говорить ему давалось с трудом. А говорить о себе и вовсе представлялось невыносимым. Сознательность стоило утопить, чтобы не тяготиться нелепыми вымученными диалогами.        — Я не пью.       Валентин одной фразой разрушил все его чаяния.        — Даже бутылки вина какой-нибудь не завалялось?       — Нет.        Безнадёжно.        — Тогда я бы хотел сходить в магазин.        В холодных серых глазах Валентина промелькнула тень недовольства. Или же это была едва различимая печаль, не вяжущаяся с безэмоциональным выражением лица?        — Ты всё-таки хочешь уйти?        — Раз я уже сказал, что останусь, значит, останусь. Но без выпивки я буду совсем паршивым собеседником.        — Мне не нужно, чтобы ты был хорошим собеседником. Я не жду каких-то глубокомысленных дискуссий.        — Тогда я вообще не понимаю, для чего ты предложил мне остаться.        — Ты работал раньше в «Весёлой таксе»?        — Что? — внезапно услышать от непьющего чистоплюя упоминание о столь убогом месте, как «Весёлая такса», было странным, не говоря уже о том, что Валентину откуда-то было известно, что Кирилл там работал.       — Ты был барменом, верно?       — Был, — выведывать, как Валентин об этом узнал, не хотелось, да и это не имело особого значения.       — Ты на работе часто пить начал или и до неё выпивал?       Возможно, было бы правильнее сказать, что он не пьёт часто, но Кирилл в принципе никаким образом не попадал под категорию «правильности», поэтому не стал отнекиваться и лишь развёл руками.       — Я всегда пил по настроению, это не связано с работой.       — И какое же настроение у тебя сейчас, если тебе нужен алкоголь для того, чтобы разговаривать?       «Отвратительное. Или ты забыл, что я каких-то несколько минут назад наматывал сопли на кулак?» — пронеслось в голове Кирилла. Однако он не собирался акцентировать внимание на этом эпизоде и вслух произнёс совсем другое.       — Помнится, ты обещал не лезть ко мне в душу. Так может действительно не будешь этого делать? Не думаю, что тебе самому будут приятны вопросы личного характера.       — Ладно, не буду. Но ты сам можешь спрашивать, что считаешь нужным, — безразлично отозвался Валентин.       Валентин Кирилла не интересовал от слова совсем. Он виделся ему чересчур чопорным и оттого скучным. Это был состоявшийся человек старше его, который существовал в абсолютно другом мире — мире успешно устроенной жизни, стабильности, отполированных кранов и пасты с морепродуктами на ужин. Кирилл не только никогда не принадлежал к этому миру, но и не хотел соприкасаться с ним, потому что это напоминало о годах, проведённых в родительском доме, когда он ребёнком наивно думал о том, что у него, несмотря ни на что, всё ещё был шанс на светлое будущее. Пусть Валентин и не производил впечатление сноба, кичившегося своим положением и достатком, то, как он с достоинством держался, ровно сидел, размеренно говорил и строго смотрел на него, слишком очевидно доказывало, что Кирилл относился к людям совершенно иного склада. Рядом с Валентином он виделся себе особенно грязным и незначительным, и обострять это ощущение любопытством было бы сродни намеренному самоистязанию, к которому Кирилл и так прибегал с незавидной частотой.       — Книги, — без особой увлечённости буркнул Кирилл. — У тебя здесь полно книг. Судя по их количеству, ты только и делаешь, что читаешь. Не надоедает?       Валентин покосился на массивный книжный стеллаж, занимавший всё пространство противоположной от кухонной зоны стены. В минималистично и сдержанно обставленной студии это был наиболее выдающийся предмет интерьера, но Валентин посмотрел на него с такой озадаченностью, будто впервые заметил, что у него и вправду имелась домашняя библиотека.       — Вряд ли книги могут надоедать, ведь ты читаешь разные истории, которые не имеют между собой ничего общего.       — Да ну? Хочешь сказать, что, прочитав всё, что стоит на этой полке, — по предположению Кирилла, на ней было не менее тысячи томов, — тебе ни разу не попадались похожие сюжеты и идеи?       — Вероятно, я выразился слишком категорично. Ты прав, безусловно нечто похожее встречалось, но в любом случае каждая книга отличается своей уникальной атмосферой и погружает тебя в особенное состояние. Любая книга, даже если она благодаря своему содержанию или героям кажется чем-то знакомым и понятным, всё равно будет розниться с тем, что ты уже читал. Проживать разные жизни — вряд ли это может надоесть.       — Зачем тебе проживать разные жизни? Тебе своя не нравится?       Кирилл считал, что у Валентина не было поводов для того, чтобы быть неудовлетворённым тем, как он живёт, и сказанное его позабавило. Хотел бы Кирилл с такой же лёгкостью пускаться в галлюцинации, порождаемые нагромождениями кем-то написанных букв, беспечно сидя на кухне или в гостиной на диване. По его мнению, подобное позволить себе могли только те, кто в повседневности не сталкивался с какими-либо существенными переживаниями. Когда же ты пытаешься оставаться в своём уме, чтобы выжить, тебе нет дела до блужданий по закоулкам чужих фантазий.       — Сомневаюсь в том, что своей жизнью в принципе можно быть до конца довольным, чтобы однозначно утверждать, нравится она тебе или нет, — уклончиво ответил Валентин. — К счастью или к сожалению, у нас есть только своё собственное существование, ограниченное определёнными условностями: эпохой, происхождением, сформировавшимися интересами, окружением, родом занятий и прочими заданными параметрами, что делают тебя тобой. Книги же дают возможность выходить за эти рамки. Оттого мне и нравится литература — она расширяет твоё самоощущение и позволяет испытать на себе опыт, который ты ни при каких обстоятельствах не получил бы в реальной жизни.       Напрасно Валентин говорил о том, что не ждёт от Кирилла участия в глубокомысленных дискуссиях. Кирилл молчал и не знал, как должен был реагировать на озвученные рассуждения. В мыслях у него кружило перекати-поле, и от своей необразованности и узколобости он почувствовал себя ещё хуже. Поморщившись словно от головной боли, он промобрмотал:       — Я не читаю. Со мной бесполезно обсуждать литературу и прочее такое. Я просто в первый раз вижу у кого-то столько книг, вот и спросил.       К удивлению Кирилла Валентин понимающе кивнул.       — В сложные периоды не до книг. Если ты, конечно, не эскапист. Хотя и эскапизм у каждого проявляется по-разному.       — Эскапизм?       — Избегание обыденной реальности и её тягот. Например, пить ты можешь именно из-за того, что пытаешься заглушить в себе негативные чувства, вызываемые жизненными трудностями.       — Надеюсь, ты не станешь проводить мне лекцию о вреде алкоголя? — Кириллу не нравилось, что Валентин снова вернулся к этой теме. — И без заумных слов понятно, что никто от хорошей жизни не нажирается. Так что эскапизм это или нет, но иногда выпить необходимо, чтобы…       Кирилл не смог закончить мысль. Чтобы что? Чтобы не ненавидеть себя до такой степени, что борьба с желанием живьём содрать с себя кожу начинает видеться напрасной? Чтобы тебя выворачивало наизнанку не от того, что ты себя не выносишь, а от того, что ты отравился? Чтобы не задохнуться от накатывающих на тебя мучительных воспоминаний, от которых другими способами не выходит избавиться?       «Не спрашивай. Пожалуйста, ничего не спрашивай», — взмолился про себя Кирилл. Его горло сдавило, и он ощутил, что, если ему зададут хотя бы один уточняющий вопрос, он снова потеряет самообладание.       Какое-то время Валентин по-прежнему в упор смотрел на Кирилла. Затем он молча встал из-за стола. Кирилл было напрягся из-за того, что мужчина приблизился к нему, но Валентин лишь собрал пустые тарелки и убрал их в посудомоечную машину. Не глядя больше на Кирилла, он включил электрический чайник.       — Поскольку алкоголь я тебе предложить не могу, как насчёт того, чтобы попробовать почитать?       — Чего?       — Ты не читаешь, но чтение — это не та вещь, которая требует особых усилий или навыков, — Валентин достал из шкафчика чашку и банку с чаем. — Если обычно у тебя нет времени на книги, то почему бы сейчас не поэкспериментировать? К тому же так тебе не придётся разговаривать со мной. Разве что я попросил бы тебя почитать мне вслух.       — Кажется, мне стоит порадоваться, что мне не пришлось спать с тобой. Ты очень странный. Ты знаешь об этом?       — Полагаю, не более странный, чем ты. Ну, так что? Я схожу в душ, а ты пока выбери что-нибудь.       Кирилл совсем лишился рассудка или крыша на самом деле ехала у Валентина? Пить чай и устраивать сеансы коллективного чтения? Если также задуматься о том, как Кирилл при этом выглядел, походя после драки на опухшее и разодранное нечто, то всё это представлялось ещё более абсурдным. Тем не менее отказать Валентину было сложно. Всё, что срывалось с губ мужчины, произносилось с непоколебимой уверенностью, не терпящей возражений, и у Кирилла создавалось впечатление того, что его мнение по-настоящему никого не волновало и Валентин только из вежливости делал вид, что давал ему свободу выбора. Ведь кто платит, тот и музыку заказывает.       — Уже не боишься, что я сбегу?       — Не боюсь.       С этими словами Валентин опустил перед Кириллом чашку заваренного чая и удалился в ванную. Видимо, душ после ужина был ещё одной привычкой в его чётко выверенном графике.       Кирилл сделал несколько глотков и по забывчивости прикусил разбитую губу. Найти самую тонкую книгу. Немного почитать. И после одиннадцати уйти. Всё же звучало это не так плохо, за исключением того, что Кирилла нисколько не вдохновляло, что Валентин будет слушать его запинающийся и надломленный голос. Он всегда терялся, когда превращался в объект чьего-то пристального внимания, поэтому чтение вслух могло стать намного большей проблемой, чем казалось на первый взгляд.       Не менее проблематичным оказался и поиск книги. Внимательно рассматривая книжные ряды на стеллаже, Кирилл очень долго не мог зацепиться за что-нибудь маленькое — сплошь тома приличного размера, объём которых наводил на вопрос о том, а была ли у Валентина вообще какая-то жизнь, если он успел столько прочесть. Только когда шум бегущей в ванной воды затих, а за ним замолк и звук жужжащего фена, Кирилл выудил из стопки какую-то потрёпанную книгу в мягком переплёте. Он плюхнулся с ней на диван, на котором месяц назад ему довелось ночевать, и глянул на обложку.       — Ну и идиотизм…       — Что выбрал?       Кирилл вздрогнул, не услышав, как Валентин бесшумно подошёл к дивану.       — «Страдания юного Вертера».       Валентин не изменился в лице, но Кирилл заметил, что его взгляд будто бы немного смягчился. В его глазах было сочувствие? Впрочем, случайно сделанный выбор, вылившийся в подобие самоиронии, вряд ли мог вызывать что-то помимо жалости.       — Почему-то не думал, что тебе может приглянуться классика.       Валентин опустился рядом с Кириллом и откинул голову на спинку дивана. Он прикрыл веки, и Кирилл поймал себя на том, что ему от этого сделалось легче. Ему бы хотелось почувствовать себя так же спокойно и безмятежно, а не судорожно мять в руках книгу от неловкости, но по крайней мере на него больше не смотрели. Быть может, он всё-таки будет не так сильно запинаться, зная, что проницательные глаза мужчины были плотно закрыты. Кирилл невольно взглянул на густые чёрные ресницы, оттенявшие бледную кожу. Валентин в самом деле не смотрел на него.       — Я начну тогда, — Кирилл нервно прочистил горло. — Я бережно собрал всё, что удалось мне разузнать об истории бедного Вертера…