• ────── ❴✠❵ ────── •
Они заперли его в комнате. Сэм плохо помнил, что произошло после того, как его выдернули из рук старшего брата; наверное, его усыпили, чтобы не брыкался и не мешал. А очнулся он уже здесь — в роскошной комнате: большая кровать с балдахином, тумбочки с двух сторон, шкаф с резными дверцами, на одной из которых было зеркало во весь рост, и такой же комод, отдельная личная ванная; а еще — накрепко закрытая дверь и окна без ручек; и не разбить стекло и выпрыгнуть — он был на третьем этаже и такими трюками мог что-нибудь себе сломать, и тогда прости прощай план по возвращение к брату и отцу. Он сильнее сжался в углу и крепче обнял колени, неотрывно смотря на дверь в надежде, что кто-то войдет и он сможет прошмыгнуть мимо — и выбраться из этого отвратительного дома. Сэм сидел так уже три часа — как сообщали винтажные часы на комоде; за эти часы он не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания и отбивающей секунды тонкой стрелки; никто не проходил мимо его комнаты и не пытался заглянуть. Он хотел есть и пить, но пообещал себе ничего не брать из рук этих ублюдков — они вполне себе могли что-то туда подсыпать, наркотики, например, и сделать с ним все что угодно. Могли убить тихо и без проблем — как предупреждал папа. Как предупреждал Дин, когда они прятались в шкафах и надеялись, что их обойдут стороной. Внезапно скрипнула, открываясь, дверь, и Сэм, выпав из своих раздумий, ощерился, как маленький зверек, загнанный в угол более крупным хищником, но не готовым сдаваться без боя. В комнату вошел мужчина с подносом, и Сэм невольно сглотнул: у мужчины была гетерохромия. Один глаз был светло-карий, почти золотой; а второй — алый, словно кровь. Как у самого Сэма. Мужчина улыбнулся, чуть щуря глаза; в ушах звякнули алые серьги-капельки. Он поставил поднос с едой на комод и запер за собой дверь; за ней Сэм услышал какие-то копошения и понял, что вместе с мужчиной пришли и другие люди, готовые поймать его, если он решит сбежать из комнаты через дверь. — Привет, Сэм, — сказал мужчина, садясь перед ним на корточки, совсем не переживая о своих наверняка дорогих брюках. — Меня зовут Винсент. — Мне плевать, как тебя зовут, — Сэм еще больше сжался, смотря на него дикими глазами. — Верните меня обратно. Я хочу к брату. Винсент покачал головой. — Прости, но нет. Мы не можем тебя вернуть. — Почему? — Ради безопасности твоих отца и брата, малыш, — Винсент, не прерывая зрительного контакта, сел на пол и сложил ноги по-турецки. — Такие, как мы, только и можем вредить близким, — он не секунду закрыл свой алый глаз ладонью, а потом снова посмотрел на него обоими. — Мы искажаем пространства и несем несчастья, оставляя за собой шлейф разбитых душ тех, кто нам дорог. И ты, увы, такой же, — он подсел чуть ближе, когда Сэм от шока невольно расслабился, но тут же, заметив движение, снова сжался. Винсент мягко улыбнулся. — Но здесь ты никому не навредишь. Здесь твоя настоящая семья, малыш. — Моя семья — это папа и Дин, — нахмурился Сэм. — А вы похитили меня. Винсент поморщился. — Прости, но это было необходимо. Но ты пока не готов к разговору. Я зайду завтра, — он встал и, перед тем, как уйти, нанизал на вилку, взятую с принесенного им подноса, кусочек котлеты, тут же сунув его в рот. — Оно не отравлено. Приятного аппетита. Сэм хмуро проследил за тем, как Винсент скрылся за дверью; раздавшийся звон ключей возвестил о том, что комната снова заперта.• ────── ❴✠❵ ────── •
Еда и правда была не отравлена. Что бы эти ублюдки ни хотели с ним сделать, по крайней мере, он был нужен им живом и в трезвом рассудке. Винсент приходил каждый день, как по расписанию: приносил еду, книги — но не компьютер или телефон, через которые можно было бы связаться с семьей или Бобби; а еще говорил — много, часами, не прекращая, прерываясь только на то, чтобы смочить горло водой из бутылки. Он рассказывал о Баскервиллях: о присяжных, которые их сотворили, о Бездне, которая их породила, о Глене, которому беспрекословно служат все Жнецы; о Сабрие, городе, уничтоженном из-за алых глаз младшей сестры прошлого Глена — Лейси. — Алые глаза позволили Лейси узнать все пороки этого мира, — говорил Винсент. — Она увидела его с самых ужасных сторон. И полюбила, как мать любит свое дитя. А Джек влюбился в ее свет и безумие черного кролика. И ради нее попытался разрушить мир. Люди в Бездне обращаются в Цепей; поэтому Баскервилли перебили больше тысячи человек, которые тогда находились в их замке, и пали на самое дно Бездны, разрушив прежде цветущую столицу до основания и сделав ее приютом отчаявшихся душ. Винсент говорил об этом с горечью; как и о своем возлюбленном брате, который должен был однажды занять место Глена. — Я тоже младший брат, Сэм, — Винсент посмотрел прямо ему в глаза; снова звякнули серьги-капельки. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Меня тоже насильно разлучили с братом на долгие пятнадцать лет. Знаешь, как тяжело видеть, как от тебя отрекается твоя единственная семья? — Ты сказал, что Баскервилли — наша семья, — угрюмо заметил Сэм. Винсент кротко улыбнулся. — Да, это так. Но тогда я не был Баскервиллем. Тогда никто им не был, — он покрутил в руках бутылку, наблюдая за тем, как свет из окон преломляется о воду. — Точнее, по сути мы ими были. Но семьи тогда не было. Нам пришлось многое пройти, чтобы снова быть вместе, и многое сделать, чтобы снова стать теми, кто мы есть. Винсент покачал головой и встал. — На сегодня хватит. Сэм уже привычно проследил за ним хмурым взглядом и, когда дверь захлопнулась, так же привычно встал, чтобы взять свой обед. Когда Винсент пришел на следующий день, Сэм с порога задал ему вопрос. — Ты говорил, что такие как мы приносят несчастья, — он нахмурился. — Почему? Винсент удивленно моргнул, но не улыбнулся — его лицо наоборот закрылось, и весь тот нежный свет, которым он старательно окутывал напуганного ребенка, исчез. — Это не детский разговор, — он уже по заведенному порядку закрыл дверь и обернулся не сразу — только спустя пару минут. — И я не думаю, что сейчас для него время, — Винсент обернулся. — Но ты прав. Чем быстрее ты поймешь, почему ты здесь, тем быстрее закончится все это. И Винсент рассказал. Рассказал, что красноглазые дети душой рождены в Бездне — та создавала их, боясь собственного одиночества, мечтая, что однажды они вернутся к ней; и поэтому такие дети, душой переполненные силой Бездны, как и она сама искажали пространство и приносили несчастья. Они уничтожали привычный ход вещей: могли разговаривать с Бездной, могли спускаться на самое ее дно и возвращаться обратно, принося следом за собой ее разрушительный шлейф. — Ты ведь знаешь, чем занимаются твои отец и брат? — поинтересовался он; сейчас они оба сидели на кровати: Сэм привычно поджав ноги под себя, Винсент непривычно не в пиджаке и рубашке, а в обычной футболке; за этот месяц Сэм как-то невольно стал доверять ему и подпустил довольно близко. Но все еще оставался настороже. Винсент явно видел это, но молчал. Сэм кивнул, чуть передернув плечами. Прошло чуть больше трех месяцев, как Дин на рождество рассказал ему о «семейном деле». Винсент кивнул тоже и продолжил: — Будет проще, если я объясню понятным тебе языком, — он поставил бутылку на пол и развернулся к Сэму целиком, закинув одну ногу на кровать. — Обычный призрак. Для Джона Винчестера — дело не более одной ночи, и то только потому, что могилы роются небыстро и еще медленнее горят кости. Но если рядом будешь ты… — он грустно улыбнулся, — если рядом будешь ты, скорее всего, этот призрак убьет твоего отца за эту самую ночь. Потому что подпитается силой Бездны, которая тебя окутывает, и станет сильнее — сильнее, чем когда-либо мог стать призрак. Понимаешь? Сэм вздрогнул, когда услышал о гипотетической смерти отца, и склонил голову, пряча слезы. Он не хотел, чтобы папа умер из-за него, или Дин, или кто-либо еще… Он почувствовал, как Винсент положил ладонь ему на макушку. — Теперь ты понимаешь? — когда Сэм поднял голову, сквозь слезы он увидел, как в глазах Винсента плещется сочувствие. — Мы меньше всего хотели бы тебя забирать, поверь мне. Все мы знаем, что это такое — быть отлученным от семьи. Но ты — не обычный ребенок. Ты дитя Бездны. Она любит тебя. И потому всеми силами постаралась бы вернуть. И тогда открылись бы Пути, и твои родные были бы убиты. Потому что против Цепей любое оружие охотников бесполезно, — он покачал головой. — Цепь может убить только другая Цепь. А чтобы избавиться от контрактора — надо его убить. Ни твой отец, ни твой брат не пошли бы на убийство человека. Это не то же самое, что убить какую-то тварь. Винсент осторожно притянул его к себе и обнял. — Я не буду просить прощения за то, что мы сделали. Никто не будет, — он выдохнул Сэму в макушку. — Это не прощается, Сэм. И никакие оправдания не сработают, и никакого понимания мы не просим, — Винсент отстранил его и заглянул в глаза. — Поэтому вот, что я предлагаю. Предлагает Глен, — он осторожно улыбнулся. — Мы научим тебя бороться — с Цепями и с самим собой. И когда ты станешь сильнее — достаточно сильнее, чтобы защитить себя и дорогих людей, — мы отпустим тебя обратно к отцу и брату. Что думаешь? Сэм едва сдерживал слезы. — Это… будет долго? Винсент погладил его голове и покачал головой. — Увы. Но мы обязательно сдержим свое обещание. Не сомневайся. Сэм недоверчиво посмотрел на протянутую руку, но все равно робко пожал ее. Не то чтобы у него было много выбора; но теперь будет хотя бы крошечная надежда однажды вернуться домой. И после скрепления этого своеобразного договора он впервые вышел из своей тюрьмы навстречу новой семье.• ────── ❴✠❵ ────── •
Винсент принес ему новую одежду: несколько кофт, джинс, толстовок, футболок; до этого Сэм обходился лишь парой вещей, которые он нашел в комоде — они были велики ему, но не то чтобы было, из чего выбирать; а новая одежда была ему по размеру. И, как бы Сэм не хотел это признавать, так было куда лучше и удобнее. — Телефон и компьютер мы пока не можем дать тебе в соображениях безопасности, — Винсент спокойно улыбнулся, наткнувшись на его злой взгляд. — Ты можешь связаться со своей семьей. Мы пока не можем позволить себе так рисковать. Им лучше не знать о наших делах. Винсент не стал извиняться, и Сэм осознал, что он и не собирался. Он тяжело вздохнул; за эти пару дней, когда он наконец смог выходить из комнаты и бродить по старинному поместью и прилегающему к нему саду, Сэм, хоть и не особенно пересекался с членами своей новой семьи, понял, что никому из них не стыдно — никто не собирается извиняться перед ним за похищение и удержание в неизвестности. Баскервилли были честнее многих; и на том спасибо, потому что от их лицемерия Сэм взбесился бы куда сильнее. Он предпочитал правду сладкой лжи. — Но почему я не могу хотя бы просто сказать, что я жив? — чистосердечно спросил Сэм; он ведь все еще был ребенком, пусть и довольно специфичным в силу своего образа жизни и воспитания. Винсент мягко покачал головой. — Тогда они будут знать, откуда начинать поиски. И в целом начнут активно копать: сначала просто перекапывать Америку в твоих поисках, а потом — уже копать под нас. Нам этого не надо, малыш, — его глаза опасно сузились. — Даже охотникам запрещено лезть в дела Баскервиллей и касаться Бездны. Это куда опаснее призраков и даже демонов. Сэм ссутулился от ощущения давящей на грудь тоски — за эти дни он ужасно соскучился по Дину и даже представлять боялся, что тот сейчас чувствует, когда не смог защитить младшего брата, которого давно отдали под его ответственность; но покорно кивнул. Ему было восемь, но он был старше многих своих сверстников. И понимал куда больше. Когда он снова поднял взгляд, опасность из глаз Винсента исчезла, оставив только тепло и заботу.• ────── ❴✠❵ ────── •
На третий день своеобразной свободы Винсент велел ему одеться прилично — они шли на семейный ужин. — Точнее, не то чтобы семейный, — он задумчиво наклонил голову к плечу. — Скажем так, к узкому кругу нашей семьи. — Это как? — спросил Сэм, пытаясь понять критерии «приличного» для этой семьи. Винсент пожал плечами. — Старая гвардия. Те, кто сто лет назад предотвратил повторную Трагедию Сабрие. По крайней мере, те, кто мог дожить до этого момента. Сэм кивнул, принимая это объяснение: он знал, о ком говорил Винсент, это он тоже рассказал, когда болтал обо всем, что Сэму следовало знать о его новой реальности. — Но почему там нужен я? — спросил он, откладывая в сторону рубашку, и поднял взгляд. Винсент нежно улыбнулся и коснулся его щеки. — Ты не обычный Баскервилль, Сэм. Ты — Дитя, приносящее несчастья. Дитя Бездны, — он погладил большим пальцем кожу под нижним веком; Сэм невольно вздрогнул от этого прикосновения. — В прошлом ты был бы братом нового Глена. Тебя бы чуть ли не на руках носили, — Винсент отпустил его лицо. — Эта традиция давно изжила себя. Но любовь и почет к алоглазым детям осталась. Но все же, — он посмотрел в окно, — как и раньше, алоглазое дитя должно быть ближе всех к Глену. Сэм поежился, глядя на безмятежное лицо Винсента. — А ты? Винсент перевел взгляд на него. — Я умираю, — спокойно сказал он. — Мне не так много времени осталось. Столетний цикл давно меня ждет. Я держусь в основном из-за брата и потому, что мне нужно научить тебя если не всему, то большей части того, что я знаю. Сэм кивнул и, неожиданно для себя, почувствовал грусть. Он и не подозревал, что в каком-то странном смысле привязался к Винсенту. С одной стороны, это было неприятно — ведь Винсент был одним из его тюремщиков, тем, кого Сэм должен ненавидеть. С другой — он был потерянным ребенком, а Винсент проявлял к нему вполне дружелюбное внимание. И пусть в его ситуации не было как такового выбора, Сэм не мог отделаться от мысли, что, будь рядом Дин или отец, они бы оба сказали ему, что он идиот. Но их рядом не было. И от этого на глаза снова навернулись слезы. Винсент мягко растрепал его волосы, возвращая в реальность. — Одевайся, малыш. Все только тебя и ждут.