О королях и бастардах

Ему было холодно, и его одежда никак не могла высохнуть, хотя он почти час стоял у огня. Пайк был таким же холодным, ветреным и сырым, каким Теон его помнил. Нет, было намного хуже. Мой лорд-отец сказал однажды, что в суровых местах растут суровые люди, а суровые люди правят миром, — подумал Теон. То же самое он говорил дочке капитана, что доставил его в Пайк, после того, как дядя Юрон высадил его на Большом Вике. Он мог только надеяться, что эти слова правда. «Конечно, когда-нибудь вы будете править миром, милорд», — стрекотала она со своей глупой улыбкой, которой красовалась ещё с первого дня в его каюте. Не будь у неё тяжёлых грудей, что так восхитительно болтались перед лицом всяких раз, когда он позволял девке седлать себя, и не пойди она к нему охотно, Теон не взял бы её. Но как бы то ни было, он воспользовался этой возможностью на полную. Теон и вовсе держался бы от неё подальше, знай заранее, что она будет умолять сделать себя солёной женой всякий раз, когда он изольёт в неё семя. «Мой отец накажет меня за то, что я приходила к вам, милорд. Он будет бить меня, милорд. Пожалуйста, возьмите меня с собой, милорд», — снова ныла она, будто ему не было всё равно. Хотя зрелище ему было по душе. Она стояла перед ним на коленях всякий раз, как умоляла сделать её солёной женой, почти всегда голая и с его семенем внутри или стекающим по грудям или лицу. Воспоминания о её теле чуть не заставили его снова затвердеть, но образ её тупой улыбки тут же отбил всё настроение. Если бы только Юрон высадил меня прямо в Лордспорте. Я бы пропустил несколько отменных трахов, зато не пришлось бы терпеть эту тупую гусыню с моим ублюдком в животе. Наверняка родится такой же тупица, — подумал он. «Хотел бы я отвести тебя прямо в Лордспорт», — сказал Юрон за ужином в последнюю ночь на борту Молчаливой. — «Но ты сам знаешь про мои сложные отношения с твоим отцом, моим любимым братом. Кроме того, меня ждут кое-какие дела, но я буду рад навестить тебя в Пайке, как только смогу ступать по своему дому, не рискуя лишиться головы». Когда они приплыли к Большому Вику, Теон был рад покинуть Молчаливую. Путешествие на ней заняло слишком много времени. Кроме его дяди, никто из экипажа с ним не говорил, будто все были немыми. В таких условиях всё плавание для него казалось слишком растянутым. Поначалу Теон не обращал на это внимание, ему всё равно было не о чем говорить с этими людьми. Он довольно быстро отказался от затеи расспросить об их захватывающих приключениях и набегах под командованием дяди. Дни следовали один за другим, и Теон понемногу начал сходить с ума от их безмолвного наблюдения. Он был уверен, некоторые из мужчин, прозванных им для простоты Зевакой и Кольценосом, смотрят на него не так, как мужчины должны смотреть на других мужчин. Осознав это, Теон чувствовал, как его волосы поднимались дыбом всякий раз, когда он видел одного из их или слышал странные звуки в темноте. Постоянно эти взгляды, но ни единого слова. В какой-то момент даже его сны стали абсолютно тихими и безмолвными. В одном из кошмаров Теон больше не имел языка. Он стоял на коленях, чистил кроваво-красную палубу Молчаливой и зашивал её чёрные как ночь паруса вместе с другими членами немой команды дяди. Единственные звуки в этих снах издавал голос Юрона, смеющегося и весёлого, как всегда, но в то же время такого ужасающего и грозного, что кровь застывала в жилах. — Выпей со мной, племянник, — сказал дядя в его сне. На нём была рубашка из железной чешуи, чёрная как ночь, и плащ из кроваво-красного шёлка. Его повязка на глазу из красной кожи, а губы синие. Их он видел в большинстве снов. Губы синие как летнее небо, синие как его улыбающийся глаз. Губы не должны быть такого цвета. Той ночью на пристани Королевской Гавани они казались ему чёрными в тусклом свете. Теперь он точно знал, его губы не чёрные, а синие. Будто от этого стало лучше. Каждую ночь он напивался вином, которое дядя Юрон подавал на каждый приём пищи, лишь бы не видеть снов. Само вино было ужасным. То оно казалось сладким как южный плод, то кислым как уксус, то горьким как желчь. Его вкус менялся с каждым глотком. Теон не знал, с чем дядя его мешал, но не осмелился спрашивать, как и жаловаться на вкус. В любом случае вино не помогло ему избавиться от кошмаров. Наоборот Теону казалось, будто они стали сильнее. Последний сон пришёл к нему перед тем, как Теона высадили. Он снова протирал палубу Молчаливой с тряпкой и ведром, наполненным заплесневелой и красной как кровь морской водой. В том последнем сне также не обошлось без Юрона. Он не просто в очередной раз стал немым. Кроме языка у него больше не было ни глаз, ни мужского достоинства. Только пустые глазницы, выжженные и покрытые шрамами, и влагалище там, где должен быть член. Оно также было покрыто шрамами, и из него сочились кровь и моча. По крайней мере, он мог лишь надеяться, что это была моча. Обнажённый, он танцевал перед Юроном без музыки, в полной тишине. Дядя восседал на троне из крови, железа, костей и гнилых тел, нагромождённых друг на друга. Мужчины, женщины и дети лежали обнажёнными и осквернёнными. Некоторые тела выглядели так, будто несколько дней или недель пролежали в воде, бледные и раздутые. Другие обожжены почти до неузнаваемости, а третьи и вовсе были изрублены на куски и покрыты кровоточащими ранами. Некоторые трупы казались свежими, будто их только что убили, другие были наполовину гнилыми и кишели личинками, ползающими и извивающимися под кожей. Дядя сидел на этом отвратительном троне, глядя на него сверху вниз, и смеялся. Его лицо было безобразно искажено, став больше похожим на морского зверя, чем на человека. Щупальца кракена свисали с подбородка, а глаза как у акулы — мёртвые и безжалостные. Теон чувствовал себя глупо, только дети боятся своих снов. Но всё же воспоминания о снах на борту Молчаливой каждый раз заставляли его вздрагивать и чувствовать ещё больше холода. Теон подошёл поближе к огню, но холод и сырость никак не хотели отступать. Он всегда считал Винтерфелл и Север самыми холодными местами на свете, но теперь он понял, как ошибался. Пайк был холоднее, гораздо холоднее. Он был таким же холодным как приём, которую ему оказали. Он был сыном Бейлона Грейджоя, последним сыном и наследником, но его приняли как нищего. В Лордспорте ни один солдат его семьи не пожелал сопроводить его в Пайк, как это было положено и соответствовало его статусу. — Туда, — попросту указал один из солдат с гербом Грейджоев на шлеме, указывая пальцем в сторону замка, когда он приказал сопроводить его. Другого ответа и плевка соплей под ноги он от них не получил, и они вернулись к своему элю и игральным костям. Теон зарёкся обязательно научить этих тупиц хорошим манерам, как только станет их лордом. Рано или поздно он это сделает. Пусть он не знал их имён, узнать их будет несложно. Эти ублюдки будут весь остаток своей жизни соскребать живность с кораблей, как и их сыновья и сыновья их сыновей, — подумал он, затем купил в одной из конюшен лошадь немного больше осла, но по почти возмутительной цене. К замку он проехал в одиночку и обнаружил, что ворота заперты. Если бы дядя Эйрон, или как его теперь все зовут Мокроголовый, не вышел и не узнал его, эти пьяницы и вовсе не пустили бы его в собственный замок. Мой замок. Это мысль всё ещё пугала его. Он пропустил похороны своего лорда-отца. Всего на несколько дней, но всё же пропустил. Это причиняло ему больше боли, чем сам факт смерти его лорда-отца, и он сам не знал почему. Как Теон мог успеть, если узнал о смерти отца только сегодня от дяди, когда вместе с ним оказался у пустого и покинутого Морского трона? Но он всё равно пропустил похороны, и богов не волновали никакие оправдания, даже Утонувшего. Дядя Эйрон ничего не сказал об этом и ни в чём не упрекал, но в его взгляде и голосе всё равно ощущалось недовольство. Теон был последним живым сыном своего отца и его наследником. Это его долг отдать отцу последние почести, прежде чем отправить его пировать в водяных чертогах Утонувшего Бога. Вместо него всю работу проделала его сестра вместе с дядей Эйроном и дядей Виктарионом. В другом конце великого чертога открылась дверь и тут же закрылась. Шаги становились всё ближе, но Теону не пришлось оборачиваться, чтобы узнать стук обуви его сестры. Когда Теон прибыл в Пайк, она поприветствовала его, и он не сразу узнал свою сестру. Он даже начал мысленно раздевать её, пока Эйрон не назвал её по имени. Теон думал, что она дочь невольника или кого-то в этом роде. Слишком по-простому она была одета в шерсть и потёртую кожу. Аша изменилась за прошедшие годы, сильно изменилась. Тощая девчушка с выпуклыми коленками и прыщавой мордой превратилась в стройную женщину с длинными ногами и пристальными тёмными глазами. Нос всё ещё великоват и для её худого лица, но злая улыбка восполняла этот недостаток. Она не была классической красавицей, куда там, но Теон не мог отрицать, что в ней есть нечто притягательное. Тогда они сказали друг другу всего несколько слов о нём, Винтерфелле и времени, проведённом со Старками. Почему-то Теону казалось, что она испытывает его. Радость от воссоединения была недолгой, поскольку Аша прямо сказала, что думает о его внезапном возвращении и о том, как он прожил большую часть своей жизни вдали от моря. Ему лучше не надеяться на радушный приём, не говоря уже о становлении новым лордом. Теон не смотрел на неё, просто прислушивался к стуку сапог сестры о твёрдый камень. Он ожидал, что она снова скажет ему какую-нибудь гадость, но на этот раз сестра просто молча прошла мимо него. Видимо, этой суке не до веселья, когда некому посмеяться над её тупыми шутками про меня, — с горечью подумал он. — Я — законный лорд Железных островов и новый лорд-жнец Пайка. Посмотрим, кто будет смеяться последним, когда лорды Железных островов присягнут мне на верность. Я найду ей старого толстого и безобразного мужа, и каждый раз, лёжа под ним, она будет жалеть о своих словах. После долгой тишины Теон всё-таки посмотрел в сторону сестры. Она чего-то хотела от него, иначе не пришла бы. Она стояла в нескольких шагах от него перед возвышением, на котором стоял Морской трон, чёрный и внушительный. Её глаза были прикованы к трону, его трону. — Не смотри на него так жадно, — наконец сказал Теон, подойдя к Аше. — Это моё место. — Ошибаешься, братец. Твоё место в Винтерфелле, — сказала она и улыбнулась так резко, что можно было порезаться. — Я железнорождённый и… — Ты родился здесь, но ты не железнорождённый. Лучше даже не упоминай об этом. Ты слишком долго провёл вдали от дома и вдали от моря. В тебе не больше от железнорождённого, чем в любом купце, сбросившем здесь якорь хотя бы раз в жизни. — Я не хотел уходить! — сказал Теон, заметив, как его голос стал громче. — Я тоже не выбирала рождаться без петуха, но всё равно пользовалась всем, что имела, и стала нашему отцу больше сыном, чем ты когда-либо будешь, Теон. Провёл свыше дюжины лет с волками, затем ни с того ни с сего заявляешься к нам и предъявляешь свои права на Морской трон. Ты здесь никого не знаешь, как и тебя никто. Почему наши люди должны биться и умирать за тебя? — Я их законный лорд, — сухо сказал Теон. — По законам зелёных земель, может быть. Но здесь у нас свои законы, или ты забыл? В любом случае я сюда явилась не для того, чтобы учить своего маленького брата нашим обычаям и укладу. — Для чего тогда? — Чтобы сообщить о прибытии последних лордов. Если хочешь, можешь встретить их с хлебом и солью. Так делают на зелёных землях? Теон молча смотрел на неё. Так и есть. На материке, в зелёных землях, было принято, чтобы лорд встречал гостей хлебом-солью, когда принимал их в своём замке. Но он не помнил, чтобы отец когда-либо поступал так. Если и здесь так принято, а этого не сделаю, меня не будут уважать за то, что не высказал должного уважения. Если не принято, а я так поступлю, то посрамлюсь, выставив себя слабым лордом зелёных земель. Очевидно, она загоняет меня в капкан. Мелкая сучка! — Пайк не такой уж большой. — сказал он. — Раз смогли проплыть все океаны мира, значит смогут и сами отыскать свои покои в замке. Аша посмотрела на него и улыбнулась уже не так резко, но всё равно опасно. Я ответил правильно, и она чувствует что-то вроде гордости, или наоборот ошибся, и теперь она злорадствует? Ещё какое-то время он молча смотрел на сестру, пока та продолжала смотреть на чёрный Морской трон. Он его по праву, его наследие, и всё же Теон не осмеливался сесть на него, пока лорды Железных островов не присягнули ему на верность. Глядя на Ашу, он подумал, что она легко сядет на него, стоит ей только пожелать. Но это невозможно, она баба. Она сколь угодно может одеваться в кожу с железом и носить с собой оружие, но всё равно останется бабой. Железные люди слишком чтут традиции, и никогда не присягнут ей на верность, чего бы она о себе ни думала. Эта мысль заставила его ухмыльнуться. Теон даже представил, как она попытается узурпировать трон в обход него, но всё будет напрасным, и лорды прогонят её с позором. Хотелось бы ему видеть её лицо в этот момент. Морской трон его по праву, и никто не осмелится стать у него на пути, а если и осмелится, то это ничего не изменит. Он уже собрался сесть на него, но в последний момент сдержался. Рано. Теон должен сесть на трон, когда лорды признают в нём нового лорда-жнеца Пайка, воздадут должные почести и присягнут на верность. Лишь тогда он торжественно займёт своё законное место в присутствии своих знаменосцев. — Пойду оденусь для пира, — сказала Аша, одарив Теона последней улыбкой и обернулась, покидая чертог. Улыбка была такая милая, что он почти забыл, какая она сучка. — Скоро лорды захотят есть и пить, так что советую тебе поскорее самому приодеться. Шёлковые и бархатные платья надеваются слишком долго. Кроме того, тебе следует умыться. Дверь с грохотом закрылась, и Теон снова остался один в чертоге. В холодном сыром великом чертоге. Он смотрел ей вслед, раздражённый тем, что не успел ей ответить, но кроме закрытой двери смотреть было не на что. Теон снова глянул на такой заманчивый и внушительный Морской трон, чуть ли не зовущий его к себе, и снова встал поближе к жаровне, чтобы согреться, но всё так же безуспешно. Двери распахнулись и слуги, точнее невольники, как их называли на островах, ворвались внутри, занося столы и скамьи, готовя зал к предстоящему пиру. Теон покинул чертог и направился в свои покои, где оказалось так же холодно и сыро, как и во всём остальном замке. Ещё несколько часов назад он приказал Хелье, старой и сгорбленной старухе, что занимает должность стюарда Пайка, разложить одежду, которую он сможет надеть на пиру, и теперь приказал такому же старому и полуслепому слуге Альберу приготовить ему ванну. Возможно, горячая вода наконец сможет прогнать весь холод из его костей. Старику потребовалось так много времени, что лучше бы Теон занялся этим сам, а когда он лёг в ванну, выяснилось, что Альбер не имеет представления о том, какой должна быть горячая вода. Вода в ванне была не горячее, чем в чашке остывшего чая, из-за чего Теону показалось, что он замерз ещё больше. Довольно скоро он вылез из воды и стал одеваться. Одежда была простой: чёрная шерсть, серый лён и немного кожи, украшенной горсткой железных заклёпок тут и там, с маленьким кракеном на груди, вышитым коричневой нитью. Золотой нити, по всей видимости, не нашлось. На Пайк он приплыл в том же, в чём и отплыл. Дядя Юрон поделился с ним парой изношенных вещей, которые он прихватил с собой. Теон так и не спросил, откуда он их взял. После своего прибытия в Пайк он попросил Хелью купить или сшить для него одежду получше, но очевидно, хорошей ткани на Пайке ещё меньше, чем хороших портных. Дублет и штаны хоть и оказались простыми, но сидели на нём удивительно хорошо, и Альбер с помощью тряпки и воска даже смог привести в порядок его грязную обувь, которую он также носил с самого побега из Королевской Гавани. Новыми они от этого не стали, но для простого пира сойдёт. Прежде чем покинуть комнату, он быстро огляделся в поисках какого-нибудь украшения, броши, кольца или ожерелья, чего угодно. Он нашёл старинное золотое кольцо, явно из имущества его отца, железное ожерелье с подвеской в виде золотого кракена и надел их. Кольцо было украшено гербом в виде шести цветов на щите, который когда-то был синим, но давно выцвел. Теон сразу узнал в нём герб дома Куй. Нескончаемые уроки мейстера Лювина в его дурацкой башне хоть на что-то сгодились. Трофей с одного из отцовских набегов, — подумал Теон и ощутил странное чувство гордости, надевая кольцо. Он уже слышал смех и музыку издалека. Очевидно, пир начался без него, что ещё сильнее испортило ему настроение. Часть чертогов уже оказалась занята лордами и капитанами его лорда отца, теперь уже его лордами и капитанами. Все они являлись на похороны его отца, но только самые важные остались после и теперь собрались здесь. Дагмер Щербатый вернулся из Старого Вика всего несколько часов назад, прихватив с собой Стоунхаусов и Драммов, словно в спешке покинувших Пайк после похорон его отца. И вот они снова здесь, сидят на лавках уже полупьяные, заливая за воротник и бросая через стол игральные кости. Теон не сомневался, что эта маленькая игра следует по каким-то правилам. Невольники разливали эль и вино, а музыка флейт, литавр и барабанов была такой громкой, что закладывало в ушах. На миг Теон замер у входа в зал, ожидая объявления герольда о его прибытии, но никто ничего не объявил, и никто из присутствующих даже не обратил на него внимание. Теон широкими шагами отправился в другой конец чертога, где стоял Морской трон, на котором лежал меч. Меч его лорда отца, как предположил Теон, хоть и не мог знать наверняка. Он был старым, простым и уродливым, заросшим водорослями и другой дрянью, которую несомненно выудил дядя Эйрон где-то на берегу моря. Таким образом мой отец всё ещё присматривает за Пайком, — подумал Теон. — Я смогу сесть на Морской трон, только когда лорды присягнут мне на верность. Вместо того чтобы занять своё законное место, Теон сел на один из четырёх стульев, выстроенных в ряд перед Морским троном. Аша, дядя Виктарион и дядя Эйрон уже заняли три других места, оставив ему один свободный стул на самом краю. Теон пригляделся к сестре и дядям. Аша была одета в простое платье из зелёной шерсти, которое вместе с её беззаботной улыбкой делало её почти красавицей, не знай он какая сука в него облачена. Дядя Эйрон сидел со всё таким же кислым лицом, одетый в свой грубый тканый халат из зелёной и синей шерсти, изношенный и выстиранный. Под мышкой, будто опасаясь кражи, он держал свой бурдюк с морской водой, которой благословлял людей во имя Утонувшего Бога. Он также хотел благословить Теона, но он отказался преклонять колени в грязи перед своим дядей, но эту оплошность стоит быстро исправить, прежде чем лорды присягнут ему на верность. Длинные волосы и борода ниспадали ему до колен, и он явно не счёл нужным их расчёсывать, из-за чего они выглядели спутанными и взлохмаченными, как и днём раньше. По крайней мере он нацепил на голову свежие водоросли, — подумал Теон. — Даже он решил хоть как-то подготовиться к пиру. Увидев дядю Виктариона, Теон был поражён. Он помнил Виктариона Грейджоя, как великана среди людей с широкими плечами и сильными руками шириной со стволы деревьев. Теперь же он напоминал лишь бледную тень самого себя. Виктарион превратился в павшего духом старика с седыми волосами. Грудь всё ещё широкая как у быка, но в целом он стал намного меньше. Измождённый и сгорбленный как старая дева, он всем своим видом производил впечатление человека, вовсю желающего собственной смерти. Лицо и нос раскраснелись от выпитого, глаза пустые и налитые кровью. В левой руке он держал большую кружку, которую опустошал так же быстро, как стоявший позади раб успевал её наполнять. От правой руки и вовсе осталась лишь короткая культя на плече. Теон слышал о том, как во время восстания его отца Виктарион столкнулся в битве с сиром Грегором Скачущей Горой. Он почти победил в схватке, но сир Грегор одним мощным ударом отрубил ему руку по самое плечо. И всё же он успел тяжело ранить сира Грегора и даже почти убить его. Для большинства железных людей эта история стала сродни легендам, но его дядю она сломала. — Ты опоздал, Теон, — с довольной улыбкой сказала Аша, когда он поднялся к ним. Теон оставил её слова без внимания и молча сел на своё место рядом с сестрой. К нему подошёл раб с двумя кувшинами в руках. — Наливай уже! — крикнул Теон, пока тот безмолвно и неподвижно стоял рядом с ним. — Может, сначала скажешь ему, что хочешь: эля или вина? — предложила Аша, протянув кружку рабу, который быстро наполнил её элем. — Вина. — Долго ты. Разве в зелёных землях заставлять гостей ждать не считается дурным тоном? — Откуда я знал, что пир начнётся так скоро? — прошипел он в ответ, прекрасно осознавая, что она его провоцирует. — Каждый железнорождённый знает, ничто не может надолго задержать настоящего мужчину от пиршеств и выпивки. Скажи, перед своим первым налётом ты тоже останешься на борту и присоединишься лишь в последний момент, когда твои воины будут разбирать богатства и портить девок? — Заткнись! — сказал Теон, чем заработал лишь громкий смех сестры. Он залпом осушил первую чашу вина, затем вторую. На третьей он прекратил считать. Этим бесполезным рабам не откажешь в способности быстро наполнить его чашу. Теон молча сидел на своём месте, изо всех сил стараясь не смотреть на сестру, и глядел на пирующих. Всего собралось человек пятьдесят-шестьдесят, может и больше. Они пили, пели, и играли в персты. Старый Марон Ботли уже лишился пальца левой руки под громкий звук аплодисментов. Он слишком стар для таких игр, — подумал Теон. Пир оказался довольно скудным: сплошь тушёная рыба, чёрный хлеб и жареная козлятина без специй. Самым вкусным Теон нашёл луковый пирог, полусгоревший и едва приправленный. После почти часа вялой еды Теон схватил буханку хлеба, разрезал две части и сделал в них пустоты, приказав повару наполнить их рыбным рагу. От запаха сливок ему стало не по себе, но он заставил себя съесть немного. Он выпил достаточно вина, чтобы пережить оба куска. — На пирах отца было также? — спросил Теон скорее самого себя, но Аша решила ему ответить. — Отец перестал получать особое удовольствие от пиров. В последнее время ему стало слишком тяжело выпивать. Грустно, когда столь великий человек стареет. — Наш лорд-отец был всего лишь отцом великого человека, — сказал Теон. У него были планы, большие планы. Не то, чтобы Теон занимался их подробным составлением, но у него были представления о том, чего он хочет добиться. Как только он сядет на Морской трон и будет править Железными островами, его лорд отец и его неудачное восстание скоро будут позабыты. — Ты всего лишь никчёмный лордёныш, — сказала Аша. — Только дурак упустит шанс возглавить стольких мужчин, готовых ему присягнуть. Прошёл ещё где-то час, прежде чем еда закончилась, и мужчины в чертоге перешли к выпивке. В пальчиковом танце один перепивший гребец лишился пальца и другой уха. Вино и эль продолжали литься рекой ещё долгое время, невольники даже успели разобрать лишнюю посуду. Никто из этих пьяниц не присягнёт мне сегодня на верность, — промелькнуло у в голове Теона и снова разожгло в нём гнев. Как раз в этот момент Мокроголовый поднялся со своего стула. Наконец-то, — подумал Теон. Все разговоры и песни тут же стихли. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память великого человека, — начал говорить дядя Эйрон. — Бейлон Грейджой был таким человеком. Мой брат Бейлон снова сделал нас великими, чем навлёк гнев Штормового Бога, что отправил его на смерть одним из своих нечестивых штормов. [1] Теперь он пирует в водных чертогах Утонувшего Бога, а русалки исполняют все его прихоти. Нам же, оставшимся на суше, предстоит завершить его великую миссию. Бейлон возродился, благословлённый солью, благословлённый камнем, благословлённый сталью. Он не умер, братья мои, ибо что мертво, умереть не может. — Что мертво, умереть не может! — проголосила толпа. — Что мертво, умереть не может, — повторил Эйрон. — Но восстанет вновь, крепче и сильнее чем прежде. Словно следуя безмолвной команде, Бейлон Тауни, Горольд Гудбразер, Родрик Харлоу, Бейлор Блэктайд, Уолдон Винч, Уилмар Стоунхаус, Сейвин Ботли, Харрин Сандерли, Мелдред Мерлин и Дунстан Драмм молча встали со своих мест и последовали за Мокроголовым в боковую дверь. Дядя Виктарион тоже поднялся со своего места, затем медленно и неуверенно побрёл вслед. За ним встала и пошла Аша. Что это значит? Они все сегодня должны поклясться мне в верности, — подумал Теон. — Что за хрень здесь происходит? Никто не счёл нужным объяснить Теону, что происходит, и ему ничего не оставалось, как тоже подняться со своего стула и последовать за ними. Они прошли по плохо освещённым коридорам, вышли из Великого замка через охраняемые ворота и пересекли каменный мост, ведущий к Кровавому замку. Уже давно наступила ночь, дул сильный ветер, и дождь шёл не один час. Каменный мост был мокрым, скользким и едва проглядывался в темноте. Теон несколько раз едва не поскользнулся и не упал. Для него оставалось загадкой, как дядя Виктарион, едва стоявший на ногах от выпитого, смог пройти по мосту и не сломать себе шею. Дядя Эйрон безошибочно провёл всех в Кровавый замок, поднялся на два лестничных пролёта и вышел на другую сторону. Они пересекли ещё один мост, пока не достигли третьего подвесного, сделанного из новой верёвки и свежей древесины. Теон помнил этот старый висячий мост. Его всегда покачивало от ветров и постоянно ремонтировали. В детстве он всегда боялся переходить его, но сейчас этот мост оказался совершенно новым. Должно быть, здесь и погиб мой лорд-отец, — подумал он. — Буря разорвала старый мост на куски, пока мой отец переходил его. Теон держался за верёвки по бокам, сжимая их так крепко, как если бы они были шеей Аши, чтобы не упасть. Он снова почувствовал слабость в ногах, но пренебрежительный взгляд Аши, брошенный ей у входа в Морскую башню, когда та спокойно пересекла мост, заставили его двигаться вперёд. — Не думала, что ты выживешь, — сказала она, когда он наконец достиг другой стороны. Они вошли в Морскую башню, круглую, высокую и кривую, и с трудом поднялись по кривым ступеням, пока не оказались перед дверью из старого тёмного дерева. Дядя Эйрон распахнул дверь, ржавые железные петли громко заскрипеть, и один за другим все вошли в комнату, в которой Теон сразу же узнал солярий своего лорда-отца, солярий лорда-жнеца Пайка, его солярий. Комната была небольшой, холодной и в ней ужасно сквозило, как и в любой другой комнате Пайка. В центре горела жаровня, распространяя слабое тепло, но она не могла бороться с сыростью и пронизывающим холодом. Несколько стульев было расставлено кривым кругом вокруг жаровни. Судя по всему, это собрание было запланировано довольно давно, что ещё больше разозлило Теона. Почему его никто не предупредил? Он теперь их лорд. Что бы здесь ни обсуждалось, они обязаны в первую очередь докладывать ему. Все начали усаживаться на свои места. Теон быстро схватил другой стул, стоявший у маленького стола в углу комнаты, поставил его между Сейвином Ботли и Родриком Харлоу и тоже сел. — Хорошо, что ты здесь. То, что мы будем осуждать, касается и тебя, и всех нас, — сказал Мокроголовый. Теон не удосужился спрашивать, почему его не оповестили об этом заранее, и он стал ждать, когда дядя продолжит, кипя внутри гневом. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как нам быть после смерти Бейлона и кто теперь возглавит Железные острова. Я благодарен Утонувшему Богу за то, что мы можем вместе обсудить этот вопрос до того, как наш народ опустился до кровопролития. — Немного кровопролития никому не навредит, — сказал Родрик Харлоу. — Или в твоих венах осталась одна морская вода, и ты забыл, что значит быть железнорождённым, Мокроголовый? — Я наследник Бейлона! — воскликнул Теон. К чему устраивать этот фарс? Он последний живой сын Бейлона Грейджоя, его законный наследник Морского трона и будущий лорд-жнец Пайка. По-другому быть не может. — Так и есть, — сказал Мокроголовый. — Но уже давно от Чёрной скалы до Солёного утёса раздаются голоса, призывающие к переменам. — Кто желает оспорить моё право первородства? — Дело не в тебе, Теон, — сказал Эйрон. — Эти голоса звучали ещё при твоём отце. Многие были им недовольны. — Пусть возмущаются им, сколько хотят. Я законный наследник дома Грейджой, законный лорд-жнец Пайка, и любой, кто мне воспротивится, нарушает королевский мир. — Нарушает королевский мир, — писклявым девчачьим тоном повторил за ним Уолдон Винч. — Какого замечательного маленького зеленоземца они вырастили в Винтерфелле. И мы должны ему присягнуть? Не смешите меня. Какое нам дело до какого-то короля за тысячу лиг отсюда? — Тебе явно будет дело, когда он явится сюда со своими драконами, — сказала Аша, сидящая сбоку от него. — В последний раз, когда отец считал, что может бросить вызов Железному трону, я потеряла двух братьев и сводного дядю. И это в те времена, когда драконы Таргариенов ещё не выросли. Ты действительно хочешь отведать драконьего пламени? — Не перебивай, девчонка! — рявкнул на неё Дунстан Драмм. — Я плоть от плоти моего отца. У меня есть полное право слова, старик. — Твой отец совершил ошибку, позволив тебе считать себя мужчиной, иначе бы ты знала, как себя вести. — Забавно. Твой отец явно совершил ту же ошибку. — прошипела в ответ Аша. Старый Драмм в ярости соскочил со стула, как Виктарион схватил его своей целой рукой и мощным рывком потянул обратно на стул. Наблюдавший за их перепалкой Теон даже пожалел, что старый Драмм не вколотил его сестре ума-разума. Ничего, ещё придёт его время. — Проливать кровь наших врагов угодно нашему Богу, — снова взял слово Эйрон, и все взоры обратились к нему. — Как и проливать собственную кровь в бою с Его именем на устах, но Ему совсем не по душе, когда Его дети начинают резать друг друга. Мы должны прийти к решению. Наши люди не славятся большим терпением, и кровь у них слишком горяча. — Я наследник Бейлона, — сказал Теон. Всем известно, что Морской трон принадлежит ему по праву. Говорить здесь не о чем, так к чему этот фарс? — Ты действительно его наследник, и по законам зелёных земель ты наследник Морского трона, Теон. Но наш народ всегда имел свой собственный ряд законов и всегда следовал зову Утонувшего Бога, а не визгам семерых или шелесту деревьев. Мы железнорождённые, дети моря, избранные Утонувшим Богом. На протяжении многих поколений мы были вынуждены смиренно принимать законы зелёных земель, но ярость и голод в нашей крови нельзя сдерживать вечно. Слишком долго железнорождённые слушали серых крыс с металлическими цепями, бубнящих о зелёных землях и их законах. Пришла пора снова прислушаться к зову моря. Пришло время прислушаться к гласу Божьему. Теон погрузился в раздумья, пока остальные продолжали разговор. Это правда. Древние железные люди всегда решали вопрос о престолонаследии иначе, чем слабаки с материка. Неважно, из чьих чресел ты произошёл. Если тебе не хватало сил, ты не мог и надеяться сплотить вокруг себя людей, и, как следствие, стать их лидером, не говоря уже о правителе. Таким образом власть на Железных островах не раз переходила от одного великого дома к другому. Возможно, сейчас наступает ещё один такой момент. Нет, Морской трон мой, и я сяду на него, — решительно думал он. — Если я хочу, чтобы они уважали меня, я уважу ваши взгляды на решение таких проблем. Как бы то ни было, я сяду на Морской трон. По-другому и быть не может. Мой лорд-отец был сильным и уважаемым правителем, а я ещё сильнее, и, несомненно, буду пользоваться ещё большим уважением. Прислушавшись к разговору, он быстро понял, кто выступает на его стороне. Дядя Эйрон высказался в пользу Теона, и его поддержали Бейлон Тауни и Сейвин Ботли. Несмотря на болтовню Мокроголового о древних обычаях железнорождённых и воле их бога, он всё ещё верил в родную кровь. Теону хотелось бы, чтобы и дядя Виктарион его поддержал, но тот остался безучастным, молча глядя на угли жаровни, словно находился в тысяче лиг отсюда. Родрик Харлоу, Дунстан Драмм и Бейлор Блэктайд открыто выступили за свержение дома Грейджой, что было равносильно измене. Теон позаботится о том, чтобы они пожалели о своих словах, когда взойдёт на Морской трон. С поддержкой Королевской Гавани или нет, он не может оставить такие вещи безнаказанными. — Дом Грейджой больше не может править нами, Мокроголовый. Только посмотри, что от него осталось. Однорукий пьяница и две девки, — сказал Родрик Харлоу. Теон собирался возразить и с мечом в руках доказать, кто из них двоих девка, но наглец продолжил говорить. — Эта безделушка у тебя на шее, ты заплатил за неё железом или золотом? Теон коснулся золотого кулона. Он забыл. Это было так давно… По Старому пути железнорождённых только женщины могли надевать на себя украшения, купленные за золото, но воин обязан носить только те украшения, что снял с трупов убитых его рукой противников. Платить железную цену, так это называлось. — Золотом, — ответил Теон, ощущая, как собственный голос подводит его. Но старик будто совсем его не слушал. — И это кольцо на твоей нежной ручонке, — продолжил Харлоу. — Я знаю, это принадлежало твоему отцу. Он снял его с Куевского бастарда, когда мы ещё молодыми людьми впервые разграбили Солнечный дом. Получается, наш новый лорд не только одевается в золото как шлюха, но присваивает себе чужую добычу. — Где написано, что нашим лордом должен быть кракен? — сказал Дунстан Драмм. — По какому праву нами должен править Пайк? Большой Вик — самый крупный из островов, Харлоу — самый богатый, а Старый Вик — самый священный. Когда вторглись драконы и пресекли династию Хоаров, желенорождённые отдали первенство Викону Грейджою, но это не может продолжаться вечно. Что было дано, можно также легко отнять. Все трое согласились, что дом Грейджой уже засиделся у власти и утратил былое могущество, но при этом они не могли сойтись во мнении, кто сменит дом Грейджоев. Родрик Харлоу выступал за свою кандидатуру при поддержке Бейлора Блэктайда. Дунстан Драмм, конечно, не видел человека лучше, чем он сам. Речи о гордой истории его семьи от Дейла Ужасного до Гормонда Старого отца оказалась такой унылой, что никто не возразил Аше, когда та его перебила. Впервые Теон был рад слышать её голос. Однако радость продлилась недолго. Теона вовсе не удивило, что эта сука не вступилась за него, но она действительно осмелилась предъявлять права на Морской трон. У Теона чуть не отвисла челюсть, когда Мелдред Мерлин встал на её сторону, утверждая, что Аша была куда большим сыном Бейлона, чем Теон, и заявив, что, если и присягать кому-то из Грейджоев, так только старшему сыну. Она точно с ним трахается. Или пообещала себя в обмен на поддержку. — Тогда как насчёт Виктариона? — внезапно спросил до того молчавший Уолдон Винч. — Он могучий воин, уважаемый человек и брат Бейлона. Многие охотно последуют за ним. Виктарион ничего не ответил и продолжал молча глядеть на тлеющие угли. — Был таким раньше, — сказала Аша. — Если Утонувший Бог решит, что для правления нужно меньше двух рук, я с радостью преклоню перед ним колено, а до тех пор пускай однорукий и дальше надирается до ранней могилы, а Морской трон оставит мне. — Ни одна женщина не станет править Железными островами, даже такая, как ты, Аша, — сказал Мокроголовый. — Мы повинуемся воле Утонувшего Бога, и нашему Богу неугодно, чтобы нами правили женщины. — Так ли нам нужен лорд? — спросил Харрин Сандерли. — Какое дело Железному трону, кто нами правит? Им никогда не было до нас дела. Эйгон-Дракон взял острова не потому что нуждался в них, а потому что мог. Королевской Гавани всегда было насрать на нас, так и мы можем насрать на них. — Всегда должен быть лорд-жнец, — сказал Уолдон Винч. — Кто сказал? Какая мне польза от чужого герба на парусах моего корабля, когда я совершаю набеги в тысяче лиг отсюда? Совсем никакой. Он не делает моих людей сильнее и не делает врагов слабее… — Наоборот, — возразил Уолдон Винч. — Вид кракена дома Грейджой на протяжении веков вселял страх в сердца врагов. А как известно, страх делает врагов слабыми. — Да, страх мешает нашим врагам дать должный отпор, но это страх перед нашими ладьями у их берегов, острыми мечами в брюхе, тяжёлыми топорами в черепах, и нашими твёрдыми херами в пёздах их зелёных жён и дочерей. Никому нет дела, украшает ли наши паруса золотой кракен или розовый котёнок. Голоса становились всё громче, и переговоры быстро превращались дикий рёв. Лишь когда прозвучали первые смертельные угрозы и обнажилась сталь, Мокроголовый резко встал со своего места. Как и прежде на пиру все голоса тут же утихли, и все откинулись назад на стулья, выжидающе глядя на жреца. — Очевидно, есть лишь одно решение, которое принесёт нам единство и угодит нашему Богу. К такому выводу я пришёл здесь и сейчас. Эйрон замолчал, переводя взгляд с одного лица на другое, прежде чем вынести свой вердикт. — Вече! Люди в комнате снова заголосили, покрывая Мокроголового угрозами и оскорблениями. Одни в ужасе вскочили, другие побледнели и чуть не попадали со стульев. Даже дядя Виктарион впервые поглядел на брата с беспокойством в глазах. Теон не мог поверить своим ушам. Вече? Мокроголовый серьёзно собирается избрать нового короля Железных островов? Это измена! Какое бы решение не было бы принято, реакция Железного трона будет незамедлительной. Их ждёт сталь, пламя и кровь. От этих мыслей Теона бросало то в жар, то в холод. Эйрон снова поднял руки, и в комнате воцарилась тишина. Но не успел он снова что-то сказать, как его перебил Уолдон Винч. — Вече? Ты шутишь или говоришь на полном серьёзе? — спросил он. — Я не шучу с такими вещами. Не думайте, что я забыл, чем всё закончилось в прошлый раз, когда мы восстали против Железного трона, но на этот раз всё будет по-другому. — Каким образом? — В прошлый раз мой возлюбленный брат короновался в обход наших традиций, и его высокомерие разозлило нашего Бога. Вот почему враги прогнали нас отовсюду и оттеснили обратно на наши собственные острова. Вот почему наши древние королевства снова и снова рассыпались в прах задолго до пришествия в Вестерос драконов. Мы отреклись от святого пути нашего Бога, став слабыми и высокомерными, но не в этот раз. На этот раз мы выберем нашего короля по всем правилам с благословением нашего Бога. Он воздаст нам победу и независимость. Наш единственный путь — вече! — Ты совсем растерял остатки разума?! — закричала Аша. — Следи за языком, Аша. Я говорю гласом нашего Бога. Насмехаясь надо мной, ты насмехаешься над Утонувшим Богом. Ты здесь только потому, что так хотел Бейлон, но никогда не забывай своего места. Женщины не имеют права голоса, когда говорят мужчины. — Вече! — буркнула она, покачивая головой. — Утонувший Бог, должно быть, засунул тебе в зад морского ежа. Даже у этой твари хватило бы ума понять, какое это безумие. — Аша, дорогая племянница, куда делись твои манеры? — вдруг раздался голос со стороны двери, и все обратили свои взгляды к мужчине, прислонившемуся к дверному косяку и улыбающегося своими тёмно-синими губами. — Нельзя так разговаривать со своим дядей, и уж тем более с таким божьим человеком. Как он здесь оказался? Я даже не слышал скрипа двери. — подумал Теон. Не успел кто-то что-то сказать, как все услышали рык Мокроголового, чьё лицо стало таким красным, будто он сейчас взорвётся. — Что ты здесь делаешь? Ты не имеешь права ступать по нашим святым залам! — прогремел Эйрон. — Уходи! — Вороний глаз, — хриплым и грубым голосом сказал Виктарион. — Король Вороний глаз, брат, — сказал Юрон, улыбаясь своей очаровательной улыбкой. Никогда не видел, чтобы он так улыбался, — подумал Теон. — Лишь в моих снах он так улыбался. Улыбался и смеялся. — Ты не король. У нас не будет короля, пока его не изберут на вече, — Мокроголовый встал. — Ни один безбожник… — Не может сесть на Морской трон, помню, — договорил за него Юрон, осматривая солярий. — Я уже садился на него сегодня, и никто не возражал. Его улыбающийся глаз блестел. — Еретик! Только благочестивому человеку дозволено сидеть на Морском троне! Ты, Вороний глаз, не преклоняешься ни перед чем, кроме собственной гордыни. Ты мерзкое безбожное существо! — Безбожное? Отнюдь, Эйрон, я самый божий человек из всех, кто когда-либо поднимал паруса, — сказал Юрон, зайдя в комнату и протянув руки к жаровне. — Ты служишь одному богу, Мокроголовый, я же служу тысячам. От Ибенн до Асшая люди молятся при виде моих парусов. А ты, Виктарион, мой дорогой братец? Не можешь поприветствовать меня после стольких лет разлуки? Аша, дорогая, как поживает твоя леди-мать? — Плохо, — сказала Аша. — Кое-кто сделал её вдовой. Юрон пожал плечами. — Я слышал, его утащил Штормовой Бог. Что за человек мог его убить? Назови мне имя, племянница, чтобы я мог отомстить. Аша вскочила на ноги так быстро, что Теону показалось, что она вот-вот прыгнет и вгрызётся ему в шею. — Ты знаешь не хуже меня. Столько лет отсутствовал и ничего, а стоило отцу умереть, как Молчаливая возвращается на наши берега. — Ты обвиняешь меня? — мягко спросил Юрон. — А мне не следует? Резкость в голосе Аши заставила Теона нахмуриться. Он долгие годы был вдали от дома, но всё ещё помнил, как опасно говорить таким образом с Вороньим глазом, даже когда его улыбающийся глаз исторгал радость. — Молчаливая всё ещё находилась в море, когда мой брат слишком рано покинул этот мир. Не веришь слову своему дяди, не стесняйся спросить у брата. Весь путь сюда он провёл вместе со мной. — Довольно! — прорычал Виктарион. — Тебе здесь не рады, возвращайся на другой конец света, где тебе самое место! — Я надеялся на более тёплый приём, лорд капитан. В конце концов, я твой брат и будущий король. — Ты не король! — рявкнул в ответ Эйрон. — Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Будь Бейлон жив, ты бы уже свисал с одной из башен Пайка. Бейлон… — Мёртв, Мокроголовый, и тебе пора запомнить, — сказал Юрон, и в этот момент его голос стал резким как бритва. — Тебе никогда не стать нашим королём. — упрямо сказал Эйрон. — Железнорождённые никогда не признают тебя своим королём. Ни один безбожник не может сидеть на Морском троне. — Снова это слово. Безбожник, — сказал Юрон снова мягким как перина голосом, и очаровательная улыбка вернулась на его уста. — Кто знает о богах больше, чем я? Боги-лошади, огненные боги, золотые боги с глазами из драгоценных камней, боги, вырезанные из кедровых деревьев, боги, высеченные в камне, боги из пустого воздуха… Я знаком со всеми. Я видел, как разные народы украшали их святыни цветами, проливали кровь коз, быков и даже своих детей во славу их. Слышал молитвы на полусотне языков. Исцели мою иссохшую ногу, сделай так, чтобы эта девица меня полюбила, дай мне здорового сына. Спаси меня, сохрани меня, сделай меня богатым…защити меня! Защити меня от моих врагов, защити от тьмы, защити меня от крабов в моём животе, меня от всадников, от работорговцев у моей двери. Защити меня от Молчаливой. Юрон смеялся так громко, что заглушал бурю за стенами, наверняка его смех слышало ползамка. Жрец поднял свой костлявый палец, словно пытался наставить непослушного юнца. — Они молятся деревьям, золотым идолам и козлоголовым исчадиям, ложным богам… — Верно, и за этот грех я убиваю их всех, — сказал Юрон. — Я проливаю кровь на суше и на море и сею своё семя в их кричащих женщин. Их никчёмные божки ничего не могут с этим поделать, так что да, они действительно ложные. Я набожнее даже тебя, Эйрон. Тебе бы стоило преклонить колени за моё благословение. — Хватит! — снова прогремел Эйрон. — Я созову вече. Через месяц мы все соберёмся на Старом Вике в святилище нашего Бога, и с Его благословения изберём нового правителя Железных островов. Благочестивый и достойный человек станет нашим новым королём, а ты, безбожник, получишь по заслугам. Эйрон сердито вышел из комнаты, и на том собрание закончилось. Час спустя Теон вернулся в свою комнату и лёг в постель, замерзая и глядя в потолок. Он натянул на себя два шерстяных одеяла и тюленью шкуру, но холод всё никак не хотел покидать его тело. Он уже трижды ворочался с одного бока на другой и выплёвывал на пол содержимое живота из полупереваренной рыбной похлёбки, кислого вина и вонючей желчи. Снова и снова он чувствовал боль и беспокойство в кишечнике, извещающих о новом извержении. Теон не мог вспомнить, чтобы когда-либо в жизни чувствовал себя так плохо. Он не мог сказать, было ли тому причиной вино или случившееся в солярии его отца. Нет, причина в другом. Проклятое вече. Первое за последние сотни или даже тысячи лет. Потом будет война, и в конце войны он либо станет королём, либо мертвецом. 1. Об этом может мало кто помнить, но в религии железных людей существует и Штормовой бог, что является полной противоположностью Утонувшего. Возможно, до прихода Андалов в него верили и за пределами Железных островов и даже поклонялись.