— Перчатки защитят тебя. Помнишь? Молчи… — … терпи, от всех укрой.
— Эльза, вы хорошо себя чувствуете? Девушка неопределённо кивнула головой. В самом деле, как она могла сказать с уверенностью, что всё отлично? Да, сеансы психотерапии будто бы пошли ей на пользу, и она была благодарна доктору Смиту за помощь; особенно за то, что он подтолкнул её снова начать играть на фортепьяно. Но что делать с выжигающей душу тоской? С тяжёлым грузом вины на сердце? И с кошмарами, которые не давали ей покоя каждую ночь? Жить настоящим… Так сказала Анна. Но как можно ухватиться за это настоящее, когда прошлое не даёт покоя ни на секунду! Когда его прикосновение не отпускает, держит в своих объятиях, как в железных тисках, порой не даёт дышать… Эльза ощущала себя почти беспомощной перед этим стражем её воспоминаний. Он никуда не уходил, иногда скрываясь в тени, но когда ему казалось, что девушка вдруг на минуту даже не отпустила дурные мысли, а просто позволила себе лишнюю улыбку, то страж возникал из темноты, строго качая головой, как бы говоря: «У тебя нет прав на эту улыбку… Как и нет права на счастье…» Но не говорить же Дугласу Смиту об этом? Неопределенный взмах головы — это единственное, на что она решилась. Доктор вроде бы удовлетворился и этим, а потому задал следующий вопрос: — Вам нравятся совместные сеансы с Рапунцель? Твёрдый, уверенный кивок. — Как вы считаете, они приносят вам пользу? Снова кивок, сопровождаемый улыбкой. — А ей? На этот раз Эльза взяла в руки ручку с блокнотом и написала:Я искренне на это надеюсь. Рапунцель — очень приятная девушка.
Эльза сознательно удержалась от более откровенных отзывов в адрес золотой принцессы. Сдержанные ответы могли гарантировать то, что доктор Смит не будет спрашивать о Рапунцель гораздо подробнее. А Эльзе абсолютно не улыбалось распространяться о душевных муках другого человека. Во-первых, это была не её тайна, а во-вторых, если Рапунцель посчитает нужным, то сама расскажет обо всём своему психиатру. На вариант «а вдруг она уже всё ему рассказала, и я зря беспокоюсь» — Эльза не полагалась. Ну, а в-третьих, почему ей не хотелось обсуждать личную жизнь новой подруги, которая на самом деле очень нравилась Эльзе, — это собственные терзания. Ей бы с ними для начала разобраться. Или хотя бы научиться смиряться. Или хотя бы спать спокойно… — Вы уверены, что вас ничего не беспокоит? Эльза подумала, и решила, что, возможно стоит чуть-чуть приоткрыть завесу тайны. Совсем немного. Так, чтобы она не выскочила наружу. И она снова взялась за блокнот.Я не могу спать. Мне снятся родители. Как они погибают.
— Каждую ночь? — уточнил доктор Смит. Девушка кивнула. — Что же, Эльза, кошмары вам, разумеется, не на пользу. И вы сделали правильно, что мне об этом сообщили. Я выпишу вам снотворное, уверен, ваш сон нормализуется. Через неделю-две посмотрим на результат. А сейчас, — он поднялся из-за стола, — я оставляю вас с Рапунцель наедине, она должна вот-вот подойти. И он выглянул за дверь. Затем Эльза услышала баритон Паскаля, голос-колокольчик Рапунцель, и последняя влетела в кабинет. — Привет, Эльза, — жизнерадостно произнесла она. За эти недели две совершенно разные девушки, схожие лишь внутренним одиночеством, заметно привязались друг к другу. Эльза видела, что она действительно нравилась Рапунцель, так же, как и сама ощущала к ней нежность — такую же, как к младшей сестре Анне. А ещё сочувствие. Она понимала, что любовь между золотой принцессой и вором Флинном Райдером — Юджином, как называла его девушка — почти невозможна. Не было такого варианта развития событий, при котором мистер и миссис Голден смирятся с выбором дочери. Разве случится чудо… Чудо какого именно рода должно произойти, Эльза не представляла. Рапунцель почти всегда одевалась в платья, сшитые словно для маленькой девочки, а не для шестнадцатилетней девушки-подростка. Чаще всего они были розового цвета, иногда бежевого, персикового, редко — сиреневого. Пастельные цвета будто бы подчёркивали хрупкость фигуры и яркость её солнечных волос. За всё время Эльза так и не решилась спросить о них, боясь показаться бесцеремонной. Правда, один раз она не удержалась и во время одной из бесед написала в блокноте:Ты похожа на Златовласку.
Рапунцель в ответ хихикнула и сказала, что ей об этом уже говорил Юджин, так что Эльза не первая, кто подметил очевидное сходство. Тогда же она рассказала, что её вторая мать, Эмма Готель, тоже любила эту сказку и часто читала её своей названной дочери. Правда, все, что касалось Эммы, было тяжело для Рапунцель, поэтому она быстро перевела её в более безопасное русло. — А знаешь, на кого похожа ты? Эльза внутренне сжалась, чтобы не вздрогнуть, когда она услышит ответ. Знала. Давно уже знала. Как и Анна, как и их родители. В случае Эльзы Разенграффе ответ тоже был слишком очевиден. И Рапунцель оправдала её ожидания: — На Снежную Королеву. Но, наверное, тебе уже говорили… Да уж, говорили. Как не сказать. Подобное замечание она слышала не только от родных, которые знали об её секрете, но от посторонних людей. И ей с детства приходилось привыкать к мысли о том, что комплимент такого рода связан вовсе не с её силой, а с визуальными данными, характером, манерой держаться и поведением. А Ханс называл её Снежинкой… Не угадал немного, но суть та же… Но тогда от Рапунцель она словно услышала об этом впервые… Перед глазами вновь встала картина… Её кошмар, преследующий по ночам… Меньше всего Эльзе хотелось обижать девушку, которая уж точно не была виновата. Она сказала это без задней мысли, просто, как и все, отмечая похожесть героини сказки Андерсена и своей новой подруги. Поэтому Эльза изо всех сил завязала эмоции в тугой узел, приказала своему кошмару замолчать и не позволила не единой слезы своим глазам. Тогда беседа прошла хорошо и спокойно, а придя домой, Эльза вдруг поняла, что может справится. Самообладание постепенно потушило весь ужас, охвативший её в кабинете врача. И слёзы уже не рвались наружу. И пусть страж никуда не делся, но Эльза чётко осознала, что уже не только ради Анны она всё выдержит. На свете появился ещё один человек, который ей не безразличен. В тот момент ей стало окончательно ясно, что Рапунцель Голден ей близка так же, как родная сестра. Даже в прежней школе, когда у Эльзы была другая жизнь, знакомые и друзья, она ни к кому не была привязана так, как к Анне. И, возможно, именно это могло ей помочь выкарабкаться. Любовь — серьёзный мотиватор. И чем больше людей мы любим, тем мы сильнее. Хотя сложно было поверить в то, что сердце Эльзы не обледенело, подчиняясь её магии и желанию. Странно, ведь она хотела этого… И была уверена, что больше не сможет прикипать душой к людям… Рапунцель подошла к подруге и обняла её. Первое время Эльза стеснялась этого, но девочка вела себя так просто и естественно, что казалось глупым смущаться и не ответить ей. Поэтому вскоре Эльза заметила за собой радость от этого нехитрого проявления дружбы. Когда же ей стали очевидны собственные чувства, она не только принимала объятия, но и отвечала на них. Как всегда, одна из них села в кресло пациента, а другая в кресло доктора Смита. — Ты не говорила мне, что так замечательно играешь на рояле, — внезапно произнесла Рапунцель и выжидающе уставилась на Эльзу. Та удивлённо потянулась за блокнотом и ручкой, но была остановлена продолжением реплики: — Ты хочешь спросить, как я узнала? — и, дождавшись кивка, она объяснила: — Я была как-то в парке. И услышала музыку. Мне стало интересно, кто же так играет… что… мне даже трудно подобрать слова. Знаешь, Эльза, ты не просто играешь — ты живёшь в этой музыке… Я не сразу тебя узнала, — смущённо призналась Рапунцель, отводя глаза, — мне подсказал Паскаль, у него очень хорошая память на лица — это необходимо при его профессии. Я не решалась заговорить с тобой об этом всё это время, но теперь… Теперь же мы, вроде как, друзья, а близкие люди должны делиться такими вещами. Послушай, Эльза, — и она снова посмотрела на подругу серьёзным взглядом изумрудных глаз, — у тебя талант. Настоящий. Ты должна играть. Даже если не на большой сцене, просто ещё для кого-то. Люди обязаны слышать твою музыку, нельзя её прятать. С минуту Эльза смотрела на ту, которая назвала её своим другом. Потом она всё же взяла блокнот и принялась писать. Писала долго, что было ей несвойственно. Рапунцель, чьё любопытство разожгли до предела, даже встала из-за стола и принялась ходить возле кресла и сидевшей в нём Эльзы — ей очень хотелось узнать, что же хочет сказать подруга. Наконец, Эльза отбросила в сторону ручку и отдала листок.Знаешь, я почти перестала верить в дружбу! И играть я тоже больше не хотела. Но, благодаря тебе, я понимаю, что всё ещё существует настоящая дружба и любовь. Я верю в вас с Юджином! Верю, что ваши с ним чувства — настоящие! И верю в то, что ты моя подруга!
Прочитав написанное, Рапунцель засияла и порывисто обняла Эльзу. Та в ответ тоже улыбнулась, а затем написала на следующем листе:А что ты делала тогда в парке? Встречалась с Юджином?
Девушка с волосами цвета солнца слега покраснела и кивнула. — Это же был концерт для детей-сирот, — сказала она, — а Юджин сам из приюта, у него нет семьи, как нет и понимания, кто он и откуда. Такие, как он, иногда приходят в «Central-Berk», там они чувствуют себя одной семьей. Они же имеют право хотя бы на это? «Кто может судить этого парня? У него никого нет. Неудивительно, что он выбрал скользкий путь».***
Спустя недолгое время, Эльза и Рапунцель в сопровождении Паскаля вышли из клиники. За воротами их ждал молодой человек, чьи некачественные фотографии красовались на каждом столбе, а в новостях не переставали упоминать его имя в рубрике криминальной хроники. Эльза сразу же узнала его. — Юджин! — воскликнула Рапунцель, подбегая к нему. Парень подхватил её на руки, прижимая к груди. Лица обоих озарились таким счастьем, что Эльза замерла. Невольные сравнения оплетали её мысли паутиной. Немедленно стряхнув её с себя, девушка увидела, что влюблённая пара подходит к ней и телохранителю. — Добрый день, Паскаль! — Юджин с уважением протянул руку мужчине. Паскаль пожал её, приветствуя парня в ответ. Затем вор повернулся к Эльзе. — Привет, Эльза, — и он улыбнулся ей, — я знаю, что ты не говоришь, но ты не должна мне ничего отвечать, просто послушай. Для начала я бы хотел тебе сказать, что очень признателен за концерт, который ты устроила для сирот. Мне понравилось, как ты играла, это было здорово! И ещё я очень хотел поблагодарить тебя за то, что ты передала лилии для Рапунцель. Честно, я бы очень хотел что-нибудь сделать для тебя, но… Эльза тронула юношу за рукав и с улыбкой покачала головой. Ей нравилось и его открытое лицо, и трогательные попытки порадовать Рапунцель, и желание сделать хоть что-то для того, кто один раз оказал ему услугу. Юджин понимал, что Эльза не требует от него благодарности, но он твёрдо закончил: — Если вдруг что-то случится, и я тебе понадоблюсь — просто передай записку через Рапунцель. Неважно, что за проблема у тебя появится, я помогу. Может, Флинн Райдер и вор… — он выдержал небольшую паузу, — но Юджин Фитцерберт своё слово держит. Эльза пожала плечами, но на всякий случай кивнула. Парочка попрощалась с ней и Паскалем и скрылась в неизвестном направлении. То есть неизвестном для Эльзы — телохранитель-то прекрасно знал, куда они — миниатюрная девица и её кавалер — намылились. Он выразительно посмотрел на часы и прокомментировал: — Нет, однажды меня точно уволят!***
Эльза вернулась домой после сеанса в несколько смятённом настроении. С одной стороны, ей очень нравилось проводить время вдали от навалившихся проблем, но с другой стороны Рапунцель и Юджин напомнили ей кое о чём. Вернее, о ком. Размышляя обо всём этом, девушка вошла к себе в комнату. Здесь от дурных мыслей пришлось невольно отвлечься. В душу закрадывалось ощущение, что в комнате побывал кто-то чужой. Эльза прошлась, посмотрела на вещи. Всё вроде бы лежало на своих местах, ничего не передвинули, порядок как был, так и остался… Но ощущение не проходило. Наоборот, оно усилилось, когда Эльза подошла к полке, где хранила подарки от родителей. Пробежав взглядом по ней и не найдя ничего из ряда вон, девушка решила не обращать внимания на чувство тревоги. Ей абсолютно не хотелось превращаться в параноика, ибо одного диагноза ей хватало за глаза. Взгляд Эльзы упал на фотографию, которую она так и не убрала с видного места. Она и Ханс… Так получилось, что они ходили в одну школу, поэтому когда их отношения переквалифицировались из разряда дружеских в степень влюблённых, это не могло остаться не замеченным для большинства…Полтора года назад…
Совершенно счастливая Эльза шла по коридору, ничего не замечая вокруг. До начала урока оставалось несколько минут, и ей требовалось посетить дамскую комнату, которая являлась не только местом человеческих нужд, но чем-то вроде местного рассадника сплетен, где обменивались новостями и слухами школьного значения. Увидев, что на сей раз туалет пуст, Эльза вздохнула с облегчением и вошла в одну из кабинок. Но не прошло и десяти секунд, как дверь снова отворилась, пропуская не меньше четырёх человек. Девушки, видимо, ещё в коридоре начали какой-то важный разговор, и сейчас одна из них заканчивала предложение: — … как будто все в это поверят, можно подумать! — Так ты считаешь, что он встречается с ней только лишь из-за её денег? — раздался другой голос. — Нет, не только. Ещё из-за положения её семьи в нашем городе, — продолжила первая девушка. — Но, в конце концов, Эльза Разенграффе вовсе не дура и не уродина, — вмешалась третья собеседница, — неужели в ней нельзя найти ничего, кроме статуса? — в этот момент Эльза напряглась как струна — она услышала своё имя. Что ж, теперь понятно, о ком рассуждают эти девушки. Хотя ничего удивительного, какое-то время она будет главной новостью на всех школьных углах; стоит лишь немного потерпеть и не обращать внимания — скоро наверняка произойдёт другое событие, которое с таким же жаром будут обсуждать местные сплетницы. А про неё забудут. — Я бы поверила, что он купился не на деньги, а на что-то другое, — вновь сказала первая девушка, — но это же Ханс Вестергорд! Сынок из многодетной нищей семьи! Что ещё может его волновать, кроме возможности улучшить своё существование? — Согласна, старшая Разенграффе — не дура, — раздался четвёртый голос, — а потому уверена, что она знает, что делает. Не думаю, что она бы не разглядела в нём охотника за приданным. Так что, Дебора, возможно, ты ошибаешься. — Я тебя умоляю! — фыркнула первая девушка, — она же принцесса морских портов! Её всю жизнь готовят к наследованию, оттого и учится она так упорно, — в голосе Деборы прозвучало уважение, которое Эльза невольно отметила, — но она толком ни с кем не общается, думаешь, она разбирается в людях? А Ханс, несмотря на бедность, надо признать мастер выкручиваться из сложных ситуаций. Он умеет понравиться, когда нужно, да он в состоянии запудрить мозги даже нашим учителям и директору. И он-то как раз разбирается в людях! Умеет найти слабые места, надавить на них, заставить человека думать, как ему нужно! Этот гад — манипулятор, он нигде не пропадёт! — Да почему ты о нём такого мнения? Ты ведь с ним почти не общалась! — А потому, Ребекка, что достаточно посмотреть на события, в которых участвовал Ханс, чтобы сделать выводы. Скажи, что позволяет человеку регулярно прогуливать уроки и слыть отличником в учебе? — Ну, деньги… — Вот! А у него их нет! И, тем не менее, я далеко не всегда вижу его на занятиях! — Да ладно, Дебора, все входят в его положение, семья-то у Вестергордов немаленькая. — Правильно, Тиффани, да только он самый младший. Улавливаешь намёк? А месяц назад в кафетерии была драка с участием Ханса и ещё восьми человек. Наказали всех. Кроме него. Вообще сделали вид, будто бы его там не было… — Если ты права, то тогда я не понимаю нашу наследницу портов. Неужели она этого не замечает, ведь дружит с ним еще с малых лет! — Ты не представляешь, как бы я хотела ошибаться, Сьюзен, — голос Деборы звучал мрачно, — и мне очень жаль нашу «принцессу». Рано или поздно, она увидит, кого выбрала, и тогда ей будет плохо. Очень плохо… — Я всё же позволю себе надеяться, что ты не права насчёт Ханса, — оптимистично произнесла, кажется, Ребекка, — пошли, а то скоро урок начнётся… И место сплетен опустело. Эльза, после всего услышанного, спокойно вышла из своего укрытия. Покинув туалетную комнату, она гордо подняла голову и, как и подобает истинной наследнице крупного семейного бизнеса, уверенной походкой двинулась по коридору. В этот момент она увидела идущего ей на встречу Ханса. Твёрдо решив показать окружающим, что её мало волнует чужое мнение, девушка подошла к нему и демонстративно поцеловала. Ханс заметно смутился и прошептал, когда она оторвалась от его губ: — Снежинка, что ты делаешь? Все же смотрят… — Ну и что?! — горячо воскликнула Эльза, — какая разница, что подумают остальные: родители, одноклассники, твои братья, моя сестра? Ведь я люблю тебя! — Я тоже тебя люблю, — нежно ответил он, проводя рукой по белокурым волосам своей девушки. Больше ей ничего не требовалось для счастья… Дебора была права. Ещё как права. Тогда, после подслушанного разговора, она быстро убедила себя не обращать внимания на сплетни и даже посмеяться над ними. Что она и сделала, показав некоторому количеству её одноклассников, насколько ей всё равно на то, что они думают. Она любила Ханса. А он любил её. По крайней мере, ей так казалось… А ещё ей безумно хотелось поделиться с Хансом своим секретом! Именно это она считала важнейшей проблемой в их отношениях, а не глупые школьные сплетни. Доверие стояло для неё на первом месте. И то, что она утаивала от Ханса свой талант, убивало её. Она такой родилась, это было неотъемлемой частью её жизни. И её огорчало, что она не может пустить любимого человека в этот свой мир. Родители строго запретили ей открывать кому-либо их семейную тайну. А она страдала… Переживала, боялась, что лишний раз смолчать о такой важной составляющей её души — это всё равно, что солгать… Как же хорошо, что Ханс Вестергорд так никогда и не узнал об этом…***
На следующий день, Эльза, как обычно, спустилась к завтраку в столовую, где уже сидели Анна, Мейси и Джек. Девушка удивилась до глубины души — Джек редко приходил вовремя; Анна и Мейси пожелали ей доброго утра, а вот парень смолчал. Нигде не было видно Аннабель, что тоже немного не соответствовало заложенным традициям. Оливер наверняка отправился в офис, но его супруга должна была быть здесь, ведь каждое утро она следила за тем, чтобы дети вовремя отправлялись в школу. Эльза уселась на своё привычное место, кивком соглашаясь с предложенным Мартином кофе и привычно наблюдая, как Анна и Мейси в очередной раз болтают друг с другом. Вскоре раздался стук каблуков и в столовую вошла Аннабель Фрост — как обычно элегантная, но, совсем не как обычно, злая. — Эльза! — гневно обратилась она к девушке. — Что ты натворила в школе?! Девушка, Анна, Мейси, Джек и даже Мартин взглянули на хозяйку. Стало очевидно, что необходим контекст. Анна озвучила это вслух: — Тётя Аннабель, что случилось? — Это вот я у неё спрашиваю! — та показала на обвиняемую. — Хотя нет, я уже всё знаю, директор Данброх любезно меня просветил по телефону, — она продемонстрировала Эльзе телефонную трубку, которую сжимала в руке. — Меня интересует — зачем?! Зачем ты испачкала краской концертный зал?! Поскольку Эльза не могла ответить, то продолжала молчаливо глядеть на Аннабель с удивлением. Сложилось ощущение, что в столовой не только она молчит, онемели все окружающие. Первой пришла в себя Анна: — Что вы такое говорите? — вступилась она за сестру. — Разве Эльза могла решиться на подобный поступок?! — Не защищай её, Анна, — Аннабель строго посмотрела на младшую Разенграффе, — в зале, где была устроена эта возмутительная акция, нашли доказательства того, что это именно она. Господи, да ты хотя бы представляешь, — она снова взглянула на Эльзу, — что это наша, наша семья оплачивает каждый летний ремонт в этой школе?! — Но, мама, — решила высказаться и Мейси, — для чего это нужно Эльзе? Зачем привлекать к себе лишнее внимание? — Вот именно, тётя Аннабель! Она и так не обделена нежелательным интересом! — Девочки, — прервала обеих миссис Фрост, — у меня нет ответа на этот вопрос. Но теперь, чтобы разобраться с возникшими трудностями, мне придётся ехать в школу вместе с вами и переговорить с директором, — и она удалилась из столовой, бросив напоследок: — Мало нам проблем с её здоровьем, так теперь ещё и это! За столом в течении этого неприятного разговора молчал только один человек. Эльза обратила на это внимание, только когда Аннабель уже спустилась вниз, переодевшись у себя наверху. Они отправились к машине, а Эльза взглянула на Джека, недоумевая, почему он ни разу не прокомментировал сложившуюся ситуацию. Он только усмехался каким-то своим мыслям, почти не реагируя на окружающих.***
— Это вандализм, миссис Фрост! — директор Данброх негодовал, — имейте в виду, что ваша подопечная на грани исключения! Испортить такой ремонт! — Ну, не вы же лично его делали, — спокойно произнесла Аннабель, — и даже не вы его оплачивали. И не вы будете исправлять чужие ошибки, о чём вам тоже прекрасно известно, — в голосе Аннабель звенела сталь, а Эльза брезгливо наблюдала за меняющимся лицом главы «Arendelle High School». Из багрового оно вдруг резко начало зеленеть, а потом бледнеть. Теперь Эльзе стало очевидно, в кого у Мериды Данброх был такой отвратительный характер. — Но… но… — директор начал хватать ртом воздух, видимо, поняв намёк правильно — остаться без спонсирования семьи Фрост ему не улыбалось абсолютно. Но и спустить кому-то подобный проступок он не мог. — Наш оркестр уже начал репетировать, готовиться к важному конкурсу… как, простите, он будет продолжать работу в таких условиях? — воскликнул мистер Данброх. — А разве я сказала, что мы оставим вашему оркестру подобные условия? — мило улыбнулась Аннабель Фрост, будто и не она только что использовала шантаж, чтобы привести в чувство этого любителя спонсорской помощи. — Кстати, вы там что-то говорили мне про доказательства? Предъявите, прошу вас, — небрежно предложила она. Мужчина как-то непонятно дёрнул головой и полез в ящик стола. Оттуда он протянул Аннабель кулон в виде стеклянной снежинки. Та взяла его в руки, внимательно окинула взглядом и обратилась к Эльзе: — Твой? — Пусть даже не отрицает! — снова попытался вернуть себе лицо директор, — да вся канцелярия видела её с этой побрякушкой на шее… — Мистер Данброх, — ласково до приторности произнесла Аннабель, — я ведь не с вами сейчас говорю? От этой ласки директору, скорее всего, захотелось удавиться. Потому что он мгновенно вжался в кресло, и больше от него не раздавалось ни звука. Эльза же, никак не проявляя своих чувств, взяла кулон, на котором остались следы краски, и молча положила его в карман. Аннабель удовлетворённо кивнула и сказала: — Думаю, мы поступим следующим образом. Эльза приведёт в порядок концертный зал, а вы закроете глаза на это небольшое недоразумение. Мы с вами договорились? — глава школы судорожно закивал. — Вот и прекрасно! А ты, Эльза, не огорчай директора Данброха и начни уборку сегодня после занятий. Убедившись, что Эльза и не думает отлынивать от наказания, Аннабель направилась к выходу из кабинета, вежливо попрощавшись с директором. Воспитанница последовала за ней, решив не обременять себя нормами этикета — отец Мериды явно не стоил её внимания. За дверями, изнывая от беспокойства, стояла Анна. Увидев этих двоих, она тут же подлетела к ним, задавая вопросы Аннабель и внимательно вглядываясь в лицо Эльзы: — Как всё прошло? Всё в порядке? Он очень ругался? Он её исключил? — Дурак он, что ли? — искренне удивилась опекун сестер. — Прежде ад замёрзнет, чем директор Данброх исключит из школы кого-то, кого я хочу здесь оставить, и, тем самым, лишится финансирования, да к тому же в долги вгонит и себя, и своё учебное заведение. — То есть… — Нет, не волнуйся, он её не исключил, я его убедила заменить карательные меры на исправительные работы! Теперь Эльза займётся общественно-полезным делом, а именно — приведёт в порядок этот концертный зал. — Но, тётя Аннабель, она же не виновата… — жалобно начала Анна, однако старшая сестра успокаивающе положила ей руку на плечо и улыбнулась. «Ничего страшного не произошло, Анна. Я всё сделаю, что требуется». — Хорошо, что мы друг друга поняли, — сказала Аннабель и, сочтя свою миссию выполненной, попрощалась с девушками. Едва Аннабель скрылась из вида, как перед сёстрами появился Кристофф. Он сочувственно смотрел на Эльзу, а Анна тем временем спросила у неё: — А что за улики против тебя они нашли? — Эльза спокойно показала кулон. — Это же подарок мамы и папы! — ахнула младшая сестра и затем понуро добавила: — Ну да, он заметный… И редкий. Можно было даже не рассчитывать, что на тебя не подумают. Но как он там оказался? — А разве неясно? — подал голос Кристофф. — Эльза, тебя элементарно подставили! Нет сомнений в том, что Джек отомстил тебе за то, что ты прилюдно ударила его в кафетерии. Сестры взглянули на парня одновременно. Младшая — недоверчиво, а старшая — чрезвычайно внимательно. Кристофф, решив, что аргументов недостаточно, тут же продолжил: — Ну, посудите сами: вы живёте в одном доме, он хорошо осведомлён о том, когда вы уходите и приходите. И у него есть мотив. К тому же это настолько в стиле Джека Фроста, что… что даже тошнит от более чем знакомого почерка. В ту же секунду Эльза вспомнила, как ей показалось, что кто-то побывал в её комнате… Но тогда она слишком быстро отмахнулась от этой мысли… Не захотела казаться самой себе чересчур подозрительной и переключила своё внимание на прошлое и Ханса… Раздался звонок, и, кивнув на прощание Кристоффу и улыбнувшись Анне, девушка ушла на занятия.***
В тот день уроки прошли довольно быстро — их было не так много, и Эльза смиренно отправилась отрабатывать своё наказание. Она не сомневалась, что вся «Arendelle High School» уже в курсе событий. Сарафанное радио здесь функционировало так же хорошо, как и в её родной школе. Поэтому девушка не смутилась, когда на неё с осуждением посмотрели и даже сказали что-то нелестное, выдавая рабочий комбинезон. Она невозмутимо пошла в концертный зал, предварительно набрав бытовой химии, тряпок и пару вёдер с водой. Мысленно она произнесла глубокую благодарность Аннабель Фрост, так как обратила внимание на то, что средство для удаления краски было совершенно новым и очень дорогим. Дражайшая тётушка стремилась помочь Эльзе, даже считая её виновной. С этим средством дело должно пойти намного лучше. Эльза начала с пола, потому что ему досталось больше, чем стульям. Работа спорилась, и, несмотря на то, что её незаслуженно подвергли довольно непростому труду, девушка испытывала некую радость. Радость от того, что месть распространилась только на неё. Что Джек не тронул Анну, или… кто там из его компашки развлекался столь варварским способом в этом концертном зале? В любом случае, Эльза испытывала и злость, и удовлетворение. Она выдержит всё!!! Плевать на Джека Фроста с его желанием поиздеваться над ближним! Плевать на его прихвостней, которые, как шакалы, ждут, команды «фас»! Главное, чтобы все они держались подальше от её сестры! После случайно подслушанного разговора, когда он угрожающе предупредил Астрид и Мериду не задевать Анну, Эльза почти была уверена, что он вскоре передумает. Да, он вытащил её с рельс, когда она, не заметив трамвая, едва не стала жертвой… Но иногда ей казалось, что он жалеет об этом, как о минутной слабости. Возможно и то, что он требовал оставить в покое Анну — тоже не было чем-то особенным. И хотя назойливая мысль о том, что Джек Фрост на самом деле не такая уж и сволочь, приходила в её голову довольно часто, она старалась не думать об этом. Просто потому, что напрягать свой мозг детективными загадками у неё не было никакого желания. Эльза и без того отлично понимала, что мысленно уделяет Джеку Фросту слишком много своего времени. Но очень быстро она нашла новый повод, чтобы вспомнить об этом идиоте! Повод был хороший — её кулон-снежинка, наделавший столько шума. Краска его изрядно заляпала. Он был очень дорог своей владелице, и дело было не в редкости или цене… Подарок родителей. Они преподнесли его ей в десятый день рождения. С тех пор Эльза редко снимала его. Просто в тот день она случайно оставила его дома… Она любила этот кулон и старалась беречь… Особенно теперь… Эльза скрипнула зубами, яростно оттирая пол. Ну почему бы Джеку Фросту не взять какую-нибудь другую вещь из её имущества?! Нет, выбрал самую заметную, чтобы никто даже не усомнился, что именно Эльза Разенграффе здесь с краской развлекалась! Работы шли вот уже полтора часа как. Несмотря на средство Аннабель, краска отходила медленно, потому что её количества не пожалели. Девушка изрядно устала, подумав, а не достаточно ли на сегодня? Всё же Эльза решила продолжать, только уже оттирать не пол, а стулья. Но стоило ей заняться предметом мебели, как открылись двери, и в зале стали появляться музыканты. Они спокойно проходили на сцену, усаживались за свои инструменты, либо брали их в руки, и настраивали. Вскоре появился и руководитель, который, заметив Эльзу, неприязненно уточнил: — Вы ещё не закончили, мисс Разенграффе? Девушка покачала головой. Мужчина же фыркнул и процедил: — Мы не можем ждать, так что вам придётся смириться с нашим присутствием, — и удалился к сцене, приговаривая: — Как же хорошо, что инструменты остались целы! Эльза не обвиняла его, понимая, что он, как почти все окружающие, считает её полусумасшедшей саботажницей, едва не сорвавшей репетицию. Гораздо больше её беспокоила музыка. Настрой инструментов вызвал в ней вихрь ненужных эмоций! Она так долго избегала этих чудесных, но ранящих её звуков… Виолончель, скрипка, саксофон, труба, флейта… Она любила их когда-то… И среди них находился и её инструмент… Эльза не заметила, как отвлеклась от своей работы и прислушалась… — Где мисс Блаустер? — вдруг громко спросил руководитель. Музыканты пожали плечами, продолжая настрой инструментов. — Кто-нибудь, позвоните ей, — потребовал он, — мы не можем начать без пианистки. Эльза медленно подняла голову, не только слушая, но и наблюдая. Она заметила, как руководитель раздал ноты и теперь нервничал, держа ещё один, последний лист с нотами, в руках. Затем послышался виноватый голос одной из скрипачек: — Простите, мистер Сильвер, но только что Хелена позвонила сама… — И что? — Она с переломом в больнице… На репетиции её не будет… — А как же концерт?! — в бессильной ярости воскликнул мистер Сильвер, — как я могу ставить музыкальную композицию без пианистки? А ведь до выступления буквально считанные недели остались! О, боже, что же делать?.. Кто-нибудь знает, кем в школе можно заменить мисс Блаустер? — Пианистов такого уровня, какой является Хелена, больше нет в нашей школе, — обречённо заметил флейтист, хотя было очевидно, что это понимают все. И музыканты, и несчастный мистер Сильвер, которого, казалось, вот-вот хватит удар. Эльза наблюдала за ними, а перед глазами возникла полузабытая картина из прошлого… Девушка сидела за роялем, её пальцы порхали по клавишам; рыжеволосый юноша стоял рядом, облокотившись на инструмент, и серьёзно смотрел на музыкантшу. В его взгляде была гамма чувств: изумление, недоверие, странная настороженность, а потом возникло восхищение. И оно не пропадало. Когда девушка закончила игру и подняла глаза, юноша подошёл ней, медленно поднял её правую руку и поднёс к своим губам. — Ханс, ну ты что…– спросила зардевшаяся девушка. Тот взглянул на неё и с какой-то тихой торжественностью произнёс: — Я преклоняюсь пред твоими руками, Эльза. Они создают прекрасную музыку. А почему ты не хочешь поступить в «Juilliard School» после школы? — Ты забыл, кто я? — она улыбалась то ли насмешливо, то ли счастливо. — Я — принцесса морских портов. И мой удел — их наследование и умение управлять. А это, — она указала на инструмент, — это для души, ты же знаешь… — Мне всё же кажется, что ты недооцениваешь себя и то, что тебе дано, Снежинка, — тихо настаивал Ханс, — ты талантлива. Очень талантлива… Наверное, это был единственный раз, когда он говорил ей правду… Ей хотелось подойти к роялю… Ей хотелось помочь этим людям… Да, она обещала самой себе никогда не прикасаться к клавишам. Она уже нарушила данный зарок, когда выступила в парке. Но ей казалось, что это другое. На сей раз сыграть сейчас — это сказать о своем таланте всей школе… Всему миру. Будто бы доказывая всем, что ты не убогая, не такая, какое мнение сложилось о тебе, что ты тоже кое-что можешь, чего не могут они… В этом было что-то тщеславное и даже жалкое. Эльза не хотела. Не могла позволить себе выглядеть ещё более убогой… А ещё сейчас она от души сочувствовала составу школьного оркестра. Руководитель Сильвер был морально раздавлен, да и остальные музыканты понимали, что выступление не состоится без пианистки Хелены, так некстати получившей перелом. И, глядя на их лица, Эльза поняла, насколько это важно для них. Неважно, что её они не приняли. Неважно, что все они смотрели на неё, как на диковинного зверька, и называли убогой. Неважно, что мистер Сильвер взирал на неё с презрением, решив, что она хотела нанести ущерб его святая святых — концертному залу. Всё уже неважно. Потому что сейчас, в данную минуту им всем нужна была её помощь. Они не знали об этом, но Эльза могла им помочь. И она решилась. Эльза подошла к руководителю, спокойно выхватила у него из рук ноты и так же спокойно отправилась к своему инструменту. Со всех сторон полетели вполне ожидаемые, громкие и не очень, реплики: — Мисс Разенграффе, что вы себе позволяете! — Да она вообще соображает… — Убогая из себя пианистку строит! — Точно, чокнутая… — Вот даёт убогая! Последняя фраза прозвучала почти с восхищением. Дальше Эльза не слышала. Потому что её пальцы установили ноты на место и коснулись-ударили клавиши… — Лиз, посмотри, как наша маленькая Эльза учиться играть!.. Она явно унаследовала от тебя музыкальный дар… Ты не говорила мне, что так замечательно играешь на рояле! — Не уверена, Стивен… Мне кажется, Эльза гораздо способнее, чем я… —Мне понравилось, как ты играла, это было здорово! — Ух, ты, Эльза, у тебя столько талантов! Я даже не знаю, что мне больше всего нравится в моей старшей сестре!.. — Ты должна играть. Даже если не на большой сцене, просто ещё для кого-то. Люди обязаны слышать твою музыку, нельзя её прятать. — Я преклоняюсь пред твоими руками, Эльза. Они создают прекрасную музыку… Ты недооцениваешь себя и то, что тебе дано, Снежинка… Ты талантлива. Очень талантлива… И Эльза, сейчас отдавая себя полностью музыке, вдруг ощутила не только ненависть к Хансу Вестергорду. Она поняла, что благодарна ему. Да, он проехался по её душе асфальтовым катком. Он никогда не был честен с ней, как никогда и не любил. Но однажды он сказал ей правду, которая изменила всё. Он поверил в неё. Как и Джек Фрост… — Ты хорошо сегодня музицировала… Там, в парке… Совсем как твоя мама… даже лучше… Последний аккорд затих в воздухе, а Эльза так и продолжала сидеть за клавишами. И вдруг раздались громовые аплодисменты. Она несколько недоумённо обернулась и встала. Ей рукоплескали восхищённые музыканты, руководитель Сильвер, едва не прослезившийся от счастья, от осознания того, что его концерт спасён: — Дорогая, где же вы были раньше? У вас талант, огромный талант! Завтра же поговорю с мистером Данброхом об отмене наказания! Господи, милая, вы должны выступить вместе с нами, вы просто обязаны! Но Эльза смотрела не на них. Она вглядывалась в того, кто стоял за ними, возле входа в концертный зал. Джек Фрост смотрел на неё без своей язвительной усмешки. Без холодной ярости. Без унизительного превосходства. Без жесткого ехидства и сарказма. Он впервые открыто и светло улыбался ей, громко хлопая её выступлению. И тогда она всё поняла. Джек Фрост не подставил её. Он разыграл сложную шахматную комбинацию.