О королях и бастардах

Когда он открыл глаза, спина и плечи болели так, будто в них воткнули ржавый кинжал. Он удержался от стонов, чтобы не разбудить Джона, с виду крепко спящего рядом. Кузен что-то бормотал себе под нос во сне, но Робб не мог разобрать, что именно. Он несколько раз моргнул, прогоняя сон, но не увидел вокруг себя ничего, кроме черноты. Солнце село не так давно, поэтому вокруг не было ничего, кроме чёрной ткани его одежды, чёрной ткани одежды Джона и чёрной ткани их палатки в глубокой чёрной ночи. Уже неделю небо было так затянуто тучами, что не давало даже слабого лунного света. Ночами казалось, что весь свет, тепло и жизнь покидали мир. Роббу потребовалось некоторое время, чтобы понять настоящую причину пробуждения, пока не обнаружил, что его мочевой пузырь переполнен. Он тут же мысленно себя отругал за то, что не справил нужду перед сном. Поначалу он думал остаться на земле и потерпеть. Он слышал от некоторых дозорных, как ночи стали такими холодными, что скорее они предпочтут запачкаться, чем покинуть свои палатки глубокой ночью. Моча хотя бы согревает, пусть и ненадолго. Но Робб ещё не настолько отчаялся, чтобы обмочить штаны, как бы холодно ни было снаружи. Когда он приподнялся, то сразу прикрыл глаза, прислушиваясь к ветру, свистящему в щелях стены, в ветвях деревьев и сквозь промёрзшее полотно палаток. Ветер шумел как плачущий младенец, и время от времени Робб слышал мужские голоса, ржание лошадей и бросание полена в огонь. Но больше ничего. Ночью было так тихо. В темноте палатки он обнаружил. В темноте палатки он обнаружил лицо Бетани, плывущее перед его глазами, чистое как мерцающее стекло, но такое же тёплое и прекрасное, как всегда. Я скучаю по тебе, — хотел сказать он. — Так сильно. Твоё тепло, твоя улыбка и аромат твоих волос. Вернусь и наберу тебе цветов. Диких роз в сияющем красном цвете и зимних роз в чудесном синем цвете. Столько, сколько смогу унести. Его сердце стучало как барабан, так громко, что он испугался, как бы не перебудил весь лагерь. Он вытряхнул из головы мысли о жене, заставил себя открыть глаза и сесть. Потерев лицо, чтобы окончательно прогнать сон, он обнаружил льдинки, облепившие бороду вокруг рта. Он не брился с момента отъезда из Чёрного Замка, и его челюсть начала обрастать короткой, но довольно густой бородой. Робб задумался, понравится ли это Бетани. Бетани. Он увидит её снова, вернётся к ней, но не сейчас. У них ещё есть долг, который они обязаны выполнить, и Робб не сделает себе одолжения, если причинит себе боль мыслями о жене. Невольно он задумался, скучает ли Джон по своей любимой так же как Робб по своей Бетани. Его кузен не хотел говорить о своей даме сердца, и Робб решил не строить домыслы. Он и так рано или поздно об этом узнает, как только лорд Роберт и тётя Лианна согласятся на брак и официально объявят о помолвке, или сам Джон сообщит с согласия родителей или без. Робб надеялся на первое. Если Джон действительно любит эту девушку, для дорогого кузена это будет наилучшим исходом. Он вышел из палатки как можно тише, чтобы не разбудить Джона. Холод, поджидавший за промёрзшей тканью полога палатки, ударил его по лицу, словно кулак. На мгновение Роббу показалось, что он не может дышать. Но вскоре его лёгкие привыкли к ледяному воздуху, хоть всё ещё болезненно протестовали. Он был рад тому, что не стал снимать сапог в палатке, несмотря на боль в ногах. В противном случае они были бы такими холодными изнутри, что Робб рисковал лишиться нескольких пальцев на ногах, прежде чем кожа и меховая подкладка достаточно прогрелись, чтобы защитить от холода. Встав прямо, Робб почувствовал, как его ноги затекли, и снежинки вокруг превратили далёкие факелы в размытое оранжевое свечение. Снежинки были крупными и густыми, а их падение плотным. Ему казалось, будто на него набросился рой бледных холодных жуков. Они осели на его плечах, голове, залетали в нос и глаза. Стало ещё холоднее, — мрачно подумал он. — Как это место могло стать ещё холоднее? Робб вспомнил, как всего несколько часов назад, максимум два-три, он шёл по лагерю, и ветер со снежинками дули ему в лицо. Тогда он думал, что холоднее быть не может, но по сравнению с этим холодом, тот казался почти приятным и тёплым. Он быстро вернулся в палатку и взял с собой плащ, который использовал как одеяло, и накинул себе на плечи. На мгновение он огляделся в поисках своего меча на земле рядом с палаткой, но не нашёл. Он вспомнил, как прислонил его к щиту, стоявшему за палаткой, но его нигде не было видно. Должно быть, ветер повалил его, а снег накрыл. Он огляделся ещё внимательнее, но не нашёл ничего, кроме свежевыпавшего снега, покрытого густым ледяным туманом, будто он по колено увяз в молоке. Давление в мочевом пузыре болезненно напомнило о себе, поэтому Робб решил дойти до ближайшего отхожего места без меча. Лорд-командующий приказал им всегда быть при оружии, но страх обмочить штаны в любой момент заставил его проигнорировать этот приказ. Он просто собирается справить нужду, маловероятно, что ему встретятся враги по пути туда и обратно. Кроме того, пытаясь застегнуть плащ, он заметил, его пальцы были такими холодными и жёсткими, что понадобится ещё час, чтобы как следует прикрепить портупею на поясе. Невольно он подумал, что с такими руками он не сможет и справить нужду, не запачкавшись, но отбросил эти мысли в сторону. «По одной проблеме за раз, — всегда говорил ему мейстер Лювин на самых сложных и долгих уроках. — Нет смысла ломать голову над приманкой, пока не взял в руки удочку. Путешествие всегда начинается с первого шага, а не с последнего». Он отправился, осторожно проталкивая ноги сквозь густой молочный туман к маленькой выгребной яме за оградой с лошадьми возле стены. Там в сиянии некоторых факелов, расставленных по всей кольцевой стене как огненный венец, можно было легко увидеть, как он справляет нужду, зато это место было лучше защищено от ветра, чем другие уборные. Самые крупные и уединённые были вырыты за пределами стены, прямо под ними, но у Робба не было никакого желания тащиться дальше сквозь ветер, холод и тьму. «Если проклятые одичалые осмелятся перебраться за стену, им сначала придётся пробраться по нашему дерьму», — услышал он как-то слова одного из дозорных, копавших эту яму полдня. Без проблем добравшись до уборной, Робб протянул руки к свету факела, впитывая его слабое, но ни с чем не сравнимое приятное тепло, прежде чем осмелился расстегнуть штаны и облегчиться. Сквозь густой туман на земле он не мог точно разглядеть, куда целится, но надеялся, что попадает в яму. Но это всё равно не важно, моча заледенеет ещё быстрее, чем он вернётся в палатку. По другую сторону отхожего места, напротив загона для лошадей на замёрзшей грязи лежали гончие Ночного Дозора, сбившись в кучу, похожую огромного уродца с лохматой шерстью. На миг Робб испытал искушение заползти к ним погреться. Он слышал, как они скулили и даже рычали. Весь сегодняшний день некоторые дозорные пытались отыскать дичь с их помощью, но не нашли ничего, кроме замёрзших медвежьих следов, которые ни к чему не привели. Робб смотрел на жалких созданий, быстро завязывая шнурки своих штанов. С каждым ударом сердца рычание животных становилось всё громче, как и их скулёж. Но не похоже, чтобы они были направлены на него. Наверное, почуяли поблизости брата Ночного Дозора, — подумал Робб. — Патрулируют где-нибудь поблизости за стеной. Когда они вернулись с неудачной охоты, некоторые стали пинать гончих, будто отсутствие дичи было их виной. Он не мог винить собак ни в ненависти, ни в страхе перед людьми. Фарлен в Винтерфелле никогда не пинал псов. Он развернулся, чтобы вернуться к палатке. За дни, проведённые на Кулаке Первых людей, они мало чем занимались, кроме тренировок, патруля и рубки дров. Всё остальное время они сидели, ели и спали, но всё равно были ужасно утомлены. Холод и скудная пища истощали их силы, а ожидание одичалых или того похуже, без возможности что-либо сделать самим, давило не меньше. Дни были короткими и суровыми, ночи длинными и ещё более суровыми, а сны почти не давали покоя. После каждой ночи на промёрзшей земле спина и плечи, руки и ноги, кисти и ступни болели почти так же сильно, как и раньше. Он должен пользоваться каждым мгновением сна, чтобы хоть что-то от него получить. Но не успел он далеко пройти, как понял, что уже заблудился. Весь лагерь был покрыт толстым снежным покрывалом, от палаток остались только мягкие округлые кротовые норы. Молочный туман высотой по колено становился всё гуще, скрывая землю от глаз. Робб не мог даже отыскать своих следов. Прекрасно, заблудиться на обратном пути в постель. Услышь об этом отец, засмеёт. У отца всегда было такое хорошее чувство направления, а я затерялся в нашем собственном лагере. Он решил добраться до большого костра посреди лагеря. Оттуда ему будет легче найти дорогу назад и заодно немного согреться. Любая капля тепла будет ему в сладость. Поэтому он побрёл мимо занесённых снегом палаток к большому костру, который сейчас горел высотой почти в две ступени. По пути его нога зацепилась за что-то лязгающее, потом он наступил на щит и чуть не упал, когда запутался ногой в одной из замёрзших растяжек палатки, прежде чем наконец оказался у огня и понять куда идти. Рядом с пламенем, его теплом и светом туман рассеивался, и Робб наконец смог снова разглядеть землю под ногами. Встав у костра и наслаждаясь его теплом, Робб слышал разговор нескольких мужчин неподалёку, сидевших за остатками вчерашней похлёбки. Он не собирался никого подслушивать, но был не в силах оторваться от костра, пока слова доходили до его ушей. — В лесу слишком тихо, — сказал один. Робб подумал, что это старик с деревянными зубами по имени Дайвен. — Никаких лягушек у реки, никаких сов в темноте. Никогда не видел леса мертвее. — Разве что у себя во рту, — сказал другой. Дайвен клацнул деревянными зубами. — И волков тоже нет, — сказал он. — Были раньше, но больше нет. Куда они по-вашему делись? — Туда, где теплее, — сказал третий. — Во всяком случае, я бы пошёл туда, если бы мог. — Ты слышал, с какими новостями вернулся Торен? — спросил второй. — Доложил лорду-командующему, что одичалые идут по течению Молочной вниз с гор. Их самые опытные налётчики будут идти в авангарде во главе с Хармой Собачьей головой, вшивой сукой. — И он рассказал это тебе. Не мели чепухи! — рявкнул на него третий. — Нет, Торен сказал об этом только Старому медведю. Но с ним был Кедж Белоглазый и рассказал об этом мне и остальным. Этот человек всегда напоминал мне мою старую мать. — Твою мать? — Да, тупая сука никогда не умела держать язык за зубами. — Сколько всего одичалых? Он что-нибудь говорил об этом? — спросил четвёртый. — Двадцать-тридцать тысяч, так он сказал. Больше половины — женщины и дети. У Хармы в авангарде пятьсот человек, и у каждого по лошади. — Чушь собачья! — крикнул второй. — Дюжина одичалых на лошадях уже много, но чтобы пятьсот… — Так я слышал. И Баннен сказал то же самое. Смоллвуд послал Кеджа и Баннена на разведку подсчитать. Им не было конца, сказал Баннен. По четыре-пять миль в день, но не похоже, чтобы они собирались возвращаться в свои деревни. Они несли с собой все свои пожитки. Лошади, свиньи, овцы и козы. Сани были полны всего их добра. Он клялся, что видел с ними гигантов верхом на мамонтах. — Ага, а вместе с ними снарков и грамкинов тоже, — усмехнулся кто-то. — Баннен сказал, что планирует делать Старый медведь? — спросил четвёртый. — Нет. Одни офицеры хотят атаковать, другие дожидаться здесь, третьи и вовсе броситься обратно к Стене. Похоже, старик ещё не решился. — Небось, ждёт, когда наш прекрасный принц отдаст приказ, — пробубнил второй. — Ещё не решился, как лучше пустить нас на бойню. — Тсс, — шикнул кто-то, и Робб был уверен, что кто-то из них узнал его. Разговоры тут же утихли. Но он не стал глядеть на мужчин, делая вид, что не слышит их разговора, и вместо этого отвернулся. Хоть ему хотелось дольше погреться, но пора отправляться спать. Хотя услышанное явно помешает ему заснуть. Тридцать тысяч одичалых… Он знал истории о нападениях одичалых в древности, во времена деда его деда и даже раньше. Но ни один Король-за-Стеной не мог собрать под своё командование столько людей. Из тех, о ком он знал. Раймун Рыжебородый, убитый Артосом Старком на берегу Длинного озера, пересёк Стену с пятью тысячами человек. Семью тысячами по другим источникам. Но никак не десять, не двадцать и уж точно не тридцать тысяч. Не было у него и великанов верхом на мамонтах. Несомненно, больше половины из них состоит из женщин и детей, неопытных в полевых сражениях, неорганизованных и плохо экипированных. Такие не будут представлять серьёзной угрозы объединённым силам Севера, Штормовых земель и армии Его Величества. Не говоря уже о мощном драконьем пламени. Но даже так услышанное заставляло его внутренности сжаться. Никто точно не знал, сколько на самом деле одичалых живёт в землях за Стеной. Мейстер Лювин всегда говорил, что их может быть как тысяча, так и сто тысяч. Может больше. Никто не знал, даже сами одичалые. Кроме того, никто не знал наверняка, можно ли верить докладу Торена Смоллвуда. Он не сомневался в слове этого человека, но действительно ли он видел все их силы? Мало ли ещё лагерей было скрыто от их глаз? Там, где никто не будет искать. Но больше всего он боялся не одичалых. Настоящий враг был столь же страшен, сколь и абсурден, что при одной мысли о нём хотелось либо громко смеяться, либо разбить себе голову о ближайшее дерево. Иные и их упыри. Робб изо всех сил старался не думать о них, старался не слышать эхом отдающиеся в его голове истории старой Нэн, которые он так любил в детстве. Истории о Долгой ночи, прошедшей тысячи лет назад, когда Иные в последний раз восстали, восседая верхом на трупах мёртвых животных, лошадей, оленей, лосей и медведей, ненавидя всех живых существ с горячей кровью в жилах и возглавляя армию нежити, питающейся кровью и плотью живых. Ещё несколько недель назад, до той ночи, когда сгорела башня лорда-командующего, всё это было для него не более чем сказками и страшилками, заставляющими дрожать маленьких детей. Теперь дрожал он сам, и не только от холода. Робб продолжал идти в том направлении, где, как он знал, находилась палатка. Сердце колотилось в груди так, будто вот-вот вырвется из рёбер и покинет его тело. Он огляделся в поисках чего-то, что поможет отвлечься от мыслей о неживых лошадях и ледяных пауках, от Иных и их упырей, но не нашёл ничего, кроме белого снега, тускло освещённого отблеском факелов, исчезающем за бесчисленными снежинками, и глубокой зловещей черноты в небе над головой. Единственным, что выделялось из окружения, был огромный чёрно-белый холм, который он внезапно увидел перед собой. Через мгновение Робб понял, что это был Сэмвелл Тарли, старший брат лорда Дикона, погребённого под одеялами, мехами и слоем свежего снега, толщиной почти с ладонь. От снега его защищал простой бурелом, закреплённый между клетками для воронов и старым пнём. Робб видел этого парня сегодня днём, когда тот тренировался с луком и стрелами в лесу недалеко от стены. Хуже лучника нужно ещё поискать. Человека его происхождения должны были учить обращаться с оружием с раннего детства. Для Робба оставалось загадкой, как он мог быть плох даже с такой простой вещью, как длинный лук. Некоторые братья пытались помочь ему с упражнениями, другие, вроде уродца с фурункулами на лице, который постоянно пинал собак, просто смеялись над толстяком. Ночной Дозор должен быть братством, — подумал Робб, увидев его. — Если не кровью, то разумом, связанными клятвами, долгом и своей честью. Братья не должны так относиться друг к другу. Однако он ничего не сказал на это. Такие ссоры должны уладить они сами или лорд-командующий. Ему, как постороннему, не стоило вмешиваться. Робб мог лишь надеяться, что Сэмвелл Тарли не возьмётся за лук в грядущих битвах, против кого бы или чего бы они не шли. Три стрелы были воткнуты в землю пред ним, когда он стоял в лесу с длинным луком, ростом с него самого. Его лицо, круглое как луна, было красным то ли от истощения, то ли от страха неудачи, Робб не знал. Первая стрела слишком долго пролежала на натянутой тетиве, пока не задрожала и не исчезла в зелёной чаще леса. Его друзья из чёрных братьев всё ещё пытались подбодрить Сэмвелла и объяснить это внезапным порывом ветра. Робб знал лучше. Потребовалась бы целая буря, чтобы заставить стрелу пролететь так далеко мимо цели на столь близком расстоянии. Однако в лесу почти не было ветра. Вторая стрела улетела не так далеко в сторону, но как минимум на десять шагов выше своей цели, застряв где-то посреди ветвей деревьев. Друзья продолжали подбадривать Сэмвелла, игнорируя его постоянное нытьё о том, что для него всё слишком сложно. Наконец он натянул третью стрелу и выпустил её намного быстрее. Скорее всего, ему просто не хватило сил удерживать её дольше, чем стало понятно, что выпускать стрелу нужно перед тем, как рука станет неустойчивой. В любом случае стрела настигла мишень. Не лучшее попадание для столь короткой дистанции, но Сэмвелл Тарли был так удивлён своим достижением и так им гордился, что Робб не мог не улыбнуться. Будь это не дерево, а настоящий враг с мечом или топором в руке, готовый убить его, вряд ли бы он стоял неподвижно так долго, чтобы терпеливо дождаться попадания по себе после двух столь жалких попыток. Но Робб ничего не сказал об этом, чтобы не портить никому настроение. Робб хотел пройти дальше, но передумал. Вместо этого он подошёл к спящему Сэмвеллу и сел рядом с ним на корточки. В любой другой ситуации он прошёл бы мимо и позволил бы ему простыть, чтобы усвоил урок. Но здесь и сейчас, так далеко от настоящей постели, мейстера и очага, не говоря уже о горячей ванне, чтобы изгнать болезнь и холод из его костей, это будет всё равно, что обречь толстяка на смерть. Здесь и сейчас было лучше помочь ему избавиться от снега, пока сырость и холод не просочились сквозь одежду, а потом починить бурелом, чтобы его не занесло снегом до конца ночи. Поэтому Робб позвал его. Он попытался найти плечо Сэмвелла где-нибудь под многочисленными одеялами и мехами, чтобы встряхнуть за него, как вдруг. У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у. Он остановился, как только звук рога разнёсся по всему лагерю, слабый и далёкий, но это точно был сигнал. Он прислушался, надеясь, что за ним ничего не последует. Один сигнал означал, что разведчики возвращаются. Возможно, это вернулись люди Джармена Баквелла, что выискивали следы одичалых на Лестнице великанов. Или, возможно, это был человек по имени Корин Полурукий, которого он хотел сопровождать вместе с Робаром Ройсом, надеясь найти дядю Робба и брата Робара. Он мог вернуться как с хорошими новостями, так и с плохими. Большой холм перед ним вдруг зашевелился, сбросив с себя снег, лёд и одеяла с мехами. Сэмвелл вылез из них как крот из своей норы. Он сидел с опухшими глазами и в замешательстве глядел на снег. Вороны громко каркали, и Робб мог слышать лай собак неподалёку. Он увидел, как проснулась и встала на ноги половина лагеря, так же, как и Робб, надеясь не услышать больше сигналов. Первый всё ещё эхом разносился по лагерю и лесу, отбрасываемый холмами, горами и скалами, невидимыми в ночи. Не шевелясь. Он ожидал, когда звук стихнет. Но не успел он умолкнуть, как раздался ещё один, громче и продолжительнее. У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у. — Боги, — услышал он скулёж Сэма Тарли, шатающегося на коленях, запутавшихся в плаще и одеялах. Он отшвырнул их и потянулся за кольчужным хауберком, подвешенном на камне неподалёку. Накинув через голову огромный навес из одежды, он наконец заметил Робба, стоявшего рядом. — Их было два? — спросил Сэмвелл. — Мне спросонья показалось, что я услышал два… — Ничего тебе не показалось. Два сигнала. — Два сигнала, чтобы призвать Дозор к оружию, — сказал Сэмвелл. — Два сигнала знаменуют о врагах. Нет-нет-нет. Рано, слишком рано. Разведчики докладывали, что одичалые прибудут не раньше, чем… У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у. Звук всё шёл, шёл и шёл, будто трубящий собирался дуть, пока не умрёт. Вороны хлопали крыльями и кричали, летали по своим клеткам и стучали о прутья, а по всему лагерю поднимались братья Ночного Дозора. Некоторые замерли от ужаса, недоверчиво озираясь, не в силах пошевелить даже пальцем, другие спешили вперёд, надевая доспехи, пристёгивая портупеи и хватаясь за боевые топоры и луки. На лицах у всех Робб увидел страх, какого не видел ни разу в жизни. Сэмвелл Тарли теперь тоже стоял, дрожа всем телом, его лицо стало таким же бледным, как снег вокруг. — Три, — пропищал Сэмвелл. — Три сигнала, я слышал три. Они никогда не трубили три. Уже сотни и тысячи лет. Три — значит… — Иные, — бесцветным голосом сказал Робб. Вся кровь, а с ней всё тепло и вся сила будто вырвались из его тела, и голову на мгновение заволокла лишь страшная белая пустота. Он хотел что-то сделать, бежать, кричать, вооружиться, что-то сказать, отдать приказ, хоть что-нибудь, но ноги, голос и разум его не слушались. Он стоял, застывший, словно статуя, с широко открытыми глазами, глядя на бледное как луна лицо Сэмвелла Тарли. Он чуть не сбился с ног, когда человек из Ночного Дозора с полудюжиной копий длиной в три-четыре шага промчался мимо сзади и отбросил в сторону. Он спохватился в последний момент, потянувшись обеими руками к клеткам с воронами. Не успел он одёрнуть руку, как ворон укусил его за палец, Горячая кровь текла по руке, испаряясь на холоде. Только сейчас Робб пришёл в себя. Только теперь он почувствовал, как собственные ноги, руки и разум снова начали его слушаться. Мой меч, мне нужен мой меч, — пронеслось у него в голове. Он быстро обернулся, посмотрел на палатки и нашёл ту, где спал вместе с Джоном. Кузен уже стоял там, натягивая собственную портупею поверх кольчуги и рукоятью Длинного Когтя в ножнах. Он знал, что его собственный меч тоже ждал где-то там. Робб побежал, не обращая внимания на бормотание Сэмвелла о воронах и сообщениях. Джон уже держал меч Робба в руке и передал ему, как только он подошёл. — Вот, — только сказал он. — Спасибо, — только и смог ответить Робб, быстро крепя портупею на бёдрах, затем надел хауберк с наплечником, закрепив их за несколько отработанных движений, и поднял с земли щит. Кожа на рукояти щита была холодной как лёд и сильно промёрзла. Он нигде не мог найти свой шлем. Куда, во имя всех богов, запропастился его шлем? — Лук и стрелы, живо, — сказал Джон. — Мы должны сдерживать их как можно дольше. Может, мы отобьёмся, если продержимся до рассвета. До него ещё несколько часов. — подумал Робб, но ничего не сказал. Он последовал за Джоном через лагерь, быстро пробегая мимо лошадей и собак, мимо палаток, у которых всё ещё собирались чёрные братья, мимо большого костра. Они подошли к одному из больших шатров снабжения, и брат Ночного Дозора вручил им по луку и колчану с двумя дюжинами стрел. — Сюда, сюда! Живее! — рявкнул один из офицеров Джону и другим. — А вы туда, к южной стене. Шевелитесь, псы! — рявкнул он Роббу и ещё нескольким людям в чёрном. Робб хотел возразить, что этот человек, офицер Дозора или нет, не имел права отдавать ему приказы, но промолчал и вместе с остальными последовал на юг. Офицер, должно быть, не узнал его, одетого в чёрное с головы до пят, как и все вокруг. Отец учил его, как важно поддерживать порядок в строю, и для этого должен быть только один источник приказов, которого все должны придерживаться. Люди, бегающие по полю боя, как им заблагорассудится, не слушая ничьих приказов, — полная противоположность порядку. «Армия без порядка — это не стая волков, а стадо баранов, какими бы большими ни были их клыки», — довольно часто говорил ему лорд-отец. Насколько Робб знал, их клыки были отнюдь не большими, но он всё равно не собирался становиться овцой. Он твёрдо решил оставаться волком в стае братьев по оружию. Вместе с остальными он побежал к южной стене. За ней уже выстроилась дюжина мужчин, ждущих приказа. Робб выстроился рядом с ними. Прислонив колчан со стрелами к стене перед собой, чуть выше пояса. Он огляделся, ища знакомые лица, которые могли бы придать ему мужества и утешения, но не нашёл ни одного. Все вокруг были незнакомцами, братьями Ночного Дозора из Сумеречной Башни под командованием разведчика по имени Блейн. — Идут! — услышал он чей-то крик. — Стрелы на тетиву! — приказал Блейн, и двадцать чёрных стрел было вытащено из того же количества колчанов и насажено на столько же тетив. — Боги, их сотни, — прошептал кто-то рядом. Робб впервые перевёл взгляд вперёд от мужчин по бокам от него. Он смотрел во тьму, море черноты. Он не видел ни снега, ни земли, ни деревьев, ни кустов, ни ветвей, ни листьев, ни неба. Всё, что он видел перед собой, — это кромешная тьма… и глаза. Сотни глаз, что будто бы смотрели на него и только на него одного. Словно сотни маленьких ледяных огоньков, чистых, ярких и синих как застывшие звёзды, сияющие в абсолютной черноте, они приближались к нему шаг за шагом. Они не моргают. — вдруг подумал он. — Было бы не так ужасно, если бы они это делали. Но мёртвые не моргают. — Тяни! — приказал Блейн, и Робб сделал, как ему сказали, люди рядом с ним тоже. — Держать! Робб и дозорные стояли перед факелами за слишком низкой кольцевой стеной, ожидая с натянутыми до ушей луками, глядя, как ужасные глаза поднимались по тёмному скользкому склону сквозь снег. — Держать, — снова сказал Блейн. — Держать, держать. Отпускай! Стрелы засвистели в полёте. Робб пытался проследить за своей стрелой, но тут же потерял её из виду, как только она залетела за пределы слабого освещения факелов и слилась с чернотой ночи. Однако пара глаз, в которую он целился, исчезла, как и десятки глаз справа и слева. Мужчины вдоль стены раздались радостными возгласами, которые тут же стихли. Не прошло и удара сердца, как глаза снова вернулись, глядя на него, холодные мёртвые и безжизненные. Куда бы ни попали их стрелы, это не возымело никакого эффекта. Твари до сих пор взбирались по холму. Шаг за шагом. — Готовьсь, тяни, отпускай! — снова скомандовал Блейн. — Готовьсь, тяни, отпускай! Два, три, четыре залпа. Стрелы летели в чёрную ночь. Блестящие синие глаза на мгновение закрывались или падали на землю, но открывались и вставали вновь или просто ползли дальше по земле. Не вставай, — подумал он, посылая в путь свою шестую стрелу. — Ради всех богов, не вставай снова. Его стрела попала в цель, чуть ниже другой пары этих страшных синих глаз, туда, где должен быть подбородок или горло. Глаза упали на землю, но его молитвы не были услышаны. Лишь мгновение спустя существо снова поднялось, и синие глаза подходили всё ближе и ближе. — Они не останавливаются, милорд, — сказал один человек Блейну. — Ещё! — закричал другой. — Смотрите, сколько выходит из-за деревьев. — Да помогут нам боги, они почти здесь, все идут на нас! — Огненные стрелы! — вдруг взревел позади лорд-командующий, появившись верхом на своём коне. — Подайте им огня! Лорд-командующий выглядел огромным в мехах и кольчуге, точно таким же, какими Робб представлял себе легендарных королей зимы, вроде Брандона Разрушителя, Рикарда Смеющегося волка, Уолтона Лунного короля или Эдрика Снежной бороды. Его глаза под железным забралом были свирепы. Именно в тот момент он заметил Робба среди своих людей. — Лорд Робб, вы слишком далеко зашли! Назад! Я не хочу объяснять вашему лорду-отцу, почему его наследник умер одним из первых, — кричал лорд Мормонт и, не дожидаясь ответа, повернул коня, поскакав вдоль стены. — Огонь! Подайте им огня! Робб прислонил лук рядом с колчаном у стены и сделал несколько шагов назад. Освободившуюся брешь тут же заполонили люди Ночного Дозора с луками, копьями, топорами и мечами в руках. Теперь Робб обнажил свой клинок, хотя и не знал точно, что делать с ним здесь и сейчас. Он будет выполнять приказы лорда-командующего, но убегать и прятаться под каким-нибудь камнем точно не собирается. Он увидел синие глаза, что подходили всё ближе и ближе. Шаг за шагом. Вскоре они оказались слишком близко для стрел. Он огляделся и увидел людей, бегающих факелами и мечами, что сияли в отблесках пламени. Возбуждённые панические крики эхом разносились с одного конца на другой. Некоторые подбежали к лошадям, неся с собой большие щиты и копья, другие несли колчаны со стрелами на стену, третьи сидели на земле, рыдая. Роббу хотелось подойти к одному, схватить и встряхнуть, сказать ему сражаться и исполнять свой долг, потому что это его единственный шанс пережить ночь. Однако в следующее мгновение Робб увидел, как он вытащил нож и перерезал себе горло, глубоко вогнав лезвие ножа в собственную плоть. Кровь, дымящая в ледяном воздухе, хлынула из его горла и рта, затем он рухнул, булькая и дёргаясь. Робб в ужасе отвернулся. Он увидел, как огненные стрелы летят над стеной с севера, востока и запада от их лагеря. — Отпускай, отпускай, отпускай! — кричал голос в ночи. — Подыхайте, мать вашу! — кричал другой. Лошади завизжали, гончие, всё ещё привязанные к земле в панике лаяли от бегающих вокруг людей и летящих огненных стрел. Вокруг было столько шума и криков, что Робб больше не мог различать голоса. Они атакуют со всех сторон. Мы окружены. — осознал он и почувствовал, как сердце подступило к горлу. Внезапно Робб отыскал в толпе знакомое лицо. Лорд-командующий также приказал Джону отступить, и теперь он стоял посреди бойцов Ночного Дозора, Робара Ройса, Дикона Тарли, Оберина Мартелла и Эйдина Селтигара в нескольких шагах от линии фронта, образовав вторую линию защиты с копьями и мечами в руках. Робб подбежал к ним и встал в ряд. Лучники перед ними всё ещё посылали огненные стрелы через стену. Джон мельком глянул на него, когда Робб встал рядом и улыбнулся. Хорошо, что ты рядом, говорила его улыбка. Затем его лицо снова стало серьёзным, и он перевёл взгляд вперёд. Робб тоже посмотрел вперёд на лучников с горящими стрелами. Залп за залпом они посылали стрелы во врага. Хорошо, чем дольше они смогут сдерживать тварей, тем лучше, — подумал он, но тут же заметил, что пламенный свет за стеной горел всё ярче. — Они всё ближе. Скоро доберутся до нас и тогда… В этот момент он снова увидел глаза. Одно из существ внезапно появилось между людьми Ночного Дозора, прямо перед кольцевой стеной. Человек со стрелой, застрявшей в горле, кожа ободранная и бледная даже в отблесках пламени, его разлагающаяся плоть свисала лоскутами, частично обожжённая, но не горящая. Единственное в нём, что не было коричневым, серым или чёрным, — его глаза. Такие же ужасные, мёртвые и холодные. Такие же ярко-синие. Мертвец потянулся и схватил одного из лучников за шею обеими руками. Мужчина громко закричал, братья обнажили мечи, попытались отсечь руки твари, но всего через миг его повалили с ног и одним могучим рывком перебросили за стену в темноту. Его крики быстро стихли, и появилось всё больше глаз. Костлявые руки, едва покрытые кожей, тонкие как паучьи лапки, ползли по кольцевой стене. Всё больше и больше. — Прорвались! — раздался чей-то крик. — Мечи! Мечи! Слева до ушей Робба донеслись крики и лязг прорезавших кольчугу клинков. Он посмотрел мимо Джона. Они прорвались через стену. Они здесь, — подумал он, увидев, как Робар Ройс и Эйдин Селтигар рубят своими мечами, двух мертвецов, ковыляющих прямо на них. На место каждого павшего мертвеца приходили десятки их ужасных сородичей. Братья Ночного Дозора всё ещё пытались удержать оборону стены, но быстро оказались погребены под потоком тварей, словно галька на пляже в начале прилива. Большинство упырей были почти обнажены или одеты только в остатки мехов и простых тканей. Одичалые, — подумал он. Среди них также можно было увидеть одетых в чёрное, и только теперь Робб разглядел кольчуги и плащи Ночного Дозора с хорошими мечами и топорами в костлявых руках. Разведчики. Убитые дозорные. — Осторожно! — крикнул кто-то рядом с ним. Нет, не кто-то. Джон. Робб посмотрел вперёд и в последний момент вскинул меч. Он ударил мертвеца по лицу, и тот отшатнулся на полшага. Он был на расстоянии вытянутой руки. Как он мог подпустить его так близко? Робб сделал выпад, рубанул и одним мощным ударом расколол череп твари надвое. Существо упало, но не успел он обрадоваться, как мимо его лица пронеслось копьё, расколов ещё один череп и резким мощным рывком снеся голову с плеч ещё одному упырю. Он узнал копьё принца Оберина и кратко кивнул в знак благодарности, неуверенный, заметил ли тот вообще, затем стал отбиваться от следующего мертвеца, что шатался к нему, протянув свои тощие костлявые ручонки. Половина лица у него отсутствовала. С громким грохотом мимо них промчались лошади, сбивая по меньшей мере три или четыре дюжины тварей. Робб сам чуть не попал под копыта одной из лошадей, отшатнувшись на несколько шагов. Кости ломались и дробились, щиты и доспехи раскалывались, кожа и равная кольчуга рвались на куски. Однако, к ужасу Робба, мертвецы продолжали идти или ползать. Отрубленные руки также продолжали волочиться по земле костлявыми пальцами. Ноги, оторванные от тел силой подкованных копыт, дёргались дико безумно и бесцельно, а оторванные головы без конца щёлкали челюстями. Коричневые, чёрные и жёлтые зубы щёлкали в своём жутком ритме, будто надеялись, что добыча сама придёт к ним. Но хуже клацающих зубов были глаза, которые всё также сияли ярко-синим, глядя на них. — За мной! — услышал он голос Джона рядом. — Мы должны построиться. Останемся здесь, нам конец. Другие твари уже ползли к ним по стене, проходя между языками пламени факелов, за ними следовали всё новые и новые враги, приближаясь к ним. Одно из существ с оторванными ногами доползло до него, схватив за сапоги как умирающий от жажды цеплялся за бурдюк с холодной водой. Робб ударил мечом, отрубив голову и руки, но руки и челюсти продолжали двигаться. По крайней мере, отдельно от тела они представляли не такую большую угрозу. Затем Робб быстро последовал за Джоном к большому костру. Один из мужчин в строю не последовал за ними, поглощённый сражением с существом около семи футов ростом с руками толщиной со стволы деревьев и густой чёрной бородой на груди, из которой торчала рукоять кинжала. — Отступаем! — крикнул ему Робб, но его не услышали. На долю секунды Робб хотел броситься вперёд, помочь ему зарубить гиганта, но было слишком поздно. Мертвец нанёс мощный удар дозорному в грудь, от чего он отшатнулся, выронив меч. Он упал на колени, задыхающийся и потрясённый, и поглядел в яркие синие глаза. Он умолял, сдавался, даже сорвал с себя толстую чёрную перчатку и бросил на землю. — Пощадите, пощадите, — умолял он. Он продолжал кричать о пощаде, когда мертвец схватил его за горло и поднял над землёй. Мёртвые не знают пощады. Огненная стрела, выпущенная откуда-то из задних рядов, вдруг попала огромному упырю прямо в голову. Намеренно или случайно, значения не имеет. В тот же миг вспыхнула голова мертвеца, а затем всё его тело, руки и ноги. Он тут же упал на землю, мёртвый и неподвижный, каким и должен быть. По крайней мере, они хорошо горят, — мрачно подумал Робб, присоединившись к Джону в новой линии обороны. Не прошло много времени с прорыва первой линии, как твари продвинулись дальше, переступая через тела павших воинов Ночного Дозора. Скоро эти трупы присоединятся к ним в борьбе против живых. Робб нанёс удар, когда мёртвые снова подошли ближе. Джон рядом с ним сделал то же самое. Валирийская сталь резала кости и доспехи как раскалённый нож свежее масло. Его собственный меч был хорош, но из простой стали. То и дело он застревал, сильно отскакивал от костей или соскальзывал со старых доспехов. Другие в ряду тоже сражались и убивали. Принц Эйгон, его серебристо-белые волосы сияли в свете большого костра, с полудюжиной воинов рядом с ним пытался закрыть брешь, которую нежить проделала в северной части стены. Однако не похоже, что им удастся продержаться дольше южных рядов. Врагам не было числа, на каждого убитого приходили ещё десятки. Они и сами теряли людей. Те всё ещё лежали, но кто знает, сколько времени пройдёт, прежде чем они снова откроют глаза. Синие холодные и ужасные. Снова и снова Робб наносил удары, срубая головы, руки и ноги, но волнам нападавших не было конца. Некоторые мертвецы состояли сплошь из костей, покрытых гниющими остатками ткани, шкур, кожи, кольчуги. До того как восстать, они должны были пролежать много лет или даже десятилетий. Другие выглядели куда свежее, умерев несколько дней или недель назад. Сколько мужчин и женщин за Стеной могло погибнуть за последние десять лет? — задавался вопросом Робб. — И как долго Иные собирали свои силы? Робб почувствовал, как его руки начали тяжелеть, а плечи болеть. Не важно, сколько мертвецов они убивали, их становилось всё больше и больше. Куда бы он ни смотрел, везде сияли синие глаза на мёртвых лицах. Целый рой нежити наседал на дозорных, словно южная саранча налетела на созревший урожай. Только он срубил голову с плеч закутанной в меха женщины, которой явно было не больше двадцати лет, как его внезапно схватили сбоку. Робб попытался вырваться, лезвие его меча было поднято перед ним, но костлявые руки крепко сжимали его, словно тиски. Они тянули, пытаясь разорвать его. Он кричал, вырывался, бился, но сила мёртвых сухожилий и мускулов казалась нечеловеческой. Он чувствовал, что теряет равновесие, когда его схватили ещё одни руки, вырывая из рядов братьев по оружию. Он сильно ударился о землю и почувствовал, как его тянет в сторону. Его спина царапалась о камни, ветки и промёрзшую землю. Он почувствовал, как меч выскользнул из рук и снова попытался схватить его, но тщетно. Паника охватила его. Даже больше, чем раньше, больше, чем когда-либо в жизни. Он видел, что происходило с людьми, которых мертвецы хватали и тащили к себе, слышал их крики, видел, как их внутренности вырывали из разорванных животов, когда нежить терзала людей голыми руками и зубами, слышал их стихающие крики. Я не хочу умирать! Я не хочу становиться одним из них! Что угодно, только не это, — лихорадочно думала он, пытаясь вырваться из железной хватки тварей. Щёлканье их челюстей уже звучал у него в ушах. — Я не хочу восставать! Лезвие тёмное как дым в ночи внезапно пронеслось прямо над его лицом, разрубив держащую его руку пополам. Снова лезвие опустилось, отсекая кисти и руки от мёртвых тел, пока Робб не почувствовал, что тянущие и разрывающие движения прекратились. К нему протянулась рука, Робб схватился за неё. — Убираемся отсюда, живо! — сказал Джон, рывком поднимая его на ноги. Он быстро поспешил вперёд рядом с Джоном, обратно в ряды тех, кто всё ещё стоял и сражался. У своих ног он обнаружил брата Ночного Дозора, чья голова была запрокинута назад под немыслимым углом. На его руках, ладонях и горле виднелись следы укусов. Робб наклонился и вырвал из рук мертвеца меч, который больше пригодится ему. Как раз, когда он собирался повернуться и снова столкнуться с ужасом, который нёсся на них со всех сторон, раздался сигнал боевых рогов, призывая Дозор по коням. Он знал, два коротких звука и один длинный означал призыв седлать лошадей. Этот приказ значил, что битва проиграна, они потеряли Кулак Первых людей, и пора отступать. Робб огляделся в поисках лошадей. Которые могли бы им пригодиться. К ним приближалась лошадь без седока, но в панике, с кровавыми ранами на боках и ногах. В отблеске огня он увидел, что это были царапины и укусы. Робб попытался дотянуться до поводьев лошади, но не смог их удержать, когда она пронеслась мимо. Проследив за ней взглядом, он увидел сира Оттина, стоявшего на коленях и уставившегося пустым взглядом на хаос, творившийся вокруг, пока лошадь не настигла его и с испугу не разбила ему лицо мощным пинком. — Сюда! — услышал он голос Эйдина Селтигара, сидевшего верхом на лошади и тянувшего за поводья ещё двух. Друг Джона и принца Эйгона, — с облегчением понял Робб. — Конечно, он не подведёт Джона, как и сам Джон. Вторая лошадь, должно быть, предназначена принцу. Робб быстро огляделся, но принца рядом не было. Эйдин подъехал к ним с ужасной кровоточащей раной на лице. Немедля, Джон и Робб забрались на лошадей рядом с ним. Внезапно раздались крики, ещё громче и пронзительнее прежнего, чего Робб не мог себе представить ещё мгновение назад. С громким грохотом стена обвалилась примерно в трёх дюжинах шагов от них. Камни разлетелись вокруг, словно были игрушечными. Затем что-то прошло через образовавшуюся дыру в стене. Это была высокая бледная фигура на четырёх массивных лапах. Медведь. Неживой медведь. Существо пробежало по лагерю, хватая всё на своём пути. Ближайшие лучники накрыли его огненными стрелами, но полностью поджечь медведя никому не удалось. Вскоре у лучников кончились стрелы, и когда они попытались покончить со зверем копьями, наконечники которых были покрыты горящими тряпками, их судьба была предрешена. Попав в пределы досягаемости медведя оказались разорваны в клочья его когтями и зубами. Руки и ноги были оторваны от тел с ужасающей беспощадной силой. Самые везучие сразу лишились головы или были разрублены длинными медвежьими когтями от шеи до бедра, быстрая смерть. Другим повезло меньше, они лежали на земле, крича и истекая кровью, пока медведь или ближайший упыри не прерывали их страдания не менее ужасной смертью. — Отходим! — крикнул кто-то рядом, Джон или Эйдин, Робб не мог сказать. Рога всё ещё трубили, поэтому он погнал лошадь и повернул её в сторону сигнала. Посреди бойни, хаоса и метели он увидел лорда-командующего верхом на своём гарроне с мечом в руке, раздающего приказы. Однако это было бесполезно, в лагере царил полный хаос, и многих больше волновало спасение собственных жизней, чем приказы старика. — На западе и севере они ещё за стеной, милорд, но в любой момент прорвутся с восточной стороны. — кричал Торен Смоллвуд, пытаясь успокоить свою лошадь. — Я пошлю резервы… — Нет! — во всё горло проревел лорд Мормонт, чтобы перекричать звук рожков. — Созывай всех назад, прорежем себе путь. Он держал ноги в стременах, его чёрный плащ развевался на ветру, и пламя слабо отражалось на его доспехах. — В клин! — взревел он. — Строимся в клин. Прорвёмся вниз на юг, затем на восток! — Милорд, южный склон кишит ими! — Другие спуски слишком круты для лошадей. — сказал Мормонт. — Мы должны… Его гаррон завизжал, встал на дыбы и чуть не сбросил старика, когда в их сторону, пошатываясь, зашагал медведь. Бледный и гниющий, мёртвый уже несколько месяцев. Половина его правой передней лапы обгорела до костей, но он продолжал идти. Глаза были яркими синими и ужасающими. Торен Смоллвуд атаковал, его длинный меч сиял оранжевым и красным в свете костра. Его взмах чуть не снёс медведю голову, и медведь в долгу не остался. — Едем! — крикнул лорд-командующий, разворачиваясь. Они быстро достигли стены, мчась галопом. В отличие от Джона и Арьи, Робб никогда особо не любил прыгать верхом на лошади, но в тот момент, когда они достигли низкой стены, и лошадь перепрыгнула её, это было самым прекрасным чувством в мире. Он глянул влево и обнаружил, что Джон всё ещё скачет рядом с ним. Так близко позади лорда-командующего, что мог почти его коснуться. Однако радость была недолгой. Эйдин Селтигар, скачущий справа от него, рухнул вниз в сплетение стали, кожи и кричащей лошадиной плоти, затем рой тварей набросился на него, и клин сомкнулся. Они мчались вниз по склону холма, сквозь цепкие чёрные руки, горящие синие глаза и метель. Лошади спотыкались и переворачивались, люди слетали с сёдел, факелы крутились в воздухе, топоры и мечи прорубались через мёртвую плоть. В слабом мерцающем свете нескольких факелов он вдруг увидел перед собой целую свору тварей. Шесть, семь. Восемь человек, мёртвых и наполовину разложившихся, глядя на него своими сияющими глазами. Он столкнётся с ними в любой момент. Моя лошадь не прорвётся. — с ужасом подумал он. — Слишком много за раз. Мне конец! Но они исчезли перед его глазами так же быстро, как появились. Робб не мог сказать, что это было, ещё одна лошадь или ещё один мёртвый медведь. Что бы это ни было, оно внезапно пронеслось перед его лошадью, сбивая тварей с ног и разорвав половину из них на части с неимоверной силой. В следующий миг его конь уже промчался мимо упырей, раздавив копытами другую нежить, а бледная тень, серый ветер, снова исчезла в чёрной тьме. Робб безостановочно наносил удар за ударом, снося головы с плеч, раскалывая черепа, отсекая руки тем, чьи пальцы пытались схватиться за его седло, ноги или даже в плоть его коня. Его конь с трудом спускался по крутому склону, то и дело спотыкаясь о камни, ветки и ломающиеся кости упырей, попадающихся на пути, но каким-то образом ему удавалось мчаться вперёд, не замедляясь. Чудо, что он ещё не сломал ногу. Кажется, боги всё-таки с нами. Роббу ничего не оставалось, кроме как изо всех сил вцепиться в седло, чтобы не упасть, защищать бока своего верного коня с мечом в руке. Твари неустанно вставали у них на пути, их сбивали с ног и топтали копытами. Падая. Они хватались за мечи, стремена и ноги всадников. Затем они внезапно оказались посреди деревьев, и Робб проскакал по замёрзшему ручью, пока позади стихали звуки резни. Он огляделся, затаив дыхание, но больше не увидел мертвецов, лишь людей в чёрном на лошадях, освещённых слабым светом нескольких факелов. Окровавленные и измученные, зато живые. Джон всё ещё ехал рядом с ним, его невыразительный взгляд всё ещё был устремлён вперёд. Всё закончилось, — подумал Робб. Никогда в жизни он не испытывал такого облегчения. — Мы и правда вырвались из этого ада. Всё закончилось. Они скакали всё дальше и дальше через густой лес, по холмам и лощинам, пересекая замёрзшие ручьи и речки, не останавливаясь, не оглядываясь. Робб не мог сказать, как долго они ехали, когда лорд-командующий наконец дал приказ остановиться, чтобы поберечь немногих оставшихся лошадей. Робб спешился, увязнув по колено в свежем снегу, и огляделся. Небо на востоке уже начало проясняться. Сменяя черноту ночи великолепными, прекрасными, красными, оранжевыми и пурпурными цветами нового дня. Поначалу слабо, но с каждым ударом сердца всё больше и больше. В жизни Робб не видел ничего прекраснее. Быстро оглядевшись, он отыскал знакомые лица. Даман Уэнт сидел на земле, прислонившись к дереву, Дикон Тарли и Байрант Гаргален стояли рядом с ним… Даже толстяк Сэмвелл Тарли, усевшийся в сугробе, плача и всхлипывая, чудом остался в живых. И словно в насмешку от богов рядом с ним лежал карлик, безмолвно смотрящий в небо. Его лицо было окровавлено, но он был жив. Где все остальные, за исключением Эйдина Селтигара, Робб не знал, и уже не стал их искать. Теперь он тоже погрузился в сугроб, свежий мягкий и почти тёплый по сравнению с убийственным холодом прошедшей ночи, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая. Внезапно Джон пробежал мимо него в сторону лорда-командующего. — Его нигде нет! Я везде искал, но его нигде нет! — в панике пролепетал он Старому медведю. — Кого нет? — устало спросил лорд Мормонт. — Эйгона. Семь преисподних, Эйгона нигде нет!