Мера боли

Вода в их внушительной ванной была приятно горячей, а пальцы Эймонда, вызвавшегося помассировать Лилии голову, доставляли такое удовольствие… Ох. Существует ли на свете мужчина лучше моего мужа? Нет, это невозможно. Вдруг Эймонд решил нарушить установившуюся в купальне тишину: — Лилия, накануне я получил странное письмо… Причём его доставили морем и сушей, а не вороном. — Письмо? — переспросила она, жалея, что сидит к мужу спиной и не видит его лица. Эймонд прекратил массировать ей голову — вместо этого пододвинулся ближе и обнял, сомкнув свои руки под грудью Лил. — Да, письмо от некой женщины, которая утверждает, будто знает настоящее имя твоей матери и боится, что меня могли ввести в заблуждение. — О! — выдохнула Лилия, не ожидавшая такого поворота. В голосе Эймонда послышалась улыбка: — Вот и я удивился. Подумал сначала, что пишет какая-то шантажистка, но нет… О деньгах она не просит, ничем не угрожает, сообщила своё настоящее имя и назвала место, где живёт. В общем это либо довольно хитроумная ловушка, либо действительно инициатива некой… — он поискал подходящее слово, параллельно нежно отстукивая на теле Лилии неизвестный ритм. — Энтузиастки. Могла ли неизвестная действительно знать имя матери Лил? И если да, то откуда? — А ты не запомнил имя женщины, которая написала тебе? — спросила Лилия. Возможно, это кто-то из служанок, работавших в доме Веймонда Велариона… Лил мало кого помнила, однако казалось правильным услышать имя. Эймонд задумался: — Какое-то короткое… что-то вроде Энн Грувс или Гровс… — Гривс! — перебила его Лилия, живо вспомнив холодное, вечно искривлённое недовольством лицо домоправительницы. — Точно, — пробормотал Эймонд. — Так, ты её знаешь? — Да! Если это та самая Гривс, то тебе написала бывшая домоправительница моего опекуна. Она… действительно многое может знать. Правда, мне всегда казалось, что я ей не нравлюсь. Эймонд оставил несколько поцелуев на её правом плече: — И как ты можешь кому-то не нравиться? А в детстве ты наверняка была маленькой очаровательной леди. — Смущаешь меня, — немного натянуто улыбнулась Лилия, отодвигая подальше мысли о тех людях, которым она не нравилась: одна из них — мать Эймонда, и он прекрасно об этом знает. Лилия предложила: — Может, вылезем из ванной? Мне кажется, мы достаточно отмокли. — Если хочешь, — Эймонд первым переступил через бортик, а затем подал Лилии руку. Они вытерли друг друга мягкими полотенцами и, не обременяя себя одеванием, прошли до кровати — точнее Эймонд подхватил Лил на руки, поцеловал в нос и донёс до их ложа. Он любил так делать. — Мы навестим Гривс? — спросила Лилия, когда они оба оказались в постели. Лил удобно устроила голову на правом плече мужа. — Если ты хочешь, — отозвался Эймонд. Как всегда после принятия ванны, он был умиротворённым и явно мог уснуть в любую минуту, но всё же нашёл в себе силы добавить: — Она живёт в Спайстауне. Заодно побываем у Дейрона и Рейны. — Как хорошо! Малыш Дейрона и Рейны — Корлис — родился спустя одну луну после свадьбы Эймонда и Лилии. Через несколько недель молодая пара с младенцем, как и было обещано, отправилась на Дрифтмарк, где вскоре случилось трагическое, но ожидаемое событие — умер старый лорд Корлис… Точно специально дождался, когда на свет появится наследник дома Веларионов и на том попрощался с жизнью. Лилия с Эймондом посетили похороны, и вот прошло уже три луны с того грустного визита. Лил скучала по подруге, и предложение мужа звучало идеально. Она поцеловала Эймонда в щёку, заглянула в наполовину закрытый здоровый глаз: — А скоро? В последние месяцы Эймонд старался побольше времени проводить над книгами — он с одобрения лорда-десницы намеревался вступить в должность мастера над законами. Занимающий это место сейчас лорд Джаспер Уайлд стал слишком часто спорить с Отто. «— Я, конечно, тоже не собираюсь принимать решения по указке деда, но ему пока не нужно об этом знать, — сказал Эймонд Лилии как-то раз, когда они сидели в креслах напротив друг друга и были заняты чтением». — Завтра же? — предложил Эймонд. — Пусть Дейрон с Рейной удивятся… да и эта Гривс — тоже. Знаешь, — он обнял Лилию и прошептал ей в губы. — Если она плохо к тебе относилась в детстве, я могу её наказать. — Не надо, — попросила Лил. — И не то, чтобы плохо… Возможно, ей вообще никто никогда не нравился. — Так не бывает, — сказал Эймонд, а затем шепнул нежно. — Спи сладко, любовь моя. — И ты, мой милый Эймонд. Лилия закрыла глаза, но уснуть не могла ещё долго. Под мерное дыхание Эймонда она всё думала об одном: имя моей матери… Неужели Гривс действительно назовёт его? Раскроет наконец тайну моего рождения? Лил всегда больше размышляла об отце, чем о матери — всё-таки были основания полагать, что она дочь Веймонда Велариона, а вот женщина, давшая ей жизнь… Кто она? Бросившая свою дочь шлюха? Или умершая в родах простолюдинка, на которой так и не женился Веймонд? Любили ли они друг друга, хотя бы в ту минуту, когда легли в одну постель? А, может… Может моя мать — это Гривс? В пору моего детства домоправительница была темноволосой, хотя седина в её причёске и пробивалась. Нет, безумие. Она бы вряд ли так кривилась каждый раз, заметив меня, если бы была моей матерью. Лилия перевернулась на другой бок и, открыв глаза, впилась взглядом в подсматривавшую за ними луну. Узнаю ли я правду завтра?

***

Их совместные полёты на Вхагар возобновились спустя месяц после свадьбы — Лилия на том настояла, хотя Эймонд был не слишком доволен такой идеей. «— Я доверяю Вхагар, — говорил он. — Но всегда есть риски…». Лилия умилилась такой заботе, однако не могла распрощаться с возможностью время от времени подниматься в небо вместе с мужем. Вот и сейчас, поздоровавшись с драконицей, — Эймонд обучил Лил парочке валирийских слов на такой случай, — она с помощью мужа забралась в удобное двухместное седло. Эймонд последовал её примеру. — Каждый раз вспоминаю наш первый совместный полёт, — улыбнулась Лил. Эймонд поморщился: — Может, не надо? Я был тогда далёк от учтивости, а ты едва не лишилась своей прекрасной задницы. Лил хмыкнула. Да, задницы, но перед тем — собственной жизни. Если бы Вхагар решила мною пообедать, то всей нашей истории не случилось бы. Она не стала озвучивать это вслух. Сказала вместо того: — Зато ты понял, что я твоя истинная. Эймонд поправил воротник серебристой шубы Лил. — Мне и без того следовало понять. Я просто предпочёл не обращать внимание на происходившее со мной… На волнение, которое разливалось между нами, на то, как сильно меня к тебе влекло. Он коснулся её волос, выбившихся из-под шапки, а потом нежно поцеловал — Вхагар, кажется, смирилась и начала разрешать им подобные ласки. — Я рада, что мы оба всё поняли, — ответила Лил, когда Эймонд с сожалением оторвался от её губ. — И… почему ты настоял на шубе для меня, а сам надел лишь плащ? Простудишься же, мой лихой дракон… — Не люблю шубы, — легко ответил Эймонд. — Может, и я не люблю. — Тебе нельзя их не любить, — категорично заявил он, погладив затянутую в перчатку руку Лилии. Затем Эймонд, очевидно поставив точку в споре, перешёл на валирийский и велел Вхагар подниматься ввысь. Не отвлекая любимого от полёта, Лил представила, как он с таким же усердием будет заботиться об их детях. Они не слишком часто обсуждали эту тему, но в подобные моменты взгляд Эймонда становился особенно тёплым, и он всегда повторял, что с одинаковой радостью встретит и мальчика, и девочку. Лилия ему верила. Может ли быть, что нынешнее опоздание лунных кровей говорит о моей беременности? Пока они задерживались всего на два дня, и Лил не обращалась к мейстеру. Нужно запастись терпением… Она снова вспомнила о возможном ребёнке, когда взяла на руки малыша Корлиса. Рейна и Дейрон встретили нежданных гостей с большой радостью — после приветствий и объятий все четверо расположились в малой гостиной. По велению Рейны няня принесла ей Корлиса — розовощёкого крупного мальчика с серебристой макушкой. — Можно его подержать? — спросила Лил. — Конечно, — отозвалась Рейна с лукавой улыбкой, в которой таился вопрос. Видимо, подруга очень хотела узнать, не ожидается ли появления кузины или кузены Корлиса в скором времени, но при мужчинах решила промолчать. Осторожно держа Корлиса и гладя его по мягким волосам, Лилия почувствовала на себе взгляд Эймонда — заворожённо-умилённый. Заметив, что его поймали, и явно смутившись, он закрылся, надев маску спокойствия. Тем временем Дейрон увлечённо рассказывал о жизни на Дрифтмарке — ему нравилась близость моря, и он считал Спайстаун прекрасным городом. — Я думал, во всех прибрежных городах воняет так же, как в Королевской Гавани, но нет… Спайстаун совсем не такой. — Кажется, ещё немного и ты станешь моряком, — поддел его Эймонд с лёгкой усмешкой. Дейрон ответил ему в тон: — Мы с тобой могли бы создать пиратскую команду. Рейна едва не подавилась пирожным, которое взяла с маленького блюда на столе — обед обещали подать позже, а пока гостям предложили чай, закуски и сладости. Корлис же вдруг завозился и захныкал. — Ему явно не хочется отпускать своего отца в море, — заметила Лил. — Думаю, Корлис проголодался, — сказала Рейна. — Лил, посидишь со мной, пока я буду его кормить? — Конечно. И взглядом попрощавшись с мужем, Лилия удалилась вслед за Рейной — её радовала возможность поговорить с подругой. В Красном замке Лил не могла позволить себе такую роскошь.

***

— Знаешь, — сказал Дейрон Эймонду, когда они остались наедине. — Я очень редко летаю теперь. В принципе я могу забраться на Тессарион, но… всё не то. Надеюсь, Тессарион дождётся, когда Корлис повзрослеет, и признает его своим новым всадником. В голосе Дейрона не слышалось тоски. Неужели брат совсем не скучает по небу? Наверное, жестоко спрашивать об этом, так что Эймонд задал другой вопрос: — Разве в колыбель Корлиса не положили драконье яйцо? — Положили, конечно, — Дейрон взял со стола чашку чая и сделал глоток. — Но оно пока не проклюнулось, и, мне кажется, это не просто так… будто знак. — Знак? — повторил Эймонд. — Понимаешь… Хотя, нет — неважно, — отмахнулся Дейрон. — Расскажи, — попросил Эймонд, вглядываясь в лицо брата. Дейрон теперь смотрелся старше своих лет, особенно много горечи и печали таилось в тёмно-синих глазах. — Ты не поймёшь, — покачал головой Дейрон, но под пристальным взглядом Эймонда всё же сдался. — Я… наверное, я мог бы летать, придумать что-то, постараться, но… каждый раз оказываясь рядом с Тессарион, я чувствую… Теперь Дейрон опустил голову и смотрел на свои сложенные в замок руки. — Чувствую… запах горелой плоти, а порой и вижу… умирающего Джекейриса. Это было… ужасно. Вот как. Отчасти Эймонд понимал брата — было время, когда он видел во снах гибель Люцериса. Но, даже несмотря на то, что Вхагар приняла то роковое решение самостоятельно, Эймонд не отказался от неё. Возможно, Дейрон просто не понимал, как мучительна жизнь без дракона, если ты Таргариен? Или в этом и крылась причина его отъезда на Дрифтмарк — желание забыть о родственниках с их драконами и конфликтами? — Со временем всё забудется, — сказал Эймонд. — И ты знаешь, что Джекейрис сам нарвался. Если бы не сунулся в Красный замок, мог бы пожить подольше. Дейрон вскинул голову и встретился с Эймондом взглядом: — Ты убьёшь их — наших выживших племянников? Всё же моя репутация прелестна. — Их ищут, но они хорошо спрятались, — ответил Эймонд, не раскрывая своих намерений, а затем перевёл разговор в несколько иное русло. — Что насчёт Бейлы? И как тебе соседство с Рейнис? Дейрон пожал плечами, а затем снова взял в руки чашку, которую до этого отставил в сторону. — Как видишь, мы занимаем правое крыло на третьем этаже замка, Рейнис пользуется левым. Мы встречаемся несколько раз в неделю на совместных ужинах. Рейна с Корлисом заходит к ней чаще, они болтают о чём-то своём… А Бейла, — Дейрон выпил ещё чаю. — Бейла живёт на втором этаже, и мы с ней почти не видимся. — Даже Рейна? — поинтересовался Эймонд, вспомнив, как взбесила его жена брата своим заступничеством за сестру. Впрочем, потом то, что Бейле оставили жизнь, сыграло Эймонду на руку, поэтому и злость на Рейну прошла. Дейрон ответил не сразу: — Ну… Рейна пыталась, но Бейла сильно обругала её. Бейла, наверное, не в себе, потому что кричала ужасные вещи, обещала убить Корлиса, — на лице Дейрона появилось жёсткое выражение, напомнившее Эймонду о том, что вопреки всему и его брат — дракон, защищающий свою семью. — С того момента по моему настоянию к Бейле приставили стражу. Мужчин меняют раз в пару месяцев, чтобы они не успели к ней привязаться. На ночь её запирают в комнате. — Разумно, — кивнул Эймонд. Возможно, смерть была бы слишком лёгким выходом для Бейлы. Теперь же ей предстоит до конца дней оставаться узницей Высокого Прилива и однажды превратиться в призрак вражды двух ветвей одной семьи. Эймонд не испытывал к ней ни капли жалости.

***

После обеда Эймонд и Лилия отправились к этой Гривс. По дороге в Спайстаун Лилия оживилась — делилась с ним воспоминаниями о прошлом, а в самом городе и вовсе расплылась в улыбке, точно была рада видеть каждый камень на дороге, корабль в порту или торговую лавку. Речь Лилии становилась всё более быстрой, а движения хаотичными… Волновалась. Она очень волновалась. Боясь, что жена впадёт в истерику, Эймонд остановился и, преградив дорогу Лилии, которая явно собиралась идти дальше в одиночку, взял её за плечи: — Лилия. — Что? — Ты ведь понимаешь, что эта женщина может оказаться мошенницей. Лилия кивнула. — И даже если она расскажет тебе правду… на твою нынешнюю жизнь это уже никак не повлияет, так что не стоит волноваться. Лилия поджала губы: — Тебе легко говорить, ты никогда не сомневался в том, кто — твой отец, кто — мать. Эймонд вздохнул. Он не хотел обидеть Лилию, просто… разве достойны такого беспокойства люди, отказавшиеся от неё? — Я не то пытаюсь донести, — отозвался он, пытаясь звучать убедительно. — Ты тараторишь, а твои глаза горят так лихорадочно, что это пугает. Она опустила взгляд: — Просто… просто я не думала, что вообще когда-нибудь узнаю, кто мои настоящие родители. С тех пор, как ты придумал мне прошлое… казалось, я потеряла шанс узнать истину. Эймонд отпустил её плечи и поинтересовался с холодком в голосе: — Ты жалеешь о моём плане? — Конечно, нет… но я решила, что это вроде платы, понимаешь? Будто Семеро сказали: хорошо, ты можешь выйти замуж за своего любимого, но правды о родителях никогда не узнаешь. Теперь Лилия смотрела на него и уже не казалась столь сильно взволнованной. Лишь хотела от него понимания. Эймонд обнял жену, несмотря на то, что прохожие кидали на них удивлённые и настороженные взгляды. — Я буду рядом с тобой, — пообещал Эймонд, целуя Лилию в макушку. На этот раз в её голосе слышалась улыбка: — Я и не сомневаюсь. Оставшийся путь до дома Гривс — одноэтажного аккуратного строения с дверью, украшенной россыпью ракушек, — они проделали в умиротворённой тишине. Эймонд держал Лилию за руку и надеялся, что отправительница письма ничем её не огорчит. А если огорчит, то пусть пеняет на себя. Когда он постучал в дверь, из дома раздался удивлённый женский голос: — Кто там? Неужто это ты, Элис? Потом послышались шаги, и через пару секунд дверь приоткрылась. Эймонд не успел ничего сказать — появившаяся на пороге женщина охнула и глубоко поклонилась ему. Из этой неудобной позы она произнесла: — Ваше Высочество… такая честь! Чем… чем я могу быть вам полезна? Голос её дрожал от волнения. Кажется, она пыталась склониться ещё ниже. — Довольно, — сказал Эймонд, и женщина разогнулась и сделала шаг назад. — Я и моя леди-жена прибыли к вам из-за письма, которое вы мне отправили. Женщина — очевидно сама Гривс — всплеснула руками и быстро заговорила, обращаясь преимущественно к сапогам Эймонда: — Я…я… простите, что посмела потревожить вас этим письмом, Ваше Высочество. Я всё сомневалась отправлять его или нет, но потом подумала, что должна исполнить долг. Когда я услышала о вашей свадьбе, вашей невесте, то… у меня возникли подозрения… не были ли вы введены в заблуждение относительно происхождения её матери. Она ещё немного отступила и начала причитать по поводу того, что её дом слишком убог для такого гостя. Лилию она будто не замечала. — Здравствуйте, — решилась сама Лилия, выступая вперёд. — Вы меня помните? Гривс охнула: — О, я… простите, — под пристальным взглядом Эймонда она поклонилась и Лилии, хотя согнулась не так низко. Эта седая высокая женщина со сморщенным лицом, а также слишком длинными руками и ногами, всё не могла прийти в себя от того, что в её дом пришёл принц. Непомерное удивление читалось в робких взглядах, которые она кидала на Эймонда, избегая, впрочем, того, чтобы посмотреть в его глаз. Гривс предложила им чаю, но и Эймонд, и Лилия отказались. — Объяснись. Что именно ты имела в виду в своём письме, — велел Эймонд, чувствуя, что лишь такой тон заставит Гривс выложить всё сразу, не тратя их с Лилией время. Они не присели на продавленный диван, стоявший посреди гостиной, куда провела их хозяйка дома. Гривс неловко переминалась с ноги на ногу. Возможно, всё же стоило предупредить её о визите… хотя не слишком ли большая честь для бывшей домоправительницы? — Я… — начала Гривс, теперь глядя на свои растоптанные башмаки. — Я знала её. Лайна Гросвер — так она звалась. Лорд Веймонд любил путешествовать, — тут в голосе её послышалась грусть. — И однажды он привёз из Вольных городов эту женщину — уже на сносях. Я… Гривс завела руки за спину, будто боялась, что те как-то выдадут её. — Я… всегда пользовалась доверием лорда. И он велел мне заботиться об этой… женщине. Она была, — следующее признание явно далось Гривс тяжело, она сглотнула. — Очень красивой и такой грациозной, будто и не певица из Вольных городов, а королева, хоть и… — Певица? — переспросила Лилия, поднеся ладонь к собственному горлу. И Эймонд вспомнил, как она рассказывала, что опекун время от времени просил её спеть, но никогда не был по-настоящему доволен услышанным. Гривс же произнесла, не скрывая презрения: — Да. Певица. И Лайна Гросвер — лишь один из псевдонимов, как я потом узнала. Я многое узнала от лорда, когда он её оплакивал… она умерла родами. Очень мучилась, — добавила Гривс без тени сочувствия. — Ей было уже под тридцать. Она совсем не девицей лорда завлекла. — Знаешь её настоящее имя? — спросил Эймонд, видя, что Лилии неприятно слышать такие откровения о матери. — Да, — поспешила ответить Гривс. — Лаванда Сноу — бастард кого-то из Старков. По крайней мере, так она сказала лорду Веймонду. Могла и обмануть… но это она настояла на том, чтобы лорд не объявлял те… вас, — её взгляд метнулся к Лилии. — Своим бастардом. Только об этом и говорила, когда умирала. — Почему? — тихо спросила Лилия, которая явно осмысляла услышанное. Гривс поморщилась: — Трудно было понять. Если вспомнить… если вспомнить, то она вроде как считала это клеймом. Эймонд сжал руку Лилии. Кажется, и ей хотелось скорее уйти из этого дома с застоявшимся запахом старости. — Можешь сообщить нам что-то ещё? — спросил Эймонд. Гривс отрицательно покачала головой: — Боюсь, больше ничего интересного, Ваше Высочество. — Они любили друг друга? — вырвалось у Лилии, точно против её воли. — Да, — неохотно отозвалась Гривс. — Я думала, он умрёт вместе с ней, мой… наш лорд. — Но он не женился на ней? — уточнил Эймонд. Ещё один ответ, который явно не нравился самой Гривс: — Не женился, но хотел. Она сказала, что не стоит спешить — мол, у них полно времени. Да уж, мать Лилии определённо была беззаботной женщиной, жившей по своим правилам. Понимая, что больше значимых вопросов не осталось, Эймонд попросил Лилию: — Можешь, пожалуйста, подождать меня снаружи? Я недолго. Она кивнула, потом обратившись к Гривс, произнесла: — Спасибо вам большое. Та процедила: — Пожалуйста. Когда дверь за Лилией захлопнулась, Эймонд сделал шаг вперёд и велел: — Посмотри на меня. Гривс подчинилась ему с явным усилием — её выцветшие глаза были полны восхищением вперемешку со страхом. — Ты рассказывала об этом кому-нибудь ещё? — Нет, Ваше Высочество. Я в первый раз в жизни рассказала… — Почему? — Я поклялась лорду Веймонду молчать. После смерти Лайны он не хотел, чтобы кто-то знал об этой истории… Думаю, ему было больно вспоминать об этом и объяснять что-то насчёт происхождения девчонки. Эймонда покоробило выбранное ею слово. — Она тебе не «девчонка», а леди. Моя жена, — подчеркнул принц угрожающе. Гривс поспешила поклониться: — Простите, я… я думала… Она умолкла — очевидно свирепый взгляд Эймонда показал ей, что не стоит делиться собственными размышлениями на эту тему. — Ты ведь и дальше будешь молчать? — поинтересовался Эймонд. Так толком и не разогнувшаяся Гривс поспешно пробормотала: — Разумеется, Ваше Высочество. Просто то был мой долг, и я осмелилась написать вам… Только вам. Подобострастный тон, нелепая искривлённая в угодливой позе фигура… Эймонд чувствовал: эта одинокая, живущая прошлым женщина никому ничего не расскажет — и ради лорда Веймонда, которого она определённо любила и будто бы любит до сих пор, и из-за приказа Эймонда, пользовавшегося её особым расположением. Чем-то я покорил её сердце. Не любила принца Деймона? Эймонд не стал допытываться, — какая в сущности разница, ведь всё это не походило на ловушку, скорее на попытку выслужиться — вместо того сказал, выбирая слова, которые должны были обеспечить ему ещё большую преданность Гривс: — Решение с письмом было верным. Благодарю. Моя воля совпадает с желанием покойного лорда Веймонда — молчи обо всём. Гривс поклялась, снова отвесив низкий поклон, и Эймонд покинул дом, желая поскорее оказаться подальше от этой странной женщины. Лилия встретила его взглядом, в котором отчётливо читался вопрос: всё ли в порядке с бывшей домоправительницей? Эймонд кивнул, подходя поближе к жене и уводя её за руку к небольшой тропке: — Всё хорошо. Она ничего не ответила, а Эймонд в очередной раз подумал о том, что поступил правильно, когда не рассказал — в то время ещё невесте — всей правды о судьбе слуг Красного замка. Он тогда сказал Лилии: «Вопрос решается». И она спросила: «Их рассчитают?». Эймонд подтвердил это, не вдаваясь в подробности о том, что все они лишатся языков — нельзя было позволить им распространять сплетни. Те же, кто знал Лилию особенно близко — кроме преданного Эймонду Джона, — вовсе никуда не ушли. Их вынесли. Принц, конечно, не занимался такой работой сам, поручив всё палачам, однако вряд ли бы для Лилии это имело значение… Она винила бы Эймонда, себя. Была бы несчастна в день их свадьбы. Эймонд покачал головой, и теперь Лилия спросила: — Что такое?

***

Эймонд задумался о чём-то — наверное, об услышанном от Гривс, а потом покачал головой, будто вёл разговор сам с собой. Лил задала вопрос и внимательно посмотрела на мужа. Он сжал её ладонь в своей, делясь теплом, и ответил: — В сущности ничего. Мне интереснее узнать, о чём ты думаешь, Лилия? Ты узнала, кто твои родители… Мне сложно представить, что ты чувствуешь, — он сощурился. — Облегчение? Или наоборот — злость? Какой выбор: облегчение или злость. — Нет… ничего такого, — возразила она, а затем, поняв, что они скоро окажутся на рынке Спайстауна, спросила. — Ты не против дойти до побережья? Той его части, где менее людно? — Как хочешь. И они направились туда, где дул злобный, отчаявшийся зимний ветер, а когда дошли до моря, то оказалось, что узкая полоса воды у берега была покрыта льдом. У Лил возникло нелепое желание пройтись по хрупкой поверхности, но она сдержала этот порыв. Только крепче сжала руку Эймонда. Что я чувствую? — Знаешь, — сказала она, наконец останавливаясь. — Я ощущаю пустоту… Это странно. Мне всегда казалось, что я буду счастлива, когда узнаю правду. Но есть только пустота и… недоумение. Эймонд встал перед Лилией, пытаясь защитить от ветра, и теперь он безжалостно путал волосы её принца. Эймонд предположил: — Не понимаешь, почему Веймонд не рассказал тебе? — Да. Что он вообще чувствовал ко мне? Почему не удосужился как-то прояснить мою судьбу? А если бы он не умер, то как бы я жила дальше?.. Слишком много вопросов. И ни на один уже не узнать ответа. Лилия вздохнула, пытаясь вспомнить в деталях лицо своего опекуна, но видела только его серебристые волосы, которые в детстве доводили её до отчаяния своим совершенством. — А моя мать… Женщина с множеством фамилий и имён, певица… Если подумать, она не слишком отличается от того портрета, который я себе рисовала раньше: беспечная женщина из тех, что спят с лордами и не беспокоятся о последствиях. Возможно, она даже лунный чай не принимала, вот я и родилась на свет. Горько, но чего ещё я ожидала? Истории о горячо любимой потерянной дочери неких знатных родителей? Лилия иронически хмыкнула, стараясь не расплакаться. И её отец, и её мать не стоили того. Я была им безразлична. — Иди сюда, — Эймонд притянул её к себе, обнял крепко, а потом заметил. — Холодно тут, ты заболеешь. Что же касается твоих родителей, то ты, кажется, всё-таки злишься, и я тебя понимаю, любимая. Ты имеешь на то право. Лил ничего не ответила, только прижималась к Эймонду сильнее. Он её настоящее, её будущее — вот что главное. Но она не успела сказать ему об этом, Эймонд продолжил: — Насчёт твоей матери… если она действительно была из Старков, то я могу разузнать о ней, если хочешь. — Не знаю… — пробормотала Лилия, пытаясь представить эту женщину, давшую ей жизнь и считавшую, что быть безродной и носить фамилию, оказавшуюся артистическим псевдонимом, лучше, чем считаться бастардом. Сомнительная философия. Потом добавила: — Не надо. Это… неважно, — потом вспомнила имя «матери» из легенды, созданной Эймондом к их свадьбе. — Меня и Патриция Сиборг в качестве матери вполне устраивает. — Но если ты передумаешь… — предложил Эймонд. И Лилия кивнула: — Хорошо. Они покинули холодный, негостеприимный берег, держась за руки и изредка переговариваясь. И Лилии казалось, что там, у безразличного ко всему моря, она оставила прежнюю себя: девочку, которая хотела быть признана красивым лордом-опекуном, девочку, не знавшую материнской ласки. Её обманули — эту девчонку — знание о родителях не перевернуло жизнь, не дало радости… Хотела ли бы я поговорить с ними? Возможно. Лил и Эймонда объединяла тишина и сцепленные руки. Может быть, в какой-то иной жизни её родители сделали бы другой выбор, и я вовсе не появилась бы. Или же выросла бы как дочь лорда, никогда не сомневавшаяся в своём происхождении. И будь я знатной особой, подарила ли бы мне судьба — Семеро — встречу с Эймондом? Дала ли бы нам узнать друг друга? Лилия замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Эймонд поступил так же. И прежде чем он успел что-то сказать, Лил направила их сцепленные руки к своему сердцу. — Эймонд, я… я так люблю тебя. — И я тебя люблю, моя Лилия, — отозвался он, поймав её взгляд. И, казалось, среди зимы стало тепло — такую нежность выражало его лицо. Лил потянулась за поцелуем, и когда их губы соприкоснулись, дотронулась рукой до шеи Эймонда — чуть выше воротника плаща, — погладила легонько. Он отозвался на ласку, обнимая её настолько крепко, насколько позволяла шуба Лилии. Мой истинный. Мой смысл. Мой милый дракон. Всегда держи меня столь же крепко, всегда будь рядом. И наша жизнь выдастся совсем не такой, какой она стала для твоих и моих родителей. Наша совместная судьба окажется удивительной — только для нас — и полной счастья. Я тебе обещаю.