Нефритовый Рыцарь | Jᴀᴅᴇ Kɴɪɢʜᴛ

˙˙˙

Смерть была повсюду. Мельчайшими остаточными частицами витала в воздухе, невидимым липким налетом осела на каменных стенах и холодном полу замка, прокрадывалась в мысли тончайшими нитями. Засела дурным семенем в почве воспоминаний и уже пустила разрушительные побеги. Острыми иглами застряла под кожей. Специфический сладковатый запах трупного разложения преследовал многих из тех, кто был на злосчастном уроке Зельеварения. Избавиться от него было так же сложно, как и от жутких картин увиденного. Практически невозможно. С этим могло помочь только время и принятие факта, что люди не вечны и смерть может взять свое по праву в любой момент. Внезапно, без предпосылок и предупреждений. Был человек — и вот его уже нет. И ничего с этим уже не поделать. Кому-то смерть Гаррета Уизли открыла глаза на мир, стала шоком и потрясением; в других же раскрыла тех, кто с ней так или иначе уже сталкивался и знал, что это такое. Каждый справлялся как мог, переживал и реагировал по-разному — эта реакция как раз таки и выдавала человека. Студенты и преподаватели разделились на две численно неравные группы: закаленные и мягкотелые. Джейд, принадлежащая к первым, удивилась собственному равнодушию, таким сильным и всепоглощающим оно вышло. Она не считала себя особо стрессоустойчивой, учитывая, как бурно реагировала на провоцирующие ситуации и как плохо справлялась со сдерживанием эмоций. Ожидала хоть каких-то чувств, но те так и не пришли. Ни страха, ни сожаления, ни угрызений совести — вообще ничего. Воспоминания никуда не исчезли, но не были чем-то ужасающим. Даже мысли текли вяло и казались пресными и тусклыми. Это было ненормально. Никакой адекватный человек так бы не отреагировал, и шок здесь ни при чем. Существовала разница между тем, чтобы не показывать эмоции и вовсе их не ощущать, и даже Шарп, что держался спокойнее всех, что-то чувствовал. Джейд же — нет. Среди девушек она оказалась единственной закаленной, из-за чего на нее порой косо поглядывали. Ее реакция в принципе была самой маловыраженной из всех, если не вовсе отсутствующей, а это уже граничило с патологией, и люди это чувствовали. Благо в таких обстоятельствах никому особо не было дела до чужих переживаний, ведь каждый варился в собственных, и шанс выдать себя как ненормального, слишком холодного человека был низок. К тому же всегда можно было отболтаться, что на шоковые ситуации она реагирует именно так: внешне никак, а внутренне — только ее дело. Мягкотелым пришлось несладко. Девчонки постоянно плакали, да и женская часть преподавателей недалеко ушла от студенток. Матильда Уизли в замке вообще не появлялась, поставив себе на замену приглашенного преподавателя. Уроки Зельеварения временно приостановили, чему Джейд была тайком рада больше положенного. Из всех мягкотелых только одному человеку удавалось совладать с эмоциями. Себастьян пусть и повидал смерть, но это его не закалило, а сделало чувствительным. С чувствами он и боролся каждый день. Гибель Гаррета задела его больные точки, вскрыла затянувшиеся шрамы, и Сэллоу старался держаться, но Джейд чуяла, что ему тяжело вдвойне. Пустота на месте Гаррета с одной стороны и Оминис — с другой. Все это зажимало Себастьяна, давило с двух боков, но он пытался справиться. Джейд решила не встревать, все равно не способная сейчас оказать ни толковую эмоциональную поддержку, ни выразить участие и небезразличие, ни позаботиться о Себастьяне как следует. Попросту не знала, как и чем ему помочь, да и сказать Сэллоу было нечего. Ее холодность и безразличие — явно не то, что необходимо Себастьяну, зато он вполне мог черпать силы из ее стойкости. Похоже, он и сам задался целью пережить травматический опыт собственными силами и держался на расстоянии. Снова. Шестикурсникам учтиво дали возможность прийти в себя. Сначала неделю, затем вторую, а после выдали свободное посещение сразу на месяц в надежде, что по его прошествии ученики восстановятся хотя бы частично. Из факультетских спален некоторые перекочевали в Больничное крыло. Кого-то и вовсе на время забрали домой, чтобы окружить заботой. И лишь единицы продолжали стабильно посещать занятия. Обстановка стояла неприятная, гнетущая и напряженная. Поговаривали, Шарпу грозил выговор, а то и вовсе увольнение и чуть ли не срок в Азкабане за смерть ученика во время урока, но результаты проверок показали, что вины зельевара в трагедии нет и он действовал по инструкции: обезопасил остальных и изолировал опасную область, чтобы ядовитые пары и жидкости не распространились по всему кабинету. Гаррета спасти не удалось бы в любом случае, и Шарп знал это заранее. Так и осталось неизвестным, что было в котле Уизли и какие ингредиенты он ошибочно намешал, получив такую ядреную смесь, которая его в итоге и сгубила. Версию с самоубийством отметать не стали и попытались проверить, но за неимением доказательств все-таки остановились на несчастном случае. Два слова ознаменовали конец жизни человека вместе с мечтами, планами и целым миром внутри. «Неудачное стечение обстоятельств» — так это предпочитали называть. И только трое знали, какая грязь на самом деле под этим крылась. Влачить правду на собственных плечах было непросто. Себастьяну — сложнее всего. Джейд размышляла, а не сдать ли Гонта, но понимала, что доказать его вину едва ли представляется возможным. Если Министерство магии и мракоборцы не нашли ничего, указывающего на преднамеренное убийство, то ее слова без каких-либо подтверждений совершенно не имеют веса. Оминис, очевидно, все тщательно продумал и не стал бы раскрывать правду, рискуя шкурой и свободой. А стоило задуматься о Себастьяне, это сводило на нет уверенность в правильности решения самовольничать, не только подставлять Оминиса, но и насильно лишать Сэллоу бывшего лучшего друга. Нет. Джейд не возьмется делать такой серьезный выбор за других и взваливать на себя еще и это. Лучше они все решат сами, без ее участия и влияния. Пускай будет так. Пусть сегодня Оминис остался безнаказанным, но жизнь продолжалась, и теперь ему до конца придется тащить за собой этот груз ответственности и вины перед Себастьяном или однажды пасть под ним. На похороны никто из них троих не пошел. Джейд не чувствовала ни обязанности, ни желания, Себастьян просто слишком тяжело все переживал, а у Гонта хватило ума не явиться. Его визит был бы верхом циничности, а глумиться и выпендриваться Оминис разумно не стал. Между собой они совсем не разговаривали. Первое время Джейд порой подумывала все-таки побеседовать с Гонтом, прояснить некоторые важные моменты и обсудить с ним наедине все произошедшее, но Себастьян тщательно следил за тем, чтобы они не оставались вдвоем, и всегда ошивался возле бывшего друга. Их личные разногласия так и не разрешились, оказавшись подвешенными в воздух. Со стороны все казалось спокойным, но Джейд знала, что Себастьян не позволит ей провести с Оминисом и минуты. Это не виделось ей чем-то возмутительным, ошибочным или раздражающим. Наоборот, постоянная близость этих двоих навевала мысли о возможном воссоединении и примирении, когда эмоции, воспоминания и последствия улягутся. Может быть, все станет почти как прежде: Оминис и Себастьян снова будут друзьями, а она исчезнет из их жизней. Поэтому Джейд сама медленно и постепенно отдалялась от них обоих. Чем больше проходило времени, тем менее важными казались вопросы к Гонту и тем более целесообразным виделось решение вовсе не заводить с ним никаких обсуждений, не поднимать муть прошлого и просто позволить ей осесть на дно. Злость на Оминиса в крипте была последней яркой эмоциональной вспышкой, а после пришло нечто вроде успокоения, которое не хотелось сознательно нарушать. В какой-то момент почудилось, а может, так и нужно и все идет правильно? Да, отношения Оминиса и Себастьяна были далеки от дружеских, но момент казался наиболее оптимальным, чтобы она отделилась от них и осталась сама по себе. Может быть, вместо поиска решения лучше оставить проблемы позади и двигаться дальше? Может, отсутствие решения — и есть решение? В день убийства Гаррета она намеревалась показать Себастьяну дом в Араншире, но так этого не сделала. В то утро они договорились обсудить произошедшее на день всех влюбленных между ними тремя, но этого разговора тоже не случилось. Все казалось теперь неактуальным, потерявшим ценность, едва случились события гораздо более важные, чем их перепалки, ревность и выяснение отношений. Перед Себастьяном встал вопрос, как дальше жить с осознанием, что лучший друг оказался убийцей, лжецом и предателем. Джейд бездействовала и просто ждала, пока этот период закончится, а горестные настроения утихнут. Что до Оминиса — он делал слишком явный вид, что его вся эта скорбная возня нисколько не колышет и не волнует. Не исключено, что таким образом пытался убедить себя и остальных в своей тотальной непричастности. Возвел такую необходимую защиту для отведения подозрений. Джейд его поведение раздражало и было, пожалуй, единственным, способным вызвать у нее эмоции. В подавляющем большинстве негативные, но все равно слишком слабые, чтобы давать им выход в виде активных действий и внешних проявлений. Будучи непосредственно рядом с Себастьяном, Оминис подчеркнуто вел себя как невиновный, что Сэллоу каждый день трепало за живое. И почему-то такая откровенная наглость тихо выводила Джейд из себя. Она не верила, что под этим фасадом невозмутимости Гонт совершенно ничего не скрывает. Как и прежде, она ему не верила. В то время как она не скрывала отсутствие эмоций, Оминис сознательно их прикрывал, преследуя свои эгоистичные и циничные цели. И все бы ничего, но это больно било по Себастьяну, а стерпеть такое было непросто уже для нее. Себастьян тоже чувствовал, что Оминис только притворяется равнодушным, и это ввергало Сэллоу в упадок и бессилие. Он едва ли желал, чтобы Гонт сознался, — хватило, чтобы просто удостоил честностью и искренностью. Всего-то дал понять, что ему на самом деле не плевать. Человечность была тем, что Себастьян надеялся высмотреть в друге, но так и не смог. От Джейд Себастьян сочувствия не ожидал, поэтому фокусировался на Оминисе в надежде заметить в бывшем друге проблески чего-то хорошего. Безуспешно. Гонт стабильно притворялся бессовестным, и от одного его вида становилось противно. Джейд смотрела на него украдкой, натыкалась на полное безразличие и не понимала, как Оминис успел в такое короткое время настолько сильно испортиться. Не представляла, как он может с подобной жестокостью и садизмом обращаться с Себастьяном, который особенно остро в нем нуждался сейчас. А потом смотрела на себя и понимала: она лучше только тем, что не притворяется. На этом их различия заканчивались, и не ее прерогатива раскрывать рот и чем-то Гонта попрекать, пока Джейд тоже хранила свои грязные тайны. Она оставалась пассивным наблюдателем, который не делал ровно ничего для исправления ситуации. Да и могла ли?.. Так и проходили день за днем. Жизнь превратилась в застой, в зловонное болото пропахшей мертвечиной воды. Джейд в застоявшееся течение жизни не вмешивалась и продолжала ничего не делать. Не разговаривала с Себастьяном, не приближалась к Оминису и отходила все дальше и дальше от них. В какой-то момент пребывание в этой атмосфере уныния и скорби начало надоедать. Захотелось динамики, изменений и движения. Пропахшая трупной гнилью, Джейд все чаще уходила из замка просто прогуляться, побыть снаружи. Иногда путь приводил домой, где она и оставалась на ночь. Джейд ждала сигнала, импульса к действию, встряски, способной разогнать эту стагнацию, но прошла неделя, другая — а само по себе ничего не менялось. Лучше всего в качестве толчка подошли бы новости о местонахождении Фига, но от невыразимца, пообещавшего заняться поисками наставника, не было никаких вестей. На фоне смерти одного из учеников исчезновение преподавателя незаметно затерялось, и только Блэк стал злющим, как голодная собака, вынужденный разбираться не только с кончиной Гаррета, но и пропажей Элеазара. Настал март, и Джейд начала задумываться о том, чтобы отправиться на его поиски самостоятельно. Долго сидеть в этом коконе хандры и бездействия не хотелось, и постепенно желание действовать проявляло себя все более явно. Джейд прикидывала варианты, куда наставник мог запропаститься, и выбор оставался невелик: Ранрок и Руквуд. Соваться к одному еще рискованнее, чем ко второму, но было жизненно необходимо отыскать Фига и решить проблему с Непреложным обетом. Найти Элеазара мертвым или удостовериться в его смерти тоже подходило под это понятие. Джейд чувствовала: она должна сделать это сама. Не ждать чудодейственного возвращения Элеазара, не полагаться опрометчиво, наивно и глупо на этого ненадежного и скользкого министерского червя-невыразимца, а инициативно взять дело в свои руки и заняться собственной судьбой. Одновременно Джейд понимала, что действовать нужно осторожно и с умом, но не придумала ничего лучше, чем заявиться к Пепламбам и потребовать аудиенции с Руквудом, вовсе не уверенная, что между ними есть прямая связь. По такому же принципу можно было завалиться к гоблинам и попроситься на прием лично к Ранроку. Смешно, откровенно глупо, но как иначе? Мысли мешали уснуть, а внезапное желание подышать свежим воздухом выгнало наружу из спальни. Ноги понесли наверх, к Астрономической башне. На лестнице на смотровую площадку с телескопами Джейд заслышала негромкие голоса, один из которых показался знакомым. Из любопытства поднялась выше и завидела Леандера Пруэтта в компании Эндрю Ларсона и Гектора Фоули. В воздухе витал запах вишневого табака. Все трое апатично курили и с ее появлением немного оживились.       — Проходи, мы уже закончили. — Фоули щелчком отправил наполовину целый окурок в свободный полет и направился на выход, сунув руки в карманы.       — Нет, я… — Джейд хотела их остановить и уйти сама, но тут заговорил Пруэтт:       — Джен, можно тебя на минутку?       — Можно. Он подождал, пока оба когтевранца уйдут, запустил руку во внутренний карман пиджака, достал портсигар и протянул ей.       — Будешь? Джейд отказалась и вдруг глупо засмеялась, приковав взгляд к портсигару. Почему-то отделка из крокодиловой кожи вызвала приступ беспричинного хохота. Пруэтт на ее смех никак не отреагировал — видимо, принял за проявление нервозности. Взял себе сигарету, спрятал такой смешной крокодиловый портсигар обратно и поджег волшебной палочкой. Глубоко затянулся, смотря в даль с высоты Астрономической башни, пока Джейд с идиотской улыбкой рассматривала его профиль.       — Не спится? — Он начал издалека и с риторических вопросов.       — Душно стало.       — Тогда рядом со мной не лучшее место, чтобы подышать. — Пруэтт спешно отошел вбок на пару шагов, чтобы тяжелый дым не тянуло в ее сторону. Джейд заверила, что все в порядке, и тогда он вернулся обратно к ней. — Я думал, и ты на перекур вышла, — задумчиво изрек гриффиндорец. — Мы тут частенько филоним во время дежурств, когда меня ставят в пару с Гектором. Там и Эндрю подтягивается, втроем веселее пережидается ночь.       — А? — Джейд рассеянно поглядела на его форменный пиджак и под эмблемой факультета Гриффиндор обнаружила значок. — Погоди, ты… тоже староста? Такие значки висели на мантиях Гектора и Аделаиды; идентичный крепила себе на грудь Грейс по утрам, но никогда прежде Джейд не видела его на Леандере.       — Ага, староста, — подтвердил Пруэтт. — Удивлена?       — Не то слово! Для меня это стало настоящим открытием. Сколько мы уже вместе учимся? Почему я не знала, что ты тоже из этих?       — Из этих, — гриффиндорец издал смешок. — А не знала, потому что я нечасто ношу значок, в основном в дни дежурств. Или потому, что почти на меня не смотришь, — добавил он. Последние слова Джейд практически смутили. Она и правда слишком зациклена на себе и часто воспринимает окружающих как декорации. Стоило освободить внимание — так она и узнала, что Леандер Пруэтт курит вишневый табак, носит значок старосты и отлынивает от ночных дежурств вместе с приятелями — Эндрю Ларсоном и Гектором Фоули, одними из тех немногих, кто стабильно посещал все занятия с первого дня после трагедии Уизли. Слишком много новой информации за каких-то несколько минут.       — Значит, за этим меня и позвал? Снять пару баллов?       — Был бы здесь Гектор, сказал, что с тебя и снимать особо нечего, — Леандер бросил короткий нейтральный взгляд на ее пижаму, выглядывающую из-под накинутой слизеринской мантии. — Но нет. Я хотел… поинтересоваться, как ты.       — Нормально, — Джейд пожала плечами и решила спросить в ответ: — А ты?       — Тоже, — кивнул Пруэтт. Подумал немного и уточнил: — Ты правда в порядке или притворяешься?       — Правда. А…       — И я, — гриффиндорец предугадал ее вопрос. Затянулся и с вишневым горьким дымом выдохнул: — Совсем мало таких, кто способен похвастаться подобным. И одновременно жутко от мыслей, что для кого-то случившееся может быть порядком. Не скажу, что горжусь этим, но смерть Гаррета не стала для меня шоком. Видимо, для тебя тоже.       — Ты хочешь чего-то конкретного? — прямо спросила Джейд, глянув на него исподлобья серьезным взглядом. — Ближе к делу, но учти: если намерен обсуждать Гаррета, я не лучший собеседник для обретения поддержки и сочувствия.       — Знаю, — кивнул Леандер, ткнул окурок в металлические перила площадки Астрономической башни и сразу же перешел к делу: — Я знаю, кем ты была.       — Что? Он еще толком ничего не объяснил, а щеки Джейд уже стали горячими, затем кожу обдало холодом. Тело напряглось, поежилось само собой, пока в голове набатным эхом бились слова Пруэтта. «Я знаю, кем ты была». Вот же дерьмо.       — Оминис рассказал мне о твоем прошлом, — пояснил Леандер. — Про те… воспоминания. Это случилось еще до Рождества. Гонт однажды внезапно так уверенно о тебе заговорил, как будто вы лучшие друзья. Я без задней мысли и чисто риторически спросил, много ли ему вообще о тебе известно. И тогда он ответил: да, много. Слишком много. И тут его прорвало. Если бы я знал, чем кончится, ни за что бы не раскрыл рот. Уже позже я пожалел, что не заткнул Гонта, не остановил и даже не попытался, а вместо этого просто стоял и слушал как завороженный. А Оминис говорил все больше и больше, и я прекрасно понимал, что мне все это знать не положено… Следовало прийти к тебе сразу и во всем сознаться, но я не понаслышке знаю, как расправляются с предателями и что делают с гонцами, которые приносят плохие вести. Чем больше тянул, тем яснее понимал, что тебе стоит знать в любом случае, а я своим промедлением делаю только хуже. Хотел поступить правильно, как бы ты ни отреагировала. Не знаю, зачем Гонт сдал тебя, но рассказал только мне, в этом я уверен. Джейд подняла ладонь, прося тишины. Некоторое время она слушала его с закрытыми глазами и привыкала к новому, малознакомому тембру. Нащупала твердые перила за спиной, оперлась на них лопатками, а потом и вовсе легла затылком и растянула руки в стороны. Хорошая новость — Леандер не будет говорить о Гаррете. Плохая — речь пойдет о ней, и к такому Джейд вовсе не была готова. Оминис Гонт предал ее. Это была большая ошибка. Фатальное упущение, за которое он может дорого заплатить. Без сомнений, Оминис пошел на это сознательно, специально, намеренно и целенаправленно, выдав Пруэтту секреты ее прошлого. Как удачно, что произошло это еще до ее визита на Север, иначе Гонт бы молчал, зная, как она расплачивается с предателями. Да и в Леандере сейчас было бы гораздо больше страха, знай он всю правду целиком. Все могло быть хуже: Пруэтту не известно, что Джейд с тех пор успела положить еще кучу народа, включая всю свою семью. Оставалось тайной, что она Хранитель секретов древней магии, и еще масса всего, чего не знал Гонт. Конечно, и с ее стороны было промашкой доверять свое прошлое чужим рукам, ушам и глазам. С этого момента она лишила себя контроля над удержанием и распространением сведений и единоличного владения ими, самолично вложила Гонту в руки то, что при желании реально было обернуть против нее. Сейчас казалось, она сделала это слишком просто, беспечно и либо недооценила риск утечки, либо и вовсе не думала, что Гонт окажется… таким. О чем она вообще думала? Точнее, о ком. Помнится, хотела, чтобы Себастьян наконец понял, что с ней водиться не стоит… но так ли это на самом деле? Теперь больше похоже, что в реальности надеялась совершенно на обратное. Устроила Сэллоу своеобразную проверку на стойкость и доверие, которую он в итоге прошел, не испугался и остался с ней, чего она в тайне и желала… А вот Гонт не оправдал ни доверия, ни надежд хотя бы на благоразумие, образ которого выдавал за правду. Джейд не испытывала отчетливого разочарования и досады, поскольку изначально не возлагала на Оминиса серьезных ожиданий. Он всегда был чем-то побочным, не более чем придатком к Себастьяну, получившим доступ к ее воспоминаниям только по причине тесной и неразрывной дружбы с ним. Если бы можно было довериться только Сэллоу и отрезать Гонта, она бы охотно использовала эту возможность. Поздно думать, насколько правильным, уместным и необходимым был тот акт невиданного доверия двум малознакомым сокурсникам в начале года. Все уже случилось, и лучше сконцентрировался на последствиях и извлечь максимум пользы. Например, теперь возникла весомая причина никогда впредь Гонту не доверяться. Или, к примеру, открыто возненавидеть. Пока получалось только хохотать. Джейд ненасытно и жестко смеялась, запрокинув голову к звездному небу, пока Пруэтт стоял совсем рядом и все видел. Парадоксально, что предательство Оминиса не стало неожиданностью или сюрпризом, хотя Джейд не думала, что он однажды пойдет на такое, с чего по сути развернет нечто вроде открытого противостояния. Выходит, они теперь друг другу враги? Глупый Оминис не знал, что в этой борьбе у него нет шансов, а значит, и тратить силы на перепалки для Джейд не имеет смысла. Никаких полутонов — оттенки серого остались в прошлом, где у нее еще не сформировалось мнение об Оминисе Гонте. Теперь же только белое, черное и красное. В противовес знания Гонта о ней устаревали с каждым днем. Джейд все больше отдалялась и от прошлого, и от самой себя того времени, шаг за шагом преодолевая слабости и ударами искореняя недостатки. Больше всего Джейд удивила собственная реакция на предательство, а точнее, ее отсутствие. Случись это месяцем ранее, она бы уже на всех парах летела к подземельям с кинжалом наготове, а после без колебаний зарезала бы Гонта в собственной постели. В то время решила бы, что неверно подавать блюдо мести холодным. Гораздо лучше влить его кипящим раскаленным железом прямо в глотку предателю, оставляя остывать уже там, внутри. Сейчас же все было иначе. Джейд не сдвинулась с места. Не чувствовала ни порыва к отмщению, ни желания добиться возмездия, ни чего-либо конкретного. Ничего не чувствовала. Странно, но такое состояние ясной головы и отсутствия эмоций ей нравилось гораздо больше низменного рвения убивать и бесконтрольной нестерпимой жажды крови. Время и возможность все хорошенько обдумать, прежде чем действовать, было как раз кстати. Если она в принципе в ближайшее время решит как-то Гонту ответить, а не продолжать хранить молчание. Отсутствие ответа — тоже ответ. А пока Джейд просто смеялась, уместив затылок на перилах, в то время как Леандер хранил тактичное молчание. Когда остаточный смех утих, она еще некоторое время смотрела на испещренное звездами небо. Это немного отрезвило сознание и напомнило, что ее проблемы в масштабах Вселенной попросту ничтожны. Гонт проболтался о своих чувствах, сдал ее Леандеру с потрохами, но мир не схлопнулся, планета не остановилась и время не прекратило свой ход. Ничего тотально не поменялось, разве что Оминис окончательно и бесповоротно стал для нее персоной нон грата, своей кровью подписал себе смертный приговор и заверил печатью предателя.       — Сочувствую, — вполне искренне сказал Леандер, когда Джейд умолкла. — Печально, что вера в одного неправильного человека может полностью убить умение доверять. Кажется, из-за Гонта ты теперь в принципе ни на кого положиться не сможешь, и с этим смехом что-то ломается внутри тебя прямо сейчас.       — Не-ет, — возразила Джейд с улыбкой-оскалом. — С таким звуком закаляется сталь, Леандер. Обжигается керамика и по капле точит камень вода. Гонту я никогда полноценно и не доверяла. Не сказала ничего по-настоящему ценного. Может, ты и знаешь, кем я была, но даже близко не представляешь, кем стала, — оповестила она с отзвуками угрозы в тоне. Открыто угрожать гриффиндорцу и запугивать его не хотелось, хотя страх был бы хорошим защитным механизмом и гарантом молчания.       — Не представляю, — согласился Пруэтт. — И, если честно, не хочу. Пусть все останется как есть. Я и без того невольно узнал больше положенного, и это не здорово. Много знать опасно для здоровья. Не волнуйся, я умею хранить секреты, которые могут стоить мне жизни. Джейд глянула на Леандера чуть более внимательно, чем обычно. Он держался спокойно и не выглядел напуганным или взволнованным. Пожалуй, даже слишком спокойно для человека, стоящего рядом с убийцей. Любопытно, почему так.       — Мудрое решение, — отметила Джейд. От Леандера ее взгляд не укрылся, и он проницательно и открыто поинтересовался:       — Раздумываешь, кого из нас стоит убить первым? Такое предположение вызвало у Джейд улыбку, но она ответила охотно:       — Если бы я возжелала убить Гонта, поверь, он был бы уже мертв. К тому же не во всех случаях убийство решает проблему и при этом не сулит еще большими неприятностями. Да и потом… зачем сразу убивать предателя, когда вместо этого можно обречь его на страдания до скончания дней? Мысль пришла сама собой. До этого прецедента для Джейд представлялось крайне проблематичным заставить жертв мучиться как-то иначе, нежели принести им смерть. В случае Оминиса ей предоставилась хорошая возможность поступить иначе и не заканчивать все спешным убийством. Пребывание в цивилизованном мире требовало иного поведения и адаптации под новые реалии, а примитивные законы превосходства Севера работали здесь крайне плохо. Оминис уже не единожды показывал, что избиения и жесткость становятся все менее эффективными, а в последний раз и вовсе напрямую посоветовал использовать хотя бы магию. Однако Джейд знала, как причинить ему реальную боль, и уже едва это не сделала во время их разговора в крипте. Было ли предательство поводом все-таки использовать этот козырь или следовало приберечь его для чего-то более значимого? Судя по вялой и маловыраженной реакции Джейд на выходку Гонта, ему придется постараться и выкинуть нечто вопиющее, чтобы вывести ее на гнев. Без эмоциональной отдачи его страдания не повлекут достойного наслаждения, с другой стороны, зачем ждать, пока он провинится перед ней снова, что может обернуться более тяжелыми последствиями, чем утечка информации? По какой причине она так легко отнеслась к вероломству Гонта и спустила ему с рук откровенное издевательство над ее честью и достоинством? В ком же все-таки было дело? В Оминисе, в самой Джейд или в Себастьяне? А может, и в Леандере? Нет. Просто так Джейд проступок Оминиса совершенно точно не оставит. Он обязательно получит по заслугам за глупость, самонадеянность и тупое поведение. Просто убивать Гонта виделось скучным, примитивным, предсказуемым. И отсутствие порыва обрушить на него все негодование быстро и сразу означало не только иную, нетипичную реакцию на раздражитель, но и желание в этот раз действовать иначе, отойти от привычного сценария. А может, жизнь расставит все по своим местам и Джейд не придется даже пачкаться.       — Убивать тебя прямо сейчас у меня нет повода, — она вернулась к Леандеру.       — Но я неудобный свидетель, — возразил гриффиндорец.       — А я не взяла с собой волшебную палочку, — добавила Джейд. — Ты не виноват, что Гонт избрал третьим лицом именно тебя, вовлек против воли и по сути подставил. Невинных я не трогаю. До тех пор, пока они в чем-то не провинятся, — подчеркнула она.       — На счетчик меня поставила? — перефразировал Пруэтт ее слова не до конца понятным выражением, которое Джейд списала на тонкости британского юмора. — В таком случае скажу тебе еще кое-что. Я в курсе, что Оминис помог Гаррету умереть. А вот это уже заставило Джейд настороженно замереть. Вот и ответ на вопрос, как много Леандеру известно. И правда, довольно много.       — Откуда знаешь? — осторожно уточнила она.       — Просто знаю, — ровно ответил Пруэтт. — Если интересуют доказательства, у меня ничего нет кроме собственных догадок и умозаключений. Но это именно тот случай, когда я твердо уверен. Гонт его убил. Я допускал нечто подобное, когда у него с Гарретом был конфликт из-за Себастьяна. Уже тогда почуял, ничем хорошим это не кончится. Впрыснуть медленнодействующий яд и растянуть месть на долгие месяцы — вполне в духе Оминиса. Он всегда был скрытным и непредсказуемым настолько, что связать эту смерть с давно утихшей перепалкой смогут лишь немногие. Себастьян, я… ну, полагаю, и ты.       — Значит, ты был в курсе всего происходящего между Гарретом, Себастьяном и Оминисом?       — Конечно, — кивнул Леандер. — Я не слепой и не тупой, и пусть Гонт никогда открыто не показывал свою ревность и ничего Гаррету не предъявлял, я чуял, что Уизли однажды еще поплатится за то, что посягнул на Сэллоу. Поэтому и сказал, что смерть не стала для меня неожиданностью. Я пытался предупредить Себастьяна, что Оминис может быть опасен и проявлять слишком нездоровое собственничество, но Сэллоу меня слушать не стал. Я не удивился — они слишком близки, практически…       — Неразделимые, — подхватила Джейд. — Да, я тоже это заметила.       — Гонт умеет притвориться хорошеньким, в этом ему следует отдать должное, — продолжил Леандер, — и подчеркнутая непереносимость Темной магии играет в этом на руку, чем он успешно пудрит мозги всем подряд, в том числе и Себастьяну. Оттого ему сложнее взглянуть трезвым взглядом на Гонта, который только и делает, что пускает пыль в глаза. Слова Пруэтта откликнулись внутри Джейд одобрением. Его мнение во многом сходилось с ее собственным, и это обнадеживало. Джейд ощутила отчетливое облегчение от понимания, что Пруэтт на самом деле все знал и при этом вел себя крайне невозмутимо. Это спокойствие подкреплялось фактом, что не она одна стоит под ударом, и связи между всеми причастными гораздо теснее, чем казалось поначалу. Надежность Леандера в ее глазах выросла многократно, основанная на его умении держать язык за зубами и явном понимании, насколько важно молчать. Теперь понятно, почему Гонт выдал ее секрет не кому-то, а именно ему. Очень вероятно, дальше Пруэтта эти сведения действительно не пойдут. Все более четко складывалось ощущение, что Гонт вел с ней игру. Гаррет пал жертвой его нездоровой ревности, а играться с Джейд оказалось гораздо интереснее и интригующе. Да, это имело смысл. Его глупое поведение, идиотские поступки и перемены… Все это было одновременно игрой и частью реальности. Только вот участвовать в этом Джейд не намеревалась, ровно как и впутываться в хитросплетения чужих интриг, но это случилось против ее воли и настал черед выпутываться.       — А тебе не приходило в голову, что, если бы Себастьян не дружил с Гарретом и Оминисом, его жизнь сложилась бы иначе? — спросила она у Леандера.       — Ты имеешь в виду не так паршиво? — догадался Пруэтт. — Думал неоднократно, и каждый раз это печалит меня. У Сэллоу огромный потенциал, который он рискует либо просрать, либо направить не в то русло, и Гонт весьма успешно этому благоприятствует со своими темномагическими настроениями.       — Ты не веришь, что он…       — Действительно сторонится ее? — поразительно точно угадал гриффиндорец со смешком. — Нет. Точнее… все не совсем так, как он это показывает и объясняет. Если честно, я не очень хочу копаться в его грязном белье и воспаленных мозгах. Скажу только, что Гонт — это не фамилия и даже не призвание. «Гонт» — это диагноз, симптомы которого рано или поздно проявились бы и в Оминисе. Джейд расспрашивать не стала. Собственных суждений было достаточно, и можно было обойтись без подтверждений.       — Он думал, ты не догадаешься, — Джейд усмехнулась, вспомнив напыщенное утверждение Оминиса насчет гриффиндорца, которого слишком рано списал со счетов и сбросил с игрового поля. Джейд же отнеслась к Пруэтту с большим вниманием — и не прогадала. Если вообразить все происходящее большой шахматной доской, Леандер был на ней рыцарем — сильной фигурой, которую часто недооценивали.       — Думать он, конечно, может, — Пруэтт посмеялся, — но если Гонт продолжит считать себя самым умным, а остальных — идиотами, эта чрезмерная самоуверенность однажды выйдет ему боком. Джейд сощурилась и пристально посмотрела гриффиндорцу в лицо, ничуть его этим не смутив.       — Значит, ты все знаешь, но при этом всегда молчишь?       — Я будущий политик, Джен, — ответил тот. — Когда-нибудь все знать и молчать станет моей работой.       — Поэтому ты такой убийственно спокойный? — полюбопытствовала Джейд. — Тренируешь выдержку?       — Ну, — Леандер на мгновение задумался, — не первостепенно. Скорее, потому что мой отец — ликвидатор заклятий и повидал всякого, гораздо хуже того, что было с Гарретом. Ну или потому, что мама — внучка сицилийского консильери…       — Что?! — Джейд вытаращилась на него во все глаза. — Ты…       — Правнук итальянского мафиози, — кивком подтвердил Пруэтт. — Стараниями отца сам в криминальной сфере не варюсь, да и полукровок в дела семьи по понятным причинам не посвящают, но, сама понимаешь, убийствами и преступлениями меня не напугать. До сих пор помню, как на пятилетие прадед Наварро подарил мне револьвер, а мы с двоюродными братьями копали могилы на скорость, играли в вымогателей и искали крысу. Говорю же, Джен, — Леандер ухмыльнулся, — я умею хранить секреты. Это у меня в крови. Его лицо оживилось улыбкой в ответ на удивленное недоумение, лишившее Джейд дара речи на некоторое время. Вот и определилась роль Пруэтта: доверенное лицо, держащее нейтралитет. Как она и предполагала, он занимает позицию, на которой наименьшая вероятность заляпаться чужим дерьмом и кровью в случае битвы, но при этом открывается обзор на все участвующие стороны. Заодно прояснилось, почему рядом с ней он чувствовал себя вполне комфортно – небось с малых лет сидел на коленках у главы сицилийской мафии и был как рыба в воде среди убийц. Потрясающе.       — Ты так удивляешься, потому что, оказывается, была далеко не единственным ребенком на свете, который умеет обращаться с оружием и знает, как лишить кого-то жизни? — с улыбкой спросил Леандер.       — Да… — тихо обронила Джейд, предаваясь облегчению. Вспомнилось, как он лизнул на пробу черный порошок с тумбочки Себастьяна в комнате захудалого бара и безошибочно определил качество наркотика. Как умело присоединял трубки и иглы к мешку с лекарством… А сколько еще Джейд не заметила, погруженная в собственные проблемы?.. Похоже, она сильно недооценивала Пруэтта и пришло время начать ценить его надежность и хладнокровие по достоинству. По сравнению с ним Гонт казался теперь непредсказуемой взрывной смесью, оплотом безумия и тихим, темным омутом, кишащем чертями.       — Вот поэтому ты и не на Слизерине, — сказала Джейд. — Гонта воспитывали змеи, а тебя — люди чести. В этом разница.       — У тебя наверняка неверное представление о мафии, и с твоего позволения я никак не буду развивать эту тему, — попросил Леандер. — Ровно как и комментировать твое прошлое. Джейд кивнула, хотя была бы не прочь обменять пару своих историй на какие-нибудь мафиозные байки. В воображении уже нарисовались скалистые южные пейзажи, теплые волны и улочки, усыпанные упавшими зрелыми апельсинами… И откуда только у нее эти картины, такие далекие от сурового Севера? От Пруэтта не укрылось, как она замечталась, и он сказал:       — Пусть все останется как было. Знаю, это непросто и отчасти уже необратимо, но хочу быть для тебя просто Леандером, однокурсником с Гриффиндора, а не Леандером Франческо Пруэттом-Денаро. Все-таки итальянец я лишь частично, пусть и родился на Сицилии, но по характеру ушел в отца. И я в свою очередь буду воспринимать тебя одной из множества сокурсниц, невзирая на детали твоей специфической биографии. Джейд не сдержалась и прыснула — сочла его полное имя не менее уморительным, чем крокодиловый портсигар.       — А тебе идет, — она склонила голову и представила его в широкополой шляпе, в черном костюме и кожаных перчатках. — Хорошо, «просто Леандер с Гриффиндора», я сделаю, как ты просишь, если будешь думать обо мне как о «просто Джейд со Слизерина», а не… — Она осеклась и свое исконное имя ему все-таки не сказала. — Ну, в общем, да.       — Джейд? — Леандер нахмурился. — Это как…       — Нефрит, да.       — Нефритовый…       — Рыцарь.       — Впечатляющее имя, — отметил Пруэтт. — Настоящее?       — Теперь да, — кивнула Джейд. Закусила губу и поинтересовалась: — Я могу задать тебе один вопрос?       — Спрашивай, — уступил гриффиндорец.       — Тебе доводилось убивать? — без тени улыбки спросила она в желании понять, как много между ними общего.       — Только животных, — так же серьезно сказал Леандер. — Меня пару раз брали на охоту, не более того. Отец изначально был против, чтобы я хоть как-то вовлекался в криминальные дела родни по линии матери, и тщательно за этим следил. Да и для них я только наполовину член семьи. Сепарироваться стало гораздо проще после смерти прадеда, и на родине я бываю от силы месяц на летних каникулах. Понимаю, к чему ты клонишь, но нет, мое детство в сравнении с твоим было вполне… невинным.       — Это хорошо, — отметила Джейд. — И очень обнадеживает. Я спрашивала не для того, чтобы найти в тебе человека со схожим опытом. А наоборот, желала убедиться, что с тобой не делали ничего плохого. А можно еще один вопрос?       — Валяй. — Леандер достал портсигар и прикурил третью, почуяв, что разговор затянулся дольше ожидаемого.       — Так и не поняла, в каких ты отношениях с Гонтом, Себастьяном и Гарретом… был.       — Это не вопрос. Пруэтт усмехнулся, а в воздухе снова запахло вишней. Ему чертовски все это подходило. Тяжелый вишневый дым с капелькой горечи, помесь южной крови с холодным характером в одном сосуде и непоколебимость. Сегодня Джейд взглянула на Леандера совсем иначе, и, стоило признать, что-то в его восприятии значительно изменилось за короткое время. Было в нем нечто… влекущее, интригующее, отчего не хотелось уходить, а наоборот, так и подмывало забросать вопросами и узнавать больше и больше… Наверное, именно это чувство заставляло Леандера молчать, когда Оминис говорил о ней. Влечение, заинтригованность и интерес. Глаза Джейд горели живым блеском, чего давно не видел Себастьян в ее потухшем взгляде, и за это совсем не было стыдно.       — Знаешь ведь, что все отпрыски истинно чистокровных так или иначе приходятся друг другу родственниками? — Леандер опять начал издалека. — Можно считать, формально у меня большая семья и по линии отца. С Гарретом мы болтались вместе еще с детства, как и с Гектором, и с Генри. С Оминисом почти так же, но Гонты чуть более… м-м… высокомерные и неприступные. Даже среди «Священных двадцати восьми» стоят выше остальных. Отец предвидит им скорый упадок и говорит, что они там все поголовно психи и больные не только на голову. Отчасти поэтому у меня к Оминису было несколько предвзятое отношение, и он об этом знал, но до вражды и разногласий не доходило никогда. Максимум слегка взаимно друг друга недолюбливали. А Себастьян… он классный парень. Изначально Гаррет подружился с ним, позже и я подоспел — все-таки мой основной круг общения состоит преимущественно из Ларсона и Фоули, самых влиятельных и подающих надежды когтевранцев. Странные у нас всех были отношения, — подытожил Леандер. — До пятого курса было классно. Мы все были такими разными, но здорово проводили время. Никогда не забуду, как смеялись до слез, обсуждая все на свете. Даже Оминис — представляешь, оказывается, он тоже так умеет… Подобного у меня не было ни с кем — ни с братьями, ни с Эндрю и Гектором… Жаль, что уже и не будет. Пруэтт стряхнул пепел и проводил в последний путь обгоревшие хлопья папиросной бумаги.       — Значит, мне не показалось, что ты стоишь немного обособлено от них? Тогда почему именно когтевранцы? — уточнила Джейд. — Разве не более выгодно спеться как раз-таки со слизеринцами? Мне казалось, магический мир находится именно в их руках… Леандер умиленно улыбнулся ее наивности.       — Твои слова правдивы лишь отчасти, а частично — распространенное слизеринское заблуждение. Если бы магический мир действительно принадлежал одним только вам, мы бы уже давно все вымерли к чертям в результате инбридинга. К тому же сама видишь, что со слизеринцами крайне ненадежно вести дела. В качестве деловых партнеров когтевранцы подходят гораздо лучше, зато с ними сложнее выводить отношения за рамки рабочих. Мне повезло: Гектор и Эндрю исключения из правил. В обоих есть что-то гриффиндорское, и с ними легко общаться на отвлеченные от науки и политики темы.       — А… Джейд собралась выдать следующий вопрос и замялась, едва поняла, что слишком сильно разговорилась. Вышло само, но с ним было так спокойно… Почему-то говорить с Леандером было совсем не страшно. Наверное, из-за того, что Пруэтт за все годы насмотрелся разной дичи вокруг себя и относился к ней исключительно философски. Казалось, его удивить будет поистине сложно.       — Извини, что я так… — Она смутилась, не найдя точного описания своим внезапным порывам.       — Ты сейчас испытываешь на себе феномен разговоров в три часа ночи за перекуром, — Леандер отсалютовал тлеющей сигаретой и с упоением затянулся. — Не удивлен, что тебе осточертело вариться в пределах слизеринских подземелий и общаться с одними только змеями. Насколько могу судить, кроме Гонта и Сэллоу ты ни с кем не разговариваешь. Джейд машинально закивала. До этого вечера не ощущала влияние такого ограниченного круга общения. Не заметила, что уже некоторое время впервые за эти недели дышит полной грудью, впуская в легкие дым с вишней.       — Какова вероятность, что мне выпадет помочь тебе избавиться от трупа Гонта? — спросил Леандер. Джейд бросила на него проверочный взгляд, но так и не поняла, пошутил он или говорил серьезно, таким ненавязчивым образом предлагая помощь.       — Нулевая, — заверила она вне зависимости от цели вопроса. — Я трупов не оставляю. А ты поэтому рассказал мне правду именно сейчас, после того как Оминис и без того серьезно оплошал?       — Не хотел, чтобы он умер из-за меня, сразу после разговора с тобой, — признался Пруэтт.       — Не беспокойся, — Джейд легко улыбнулась. — Мотивы и подоплека Гонта мне вполне понятны. В свое время я с ним разберусь. Не забивай себе голову лишними мыслями и чужими интрижками.       — А ты будь осторожнее, — посоветовал гриффиндорец.       — Думаешь, Оминис теперь будет точить зуб на меня, после того как расправился с первой помехой? — Она усмехнулась. — Пусть точит, я ему их все с удовольствием повыбиваю и даже не дрогну. Лучше сам смотри в оба и следи за тем, что попадает в твой котел.       — Не выходи больше без волшебной палочки, — напоследок сказал Леандер. — Всегда держи ее при себе. Джейд отогнула полы мантии и явила древко во внутреннем кармане. Улыбнулась, уже хотела помахать Пруэтту рукой на прощание, как он задал еще один вопрос:       — Какой у тебя Статус крови? Не сочти за грубость и не отвечай, если не хочешь. Я всего лишь любопытствую.       — Оба моих родителя были маглами, и в роду волшебников не было, так что, полагаю, грязнокровка, — с легкостью сказала Джейд и пожала плечами.       — Маглорожденная, — поправил Леандер. — Это во-первых. Во-вторых, на Слизерине грязнокровок нет. В-третьих, Гонт бы в таком случае к тебе на пушечный выстрел не приблизился. А в-четвертых… ты полагаешь или точно знаешь? Так написано в твоем сертификате?       — Сертификате?       — Сертификат о Статусе крови, который выдается в Отделе тайн после анализа на процентное соотношение волшебной и немагической составляющей, — разъяснил Пруэтт. — Вижу, ты этим не интересовалась и в Отдел по сертификации крови со своими образцами не обращалась. Весьма… нетипично для слизеринца упускать этот аспект. Не подумай, что я тебя упрекаю или к чему-то пытаюсь склонить. Далеко не все спешат узнать наверняка, сколько в них процентов магической крови. А некоторые, наоборот, чуть ли не Заклятием вечного приклеивания готовы себе этот сертификат на лоб приклеить. Джейд помнила ранние рассказы Оминиса об опасности подобных знаний. Отрадно, что в магическом мире не все было основано на строгих цифрах и оставались те, для кого эти данные не важны. Радовало, что таким человеком был и Пруэтт.       — Это правда, что говорил Оминис о твоей искусственной крови? — решил спросить Леандер, когда докурил, и получил молчаливый кивок. — Не совсем точно представляю, что это может значить, и расспрашивать не буду, но настоятельно не советую упоминать об этом в присутствии когтевранцев. Они тебе покоя не дадут, пока полностью не утолят свое нескончаемое любопытство. Растаскают на опыты и разберут на частицы, почти как поехавшие чистокровки-пуритане, только во имя науки, конечно же. Но… Тебе самой не интересно, что в тебя закачали? Вдруг ты… Он застопорился на следующем слове, натолкнувшись на какую-то значимую мысль.       — Я… что? — протянула Джейд, внимательно глядя на гриффиндорца.       — Похоже, я слишком много общаюсь с когтевранцами, оттого строю теории на пустом месте и вижу несуществующие связи, — отступился Пруэтт. — Не хочу морочить тебе голову всяким безосновательным бредом. По неотрывному взгляду Джейд он понял, что сказал слишком много и просто так уже не ускользнет. Глубоко вздохнул и пояснил:       — Есть гипотетическая вероятность, что в твоем случае результат может составить сто процентов магической крови. Как вариант — ноль, либо же исследования твоей крови на выходе и вовсе дадут ошибку. Все зависит от того, чем твоя искусственная кровь является на биологическом и генетическом уровне. Основываясь на отсутствии подтвержденной связи между кровью и магией, я бы склонился к нулю, но не могу утверждать это наверняка. — Пруэтт заметил, что заговорил как когтевранец и слишком углубился в своим размышления. — Извини, я просто задумался о том, какой процент в теории может выдать твой образец. Одно скажу точно: если тебе действительно заменили всю кровь, грязнокровкой ты уже считаться не можешь.       — Вообще-то… Джейд помедлила, когда внезапная мысль мелькнула на переднем плане. Все эти разговоры о крови напомнили кое о чем важном.       — Помнишь, как сказал, что в долгу передо мной за метлу Имельды? Это еще в силе? Я могу попросить об услуге?       — Конечно в силе, — Леандер участливо обернулся к ней вполоборота. — Спрашивай.       — Я… Джейд в смятении забегала взглядом по площадке Астрономической башни в поисках верных слов, и не найдя их, царапнула рукой о неровный край перил. На костяшках выступили капельки черной крови, которые она продемонстрировала гриффиндорцу и облизнула. Это бы мгновенно завело Себастьяна, будь она красной, но напротив стоял Леандер, который совершенно не поменялся в лице. Гриффиндорец приковал немигающий взгляд к ее черной крови, ставшей грязной в прямом смысле. Когда Пруэтт поднял глаза, в них отразилось сочувствие и даже печаль.       — Что на это скажешь? Не слишком чистая, не находишь? Мне не помешает лекарство, которое вы достали для Себастьяна. Деньги у меня есть, просто дай знать, где его можно найти. Джейд ожидала, что он ее не осудит, иначе ни за что бы не раскрылась перед ним. Так и случилось — Пруэтт лишь озабоченно выдохнул, и только маленькая морщинка между его бровей выдавала небезразличие.       — Что скажу? Однажды я спросил у дона, пробовал ли он то, что продает, и до сих пор дословно помню его ответ. «Мы не употребляем, потому что только нам известен реальный вред, который это влечет. Мы продаем, потребляют они». Задача продавца — подцепить потребителя на крючок, удерживать его в качестве потенциального клиента и держать как можно дольше. В значительном числе случаев — до конца жизни, — подчеркнул Леандер. — Из картеля изгоняют любого, кто подсаживается на товар. Это железное правило, из которого исключений не делают. Может, эти слова помогут тебе.       — Намереваешься меня пристыдить? Не получится, — невозмутимо ответила Джейд. — Я просто пыталась найти выход.       — Нашла? — поинтересовался Леандер. Она кивнула.       — Проблеск света лучше всего виден в кромешной тьме, а путеводная звезда ярче всего сияет перед рассветом. Просто скажи мне где… Не хочу, чтобы мои проблемы касались кого-то еще.       — Будет лучше, если ты доверишь это мне, — настоял Пруэтт. — Я найду для тебя лекарство, не беспокойся на этот счет. И да, надеюсь, ты не собираешься делать себе инъекцию сама? По ее недовольному лицу он понял, что именно это она и намеревалась делать, и неодобрительно покачал головой. Джейд нервно размяла шею, желая отогнать внезапный дискомфорт, который повлекла за собой давно закрытая тема Перуанского порошка мгновенной тьмы.       — Когда ты принимала порох в последний раз? — спросил Леандер.       — Давно, но недолго. Не больше недели.       — Я спросил, как давно, а не как долго, — подчеркнул Пруэтт. — От этого зависит, насколько сильно вещество в тебя въелось и как ты перенесешь лекарство. Джейд напрягла память.       — Я не помню, — призналась честно. — В январе, — уточнила размыто.       — И все это время ты… — Леандер задумался и нахмурился. — Нехорошо. Предупреждаю, тебе будет плохо. Необходимо место, где ты сможешь спокойно отлежаться, и ради Мерлина, не лечись в одиночку! Себастьян уже прошел через это, полагаю, он сумеет о тебе поза…       — Нет, — отрезала Джейд. — Исключено. Не хочу, чтобы он знал. Я лучше умру с черной кровью, чем покажусь ему слабой и уязвимой.       — Мне казалось, вы вместе, — Пруэтт опустил взгляд на ее руку и застал помолвочное кольцо на прежнем месте.       — Значит, у меня так и не получилось ему довериться, — рассудила Джейд. Может, из-за его нестабильности, а может, из-за собственных чувств, но нельзя дать Себастьяну знать, куда исчез его порошок и что после этого было.       — Ладно, — Леандер тяжело вздохнул. — Твое право. Я дам тебе знать, когда все будет готово.       — Место у меня есть, — оповестила Джейд. — С тебя только лекарство. Пруэтт кивнул и полез в карман за портсигаром — ночь выдалась нервная. Когда Джейд уходила, он поинтересовался негромко ей вслед:       — И что, даже не бросишь нечто вроде: «Скажешь кому-то хоть слово — и я тебя прикончу?» Джейд обернулась через плечо и вопросом на вопрос ответила:       — Зачем говорить то, что ты и так уже знаешь?