Нефритовый Рыцарь | Jᴀᴅᴇ Kɴɪɢʜᴛ

      — Сэллоу пасет тебя у выхода. Джейд подняла голову и застала Имельду, стоящую над душой. Хорошая новость: удивительно, но Себастьян живой и, похоже, даже не нарвался на крупные неприятности. Что ж, это весомый повод его поздравить и порадоваться. Плохая новость: однажды все-таки придется выйти из спальни и вероятность пересечься довольно высока. Джейд закончила копаться в собственном чемодане, закрыла крышку и выпрямилась, потянувшись. После вчерашнего тело болело и мышцы ныли, но это решилось бутылочкой Рябинового отвара. Себастьян был не только жив, но и трезв, правда, выглядел так, будто остаток ночи проплакал и едва ли спал, а ее встретил с выражением тихого гнева на лице. Едва Джейд оказалась в поле доступности, бесцеремонно схватил, взвалил себе на плечо и без сопротивления понес через всю гостиную к противоположному концу. В коридоре спален мальчиков, где на темном, плохо освещенном участке уже ждал Оминис, Себастьян ее отпустил. Джейд вопросительным взглядом окинула обоих. Гонт тоже выглядел неважно, потрепанным и сонным, однако предусмотрительно свел все возможные следы ее рук со своей шеи и поцелуев — с лица.       — Он сказал, что взял тебя силой, — жестко начал Себастьян, будто готовил этот вопрос всю ночь. — Я хочу спросить у тебя, так ли это, прежде чем решать, что хочу с ним за такое сделать. Джейд перевела взгляд на Оминиса. Он, как и обещал, во всем другу признался. Молодец, облегчил душу.       — Зря ты меня защищаешь, — сказала она Гонту. — У тебя ничего не получится. Соврал, — повернулась к Себастьяну. Тот судорожно вдохнул ноздрями и сжал кулаки.       — Вот и я тоже так подумал, — ему с явным трудом, но все-таки удавалось держать себя в руках. Вероятно, потому, что Джейд была честнее. — Хотел, чтобы я поверил в этот наглый пиздеж… — Сэллоу фыркнул. — Если бы он посмел покуситься на твою честь, то уже был бы мертв, как и все, кто сделал это до него. А я вижу, что он отлично себя чувствует. Значит, ты отдалась ему добровольно. Он смотрел прямо и говорил жестко, но Джейд не смутилась, даже когда он весьма низко упомянул предыдущие прецеденты.       — Так и было.       — Что, понравилось? — Себастьян обрушился на Оминиса и зашипел ему в лицо. — Успел ей отлизать? Если да, считай, ты вчера еще и у меня отсосал. А если засунешь язык в нее достаточно глубоко, еще сможешь почувствовать мой вкус. Можешь горы для нее свернуть. Но вспоминать она будет наши первые поцелуи и прогулки под открытым небом. И она тоже может найти себе кого-то другого, но я… останусь лучшим.       — Себастьян, прекрати, — попытался успокоить его Гонт, но разве это вообще было возможно? Велеть Себастьяну перестать быть собой? Самодовольно говорить гадости в попытке задеть сильнее, чем его, — более характерного поведения в таких обстоятельствах и не представить. Удивительно, что он не напился и не избил руки в кровь, в остальном же был более чем похож на себя.       — А ты? — Он перешел на Джейд. — Как это было? Тебе понравилось?       — Просто отвратительно, — Джейд правдоподобно скривилась. — Я его чуть не придушила в процессе, он кончил и заплакал. Мне может понравиться только то, как Гонт молит о пощаде, связанный у меня в подвале. Не знаю, на ком он учился трахаться, на своей двенадцатилетней невесте, сестре или, может быть, матери, но…       — Селестии тринадцать! — слишком пылко возмутился Оминис и тут же смутился. — Сестры у меня нет, а мать вообще не трогай!       — Сам с этим отлично справляешься?..       — О, кажется, его задели твои слова, — подметил Себастьян с ухмылкой. — А я думал, что он тебе правда нравился, а ты, оказывается… Оминис, тебя использовали. — Сэллоу не перестал улыбаться, бросив это ему через плечо, но тон его резал острее ножа. — Весьма досадно для первого раза.       — Первого? — переспросила Джейд. — А ты не в счет? Себастьян не ответил и даже не отреагировал, задумавшись о чем-то. Ему явно понравилось то, как Джейд унижала Оминиса.       — А ты хороша, — произнес он, одобрительно кивая. — Весьма преуспела в роли стервы. Только знаешь, в чем твоя проблема? Что-то все-таки делаешь не так. Что-то не сходится. Я готовился больше никогда тебя не увидеть, и вот ты здесь… Лучше бы с каменным лицом вещала, насколько хорошо было с ним, пока я латал себя, заливаясь слезами, и говорила, как сильно его любишь.       — Но это ведь неправда…       — О Мерлин, что ты творишь! Себастьян не выдержал, подорвался к Джейд, но не для удара, а чтобы поцеловать. Несмело обнять, обвить руками, прижать к себе. Почувствовать снова эту близость, утраченную, запретную и безнадежную. И снова в ответ не получить ничего. Ни агрессивного толчка в грудь и едкого комментария, ни теплоты и энтузиазма. С таким же успехом можно было целовать тренировочный манекен в кабинете Гекат. Джейд безвольно позволяла Себастьяну целовать себя, сокрушенная этим вопросом: а что она в самом деле творит? Задумала его бросить, уйти и со всем покончить, а что в итоге? Связалась еще и с Оминисом и не может дать толковый отпор? Джейд ничего не видела — сама не заметила, как закрыла глаза. Руки Себастьяна загуляли по ее неподвижному, покорному телу, пока поцелуй все продолжался. Уже ослабили слизеринский галстук и принялись расстегивать пуговицы рубашки.       — Почему не сопротивляешься? — с чем-то вроде страха спросил Себастьян, почти как Оминис ночью. — Я же тебя сейчас… Джейд куда-то потащили, а она так и не открыла глаз. Ощущение нереальности вдруг накрыло ее. Похоже, она переоценила свои возможности и оказалась не так сильна, как предполагала. Либо же что-то в Себастьяне сломало уже ее и заставило опустить руки.       — Что ты делаешь? — Показалось, что это спросил внутренний голос, но говорил Оминис. — Отпусти ее! Себастьян, прекра… Раздался глухой звук удара и вздох боли.       — Ты-то мне не указывай, ясно? — обозлился Сэллоу. — Как у тебя вообще язык поворачивается что-либо говорить мне после произошедшего? Яростным пинком Себастьян выставил Оминиса за дверь спальни. Дверь хлопнула, закрылась с запирающим заклинанием, и где-то там, отрезанный от них обоих, кулаками замолотил Гонт. Руки вернулись. Себастьян продолжил целовать, уже вовсю трогал за грудь через кружево камисоли.       — Не делай этого! — приглушенно взывал Оминис. — Ты совершаешь ошибку!       — Да, в этом мы похожи, только мне терять уже нечего, — сказал Себастьян где-то совсем рядом. — На чем еще учиться, как не на ошибках? Момент — и Джейд оказалась по пояс обнаженной. Лежала на чьей-то кровати, прижатая Себастьяном сверху. И снова никаких чувств. Ни страха, ни опасений, что и он в шаге от срыва… Только лишь непонимание, как все обернулось так и что теперь делать.       — Я делаю это только по одной причине, — зашептал он, — хочу, чтобы ты сожгла меня. Так же, как их всех.       — Нет. Твердое, уверенное «нет». Не мольба остановиться и не отказ. Себастьян замер. Джейд щеками чувствовала его дыхание, а затем он слез с нее, зарычал и что-то развернул. Наконец она открыла глаза. Себастьян вцепился в собственные волосы и стенал, метался по спальне, пока в дверь не теряя надежды ломился Гонт.       — Почему ты так со мной поступаешь? Зачем делаешь мне так больно и просто наблюдаешь за моими мучениями?! В стену полетел прикроватный столик Фаулера. Сэллоу рухнул на колени перед Джейд.       — Ты должен… справиться… сам. Без меня. Оминис плохой друг для тебя, и я в качестве невесты — еще хуже. Он тащит тебя на дно, в пучину безумия, и только я могу сломать его зацикленность на тебе, перетянув внимание на себя. Не просто так он хочет, чтобы мы с тобой помирились и были вместе. Я делаю то, о чем ты просил: убиваю в тебе чувства. Даю возможность покончить с многолетней зависимостью от Гонта и нездоровой привязанностью к нам обоим. Ты пока еще не убийца и не безнадежен. Это твой шанс. Если справишься и сможешь вырваться и не тронуться — получишь нормальную жизнь. Себастьян смотрел на нее так, будто в следующую секунду готовился броситься и задушить. Он ненавидел ее сейчас, но молчал. Даже Оминис притих за дверью.       — Как… великодушно, — выдавил Сэллоу. — Спасибо за объяснения. Прощения просить не буду, но знай: я бы все равно не смог тебя… как Оминис… — он терялся в словах, — не смог. Я не больной, у меня на такое не встает. С этими словами он отпер дверь, хлопнул так сильно, что она отскочила и приоткрылась, и ушел, не забыв задеть Оминиса плечом. Джейд выдохнула. Себастьяну ничего не стоило ее ударить, но почему-то он сдержался и ушел. Возможно, все-таки понял посыл ее сбитых фраз и шатких объяснений.       — Ты в порядке? — Рядом нарисовался Оминис. — Мерлин, он сделал тебе больно?       — Да… Нет… — машинально отозвалась Джейд на оба вопроса, слабо понимая, что сидит перед ним полураздетой. Гонт протянул к ней руки, неосторожным движением коснулся плеча и тут же пожалел, почувствовав очередной пинок, с которым полетел спиной назад.       — Отвали! — Джейд полностью вернулась в сознание и принялась одеваться. Скрылась в ванной и омыла лицо холодной водой. Подняла голову от раковины и увидела Гонта в отражении позади себя. Подавила порыв ударить его головой о стену и произнесла: — У тебя кровь. Глупо было лезть за меня заступаться под горячую руку Сэллоу. Ты же знаешь Себастьяна… И то, что между нами было, ничего не значит. Не вздумай вести себя так, будто теперь я твоя девушка. На удивление, Оминис рассмеялся.       — О, я и не собирался. С чего ты взяла, что я хочу с тобой быть? Да, я могу испытывать своего рода влюбленность, но ты права: это совершенно ничего не значит. Ты красива как зима и холодна как стужа. Девушка, что печет яблоки на Адском огне. Выглядишь как мечта. Как чья-то мечта… но не моя. Даже в мыслях я не позволял себе фантазий о тебе. Из-за Себастьяна. Уверен, вы предназначены друг другу. Нам с тобой никогда не быть вместе.       — Я не смогу сделать Себастьяна счастливым, и ты не в силах осчастливить меня, — возразила Джейд. — Но я рада, что хоть что-то ты понимаешь. А Себастьян… Предназначение? Ну и глупости, Гонт. Ты убедил себя в этом, потому что так тебе легче обо мне не думать и придерживаться этих запретов. Но это ведь совсем не то, как ты на самом деле мыслишь. И тем более далеко от истинных желаний. Ты знал, что родинки расположены на местах, куда чаще всего целовали в прошлой жизни? Как часто ты представлял, что я делаю это? У тебя было несколько шансов меня поцеловать. Здесь же, в спальне, когда мы накурились этой дряни… или когда я была под кодеином… Вдруг ты ими воспользовался, а я и не знаю?       — Если бы я тебя поцеловал, то сделал это так, чтобы ты запомнила. Шаг за шагом, он медленно приближался, пока не встал вплотную. Достаточно чтобы снова получить в многострадальное лицо еще и от Джейд. Но Оминиса это как будто совсем не беспокоило. Будто он уже со всем смирился и ничему не противился. А потом он поцеловал так, что захотелось это забыть. В этот раз Гонт и правда целовал иначе. По-другому, особенно медленно, наслаждаясь каждым мгновением соприкосновения их губ. Поцелуй не был первым, но стал первым осознанным, символизировал переход к чему-то новому. Джейд дала ему немного времени усладиться, а затем рывком развернула его к зеркалу, но вместо того чтобы ткнуть лицом в стекло или прополоскать в ледяной воде, запустила одну руку в волосы на затылке, а вторую — в брюки. Сопротивляться Оминис не стал. Не лепетал глупо, спрашивая, что она делает и собирается сделать. Сам все прекрасно понимал и очень однозначно этого хотел. В брюках стало тесно, и Джейд расстегнула их, неотрывно следя за блаженствующим лицом Оминиса в зеркале. Его простодушный вид завораживал, и то, как смело, доверительно и абсолютно самоотверженно он отдался ей в руки, заставляло хотеть доставить ему самое сильное удовольствие. Сквозь ткань белья Джейд массировала его крупную головку, проходилась по вставшему члену, касалась кожи бедра — и обратно к чувствительным местам. Нравилось смотреть, как Оминис сочился желанием, источал чистое вожделение, но получал лишь сладостное томление. Облизывал сухие губы, хмурил брови и жмурился от особенно приятных касаний. Сложно поверить, что это правда он. Оминис Гонт в ее власти. С его губ сорвался стон, когда ладонь Джейд коснулась плоти под бельем. Оминис дрожал то ли от напряжения, то ли от ее холодных рук — тоже своего рода фактор мучений. Джейд проскребла ногтями по его скальпу на затылке, загребая еще больше мягких волос, чтобы взяться крепче и потянуть назад. Оминис со стоном немного подогнул колени и положил голову на плечо Джейд. Дышал все чаще вместе с тем, как ускорялись движения ее руки на его члене. С этого момента мучить его стало бессмысленным, и, вдоволь налюбовавшись Гонтом, Джейд скользнула книзу, вобрала член Оминиса в рот насколько смогла и даже позволила взять себя за затылок и оргазмически вдавить лицом в пах. Гонт сдавленно простонал, отпустил и на этот раз плакать не стал. Пока Джейд отплевывалась над раковиной, привел себя в порядок, застегнулся и с нежностью обнял ее сзади. Почувствовал, как она застыла на несколько секунд и вырвалась.       — Что ты… Ебаный Мерлин, отвали от меня! Она выругалась на диалекте в придачу, но уже не дралась. Потянула Оминиса за галстук и вытерла с его лица кровь.       — Ну и зачем ты это сделала?       — Хочешь таким на уроки пойти?       — Нет, я не про это. Зачем ты… Джейд шумно выдохнула вместо ответа. Пора признать, что она запуталась. Просто очень сильно запуталась…       — Чтобы ты кончил и отвалил на хрен, — со слабой сердитостью ответила она, продолжая заботливо вытирать Гонту лицо. В шкафчике нашелся чей-то запас мази из бадьяна, и она холодными пальцами нанесла немного на свежие повреждения.       — Твой нос… — Джейд сощурилась и присмотрелась к кончику, что слегка кренился влево. — Никогда не замечала, что он кривой… Неужели это я тебе его столько раз ломала, что магией ровно уже не вправить?       — Нет, — ответил Оминис. — Ты ни при чем. Однажды я споткнулся об одежду Себастьяна, брошенную на полу, и сломал его. Себастьян, как и подобает целителю-самоучке, с энтузиазмом его мне залечил, только вот не совсем качественно… Так и осталось до сих пор. — Гонт немного помолчал, протянул руку и непринужденно предложил: — Пойдем на завтрак?       — О, ты считаешь, сейчас самое время идти завтракать?       — Ну… да… Джейд обронила что-то непереводимое на диалекте и явно нецензурное.       — Спасибо, я уже поела, — оповестила она. — И вообще, мне надо идти.       — Ты вернешься? — тут же насторожился Гонт.       — А что, боишься, что еще и тебя брошу? — Она фыркнула. — Я уже поняла, что лучше всего исчезнуть без каких-либо предупреждений. Поэтому однажды, когда ты будешь меньше всего этого ожидать, я просто возьму и… Повисла пауза. Оминис прислушался, но не услышал ни шагов, ни чего-либо еще, указывающего на ее уход. Дверь в ванную была все так же приоткрыта всего на маленькую щель, но Джейд поблизости уже не было, как и крови на лестнице, где несколькими часами ранее мог погибнуть Себастьян Сэллоу. Планы изменились — убегать прямо сейчас она не собиралась. Необходимо было проветрить голову, все обдумать и просто от всего оправиться. Поэтому Джейд забрала припрятанную метлу и вместо завтрака отправилась в Фелдкрофт. Перед уходом пожелала разобраться еще с одним важным делом. На стук в дверь пришла открывать Анна. Дежурная приветливая улыбка пропала с ее лица, едва она поняла, кто на пороге. В их первую встречу Джейд задумалась, почему вообще Анна Сэллоу попала на Слизерин, так как показалась ей яркой обладательницей черт пуффендуйки; теперь же былой уверенности в этом не было — что-то в Анне делало ее гораздо больше похожей на брата.       — Зачем ты пришла? Себастьяна здесь нет, — сразу же выпалила она с нескрываемым недружелюбием. О, конечно же она считает Джейд повинной в изгнании братца. Ну, ничего, в этом были и плюсы.       — Больше не будешь притворяться, что я тебе нравлюсь? Я к Соломону, — оповестила Джейд. Близняшка зыркнула враждебно, но от захлопывания двери перед носом гостьи удержали шаги.       — Дядя, это к тебе, — бросила Анна и уступила место. Соломон Сэллоу вышел вперед и с удивлением окинул девушку взглядом.       — Мхм, — он замялся, не зная, что будет правильнее сказать, но, в отличие от Анны, почему-то вел себя не так холодно.       — Можем поговорить? — первой спросила Джейд, облегчив ему задачу по управлению диалогом, и перевела взгляд ему за спину, где подслушивала Анна и не собиралась уходить. Та заметила, что на нее многозначительно смотрят и подозрительно молчат, и вопросительно подняла брови.       — Уйди, — распорядилась гостья.       — Издеваешься? — вспылила близняшка. — А может, наоборот? Ты ничего не перепутала?       — Вы, — вдруг поправил Соломон.       — Чего-о?       — К человеку, владеющему Темной магией, обращаются на «Вы». Ожидай меня на смотровой вышке, — попросил он у Джейд, пока явно оскорбленная Анна топталась позади. — И надень капюшон. Я скоро подойду. Смотровая вышка осталась только одна, вторая так и лежала разрушенная. Свысока Фелдкрофт выглядел теперь довольно жалким, и находиться здесь было неуютно. Соломон появился спустя несколько минут. Джейд взобралась на ограждение, и он, ведомый отеческими рефлексами, машинально подорвался вперед, чтобы схватить ее и стащить обратно вниз, но быстро одернул себя, когда понял, что перед ним не Анна. Джейд испытующе смотрела в его бородатое лицо с нахмуренными бровями, пытаясь гадать: каков этот человек? Что внутри у Соломона Сэллоу? Из чего сделана его начинка и соткано полотно кожи? О чем он может думать сейчас, стоя перед ней под этим взглядом? Не доводилось много о нем размышлять, поэтому навскидку вариантов могло быть множество, и Соломон оставался загадочной фигурой, порой назойливой, проблемной и доставучей даже на расстоянии, отсюда из Фелдкрофта, и настала пора это изменить и разобраться. Сэллоу-старший позволил на себя смотреть, но со временем начал чувствовать себя все более неуютно в компании молодой девушки. Джейд допускала, что он может отнестись к ней как к ребенку, по аналогии с Анной и Себастьяном; одновременно рассчитывала, что ее поведение, явная независимость и события последних дней станут веским поводом воспринять ее всерьез. То, что Соломон не стал кричать на нее, как на собственное дурное дитя, уже дало надежду.       — Ну? — развеял он напряженное молчание. — Чем могу быть полезен?       — Я кое-кого ищу, — ответила Джейд. — Человека, которому смогу доверить правду.       — Ну, это явно не ко мне, — Соломон развел руками. — Если у тебя проблемы, обратись с ними к кому-нибудь другому. Первым его порывом было оградить себя от чужих забот. Джейд сейчас казалась ему еще более проблемной, чем Себастьян, однако ей, в отличие от него, не запретили находиться в Фелдкрофте.       — Дело не в этом, — успокоила Джейд. — Свои проблемы я предпочитаю решать сама. А вот побеседовать откровенно мне, увы, не с кем. Мой ближайший наставник, проводник в Хогвартс, благодаря которому я здесь, оказался предателем и поставил меня под удар, а министерский представитель, призванный защищать меня и помогать, долгое время не выходит на связь, будто и вовсе обо мне позабыл. Родителей у меня нет, так что…       — Аргх, — Соломон поморщился и тут же поднял ладони, прерывая ее. — Ничем не могу помочь.       — Я не прошу помощи, — снова ровным тоном возразила Джейд.       — Тогда зачем пришла? Попросить позволить Себастьяну вернуться? Он прекрасно себя чувствует вдали от дома, занимаясь непонятно чем. Так пусть его проделки не касаются хотя бы нас с Анной, раз уж мне так и не удалось научить его держаться вдали от неприятностей.       — Себастьяну не следовало вмешиваться и вступаться за меня. Я его об этом не просила, и его изгнание несправедливо.       — Значит, это тебе нужно? Выгородить его и взять вину на себя? Не смогли договориться, кто из-за кого сядет в Азкабан?       — Хочу, чтобы вы знали: я стала причиной, по которой гоблины пришли в Фелдкрофт.       — Ну, это я уже знаю, — проворчал Соломон. — После того, как главный бандит Британии утащил тебя за ручку, обо всем догадаться несложно. И вообще, мне не следует с тобой говорить. Удивлен, что ты еще не в камере.       — М-м, — Джейд заколебалась, — я удивлена не меньше, что вы прикрыли меня. Зачем? Почему? Соломон издал тяжелый вздох. Подозревал, что она придет с этими вопросами, но отвечал все равно неохотно.       — Я знаю, что не должен был. Но ты… совсем еще ребенок. Такой же, как Себастьян, в чем-то даже хуже… а в чем-то лучше него. Явно умнее и… взрослее, что ли. Будто совсем и не дитя на самом деле. То золото… я ведь так и не поблагодарил за него. Анне теперь дают другое лекарство, и ей немного лучше. Считай мое молчание благодарностью, но на этом все. Что ж, это было вполне логичное объяснение.       — Это всего лишь деньги, — Джейд пожала плечами и умолчала, что золото ей даже не принадлежало и было украдено и накоплено грязным способом.       — Эти «всего лишь деньги» деньги спасают Анне жизнь, — не согласился Соломон. — А это многого стоит. Ты ее извини, она ничего не знает, я так никому и не сказал… Мракоборец опустил голову, и Джейд поняла, что ему стыдно. Неловко за то, что какая-то девчонка справилась с расходами гораздо лучше и легче него, и что он, как опекун и кормилец, сплоховал… Соломон относился к Джейд, вызывающей исключительно нехорошие ассоциации и неприятные эмоции, удивительно терпимо и даже сдержанно. Неужели настолько велика сила денег, что даже человек такого бурного нрава, как Соломон, присмирел, стоило всего-то приплатить?       — Я рекомендую тебе уйти, — сказал он. — Кто-то из жителей может быть не таким благосклонным и сговорчивым, как я. Даже несмотря на то, что фактически ты защитила их дом от врага.       — Я делала именно то, что должна была, — напомнила Джейд. — Они ведут на меня охоту. Выбор у меня невелик. Можно ли обойтись без Темной магии в противостоянии с темными волшебниками?       — Можно, но сложно, — поколебавшись, ответил Соломон. — Мало кому дано стать выдающимся светлым магом, чтобы превзойти лишь среднестатистического темного. Не говоря уже о неотразимости Убивающего заклятия и крайне низкой толерантности Круциатуса…       — Я защищалась, когда сражалась с гоблинами, — объяснила Джейд. — Может, это Темную магию не оправдывает, но я боролась за свою жизнь. Не вчера, на ваших глазах, так завтра где-то в другом месте — это уже случалось и наверняка еще не раз произойдет. Вы многого не знаете, и истина гораздо сложнее, чем может казаться со стороны. Эти слова снова заставили Соломона тяжело выдохнуть, и вдох показал, как ему сложно думать о смерти ровесницы его племянников от гоблинских рук. Подумав над словами, он сказал:       — Я не могу поощрять то, что видел. Как и отрицать, что тебе повезло оказаться достаточно умелой, чтобы противостоять врагу и выжить в стычке против враждебных гоблинов. Мне сложно правильно реагировать на то, что произошло, — признался он, смягчившись. — Я не педагог и уж точно не родитель, — на этих словах его губы скривились. — Я мракоборец, и по инструкциям следовало передать тебя властям или хотя бы поставить в известность директора. Уже в их компетенции решать, обоснована твоя самооборона или превышена. Но инструкции — это лишь сухие формальности, лишенные человечности и вариативности. А я не только мракоборец, но и человек. Опыт научил, что выигрывает более адаптивный и мудрый. Я мог сбросить с себя ответственность и поступить как полагалось, но что-то внутри посоветовало повременить и этого не делать. Подсказывало, что не все так просто, ведь я никогда не видел кого-то столь юного и одновременно опасного… Не скажу, что горю желанием во всем разобраться, но…       — Вы уверены, что это был именно Адский огонь? — уточнила Джейд. Она до сих пор сомневалась, что безобидное пламя, которое она держала в руках и на котором непринужденно запекала яблоки, можно было назвать адским. С другой стороны, им же она стирала с лица земли все, что видела, уничтожая жизнь даже в самой почве… — Я была ребенком, когда это впервые случилось. Не думаю, что Адское пламя может проявиться стихийной магией в таком маленьком возрасте. К тому же, исходя из всего, что я знаю об Адском пламени, подобное волшебство требует колоссальных усилий и ментальной стабильности, чего у ребенка априори быть не может. Помимо этого, в то время я была слишком слаба физически, — Джейд сказала это тише и нехотя, но посчитала обязательным упомянуть в качестве контраргумента, — и мое хилое тело едва ли выдержало бы такую мощь разрушительного волшебства. Смею предположить, ваши домыслы ошибочны.       — Сама не знаешь, чем швыряешься, или надеешься прикрыться незнанием? Ну уж точно не Инсендио, — Соломон фыркнул и сложил руки на груди. — Меня не обманешь. И Министерство тоже — следы в любом случае тебя выдадут.       — Следы?       — Магия всегда оставляет след. Какие-то через время рассеиваются, становятся практически неразличимыми, а иные уже не стереть никогда. То, что разрушил Адский огонь, уже ничем не восстановить. Вот увидишь, на тех местах, которых коснулось твое «Инсендио», уже никогда не вырастет трава и не ляжет снег. Джейд вспомнила участок у дома, стыдливо забросанный дровами, скрывающими фатальные разрушения, которые повлекло ее колдовство. Вспомнила чернеющую поляну, стремительное пламя, за секунды уничтожившее поместье Мартины, и обомлела. Едва ли Соломон врал, а все факты подтверждали его правоту. В Джейд с самого детства таилась магия, и Темная Адским пламенем проявилась раньше, чем древняя — зарядом, что на месте разорвал горного тролля. Обе имели соизмеримую разрушительность, только огонь, в отличие от древней магии, не требовал держать волшебную палочку в руке. Джейд могла ее видеть, но использовала только в Хогсмиде, когда получила волшебную палочку, идеально подходящую и подобранную под нее…       — Это невозможно, — прошептала Джейд самой себе, спрыгнув назад с оградки и отвернувшись от Соломона. — Этого не может быть. Это опасная и сложная магия, которая требует огромных сил, концентрации и контроля… В неумелых руках он бы просто… вырвался и разрушил все, включая меня саму…       — Действительно, недостаточно освоить заклинание Адского пламени и суметь выжать из волшебной палочки огонь. Необходимо обуздать его, подчинить себе, иначе выйдет наоборот и он начнет самовольно распространяться, пока не уничтожит своего создателя, — объяснил Соломон в ответ на ее бормотание. — Но это магия, а она изучена людьми ничтожно мало, и все законы, которые удалось вывести, могут быть ошибочными. Адское пламя подчиняется твоей воле, значит, она достаточно сильна для установления контроля. Магии нужно намерение, желание, чтобы осуществилось колдовство. И если Адский огонь был твоей стихийной магией, первым колдовством — а я не берусь утверждать, что это невозможно, — значит, в тот момент ты слишком сильно желала что-то уничтожить без следа, вложив в это намерение всю силу своих негативных эмоций. Я, конечно, не специалист, могу лишь предположить… Джейд вспомнила свои мысли и желания в момент, когда испепелила дюжину кочевников разом. Тот гнев, отчаяние, желание найти защиту хоть в чем-то, боль и жажду сделать еще больнее в ответ, выжить, спастись… Она зажмурилась, прогоняя всплывшие перед глазами картины прошлого. La flamme de la mort. Так ее назвала Мартина.       — Отчасти поэтому я приказал Себастьяну уйти, — сказал за спиной Соломон, мигом вернув обратно в реальность. — Не в моих силах запретить ему быть с тобой, но я не могу контролировать влияние тебя, Темного мага, на него.       — Мы больше не вместе, — оповестила Джейд. — Окончательно. Соломон снова издал протяжный обессиленный вздох.       — Я радовался, что он тебя нашел, — промолвил спустя время. — Догадывался, что с ним будет непросто, и предвидел, что он так и останется таким же драчливым, взбалмошным засранцем, любящим спорить, но надеялся, с тобой что-то изменится… Что произошло? Почему вы разошлись? Теперь уже Джейд измученно выдохнула.       — Потому что я делаю то, что не сумели вы: ограждаю от Темной магии. От… себя. Я не подхожу ему, — объяснила она, покачав головой. Смотрела вдаль с высоты и убеждалась в правильности каждого слова. — Я и правда плохо на него влияю. Как и Гонт. Мы оба ему не компания. Себастьян слабый и зависимый, и эти нездоровые привязанности удушающими веревками утянут его прямо в ад. Поэтому я приняла решение и пытаюсь… — от воспоминаний, как именно она это делает, вырвался невеселый смешок, — пытаюсь помочь ему их преодолеть. Наше… общение было большой ошибкой, и нам изначально не стоило сходиться. Но все уже случилось, и сейчас я стараюсь хоть что-то поправить и принести пользу. Некоторое время Соломон молчал, а когда заговорил, голос его был печальным.       — Даже не знаю, порадоваться или расстроиться. Как можно догадаться, я безнадежно плох в подобных вопросах. Понятия не имею, как на все это правильно реагировать и что думать.       — Вы ведь не его отец, в самом деле, — подметила Джейд и обернулась к нему. Застала Соломона непривычно задумчивым и сконфуженным. — Никто и не учит тому, как правильно и неправильно. Это только мы сами можем решать.       — А ты в самом деле не его невеста, — весьма проницательно определил он. — Я правда надеялся, что у Себастьяна все будет лучше, чем у меня. Хотел, чтобы его жизнь не определило маниакальное желание стать мракоборцем и изменить этот мир к лучшему. Ничем кроме разочарования это не закончится. Боялся, что он тоже может упустить девушку сперва один раз, когда будет слишком занят поступлением в мракоборческую академию, а потом и второй, с головой погруженный в проклятую работу. Не хочу, чтобы он повторил судьбу своего отца, который за книгами жизни не видел. Зачем такие люди вообще детей заводят… — добавил Соломон, прикованный взглядом к горизонту. — Может быть, они хотели, но я — нет. Чужие дети при отсутствии своих, желанных — живое напоминание того, к чему привел меня неправильный выбор и неверная расстановка приоритетов… Я не хотел, не умел, не желал возиться с этой мелочью, а отдать не мог — они единственное, что осталось от моей семьи. Да и они понимают, что нам настоящей семьей не стать … Слишком огорчены потерей родителей, и мне на их место не встать. Может, и правда стоило… Я ни в чем не уверен, чертовы дети… Если лекарство действительно есть, уверен, Себастьян его найдет. Только вот ему скоро семнадцать, а жизни он словно так и не познал… Трагичное детство, больная сестра, и я — неумелый опекун, который ни черта толкового ему посоветовать не сможет и отца не заменит. Теперь еще и это… — Он махнул рукой в сторону Джейд. — Он может считать, что я его выгнал, но на самом деле дал свободу — то, чего он так хотел все это время. Мы оба были обузой друг для друга, и теперь оба свободны. Все равно как только Себастьян станет совершеннолетним, наверняка в первую же секунду свалит куда подальше… Соломон замолчал, проговорив так, будто Джейд здесь не было и он изливал душу мартовскому ветру. Видимо, Соломона много лет невыносимо терзало все, что он ей высказал. Именно этого она и намеревалась добиться: заслужить его расположение обманным путем, используя маленькие хитрости, которые он наверняка не заметил. Разгадать еще одну загадку, вскрыть замысловатый замок на старом сундуке и одержать победу над еще одним сложным человеком. Джейд не была уверена, что получится, и готовилась провалить весь разговор и разругаться еще и с Соломоном. Но чего она точно не ожидала, так это того, насколько противно станет от откровенности Сэллоу-старшего, его слишком внезапной честности и такого резкого сокращения дистанции. Джейд запоздало поняла, что дрожит. Не от холода и ветра, а от злости. Затошнило, отчего она снова отвернулась, схватилась за перила и прикрыла глаза. Щекам стало жарко, хотелось уйти, исчезнуть отсюда сейчас же и никогда больше в Фелдкрофте не появляться. Поменяться местами с Себастьяном и вернуть ему это подобие дома, занять его статус персоны нон грата, чтобы Соломон откровенничал уже с ним и относился как к человеку, а не куску дерьма и тягловой скотине. За этим Джейд сюда и пришла. Узнала, что Себастьяна ударили и выгнали, вскочила на метлу, повинуясь стихийному порыву сделать одно доброе дело, чтобы перекрыть десяток плохих. Только кто она такая, чтобы вмешиваться? Судить, пытаться навязать свое мнение о вещах, в которых ни черта не понимает? Разве могла она указывать Соломону, как строить семью, не имея понятия, что это такое? Имела ли право укорять его за неприемлемое обращение с Себастьяном, хотя сама была еще хуже? Все, чего она пыталась на самом деле добиться, — это скинуть Себастьяна с себя на Соломона, с чистой совестью уйти, зная, что о нем есть кому позаботиться. Рассчитывала сказать волшебное слово и склеить застарелую трещину между младшим и старшим Сэллоу. Себастьяну почти семнадцать, Соломону в разы больше, и никто из них не собирался что-то делать ради улучшения годами закостеневших отношений. Был ли хоть шанс, что с появлением Джейд что-то тронется с мертвой точки? Стоило признать: она грезила о невозможном. Что Соломон вдруг бросится утешать Себастьяна после расставания, пускай они вдвоем будут бранить ее и перемывать кости, обсуждая, какая она сука и шлюха, зато вместе. Как отец и сын, как дядя и племянник, как два брошенных человека, делящих один опыт и эмоции от потери и разрыва на двоих… Да только Себастьяну едва ли поможет новость о том, что Соломон готов принять его обратно в Фелдкрофте. Будет ли ему от этого лучше? Наверняка они снова и снова будут драться, и этот круг лучше обратно не смыкать. Соломон не хотел ничего менять. Он выговаривался, оправдывался, явно пытался что-то донести — может, убедить ее и себя, что он не виноват, что так совпало, что он совершенно не был готов к детям, внезапно свалившимся на голову после смерти брата, и вообще, семью не выбирают, а если бы можно было, он бы отдал предпочтение кому угодно, только не Себастьяну, этому ужасно упрямому, непослушному ребенку-катастрофе… Как и у Руквуда, у Соломона разум тоже все-таки присутствовал, раз с ним в итоге удалось поговорить. Возможно, Джейд бы и хотела понять больше, вникнуть в историю Соломона, разобраться в сути, развить тему, потянув за те ниточки, которые из него торчали, но ей внезапно стало так мерзко от самой себя, от этой наивной убежденности, что она способна что-то исправить, что и это утратило смысл. Собственная глупость отвращала, и в желании отрубить разговор в следующую же секунду, Джейд вытянула руку, сжимающую значок невыразимца Отдела тайн. Глаза Соломона изумленно округлились. Он сперва не поверил. Наверняка решил, что это подделка, а семнадцатилетняя девчонка попросту не может иметь такой статус. Сомнения торжествовали на его лице какое-то время, и такое явное замешательство было вполне понятным: в мире Соломона Сэллоу еще никто возраста Джейд не имел настолько высокий министерский чин, превосходящий его собственный. Джейд держала этот значок наготове с момента возвращения в Араншир. Верила, что он даст какие-то преимущества и послужит решением хотя бы части проблем и ответом на вопросы, которые она не может предоставить. Себастьяну показывать его казалось неэффективным — это повлекло бы еще больше вопросов, а вот на Соломоне, беспрекословно принимающем министерскую иерархию, сработало безотказно. Покажи она его в самом начале, беседа бы шла совершенно по-другому, но Джейд хотела предстать перед Соломоном как человек, а не невыразимец. Себастьяну не пришлось бы ввязываться в споры из-за нее… Хотя какая разница? Теперь думалось, даже сам Мерлин не способен помирить этих двоих. А Джейд уж точно не под силу. Казалось, у нее в руках мощные инструменты воздействия, которыми она совершенно не умеет правильно пользоваться, оттого все и идет через задницу и она снова и снова совершает новые ошибки по незнанию. И оставаться здесь — очередная из них. Пора убираться.       — Я работаю на Министерство, — объяснила Джейд тоном, перечеркивающим актуальность и доверительные настроения всей беседы. — Действую по приказу Отдела тайн. Все претензии касательно моей деятельности можете направить туда на этот номер сотрудника, — она перевернула значок, показывая свои цифры. Может быть, это была очередная ошибка, неверное решение, последствия которого еще предстоит похлебать через время. Однако сыпать вопросами Соломон не стал: значок невыразимца сказал все за свою обладательницу. Сотрудникам Отдела тайн вопросы не задают, что мракоборцу-Сэллоу было хорошо известно.       — А… Ну… Теперь понятно, почему ты так хорошо дерешься, — покивал он. — Я подумал, пришла просить помощи. Я мог бы тренировать тебя по программе мракоборцев, обучить чему-то полезному, научить… Джейд отошла на пару шагов назад, уткнулась спиной в ограду и покачала головой. Потянулась за метлой, приставленной рядом, сжала древко, скрывая дрожь. Слова Соломона укололи неприятными чувствами. Напомнили нездоровый интерес Фига к ее способностям и что-то еще, непонятное, неопределенное, но гадкое.       — Прощайте, Соломон, — оборвала Джейд, вскочила на метлу и поспешно убралась со смотровой площадки. Смылась, сбежала от разговора, разорвала, бросила… Говорить ему «всего доброго» и тем более «до встречи» не хотелось. Джейд летела быстро, надеялась, что порывистый ветер освежит голову, но стало хуже и на метле впервые стало укачивать. Внезапно лютая злость накрыла с головой. Если Соломон знал, что Себастьяну под силу найти лекарство, почему не сказал об этом? Не столь важно, получится в итоге или нет, сколько необходимо, чтобы в Себастьяна просто поверили. Следом же пришел ответ: это бы означало, что Соломон поддерживает все его безумные затеи и сомнительные действия, а это не так. Слова Соломона о потенциальном успехе Себастьяна наверняка отражали лишь его невероятную упертость, неразумное упрямство, беспринципность и прокладывание пути к цели поверх чужих голов. Быть с Себастьяном и правда тяжело, но быть им — еще тяжелее. Соломон никогда Себастьяна не любил — и он это чувствовал. Это породило гнев и терзало душу, делая ее такой уязвимой и плохо защищенной от Темной магии. Все нынешнее поведение Себастьяна — лишь ответ этому миру, который жестоко с ним обращался. Ему не нужно ни прощение Соломона, ни разрешение вернуться в Фелдкрофт. Себастьяну всю жизнь не хватало всего одного: любви. Именно ее отсутствие ведет его все глубже во тьму, в ее поисках он заходит все дальше и дальше. Так, может, Соломону и правда следовало отдать его еще тогда, в детстве, а не эгоистично оставлять себе в качестве живого напоминания об утраченном брате? Может, Себастьяну повезло бы больше и в другой семье он бы все-таки получил шанс стать любимым? Эти мысли разозлили еще больше, практически до обиды. Совершенно неуместно вспомнились собственные родители. Да только они отказались от Джейд, потому что жрать было нечего и кто-то из детей зиму бы точно не пережил. В каком-то смысле ей даже повезло быть отданной Мартине — без этого ее судьба наверняка бы сложилась еще более плачевно, чем вышло в итоге. Какие же оправдания могли быть у Соломона? Себастьян работал, достойно учился, был в состоянии сам себя прокормить и позаботиться. Он умный и толковый парень, не привыкший опускать руки и терять надежду, как бы сильно ни била жизнь. А что Соломон? Просто вышвырнул его, избавился от раздражителя и в ус не дует, пока Джейд, ведомая нелепым сочувствием, пытается что-то для Себастьяна сделать. А Соломон пытался? Или просто сложил руки, пустил все на самотек, смирился и вместо того, чтобы сладить с детьми, объединиться общим горем, культивировал враждебную среду осуждения и непринятия, в которой Себастьяну постоянно приходится защищаться. Джейд была уверена, Себастьян наверняка пытался что-то улучшить. Он умеет и может казаться хорошим, когда это необходимо. Способен расположить к себе и манипулировать. Оказавшись в неблагоприятных обстоятельствах, за много лет успел от и до изучить личность дяди. Так что же помешало достичь успеха? Соломон чувствовал, что Себастьян пытается найти подход и узнать, как облапошить и оставить дядю в дураках, лишь бы беспрепятственно творить все, что ему вздумается. И может, только руганью удавалось его остановить. Джейд по себе знала, как тяжело его вразумить. Вот и Соломон посчитал, что по-другому он просто не понимает, в чем был скорее прав, нежели ошибался. Все это лишь усиливало гнев Себастьяна, и выгнать его из Фелдкрофта, разругавшись окончательно, пожалуй, и правда было лучшим решением. Значит, это Джейд ошиблась, а Соломон поступил мудро? Пусть не смог дать Себастьяну любовь, зато сумел оборвать собственные привязанности и отпустить племянника? Может, вся эта накопленная ненависть однажды спасет Себастьяну жизнь, как было и с ней. Хоть так принесет ему пользу и станет защитной силой, а не разрушительной. Не стоило в это лезть. Следовало молча ткнуть Соломону в лицо министерский значок, чтобы обрубить все вопросы, и слинять. Не лезть в это семейное болото, наплевать на Соломона и его личную трагедию, да и на Себастьяна тоже. Джейд чувствовала себя глупой, наивной, неумелой, неудачницей, грязной… Слабой, готовой заплакать от злости, обиды, чувства несправедливости. В попытке помочь Себастьяну она не осознавала, что на самом деле в ней в это время рыдает внутренний ребенок, которого точно так же бросил отец, совсем недавно предал наставник и жестоко терроризировал временный опекун, сломавший ее живьем, чтобы затем пересобрать заново из кусочков по своему вкусу. Покинутость Себастьяна ощущалась как своя, и злость к Соломону теперь отражала ярость в отношении своей семьи. И желание Соломона возиться с ней вместо того, чтобы помочь Себастьяну справиться с трудными временами, добило окончательно. Если Соломон всю жизнь принес в жертву работе, должно быть, являлся хорошим мракоборцем. Он и правда мог бы стать отличным тренером, только не для Джейд, а для маленького племянника, что так нуждался во внимании, участии, присмотре и чутком руководстве опытного взрослого. В силах и компетенции Соломона было научить Себастьяна обороняться без Темной магии, стать для него авторитетом… Но он ничего для племянника не сделал, кроме того чтобы списать его и их отношения со счетов. Все это было неправильно. Соломон просто отгородился от Себастьяна и надумал заменить его Джейд, ведь она была разумная, менее проблемная, более сдержанная и такая интересная… Омерзительно. В замок Джейд вернулась в запредельно дурном расположении духа. Сперва она подумала остаться в Араншире, но явный негатив смешался с одиночеством и деструктивным желанием напиться до тошноты, чтобы уподобить физическое состояние моральному. В стремлении этого избежать и себе не вредить Джейд возвратилась в Хогвартс. Поплелась на уроки, чувствуя себя особенно странно. После смерти Гаррета, после всего, что произошло между ней, Себастьяном и Оминисом, после Руквуда, гоблинов, пылающих в Адском огне, она теперь просто сидела в невинной слизеринской форме, что-то машинально записывала в прежнем амплуа школьницы, которое все меньше и меньше ей подходило с учетом всех ее поступков… Она уже давно не имела права называться ученицей этой школы, ровно как и сидеть в одном классе с Себастьяном после всей той циничной, «благой» жестокости в отношении к нему. Правильно ли было бежать сюда, к людям, спасаясь от саморазрушения, чтобы не наделать очередных глупостей и не сорваться на себе? Может, наоборот, стоило наказать себя за глупость, слабость, несдержанность, наивность и за то, что она все еще здесь, когда следует быть как можно дальше? Джейд снова думала о Себастьяне, но уже иначе. Не как о парне, а как о человеке. О таком же покинутом, преданном, брошенном всеми ребенке, как и она сама. С сочувствием к тому, кто был так похож на нее. Снова было трудно сидеть совсем недалеко от него и молчать обо всем, что случилось и происходило на душе. Однако уйти было еще сложнее. Не сейчас. Джейд сама лишила себя возможности проявить к нему положенное сочувствие и поддержку и не могла даже взглядом с ним пересечься, не то что поговорить. Трепаться с Гонтом она не собиралась. Если бы они остались приятелями, да даже просто сокурсниками, которых объединял общий знакомый, может, да, но не сейчас, когда они слишком далеко ушли за рамки и границы. Тошнотворные воспоминания о близости с Оминисом теперь были лишь очередным подтверждением ее ошибок… Оставался еще Пруэтт, но ему точно не следует знать всю эту грязь. К тому же мысли о нем только укрепили уверенность, что признать собственное поражение перед кем-то другим попросту выше ее сил. В замке, полном жизни, Джейд ощутила себя как никогда одинокой. Тоска скреблась внутри, и еще более погано было от понимания, что все это — ее вина. Результаты их с Оминисом неправильных действий и последствия провалов. Из-за них сейчас страдал в таком же одиночестве Себастьян, и никто не был в силах ему помочь. Ни с одной душой, живой или мертвой, Джейд не могла поделиться болезненно распирающими череп мыслями. Некому рассказать, какая она глупая, самонадеянная и самоуверенная, какой Соломон козел и как глубоко Себастьян засел внутри… Настолько, что бросить его оказалось во много раз сложнее предполагаемого… Она пыталась отвлечься учебой, но это помогало слишком слабо: на уроках хотелось в Араншир, подальше от постороннего присутствия, чужих голосов и множества глаз, а там, в доме, тянуло назад, в рутинный шум замка, где вокруг постоянно что-то шевелится и происходит. Джейд попыталась справиться с собой и утопиться повседневностью. Не думать о том, что произошло и еще предстоит. Дать себе несколько бесцветных дней на успокоение. Прошел первый, второй, третий — а ничего не изменилось. Было все так же скверно. Приближались выходные, а с ним и возрастал шанс запереться у себя дома, напиться до беспамятства и натворить что-то явно нехорошее и разрушительное в отношении себя. Поэтому после последнего на этой неделе урока Джейд сдалась, написала записку для Оминиса, передала через Фаулера и отправилась в Араншир пешком. Снова чувствовала себя полной дурой. Пока шла, ругала себя за беспросветную тупость и надеялась, что записка до Гонта так и не дойдет. Что Фаулер на пару с Райли растерзают ее в клочья, надсмехаясь над ней, сожгут и пустят пеплом по ветру. Что она дойдет до дома и что-то поменяется. Пить не захочется, голова прояснится, а на Себастьяна с его вечной нерешаемой драмой станет глубочайше наплевать. Но нет. Гонт ожидал ее на самом видном месте, нетерпеливо постукивая светящейся палочкой по бедру. Пока она тащилась по земле, трансгрессировал наперерез. Джейд остановилась нерешительно, посверлила взглядом его фигуру пару секунд, и он обернулся. Заметил, почувствовал, учуял… Чтоб он провалился со своей этой чуткостью, урод. Обуяла злость и некая растерянность вперемешку с непониманием, что теперь делать и сказать ему. Джейд исступленно поплелась вперед, ожидая, что он наверняка разгадает ее мрачные настроения. Всю неделю он был поблизости, но, к счастью, не приставал, хоть и хотел. Точно хотел. Все ошивался на виду, светил своей безупречной мордой и уложенной волосок к волоску шевелюрой… Кажется, даже душиться стал более обильно, чтобы ненароком дать почуять свой запах и ненавязчиво напомнить о себе…       — Ты хотела меня видеть? Записка содержала всего одно слово: «Араншир», и ее можно было интерпретировать как угодно, но Оминис с точностью угадал, что от него требуется, и прибыл до того, как Джейд решила бы послать все к чертям и его самого заодно. И нет, видеть Оминиса не хотелось. Лучше бы ему и вовсе не существовать на этом свете. Чтобы между ними не было ничего. Чтобы Гонт не казался единственным спасением сейчас, в шаге от рецидива. Но он был здесь. Пришел на ее задушенный зов о помощи, чернильными неровными буквами выцарапанный сомневающимися пальцами на клочке пергамента. И не дай Мерлин ему раскрыть рот и сказать что-то не то.       — Ты как? — спросил Оминис в ответ на затянувшееся молчание, слегка приподняв брови. Джейд наклонила голову набок, заглянула в его лицо. Проследила, как трепещут длинные ресницы, отметила вечные синяки под его глазами, спустилась к губам с мелкими трещинками, будто Оминис их нервно обкусывал какое-то время. Он замер в ожидании, смотря слепым взором прямо на нее.       — Я… Ты… — начала Джейд. «…нужен мне…» — не смогла закончить. Эти слова Оминису Гонту не суждено было услышать. Бессилие заговорило на измученном выдохе, и Джейд тут же принудительно заткнула себя поцелуем с Оминисом, чтобы ничего больше не проронить. Она не хотела, чтобы он это знал и тем более услышал. Гонт и без того получил намного больше, чем ему когда-либо полагалось, но могла ли она предстать перед ним в еще более жалком свете? И так все понятно, что она отчаялась, запуталась и не справилась со всем, куда умудрилась ввязаться. Унизительно понимать, что он чувствует ее нужду, ее привязанность, ее зов о помощи… Но успокаивало, что в этих чувствах Джейд не одинока и что Оминис тоже нуждается в ней, так же запутался и привязался еще больше… Оминис опьянял похлеще виски, и Джейд прекрасно понимала, что быть сейчас с ним — не что иное, как своеобразный акт саморазрушения, только слишком изощренный, извращенный и глубоко скрытый под покровом отчаяния, что и привело ее к нему. Сперва Джейд довела его до дома, а после — и до оргазма. Прямо так, без слов, условностей и договоренностей, принявшись раздевать практически с порога. Гонт не трепался, ничего не спрашивал — тем и был прекрасен. Наконец-то идеально представлял то, что ей необходимо. Справлялся со своей задачей превосходно, без подсказок и направлений. Был великолепен в том, насколько сильно отвлекал сейчас от Себастьяна, вытеснял собой все мысли и чувства и полностью завладел вниманием. С ним было настолько хорошо, что даже плохо, и настолько плохо, что даже хорошо. Он не выпускал из объятий и не давал уйти, держал за руку и целовал нежно как девушку. Между ними абсолютно ничего не было, но Джейд точно чувствовала, что нечто есть при том, что ничего быть не может. О своих чувствах она упорно молчала, вместо этого наконец позволив себе бесстыдно стонать, заглушая звуками удовольствия глубинный плач души. Оминису нравилось, что здесь она всецело принадлежала ему хотя бы временно, скоротечно, притворно, призрачно… Возможно, он был даже счастлив. Думал ли о Себастьяне? Казалось, что нет и Гонта больше не тревожила моральная сторона вопроса. Будто он оказался в каком-то безопасном пространстве, где мог позволить себе забыть о существовании друга. Джейд отказывалась признавать, что ей нравится Оминис. Что он красивый, чертовски хорош собой и что ее заводит его неправильность. Нравится то, как он тянет ее назад в постель, шепчет на Парселтанге нечто одному Салазару известное, как целует и уходит, чтобы вернуться с едой. Конечно же, дело вовсе не в этом. Джейд нравилось, что секс с ним приносит боль не только моральную, но и физическую, и она ничего с ней не делала: не пила Рябиновый отвар украдкой, не выпустила изнутри ни единого судорожного вздоха или жалобы и позволяла ставить себя в самые болезненные позы, брать сзади и проникать максимально глубоко в желании таким образом выбить что-то из себя внутри. После первого раза Оминиса захотелось выгнать, выставить за дверь и снова обесценить ту явную нужду. Дать понять, что Оминиса снова открыто использовали самым низким и подлым способом. Вместо этого Джейд вцепилась в Гонта и уснула на его руках. После второго раза хотелось его послать, обругать, покрыть непереводимым Северным матом, и вместо этого она целовала его до онемевших губ. После третьего уже было наплевать, что они засыпали вместе, в одной кровати, и проснулись в обнимку. В этом больном во всех смыслах взаимодействии Джейд нашла утешение и провела еще какое-то время. Они вместе трансгрессировали в Хогвартс, чтобы привести себя в порядок, а потом ходили на уроки, словно ничего и не было. Будто все по-старому. Оминис по-прежнему не раскрывал рот, когда это нежелательно, и они почти не разговаривали. Себастьян Сэллоу для них обоих временно перестал существовать, и так думать о нем было легче, чем остановиться, все обсудить и что-то поменять. Искать руку Оминиса стало дурной привычкой, а его запах уже въелся в кожу так, что не отмыть, а только отодрать вместе с верхним слоем. Зато в голове было пусто и тело оставалось нетронутым — это именно то, чего Джейд и хотела.       — Мне холодно, — пожаловался в один из вечеров Оминис, когда они снова лежали обнаженными под одеялом. Джейд приподняла голову, взглянула в его знакомые лучистые глаза и выдала:       — Тебя сжечь? Он засмеялся. Знал, что в ее словах нет и капли былой злобы, а огрызается Джейд лениво и по привычке.       — Согревающих чар будет достаточно. По велению его волшебной палочки в спальне стало теплее, и тело от перепада температуры покрылось мурашками.       — Иди ко мне ближе, — позвал Оминис и придвинулся сам, обняв сзади.       — Иди к черту, — попросила Джейд и предупредила: — Даже не надейся. Никакого «ближе». Он вздохнул, пощекотав губами плечо. Покрыл поцелуями, запустил руку под одеяло и сжал на талии.       — Я и не надеюсь, — соврал Оминис и улыбнулся ей в плечо. — Ты же знаешь. Но, может, пора признать, что мы…       — Нет, — оборвала Джейд.       — Запутались, — не послушался Гонт. — Оба. Друг в друге. Я признаюсь, что мне нравится о тебе заботиться, потому что это исцеляет ту часть меня, что сама нуждалась в поддержке, а ты…       — Нет, — тише попросила Джейд.       — …конечно же, безупречна и сильна, как и всегда, лишенная всех этих людских слабостей. И я совершенно точно не одна из них…       — Закрой рот.       — Заставь. Джейд вздрогнула от того, насколько похожим на Себастьяна он был при этих словах. От ясного понимания, что она больше не может, не умеет, не знает, как на него повлиять. Он ощутил эту дрожь и сам себя заткнул, заняв губы касаниями к ее коже.       — Все началось с поцелуя… Как закончилось… вот этим?..       — Не закончилось, — Джейд отстранилась и легла на спину, устремив взгляд в потолок. — Ничего еще не закончилось…       — Я подумал… может, ты больна? — Оминис оперся на согнутую руку, и щекой чувствовался его пристальный слепой взгляд.       — И чем на этот раз? — со смешком уточнила Джейд.       — Нимфомания, — вынес вердикт Гонт. — Я читал об этом. Компульсивное сексуальное поведение, характеризующееся постоянной неудовлетворенностью, эротическим фантазированием, случайными половыми связями… Неконтролируемые импульсы, навязчивые повторяющиеся мысли и желания, трудности с остановкой деструктивного поведения, депрессия, вина и стыд…       — Мне не стыдно. Я удовлетворена и избирательна в своих связях, — констатировала Джейд, но все же полюбопытствовала: — И чем лечится?       — Удаление клитора и яичников, пиявки внутрь влагалища, холодные ванны и принудительный постельный режим. Как альтернатива — физическая активность, вегетарианская диета и вагинальное применение кокаина. Джейд то ли фыркнула, то ли издала смешок.       — Из всего разнообразия советую кокаин, — вполне серьезно заявил Оминис. — Тебе станет легче. Будешь? У меня с собой…       — Засунь его себе знаешь куда?       — Нет, — Гонт хихикнул, — куда? К слову, так его тоже можно принимать…       — Ах, Мерлин, ты омерзителен…       — Вообще-то я Оминис… но для тебя могу быть кем угодно…       — О, думаешь, это смешно? — проворчала Джейд под его смех. — Побудь менее похожим на Себастьяна. Непривычно, что ты такой раскрепощенный.       — Раз уж ты не желаешь откровенничать, можно я тебе кое в чем признаюсь? — спросил он, и глаза его заблестели.       — Нет, — отрезала Джейд.       — Хочу снюхать с тебя кокаин, — Оминис провел кончиком носа по ее плечу, вдоль ключицы и к яремной впадине. — Уже давно хочу. И кстати, здесь есть подвал? Можешь связать меня, если хочешь, и слушать, как я молю о пощаде…       — А я хочу, чтобы все закончилось. Оминис ее слова проигнорировал. Перегнулся через нее, нашарил среди одежды серебряный флакон для нюхательной соли и протянул ей. Понятно, почему он такой спокойный, веселый и беззаботный, развязный, раскрепощенный и плохо похожий на старого Оминиса. Как давно и часто он просто занюхивает свои проблемы и мысли?       — Не впаривай мне эту дрянь, — Джейд оттолкнула его руку. — Думаешь, я не понимаю, чего ты пытаешься добиться?       — Ты в любом случае умрешь, — зачем-то брякнул Оминис, пока открывал крышечку и посыпал ее ключицу белым порошком.       — После тебя, чудище инцестное.       — Плевать, — улыбнулся Гонт, прежде чем зарыться в нее носом и пустить неаккуратную дорожку по ноздре, слизать просыпанные остатки и полезть языком Джейд в рот. Джейд разрешила ему этот поцелуй, но едва почувствовала на себе его руки, высвободилась и встала с кровати. Ожидаемо Оминис попытался задержать, взяв за кисть, но пальцы выскользнули и он схватился лишь за воздух. Джейд гадала, когда они пресытятся друг другом, но не думала, что все может закончиться так неожиданно, в один момент. Что-то внутри щелкнуло — и Оминис утратил все очарование и притягательность. К нему не тянуло, в его сторону даже смотреть не хотелось. Сейчас он был поистине отвратительным. Ужасный друг, обманщик, сволочь — его совершенно ничего не смущало и не тревожило. Он всецело отдался утехам, усыпляя совесть удовольствием и эйфорией от того, что заполучил Джейд в свое пользование. И она намеревалась это прекратить. Оделась наспех, пока он, разморенный порошком, блаженствовал на подушке.       — Ты куда?       — Подальше от тебя. Не хочу оказаться там же, где ты сейчас. Она оставила его одного в доме и ушла, а он не стал идти следом. Снова вытоптанная дорожка с неудобным крюком к мосту, железнодорожные пути, вид на озеро, только вместо желания спрыгнуть — гордость. Чувство осознанности и правильности вело вперед в темноте ночи. Редкие огни Хогвартса светились приветливо, и хотелось стремиться именно туда, к ним. Что будет завтра, Джейд не думала. Может, она проснется с ясным осознанием готовности насовсем уйти. А может, по какой-то причине решит еще задержаться. Она поразмышляет об этом утром, а пока просто наслаждалась влажной весенней прохладой, дышала полной грудью и не думала ни о чем.       — А где Имельда? — поинтересовалась Джейд в спальне у девочек, когда не обнаружила одну из соседок на своем привычном месте. Рейес строго придерживалась графика и в такое время всегда стабильно готовилась ко сну, чтобы выспаться и с утра подняться на тренировку.       — Летает, — ответила Грейс.       — Так поздно? — удивилась Джейд, на что Пинч-Смедли пожала плечами.       — В последнее время она часто задерживается. Наутро Имельда тоже не обнаружилась и, судя по нетронутой кровати, в спальне не ночевала. Когда девочки только просыпались, к этому времени она уже успевала принять душ, переодеться и бодро шествовать на завтрак. Джейд столкнулась с ней на выходе из спальни. Сразу заметила, какая Имельда бледная, помятая, будто упала с метлы и кубарем прокатилась по полю, рассеянная и заторможенная. И только Джейд намерилась с ухмылкой поинтересоваться, как Рейес земля на вкус, та поняла, кто стоит перед ней, приобрела серый пергаментный оттенок, зрачки ее расширились от страха, а губы затряслись, будто она увидела боггарта.       — Блядь… — одними губами выругалась Имельда, словно попалась декану за какой-то шалостью. — Блядь-блядь-блядь, какого хрена ты вообще здесь делаешь! — пугливо вскрикнула она.       — Э-э, иногда живу, вообще-то, — в полном непонимании ответила Джейд. Озабоченно осмотрела сокурсницу, изогнула бровь и спросила: — А что?       — Я-я… я… — затараторила она, заикаясь, и это уже была какая-то другая девчонка в теле Рейес. Кто угодно, только не Имельда. — Не ожидала тебя так скоро здесь увидеть, я… прости, я не хотела, но извини, не могла…       — Да что такое? — рявкнула на нее Джейд и взяла за плечи, чтобы встряхнуть. Имельда дрогнула, будто опасалась удара; тело ее чувствовалось странно-мягким, и видеть ее такой было похоже на сон.       — Я… — Рейес шмыгнула носом, собралась разразиться слезами, подняла на Джейд глаза и затравленно призналась: — Я… поцеловала Себастьяна.