– О, явился, не запылился, и дракон тебя не унёс! — Кого, меня? Нет, я на их вкус слишком мускулистый! Куда они денут такую мощь? –Ну, им же нужны зубочистки…
Иккинг всегда знал, что отец разочаровался в нём ещё с малых лет. Ну, сами посудите: у главы успешной компании Доусона Хэддока, чей грозный вид смущал даже самых амбициозных конкурентов, родился вот такой вот, ни на что не годный сын? Еще в юности отец был капитаном школьной команды по футболу, затем в университете завоевал множество различных наград, как в науке, так и в спорте, а что Иккинг? Тот едва мог увернуться от мяча на уроках физкультуры, да и то не всегда. Разве таким сыном можно гордиться? Доусон никогда не говорил об этом напрямую. Вообще у них были достаточно тесные и тёплые взаимоотношения между собой, но иногда Иккинг видел во взгляде рыжеволосого мужчины странное отчуждение. Наверное, тот просто не мог понять, почему судьба сыграла с ним такую жестокую шутку? Почему его родной сын не унаследовал от него ровным счётом ничего? Почему он такой застенчивый и робкий? Но, как ни странно, с этим парень давно уже смирился. Он воспринимал это как данность. Ведь ничего уже не могло этого изменить. Изредка, когда он всё-таки задавался вопросом — а почему я так на него не похож? — ответ приходил на уровне подсознания. Иккинг понимал, что и внешне, и внутренне унаследовал черты своей матери, которую никогда не видел. В доме не сохранилось ни одной её фотографии: очевидно, Доусон Хэддок не простил свою жену, когда она сбежала от него, оставив с ним их маленького сына. Нет, Иккинг никогда не жаждал внимания. Он всегда предпочитал оставаться в громадной тени отца, на которого все не могли смотреть без уважения. Даже его прозвище «Стоик Обширный», образовавшееся в тесных кругах, говорило о том, насколько велик и могуч был Доусон. И насколько жалок и никчёмен был его сын. Парень до сих пор не мог понять, почему Джек Фрост общался с ним не так, как с остальными. Даже Мериде и Астрид зачастую доставалось так же, как и другим учащимся «Arendelle High School». Все знали, каков Джек Фрост в гневе, но только не Иккинг. Да, друг иногда мог крикнуть ему «Заткнись!», но этим всё и ограничивалось. Поверьте, многие бы отдали все, чтобы добиться такого же отношения от Джека. Ведь в школе он позволял себе всё, что хотел. Даже учителя боялись его, зная кто его родители, что уж говорить об учениках. Да и вообще, почему он стал с ним дружить? Ну да, в начальных классах он облил Джека соком, но разве после такого становятся друзьями? Наоборот, ты рискуешь получить, как следует…Вот и Иккинг ожидал подобного, как только увидел, как ярко-желтые капли стекают по футболке светловолосого мальчика. Он уже сжался, мысленно приготовившись к удару, но его не последовало. Вместо этого он услышал громкий смех: —Да ладно, расслабься, мама давно уже планирует обновить мой гардероб, — Фрост весело подмигнул ему, — Как тебя зовут? — И…Иккинг…— Хэддок не мог скрыть своего волнения. — Ну что ж, очень приятно, Иккинг! А я Джек! Будем знакомы! — мальчик задорно улыбнулся ему. — Но в следующий раз будь аккуратней. Я не всегда могу быть таким добрым! Услышав последнюю фразу, Иккинг вновь оцепенел, боясь сделать хоть малейшее движение, и Джек, заметив его реакцию, повеселел. Стало очевидным, что Фрост таким образом подтрунивал над новым знакомым, и страх Иккинга перед ним действительно забавлял его. — Ну, ещё увидимся, — бросил Фрост тогда напоследок и спустя мгновение покинул кафетерий.
В тот момент он был центром всеобщего внимания, вся школа трепетала перед светловолосым наследником «Frost-Auto». А Иккинг Хэддок даже не догадывался, что сегодняшний день кардинально изменит его жизнь навсегда. «Ты выбрал меня? Но почему?».***
— Милый, мне пора на урок, — прощебетала Астрид и напоследок поцеловала Иккинга в щеку перед тем, как уйти. Иккинг проводил свою девушку взглядом, и, постояв немного у окна, хотел уже сам выдвигаться на занятия, но тут внезапно за спиной раздался знакомый голос: — Здорово, друг! — Иккинг ощутил хлопок по плечу, обернулся и увидел своего лучшего друга. — Привет, — поздоровался он с Фростом. Выражение лица у Джека было, как всегда, холодным и насмешливым — полностью оправдывая его фамилию. Иногда, очень редко, в его глазах появлялись искорки теплоты. Так было, когда он смотрел на младшую сестру. На самого Иккинга. А когда-то, очень давно, казалось, что в прошлой жизни, Джек так смотрел на ещё одного человека… Сколько же лет прошло с тех пор? Не меньше ста, это уж точно. Такого редкого взгляда никогда не удостаивались ни родители, ни Мерида, даже в пору пребывания в качестве его девушки. Иккинг не знал, да и не спрашивал у своего друга о причине, побудившей его так относиться к близким людям. Насчёт рыжеволосой девушки он не заморачивался, ибо слишком уж хорошо понимал, что из себя она представляет: грубая, эгоистичная, пустоголовая. Он вообще не понимал, с чего это Джеку пришло в голову начать с ней встречаться. И был несказанно рад, когда этот роман резко перешёл в разряд обычной дружбы. За что Джек ценил Иккинга, так это за то, что тот не пытался залезть к нему в душу. И тот знал об этом, поэтому старался не задавать другу неудобных вопросов. Пару раз, ещё в самом начале их дружбы, когда Иккинг попытался спросить, почему Джек не любит своих родителей, его наградили таким взглядом, что потомок Доусона Хэддока решил не лезть с вопросами до скончания века. И не лез. Ждал, молчал, а когда приходило время, и Джек всё же рассказывал ему о каких-либо сложностях, — спокойно выслушивал, поддерживал, мог дать совет. Никогда он сам не заводил разговоров на тему «Что у тебя случилось?», видя непривычно-мрачное лицо друга. Когда захочет, когда будет готов — тогда и расскажет. И Джек был ему за это благодарен. Но сегодня лицо Фроста было не мрачным, а каким-то загадочно-отстранённым. После приветствия он уселся на подоконник, бросив рядом сумку с книгами, и посмотрел на Иккинга как-то заговорщицки. Потом перевёл взгляд в окно. На всякий случай Иккинг тоже глянул туда, но ничего нового не обнаружил. Территория вокруг школы не изменилась. Но ему уже был знаком и этот отстранённый взгляд, и это молчание, и черти, пляшущие в глазах Джека. Означало это только одно — лучший друг что-то замышляет. А отчуждение от того, что он ещё не до конца продумал все детали и в данный момент буквально пишет последнее предложение в своём плане о совершении какой-то пакости. Так, собственно, и оказалось — Иккинг не ошибся ни в чём. — Какие у тебя планы? — наконец, повернулся к нему Джек. — У нас, вообще-то, сейчас социология, ты не забыл? — на всякий случай уточнил Иккинг. — Я предлагаю тебе провести время иначе, — глаза Джека заблестели, пазл в голове явно сложился полностью, — пойдём со мной, мне понадобится твоя помощь. — Ты прогуляешь урок? — полувопросительно-полуутвердительно произнёс Иккинг. — Не я, а мы прогуляем урок, — Джек подчеркнул своим тоном слово «мы», — сдалась тебе эта социология, кому она вообще нужна! Не в первый раз прогуливать, и мне не впервые тебя отмазывать. Сколько раз мы так делали! Что правда, то правда. Не сказать, чтобы Джек так уж частил с прогулами, но когда ему не хотелось на урок, или он считал другие дела более важными, он совершенно спокойно давал себе отгул. И Иккинг зачастую составлял ему компанию. Фрост же никогда не нарушал своего слова, изобретая причины их отсутствия и отмазывая обоих и перед преподавателями, и перед директором, и перед Хэддоком-старшим. И сейчас Иккинг не видел особых причин не пойти с другом. К тому же тот сказал, что ему нужна помощь. — Давай, пойдём, — Джек подхватил сумку и повесил её на плечо. Иккинг пожал плечами и пошёл следом за ним. Они вышли из главного корпуса школы, направляясь в сторону, где располагался чёрный ход, подвал с коммуникациями, концертный зал, бассейн, спортивное поле для занятий и тренировок. Как раз сейчас на этом поле шла тренировка по бегу. Иккингу показалось, что среди спортсменок мелькнула платиновая голова Астрид. Правда, он не мог быть в этом уверен — поле находилось далековато. А Джек решительно двигался вперёд. Наконец, свернув за угол, он остановился. — Смотри, — и он махнул рукой, показывая, куда именно надо смотреть. Иккинг перевёл взгляд и застыл в недоумении. Рядом со входом в концертный зал стояли три огромных ведра с краской. Каждое ведро имело объём не меньше пятнадцати литров, а то и больше. Краска была насыщенного алого цвета, с такой в самый раз в триллерах сниматься — вместо крови прекрасно пойдёт. Иккинг перевёл взгляд на Джека, ожидая объяснений. А тот только ухмылялся, растерянность друга, действительно, забавляла его. — Не хочешь объяснить? — Иккинг кивнул в сторону вёдер. — Для чего это всё? — Повеселиться, — отозвался Джек, доставая из кармана связку ключей и примеряя каждый из них к замку на двери концертного зала. — Откуда ты взял краску? — решил зайти с другой стороны лучший друг Джека. Тот, не отрываясь от своего занятия, всё-таки соизволил ответить. — Да у наших декораторов попросил… Зараза, опять не тот… они мне и не отказали… а, может, этот? Ну-ка, попробуем… им она всё равно нужна будет только ко Дню Святого Валентина. А до праздника я им точно возмещу этот небольшой моральный ущерб с лихвой… Да откроешься ты или нет?! — и в дверь весьма невежливо пнули. В конце концов, подходящий ключ от концертного зала нашёлся. Иккинг не стал спрашивать, откуда у Джека данная связка. Ибо просто до банальности — спёр, пока владелец отвернулся. А потом, когда тот вновь отвернётся, Джек вернёт их на своё законное место. По крайней мере, Иккингу хотелось так думать, ключи-то Джеку потом не понадобятся. Хотя с него станется и просто их в кусты выбросить. Ребята вошли в зал, включили свет. За лето здесь сделали ремонт, купив новые стулья, повесив тяжёлые портьеры на сцене из невероятно дорогого материала — Иккинг забыл, как именно он называется. На окнах висел белоснежный лёгкий тюль, а паркет и сцена были выкрашены приятной бежевой краской. Школьный оркестр репетировал с начала учебного года, поэтому вся сцена была уставлена инструментами. Джек бросил сумку на один из стульев, вышел и затащил в зал одно ведро с краской. Иккингу ничего не оставалось, как сделать то же самое. Последнее ведро они занесли уже вдвоём. — Так, а теперь говори, зачем мы только что вломились в концертный зал с тремя вёдрами алой краски, а то я уйду, — потребовал Иккинг, устав дожидаться объяснений от Джека, глаза которого горели решимостью. Казалось, с каждым шагом его уверенность в собственных действиях неумолимо росла, и он спокойно ответил: — Мы это сделали для того, чтобы сейчас всю краску разбрызгать по этому паркету и этим стульям, — Джек рукой показал на стулья и паркет, дабы Иккинг не сомневался в услышанном. Не особенно друг и удивился. — Ну и зачем тебе это? — только уточнил он, — в школе же летом ремонт сделали… Хотя о чём это я! Когда тебя это волновало? — спохватился он, переходя на полушёпот. Джек был заводилой в их дружеском тандеме. Всё, что он предлагал, делалось незамедлительно. Всё, что он не одобрял — не делалось вообще никогда. Когда кто-то пытался не предупреждать Джека о своих планах и действовал тихо, то Фрост выходил из себя. Потому за проявленную инициативу на Мериду и Астрид он, конечно, наехал, и наехал круто. Но это было первое предупреждение. И последнее. Напрасно Мерида сказала, что они и раньше пакостили без участия Джека, это было не совсем так. В прежнее время, так или иначе, но компашка лёгкими намёками давала понять их лидеру свои намерения относительно очередной жертвы. И там уже Джек такими же намёками высказывал своё одобрение, либо неодобрение. Дальше можно было даже не сомневаться, что Анну Разенграффе будут обходить стороной. Потому что во власти Джека было затравить в этой школе кого угодно и когда угодно. Даже того, кого час назад он называл своим другом. Чертыхнувшись для порядка, Иккинг занялся делом. Джек сразу же предупредил его, чтобы сцену с инструментами обходил стороной. Краска должна быть на паркете и стульях, но на инструмент попасть не должна ни в коем случае. Иккинг ещё следил, чтобы тот самый стул, на который они сложили вещи, тоже оставался нетронутым. Закончили парни свою работу через полчаса. Они остановились у двери, оглядывая поле деятельности, и Джек удовлетворённо заметил: — Отлично получилось! В самый раз! — Да что ты… Тут как будто съёмки кровавой сцены происходили, — и друг слегка поёжился, отмечая масштаб их пакости и ущерб залу. — Нет, ты мне всё же объясни: зачем тебе это понадобилось? Я ведь уже задолбался спрашивать! — И что тебе непонятно? — Джек говорил спокойно, но лихорадочный огонь, метавшийся в его глазах, дал понять слишком хорошо знавшему его Иккингу, что на самом деле тот сейчас находиться на пике эмоций. Хэддок забеспокоился по-настоящему, ибо до него начала доходить запоздалая, но всё же пришедшая в голову мысль: с лучшим другом проблемы. Непонятно пока, насколько серьёзные, но… проблемы! А Джек между тем лениво продолжил объяснять: — В школе всё подозрительно тихо, ничего не происходит, а мой имидж летит ко всем чертям. В конце концов, я — Джек Фрост! Гроза школы, предводитель золотой молодёжи, который делает всё, что захочет! И ему всё сойдёт с рук! Да вся школа давно уже ждёт от меня какого-либо действия. Не стоит разочаровывать наших зрителей! И хотя звучало это очень убедительно, и пусть всё вышеперечисленное действительно было в духе Джека Фроста, но Иккинга не покидало ощущение, что друг не до конца откровенен с ним. И вот это удивляло. Обычно он не врал, просто молчал, либо коротко бросал: «потом объясню, отвяжись!». Но не врал! Что же на самом деле он хочет? У Иккинга не было прав на то, чтобы допытываться, и он не стал этого делать. Вместо этого вздохнул и кивком указал на двери: — Может, пойдём уже? А то как бы этот сюрприз раньше времени не обнаружили… да и нас вместе с ним… — Подожди, остался последний штрих, — и Джек с таинственным видом залез в карман. Он дышал ровно, однако не покидало странное ощущение, будто парень волнуется, когда доставал из кармана и показывал Иккингу одну вещь. Это был красивый кулон-снежинка, сделанный из стекла. Иккинг видел его раньше. На шее Эльзы Разенграффе. — Джек, это что — кулон убогой? Где ты его достал? Ничего не ответив, Джек небрежно швырнул кулон в огромную лужу краски. Парень развернулся и бросил через плечо: — Мы уходим! — он быстро схватил сумку и направился к выходу из зала. Иккингу ничего не оставалось, как последовать за ним. На улице, пока Джеку снова пришлось искать подходящий ключ для замка, лучший друг снова пристал к нему с вопросами: — То есть вся эта затея с краской лишь для того, чтобы подставить убогую? Не ожидал. Не находишь, что как-то не твой уровень, что ли? — Подожди, и ты сам всё увидишь, — Джек навалился на двери, ища подходящий ключ. — Неужели я ошибаюсь, и великому Джеку Фросту пришла в голову другая идея, а не столь банальная, как подумалось мне?! — Не стоит меня недооценивать, Иккинг, — двери в зал наконец-то закрылись. Джек выдохнул, спрятал ключи в кармане. — Я хочу развлечься, вот и всё. А зал — это всего лишь подготовка декораций к основному действию. — То есть ты не скажешь мне, для чего тебе испоганенный пурпурной краской зал, как ты достал кулон убогой и для чего этот самый кулон оставил в залитом кровью… тьфу, ты… краской зале?! — Я уже тебе объяснил — просто хочу развлечься, — лихорадочный блеск в глазах Джека не утих, и потому Иккинг ни на секунду не поверил ему. Однако выбора не было, пришлось, как обычно, просто выжидать. Пока события ещё не развернулись, но что-то подсказывало, что ждать осталось недолго. Ребята двинулись прочь от концертного зала, где ничего не напоминало об их недавнем пребывании.***
Иккинг не любил мотоциклы, да и к автомобилям с личными водителями относился прохладно. Он предпочитал пешие прогулки. Вот и сейчас он возвращался домой пешком, по ходу размышляя, что же происходит с Джеком. Но мысли были прерваны звонком на мобильный. Это была Астрид, и он поспешил ответить: — Да, милая! — Привет, — раздался в трубке голос его девушки. — Я хотела бы с тобой обсудить кое-что. У нас ведь в силе планы на эти выходные? Астрид предлагала провести уик-енд в гостях у её родственников. Парень давно хотел с кем-нибудь из них познакомиться, но Астрид тщательно избегала родительской темы; хотя сама была давно представлена Доусону в качестве официальной подруги. Не так давно девушка всё же согласилась продемонстрировать Иккинга одному из членов своей семьи - брату её деда, дяде Полу, и его супруге. Поэтому парень подтвердил своё согласие, и Астрид, радостно попрощавшись, отключилась. Между нами говоря, Иккинг и с крыши небоскрёба сиганул бы по её просьбе. С Астрид они встречались около двух лет. Не до конца понимая её мотивацию, Иккинг предпочитал не задавать себе вопрос, почему она всё же с ним. Они были такими разными!.. Астрид Хофферсон — красивая платиновая блондинка с бело-розовой кожей, глазами цвета морской волны, гибким телосложением… Лучшая спортсменка и гордость «Arendelle High School», она неустанно завоёвывала призы, побеждала во всех городских олимпиадах, имела немалый шлейф поклонников… И он, Иккинг Хэддок — ничем внешне не примечательный парень, разочарование отца, с трудом справляющийся с заданиями на занятиях спортом. Вечно растрепанные тёмные волосы, блёклые зеленоватые глаза, средний рост, из одежды — потёртые джинсы и кроссовки. В нём не было желания руководить фирмой отца, как и не было желания быть похожим на своего лучшего друга. Он не имел элегантной небрежности Джека — и она была ему не нужна; не было его разбивающего сердец взгляда — и ему было комфортно; не было его острого ума — и с этим он спокойно мирился. Нет, Иккинг вовсе не был глуп, он обладал живым воображением и развитой мудростью, которая и отличала его от сверстников. Джек отдавал ему должное, признавал (правда, наедине) за ним качество, которого сам был лишён, и не стесняясь называл Иккинга своим лучшим другом. Их дружба была поначалу непонятна в школе, но потом все привыкли, начали смотреть на Иккинга Хэддока несколько иначе, а позднее — как на само собой разумеющееся обстоятельство, которое тоже дало лучшему другу Джека Фроста некий статус в школьном обществе. Иногда, когда дурные мысли всё же пробивались в голову, Иккингу казалось, что лишь из-за этого статуса Астрид и обратила на него внимание. Хотя популярности ей и своей хватало, но кто же говорит, что никому никогда не хочется поднять её на ступеньку выше? При всём этом Астрид вела себя спокойно, не позволяла себе флирта с кем-либо ещё, с удовольствием познакомилась с его отцом. Но за всё это время парень никогда не слышал от неё слов, которые сам с трепетом как-то раз сказал ей… Признание в любви. Тогда Астрид сделала вид, что не услышала этого, и он сам поспешно перевёл тему, чтобы сгладить неловкую ситуацию. Больше он о любви с ней не говорил. Незачем. Он ни за что бы не признался кому-либо, да и себе с трудом признавался в том, что Астрид может разбить ему сердце. Да она уже это сделала, когда решила не обращать внимания на признание. Но Иккинг с трудом мог представить свою жизнь без этой девушки, если бы вдруг ему хватило сил расстаться с ней!.. Нет, невозможно, ни за что, хоть обрушится небо, но он не положит конец этим отношениям! Пусть она с ним из-за его популярности, пусть она не любит его, но, по крайней мере, она не пытается лгать. Этим она очень отличалась от Мериды, своей лучшей подруги. Правда, она была и мягче дочери директора, но всё же влияние последней иногда и распространялось на спортсменку. Иккинг, наблюдая со стороны и обладающий тем, что у подростков обычно очень неразвито — мудростью — не мог не заметить этого. Он многое видел, многое подмечал, но всегда оставлял свои наблюдения при себе. И так же он не мог не понимать, что их компания золотой молодёжи ведёт себя, мягко говоря, неправильно по отношению к Эльзе Разенграффе. Конечно, для него тоже оставалось загадкой, почему в глазах Джека при виде неё вспыхивает холодная ярость. Но если остальные не задавались подобным вопросом, то Иккинг периодически размышлял над ним. Нет, он, как обычно, предпочитал не высказываться. Пока не спросят. А ещё он задумался над словами Анны Разенграффе, высказанными ею однажды в глаза Джеку: «Неужели она настолько тебе понравилась?» В тот момент Иккинг решил, что девчонка сошла с ума. Но после того как Джек приказал своей компании не трогать Анну, его лучший друг всерьёз задумался. А вдруг младшая сестра была не так уж неправа? И тогда настало время наблюдений, анализов и выводов. Иккинг пока не вмешивался в действия Джека, пытаясь понять, к чему это приведёт. Потому он не стал отговаривать друга от идеи оставить кулон Эльзы в концертном зале. Стало интересно, что же пытается сотворить Джек. Правда, главным был другой вопрос: с какой целью? Вскоре Иккинг обратил внимание, что незаметно для себя оказался в районе, где жил. Показался особняк семьи Фрост, даже среди очень богатых домов выделявшийся своим каким-то особым величием. Дом напротив него тоже был великолепен, но куда ему до Фростов… И тут Иккинг остановился. Нет, не остановился — застыл на месте. Из окна этого дома на него смотрела девушка. Своим экстравагантным видом она заставила бы любого встречного смеяться, но не Иккинга, ведь он знал её. Шарлотта Фэй, подруга детства Джека. Это она была одной из тех, при взгляде на кого в глазах Джека появлялись тёплые искры. Это с ней он играл много лет назад на детской площадке, а Иккинг тогда смотрел на них и мечтал о подобной дружбе…Одиннадцать с половиной лет назад…
— Я — ледяной Джек, — кричал мальчик, размахивая палкой и накидывая на плечи постоянно сползавший плед. Стоявшая рядом девочка выглядела ещё более невероятно: ядовито-зелёный комбинезон, в который местами были вставлены павлиньи перья, и светло-зелёными волосы, пару недель назад побывавшие в тазике с краской, когда родители красили веранду и неосмотрительно оставили его без присмотра. Чем и воспользовалась их дочь, желая придать себе сходство с Зубной феей. Сначала она занялась джинсовым комбинезоном, а потом — и своими волосами. Когда родители обнаружили дочь, было поздно. И комбинезон, и её волосы стали именно такого цвета, какого она добивалась. Дети вместе бегали по детской площадке, что-то бурно обсуждая, иногда принимаясь активно изображать героев легенд, о которых они столько слышали, а иногда просто садились вместе и разговаривали. Неподалёку от них сидел растрепанный мальчик, примерно их ровесник. Сейчас он не играл, а наблюдал за друзьями, тихо вздыхая и думая о том, что никогда не решится подойти к ним и заговорить, попросить, чтобы его приняли в компанию. Иккинг знал, что этих друзей зовут Джек и Шарлотта, что они живут рядом друг с другом, и что каждый день играют вместе. — Я думаю, что потом стащу у родителей сиреневую краску, — рассуждала Шарлотта, когда они с Джеком отдыхали после игры. Мальчик недоумённо взглянул на неё. — Тебе недостаточно их наказания за зелёные волосы? Ты же неделю дома сидела, они не хотели отпускать тебя гулять! — Ну и что? — фыркнула девочка, — я всё равно буду красить их и одеваться так, как захочу! — Шарлотта, но я не хочу ещё одну неделю проводить без тебя, — немного обиженно произнёс мальчик. Та с прищуром взглянула на него. — Что, скучаешь, Фрости? —Конечно, скучаю, — кивнул Джек, — ты же мой самый лучший друг. — Тогда женись на мне! — с абсолютно серьёзным лицом предложила Шарлотта. — И женюсь, — Джек ответил так же серьёзно. — Мы же с тобой так хорошо понимаем друг друга, да и родители не будут против. А где нам лучше жить, как считаешь? У нас или у тебя? — Да брось! — Шарлотта засмеялась так заразительно, что Иккинг, невольно подслушивающий разговор, тоже улыбнулся. — Ты говоришь так, как будто мы уже завтра собираемся пожениться! — Нет, завтра нельзя, — согласился Джек, — у тебя ведь нет белого платья. — Фи, белое! — Шарлотта сморщила носик, — ни за что не буду выходить замуж в белом! — Но все невесты одевают белое! — А я не буду! Я хочу надеть… жёлтое платье. Или фиолетовое. Или… — Может, розовое? — рискнул предложить Джек, не желая видеть свою невесту в чём-то непонятном для его детского восприятия. — Что, я тебе — кукла Барби? — возмущённо пискнула девочка. — Я — Зубная фея! И буду одеваться как она! — Ладно, давай ещё подумаем, — миролюбиво предложил Джек, — нам всё равно надо вырасти. — А если мы не всегда будем друзьями? — вдруг обеспокоенно сказала подруга, поворачивая голову к мальчику. — Если потом ты не захочешь со мной дружить? — Ты что, Шарлотта! — Джек придвинулся ближе и взял её за руки. — Ты мой самый-самый близкий друг, и я никогда не брошу тебя. Разве может быть по-другому? …разве может быть по-другому… …по-другому… Эти слова отдавались у Иккинга в ушах, пока он смотрел на Шарлотту. Затем он отвернулся и молча продолжил свой путь дальше. Он не забыл тот случайно подслушанный разговор двух юных детей. Джек искренне был привязан к Шарлотте, скучал, если родители наказывали её за очередной эксперимент с волосами и сажали под домашний арест — в основном для того, чтобы краска смылась, или хотя бы часть её. Кстати, все выходки девочки никак не отражались на качестве волос, ведь что бы она с ними не творила, они были густыми и пышными, будто в протест всем экспериментам. Джек был другим в пору своей детской дружбы с соседской девчонкой. Он был открытым, весёлым, готовым прийти на помощь тому, кто попал в беду. Как-то раз один из мальчиков, тоже часто играющих на площадке, потерял щенка, так Джек весь район перевернул в поисках. До поздней ночи искали, Фросты чуть в полицию не позвонили, не находя себе места от того, что сына так долго нет. А Джек искал щенка. И нашёл. Возвратил хозяину, и только после этого вернулся домой. На следующий день Джек не появился на площадке, и уже Шарлотте пришлось скучать без друга, оказавшегося под замком. Её-то как раз не наказали, она успела сбегать домой и предупредить родителей, чего Джек сделать и не подумал, так как торопился начать поиски. Шарлотта всегда была рядом, готовая помочь, потому и щенка они, разумеется, искали вместе. Верный друг и помощница. Она не один раз доказывала, что Джек не зря считает её своей потенциальной спутницей жизни. Иккинг от души восхищался ими, наблюдая со стороны. Наверное, из-за природной застенчивости, он и научился наблюдать за людьми ещё в детстве, не решаясь подойти к ним и заговорить. Как же ему хотелось подружиться с этими ребятами, или хотя бы пообщаться!.. Но что-то случилось. Сломалось. Дружба, казавшаяся такой незыблемой, в одну секунду перестала существовать. Джек прекратил появляться на площадке, а Шарлотта несколько дней ходила сама не своя. Потом Иккинг случайно стал свидетелем их встречи. Они стояли возле дома Фростов и о чём-то говорили. У Шарлотты был одновременно просящий и недоумённый взгляд, а Джек… Он был угрюм и мрачен. После этого их вместе больше не видели. С того самого дня если Иккинг и встречал Джека, то замечал, что светлый, радостный ребёнок навсегда исчез. На смену ему пришёл другой Джек Фрост: циничный сын богатых родителей, самоуверенный возмутитель девичьих сердец, измывающийся над слабыми и унижающий тех, кто не мог ответить. Тот, каким его знала вся «Arendelle High School». Когда Иккинг стал его другом, то усвоил первую прописную истину: не задавать лишних вопросов. Поскольку он прокололся с вопросом о родителях, вопросы о Шарлотте он задавать не решился. Ему очень не хотелось быть посланным далеко и надолго. Но как-то Джек сам вскользь упомянул подругу детства. Упомянул холодно, жёстко, с презрительным выражением на лице. Иккингу стало очень неуютно, но в то же время и любопытно: ведь друг ничего не сказал о том, почему Шарлотта стала ему чужой. Что произошло тогда, в счастливом детстве и почему это детство перестало быть счастливым? Что могло заставить Джека измениться самому и вычеркнуть из своей жизни такого чудесного человека, каким была Шарлотта? Иккинг мог со стопроцентной уверенностью сказать, что эта девушка не способна на предательство, так что дело было наверняка не в ней. Стало быть, в самом Джеке. Но что же именно?! Эта загадка не отпускала парня от себя до сих пор. Прошло столько лет, сбылась его мечта, и Джек Фрост стал его лучшим другом. Правда, Иккинг и этому не находил объяснения. Так же, как он не находил причины того, почему с ним встречается Астрид Хофферсон, так же он и не видел объективной причины, почему самый популярный человек в школе вдруг решил с ним подружиться. И дружит по сей день. Вопросы оставались без ответа. Но на лидирующих позициях находился один единственный вопрос. «Джек, что же произошло тогда?». Иккинг в миллионный раз прокручивал в голове картинку из своих далёких воспоминаний и пытался взглянуть на эту загадку под каким-нибудь другим углом. Он уже подходил к воротам своего дома, когда его раздумья были прерваны жалобным писком. Иккинг обернулся, покрутил головой по сторонам, ища источник. Вскоре он обнаружил его в траве. Это был маленький котёнок. На вид ему было месяца полтора, чёрного окраса; котёнок с трудом двигался, с одной стороны его бок был перемазан кровью, а хвостик почти сломан. Он пищал, словно умоляя о помощи. У доброго Иккинга дрогнуло сердце от жалости. «Ну, как можно бросить создание, которое так нуждается в твоей помощи?!» — Что же с тобой случилось, малыш? — и он осторожно взял на руки страдальца. Котёнок трясся то ли от боли, то ли от страха, но не сделал попытки слезть, да и силы на это у него вряд ли были. Иккинг хотел сразу же занести его в дом, но тут он кое-что вспомнил… Доусон Хэддок терпеть не мог кошек. Нет, он не страдал аллергией на шерсть, да и в детстве его не покусала стая бешеных котов… Просто — не выносил их, и всё! Он никогда не ходил в гости к друзьям, у которых имелись представители семейства кошачьих, не занимался благотворительностью в помощь приютам для бездомных животных и категорически запретил сыну завести себе кого-нибудь с треугольными ушами. Иккинг тяжело вздохнул. Он и так уже был разочарованием для своего отца, не соответствовал тому, что мужчина хотел в нём увидеть. И если сейчас он принесёт домой котёнка, пусть едва живого и нуждающегося в немедленной помощи… — Отец меня убьёт, — сказал он своему единственному собеседнику, которого держал на руках, — ну, или из дома выгонит вместе с тобой… А может и наследства лишить… Ну и чёрт с ним, не очень-то и хотелось наследовать его компанию! — с этими словами Иккинг толкнул ворота и вместе с котёнком оказался на территории своего дома.