О чём грезят боги

      Картинка в голове Валентина начала складываться. Несмотря на то, что все его знания о Кирилле в целом напоминали полотно белой ткани с блёкло проступающими линиями эскиза, после обрывочного рассказа он удостоверился в том, что Кирилл и парень с вокзала состояли в нездоровых и, вероятно, длительных отношениях. По записям в блокноте отчётливо отслеживалось то, что бывший партнёр Кирилла был непостоянным и турбулентным, но Валентина всё равно в некотором смысле поразило то, насколько израненным Кирилл вышел из отношений с ним.       Неоднозначность и неопределённость, описанные Кириллом, могли служить источником сильных волнений и подорванной самооценки, но Валентин сомневался в том, что именно они стали причиной того, что Кирилл шарахался от прикосновений. Ещё больше его смутило то, что при таком страхе близкого контакта Кирилл искал заработок в продаже своего тела. Ещё в первую встречу он ощутил, что развязность парня была напускной, но факт того, что она оказалась полностью искусственной и разлетелась вдребезги от одного касания, озадачил Валентина. Эта несостыковка буквально парализовала его, и он замер под тяжестью тела Кирилла, который всё-таки решил не уходить.       Валентин неподвижно лежал, и его одолевали мрачные мысли. У него почти не было сомнений в том, что Кирилл сталкивался в своей жизни с насилием. Вопрос о причастности к этому парня с вокзала оставался открытым, но то, почему Кирилл разочаровался в нём, дополнительных уточнений не требовало. Одни лишь его желчные записи, пропитанные ненавистью ко всем окружающим, вызвали у Валентина отторжение, и он в принципе не представлял, каким образом можно было находиться в тесной связи со столь жёсткосердечным мизантропом. Такой выбор партнёра многое говорил о Кирилле. В этих отношениях или же до них он был глубоко травмирован.       Ключевая проблема, вводившая Валентина в замешательство, заключалась в том, что удовлетворённое любопытство никоим образом не поспособствовало охлаждению его интереса к Кириллу. Вместо того, чтобы разок взглянуть на него и вернуться к прежней жизни, Валентину казалось, что, разворошив осиное гнездо, он теперь не должен был оставлять Кирилла одного.       Вот только как он мог помочь ему? Никак. А что самое главное — Кирилл о помощи не просил.       Валентин относился к разряду тех людей, которые неплохо понимали мотивы и поступки других. Аналитический склад ума позволял ему анализировать личность на манер таблиц с данными и приходить к соответствующим умозаключениям. Однако статистический анализ в отличие от взаимодействия с людьми не подразумевал какой-либо эмоциональной вовлечённости: цифры не нуждались в эмпатии, были предсказуемыми и однозначными, не ждали поддержки или правильных слов. Валентин был хорош в систематизации и упорядочивании информации, но испытывал трудности с тем, чтобы самому транслировать что-то во внешний мир. Он умел слушать и воспринимать, но не давать отклик, и совершенно точно не чувствовал в себе способности к общению со сломленным человеком. В его силах было накормить его и привести в божеский вид, а на большее он едва ли был способен учитывая то, что даже с ментально здоровыми людьми у него никогда не выходило выстраивать какое-то подобие стабильных взаимоотношений.       С наступлением утра Кирилл снова бы ушёл, и Валентин не мог прийти к согласию с самим собой: хотел ли он этого или всё же интерес к парню перевешивал всю его неуверенность относительно своих коммуникативных навыков? Он уже умудрился до тремора перепугать Кирилла, и это склоняло его к выводу о том, что попытки продолжить общение не увенчались бы успехом. Не говоря о том, что Валентин не находил в этом общении никакого смысла. У них с Кириллом не было ничего общего — даже такая вещь, как разница в возрасте, не давала возможность нащупать точки соприкосновения. Тем не менее ощущение тяжести головы Кирилла на плече вызывало у Валентина странное желание попытаться, пусть он и не имел ни малейшего представления о том, как это сделать.       Как и Валентин, Кирилл не спал. Он не двигался, но его грудная клетка тяжело вздымалась, и Валентин чувствовал, что он до сих пор напряжён. Вставать не хотелось, однако Валентин счёл, что ему стоило прекратить стеснять парня своим присутствием и перебраться в свою кровать.        — Давай я достану тебе подушку и плед.       Валентин зашевелился, но Кирилл не отреагировал на это и не сдвинулся. Вместо этого он бесцветным голосом спросил:       — А ты что думаешь о Вертере? Он не кажется тебе жалким?       Валентин замер. Он не ждал возобновления разговора о романе.       — Нет.       — И это всё? Ты с таким пристрастием спрашивал о моём отношении к книге, а сам отвечаешь на аналогичный вопрос одним словом?       Валентин вздохнул. Он был достаточно уставшим, и ему пришлось пересилить себя, чтобы высказать нечто внятное.       — Людей, доведённых до отчаяния, нельзя считать жалкими. Даже если причины их отчаяния видятся глупыми. Я негативно отношусь к суициду, однако это не даёт мне права осуждать тех, для кого самоубийство является выходом. Я согласен с тобой в том, что у Вертера были иные варианты — в том числе он мог уехать и попробовать пожить вдали от Шарлотты, чтобы обуздать свои чувства. Но вместе с тем со стороны чужая жизнь всегда кажется проще, чем она есть на самом деле. Чувства и ощущения Вертера мне не знакомы, я не представляю, как бы повёл себя на его месте, поэтому и критиковать его поступок не берусь. В целом для своего времени книга достойная, и внутренний мир героя хорошо показан. Это для меня главное.       — Если честно, я тоже не знаю, что делать со своей жизнью. В этом мы с Вертером похожи. Ты угадал. До того, как я пришёл к тебе, я хотел себя убить. И в твоём обществе меня тоже ни на секунду не покидала мысль о том, что мне стоит всё прекратить. Но это не помешало мне испугаться того, что ты можешь что-то со мной сделать против моей воли. Забавно, правда? Значит ли это, что во мне до сих пор ещё есть тяга к жизни, или это всего лишь инстинкт самосохранения? Об этом ты что-нибудь читал в своих книгах?       — Не читал, — пробормотал Валентин.       — Я так и думал. Люди столько говорят о смыслах и даже марают целые кипы страниц, но это никогда ещё никому не помогало. А может и делало только хуже. Я бы предпочёл не читать эту твою идиотскую книгу. Мне теперь совсем плохо, а как с этим справиться я без понятия.       Этого Валентин и боялся. Ему хватало того, что он уже услышал, и он более не нуждался ни в каких откровениях, которые заставили бы Кирилла выворачивать перед ним душу наизнанку. Он и так видел, что Кирилла переполняла боль, но, стоило Кириллу упомянуть о ней вслух, как он ощутил своё полное бессилие и эмоциональную несостоятельность.       Валентин не знал, что на подобное отвечать, и не понимал, чего вообще в принципе люди ожидают, когда говорят о своём бедственном положении. Как он убедился, притрагиваться к Кириллу не стоило. Подбадривать словом он тоже не умел и считал, что банальные слова поддержки в большинстве случаев были лживыми и бесполезными. Оставался единственный вариант того, как он мог проявить участие.       Практичные люди всегда стремятся решать проблемы, а не рассуждать о них.       — Что у тебя сейчас с жильём? Ты всё ещё живёшь в хостеле?       Кирилл сдавленно хмыкнул.       — Да. По крайней мере ближайшие три дня.       — А что насчёт работы? Ты пробовал найти что-нибудь стабильное?       — Не нужно. Я не хочу это обсуждать. Мы договорились на совместное времяпрепровождение и всё. Необязательно серьёзно относиться к тому, что я сейчас сказал, и тем более искать пути решения исправления ситуации. Мне и без того известно, что можно найти нормальную работу и жить, как нормальный человек.       — Тогда почему ты этого не сделаешь? Выходит, дело не в том, что ты не знаешь, что именно тебе необходимо предпринять. Может, ты просто не знаешь как? Я могу подсказать тебе один вариант.       — Прекрати это, пожалуйста. Я уже говорил, что не хочу быть тебе ничем обязанным.       — Ты и не будешь. Просто послушай. А что делать потом с этой информацией — твоё дело.       Кирилл не ответил, давая Валентину продолжить.       — Муж моей коллеги работает в кафе управляющим. У них есть проблемы с нехваткой персонала, и они сейчас ищут новых людей. Возможно, найдётся место и для тебя, раз у тебя есть опыт в общепите. Я могу подсказать адрес, на этом всё. Возьмут тебя или нет будет зависеть только от того, как ты себя проявишь. Ну, и само собой ты не должен регулярно выпивать.       — Понятно.       Кирилл еле удержался от того, чтобы не спросить, не забыл ли Валентин о том, как выглядело его разукрашенное лицо. Предлагать ему пойти на собеседование в таком виде было нелепо, а ждать, пока все ссадины и синяки сойдут, понадобилось бы несколько недель. Впрочем, это не имело значения, потому что в общепит Кирилл возвращаться не собирался.       — Полагаю, тебя это не очень заинтересовало?       — Давай ляжем спать. Мне кажется, что 23:00 было уже давно.       Валентин сомневался, что после этого диалога сможет быстро уснуть, однако Кирилл наконец встал с него и сел на край дивана. Валентин приподнялся на локте и невольно задержал на нём взгляд. Из-за сутулившихся плеч со спины Кирилл выглядел особенно растерянным и покинутым, но Валентин подавил желание вновь обнять его, отдавая себе отчёт в том, что ничем хорошим для них обоих это не закончится. Если Кирилл не стремился сближаться с ним, он не смел навязываться.       — Тебе нужна сменная одежда?       — Нет, так посплю.       — Я встаю в 7:15.       — Ладно.       Им было некомфортно, и они больше не смотрели друг другу в лицо. Валентин достал из шкафа запасную подушку, на которой Кирилл спал в прошлый раз, и положил её возле него вместе с шерстяным пледом.       Они не пожелали друг другу спокойной ночи. Им обоим было известно, что спокойной предстоящая ночь не будет: для Кирилла — из-за лишней болтовни, для Валентина — из-за неспособности должным образом отозваться на неё.       Валентин уже было собирался направиться в постель, но Кирилл, по-прежнему не глядя на него, тихо произнёс:       — Спасибо тебе.       — Тебе не за что меня благодарить.       Заснул Валентин только спустя несколько часов и на следующее утро проснулся разбитым. К этому моменту Кирилла в квартире уже не было. На кухонном столе лежала раскрытая книга «Страдания юного Вертера». На её полях протянулась пляшущая надпись, сделанная карандашом: «Дочитаю когда приду в следующий раз. Ты же меня пустишь если я снова проебусь?»       После прочтения послания выражение лица Валентина осталось бесстрастным, но в уголках его глаз проступили тонкие морщинки, словно он улыбался.