Накаляю тут всё добела, отправляю жар жадно в экраны, Тут вселенная жанра вдруг рвётся, и мы вмиг выходим из жанровых рамок: Только я, только ты, без толпы, без слов тех, что руки вязали нам очень, Мы несёмся со скоростью света в глубины основ написания строчек…
— И как предлагаете мне расценивать ваши действия? Кажется, что Стоику Обширному не давали взорваться буквально два фактора: он был слишком ошеломлён, впервые за много лет лицезря исчезнувшую из его жизни супругу; и для того, чтобы выразить своё негодование, так сказать, полноценно, требовалось подняться из-за библиотечного стола, а ноги в данную минуту отказывались держать его тело. Они при одном только взгляде на Хлою дрожали, словно принадлежали подростку, а не взрослому мужчине. Иккинг и его мать застали Доусона за курением трубки, осознавая, что более подходящего момента всё равно не предвидится. Бесконечно ждать, когда он будет в хорошем расположении духа, они оба устали; поэтому просто пришли домой к Хэддокам, убедившись, что хозяин точно будет там присутствовать. Хлоя показательно не готовилась к встрече с бывшим мужем. Не то, чтобы она соотносила себя с феминистками (боже сохрани!), но ей совершенно не хотелось, чтобы бывший муж решил, что ей хочется выглядеть в его глазах молодо и свежо, как много лет назад. Простые неброские штаны, свитер, лицо без намёка на макияж, на котором отчётливо были видны несовершенные черты и появившиеся морщины. Только густые длинные волосы она не стала убирать, и теперь шоколадный каскад спадал с её спортивных, но женственных плеч. — Перестань, Доусон, — спокойно и с улыбкой произнесла женщина, — ты же умный мужчина. Ты не мог не понимать, что когда-нибудь этот момент наступит. — Какой момент?! — он всё-таки поднялся из-за стола. — Ты бросила меня с маленьким сыном и документы на развод вежливо оставила на столе! И за все эти годы — ни звонка, ни письма, ничего вообще! Если ты хотела от меня уйти, то почему было просто не поговорить? Я не стал бы тебя удерживать! Иккинг сообразил, что сейчас точно будет третьим лишним, и незаметно удалился из кабинета отца. Он не сомневался в том, что библиотека выстоит в этом семейном, но точно запоздавшем скандале. — «Просто поговорить»? — Хлоя подняла на бывшего мужа злой взгляд болотно-зелёных глаз. В такие моменты они особенно походили на два ведьминых огонька, заманивающих в топь беспечных путников. — «Просто поговорить»? С тобой разговаривали два миллиона раз, когда просили прекратить занятия экстремальной охотой! Ничего не вспоминается? Тебя уговаривали, умоляли, упрашивали, но ты оставался глух! Какие разговоры могут быть с бесчувственным сухарём?! Доусон резко опустился обратно, не найдясь с ответом. Перед глазами ярко пронеслись те воспоминания, о которых говорила Хлоя. И то, как его крёстный просил прислушаться к жене — тоже. Он не считал желания и просьбы супруги чем-то значимым. Это она принимала его таким, какой он есть. И даже не стала заниматься профессиональным футболом, чтобы больше проводить времени с ним. С одной стороны, ему нравилась его женщина — собственный выбор часто заставляет мужчину гордиться своей проницательностью и умением видеть, какая из девушки получится хозяйка домашнего очага. Хлоя всегда оставалась интересной, даже когда родился их сын; она сумела приспособиться и работать, и вести дом, и быть матерью — и в каждой из этих позиций было очень хороша; она была ему опорой и поддержкой, когда он только-только начинал свой бизнес, старалась примириться с его неуживчивым характером мизантропа, не мешая, когда он хотел побыть один, и появляясь, когда в ней была нужда. С другой стороны он периодически завидовал рыбаку Харви, с которым целый сезон проводил почти вдалеке от цивилизации. Харви был холост, распоряжался временем и жизнью только на своё усмотрение, так же умел зарабатывать деньги в обычной жизни и очень нравился женщинам. Доусон Хэддок тоже порой замечал заинтересованные взгляды со стороны противоположного пола. Иногда ему казалось, что, наверное, с выбором он всё-таки поспешил. В конце концов, у них не так много общего с Хлоей. Да и вообще: разве станет женщина удерживать мужчину от его истинно мужского предназначения — охоты?.. Хлоя, тем временем, взяла себя в руки и сурово произнесла: — Я привыкла к мысли, что охота — твоя страсть, и не собиралась забирать её у тебя. Я понимала, когда несколько месяцев подряд тебя не было дома, потому что твоё хобби это предполагает, хотя мне очень не хватало тебя. Но я знала, что тебе необходимо проводить какое-то время подальше от людей. При твоей мизантропии и том стиле жизни, который ты выбрал, было бы странно, если бы ты не хотел сбежать от всех. А охота давала тебе такую возможность. — Так если ты всё понимала, — немного ошарашено сказал Доусон, — тогда почему ушла? — Потому что не в моих силах было принять твои экстремальные игры! Тебе не достаточно стало обычной охоты, ты решил пощекотать нервы охотой на опасных животных? Ты знаешь, как это выглядело? Как попытка очень завуалированного суицида. Думаешь, легко мне было дышать, когда я понимала, что каждую минуту, пока ты занят выплеском адреналина в кровь, я рискую стать вдовой, а Иккинг — сиротой? — Да ничего бы со мной не случилось… — Вот-вот, именно это я слышала на все мои просьбы, — энергично кивнула Хлоя, — ты — хозяин жизни, высшее звено эволюции, и тому подобный пафосный бред. Так что, Стоик Обширный, хорошо подумай, была ли тебе так уж нужна семья, если ты не прикладывал никаких усилий, чтобы её сохранить? Доусон хорошо помнил, как приехал на обычную охоту, уже будучи разведённым. Он пытался казаться весёлым и бодрым, старательно шутил, но ружьё слушалось его плохо, чего рыбак, разумеется, не мог не заметить. — Что с тобой, Доусон? — спросил он охотника. — Дома что-то случилось? — Нет, ничего особенного, — придавая голосу беззаботности, отозвался тот, — просто жена со мной развелась, но это и хорошо. Харви даже от реки отвлёкся, где прохаживался, изучая что-то своё. Он подошёл ближе к своему давнему приятелю и сказал сочувственно: — Очень жаль. Я был рад за тебя, когда ты говорил, что женат на прекрасной женщине. — Я не называл её прекрасной, — немного растерялся Доусон, — я просто говорил, что она вполне мне подходит… — Так это и есть самое лучшее, — Харви было непросто сбить с толку, — когда выбираешь не то, на что зарится каждый первый. А ищешь то, что нужно именно тебе. — Не думал, что услышу такое от закоренелого холостяка, — усмехнулся Доусон, — ты, конечно, старше меня почти на двадцать лет, но мне сложно представить, что ты так и не нашёл нечто «своё». Кажется, тебе нравится образ жизни, когда ты ничего никому не должен, когда посторонняя женщина не говорит тебе, что тебе стоит или не стоит делать… — Я нашёл. Голос Харви прозвучал так неожиданно, что отец Иккинга замолчал. А рыбак, не поворачиваясь, продолжил: — Я нашёл её. Мы поженились чуть ли не школьниками — по большой обоюдной страсти. Понятное дело, толком знакомы мы не были. Но башню от друг друга рвало так, что наши родители сочли за благо организовать нам скромную свадьбу, лишь бы ничто не мешало получению дальнейшего образования. Детей мы не хотели, развлекались по полной, учились — каждый на своём факультете. И ругались каждую свободную минуту!.. Когда головы у обоих всё-таки включились, неожиданно стало понятно, что у нас не совпадают интересы, отличаются взгляды на то, каким полагается быть жене и мужу, а и она, и я готовы были доказывать свою правоту даже в спальне. А ругань совсем не украшает семейную жизнь. Почти три года мы потратили на супружескую игру «кто кому больше дерьма отольёт». Потом устали; началось отчуждение, стремительное охлаждение, дошло до развода. Но затем неожиданно пришли результаты медицинского обследования, которое мы ежегодно проходили в университетах. И тогда выяснилось, что у моей жены рак. Неоперабельная опухоль. Ей оставалось жить около года. Я был раздавлен. Про её состояние промолчу. Но именно тогда мы расхотели что-либо доказывать друг другу. Она хотела просто жить. И я тоже этого хотел. Развод, крики, ругань, обоюдное презрение — всё было забыто, перестало иметь значение. Мы оба жалели, что упустили столько времени. И мы стали учиться любить друг друга. Не желать, а именно любить. Несмотря на болезнь, она тоже старалась. Наверное, поэтому над ней сжалились боги, и дали нам вместо одного неполного года гораздо больший срок — два года с лишним. Мне до сих пор не хватает её, Доусон. Хотя нашу жизнь никак нельзя назвать гладкой. Тогда Стоик Обширный не особо задумывался над словами своего приятеля. Но сейчас ему почему-то вспомнилась печальная история, рассказанная старым рыбаком. Хлоя же, тем временем, отдышавшись, присела у камина. Нужды его топить не было, но она помнила о любимом запахе своего бывшего мужа, который ради этого и сделал себе камин в библиотеке. — По-прежнему только вишнёвое дерево? — вдруг спросила она. Доусон с удивлением уставился на жену: — Ты помнишь? Да, оно. — И где-то тут припрятана бутылочка немецкого биттера, я права? — Права, — он даже не стал скрывать, что его привычки не изменились, — налить? — тут же предложил он. Когда-то они любили вдвоём сидеть у камина, попивая «Егермейстер» и обсуждая всякую ерунду; Доусон курил трубку, а его жена потягивала сигариллы, к которым имела слабость, и они обсуждали, как именно следует готовить перепелов и фазанов, которые он притащил с очередной охоты. — Ладно, давай вспомним прошлое, — кивнула Хлоя, извлекая портсигар из сумки, всё это время висящей у неё на плече. Почему-то ему оказалось приятным осознавать, что бывшая жена не отказалась от своей слабости, как и он от своей. Вызвав прислугу и велев начать готовить ужин, который потребовал подать в библиотеку, он вытащил из тайника любимый битер и присоединился к Хлое, упав в кресло напротив неё. Когда она ушла из его жизни, ему пришлось стремительно приспосабливаться. Учиться работать и общаться с людьми, которых он не выносил; учиться быть приветливее и занимательнее — с такими людьми на контакт идут охотнее, особенно в их стране, а это немаловажно в бизнесе. Но самое главное заключалось в том, что ему приходилось жить без Хлои. И он не был уверен, что научился. Иккинг смотрел в окно библиотеки, стоя на улице. Он улыбался, но всё ещё с трудом осознавал увиденное. Затем достал телефон и набрал заветный номер. — Да, привет, Астрид!.. Что там у вас за шум?.. А, Ингрид опять воспитывает родителей и бабушку… Что на этот раз?.. А что с Гердой?.. Ну, я бы на её месте тоже не захотел — ты же уезжаешь этим летом… Хорошо, насчёт твоей младшей сестры давай поговорим с Ингрид и Хеленой завтра, ладно? Не переживай… Я позвонил тебе кое-что сообщить… Честно говоря, я пока сам не верю… Но, кажется, моя семья восстанавливается… Так, подожди, давай я поднимусь к себе в комнату и наберу тебя по видеосвязи. Я хочу увидеть тебя… Да, я тоже соскучился… Значит, смотри: мы с мамой сегодня решили больше не ждать, а явиться без подготовки и предварительных предупреждений…***
Мерида заглядывала в кафе «Мотунуи» уже не впервые. Ей очень импонировали и обстановка, и бармен, и вкуснейшие тропические коктейли, которые умела готовить дочь владельца. Когда в самый первый раз её притащила в это место соседка Джека, та с опаской подумала, что подруга детства её бывшего парня не в своём уме. Мало того, что выглядит так, что хоть глаз вырви, так ещё и вместо помощи тащит в малоизвестное кафе на другом конце Хьюстона! Но через несколько минут, пока Шарлотта о чём-то говорила с барменшей-мулаткой, Мерида поняла, что обстановка ей нравится. А потом ей подали какой-то совершенно необычный, но безумно свежий десерт из фруктов, и такой же насыщенный коктейль. Даже в кислородных барах, которые Мерида изредка посещала вместе с Астрид, она не пробовала ничего подобного. Пока рыжая лучница восхищалась умением барменши, Шарлотта вежливо представила девушек друг другу. Внимательный, цепкий и странно пронизывающий до костей взгляд Ваяны Мерида потом долго не могла забыть. Но уходить почему-то не хотелось. Поэтому она удивилась, когда мулатка вдруг перевела свой взгляд на её новую знакомую, улыбнулась уголками губ и сказала: — Можете идти, мисс Фэй. Я поработаю с ней. И Шарлотта, рассчитавшись, удалилась, на прощанье таинственно бросив: — Ваяна согласилась помочь, я тебе больше не нужна. И, может, при других обстоятельствах Мерида бы и в самом деле сбежала, но… очень уж ей понравилось в кафе. Да и барменша не вызывала опасений. Они какое-то время молчали, просто поглядывая друг на друга. Потом Ваяна взяла руку Мериды в свою и сделала знак молчать — начала считывать информацию. В отличие от случая с Эльзой, в этот раз барменша никак не прокомментировала увиденное. Она, закончив читать, просто отпустила руку лучницы и стала разговаривать с ней, как будто бы они случайно встретились где-нибудь в клубе. Мерида старалась не удивляться, поддерживая беседу. Они проговорили около часа, и пусть Ваяна не спросила ни о проблемах в семье, ни об отношениях с матерью, ни о том, чего бы рыжей хотелось на самом деле — дочь директора вела себя прилично и не позволила себе ни толику возмущения. Хотя ей стоило это немалых усилий. Сообразив, что уже вечер, Мерида засобиралась домой. Она искренне поблагодарила Ваяну за виртуозное умение обращаться с фруктами, как вдруг та ответила: — Здесь как раз нет ничего сложного. В конце концов, в нашей стране фрукты всегда воспринимались как десерт. Самое главное — это не испортить их, — она хмыкнула и более оживлённо продолжила: — Если вам, мисс Данброх, нравится риск, то приходите к нам на полноценный ужин. — Ужин? — Да, ужин лучше всего, — Ваяна отвечала явно каким-то своим мыслям, а не собеседнице, — можете зайти прямо завтра. — А… причём тут риск? — А вы когда-нибудь пробовали жареную на открытом огне свинину, политую фруктовым соусом? Наша семья такое любит, но тут дело вкуса, как говорится. — О, непривычное сочетание, — протянула Мерида, всерьёз задумавшись, — но я всё же рискну. Это блюдо тоже вы будете готовить? — Нет, — улыбнулась мулатка, — не я. Мой брат. Впечатление, которое произвёл на Мериду Руди — старший брат Ваяны — можно сравнить разве что с тяжёлым ударом в челюсть. Через минуту после знакомства лучница всерьёз подумывала сбежать, несмотря на то, что в прошлый раз решила, что в «Мотунуи» ей нравится. Но двадцатипятилетний Руди выглядел и вёл себя настолько дико, что Мерида с трудом поверила в то, что они родственники с Ваяной. Девушка-барменша была приветлива, обаятельна, мила, но при этом рассудительна и не особенно болтлива. А Руди больше походил на цунами, которое ни за что не остановишь, и которое потопит своими волнами всё, если не забраться достаточно высоко. Ваяну за баром не всегда слышали посетители — она передвигалась с грацией пумы; готовящего на кухне Руди было слышно, наверное, в соседнем квартале. Он гремел кастрюлями, сковородками, досками, ножами, горланил песни, громко звал отца или сестру, и так же громко объявлял, чей заказ готов. Как и братья Мериды, брат Ваяны тоже увлекался спортом, но только на уровне любителя, о чём не стеснялся говорить открыто. Ему нравился бодибилдинг, благодаря которому и без того могучее телосложение парня достигло невероятных размеров. В первый день Мерида всерьёз опасалась, что он снесёт кухню, в которой хозяйничал на правах повара, к чертям собачьим. Добавьте к этому татуировки на всех открытых участках тела, невероятное самомнение и высочайшую степень самовлюблённости. Девушкам он, конечно, нравился, но стоило им в течение нескольких часов послушать, как он поёт хвалебные оды самому себе, их энтузиазм заметно угасал. И Мерида понимала представительниц прекрасного пола: каким бы эффектным парнем Руди ни казался, но, по идее, нуждался не в девушках, а в тех, кто будет им восхищаться. А барышни быстро уставали смотреть на него, открыв рот. Но в чём брат Ваяны был изумителен, так это в умении готовить! Едва только Мерида попробовала небольшой кусочек той самой свинины под фруктовым соусом, как тут же попросила ещё порцию, заметив: — Если он приготовить ещё что-нибудь настолько же необыкновенно вкусное, я согласна два часа выслушивать, что он бог. — Ну, он не бог, конечно, — рассмеялась Ваяна, однако её тут же прервал громогласный голос из кухни: — В смысле — не бог?! Я готовлю БОЖЕСТВЕННО! И выгляжу так же. — Беру свои слова назад, — передумала Мерида, — не два часа, а час. — А если я добавлю ещё и домашний ром на травах и фруктах? — неунывающая физиономия Руди высунулась из кухни. — Меня этому рецепту научили на Гаити, убойный эликсир получается. — На Гаити? Ты был на Гаити? — Был, — кивает Ваяна, — он уже два лета подряд плавает на яхте по самым разным островам, знакомится с аборигенами, живёт с ними и учится у них всему, что посчитает интересным. — Ничего себе, — присвистнула Мерида, — да у вас, видать, семейная тяга к океану, — она уже была в курсе, что Ваяна занимается парусным спортом. — Так и есть, — голова Руди снова показалась в дверях, — я на эту яхту много лет копил, чтобы свободно путешествовать по морям. В позапрошлом году был на Гаити, в прошлом — на Мартинике, теперь хочу освоить архипелаг Полинезии. Ты знала, что там полно необитаемых островов? Подумай: настоящий необитаемый остров! Мечта! — и Руди с несколько придурковатым видом от представляемых в воображении картин скрылся в кухне. Лучница взглянула на свою новую приятельницу: — Он серьёзно? — Абсолютно, — подтвердила сестра мореплавателя, — если что-то и может отвлечь его от созерцания и любования собственной персоной, то только его морские вояжи. Может, он и приукрашивает большинство своих приключений, но вряд ли врёт в главном. И вот уже некоторое время Мерида продолжала общаться с их семьёй. Ваяна чуть позднее представила её и своим родителям — Виктору и Терезе Тэйлорам — теперь она знала и фамилию владельцев кафе «Мотунуи». А так же познакомилась с чудаковатой бабушкой семьи, матерью Виктора, которая настаивала, что её называли не миссис Тэйлор, а по имени — бабуля Кло. Мерида за очень короткое время буквально влюбилась в эту семью. Было странным понимать, что ей не нужно выпрыгивать из штанов или юбки, чтобы на неё только обратили внимание. Было в новинку осознавать, что она, оказывается, может быть интересна. И было непонятно: что они могли в ней найти? Она понимала, что этим людям всё равно, чья она дочь; им неважны её награды и спортивные достижения; им неизвестна её довольно нескромная репутация в школе, о которой они и не спрашивали. Может, именно поэтому Мерида чувствовала себя с ними свободнее, чем с теми, кто знал её слишком давно. Конечно, наивной она не была и понимала, что если Шарлотта привела её сюда, то на это были весомые причины. И даже если вся семья не в курсе мерзкого характера рыжей лучницы, то Ваяна наверняка догадывается об этом. Она до сих пор не могла взять в толк, почему барменша решила проявить к ней дружеское расположение, но спрашивать не решалась. И как она понимала, что Астрид никогда не была ей настоящей подругой (в чём, Мерида, собственно, была виновата сама), так ей хотелось немного продлить общение с семьёй Тэйлор. И стало уже не особенно важно, чем вызвано это общение. Вот и сегодня она с некоторым трепетом открыла дверь полюбившегося кафе, сразу же заметив за стойкой Ваяну, а с кухни услышав ансамбль звуков в исполнении Руди. Посетители, которых тут можно было застать в любое время, практически не обращали внимания на раздражающий шум, который создавал повар этого заведения. Как понимала Мерида, ради его стряпни люди готовы были терпеть всё, что угодно. — Хорошо, что ты пришла, — Ваяна без слов поставила перед ней напиток из смеси тропических фруктов, — у меня к тебе просьба. — Говори, какая, — немедленно отозвалась рыжая. — Ты говорила, что у тебя есть братья-тройняшки, и все занимаются спортом. Можешь организовать нам встречу? — Да я всё, что в моих силах, организую для тебя. Ты же с меня ни разу ни цента не взяла за еду, хотя перекусываю я у вас не так уж и редко. Только скажи, зачем тебе вдруг мои братцы понадобились. — Насколько я поняла, хоть у них и другой профиль занятий, — пустилась в объяснения мулатка, откидывая курчавые, как и у брата, волосы за спину, — но под парусом они ходить умеют… — Умеют, — кивнула Мерида, — они так в нашем каждом отпуске на море развлекаются. — Я хочу посоревноваться с ними, — призналась барменша, — если у них есть стипендия в Академии Экстремальных Видов Спорта, значит, они лучшие, — её глаза даже заблестели от предвкушения, — и я хочу, чтобы мы встретились в Галвестоне, где проходит ежегодная регата — как раз в последний день каникул! Сможешь их уговорить? — На участие в регате? — усмехнулась Мерида, — нет ничего проще. Видишь ли, у моих дорогих братцев есть крайне неприятная, но в данном случае крайне полезная черта. Каждый из них стремится быть лучшим. Думаю, поэтому они и выбрали разные виды спорта — чтобы не соперничать друг с другом. Но взять их на «слабо» очень легко. Хотя вроде бы и не мальчики уже. — Замечательно, — Ваяна, кажется, даже засияла, — ты меня очень обяжешь. Кстати, у Руди тоже есть к тебе просьба. — Просьба? — лучница едва не поперхнулась коктейлем, — у Руди? Звучит как угроза. На всякий случай: петь ему дифирамбы я не буду. Меня никто сегодня не кормил экзотично-вкусным блюдом. — Нет, расслабься, — Ваяна по-прежнему улыбалась, — он хочет, чтобы ты поехала вместе с ним в Полинезию этим летом.***
Джулиана грустно взглянула на опустевший стол Максимуса. Они столько прошли и пережили вместе, что представить свою дальнейшую работу без него ей было трудно. Наверное, даже невозможно. — Эй, всё в порядке? Как рядом появился Ник, девушка заметить не успела. Что, впрочем, неудивительно. Не зря его считали идеальным полицейским для работы под прикрытием. А когда их с Джулианой ставили в пару, то цены такому тандему не было! Никто не подумал бы, что вальяжный тип с замашками мошенника и его туповатая спутница-блондинка — одна из самых лучших боевых пар Техаса, с успехом носящая различные маски. Джулс очень ценила их партнёрство, длящееся не первый год, и отлично понимала, что они с Николасом справятся и без Максимуса. Но с того момента, как она совсем юной девушкой пришла в полицейскую академию, их всегда было трое. Не сразу, но они сумели найти общий язык, потом сдружиться, а потом и работать. И она чётко осознавала, что в отделе станет тускло без того, кто, не являясь всеобщим любимцем или неформальным лидером, был уважаем коллегами, пусть и не оценён собственным начальством. Кстати, о начальстве… — До сих пор не верится, что капитан Палмер — отец нашего Максимуса, — не дождавшись ответа, произнёс Ник, устраиваясь за своим столом. — Мы ведь все знали, что капитан женат, но он скрывал даже то, что его жена — венесуэлка. Джулиане оставалось только кивнуть, вспоминая вечер, когда Пилар Медина Палмер впервые показалась на глаза подчинённым Теодора. И, надо сказать, более эффектного появления она не смогла бы добиться даже при тщательном планировании. Она вошла в участок и попросила дежурных проводить её к Теодору Палмеру. Те, удивившись, спросили, кто же она; а узнав и эту информацию, едва не подпрыгнули на месте. Но просьбу выполнили. Они провели её в отдел ограблений как раз тогда, когда капитан читал своим подчинённым очередную лекцию по поводу небезупречного и заслуживающего порицания поведения полицейского Максимуса Медины… К его несчастью, жена успела услышать некоторую часть бреда до того, как он её заметил. А Пилар не стала сдерживаться, громко представившись всем собравшимся и тут же объяснив, в каких именно родственных связях состоят двое её любимых мужчин. Тон этой женщины звучал игриво и беззаботно, но глаза метали молнии. Джулс и Ник всерьёз думали вызвать своему начальнику полицейского врача, который тоже присутствовал в участке. Максимус, провожавший в тот момент Шарлотту, молодожёнов и прокурора Энджелс, появился, когда концерт его матери был в самом разгаре. Пилар, увидев его, тут же переключилась, вопрошая, а не хочет ли Максимус прямо сейчас написать заявление. Тот пожал плечами и заявил, что очень даже хочет, потому что не собирается оставаться в отделе, где его считают столь никчёмным сотрудником. После публичного написания заявления, молчаливого получения подписи и спокойного прощания со всеми коллегами, Максимус и Пилар удалились. — Капитан по-прежнему числится в изгоях семейства Медина Палмер? — уточнила Джулс. Она знала, что Теодор ночует в участке, не решаясь объявится дома. И лишь иногда пытается позвонить супруге, неизменно натыкаясь на автоответчик. — Ага, я заглядывал к нему сегодня, — кивнул Ник, — выглядит паршиво и озадаченно. — Не сомневаюсь. Миссис Палмер, кажется, всерьёз задумалась о разводе. Так что теперь ему нужно пересмотреть приоритеты, если он хочет сохранить семью. — Я думаю, что Макс не остался бы в нашем отделе, даже если бы капитан передумал. Он не станет никого уговаривать дать ему пресловутый второй шанс, особенно — своего отца. — Кажется, он говорил, будто бы подаст запрос в другие места, — вспомнила Джулиана, — ещё когда мы узнали о том, что диадема у Голденов. Наверное, сначала закончит все дела здесь, в участке, а потом уже определится с запросом. Я не хочу, чтобы он исчез, не прощаясь. — Да это вообще не в духе Медины! — фыркнул Ник. — Он, хоть и гранитная натура, но друг проверенный. — Хотя… Я могу ошибаться, но мне думается, что сейчас уже не такая и гранитная, — и он внимательно взглянул на напарницу. Джулс поняла его многозначительный взгляд и хмыкнула: — Ты считаешь, эта школьница-выпускница его всё же зацепила? — Шарлотта Фэй? Почти уверен. Она незаурядная личность. — Я согласна. Но ты кое о чём забываешь: Максу не нужны никакие привязанности. Особенно к девочке, которая едва справила совершеннолетие. И поэтому я сильно сомневаюсь, что он примет её чувства, и, тем более — свои собственные. — Тут я бы поспорил, — возразил Ник, — Неужели ты думаешь, что нашему офицеру не опостылело его одиночество? Он ведь никогда и никого не допускал в своё личное пространство; даже в детстве у него не было друзей, но у любого нормального мальчишки они есть всегда. А вспомни нашу учёбу! Сколько безуспешных попыток наладить контакт мы с тобой сделали, пока он решился приблизить нас к себе. А тут вдруг появляется эта, как её остальная молодёжь называет, Зубная фея, и смотрит так, что дыхание перехватывает. — Да, — Джулс хорошо помнила восхищённый, приправленный тайной печалью взгляд, обращённый в сторону Максимуса, когда Шарлотта думала, что за ней никто не наблюдает, — наверное, на него никогда в жизни так не смотрела ни одна женщина. — Я помню, как когда-то, ещё в академии, на меня тоже так смотрела одна девушка, — неожиданно перевёл тему Ник, по-прежнему не отрывая взгляда от напарницы. Джулиане бы вздрогнуть, но она коп, а не изнеженная принцесса. Максимус не знал, что эти двое пытались встречаться, когда только познакомились. Ключевое слово «пытались». Симпатизировать друг другу было легко, особенно на расстоянии, пока они только приглядывались к потенциальному партнёру; общаться, дружить и поддерживать в учёбе — тоже. А вот вступить в серьёзные отношения оказалось полным провалом. Джулс до сих пор считала эту идею самой дурацкой, которая только приходила ей в голову. Ник пользовался успехом у девушек, и никого не смущало, что он, вроде бы как, занят. Он умело и играючи обрывал любые попытки флирта, когда встречался с Джулианой, никого не обижая и сохраняя со всеми хорошие отношения. Но его многочисленные подруги, пока отбывающие срок на френд-зоне, не теряли надежды и бесконечно раздражали попытками привлечь внимание парня. Возможно, Зайке следовало быть более терпеливой по отношению к нему. Ну, вьются вокруг него девушки, ну так и что? Встречается-то он с тобой. И поводов для ревности не даёт, душевный покой своей пассии Николас действительно старался оберегать. А возможно, что и он мог быть более твёрдым и жёстким, когда отказывал своим поклонницам. Но его девушка так стремилась доказать всей полицейской академии, что она не просто смазливая девица, что тратила почти всё своё время на тренировки по рукопашному бою, стрельбу и тонны учебников и дополнительную литературу. По большому счёту, и свидания пары проходили в библиотеке, спортзале и тому подобных местах. В кино или паб они выбирались крайне редко. Может, поэтому никто всерьёз и не думал, что они на самом деле встречаются. И поэтому, когда через три месяца Ник аккуратно уточнил, а точно ли они — пара, Джулс пожала плечами, ответила, что он может считать себя свободным, если ему так угодно, и уткнулась в лежащий перед ней учебник. Но совместные занятия на этом не прекратились, ребята чувствовали себя комфортно в качестве друзей. Они пришли к молчаливому согласию никогда не вспоминать об их неудачной попытке перевести отношения в романтическую плоскость. И сейчас Джулиана некстати вспомнила об этом. Она честно признавалась самой себе, что за все эти годы никто не смог заинтересовать её настолько, как когда-то заинтересовал Николас Уайлдер. К тому же она неплохо выучила и его привычки, и слабости; ей нравилось проводить с ним время, а в работе она доверяла ему самое главное — прикрывать свою спину. Джулс запрещала себе сожалеть о прошлом и была довольна своим настоящим. Однако иногда их взаимные подколы приобретали совсем уж интимный характер, которые потом они предпочитали не обсуждать. На одном из дежурств, к примеру, когда они летели на машине, врубив мигалку, потому что преследовали одного несознательного умника, Ник, в ответ на какое-то её замечание, вдруг ляпнул: — Да брось! Ты же любишь меня! — Неужели? А я… и не скрываю! До неё тоже поздновато дошло, что именно она ответила. Тогда было не до разъяснений, они гнались за преступником, и отвлекаться не стоило. А потом Джулиана старательно делала вид, что этих двух реплик, от которых учащалось сердцебиение, не было. Николас пытался вывести подругу на откровенный разговор, но ни черта у него не получилось. Девушка огрызнулась, чего за ней обычно не водилось, и велела не лезть к ней с разговорами о событиях из позапрошлого столетия. Потом, когда Максимус, который слепым, очевидно, не был, сказал Нику поговорить с напарницей, тот предпринял ещё несколько попыток. Джулс сердилась, наотрез отказываясь обсуждать их прошлые отношения. Вот и сейчас, после непрозрачного намёка о том времени, когда они встречались, она немедленно схватила папки со стола и направилась в архив, уходя из кабинета и от разговора. Только Николас решил, что сегодня они всё-таки поговорят. Он нагнал Джулиану возле лифта, куда она как раз заходила. В последний момент забежав следом, парень с радостью отметил, что, по всем законам романтической комедии, они в лифте одни. Джулс делала вид, что его рядом тоже нет, уставившись в документы. Усмехнувшись, Ник остановил лифт. Джулиана бросила взгляд на двери, затем на парня, загородившего кнопки, и, сдерживая порыв немедленно съездить зловредному Лису по морде, спросила: — Тебе заняться нечем? — Есть чем. Я очень хочу, чтобы мы, в конце концов, поговорили. Несколько лет подряд ты избегаешь любых упоминаний о нашем прошлом. Чего ты боишься, Джулс? — он пока не прикасался к ней, опасаясь, что девушка сбежит уже через шахту лифта, а так рисковать не хотелось. — Ничего я не боюсь, — отмахнулась Джулс, стараясь сохранить дистанцию — насколько это было возможно вообще в таком месте как лифт. — Просто вспоминать-то не о чем. — Разве? А кем мы были друг для друга до того, как решили, что мы просто коллеги по учёбе? Не припомню, что у простых напарников считается нормой целоваться в парке во время Хэллоуина! — Мы встречались. Официально. Ты это хотел услышать? — Нет, Джулиана. Я хочу понять, разве я не нравился тебе как парень? — Почему же? Нравился. И я не собираюсь это отрицать. Чтобы детектив Холл, жесткая и гордая напарница, до последнего избегавшая этого разговора, вдруг признала, что неравнодушна к нему? Николас даже немного растерялся. Но от признания стало теплее на душе, и он позволили себе улыбку — не ехидную, а вполне человеческую. — Ты мне тоже нравилась как девушка. Очень. Почему же мы разошлись? — А почему ты мне задаёшь этот вопрос? Кажется, нам обоим было проще дружить, а не встречаться, — и Джулс неожиданно грустно усмехнулась, — я доверяла и доверяю тебе больше, чем кому-либо. Но свобода тебе всегда будет важнее любой девушки. Я поняла это ещё той осенью; и тогда же поняла, что хочу остаться в твоей жизни надолго, если и не навсегда. По крайней мере, как напарницу ты меня ценишь. Ник стоял и слушал невесёлую отповедь своей давней подруги, одновременно злясь на неё и, в то же время, понимая, почему Джулиана решила, что он нуждается только в свободе. Ведь длительные отношения его никогда и ни с кем не связывали. Он неоднократно подчёркивал, что не только не женится, но и жить ни с кем не будет, а уж о будущих детях и вовсе речи нет. И что могла подумать девушка, которая вовсе не считала себя особенной для него — она думала, что одна из многих. Они никогда не говорили о чувствах даже в тот короткий период. Что ей оставалось, кроме как с головой нырнуть в учёбу, чтобы только страдать как можно меньше, когда ей вежливо намекнут на то, что в ней, как в партнёрше, более не нуждаются!.. Нику стало невыносимо больно оттого, что тогда он ни словом, ни жестом не дал ей понять, что она значит для него гораздо больше, чем его предыдущие пассии. Что он очень бы хотел, чтобы она оставалась рядом с ним не только как верный друг и ответственный напарник. Но и как… — Джулс, — он вздохнул и всё-таки придвинулся ближе, — но ведь и ты не говорила, что я много для тебя значу. Я не знал… — Ты много для меня значил. И значишь до сих пор, — спокойно проговорила она, видимо решив, что её небольшой секрет уже потерял всякую ценность, — и, если уж надо сказать открытым текстом, то да — я тебя люблю… Ник не дал ей договорить. Времени они и без того угробили достаточно. Когда на этаж, где находился архив, лифт всё-таки прибыл, ожидавшие его люди могли наблюдать через открывшиеся двери в кабине парочку, которая самозабвенно целовалась; многие знали, что они — известная боевая пара Техаса, Николас Уайлдер и Джулиана Холл. И сейчас их коллеги впервые видели доказательства того, что напарников связывают именно романтические отношения. Только они не слышали, как в перерывах между поцелуями Ник шептал на ухо счастливой Джулиане: «Я тоже, любимая, я тоже…»***
Когда Эльза открыла глаза, она поначалу не могла сообразить, где и с кем находится. В помещении царил серый предрассветный сумрак, она лежала явно не в кровати и была одета не в ночную сорочку. Чтобы сориентироваться, девушка приподнялась, оглядела комнату; не сразу, но она узнала её — бывшая столовая Сэндов, теперь предназначенная для занятия йогой. Наконец, память подгрузила нужную информацию, и Эльза вспомнила вчерашний вечер. Оказывается, они так устали с Джеком за прошедший день, половина которого прошла в порту, половина — в долгих прогулках, что отключились прямо на ковре в этой самой комнате, при просмотре фильма на большом экране, который поместили сюда Джеральд и Джессика. Как раз сегодня будущий отец решил купить домашний кинотеатр, и пока молодёжь занималась делами, они с женой смотрели кино, предварительно установив покупку в пока ещё необорудованную детскую. Вернувшимся Эльзе и Джеку они тоже предложили заняться тестированием. А те, хотя и с трудом на ногах держались, почему-то согласились. Они переоделись в домашнюю одежду и вернулись в бывшую столовую, где довольно уютно устроились на ковре, обложившись подушками. И просмотрев примерно треть фильма, наверное, поддались взявшей своё усталости. А семейная пара деликатно решила их не будить, отключив аппаратуру и лампы, а так же заботливо укрыв пледом. Одним на двоих. Но это было бы полбеды. Эльза не могла не обратить внимания на то, что к Джеку она прижалась почти вплотную, а он обнимает её за талию. Может, так близко они оказались во сне, когда не контролировали свои действия; и хорошо, что оба одеты; и вообще ничего особенного нет в том, чтобы вместе поспать под одним пледом!.. Только уговоры не помогали Эльзе почувствовать себя лучше. «Почему мы ведём себя как пара, хотя таковой не являемся?» — пронеслось у неё в голове. Без пледа, который она аккуратно отбросила, стало прохладнее. Оказывается, дверь на задний двор оставалась открытой; в мареве раннего утра девушка разглядела часть знаменитого розового сада, любовно возделываемого Джессикой. Только сейчас она поняла, что её разбудило: запах множества цветов. Бывшая экономка семьи Разенграффе, а ныне — просто близкая подруга, как-то объясняла ей, что сильнее всего аромат роз именно по утрам, особенно в безветренную ясную погоду. Раздумывая над дилеммой, встать и закрыть дверь во двор, или же снова спрятаться под плед, стараясь не прижиматься к горячему боку Джека, Эльза потихоньку отодвигалась от парня, очень стараясь не разбудить его. Однако не успела она прийти к какому-либо выводу, как её резко подхватили за талию и вернули под плед уже без согласия. А затем теплые губы возле уха прошептали: — Не уходи… Пожалуйста… — Джек, отпусти меня, — и как бы она не пыталась, голос её звучал не так твёрдо, как Эльза рассчитывала. Джек лежал к ней лицом, а поскольку уже медленно, но светало, они могли видеть друг друга. И сейчас он открыл глаза. — Эльза, я прошу: перестань вести себя так, как будто мы только вчера познакомились на какой-то вечеринке, напились и проснулись в одной постели без одежды, — он зевнул, понимая, что вырываться она прекратила, — мы оба знаем, что ничего страшного не происходит. Мы просто уснули рядом — случайно! Так почему тебя так смущает эта ситуация? Она не ответила, опасаясь, что парень проявит настойчивость — их лица опять оказались непозволительно близко. Однако после своего дня рождения, когда он пообещал ждать её, он больше не делал попыток поцеловать девушку. Эльза догадывалась, что теперь он ожидает инициативы от неё, которая убедит его в правоте собственной версии о том, что он нужен ей не меньше, чем она ему. — Я хочу выйти в сад — чувствуешь, как пахнут розы? От их запаха я и проснулась, — самое нелепое объяснение порой самое верное. И не давая Джеку времени подумать, она довольно спокойно добавила: — Пойдём со мной, если хочешь. — Хорошо, пойдём, — покладисто кивнул тот, поднимаясь следом за ней, — ты права насчёт цветов — такое ощущение, что всё кругом залито розовым маслом. Солнце не спешило всходить, а на их улицу опустился туман, предвещая жаркий день. Но в саду, благодаря белому природному явлению, складывалось полное ощущение единения. Как будто бы никого, кроме них, на свете не было. Парень, даже не спрашивая, набросил на плечи Эльзы плед, понимая, что утро выдалось достаточно холодным. Она благодарно улыбнулась ему и вновь перевела взгляд на цветы. Какие только сорта не выращивала Джессика! Чайно-гибридные, обычные, плетистые, очень миниатюрные и просто огромные, специальные розы для чая и варенья, сорт, предназначенный для масла… Перечислять можно было бесконечно. Иногда Эльзе хотелось задать вопрос своей старшей подруге, а не надоедают ли одни и те же цветы, пусть и такие разнообразные? Но затем, глядя на буйную красоту, открывшуюся её глазам, она не могла не пленяться очарованием этого цветка. Воистину — королева сада!.. В ничуть не меньшее восхищение её приводил и великолепный сад Фростов, где были собраны, казалось, все существующие сорта самых красивых и изящных цветов со всего мира. К тому же Грэм был очень трудолюбивым садовником, и в свою работу вкладывал душу. По идее, после длительной экскурсии по этому образчику того, каким полагается быть саду, чтобы гордиться им и не стесняться демонстрировать всевозможным гостям, ничего больше не могло вызвать такой восторг. Однако каждый визит в дом своих соседей Разенграффе-старшая находила новые причины любоваться результатом долгого и упорного труда Джессики. — Эльза, — тихо обратился к ней Джек, опасаясь нарушить странную магию этого утра, — я понимаю, что у меня нет права спрашивать, но сегодня — последний день каникул. — И что? — он стоял рядом, вместе с ней глядя на цветы. Трудно было не догадаться, о чём он хочет спросить, но откладывать этот разговор было нельзя. Впрочем, сама виновата: не стоило позволять себе отвечать на тот поцелуй, тем более с такой страстью! — Мы вернёмся в Хьюстон, — продолжил парень, — и у каждого снова будет своя жизнь. Но сейчас, пока мы здесь, ты можешь ответить мне честно только на один вопрос: у нас есть хотя бы минимальная возможность быть вместе? Я обещал тебя ждать, и я об этом помню. И от твоего ответа ничего не изменится. И я вижу, что за прошедшие несколько дней тебя вовсе не напрягало моё общество. Кажется, ты даже получала удовольствие от нашего совместного времяпровождения… Или я ошибаюсь? Нет, разумеется, он не ошибался. Эльза впервые за последний год почувствовала себя живым, а, главное, очень счастливым человеком. И притворяться равнодушной рядом с ним становилось всё сложнее и сложнее. Она не знала, как, не причиняя боли, объяснить ему, что все усилия не пропали даром, что она всё заметила и оценила попытки доказать, что он вовсе не так ужасен, каким показался ей в первые месяцы знакомства. Что она верит ему, и что его чувства не безответны! Выработанное годами хладнокровие снова удержало готовое сорваться с губ признание в любви. Потому что как только Джек услышит, что его страсть разделяема, его ничем нельзя будет сдержать. И никакие надуманные причины не удержат его на расстоянии. Ведь о настоящей причине своей сдержанности и обуздании сердечных порывов она не может ему сообщить. Даже Анна не знает, что ответственность за гибель их с Эльзой родителей несёт именно старшая дочь… И Джеку тоже не стоит об этом знать… — Почему? Ты не ошибаешься, — наконец, смогла произнести она онемевшими губами, — мне надолго запомнятся эти каникулы. Я… благодарна тебе за то, что ты всё же решился приехать и разнообразить мои рабочие будни. — Значит, тебе понравилось быть со мной? — Да, понравилось, — она всё ещё не смотрела на него, но промолчать не решилась. — И ты действительно не презираешь меня за то, что мои родители украли у твоих немалую сумму денег? — видимо, этого он боялся больше всего, несмотря на то, что наследница Разенграффе попросила его примириться с Оливером и Аннабель. — Я ведь уже сказала тебе, — терпеливо проговорила Эльза, всё-таки взглянув на него, — с деньгами родителей и твоей матушкой я решу вопрос сама. А ты ни в чём передо мной или Анной не виноват. И я очень тебя прошу перестать чувствовать себя виноватым за те поступки, к которым ты не имеешь никакого отношения. — Спасибо, — полушёпотом отозвался Джек, — я бы не хотел, чтобы тот инцидент сказался на твоём отношении ко мне и Мейси. Но… ты мне так и не ответила… — По поводу чего? — Ты не сказала, могу ли я надеяться на то, что ты ответишь на мои чувства. — Пока я не могу тебе ответить, — выбрав что-то нейтральное, проговорила девушка. В принципе, это почти правда. Парень рвано вздохнул, помолчал; потом развернул объект своих мечтаний к себе лицом и сказал: — Не понимаю… Я же вижу, что тебе со мной вовсе не плохо. И… мне точно не кажется — тебя тянет ко мне. В чём же дело? Если тебя беспокоит предыдущий опыт негативных отношений, то я могу это понять. Но, Эльза, ты же не дура и понимаешь, что твои деньги мне не нужны. Или ты переживаешь, что наше сближение происходит слишком быстро? — он требовательно смотрел в её глаза, ожидая ответа. — Из-за этого тоже, — поспешно кивнула она, — я ведь говорила уже, после твоего дня рождения, вспомни! Подобный диалог и в самом деле имел место быть, Джек не мог забыть его. Чуть позже в тот день он узнал, что Эльза Разенграффе в курсе секрета семьи Фрост. Но до того он тоже спрашивал её о причинах, по которым она упорно отвергает его. Она нервничала, боясь, что сейчас он всё же взорвётся. Ничего не поделаешь, приступы его ярости, когда он чего-то не понимает, либо понимает неправильно, вряд ли куда-то исчезнут, это часть его нрава. Неприятная, но какая уж есть. Однако он удивил. Отдышавшись, он отпустил её, видимо, приняв причину, которую она ему озвучила, за существенную. — Хорошо, я согласен, — более-менее спокойно выговорил он, — может, я слишком тороплю события. И ты не зря волнуешься, что я быстро остыну, как только ты согласишься на отношения. Но хочу сказать, что я уверен в своих чувствах. Потому что за все восемнадцать лет я впервые настолько увлечён девушкой, что готов рвануть за ней в другой город. Думаю, это и увлечением нельзя назвать, — он смог, наконец, улыбнуться ей и добавил: — Раз уж мы всё равно не спим, пойдём на кухню. Ты будешь пить кофе, а я чай, который так хорошо получается у Джессики. Уже сидя на кухне, Джек, окончательно пришедший в доброе расположение духа, поднял тему о планах на последний день каникул. — Я бы хотела посетить регату, которую ежегодно проводит наш галвестонский яхт-клуб, — ответила Эльза, — в ней участвуют все желающие, но до тридцатилетнего возраста. В основном, конечно, спортсмены, занимающиеся парусным спортом, но могут и обычные люди. Администрация города выделяет на это неплохие средства, к тому же первые три места, как обычно, что-то получают. — А что, неплохо, — парень с удовольствием сделал глоток розового чая, который наверняка больше нигде не попробует. — Со спортом у меня не самые лучшие отношения, и поэтому на таких мероприятиях я нечасто бывал, если только Иккинг не вытаскивал на очередные соревнования, где нашу школу представляла Астрид. А про парусный спорт и речи нет. Давай сходим, мне даже любопытно. — Надеюсь, тебе понравится, — Эльза сняла с плиты турку с закипевшим кофе.***
— И что тебе мешает принять решение? — Юджин смотрел на свою невесту, пытающуюся наслаждаться супом гамбо, который училась готовить полдня. Конечно, у неё в итоге получилось, но мельтешить она не перестала. Юджин нашёл временную работу, и теперь приходил домой только к обеду. Рапунцель, чтобы чем-то занять многострадальную голову, занялась освоением американской кухни. Кое-что она уже знала (например, у неё хорошо получались блюда на День Благодарения, потому что Эминья отмечала с ней этот праздник и заодно обучила традиционной праздничной готовке). Но ещё далеко не всё, ведь американская кухня включала в себя и английские рецепты, и испанские, и африканские, и даже индейские. Хорошо это понимая, девушка даже попросила у Корделии Энджелс разрешения ненадолго покинуть штат. Та удивилась, но позволила это сделать, дав сопровождающего ей и Юджину и предупредив, чтобы в том городе, куда они направлялись, молодожёны провели не больше двух суток. Когда пара увидела сопровождающего, Рапунцель едва не завизжала от радости, да и жених её явно воодушевился. Приветливо улыбаясь, из служебной машины выходил Паскаль Дега. — Быть не может! — обнимаясь со своим бывшим телохранителем, восклицала девушка. — Так наш сопровождающий — это ты? — пожимая ему руку, спросил Юджин. — Присаживайтесь в автомобиль, я вам всё объясню, — предложил Паскаль, раскрывая двери, — нам ещё предстоит в дороге провести пять часов, так что времени на разговоры предостаточно. Итак, мисс Рапунцель… простите, миссис Рапунцель, мы, если меня правильно информировали, едем в Луизиану? — Да, в Новый Орлеан. А направлялись они в известный в этом штате ресторан «Дворец Дианы», который специализировался на креольской кухне, и о ней Рапунцель успела услышать достаточно. Она узнала из самых разных журналов, что хозяйкой ресторана является молодая чернокожая женщина, влюблённая в креольскую кухню так, как сама Рапунцель была влюблена в мексиканскую. Ей было интересно пообщаться с единомышленницей, и, если ей не откажут, получить парочку настоящих рецептов тех блюд, которые готовят в ресторане Дианы. — Как вы знаете, ваши биологические родители долгое время были в фаворе у прокурора штата, Корделии Энджелс, — рассказывал Паскаль, ловко маневрируя на дорогах, — и они как-то пожаловались ей, что родная дочь, только что вернувшаяся домой после четырнадцати лет отсутствия, всё норовит убежать, и ни один из охранников не в состоянии с ней поладить. На тот момент я был телохранителем мисс Рафаэллы Энджелс, думаю, вы помните эту девушку… — Да, конечно, я помню её, — растерянно ответила Рапунцель, — мы виделись в полицейском участке. Но она не подошла к тебе. — Потому что я попросил её заранее: при любой случайной встрече сделать вид, что мы не знакомы. Не нужно так удивляться, — заметив вытянутые лица молодожёнов, продолжил Паскаль, — миссис Энджелс поняла, что если я сумел договориться с её своенравной дочерью, то, возможно, у меня получится и с вами найти общий язык. Она несколько утомилась от регулярных жалоб со стороны весьма назойливой миссис Голден. И поэтому, не предупредив их ни о чём, попросила меня побыть вашим телохранителем. Вот и всё. Мисс Рафаэлла, конечно, немного огорчилась, но я объяснил, что у вас схожая с её ситуация, и она тут же согласилась с переменами в своей жизни. Несмотря на непростой характер, она довольно сочувствующая девушка. А после того, как мадам Корделия узнала, что собой представляют мистер и миссис Голден, она немедленно отозвала свой приказ, и я вернулся к ним. Но вы уже и не нуждались в моих услугах. В общем, до конца маршрута темы для разговоров не заканчивались. Рапунцель и Юджин не собирались обижаться на их общего друга за то, что он частично скрыл информацию о своём найме — он всегда был предан им обоим и, несмотря ни на что, оказывал посильную помощь. Кстати, Паскаль сообщил, что прокурор Энджелс всё-таки решила дать шанс отношениям своей дочери и рокера Деймона. Видимо, случай с Рапунцель радикально поменял её мышление. Когда пара вернулась в Хьюстон, Юджин занялся подработкой, а его невеста, ожидавшая выезда из страны своей матушки и всего семейства Гонсалес, принялась осваивать креольскую кухню, секретами которой Диана таки поделилась. Помимо этого, несколько рецептов Рапунцель получила и от её мужа, Амина. Он неплохо разбирался в арабских сладостях, да и сам внешне немного походил на жителей эмиратов. Работники ресторана поговаривали, что хозяин — незаконный сын какого-то арабского шейха, поэтому живёт в Америке, а тот ему тайно помогает. Рапунцель посмеялась, услышав сплетни, но не стала уточнять у Дианы, насколько же они правдивы. Её интересовала только кухня, а в чужую личную жизнь лезть вообще неэтично. Особенно, если в своей непорядок. Имельда по-прежнему ждала ответа от приёмной дочери Эминьи. Матриарх семейства Гонсалес проявляла понимание, не напирала, лишний раз не звонила; только златовласка всё ещё не могла решить, чего она хочет: остаться в штатах с верными друзьями или же обрести семью, в которой её почти наверняка поймут? Поэтому Юджин ежедневно заставал бардак в кухне и взвинченную до предела девушку, у которой не получался очередной рецепт. — Я не знаю, где мне будет лучше, — ответила его возлюбленная, — здесь или в Мексике. Я понимаю, что ты в любом случае останешься со мной, но… Всё так непросто!.. — Родная, — Юджин подхватил её на руки и усадил в любимое кресло, понимая, что сейчас она не в состоянии ни прибраться, ни сделать что-то осмысленное, — если уж ты не знаешь, чего ты хочешь, то никто не ответит тебе на этот вопрос. — А ты бы чего хотел? — робко обратилась Рапунцель к Юджину, но вопрос явно ушёл мимо цели. — О, нет-нет-нет, даже не пытайся, — тут же открестился парень, — сеньора Имельда приглашала именно тебя, и поэтому тебе принимать решение. А я буду счастлив там, где тебе будет хорошо. Чего я точно не хочу, так это того, чтобы ты грустила. И у друзей тоже не спрашивай совета. Потому что они не захотят с тобой расставаться, и адекватного мнения от них ты не дождёшься. А твой духовный наставник просто скажет, чтобы ты принимала решение самостоятельно, не пытаясь спихнуть его на других, — проницательно заметил Юджин, уже неплохо зная отца Патрика, венчавшего их. Невеста оглядела учинённый ею разгром на кухне и вздохнула, понимая, что нужно прибраться. Эминья Гонсалес приучила её к строгому порядку на рабочем месте, поэтому Рапунцель, даже на взгляд самых придирчивых шеф-поваров мира, была профессионалом: во время приготовления пищи её кухня, где бы она не находилась, сияла чистотой. Правда, про нынешнюю кухню того же сказать было нельзя. Рапунцель понимала, что прерогатива человечества — не всегда справляться с собой и совершать какие-то промахи, а так же позволять себе слабости во времена душевного дисбаланса. В конце концов, с обедом она всё же справилась… Юджин никак не прокомментировал то, что творилось на кухне, просто зная, что его избраннице нужно собрать себя воедино прежде, чем она сможет двигаться. Он не нуждался в том, чтобы его обслуживали, ведь слишком рано пришлось стать самостоятельным. Но то, что его любимая стремится это делать, приносило ощущения, которые он никак не мог охарактеризовать. Было непривычно, странно, иногда некомфортно и очень, очень тепло. Она будто бы доставала тупые иглы из его души каждым проявлением своей заботы. Поэтому ему нравилось, когда Рапунцель каждый раз, когда он приходил, встречала его, а потом начинала по-домашнему хлопотать, накрывая на стол и ухаживая за ним в течение всего вечера. Многие феминистки наверняка бы скривили лица, наблюдая за таким отношением девушки к своему мужчине. Особенно с учётом того, что сия прослойка населения всерьёз считают существ мужского пола паразитами, опасными для этой планеты. В конце концов, и сам Юджин поначалу считал подобное проявление внимания со стороны Рапунцель излишеством. Когда они встречались в подвале, он честно пытался пресечь её попытки ухаживать за ним, даже сердился, когда она пожимала плечами и мягко продолжала одаривать его своим вниманием. И сейчас, несмотря на то, что и сам работал, он стремился молча отблагодарить её за любовь, которую она ему подарила. Поэтому, видя, что девушка, кажется, сейчас уснёт прямо в кресле, парень отнёс её в спальню, осторожно уложил на кровать и накрыл покрывалом. Он любит, когда она проявляет заботу. Но это не значит, что он не может обойтись без неё, особенно, когда сама Рапунцель нуждается в помощи. Она проспала несколько часов, открыв глаза около семи часов вечера. Чувствовала себя, тем не менее, отдохнувшей. Зевая и потягиваясь, невеста-жена направилась на кухню: телу, конечно, нужно давать расслабляться, но об уборке забывать всё же не следовало. Кухня встретила её чистой посудой, намытым полом и супом гамбо на блестящей плите. Никаких следов того, что здесь творилось днём, не осталось. В недоумении осматривая свои владения, она вдруг почувствовала, как знакомые руки обнимают её за плечи, а затем и голос услышала: — Я был в гостиной, услышал, что ты проснулась. Выспалась? — удивлённые глаза Рапунцель встретились с весёлыми глазами Юджина. — А… это ты прибрался тут? — Я подумал, что тебе не следует брать на себя слишком много. Кстати, на звонки я тоже отвечал, — парень продемонстрировал её собственный телефон, который забрал, когда уложил её, чтобы сон его невесты-жены ничто не потревожило. — Звонила сестра твоей матушки… Росита, кажется… так вот, она спрашивала, не хочешь ли ты с ней, Викторией и Луизой пройтись по мексиканскому рынку. Я сказал, что ты перезвонишь вечером. А ещё звонила Корделия Энджелс, — лицо Юджина приобрело озадаченное выражение, — но она, скорее, звонила с сообщением для меня… — Что-то случилось? — насторожилась девушка. Тот покачал головой: — Вроде бы нет. Но она сказала, что выяснила кое-что о моём прошлом. Ещё сказала, что приходить к ней смысла нет, она просто отправит документы с доверенным лицом сегодня же вечером. Так что, возможно, уже сегодня мы узнаем, кто же я, — с улыбкой закончил парень. Рапунцель развернулась в его объятиях и обняла в ответ. — Я рада, если этот вопрос перестанет тебя терзать, но помни, что для меня ты всегда — мой возлюбленный. И твоё происхождение меня мало волнует. — В этом я не сомневаюсь, — усмехнулся жених-муж, — если уж тебя не остановило то, что я вор… — Ой, а вдруг миссис Энджелс снова отправит к нам Паскаля доставить документы? — предположила девушка, — вот было бы здорово! Но пришёл не Паскаль. Когда Рапунцель открыла дверь, она увидела на пороге девушку, с которой и не надеялась когда-либо познакомиться. Рафаэлла Энджелс несмело улыбалась ей, наверное, сомневаясь в том, как её примут. — Здравствуйте, мисс Готель, — вежливо поздоровалась модель, — меня зовут… — Рафаэлла, я знаю, — перебила её златовласка, — вы — дочь прокурора Корделии Энджелс, проходите, — она посторонилась, давая зайти в квартиру, — но я не думала, что вы исполняете обязанности курьера. — Только сегодня, и я сама напросилась на эту должность, — пояснила та, проходя следом за хозяйкой в кухню, — услышала, как мама говорит об этом с Паскалем, и вмешалась, попросив разрешения самой доставить вам пакет, — она протянула означенный предмет Рапунцель, а та — вошедшему следом за ними Юджину. — Это мой жених, — представила она его, — и речь в этих документах, — кивок на пакет, — идёт именно о его семье. — Я надеюсь, ты не против, если я вас оставлю и займусь их изучением? — немедленно уточнил парень, нетерпеливо сжимая в руках тайну о своём прошлом. — Нет, разумеется, не против, — ответила Рапунцель, — мы посидим тут, а ты иди в гостиную. — Спасибо, милая, — и он тут же удалился. А девушки остались вдвоём, внимательно рассматривая друг друга. Не сговариваясь, они понимали, что друг другу интересны. Схожие подростковые драмы, общий телохранитель, сумевший подружится с ними обеими, очень близки по возрасту. Конечно, Рапунцель не обольщалась на счёт дочери прокурора штата: она понимала, что та довольно избалована, да и Паскаль предупреждал об её своенравности. И, несмотря на раннюю карьеру модели, Рафаэлла вовсе не была умнее или взрослее привычной для бывшей затворницы компании: Фростов, Разенграффе или Фэй. Возможно, она не была злой, жадной или завистливой, и это говорило в её пользу; но вот эгоцентричной и неуёмной в своих желаниях — точно. Однако, стараясь не придерживаться скоропалительных выводов, Рапунцель, как радушная хозяйка, просто предложила той напиток, уточнив, что гостья предпочитает. Оказалось, зелёный чай. Он хорошо влияет на цвет кожи, не допускает отёков и синяков под глазами. Что ж, подобный аргумент от девушки, которая работает именно лицом, — вполне годящийся. Чай в наличии тоже имелся. Как воспитанная католичка, Рапунцель, подав своей гостье питьё, поспешила с признательностью: — Я вам очень благодарна за то, что вы позволили Паскалю поработать со мной. Он стал настоящим другом и мне, и моему будущему мужу. — Я вам тоже благодарна, — не осталась в долгу Рафаэлла, — ваша история так повлияла на маму, что она сначала почти не разговаривала со мной несколько дней, а потом вдруг сказала, что разрешает мне встречаться с Деймоном, — в этот момент очаровательное личико модели опечалилось, что не ускользнуло от внимания её собеседницы. — Если вы не возражаете, я бы хотела, чтобы мы перешли на «ты», — внесла предложение Рапунцель, — я воспитана в старых традициях, и правила этикета соблюдаю, если угодно. Но мы с вами почти ровесницы… — Вы даже старше меня, — кивнула Рафаэлла, — на год. Но мне тоже кажется, что лучше обойтись без формальностей, мне их на работе хватает. Знаешь, я так рада за тебя и твоего мужа, — сменила тему дочь прокурора, — я, когда увидела тот репортаж — нашла его в интернете, а потом узнала, что мама не стала поддерживать Голденов, и что она решила помочь вам!.. Я часто смотрю теленовеллы, так я столько эмоций ни разу, ни в одной серии не испытывала. А ты вообще крутая! Отказалась от богатства родителей ради свободы и любви! Ах, это так романтично и красиво! И своей мамой я очень горжусь, она молодец! Не то, что бы бывшая золотая принцесса удивилась, но её жизнь впервые сравнивали с сериалом. Похоже, эта девочка излишне романтизирует то, что происходило лично с Рапунцель и с Юджином. Собственно, мнение о Рафаэлле Энджелс, которое сложилось изначально, сейчас подтверждалось. Может, она и способна на разумные поступки, но пока это спорный вопрос. Вспомнилась их первая встреча. Бросить съёмки в Лос-Анджелесе и прилететь в Техас, только лишь потому, что твой парень попал в полицейский участок — кстати, не в первый раз, — ни разу не разумный поступок. Скорее, исключительно порывистый. А с практической стороны толку от него немного. Пока было сложно разобраться, что является истинной чертой характера этого, похожего на ангелочка, ребёнка, а что — склонностью к мелодраме. Хотя… почему бы и не попытаться? — Я тоже довольна, что ваши отношения с мамой стали лучше, — когда юная модель всё же замолчала, Рапунцель смогла вставить ремарку, — а как ваш парень? Он рад, что теперь у вас могут быть официальные отношения? Вот он. Снова — опечаленный вид, и замявшаяся девушка. Немного помолчав, она ответила: — Ну, у нас… не очень всё сейчас. Мы как бы поссорились. — Вот как? — почему-то не возникало сомнений, что инициатором ссоры была как раз Рафаэлла. — А почему? — Он не понимает меня! — не хватает ещё топнуть ножкой, и иллюзия капризной принцесски будет полной. — Когда мои менеджеры узнали, что мама разрешила мне встречаться с самым молодым рокером в Техасе, они загорелись идеей сделать из этого небольшой пиар-ход, полезный и мне, и группе Деймона. Мы решили организовать совместное интервью, к которому бы прилагалась фотосессия. Деймон согласился, ему даже понравилась эта идея. А потом мне предложили выбрать тему для съёмок. Я выбрала — самую романтичную и крутую тему тысячелетия! — и все меня поддержали. А он… он считает, что тема ему не подходит! И отказался участвовать, пока я не сменю идею. «Господи, что же эта дурочка умудрилась выбрать?» — подумала Рапунцель. Но, поскольку её гостья была занята тем, что пускала хрустальные слёзы и всхлипывала, пришлось интересоваться вслух: — Я даже боюсь спрашивать, что же это за тема? — Как — что? — Рафаэлла прекратила лить слёзы и удивлённо взглянула на хозяйку. — Идеальная тема, подходящая нашей паре! — Я не хочу гадать, — вздохнула собеседница, — просто скажи. — Конечно же, это «Ромео и Джульетта»! Через пять секунд на кухне зазвенел смех-колокольчик. Так откровенно Рапунцель не смеялась, кажется, давно. С ума сойти! Мало того, что златовласка отлично понимала неизвестного ей Деймона Сульфаруса, так она от души ему же и сочувствовала. Не повезло ему с подругой — надо же было додуматься до такой банальной, избитой, затёртой, неинтересной и откровенно пошлой идеи! Дело в том, что трагедии Шекспира девушка не жаловала, особенно чушь про суицид двух подростков; и даже качественный мюзикл, поставленный французами, не спасал его. Она не один раз читала это произведение, силясь понять, что же в нём все находят, но только разозлилась. Даже опираясь на законы того времени, она нашла сразу несколько выходов для этих двух идиотов, которые не предполагали чью-то смерть (кроме, разве что, Тибальта — вот уж кому действительно бы полежать в палате с мягкими стенами, нашпигованному транквилизаторами!). Но Шекспир решил, что смерть от любви — это красиво, и теперь множество недоразвитых мозгом малолеток пытаются примерить на себя роли выдуманных им самоубийц. Рапунцель была рада, что, несмотря на то, что она не говорила Юджину о своей неприязни к самой знаменитой трагедии английского драматурга, он никогда не сравнивал их настоящую историю с той неправдоподобной войной, что развернулась в Вероне между Монтекки и Капулетти. Юджин вовсе не был безграмотным парнем — он старательно занимался самообразованием, за что и был уважаем Крюком; и произведения Шекспира тоже читал. Как выяснилось, от хроник ему хотелось зевать, от трагедий — заново убить Шекспира; а вот комедии ему пришлись по душе — как и его девушке. Пока Рафаэлла недоумённо хлопала ресницами, искренне не понимая причину веселья новой подруги, та, отсмеявшись, сказала: — Ещё бы он согласился! Я хоть и не знакома лично с твоим парнем, но я его видела. И весь его вид подчёркивает то, что он рокер. Не больше, но и не меньше. А ты решила запихать его в шкуру какого-то романтического недогероя — не особого умного и инфантильного. Не понимаю, как тебе в голову пришло, что он согласится. — Но он же любит меня! — с обидой в голосе вскрикнула модель, — и поэтому должен… — Должен выполнять все твои прихоти, до какой бы степени идиотизма они бы не доходили? — закончила Рапунцель. — Я тебя сейчас удивлю, но он ничего тебе не должен. Я удивлена, как он до сих пор не послал тебя самыми жёсткими словами из своего лексикона. Знаешь, когда я увидела тебя в участке, ты мне показалась довольно милой и любящей девушкой. А сейчас я даже не знаю, как тебя воспринимать. Скажи, у вас были отношения лучше, когда миссис Энджелс запрещала тебе с ним встречаться? Несмотря на то, что дочь прокурора не любила думать, мозги, тем не менее, у неё имелись. Она ненадолго умолкла, перебирая в голове воспоминания, а потом расширенными глазами уставилась на собеседницу. — Да, я сейчас вспомнила — мы на самом деле ладили лучше! Почти не ссорились, тем более по пустякам, к недостаткам друг друга относились терпимо. А почему?.. — Потому что у вас была непростая ситуация, — отозвалась хозяйка дома, надевая фартук и готовя себе рабочую поверхность для очередного кулинарного эксперимента, — и вам обоим было не до ругани. А сейчас проблема разрешилась, но твоя склонность к драматизму никуда не делась. И ты решила добавить в ваши отношения переживания. Устроить склоку на пустом месте вообще несложно. Подозреваю, твой парень сейчас не понимает, что происходит с тобой. — А что ты делаешь? — вдруг заинтересовалась гостья. — Решила попробовать себя в американской кухне, — пожала плечами Рапунцель, — точнее, в креольской. По вечерам мы с Юджином любим пить горячий шоколад или чай на балконе с какой-нибудь выпечкой. Сегодня у нас бенье — французские пончики. — А почему ты просто не закажешь? — девушка, любопытствуя, подошла ближе, глядя, как дочь мексиканки ловко отмеряет ингредиенты. Та с удивлением и скептицизмом посмотрела на модель и ответила: — Зачем? Я люблю готовить, это моё хобби. Но, скрывать не буду, мне бы хотелось, чтобы это стало профессией. — Можно мне тоже попробовать? — попросила Рафаэлла. — Я никогда не готовила, но вдруг у меня получится? — Не проблема, — Рапунцель быстро кивнула, — но ты не ноешь, слушаешься меня и делаешь только то, что я скажу, ясно? — дождавшись согласия, она бросила ей второй фартук, велела тщательно заколоть волосы и включила привычный для себя «скоростной» режим. Она и сама работала, и следила, как идут дела у её неожиданной ученицы. Надо отдать должное этой белоручке — она старалась. Почти ничего не комментировала, вопросы задавала по делу и, действуя гораздо медленнее привычной к такой работе Рапунцель, всё же управилась со своим тестом к тому времени, как пончики старшей были уже во фритюре. Глазурь далась ей нелегко и не с первого раза, но всё же она её сделала. По идее, для бенье вполне хватало и сахарной пудры, но Рафаэлла захотела попробовать полить их глазурью. Не сочтя за труд, Рапунцель выдала самый простой рецепт, всё же немного помогая своей гостье справиться на кулинарном поприще, на которое та вышла впервые в жизни. За время импровизированного мастер-класса дочь прокурора задавала вопросы и по поводу своих отношений. Она сказала, что не хотела бы терять Деймона, так как всё же любит его. Возможно, ей стоит умерить тягу к мелодраме... — Тебе стоит подумать, — перебила её Рапунцель, — а нужен ли он тебе теперь, или же ваши чувства держались только на том, что их запрещали. И тему для фотосессии смени, не позорься. Вот, держи, — и она вытащила последнюю партию бенье Рафаэллы из фритюрницы, укладывая их в бумажный пакет. — Должна признать, хоть и не блестящий результат, но и неплохой. Глазурь, по идее, наносится на горячие пончики, — она вручила ей банку с глазурью, — однако можешь полить их и попозже. — Спасибо, Рапунцель, — горячо поблагодарила Рафаэлла, вызвав себе такси, — как думаешь, Деймон простит меня, если я приеду к нему с собственноручно приготовленными бенье? — Уже одиннадцать вечера, — хозяйка бросила взгляд на часы, — тебя мама не потеряет? — Я её предупрежу, не волнуйся. — А разве прилично так поздно ездить в гости, пусть и ради того, чтобы помириться? — златовласка улыбалась, наблюдая, как её гостья поспешно надевает обувь, торопясь как можно скорее оказаться у любимого. — Он в гараже репетирует с группой, я не помешаю, — эти слова девушка выкрикнула, уже сбегая по лестнице. Покачав головой, Рапунцель закрыла дверь. Она заглянула в гостиную, собираясь сказать Юджину, что всё готово для вечерних посиделок на балконе. И запнулась об его ошеломлённый и растерянный взгляд. — Юджин? — невеста подбежала к нему, — Юджин, что случилось? Ты узнал что-то неприятное? — Нет, — он словно вынырнул из воды, его взор снова стал осмысленным, — нет, Рапунцель… Просто… у меня есть семья… — Что? — девушка рассеянно присела возле него. — Твои родители живы? — Нет, родители действительно погибли. Но остались другие родственники. И они ищут меня, — кажется, парень всё ещё не мог привыкнуть к этой мысли, таким несобранным его суженая никогда ещё не видела. — Так ведь это хорошо! — воскликнула Рапунцель, — ты ведь даже не надеялся, что у тебя есть хоть кто-то! — она обняла его, надеясь, что он сможет как-то объяснить своё состояние. Тот обнял невесту в ответ, а затем произнёс: — Ты права, и я действительно рад этому, просто… пойдём на балкон, я всё объясню за нашим традиционным чаепитием. — Хорошо, — они вместе подняли и пошли на кухню, — но хоть что-то ты можешь сказать сейчас? — Они не в Америке.