Нефритовый Рыцарь | Jᴀᴅᴇ Kɴɪɢʜᴛ

˙˙˙

      — Себастьян, пожалуйста, не уходи. Сэллоу поднял удивленный взгляд на голос Джейд, прозвучавший до боли жалобно.       — Не ухожу, — успокоил он, улыбнувшись. Погладил ее по макушке и поцеловал в лоб. — Ты ведь идешь со мной. Он одинаково мог иметь в виду как Зельеварение, времени до которого оставалось всего ничего, так и годы отведенного им жизненного пути. Джейд обняла его и крепко прижала к себе. Уткнулась носом в грудь, закрыла глаза и замерла. С самого утра ей было дурно. Поначалу она списала это на кодеин, и если легкую тошноту, усталость и пришибленность можно приписать к последствиям вчерашней ночи, то внутренняя тревога не имела к этому никакого отношения. Возможно, дело было в новостях, которые принесли Райли и Фаулер из Верхнего Хогсфилда, хотя ввиду непричастности действительно не было о чем беспокоиться: если взбучка и грядет, то им не грозит и не затронет. Скорее, Джейд тревожило все то, что случилось между ней, Себастьяном и Оминисом, и она не знала, как правильно реагировать. Гонт был спокойнее нетронутой водной глади. Успешно прикидывался, словно совершенно ничего не случилось. Будто вчера с ними был не он. Это раздражало. Оминис намерился выйти сухим из воды, избежать ответственности и разбора полетов. А может, так было и к лучшему. Джейд не знала, как лучше. Все зависело от Себастьяна. Сэллоу источал умиротворение. Похоже, для него события ночи обернулись душевным спокойствием. Хоть они пока не обсуждали все это, его вид внушал надежду, что все будет хорошо. За него было радостно, и только это грело душу. Значит, она правильно поступила, что поддержала его и воодушевила к действиям. На завтрак Джейд не пошла — предвидела, что съесть ничего не сможет, а от мыслей о пище воротило только больше прежнего. К тому же решила дать парням возможность посидеть вдвоем, если им это понадобится. И сама хотела побыть вдалеке от них. Точнее, от Оминиса. Она помнила, что они вчера творили. Руки болели от тяжелого меча, с которым она билась с ним в снегу. Губы ощущали его распаленное дыхание, волосы на затылке шевелились от фантомных касаний, а мышцы таза сводило судорогой от воспоминаний о ласках Себастьяна. Джейд отчетливо понимала, что трогала Оминиса, сжимала его шею, пока он цеплялся за ее запястье. Кричал и бился в оргазме, изливаясь на ее руку, пока прислонялся к ней мокрым лбом. Его язык чуть ли не был в ее рту, и она не забыла ощущение его горячей, твердой плоти в своих пальцах. Этой ночью она прикоснулась к Оминису Гонту там, где никогда не должна была. Совершенно не важно, что он был под Оборотным зельем в теле другого человека. Может, для Себастьяна это выступало сглаживающим фактором, но не для нее. И, очевидно, не для Гонта. Джейд весь завтрак пролежала в кровати, смотря в потолок и пытаясь понять, что не так. Вчера она оставалась одетой, не позволила Оминису лишнего — того, на что сама не была готова пойти и допустить. Не помнила ничего, что могло бы насторожить. Возможно, в этом и была проблема? В отсутствии какой-либо реакции на то, что они устроили? В том, насколько спокойно она относилась к новому совместному опыту на троих? Ведь она так долго, усердно и старательно удерживала Оминиса как можно дальше, а стоило ему взмолиться — и она уже хватает его за горло, вцепляется в волосы, а по итогу и вовсе дотрагивается до члена, позволяя приложиться к своему лицу… И ничего. Это не казалось чем-то ненормальным, вопиющим, возмутительным… Не было чересчур… Может, этого Гонт и добивался? Медленно готовил к чему-то большему и постепенно приучал к себе? Схватил за руку в том коридоре под идиотским предлогом, понял, что она не врежет, как раньше, и оборзел? Все может быть… После завтрака по возвращении из Большого зала Джейд встретила Себастьяна и не отпускала все утро. Неприятные чувства щекотали кожу, внутри крепло дурное предчувствие и нехорошие подозрения. Себастьян сегодня по-особому вкусно пах и чудесно выглядел, и это тоже показалось настораживающе-странным. Джейд не рвалась разговаривать, потому что не особо понимала, что хочет сказать и желает ли вообще заводить беседу первой. Себастьян был таким безмятежным, и она боялась это порушить. Казалось, между ними все действительно наладилось, одновременно на подкорке сознания мелькало опасение, что это не так. Джейд уверяла себя: всему виной сироп от кашля, все хорошо. Себастьян был рядом с ней, сидел в кресле, усадив ее к себе на колени. Они помирились, на пальце осталось его кольцо, а вчера все прошло лучше ожидаемого и бояться нечего.       — Нам пора идти, — напомнил Сэллоу ей на ухо, отчего она сжала его еще сильнее и протестующе помотала головой. — Шарп с нас три шкуры сдерет, если опоздаем.       — Давай прогуляем, — взмолилась Джейд.       — Но сегодня контрольная…       — Да плевать. Хочешь, пойдем куда-нибудь? Куда угодно. Или останемся здесь, запремся в пустой спальне на весь урок, а лучше вообще на весь день и…       — Джейд. Себастьян взял ее лицо в свои теплые ладони и серьезно заглянул в обеспокоенные глаза.       — У тебя… руки шершавые, — сказала она. — Уже давно заметила. Много работаешь, и кожа… загрубела. Давай я принесу крем? Мне девочки надарили всякой мути, а я ей практически не…       — Джейд, — настойчиво повторил Сэллоу, не отпуская ее. — Что тебя беспокоит?       — Что у тебя мозоли на…       — Джейд.       — Я точно не знаю, — призналась она. — Странное чувство. Не хочется тебя отпускать. Наверное, просто по тебе соскучилась. Давай останемся. Не хочу идти на Зелья.       — Боишься, что завалишь? — Он усмехнулся. — Не бойся. Я тебе помогу. Едва ли дело было в Зельях и грядущей контрольной.       — Все хорошо, — заверил Себастьян, заметив, как она сжалась на его коленях. — И дальше будет хорошо. Я планировал поговорить с тобой вечером, но, если хочешь, побеседуем в обед. Идет? Но уверяю, тебе не о чем переживать. Я тебя не оставлю. Это главное, что тебе стоило узнать. Пожалуй, это и тревожило: потенциальный шанс, что Себастьян все-таки выберет Оминиса. Решит, что с ним понравилось больше, что его он дольше знает и вообще это его лучший друг, а она… временное увлечение, помешательство, слишком проблемная и далекая от девушки его мечты. Если это была проверка для их отношений, похоже, они ее прошли. Вместе с этим что-то изменилось, и никогда прежде Джейд настолько сильно не боялась потерять Себастьяна. Наверное, это было хорошо. Так проявлялась привязанность.       — И я тебя тоже, — выдавила она, чувствуя, что расклеивается от его тепла. Хотела, чтобы он это от нее сейчас услышал. С Себастьяном стало уютно. Джейд закрыла глаза и представила их сидящими перед камином ее дома в Араншире. Их дома. Не открывая глаз, снова обвила Сэллоу руками, потянулась к шее и поцеловала. Он был теплым и успокаивающим. Одного его «все хорошо» было достаточно, чтобы унять тревогу. Она почти исчезла, но стоило заслышать чей-то смех и вернуться в реальность, в общую гостиную, как тотальное нежелание сдвигаться с места возвратилось. Что-то ощутимо тянуло назад.       — Я хочу тебе кое-что показать, — решила Джейд. — Вечером. После того, как мы все обсудим. Прогуляемся, пройдемся немного… только мы вдвоем.       — Мне кажется или кто-то ревнует? — удивился Себастьян. Не мог не заметить, как она за него цеплялась все утро. — В тебе наконец-то проснулась собственница? Не думаю, что тебе снова придется меня с кем-то делить, если тебя волнует это. Джейд чувствовала, что Себастьян отдал предпочтение ей, но даже прямые слова не утешили до конца.       — Ладно, — сдалась она. — Пойдем на твои дурацкие Зелья, чертов ботаник. Родители бы тобой гордились — ни одного урока не пропустил. Всю дорогу до кабинета Зельеварения Джейд не отпускала его руку. То и дело останавливалась, целовала его у стены или прямо посреди коридора, наплевав на посторонних. Очень хотелось верить, что она действительно просто сильно соскучилась и, пока не начался урок, спешила восполнить упущенное. Зачем-то торопилась, боялась потерять момент и потратить ценнейшее время впустую, а любая секунда, когда Джейд не касалась Себастьяна, была прожитой зря. Когда дошли до кабинета, оставалось еще время, и он разрешил позаботиться о своих руках. Джейд любовно растирала смягчающий крем с маслами лаванды по огрубевшей коже его ладоней. Переплела с его пальцами свои собственные, увлекла Себастьяна к стене, прильнула телом и потянулась за поцелуем. Его все не хватало. Хотелось дышать им, украсть, увести куда-нибудь далеко, где не достанет ни Шарп, ни Оминис, вообще никто. Перенестись на край земли, к обрыву, где волосы треплет холодный соленый ветер, а перед глазами стоит созданный магией дом…       — Эй, Найт! — Кто-то окликнул сзади, бесцеремонно ворвался в фантазии, но Джейд и не подумала оторваться от сладких губ Сэллоу. — Найт! Я к тебе обращаюсь! Оглохла, что ли? Освободи рот и примени по прямому назначению!       — Только этого, блядь, не хватало, — прорычал Себастьян. — На кой хер он приперся? Джейд не понимала, о ком идет речь, но оборачиваться и разбираться не было никакого желания. Сэллоу попытался отстраниться, но она живо поднялась на носочки, покрывая поцелуями его лицо.       — Плевать, — бормотала Джейд, зажмурившись. — Что бы это ни было, мне плевать на всех, кроме тебя. На Зелья, на эту чертову школу, я вообще могу не…       — Дело дрянь, — шепнул Себастьян, холодным порывом ветра окончательно отогнав приятные воспоминания от объятий. С чем бы к ней ни пришли, момент был безнадежно испорчен внезапным вторжением, и дальше наслаждаться уже не получится. Джейд разозлилась, неосознанно сжав Сэллоу за плечи.       — Ты собираешься объясняться? — напористо настаивал мужской голос, который она затруднялась опознать на слух. — Из-за тебя у Гаррета проблемы, и мне до жути интересно, как ты собираешься их решать.       — Ебанулся? — пылко воскликнул Себастьян поверх ее макушки, чем немного сгладил злость. — Да пошел ты на хер, Генри! С каких это хуев она должна что-то решать?       — Если бы Найт не капризничала, не упрямилась и просто сделала то, о чем просили, ничего бы не случилось… Джейд не слушала последующие беспочвенные и ничем не обоснованные обвинения. Еще несколько дней назад она бы многое отдала за возможность поцеловаться с Сэллоу на глазах у всех, чтобы заткнуть Блюм, Моррисон и компанию. Всех, кто сомневался и говорил гадости. Теперь же все это касалось ничтожно неважным и незначительным. Зато стало понятно, что это не простые нападки сплетников, что беспокойство Себастьяна лишь подтверждало.       — Если бы Гаррет думал головой, а не задницей, сам понял, что делает. — Себастьян начал с разумных объяснений. — Ему, черт дери, семнадцать, а не семь, и вроде бы уже не требуется постоянный присмотр. Вместо того, чтобы перекидывать ответственность на других, лучше бы следил за собственным кузеном. Где ты был, когда он разливал по склянкам неизвестно что? Или сам в очереди стоял?       — Где я был? На дежурстве, блядь! Видел когда-нибудь такое? — Генри так сильно дернул за собственную мантию, что значок старосты едва не оторвался вместе с тканью. — Ты-то явно думал именно задницей, когда шлялся с ним весь пятый курс, — ядовито заговорил он, понизив голос. — А теперь намереваешься выйти сухим из воды только потому, что заранее соскочил? Джейд кожей сквозь ткань ощутила, как Себастьян напрягся. Она уже некоторое время не держала его, продолжая стоять спиной к происходящему. Вокруг собралось немало любопытных глаз и ушей однокурсников, ожидающих начала урока, и проходящих мимо зевак. О передозировке Сэллоу знали считанные единицы. О подробностях произошедшего между ним и Уизли — еще меньше. Наверняка даже Леандер был не в курсе. Какова вероятность, что Гаррет слил все кузену? А может, он изначально все знал? Беседа приняла явный неприятный оттенок. Если они рассчитывали втянуть Себастьяна, все было плохо. Если все утреннее паршивое состояние и правда было предчувствием, то оно вступало в действие и едва ли закончится на этом. Себастьян сказал правильно: дело дрянь.       — А тебя ебать не должно, что мы там делали на пятом курсе, — прошипел он. Держался Сэллоу стойко и ничем себя не выдавал. Смотрел на недруга мимо Джейд, пока она спиной ощущала напряжение между ними.       — Меня, возможно, и не должно, а вот отдел по Обороту контролируемых веществ наверняка заинтересуется деталями вашего досуга. Откуда мне вообще знать, что Гаррета не подставили? Скоро дело дойдет до разбирательств, и не рассчитывай, что в Министерстве сидят одни идиоты, которым удастся запудрить мозги.       — Тем не менее меня вчера в Верхнем Хогсфилде не было. Если у всех остальных не хватило мозгов отказаться от участия, это не наши проблемы, — отрезал Сэллоу. — У меня к Гаррету ничего личного нет.       — У тебя, может, и нет, но вот она… Джейд казалось, ей дышат в затылок. Ну, конечно, она же спустила Гаррета Уизли с лестницы, и ему ничего не мешало поплакаться об этом старшенькому кузену. Мозг пытался соображать, но все глушила только одна мысль. «Пусть они свалят. Заставь их исчезнуть…» Будто услышав ее мысленные мольбы, внезапно заговорил Гонт. Джейд была настолько поглощена Себастьяном, что не заметила, подошел Оминис только недавно или простоял рядом все то время, что они здесь целовались.       — Генри, — Гонт начал тоном, оптимально сочетающим в себе холодность и яд, но при этом ничто из этого в нем явно не выделялось, из-за чего всем, кто это слышал, стало не по себе без ощутимой и конкретной на то причины. — Очевидно, объясняться Найт точно не собирается. Ее там не было. Она здесь ни при чем. Все, кто считают иначе, заведомо неправы, и аргументировать это значит впустую тратить слова на то, что и так понятно любому адекватно мыслящему человеку. Генри недобро зыркнул на Гонта, перевел взгляд в спину Джейд, все еще стоящую отвернувшись, и скривил губы.       — Молись Мерлину, чтобы с Гарретом все было хорошо, — пригрозил он. — Если твой отказ сломает ему жизнь…       — Я тебе сейчас ебало сломаю, если не отвалишь, — с отчетливой угрозой сказал Себастьян в ответ, в отличие от Гонта, не чувствующий себя обязанным держать лицо, искушаться и сдерживаться в выражениях. — И бровью не поведу, что ты староста школы и племянник заместителя директора.       — Как смело и безрассудно для гриффиндорца и как примитивно — для слизеринца. — Генри разочарованно поджал губы и покачал головой. — Видимо, с такой склонностью лезть в драку от тебя ничего более возвышенного ожидать и не стоит, только для мордобоя и годишься. Даже удивительно, что ты на Слизерине.       — Да нет, не удивительно. Просто ты настолько идиот, что по-другому не поймешь, — не растерялся Сэллоу. — Ровно как не понял, что только что обосрал сам себя и весь факультет заодно, признав, что Слизерин стоит на порядок выше. Поначалу я разговаривал с тобой нормально, хотя и флоббер-червю кристально ясно, что мы ни при чем. А теперь я лишь спустился на твой уровень и перешел на язык, доступный и тебе. Смотри: съебись на хрен! За спиной послышался смешок. Показалось, Генри и половины из сказанного Себастьяном действительно не понял.       — Осторожнее со словами, Сэллоу. Пусть для тебя огребать наказания — привычка и стиль жизни, но у всего есть предел. Чем серьезнее проступки, тем тяжелее наказания. А ты, Найт, аккуратнее смотри по сторонам. Вечно прятаться за спинами Сэллоу и Гонта не получится. Каждое действие имеет последствия, и не всегда выходит от них скрываться.       — Ну вот, сказал же, что не поймешь. — Себастьян глубоко вздохнул и развел руками в подтверждение.       — Я настоятельно не рекомендую тебе угрожать Дженнифер, — мягко, но одновременно до неприятного вкрадчиво произнес Оминис. — С Себастьяном такое еще может относительно безопасно прокатить, но лезть к ней — себе дороже. Я хорошо знаком с тем, насколько радикально она решает проблемы, и тебе это точно не понравится. Поверь мне, Генри, я знаю, о чем говорю. — Он подкрепил слова недоброй ухмылкой. Гонт был чертовски прав. Сейчас Джейд как никогда ощущала, что ее методы решения вопросов не работают в реальном цивилизованном мире. Да, ей ничего не стоило размазать Генри по полу, обратить его в пыль, и это, конечно, в какой-то мере устраняет источник проблем, зато сулит еще более серьезными, что утянут на дно ее, Себастьяна и Гонта заодно. Поэтому в сложившихся условиях она чувствовала себя в позиции проигравшего.       — А что, Найт поэтому до сих пор свое лицо не показала, потому что я обернусь камнем, едва взгляну ей в глаза? — Генри посмеялся, но остальным было не до смеха. Джейд обернулась. Взглянула на него снизу вверх без какого-либо выражения. Задержала взгляд на лучистых каре-зеленых глазах и сразу заметила, как он засмотрелся на нее в ответ. Красивые. Наверняка на солнце переливаются яркими искрами зелени вперемешку с янтарем. Генри был высоким и статным. Производил впечатление образцового, даже дотошного гриффиндорца с повышенным чувством собственной важности и морального долга. Свято убежденного, что без его вмешательства Министерство не способно толком разобраться в ситуации, и не вмешайся он, мир ждет хаос и разруха. Такой, как он, вынесет из горящего дома десять человек на доблестных плечах, всегда будет рад помочь сокурсникам-малявкам и сунуть нос не в свое дело, считая праведным долгом порыться в чужом грязном белье и поставить всех и вся на положенные места. На груди гордо красовался значок старосты школы, а красная отделка на мантии хорошо гармонировала с золотисто-каштановыми волосами. Нечто среднее между явным рыжим, как у Гаррета, медным, как у Леандера, и темным, как у Матильды. Однако было не так явно заметно, что Генри — еще один Уизли: ни одной веснушки на гладкой коже и в целом не очень-то и похож. Даже сама фамилия ему не шла, гораздо больше подошло быть условным Абботом — обязательно кем-то из Священных двадцати восьми, но слишком далеким от Слизерина. Неудивительно, что Генри прибежал на запах жареного и втянулся в громкую заварушку, которая его касалась лишь косвенно, но едва ли хотел докопаться до истины. Скорее, машинально заступался за нерадивого кузена и рассчитывал перекинуть его дерьмо на неугодных слизеринцев. Важнее не то, зачем он пришел, а как много знал, насколько был опасен и какие имел слабые стороны и точки воздействия. У Себастьяна не было врагов, но так было в те времена, пока он с Леандером, Гонтом и Гарретом непринужденно плескался в ванной старост голышом. С тех пор многое изменилось, разбив картину четырех закадычных приятелей. Все больше удивляло, как они вообще сумели продержаться таким разрозненным составом, из которого выбивались и Гонт, и Пруэтт, и разве что Себастьян был единящим всех звеном. По мере раскрытия грязных подробностей, возрастал и риск запачкаться. Тем более оставался еще и Пруэтт, чья фигура пусть пока и не играла активную роль, но все же присутствовала на доске и не была до конца понятна. Джейд размышляла, что делать, продолжая неотрывно глядеть на Генри. Она была способна его разве что убить либо соблазнить, и первое было эффективным, но крайне проблемным, а второе казалось сомнительно целесообразным и низким. Она могла бы поговорить с упрямым и твердо убежденным в собственной правоте гриффиндорцем наедине и по-хорошему и попытаться переубедить. Заверить, что ответственность за происшествие в Верхнем Хогсфилде лежит только на Гаррете. Должны же быть какие-то зачатки разума в Генри? Или значок старосты школы он получил за красивые глаза и родство с Матильдой? Он совсем не выглядел идиотом и наверняка в глубине души понимал, что Уизли сам виноват. Если очень повезет, удастся отвести от Себастьяна подозрения. Удалось бы. Если бы не одно «но», которое годами ранее мантрами в подкорку мозга вдолбила Мартина. «Красивых всегда хотят и никогда не слушают». А Джейд вовсе не было нужно, чтобы семикурсник ее хотел. Хотя, если это заставит его закрыть рот и больше не открывать в сторону Себастьяна… Пусть лучше он больше хочет ее, чем доставить Сэллоу неприятности. Даже если самому Себастьяну такой метод решения вопросов не понравится, цель оправдывает средства. Джейд немного склонила голову, откровенно всматриваясь в черты лица гриффиндорца. Расценивала шансы на успех. Он закономерно принял правила игры, не привыкший сдаваться и отступать, и пялился в ответ. Не стеснялся ни ее, ни Себастьяна. Не был из тех, кого можно легко смутить. Но смущать его Джейд и не собиралась. Зрительный контакт был установлен. Игра началась. Провокационно облизываться, открыто флиртовать — все это не то, слишком явный и грубый ход. Она будет действовать изящно, еле уловимо, по-слизерински. Задача состояла в том, чтобы ее игру не понял никто. Ну, разве что Себастьян, ставший невольным участником. Гриффиндорец уловит суть далеко не сразу, не раньше вечера, когда, лежа в кровати, прокрутит сегодняшний день и задастся вопросами, что все это было. А может, и вовсе никогда не додумается. Зависело от того, насколько хорошо Джейд усвоила навыки, привитые Мартиной. Она говорила, что взгляд — это очень мощная сила воздействия, способная повлиять на разум, восприятие и концентрацию. Сбить с толку, натолкнуть на мысль, насторожить, напугать, заинтересовать, заинтриговать, влюбить, отвадить, привязать, подавить, вознести… Она учила смотреть по-разному, в зависимости от желаемого результата, и Джейд редко использовала и практиковала это в реальном мире, но сейчас умение пришлось как нельзя кстати. Визуальный контакт далеко не всегда означал симпатию, но разорвать его первым, отвести глаза приравнивалось к автоматическому поражению. Джейд с сестрами часами тренировали выдерживать чужие взоры, пялившись одна на другую или в проклятые зеркала. Некоторые девочки не выносили и начинали плакать, оказываясь напротив Джейд, и тогда Мартина садилась сама на свободное место. Говорили, что у Третьей мертвый взгляд, под который неприятно попасть и случайно пересечься. Неудивительно — она была совершенно пуста внутри, и если глаза считались зеркалом души, то в них отражалась пустота. Джейд ничего не стоило податься за воспоминаниями, каково быть Третьей, — и тогда, она уверена, Генри подожмет хвост, испугается и умчится куда подальше. Это ей было не нужно, ровно как и репутация странной девчонки. Сейчас Джейд смотрела на Генри так, чтобы запутать, помешать сконцентрироваться и заставить позабыть, зачем он вообще пришел. Она не улыбалась, держала голову прямо и уверенно. Так они и смотрели друг на друга. Генри слегка хмурился, явно пытаясь соображать и прочесть ее эмоции, но не мог: лицо Джейд оставалось непроницаемым, и только брови совсем немного приподнялись, будто она ждала от гриффиндорца первого шага, пока он лихорадочно вспоминал, как ходить и какое направление избрать. Этикет обязывал леди опускать глаза и говорить тихо; Джейд же держалась нагло и самоуверенно, одним только нахальным жестом прямой открытой конфронтации ставя себя выше оппонента. Затянувшимся молчанием вся его спесь и сбилась. Но было кое-что еще. Джейд нащупала его слабое место, куда тотчас подсунула воображаемый рычаг воздействия. До того как Джейд обернулась, Генри наверняка перло от осознания, что он семикурсник, а Сэллоу — на шестом, еще и ниже ростом; гордился своим значком старосты, безупречной репутацией, достижениями и властью, чего был напрочь лишен Себастьян, который мог похвастаться разве что званием чемпиона дуэльного клуба и количеством наказаний и отработок. А еще он наверняка завидовал, что Сэллоу был всеобщим любимчиком. Как бы ни старался гриффиндорец быть показательно-хорошим, все это перечеркивалось осознанием, что его обскакал плохой и вечно наказанный слизеринец. Вот оно: власть и нестабильная завышенная самооценка, подверженная колебаниям извне. Нужда в одобрении и похвале. Стоит надавить в правильной точке — и его напыщенность и самоуверенность порушатся. Но не это было конечной целью. Наоборот, Джейд умасливала эго Гринграсса своим демонстративным вниманием. И это работало. Сейчас ему льстило, что Джейд смотрела на него. Перед всеми, на глазах у Сэллоу, которого раньше держала в объятиях. Перестала игнорировать, обратила внимание и мысленно ухмыльнулась, подумав, что этот гриффиндорский черт чуть ли не толкает в себя палец, когда начисто вымывает задницу после дефекации. Не пришлось извращаться и долго думать, чем его взять. Хватило простого внимания. Девушка, которая минутами ранее целовалась с Сэллоу, теперь смотрела на него во все глаза, пока на лице Генри красовалась мысль, что Себастьян ее не заслуживает. У Гринграсса наверняка и девушки-то не было, пока родня не подсунула какую-нибудь захудалую невесту. Он, в отличие от Сэллоу, не имел права выбирать. За дверью кабинета Зельеварения послышались возня и голоса, означающие, что урок подходит к концу, но это не отвлекло Джейд от объекта интереса, стать которым гриффиндорец был явно не готов. Она разомкнула губы, породив обманчивое ощущение, что наконец заговорит, но продолжала хранить безмолвие. Генри почувствовал себя дураком. Стоял здесь, перед всеми, перед ней, и молчал. Это ведь он хотел, чтобы она обернулась, а едва это случилось, словно язык проглотил, не заметив, как она полностью завладела его взглядом, его вниманием, его разумом, отключила все мыслительные функции. И слава Мерлину, Себастьян смекнул, что к чему, и ревностно не встревал, что лишь больше нагнетало обстановку. В его же интересах было сейчас заткнуться и дать Джейд поиграть, чтобы вывести внезапно затесавшуюся лишнюю пешку с доски. Дверь кабинета открылась, и часть наблюдателей машинально повернула головы. В том числе и Генри, даже обрадованный шансом разорвать зрительный контакт и перевести взор. Но не Джейд. Она приковала свой взгляд к нему и буравила щеку. Теперь он не понимал этот пристальный интерес и начинал жалеть, что на него нарвался. Счел свой приход ошибкой. Чувствовал себя ослепленным актером, истуканом стоящим посреди сцены в свете многочисленных ламп, забывшим все выученные слова. И сдался. Посмотрел на Себастьяна, который все это время из первых рядов наблюдал за представлением.       — Доволен? — ухмыльнулся Сэллоу, сжалившись над ним. — Налюбовался? А теперь, Гринграсс, отъебись.       — Гринграсс? — удивилась Джейд, попав в точку со своим предположением насчет фамилии. — Значит, ты не Уизли?       — Не Уизли, — по слогам ответил Генри. Разбираться в хитросплетении родственных связей между чистокровными родами и гадать, кто кому кем приходится, было лень. Главное — Гринграсс стоял на стороне Гаррета. Любопытно, на чьей стороне окажется Леандер? Показалось он, как и директор Блэк, предпочтет придерживаться нейтралитета и займет позицию, на которой наименьшая вероятность заляпаться чужим дерьмом и кровью в случае битвы. Интересно, они, случайно, не родственники? Классная комната понемногу пустела, но немногие ожидающие шестикурсники намерились войти. К ним присоединились семикурсники-когтевранцы, только что отпущенные Шарпом с урока, а Джейд и не думала отпускать жертву, на свою голову решившую сунуться в ее паутину.       — Генри-не-Уизли-Гринграсс, — она прокатила на языке его имя и на миг улыбнулась, будто выбрала из пачки «Берти Боттс» особо вкусную и редкую конфету. — Буду знать. Мы не знакомы, и я прежде о тебе не слыхала. Я Дженнифер Найт, что тебе уже известно. В лучших традициях этикета она протянула Гринграссу руку с кольцом. Гриффиндорец скользнул взглядом по камню, губы его неприязненно дрогнули, а образ леди явно не сходился с тем, как она лобызалась с Себастьяном. Почему вообще выбрала Сэллоу, ругающегося как портовый рыболов? Откуда у деревенского пацана золото на такое украшение?.. Да, Гринграссу явно было над чем поразмыслить. Джейд поняла, что руку ей целовать не станут, и убрала ее за спину, подав другую, правую, для рукопожатия со словами:       — Так что, у тебя ко мне что-то личное? Гринграсса явно так и подмывало послать ее, как раньше это открыто делал Сэллоу, и свалить, но гордость и честь заставляли держаться. Джейд настойчивее вытянула к нему ладонь, и лишь тогда он нерешительно и безынициативно ее пожал.       — Да, надеюсь, что, если лично ты замешана, это не останется без внимания, — сказал Генри.       — Не вижу причин сомневаться в компетентности нашего Министерства. Уверена, разбирательство пройдет наилучшим образом. Джейд больше не улыбалась, следя за тем, чтобы не выглядеть насмешливой, несерьезной или издевающейся. Мимолетная усмешка сделала бы ее неубедительной.       — А кто ты, собственно, такая, Дженнифер Найт? — спросил Гринграсс, раз уж они завязали некое подобие беседы. — Почему о тебе никто ничего не знает?       — Почему же никто? Они знают, — Джейд кивнула на Себастьяна и Оминиса у стены. — А что, хочешь познакомиться?       — Да… нет… Да нет, наверное, — растерянно бросил Генри. — Просто это… странно. — Он призадумался, перевел взгляд на Оминиса и спросил серьезнее: — Гонт, почему ты говорил, что ей лучше не угрожать? Показалось, теперь Гринграсс ухватился за предостережение Оминиса как за улику или потенциальную ниточку, за которую можно вытянуть нечто интересное. Гонт за словом в карман не полез и ответил без раздумий:       — Тебе лучше поверить мне на слово, чем узнать, Генри. Мне же ты веришь?       — М-м, — неубежденный, протянул тот. — Пожалуй, стоит навести справки. Оминис засмеялся. Неприятно, холодно, надменно. В этом смехе крылся явный намек: «Не лезь в это, иначе пожалеешь».       — Шестой курс, вас долго ждать? — вмешался Шарп, недовольно стоящий с руками на бедрах в дверях пустого кабинета. — Или здесь происходит раздача высших баллов по грядущей контрольной? Ученики поняли намек и расшевелились. Так последнее слово осталось за Оминисом Гонтом, которому достаточно было надменно обсмеять Гринграсса и уйти, бросив позади, чтобы оставить того в дураках. Себастьян обнял Джейд за плечо и развернул от гриффиндорца, уводя прочь от недруга.       — Спасибо, что отвадила этого придурка, — шепнул он.       — Не думаю, что на этом все зако… Джейд осеклась и замерла, едва вошла в класс Зельеварения. В воздухе витал запах, который впервые она почувствовала… в крипте. Он мгновенно повлек за собой воспоминания о дне, когда Себастьян привел ее туда лечиться после ранения в скриптории и оставил, пока сам отправился на поиски лекарства. День, когда она начала в него влюбляться. Джейд закрыла глаза, втянула носом воздух и поддалась воспоминаниям. Пыльная и пропахшая мантия Сэллоу, сваленная на полу, которую так и хотелось поднять, прижать к себе и вдохнуть, чтобы узнать получше его запах. Горечь лекарства на кончике языка, перебитая сладостью тоста с джемом и пирога с патокой. Теплый воздух крипты на щеках, согретый чарами Себастьяна, отчего его запах распространился на все пространство и еще некоторое время не выходил из головы… Цветки боярышника. Именно он исходил от его волос, с его одежды, и стоило провести с Себастьяном день или ночь, перекидывался еще и на нее, сопровождая некоторое время. Под первым и самым отчетливым слоем запахов крылись и другие, не такие явные: дерево и трава, как пахло в Фелдкрофте, соленая морская вода, свежесть, окутывающая Себастьяна на выходе из душевых, морозная стужа, нотки огненного виски… и что-то еще, смутно знакомое, но настолько слабое, что и не понять. Джейд открыла глаза. Себастьян стоял в ступоре, потеряв связь с реальностью. Многие по неведомой причине так же озадаченно замерли, шептались, пытаясь узнать, чем это пахнет. И только Оминис не поддался этому замешательству.       — Мы идем? — Он подтолкнул друга под локоть. — И Джейд, ты сегодня явно переборщила с парфюмом. И… — Ноздри Гонта расширились, когда он принюхался, а брови непонимающе нахмурились. — У тебя что-то болело? Я чую Рябиновый отвар с… Внезапно он одумался и замолк. Побледнел, застыл, а затем губы его сокрушенно выговорили отчетливое «блядь». С этим Оминис признал свое собственное поражение в борьбе, которая велась где-то внутри него многие месяцы. Одновременно Себастьян включился как по щелчку и оглянулся на него в неверии, что он все это сказал. Но Джейд тоже это слышала. Каждое слово. Поймала его испуганный взгляд, и тогда что-то невидимым обухом ударило по голове. Сегодня она не наносила парфюм. И Рябиновый отвар не пила уже давно. Гонт не мог почувствовать это с нее. Источником было нечто другое. Не снаружи, а изнутри. Себастьян бросил быстрый взгляд на доску, и Джейд сделала то же самое. «Амортенция». Уроком ранее семикурсники варили здесь Амортенцию. Это слово послужило одновременно ключом к разгадке, подтверждением худших опасений и приговором. Себастьян проследил взглядом за вязью букв, и так же отчетливо черным по белому логическая цепочка выстраивалась сама собой. Частички зелья проникали в легкие и щекотали рецепторы самыми приятными для человека запахами. Амортенция для Оминиса пахла ее парфюмом и Рябиновым отваром, который она флаконами лакала во времена тренировок и прохождений испытаний Хранителя. Из всех существующих в мире запахов первыми к нему пришли именно эти. Гонт сам без объяснений понял, что произошло, и не шевелился, надеясь попросту исчезнуть. Себастьяну тоже не составило труда догадаться. И Джейд тоже все поняла. По ощущениям словно стояла у подножия горы и следила, как сверху надвигается лавина, от которой уже не спрятаться, не скрыться и не убежать, и оставшееся время отводилось только на это: смириться и наблюдать, как неминуемо подступает конец. Произошло нечто ужасное в ту секунду, когда Гонт опрометчиво сказал, что учуял ее под влиянием паров сильнейшего любовного зелья. Что-то… необратимое. Фатальное и непоправимое. Проговорившись, Оминис запустил цепную реакцию, которую уже не остановить. Как давно это началось? Будь Джейд повнимательнее, наверняка бы заметила и запомнила гораздо больше поводов насторожиться, усомниться и задуматься, но была так зациклена на себе и на Себастьяне, что считала достаточным держать Гонта на расстоянии. Как оказалось, нет. Не достаточно. Особенно учитывая его желание быть ближе. Вот что оно значило? В голову хлынул поток информации. Мысли, слова, воспоминания, все, что Гонт когда-либо говорил и что делал, как вел себя с ней… Мозг пытался уцепиться за все и сразу и проанализировать, но потерпел неудачу. Толком не хватало мыслительных ресурсов и самообладания, чтобы собраться и порассуждать. Джейд чувствовала себя потерянной. Сбитой с толку, выбитой из колеи, вырванной из земли с корнями и брошенной в воздух в свободный полет… Она даже не до конца осознавала, что случилось. Может, все не так поняла и ей привиделось? Или Гонт ошибся и напутал? Пожалуйста… Джейд стихийно приняла решение ничего сейчас не обдумывать, не гадать и не делать поспешных выводов. Слишком мало она знала наверняка, слишком недоставало точной информации, на которую можно опереться в суждениях. Не надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. И вообще, пусть сперва Гонт ответит за свои слова. А еще лучше передумает, оправдается, переубедит себя, ее и Себастьяна… Сделает что угодно, лишь бы разрушения и потери оказались минимальными. Она ни в чем не виновата. Джейд с самого начала установила границы, все делала правильно и до конца не пускала его внутрь них. К чему все сказанное Оминисом приведет, пока оставалось неясным, но предельно понятно, что, как раньше, уже больше никогда не будет. Что бы они ни делали, независимо от того, смогут в итоге договориться или нет, решат ситуацию или разругаются окончательно, сейчас, в этот момент было страшно представить, что их троих дальше ждет. Нутро чувствовало: ничего хорошего. Себастьян смотрел в одну точку, и пальцы его дрожали. Оминис знал, как сильно облажался, и наверняка сейчас лихорадочно размышлял, как наилучшим образом решить проблему. Джейд мельком поглядела на Оминиса и почувствовала отчетливый страх. Он же их всех погубит… Одна часть разума, отвечающая за чувства и обратные реакции, протестующе отказывалась верить. Упиралась доводам логики, надеялась, что это ложь, неудачная шутка, только не правда, в которой совершенно не сомневалась другая, разумная часть. Чертов Гонт… Оминис… нет… Что же он наделал… Вот дерьмо.       — По местам! — распорядился Шарп, волшебной палочкой разгоняя остаточный запах. Вот только уже было поздно. Джейд чувствовала кровь. Терпкий запах собственной сладковатой крови, так похожий на… «Свежая древесина боярышника пахнет смертью». «Моя кровь идет тебе явно больше». Себастьян пах ее кровью. В следующий миг Джейд поняла, что же учуяла в Амортенции напоследок. Душистый травяной чай, печеные яблоки, пирожные и шоколад, смесь мяты и хвои от трав Анны… И последний: лосьон с кожи Оминиса, когда она заявилась в спальню к мальчикам, а он вышел к ней после купания с мокрыми волосами и двумя верхними не застегнутыми пуговицами пижамы. Джейд стало дурно и затошнило. Она зажала нос рукой, перебивая мысли кремом для рук, но от лавандовой отдушки стало еще хуже. Мозг продолжал протестовать. Нет-нет-нет, это невозможно… И сам себя переубеждал: «Да, все так». В Амортенции они с Оминисом почуяли друг друга. Джейд опустила глаза в пол, избегая малейшей вероятности наткнуться на Гонта. Может, повезет, и он действительно растворится в воздухе? Что же теперь делать… Избегание ничего не решит. Воспоминания не исчезнут. Факт остается фактом. Она… почувствовала… Оминиса… он ей… Нет! Все уже случилось, и теперь полагалось только принять, смириться и разбираться с последствиями. Мерлин… Это осознание стало последней каплей. Мозг решил, что уже слишком, и отключился окончательно. Ушел в защитную реакцию, отказываясь рассуждать хоть секундой дольше. Нет. Она не хотела знать, как давно началось то, что привело Гонта к состоянию, в котором ему чудились ее запахи под Амортенцией. Противилась принимать факт, что сама попалась на том же и уже некоторое время незаметно шла к точке, в которой они сейчас и встретились. Только вот отрицание фактов не отменяло их существования. Время не остановилось, жизнь вокруг продолжалась. Шестикурсники пришли в чувства и расползлись, занимая свои столы. Руку что-то сдавило, и только сейчас Джейд заметила, что дрожит.       — Идем, — прошептал Себастьян и повел ее вперед. — Все потом. Ноги переставлялись с трудом. Невидящим взглядом Джейд таращилась в пространство и выкладывала из сумки какие-то вещи, не понимая, что делает. Скоро «потом» станет «сейчас». Им троим предстоит серьезный разговор на тяжелые темы. Кончится урок, и настанет время объясниться. За вчера, за разговор с Гринграссом, за сегодня… Одно накладывалось на другое, сверху приправлялось третьим и росло снежным комом, который их и раздавит. Этого не избежать. Либо Джейд идет вперед, встречает последствия со всей ответственностью, либо просто исчезает и больше никогда не появляется на глазах этих двоих. Все более понятным становилось утреннее состояние. Вот почему она так не хотела отправляться на урок. Следовало прислушаться к себе, послушаться знаков предостережения, которые посылало собственное тело. С другой стороны, не приди она на Зелья и утащи Себастьяна с собой, многое бы изменилось? Не зря говорили, что все тайное становится явным. Не сегодня, так завтра, послезавтра, когда-нибудь правда Гонта неминуемо вскрылась. А пока…       — Итак, яды, — Шарп встал у доски, стер проклятое слово из десяти букв и написал тему их контрольной. Джейд не слышала, что он говорил. В голове стоял гул, перед глазами расползалась нечеткая пелена, руки сами собой сжимали чернильницу, пока мозг вяло пытался понять, как пережить урок. Тело превратилось в бесполезный мясной студень, потеряв всякую опору. Из Джейд словно вытащили позвоночник, заморозив в одном положении. Взгляд перехватил Себастьяна. Он давно не был таким растерянным. Абсолютно не представлял, что им теперь делать. Она напрочь забыла, где находится и что необходимо как-то в таком состоянии выполнять контрольную работу по ядам. К ним уже приплыли пузырьки, содержимое которых следовало проанализировать, описать и разработать антидот, а Джейд лишь прикидывала, насколько паршивым может быть сегодняшний день. И тогда, будто в ответ, дверь классной комнаты отворилась, чем привлекла внимание всех. На пороге стоял Гаррет Уизли. Абсолютно серый, потускневший, как старая монета, больше не рыжий, а какой-то бесцветный и неживой. Тень самого себя. Матильда держала его за плечи и мягко подтолкнула вперед, когда Шарп пригласил гриффиндорца присоединиться и занять место за рабочим столом. По пути он бросил один короткий взгляд на Джейд. В нем не было ненависти, злобы, гнева, презрения, мятежности, несогласия… Не было печали, боли, непонимания… Была лишь пустота и немного — страх. Гаррет глядел всего одну секунду, и этого было достаточно, чтобы Джейд окончательно почувствовала себя просто отвратительно. Похоже, она заигралась. Сама не заметила, как оказалась вовлечена в слишком запутанные события с чересчур серьезными последствиями, с которыми самостоятельно справиться сможет именно так, как сказал Гонт: настолько радикально, что это не понравится абсолютно никому. Себастьян, Оминис, Фиг, Гаррет, теперь еще и чертов Гринграсс — слишком много фигур на поле, а если брать во внимание Ранрока, Руквуда, Хранителей, невыразимца и все Министерство магии…       — Мисс Найт, вы хорошо себя чувствуете? Если ждете персонального приглашения, то это оно. Джейд ощутила легкий тычок в плечо и подняла голову. В классе уже вовсю кипели котлы, заполнялись свитки, и лишь она застыла, оторванная от реальности. Может, стоит сослаться на плохое самочувствие и уйти? Наплевать на контрольную, на Шарпа, на Хогвартс… Сбежать, не оставив даже записки, исчезнуть, раствориться… Не сейчас, пока она еще Хранитель.       — Нормально, — с трудом проговорила Джейд, разлепив губы. Усилием воли взяла себя в руки и бросила остаток сил на имитацию учебной деятельности. Ее подташнивало; похоже, поднялась температура. Шансы включиться в работу и выдать хоть какой-то стоящий результат в пустом котле и чистом свитке таяли на глазах. Тишина казалась удручающей и давящей. Булькали котлы, шуршали перья, никто не решался лишний раз пошевелиться и случайно вызвать шум, и это не было связано с пристальным следящим взглядом строгого профессора Зельеварения. Центром внимания стал Гаррет. Многим не терпелось переговорить с ним, переброситься парой слов или хотя бы узнать, как он себя чувствует. Уизли, не обращая ни на кого внимания, сфокусировался на задании и полностью ушел в работу, нарочито торопливо исписывая пергамент, пока в котле закипала заготовка для антидота. Джейд к своему свитку так и не притронулась. Все былые знания о ядах, ровно как и о Зельеварении, напрочь сдуло из головы. Содержимое пузырька казалось неразрешимой загадкой, и она могла разве что помешивать его в котле с надеждой, что пары выкипевшей субстанции не отравят всех в классе. По соседству что-то в свитке царапал Себастьян. Пальцы его плохо слушались, а напряженные костяшки выдавали внутреннее давление. Оминис работал над котлом с убийственным спокойствием. Продолжал делать вид, будто ничего не произошло, все в порядке, не о чем беспокоиться. Урод. Гонт будто почуял ее мысли, поднял голову, посмотрел слепыми глазами, и волосы на затыке встали дыбом, а спину прошиб холодный пот. В дверь постучали, открыли без промедлений, и на пороге появились люди из Министерства. Пришли за Гарретом. Многие напряглись, оторвались от работы, и даже Шарп ни слова не сказал на такое вмешательство. И только Гаррет, стоящий спиной к двери, не обернулся. Знал, что это к нему.       — Мистер Уизли? — позвали его, и гриффиндорец на мгновение обреченно и смиренно закрыл глаза. — Пройдемте с нами. Все произошло быстро — и одновременно будто замедленно. Гаррет сперва ойкнул, отдернул руку, словно обжегся, и принялся поспешно обсасывать палец. Все пространство над его столом заволокло плотным сизым дымом, и поначалу многим показалось, что это очередной рядовой случай, когда эксперименты Уизли идут не по плану. В следующее мгновение Гаррет закричал. В панике тряс кистью, кожа на которой покраснела и вздулась, как зефир над огнем, а на губах показалась кровь. Из котла во все стороны вырывались случайные капли и брызги; стоило им упасть на близлежащие поверхности, как те тут же разрушались с грозным шипением.       — Разойтись! — приказал Шарп, хромой походкой пробираясь вглубь класса. — К стене! Зельевар бросился на помощь нерадивому ученику, но не успел. Гаррет схватился за горло, рухнул на пол, заметался, как Себастьян, получивший от Джейд Круциатус, и завыл, как от пыток. От его истошных воплей кровь застыла в жилах, воздух задрожал и стало понятно: то были звуки нестерпимой боли. По кабинету разнесся запах жженой резины, кислоты и чего-то неприятно-сладковатого. Кровь. Запах смерти. Те, кто стоял поближе, тоже закричали и бросились в стороны. Таккар первым выбежал наружу через открытую дверь и призывал следовать за собой. Гаррет орал и бился в агонии, растущей с каждым новым мигом. Окровавленными пальцами отчаянно скреб по груди, раздирая рубашку, уже пропитавшуюся красным, по полу, оставляя багровые линии из-под ногтей. Глаза бешено вращались и налились кровью, изо рта, носа и ушей тоже текло, а кожа продолжала плавиться. Плоть стала мягкой и податливой, и, разорвав на себе пуговицы, Гаррет принялся живьем сдирать с себя кожный покров, будто это был единственный способ избавиться от нестерпимой боли. Удушающий запах распространился по всему классу и смешался со смрадом. Гаррет кашлял кровью, истекал на пол и уже не кричал. Хрипел из последних сил, теряя человеческий облик и лицо. Ободрал себе до мяса щеки, шею, грудь, руки, мучительно терся лбом о шершавый каменный пол. Через хаотичные, рваные раны и висящие лоскуты кожи проглядывались кости, мышцы, сухожилия. Над телом вился едкий дым. В ушах стояли оглушающие крики. Кого-то рвало прямо на пол, другие же, что были покрепче, пытались вывести однокурсников в коридор как можно скорее. Джейд дергали за мантию, но она не шевелилась, прикованная взглядом к тому, что осталось от Гаррета. Что-то завораживающее было в наблюдении за последними секундами его жизни. Манящее. Она застала и его финальный вдох: Гаррет дернулся, вытянул костлявую руку, хапнул кистью воздуха и затих, неподвижный.       — Найт! — гаркнул Шарп ей чуть ли не в ухо, и Джейд ощутила, как ее волокут прочь из кабинета в числе последних оставшихся. Мелькали тени, смешались голоса, ее куда-то настойчиво уводили, все дальше и дальше, затем в глазах потемнело, и опомнилась она, когда решетка крипты ударилась позади. Взмокший и взъерошенный Себастьян часто дышал, приходя в себя. Оминис казался бледнее обычного, но не более. И тут Сэллоу громогласно обрушился на нее, заорав:       — Что с тобой не так?! Какого Мерлина ты это сделала?! Ты, блядь, понимаешь, что натворила?! Ненормальная! Джейд даже не дрогнула, когда он закричал. Моргнула и сфокусировала взгляд на его повлажневшем лице. Себастьяна трясло от безумной смеси чувств, бушующих внутри; она же виделась ему глыбой льда в своей отрешенности. В голове все еще остаточным звоном стоял гул, а пространство крипты эхом отражало голос Сэллоу.       — Во-первых, Себастьян, не кричи на нее, — сдержанно попросил Оминис. — А во-вторых…       — Это не я, — ровным тоном произнесла Джейд. — Это… Сэллоу мгновенно изменился в лице. Гнев, паника и пылкость сменились страхом. Он медленно повернулся к Оминису и застал на его лице еле заметную усмешку.       — Нет… — упавшим голосом обронил Себастьян. — Оминис…       — Да, Себастьян, — Гонт кивнул. — Это сделала не Джейд. Ты же ее знаешь. Немного не в ее стиле, не находишь? Хотя она, конечно, могла бы. О да, я чувствовал ее ярость, когда она узнала, что Уизли натворил с тобой. Гаррету несказанно повезло унести от нее ноги. На пике эмоций лишь шаг отделял ее от того, чтобы испепелить мерзавца на месте. Если бы Гаррет учинил с тобой то, что разбойники с ней, — Джейд бы сделала с Уизли то же самое, что и с ними. И знаешь, я бы ее в этом поддержал.       — Поддержал?! — вскипел Себастьян. — Он мертв! Мертв, блядь! Сэллоу подскочил к нему, схватил за мантию и припер к колонне крипты, выбив из Оминиса весь дух. Джейд не шевелилась. Даже если бы Себастьян набросился на него с кулаками, как на нее в ванной старост, не отреагировала, замороженная под влиянием шока и дереализации.       — Скажи, что это был несчастный случай, — начал он жестко. — Оминис, ради Салазара, скажи мне это… Я хочу услышать… что оказался неправ… решив, что ты… его… К концу фразы голос Себастьяна дрогнул, стал слабым и умоляющим. Последнее слово выговорить он так и не смог. Боялся даже подумать о друге в качестве убийцы.       — Пожалуйста, Оминис, — произнес в мольбе.       — Это был… несчастный случай, — тихо, но отчетливо сказал Гонт то, что он хотел услышать. Несколько секунд Себастьян смотрел в его лицо, прекрасно понимая, что Оминис солгал, и прошептал:       — Хорошо. Сэллоу не нуждался в правде. Без труда все понял сам, сразу и без объяснений, едва схлынула первая волна эмоций, шока и страха, заставившая ошибочно счесть Джейд причастной. Важнее было не то, что Гонт сказал, а как. Ни один мускул не дрогнул на лице Оминиса, когда он врал лучшему другу в глаза. Именно в этом и нуждался Себастьян: убедиться, что Гонт способен справиться с последствиями и знал, что делал. Шел на это осознанно и с четким пониманием, что значит убить человека. Не колебался, лишая Гаррета жизни. Был готов продолжать лгать и дальше, сколько потребуется. Сам Себастьян в этот момент совершенно не чувствовал себя сильным. Уподобился пергаменту, брошенному в воду и пережившему неслабую встряску. Слезы неконтролируемо стекали сами собой, перед глазами сменялись ужасные картины, увиденные в классе Зельеварения, а напротив спокойнее мертвеца в терпеливом ожидании стоял Оминис. Его Оминис. Сотни раз твердящий, что недостаточно совершить убийство. Нужно быть готовым к тому, что последует за этим, не говоря уже о предварительной подготовке и обладании определенным типом личности и складом характера человека, в принципе способного на подобный шаг по своей природе. Гонт был прав, сказав, что такое убийство не в стиле Джейд. Себастьяну следовало сразу догадаться, ведь, в отличие от нее, друг был не из тех, кто убивает спонтанно, стихийно и на эмоциях. Он, очевидно, все продумал заранее, давно и до мелочей. Это успокоило. Сэллоу отпустил мантию Оминиса и протяжно выдохнул. Опустился на колени и заплакал. Негромко, потерянно, обессиленно.       — Зачем ты это сделал? — первым делом спросил он то же, что и у Джейд, но уже совсем в другом настроении. В отчаянии, мольбе и обреченности. — Ладно она, но ты… должен понимать…       — Себастьян…       — Скажи мне зачем? — Себастьян поднял на него заплаканное лицо. — Ты пошел на это ради нее, да? — Он вскочил на ноги и гневно воззрился на Гонта, не утруждаясь вытереться. — Ради девчонки? Хотел наглядно показать, что она не одна такая… какая, Оминис? Плохая? Сильная? Сумасшедшая? Намеревался стать таким же, как она? Вступить в ее клуб убийц? Или что? Впечатлить? Завоевать? Успокоить? А может, у вас какое-то безмолвное противостояние? Конкуренция? Ревность? Ты ревнуешь, Оминис? Он сыпал версиями наугад и ни в одной не оказался прав.       — Нет, Себастьян, — с прежним спокойствием возразил Оминис. — Я сделал это не ради нее. А ради тебя. Уизли получил то, что заслужил. Я давно желал его прикончить, и это произошло сегодня, потому что счел момент и стечение обстоятельств оптимально удачными. Он… не имел никакого права тебя касаться. То, что Гаррет с тобой сделал… — слова теперь давались Гонту с трудом, что выдавало его крайнее неравнодушие, — он сломал тебя. Ты сам до конца не понял, как все его проделки на тебя повлияли. Твой мозг защищался и сгладил эмоции. Притупил воспоминания. Убедил тебя, что все неплохо, что ты оправился. Однако это не так. Ты лишь закопал всю боль где-то глубоко внутри и смирился. Но оно никуда не исчезло. Оно медленно тебя убивает. Так крепко обосновалось внутри, что ты привык и ничего не замечаешь. Будто подчинился. А тут еще и Джейд появилась, вдохнула в тебя жизнь, отвлекла от всего плохого и окрасила мир невиданными прежде цветами. Но оно все еще там. Ты пытался это скрыть, но я все вижу. Прошлое треплет тебя ночами в попытках уснуть. Грызет, мучает, терзает, пожирает, заставляет снова и снова возвращаться в те времена и в очередной раз спрашивать себя: «Почему так произошло? Почему именно я? Как я мог это предотвратить? Почему не заметил сразу? Почему я был так слаб, слеп, глуп?..»       — Замолчи, — процедил Сэллоу, сотрясаясь от гнева. — Не смей во мне сомневаться! Ты ошибаешься, Оминис. Бредишь. Ты ничего не знаешь. Я со всем справился. У меня получилось. А ты сейчас лишь оправдываешь мной свое желание отомстить. Я никогда этого не просил. Назови мне хоть одну причину, по которой Гаррет заслужил такую мучительную смерть.       — Он… сделал тебе больно, — ответил Оминис. Себастьян рассмеялся, а Джейд вспомнила, что он говорил о Гонте, когда она пыталась угадать древесину его волшебной палочки: «Кедр. Сила характера и способность понимать других. Необычайная проницательность в одном флаконе с потенциалом серьезного противника. У владельца кедровой волшебной палочки опасно стоять на пути, но еще более рискованно причинять вред тем, кого он любит». Вот Гонт и продемонстрировал это на примере. Месть, ненависть, боль — какими бы ни были мотивы, коснувшись Себастьяна, Гаррет обрел серьезного врага в лице Оминиса. Может быть, Сэллоу и простил. Гонт — нет.       — Сделал мне больно… — машинально повторил Себастьян, отсмеявшись. — А ты не думал, что делаешь еще больнее? Не чувствуешь, что творишь сейчас со мной?! Ты осознаешь, что только что стал величайшим разочарованием в моей жизни?! Он выкрикивал все это, с каждым словом высвобождая накопленную внутри боль. Когда эхо стихло, Себастьян изможденно прижал ладони к лицу.       — Как мне жить, а, Оминис? — потерянно спросил он. — Как разгребать последствия? На что ты надеешься? Думаешь, никто не узнает? Хватит считать, что вокруг поголовно тупые идиоты, а тебе все сойдет с рук только потому, что ты — Гонт. Рассчитываешь, тебя папочка отмажет? А что делать мне? А Джейд? Ты поставил ее в опасное положение, когда угрожал Гринграссу, и после такого он непременно начнет под нее копать, чтобы выяснить, что значили твои красноречивые слова на ее счет. Об этом ты подумал? Из-за твоего тупого и абсолютно безрассудного поступка пострадавших может быть гораздо больше, чем один Уизли! Такая мысль пришла в твою голову?! Ты подставил меня, подставил Джейд… Неужели захотел избавиться от нее таким способом? Когда начнется разбирательство, большого труда не составит выяснить, что у кого с кем было и как к этому всему причастна Джейд. Гринграсс знает, что она поколотила Гаррета из-за меня. Генри был первым, до кого дошло, что у Джейд может быть свой мотив, но наверняка не останется единственным. Что, и его убьешь тоже? А кто следующий? Леандер?       — Тебя заносит, — констатировал Оминис. — Я понимаю твое беспокойство, но поверь… Раздался треск. Себастьян подхватил ближайший деревянный ящик и выместил на нем злобу, отчаяние и страх, разгромив в щепки. Гонт дал Себастьяну возможность выговориться. Позволял проораться вдоволь, крушить и вымещать злость на окружающем хламе.       — Не смей оправдываться! — рявкнул на него Себастьян. — Я тебе не позволю вывернуть эту ситуацию в свою пользу. Что, скажешь, так было нужно? Ты держал все в секрете до самого конца ради моего же блага? Находиться в неведении для меня безопаснее?! Да хера с два! Ты планировал убийство в тайне от меня! В стену полетела красная вспышка, оставив на каменной кладке черные следы. Себастьян как мог удерживался, чтобы не ударить Оминиса, и громил все вокруг.       — Даже не надейся заикнуться, что это убийство было мне на благо, что ты защищал меня, мстил… Херня! Между мной и Гарретом давно ничего нет. Он и в половину не был для меня такой угрозой, как ты стал для него. Он не заслужил такую смерть! Говоришь, не имел права меня касаться? Тебя это не касается! Ты не имел никакого блядского права его судить! Ты просто хотел убить! Сэллоу своротил ближайший столик, варварскими пинками выломал хлипкие ножки и швырнул в другой конец крипты.       — Хорошо, — Оминис заговорил по-другому. — Так было нужно. Я убил Гаррета, потому что хотел, чтобы он был мертв, — отчетливо сказал Гонт. — И не собираюсь перекидывать ответственность на тебя и тем более на Джейд. Не позволю, чтобы это коснулось тебя и ее. Я все просчитал, и можешь быть уверен, что Министерство ничего не найдет. Смерть Уизли сочтут либо несчастным случаем, либо самоубийством. Нервы сдали, запаниковал… это что угодно, но не убийство.       — Мне похвалить тебя за предусмотрительность и заботу? — Сэллоу так и пышел ядом. — Восхититься твоей гениальностью? Браво, Оминис, молодец, Оминис? Пошел ты на хер, Оминис!       — Тебе? Не делать вид, что тебе не наплевать на смерть Уизли, — ответил Гонт. — Ты бесишься не потому, что Гаррет мертв, а потому, что я убил его. Чуешь разницу?       — А ты перестань прикидываться, что прикончил его из-за меня, — парировал Себастьян. — Ты сделал это только потому, что минутами ранее случайно разболтал о своих чувствах к Джейд и решил таким эффектным образом отвести мое внимание от этого факта. Чуешь разницу? Не держи меня за идиота!       — Разумеется, я не рассчитывал, что ты выбросишь те мои слова из головы.       — А на что ты, блядь, рассчитывал?! Какая необходимость была в его смерти? Для чего тебе это было нужно? Ты чем, на хрен думал?! — Сэллоу эмоционально всплеснул руками. — Даже если удалось все провернуть без последствий, это далеко не конец! А что же будет с тобой дальше? Ты годами вдалбливал мне, что душа волшебника бесповоротно меняется после первого убийства. Как мне смотреть на тебя, зная, кто ты? Ты убийца, Оминис. Холодный, жестокий и расчетливый. Еще хуже чем она, — он кивнул на Джейд. — Знаешь почему? Она ничего не планировала за моей спиной. Первой призналась, еще когда мы не сошлись. Сразу дала понять, что носит внутри, на что способна и что успела совершить. А ты… все наоборот. Таил до последнего, пока с языка не сорвалось. Ты хуже, потому что не просто убийца, а еще чертов лицемер, змей и предатель. Предал не только меня и нашу дружбу, но и собственные убеждения. Так отчаянно удерживал меня от Темной магии, от всего плохого, чтобы самому… Себастьян замолчал, о чем-то задумавшись.       — А знаешь, я догадывался, — сказал он. — Всегда знал, что с тобой что-то не так. Вся эта твоя… зацикленность на Темной магии… рвение, с которым ты стремился оградить меня от нее… чуял, это не просто так. Вот оно как, получается. Я ошибся в тебе, оказавшись правым. Все эти годы ты притворялся. Просто прикидывался хорошеньким. Но провести меня тебе не удалось. Я все меньше верил в твою искреннюю заботу — и не зря. А причина вовсе не во мне. И не в Гаррете. Ты убил его не из-за меня. А из-за нее, — Себастьян повернулся к Джейд и ткнул в нее пальцем. — Как я и сказал, все дело в ней. Джейд плохо на тебя влияет. С ее появлением мы оба медленно слетали с катушек. Каждый по-своему. И если меня она делает лучше, побуждает стремиться к чему-то возвышенному, преодолевать слабости и равняться на то хорошее, что есть в ней, на тебя действует совершенно наоборот. Мы оба вдохновились ее силой, но движемся в противоположных направлениях. Я держусь, потому что смогла она, а ты… падаешь во тьму, из которой она вышла невредимой. Думаешь, ее пример показывает, что там не страшно и бояться нечего? Что убивать — это легко и решает все проблемы? Я с этим не согласен. Я боюсь тебя сейчас, Оминис. Мне страшно представить, что у тебя внутри на самом деле. Одновременно с Гарретом ты… убил в себе моего друга. Понятия не имею, как взаимодействовать с тобой.       — Никак, — равнодушно пожал плечами Гонт. — Это конец, Себастьян. Забирай девушку, иди вперед, исполни все свои мечты и будь счастлив. Просто оставь меня здесь, не повторяй моих ошибок и извлеки пользу из моего примера. Ты прав: я больше не тот Оминис, которого ты привык видеть рядом. Я другой и, возможно, никогда им не был. А мои убеждения… всего лишь ширма. Крипту наполнил отрывистый, холодный и жесткий смех Себастьяна.       — И какой же ты? — спросил он с безумной улыбкой, скрывающей истинные эмоции. — Что таится в человеке, которого я считал другом? Поведаешь мне правду? Я заслужил ее? Какой ты, Оминис Гонт? Он улыбнулся, но не ядовито или надменно, а опечаленно. Глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.       — Я… Неудивительно, что ты подозревал все это время. И я чуял, что не удастся скрыть от тебя, что со мной действительно что-то не так. Ты всегда был умным парнем. Догадывался, потому что знал: едва я применил Непростительное, изменился навсегда. Я ведь сам говорил тебе об этом, только не уточнял, что описываю свой же опыт. В моей душе поселились тьма, боль и ненависть, и с этим уже ничего не сделать. Разве что высвободить так, как это сделала Джейд. Это я и стремился тебе втолковать. Я пытался с этим бороться, Себастьян. С самого детства я только и делаю, что борюсь. После пережитых пыток для меня существовало всего три исхода: сломаться, озлобиться или вынести из случившегося максимум пользы, принять опыт как возможность чему-то научиться, стать сильнее и закалиться. Только так я смог бы выжить среди остальных Гонтов. Слабаки, не способные составить конкуренцию и держаться на заданном уровне, в атмосфере неоспоримой силы и превосходства попросту задохнутся. Тогда я и начал бороться. Сперва за себя, пытаясь всеми силами оправиться от предательства семьи и боли, что они мне причинили. Потом — против себя же, преодолевая темнейшие мысли, низменные желания и иссушающую жажду мести и превосходства. Противился желанию заставить страдать тех, кто поступил так со мной, сделать им втрое больнее, чем было мне. Мучить, уничтожать, каждым дюймом кожи чувствовать их страдания. Узреть, как они ломаются в моих руках. Вынудить пожалеть о существовании всего рода Гонтов. Проклинать тот день, когда я появился на свет и они направили волшебные палочки против меня, невинного, беззащитного ребенка.       — И что же тебя остановило? — поинтересовался Себастьян.       — Рассудок и здравый смысл главенствовали над эмоциями. Я понял, что либо одержу верх над тьмой в душе, либо она подчинит меня себе, поглотит, сделает подвластным и подконтрольным. Голод к мести делает меня слабым и ограниченным. Ослепляет, мешает видеть мир за его пределами. Я не позволил себе сделать это главной и единственной целью в жизни, загнать себя и свой разум в рамки. Не желал ломаться и сдаваться. Это бы означало, что они победили и все-таки сломили меня. Приравнивалось к поражению. Вместо того чтобы чувствовать, я начал думать. Это меня и спасло. Открыло глаза на реальность. Я был слишком мал, совсем юн, и совершать убийство в таком возрасте, будучи совершенно неподготовленным, виделось глупым и опрометчивым. Я много времени потратил на раздумья. Непозволительно много. Мысли об убийстве, грезы об идеальном раскладе пленили меня, но оставались нереальными. В результате я приходил к одному и тому же выводу: мне бы никак не удалось обставить смерть всей своей семьи наиболее неподозрительно. Поэтому я пошел по иному пути: приспособился. Адаптировался, примирился, принял факт, что никогда не стану нормальным и не познаю прелесть такого понятия, как «семья».       — То есть это лишь вопрос времени, когда ты убьешь еще и их? Оминис жеманно улыбнулся и без колебаний ответил:       — Конечно. Впрочем, они тоже это подозревают. Порой ловят себя на мысли, что зря подвергли меня пыткам. Гадают, насколько хорошо я помню те события спустя годы. И, конечно, спрашивают себя, правильно ли поступили и не нарвутся ли внезапно на мой гнев, томящийся в ожидании подходящего момента. Но никогда не заводят эти темы. Боятся, что я ничего не забыл и скажу то, что им не понравится. Да, я все помню. Как плавились кости, пропитанные пыточным заклятием. Как горела кожа и разум затухал под влиянием боли. Как душа треснула, едва я произнес заклинание и услышал крики мук, причиной которым стал сам. Помню и пьянящее ощущение могущества над человеком, власти над его телом и жизнью… и последующее желание снова это ощутить, причинить боль… Это и есть обратная сторона. То, с чем я продолжаю бороться до сих пор. Я дал себе запрет на Темную магию не потому, что боюсь ее. И не потому, что она приносит боль и разрушает меня. И даже не потому, что не желаю быть таким же, как моя семья. Вовсе нет. Я боюсь того, каким она сделает меня. Ты не представляешь, насколько мне интересно, на что я способен и каковы границы моих возможностей. Я уже узнал, что могу переносить пытки, и это, конечно, далеко не предел. Я хотел узнать его, этот предел. И по сей день хочу. А теперь подумай, Себастьян: по какой причине родители приняли мою нетерпимость к Темной магии и прямой, категорический и принципиальный отказ ее изучать и тем более — практиковать? Ты никогда не задумывался, почему моя семья вообще терпит такого, как я? Как мне, выходцу из рода самого Слизерина, удается жить в этом змеином гнезде, открыто отвергая значительную часть их основополагающих ценностей? Ты ничего подозрительного не заметил? Не кажется, словно что-то не сходится? С моими вопиющими взглядами и нетрадиционными убеждениями, оскорбляющими Салазара, мне пристало быть мятежником, изгоем, дефективным, позором рода, ущербом, изгнанником… Да сам Салазар восстал бы из мертвых, чтобы собственноручно придушить меня, если бы я действительно придерживался тех взглядов, о которых говорю. Если бы искренне и глубоко отрицал Темную магию, как всем кажется. Но тем не менее я все еще Гонт, полноценный и полноправный член семьи. Тебя не удивляет, что они никогда не брались перевоспитать меня, попытаться хоть как-то повлиять… нет? Что останавливает снова взяться за волшебные палочки и повторить плохо выученный урок детства? Что мешает по-тихому избавиться от меня, стереть с родового полотна грязное пятно? Знаешь, в чем суть, Себастьян? Едва ли дело в том, что они очень сильно меня любят и оттого все прощают, нет. Страх, — Оминис снизошел до шепота и расплылся в довольной улыбке. — Они меня боятся. Сами понимают, что лучше меня держать подальше от Темной магии, потому что в ином случае я оберну это оружие против них. Это причина, почему они позволяют мне выходки и причуды. Пусть я буду таким, чем стану самым страшным ночным кошмаром и заставлю обо всем пожалеть. Его тихий проникновенный голос был мало похож на то, как обычно разговаривал Оминис. Больше походил на шипение змеи.       — Ненавидеть проще, чем прощать? — догадался Сэллоу. — Я смог простить Гаррета. Правда смог. Что бы ты ни думал, действительно сумел оправиться.       — Ты пока еще не понял, насколько смерть Гаррета облегчит тебе жизнь. — Оминис посмеялся. — Сойдет шок, улягутся эмоции, и ты почуешь нечто вроде умиротворения, потому что эта тварь больше не дышит с тобой одним воздухом, больше не коснется тебя своими погаными руками… Джейд прекрасно понимает, о чем я говорю. Она тоже долгое время думала, что простила, но в реальности только мучилась, пока все не закончила. Я сделал это за тебя. Для тебя. Сэллоу отвернулся, отошел в сторону и снова беззвучно заплакал.       — Все наладится, — наивно и совершенно по-идиотски сморозил Гонт. — Я знаю, тебе больно, страшно и сложно, ты потерян и не совсем понимаешь, что делать, но, Себастьян, ты не одинок. Что бы ни случилось, ты остаешься сильным и светлым человеком.       — Почему ты не рассказывал мне все это? — надломлено спросил Себастьян. — Почему не делился? Я был… твоим лучшим другом, единственным… и все не мог отделаться от ощущения, что почти тебя не знаю. Ты всегда был таким скрытным, даже со мной, в то время как я был у тебя как на ладони… Это так несправедливо… — Сэллоу еле сдерживал слезы. — Как будто я так и не заслужил твое доверие… Почему ты от меня отгораживался? Разве я сделал тебе что-то плохое? Дал повод усомниться? Мы могли со всем справляться вместе, я бы тебя поддержал и помог… Он позволял тону голоса в полной мере выражать боль. Оминис прикрыл глаза, вслушиваясь в то, как дрожащим голосом Себастьяна говорит его душа.       — Я… всегда защищал тебя, — ответил Гонт. — Хотел уберечь от всего, что испытывал на себе. Что бы ни думал в своей голове на самом деле, продолжал тебя предупреждать. Никогда не уставал умолять и упрашивать не лезть в то, в чем погряз сам. Я не скатился во тьму только потому, что оставалось что терять. У меня всегда был ты, и любовь к тебе меня спасала. Теперь я боюсь, что она же тебя и погубит. Поэтому я так самоотверженно пытаюсь тебя уберечь. Сейчас, когда это еще возможно, я должен уйти.       — А ты? — Себастьян не на шутку встревожился. — Оминис, я не верю, что в твоем случае уже все потеряно и ничего нельзя сделать. Ты ведь умеешь себя контролировать, все не так плохо… Если Министерство на нас ничего не найдет, мы… ты… я смогу спасти тебя, — сбивчиво тараторил он, цепляясь за мысли. — Джейд справилась, я справился, и ты… тоже сможешь.       — Джейд… О, Джейд… — Гонт приподнял голову и засмеялся, и от этого смеха стало не по себе. — Прелестная девушка. Знаешь, я склоняюсь уверовать, что вы созданы друг для друга. Она появилась аккурат в тот момент, когда ты так в этом нуждался. Для меня истинное наслаждение наблюдать, каким ты стал с ее появлением. Уверен, она сделает тебя счастливым, потому что может все и преуспела в том, чего я, увы, не смогу. Она справилась, помогла тебе справиться, а я… я не справлюсь. И сегодняшний день это доказал. Джейд вдруг осознала, что плачет уже некоторое время, закапывая слезами пол крипты. Так быть не должно. Все неправильно. Внутри поднимался протест и тошнотой карабкался вверх по горлу.       — Помиритесь, — глухо сказала она. — Помиритесь! — воскликнула звонко.       — Джейд…       — Нет!       — Джейд! — осадил Оминис. — Оставь это. Сейчас ты не способна ни на что повлиять. Сама понимаешь, что это конец и почему.       — Нет! — протестующе воскликнула она, и вскрик пронизал крипту насквозь.       — Ей никогда не нравилось, что мы ругаемся, — усмехнулся Гонт и тут же погрустнел. — Джейд, пожалуйста, не надо. Я чувствую, как тебе хочется все поправить, но происходящее контролировать ты не сможешь. Прими и смирись. Я должен уйти. Так будет лучше. Для вас обоих. Для нас троих.       — Но…       — Джейд, — настойчиво повторил Оминис уже с большей серьезностью. — Я все сказал.       — Но…       — Я все сказал! — не выдержал он, впервые повысив голос. — Там, в кабинете Зелий. Ты все слышала! Уизли умер, потому что я совершил ошибку и проболтался!       — Мне плевать, кого ты убил! Себастьяну тоже!       — Мне не плевать. И убийство — не главное. Не в этом суть. Ненавидеть и правда проще, чем прощать, но самое сложное — притворяться. Я делаю это дома каждый день, скрывая, что на самом деле совсем не прочь угостить их парочкой Непростительных, то же самое и в Хогвартсе: прикидываюсь, что на дух Темную магию не переношу. Это тяжело. Обманывать любимого и дорогого человека снова и снова, день за днем… Это чертовски изматывает. Я рад, что сегодня этому наконец придет финал, а я смогу показать себя настоящим и сказать правду. — Оминис сделал глубокий вдох и произнес: — Себастьян, я… я люблю тебя, но влюблен в нее. Джейд охватила волна ужаса. Паника парализовала, сердце бешено заколотилось внутри, отдаваясь в виски глухими ударами. Ладони взмокли, правая рука задрожала, колени подогнулись, и она еле удержалась на ногах.       — Что ты сказал? — тихо переспросил Себастьян, сжав кулаки.       — Не прикидывайся, что не догадался. Что слышал, — отозвался Гонт. — Джейд, я… в нее влю…       — Пригнись! В воздухе что-то засвистело, и крипту озарила яркая вспышка. Оминис прикрыл голову, спасаясь от дождя щепок и обломков стула, который на рефлексах раскрошил заклинанием Себастьян и секундой ранее в Гонта швырнула Джейд.       — Как ты смеешь?! — взревела она. Быстрым шагом сократила расстояние, схватила Оминиса за воротник и подтащила к колонне, впечатав спиной к камню, как некогда сделал Себастьян. Гонт щекой чувствовал ее гневное дыхание, но нисколько не испугался. Растянул губы в улыбке и уточнил:       — Смею что? Влюбиться? Не знаю, как тебе, но мне спустя какое-то время стало очевидно, что это неизбежно, как бы ты ни старалась отгородиться. Ставлю на кон голову, что и Себастьяну — тоже. В следующую секунду Оминис затылком ощутил твердость камня, когда Джейд встряхнула его и ударила о колонну позади.       — Обожаю, когда ты меня бьешь, — с усмешкой признался Гонт. — Сперва не понимал, что Себастьян имел в виду, говоря, что его заводит твоя грубость, а потом как по… С глухим звуком Джейд заехала ему в челюсть и с силой сжала.       — Закрой рот, — угрожающе прошипела ему. — Забейся, Гонт! Я тебя предупреждаю: либо ты сейчас же захлопываешь свою грязную пасть…       — Либо что? — откровенно вызывающе спросил Оминис и насмешливо улыбнулся еще шире, призывно показывая зубы. — Что ты мне сделаешь, солнышко? Убьешь меня? Джейд опешила. Окончательно перестала узнавать парня перед собой. Это был не Оминис. Руки, сжимающие ткань его одежды и подбородок, дико тряслись. Адреналин бушевал в венах, сердце едва справлялось с донельзя подскочившим давлением, а он улыбался ей в лицо. Провоцировал и надсмехался.       — Что на тебя нашло, придурок? — удивительно тихо, почти пугливо спросила Джейд. — Совсем сбрендил?       — Как мне когда-то сказал Себастьян… я влюблен, мне можно. Джейд усилием разжала кулаки, отпустив его. Все еще дрожа всем телом, произнесла:       — Что ж, это поправимо. Ударом правой руки она обрушилась на его лицо, с полной силой и не сдерживаясь. Второй удар, еще более болезненный, пришелся прямо в горло, отчего Оминис задохнулся, согнулся пополам, чуть не упав на пол, но Джейд подхватила его за плечи, поволокла спиной вперед и толкнула в гору хлама у стены. Не дав времени оклематься и подняться на ноги, схватила ближайшую вазу, разбила Гонту об голову, осыпав осколками, и набросилась сверху сама, сбив на пол. Оминис не сопротивлялся. Позволял себя избивать, как прежде терпеливо дал Себастьяну возможность выговориться, и даже почти не вскрикивал от боли. Себастьян не вмешивался, хотя мог. Уже не знал, что и думать. Терялся в чувствах, наблюдая, как бывший лучший друг превращается в мешок для битья с внутренностями и костями. Гонт знал, что заслужил каждый удар. Сам виноват, нарвался. Не держал язык за зубами, проговорился, постоянно провоцировал Джейд — и получил то, что взамен полагалось. И даже сейчас упивался происходящим. Какое-то поистине извращенное наслаждение приносило осознание, что она все делает правильно и так, как надо. Лицо пекло, ребра горели, живот ныл, рот наполнился кровью… Джейд почувствовала, что ее оттягивают назад, ударила напоследок ногой, попыталась двинуть локтем позади себя и запоздало осознала, что это Себастьян оттаскивает ее от Оминиса.       — Отстань! — кричала она, вырываясь подобно змее. — Отпусти меня! Отвали на хер!       — Успокойся! — попросил Себастьян, удерживая бурю, заключенную в ее теле. — Хватит с него. Мы еще не договорили. Джейд озверело дышала и тряслась от гнева. Сэллоу пришлось продолжать держать ее, пока Оминис вставал на ноги. Сплюнул кровь, проверил, на месте ли все зубы, ощупал нос и улыбнулся.       — Выговорилась? Я знаю, чего ты пытаешься этим добиться, но огорчу: так это не работает. Таким способом ты меня от себя не отвратишь. Я уже давно усвоил, что ты такая, привык к тому, что периодически поколачиваешь меня, и начал получать не положенное мне удовольствие. Если хочешь достичь эффективности, выбери что-то иное, нежели физическое насилие. Например, возьмись за волшебную па…       — Прекрати, — оборвал Себастьян. — Не нарывайся. Хочешь, чтобы она тебя и в правду прикончила?       — А может, и да? — Оминис нагло поднял побитый подбородок. — А что, это было бы… уместно, — сказал он, задумавшись, будто первоначально планировал произнести другое слово. — Ей не впервой таким способом решать все проблемы.       — Ты больной выродок! — выкрикнула Джейд. — Сумасшедший! Урод! Сволочь! Она подалась вперед и от всей души плюнула в направлении Гонта, почти попав на ботинки.       — Она меня ненавидит? — спросил Оминис у Себастьяна, удерживающего ее. — Хорошо. Славно. Этого я и хотел добиться. С тобой будет немного сложнее.       — Не смей! — заорала Джейд, разгадав его намерения. — Не вздумай его тронуть! Я запрещаю все рушить из-за меня! Я убью тебя, если ты… Она не смогла договорить, впав в истерику, и заплакала от нервов на грани паники от того, что он и правда может не остановиться, пока не уничтожит то, что называлось дружбой. Выворачивалась, пыталась высвободиться, но Сэллоу держал крепко, не замечая, что сам снова плачет. А Оминис продолжал улыбаться. С печалью отметил, что на его глазах все буквально рушится, а он этого даже не видит. Мог только представить, какая картина разворачивалась перед ним: Джейд отчаянно кричала, шоркая ногами по полу крипты, Себастьян сдерживался, чтобы не разрыдаться, и как мог сжимал ее в кольце своих рук.       — Ты должен все исправить! — не замолкала Джейд, и голос ее не уступал по силе удара молоту, бьющему по раскаленному металлу. — Твои аргументы — паршивое дерьмо, Гонт! И сам ты не лучше! Слюнтяй, козел, нытик и слабак! Как ты мог так поступить? Как посмел предать вашу дружбу?! Себастьян души в тебе не чаял! Он обожал тебя! Клянусь Мерлином, я тебя уничтожу, если не соберешь яйца в кулак, не запихаешь свои чувства себе в задницу и не сделаешь все как было! Лги, притворяйся, делай что угодно, только снова стань нормальным! Улыбка на губах Оминиса стала грустной. С печалью он покачал головой.       — Это невозможно, Джейд. Я никогда нормальным и не был. Иначе и быть не могло: я сперва сам попал под Непростительное, а после под давлением вынужденно применил его на безвинном человеке, будучи совсем еще ребенком. Это навсегда и непредотвратимо искалечило мне душу. Подобный опыт априори не мог пройти бесследно. Ты по себе знаешь, о чем я говорю. Прошу, оставь меня. Уходи.       — Мне плевать, что ты там считаешь! — упиралась Джейд. — Все твои слова — не более чем вонючие оправдания собственной никчемности и трусости! Ты позорно сдался! Оминис ее не слушал.       — Уведи ее, — попросил Себастьяна. — Ты-то явно все понимаешь и знаешь, что все решено. Проваливай, иначе это кончится плохо. Я очень не хочу этого делать, но при необходимости найду способ заставить, если не уйдешь сам. Сработает безотказно, но, поверь, вам мои методы не понравятся.       — Империусом швырнешь, ублюдок конченный? — Джейд уже не кричала — не было сил. Голос ее стал слабым и хриплым, но Себастьян не выпускал ее из сдерживающих объятий, стоя позади. — Ты виноват, Гонт, — категорично констатировала она. — С самого начала я запретила тебе к себе приближаться. Наотрез отказалась разрешать на себя смотреть. Что я сделала не так, а? Скажи, Гонт, почему? Я дала тебе хоть один повод влюбиться? Хоть раз заигрывала? Или, может, проявляла недвусмысленный интерес? Все, что я делала, — держала тебя подальше и периодически поколачивала, чтобы неповадно было.       — Ты все делала правильно, — успокоил Оминис. — Я и сам не подозревал, что мне может прийтись по вкусу твоя… своенравность. Поверь, Джейд, мне было совсем необязательно смотреть на тебя, чтобы возникли чувства. Это произошло до того, как я впервые тебя увидел.       — Когда? — требовательно спросила Джейд. — Я хочу знать! Когда они появились?       — Мне и самому интересно, — Гонт ненадолго задумался. — Знаешь, нужна всего минута, чтобы заметить особенного человека. Час, чтобы его оценить, день, чтобы полюбить…       — И жизнь, чтобы забыть, — тихо закончила Джейд. — Знаю.       — Впервые что-то шевельнулось в первый же учебный день, когда я тебя учуял. Прошла минута — а я уже тебя отметил. Во второй раз — в скриптории, когда ты меня обняла. Хватило провести с тобой час. Ты была… так добра и внимательна ко мне… Меня поразило, как ты наступила на горло своей нетерпимости касаний, чтобы меня успокоить. Ради меня… Помню, как растаял в твоих руках, а неладное почуял, когда невольно пожелал, чтобы это повторилось. Сразу же начал бороться с зарождающимися чувствами. Знал, что это неправильно, что я не должен все это испытывать, и отчетливо понимал, насколько больно будет Себастьяну, если… — Гонт обреченно усмехнулся, — когда все зайдет слишком далеко.       — А день? — рискнула спросить Джейд. — День, когда ты…       — У кого-то это происходит внезапно и по щелчку, а у меня — медленно, постепенно и практически незаметно. В тот день я заметил, что уже вляпался по уши. В спальне. Когда я предложил остаться, помнишь? Джейд машинально кивнула. Все помнила. На языке возникла фантомная сладость шоколада, чая и пирожных, а в носу стоял запах трав. От этой гадкой смеси снова замутило.       — Не знаю, что на меня нашло, когда звал тебя к себе. Будто помешался. А ты почему согласилась? Должна была послать куда подальше… Мне пришлось накуриться и обнюхаться, лишь бы перебить неумолимое желание тебя поцеловать. Клянусь, Джейд, я пытался. Все те месяцы упорно старался держать себя в руках. Но я… не смог, извини. По итогу сплоховал и все испортил. Лучшее, что могу сделать, — свалить куда подальше и оставить вас двоих наедине. Руки по-прежнему тряслись, Себастьян стоял опорой позади, а у Джейд получалось только плакать.       — Меня от тебя тошнит, — презрительно выплюнула она. — Я жалею о каждой секунде, что ты меня касался. А там, в скриптории… если бы знала, бросила тебя подыхать одного, гнить в вечной тьме и в одиночестве, где тебе и место.       — Ты не виновата, что понравилась мне, — попытался успокоить Оминис, стоически вынося все нападки. — В отличие от Себастьяна, меня никогда не пугало и не смущало твое прошлое, а это уже причина усомниться в моем здравомыслии. Если бы я не пытался сдерживаться, то наверняка заметил, что мне ты понравилась даже раньше него. Я чувствовал в тебе все, что нахожу таким привлекательным и манящим. Постепенно все больше и больше я… пропадал. Порой это было невыносимо и очень тяжело преодолеть. Перед Рождеством я едва не поддался чувствам, и только мысли о Себастьяне остановили меня. Наверняка ты заметила, что тогда я начал вести себя странно, подозрительно… как придурок. И когда наложил на тебя Империус… мог приказать что угодно, попросить исполнить любые желания, но за это слишком дорого пришлось бы заплатить. Тебе не стоило оставлять ее одну на все каникулы, — обратился он к Себастьяну. — С твоей стороны было большой ошибкой бросать ее со мной наедине. Лучше бы ты забрал ее с собой, чем оставил. И вообще не следовало уходить. Помнишь, как мы ругались в спальне? Едва ты вышел, она… придушила меня. Прижалась всем телом, а я… растаял во второй раз. Но уже по-другому. — Оминис прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям. — Нет, я… загорелся. Вспыхнул. И уже не смог себя потушить. Тогда, наверное, все… не началось, а уже продолжилось, просто стало принимать слишком серьезные обороты. Я начал осознанно желать, чтобы она снова меня коснулась, и меня не особо волновало, какого рода будет касание: случайное, заботливое или… болезненное. Меня поистине умиляет, как она пытается казаться пугающей. Как старается, чтобы отвратить меня… но выходит только наоборот. Она сводит меня с ума, Себастьян. Буквально. Я теряю контроль над собственными разумом и желаниями. Ты испытывал то же самое на себе. Ты меня понимаешь и можешь представить, как сложно ей сопротивляться.       — Я ничего не делала, — выдохнула Джейд.       — Тебе и не нужно ничего делать! — воскликнул Оминис. — Ты мне нравишься просто по факту своего существования! Такая, как есть! Меня до безумия восхищает твоя сила, стойкость, этот стержень внутри, не дающий сломаться, и дух захватывает от мыслей, через что ты прошла и какой стала! Я словами не смогу описать, насколько сильно запал на тебя, только потому, что ты лучше и сильнее меня! Джейд взвыла от бессилия, чуть ли не повиснув на руках Себастьяна.       — Я не знала, что этим закончится, — еле слышно сказала она. — Не поэтому запретила тебе сближаться, боясь, что ты на меня западешь. Этого вообще не должно было случиться. Я защищалась. Хотела себя обезопасить. Даже не думала, что ты окажешься настолько конченным, чтобы… — Она всхлипнула, с трудом находя слова.       — Не плачь, — мягко попросил Гонт. — Эта борьба была проиграна заранее. Просто… так получилось. Не вини себя. Что бы ты ни делала, все равно бы так понравилась мне. Ничего страшного не произошло. Моя влюбленность не имеет никакого значения. Ничего не меняет и ни на что не влияет.       — Еще как влияет, мать твою! — возразила Джейд. — Она меняет все! Из-за нее ты грохнул Гаррета и топчешь вашу с Себастьяном дружбу!       — Зато тебе больше не придется меня бояться, а Себастьяну — ревновать. Теперь ты все знаешь, но беспокоиться не о чем. Нам с тобой никогда не быть вместе. Я помолвлен, а ты… ты предназначена Себастьяну. Я ему не конкурент и никогда на тебя не посягал. Как бы сильно ни хотел тебя поцеловать, даже в самых смелых мечтах не считал своей. Все будет хорошо. Себастьян уведет тебя, и у вас обязательно все будет замечательно. Он хороший парень. Правда хороший. А я… я плохой, — Оминис усмехнулся. — И если понадобится, без колебаний докажу это на практике. Мне спокойно, что ты так остро отреагировала на мое признание. Я знал, что ты никогда меня не подпустишь. Что бы ни случилось. А теперь разворачивайся и…       — Когда ты впервые ее увидел? — спросил Себастьян.       — Что?       — Что слышал. Ты сказал, что втюхался задолго до того, как впервые увидел ее. Когда это случилось? Улыбка сошла с лица Оминиса. Он опустил голову и протяжно вздохнул.       — Себастьян, давай не…       — Когда. Ты. Ее. Видел? — по отдельности вычеканил Сэллоу холодным, бескомпромиссным тоном.       — На Рождество, — признался Гонт, и Джейд почувствовала, как руки на мгновение неосознанно сдавили ее сильнее. Значит, он сделал это на Рождество. В день, когда она запретила это ему. Она хотела броситься, сомкнуть мертвую хватку на горле Оминиса, но Себастьян удержал.       — Как ты мог?! — надрывалась Джейд из последних сил. — Я просила этого не делать! Я тебя просила!       — Прости… — качал головой Оминис. — Было уже поздно… Джейд снова заплакала. Хотелось отвернуться к Себастьяну, укрыться в его объятиях и раствориться, но она не позволила себе этого.       — Помнишь, как говорил, что не хочешь мне нравиться, но хочешь быть ближе? — спросила у Гонта сквозь слезы. — Нес какую-то чушь про то, что тебе необходим мой контроль…       — Я боялся, что тоже могу тебе понравиться, — ответил он. — Вероятность взаимности ввергала меня в ужас. Хотел убедиться, что это не так и ты по-прежнему меня ударишь, если я приближусь и все-таки не смогу с собой справиться и совладать с эмоциями. Порой специально провоцировал тебя и лез, куда не стоит, намеренно портил отношения… Едва впервые чуть не сорвался, когда мы с тобой накурились в спальне, понял, что риск слишком велик. Но ты молодец, стоит отдать тебе должное. Если бы не ты, я бы уже давно сделал то, что Себастьян никогда мне не простил.       — Только это тебя и утешает? — неприязненно спросила Джейд. — Валишь это все на меня? Тешишься мыслями, что я тебе руки поломаю, если коснешься?       — Да, — понуро и наконец-то искренне сказал Оминис.       — И ты все знал, Себастьян? — спросила Джейд у Сэллоу, не оборачиваясь. — Знал, что он видел меня задолго до того, как я дала на это разрешение?       — Думаешь, я бы это допустил? — справедливо спросил Себастьян. — Я тоже запретил ему на тебя смотреть. И тем более — касаться. Знал, что, едва он это сделает… этим и кончится… Он все просил меня не ревновать, уверял, что я перегибаю палку… А я, идиот, слушался, пытался справиться с ревностью… быть выше этих деструктивных чувств… Я доверял тебе! — в сердцах крикнул Сэллоу. — Я верил тебе, Оминис! А ты меня предал! Пялился на нее, пока меня не было! Я замечал, как неровно ты к ней дышишь и боготворишь. Думаешь, я слепой и тупой? Все эти твои недвусмысленные высказывания, развязное поведение… Ты не очень-то и скрывался. Будто готовил меня к тому, что все развалишь. Но я до последнего верил в лучшее. Верил… в тебя… Отказывался принимать реальность и в упор ее не видел. Закрывал глаза, надеялся, что мне показалось, что это игра воображения и приступы ревности… А ты… все это время… у меня на глазах… Себастьян сплюнул на пол в отвращении.       — Ты поэтому снова со мной сошелся? — предчувствуя неладное, спросила у него Джейд. — Чувствовал, что я ему нравлюсь, и поспешил прибрать обратно к рукам?       — Нет, не поэтому, — заверил Сэллоу. — Я принял такое решение, потому что хотел быть с тобой. Оминис, а ты специально решил проговориться именно тогда, когда у нас все начало налаживаться?       — Зря ты так, Себастьян, — протянул он. — Я не сделал это специально. С Гарретом — да, я убил его, потому что хотел окончательно упасть в твоих глазах. Но я никогда не желал увести Джейд у тебя или помешать вашим отношениям.       — М-м, — недоверчиво изрек Сэллоу. — Настолько не хотел, что своевольно таращился в мое отсутствие? Где гарантии, что не принял Оборотного зелья, чтобы за ней наблюдать?       — Нигде. Придется поверить мне на слово.       — Как я могу тебе верить? — глухо спросил Себастьян. — Я ведь тоже просил тебя… умолял на нее не смотреть… Зачем ты это сделал? Прекрасно знал, как она мне дорога, и все равно…       — Захотел, — честно ответил Гонт. — Когда понял, что необратимо влюбился и это уже ни на что особо не повлияет. Я бы ни за что не сделал этого, если бы ничего к ней не чувствовал.       — И как? Понравилось? — ядовито вопросил Сэллоу. Джейд замерла и взмолилась, чтобы он ответил что угодно, только не…       — Да, — на выдохе сказал Гонт. — Очень. Себастьян напрягся, сжав кулаки настолько сильно, что Оминис это почувствовал.       — Твоя ревность неуместна. Ничего не поменялось от того, что я на нее посмотрел. Да и потом… Думаешь, мне нужен твой допуск, чтобы прикоснуться к Джейд? Я не нуждаюсь в твоем разрешении. Наивно полагать, что я бы не смог заполучить ее, если бы захо… Это было лишним. Сэллоу не сдержался и впервые ударил Оминиса. Несильно, даже щадяще на фоне избиений Джейд, но этого хватило. Зарычал, мгновенно пожалев о содеянном, едва осознал, что сделал. Гонт же просто смеялся. Пусть это был нервный смех, но за это Джейд хотелось ударить его еще раз. Еще сотню раз.       — Теперь ты меня ненавидишь? — спросил Оминис. — Я достаточно провинился, чтобы ты ушел?       — Как долго ты продолжал бы мне врать, если бы сегодня не трепанулся? — риторически спросил Себастьян, проигнорировав вопрос. — Очень жаль. Жаль, что хер ты клал на меня, на мои чувства и все, что мне дорого. Продолжай поступать по-своему, считая себя правым во всем. Крайне низко с твоей стороны довести меня, чтобы моими руками все разломать. Надеюсь, это того стоило и теперь ты доволен. Наслаждайся. Он развернулся, собравшись на выход, но твердый и холодный голос Джейд заставил остановиться.       — Я ему не верю.       — Что? — непонимающе спросил Себастьян, обернувшись.       — Гонт врет, — она кивнула на Оминиса, с прищуром глядя на него. — Прикидывается и переигрывает. Не такое он конченное дерьмо, как пытается сейчас показаться. Всего-то тебя провоцирует.       — Могу быть хуже, — ухмыльнулся Гонт. — Доказать?       — Для начала сотри эту ухмылку, тебе не идет, — первым делом посоветовала Джейд. — Доказать-то можешь, вот только на самом деле вовсе не хочешь. Вынуждаешь себя делать то, что считаешь должным. Специально отгоняешь Себастьяна, потому что боишься ответить за слова и встретить последствия. Тебе проще поругаться, чем решить проблему. И это чертовски неправильно. Возьмите себя в руки, и давайте нормально поговорим. Вам стоит помириться.       — Джейд, я не…       — Закрой рот! — прикрикнула на Оминиса Джейд. — Я предлагаю поступить разумно и не спускать в унитаз годы крепчайшей дружбы. Давайте признаем: вы оба — конченные, больные, поехавшие идиоты, любящие друг друга, которых заводит одна и та же еще более ненормальная девчонка, за которую вы даже не конкурируете. Поэтому ты, Себастьян, засовываешь свою ревность туда же, куда Гонт запихивает свои чувства ко мне. Прощаешь его за одно убийство точно так же, как спустил мне с рук большое множество. Уверена, тебе это ничего не стоит, и даже не надейся строить из себя моралиста, до глубины души оскорбленного убийством. Вы миритесь, обнимаетесь, целуетесь, если хотите, — мне наплевать. Можем даже снова потрахаться втроем на благо укрепления дружеских отношений. Все что угодно, лишь бы вы двое не ссорились из-за меня. В результате мы приходим к согласию и совместными усилиями делаем с Оминисом то же, что и друг с другом, а именно — вытаскиваем из пучины безнадежности, окружаем заботой и доказываем, что он не пропащий темный маг с поломанной душой. Вам ясно? Оминис расхохотался, хлопая в ладони.       — А она хороша, — с удовольствием подметил он. — Себастьян, поцелуемся?       — В задницу меня поцелуй, — злобно посоветовал тот. — Джейд, я не намерен его прощать. И дело не в убийстве. Он отвратительно со мной поступил.       — Но…       — Джейд, — начал Гонт, — я тронут тем, как отчаянно ты пытаешься спасти нашу дружбу. Я понимаю, ты принимаешь ссору слишком близко к сердцу, считая себя виноватой, провокатором и катализатором.       — Но так и есть…       — Мы не можем существовать втроем, — наотрез отказался Оминис. — Это очевидно, как ясный день. Либо я отдельно от вас двоих, либо…       — Себастьян, — повысив голос, позвала Джейд.       — Я этого подонка на пушечный выстрел к тебе не подпущу, — с тихой ненавистью высказал Сэллоу.       — Он твой лучший друг!       — Сраный лжец и предатель! Хочешь, чтобы я простил, что он меня ни во что не ставит? Даже не извинился!       — Ну и пусть! Сказал же, что на меня не претендует!       — Да пошел он!       — Пожалуйста, — попросила Джейд, взглянув на вымотанного и заплаканного Себастьяна. — Ты прощал меня, прости и его.       — Он предал меня… — Сэллоу покачал головой. — Ты никогда так не делала. Джейд оглушенно замолчала. Что-то внутри задели эти слова. Она делала то же самое, что и Гонт. Врала Себастьяну, скрывалась, притворялась, умалчивала… Это же делает и сейчас, когда следует признаться, что она унюхала в Амортенции. Чем она лучше Гонта? Разве что тем, что не провоцирует, а пытается все наладить? Внезапно в затылок уперлась волшебная палочка Оминиса, прервав все мысли и заставив Себастьяна недоуменно заморгать.       — Уходи, — ледяным тоном приказал Гонт. — Не спорь. Откажешься — и я сделаю очень больно вам обоим. Совершу то, что мне Себастьян с рук не спустит. Джейд замерла, поймала обескураженный взгляд Сэллоу, и нервы ее не выдержали. Она захохотала на всю крипту, заставив Оминиса насторожиться. Ни следа в ее голосе не осталось от прежнего плача. Пока эхо отбивалось от стен, повернулась к нему, уперевшись лбом в его волшебную палочку.       — Ты самонадеянный глупец, Оминис Гонт, — враждебно сказала она, мгновенно изменившись в настроении. — Думаешь, что все знаешь? Даже не представляешь, с кем имеешь дело. Сам же говорил Гринграссу, как опасно мне угрожать. Не пренебрегай своим же советом. Пытками меня не напугать. На любого зверя всегда найдется зверь покрупнее. Не смей указывать мне, что делать. Я могу заставить тебя страдать так, как не снилось в самом страшном сне. С ужасом вспоминать день, когда осмелился ко мне приблизиться. Я предупреждала тебя. Неоднократно дала понять, чем это сулит. Но ты меня не послушал. Если не одумаешься, за это Себастьян поплатится собственной шкурой. Будет мучиться вместе с тобой из-за твоей тупости и упрямства. Уверяю, будет совсем не до смеха. Не вынуждайте меня. Даю последний шанс.       — Звучит внушительно, — Оминис явно не принял ее слова всерьез. — Мне даже интересно, что это может быть. Джейд не блефовала. Она знала, что сказать, чтобы Гонт в ту же секунду пожалел о том, что наделал. И если он правда не одумается, больно будет всем. Джейд опустила взгляд и заметила кровь Оминиса на костяшках пальцев, разбитых о его тело и лицо. Где-то под алым скрывалось черное. Точно так же она скрывала черноту своей души и хранила внутри грязные секреты. Как и полагает Хранителю… Избитую в кровь руку Себастьян взял в свою.       — Не делай этого, — шепотом попросил он, и на глазах выступили слезы. Сэллоу будто знал, о чем она думала. Чуял, что скрывала внутри. Стало страшно. Все летит к чертям.       — Не буду, — дала обещание Джейд и вытерла щеки. — Извини. Сегодня она этого не сделает. Ничего не скажет. Но однажды придется.       — Нам сейчас лучше разойтись, пока вы друг друга не прибили и мы не наделали сгоряча ошибок, за которые себя не простим, — произнес Себастьян негромко и устало. — Никто из нас не способен в подобном состоянии принимать решения. Я сыт по горло вашими спорами. Преследуя каждый свои цели, вы не видите, что своей грызней больно делаете мне. Ведомые благими намерениями, тащите за собой в ад. Мне… до жути хреново. Я хочу уйти. Ты со мной? Сэллоу вопросительно смотрел на Джейд. Она нервно тряслась от осознания, что едва не сказала Себастьяну то, что могло на месте его уничтожить. Как могла она?.. Так необдуманно, опрометчиво и неосторожно… И все из-за Гонта…       — Иди, — прошептал Оминис, заслышав, что она оставалась неподвижной и медлила. — Джейд, умоляю…       — А дальше что? — спросила она, с трудом придя в себя. — Если и правда сойдет с рук убийство Уизли, что делать с Гринграссом? А с Леандером?       — У меня сейчас нет сил что-либо решать, — оповестил Себастьян. — Если повезет, никто ничего не узнает. Если нет… что ж…       — Я их не трону, — заверил Оминис. — Леандер ни о чем не в курсе и не догадается. В случае опасности и при любых подозрениях беру последствия на себя.       — Дурак ты, Гонт, — хриплым голосом, полным сожалений, сказала Джейд. — Что ты натворил? Теперь понимаешь, из-за чего я была против малейшего сближения? Осознаешь, почему предпочитаю держаться от всех как можно дальше? С такой, как я, близость обернется либо благословением, либо проклятьем. Третьего не дано. А может, и вовсе одно неминуемо следует за другим.       — Теперь понимаю, — кивнул он печально. — Да, Джейд, я дурак. А ты — самая…       — Только попробуй, — грозно осадил Себастьян, догадавшись, что тот хочет сказать. — Если еще раз к ней приблизишься…       — Не приближусь, — пообещал Гонт.       — Не верю, — Сэллоу покачал головой. — Я больше тебе не верю.       — Забавно, что раньше было все наоборот… Как пожелаешь, — примирительно сказал Оминис. Себастьян повел Джейд за собой, на выход. Гонт облегченно выдохнул и закрыл глаза, заслышав удаляющиеся шаги. Все закончилось. Под ногами скрипели обломки мебели, осколки и прочий мусор. Где-то там, среди щепок, осталась и их дружба, разбитая вдребезги и забитая ногами до полусмерти. Но, в отличие от Гаррета Уизли, она еще дышала.