О королях и бастардах

Внезапно, словно громом поражённая, лошадь Льюина испугалась, встала на дыбы и чуть не сбросила его из седла. Не будь Льюин таким хорошим наездником, он бы ужe валялся на земле с переломами. Остальные лошади шарахнулись в стороны, к счастью, не такие испуганные. Эйгон быстро успокоил свою лошадь, как и остальные, включая Льюина, хлопавшего своего коня по лохматому боку. Эйгон прозвал своего маленького коня Септоном, потому что он и его братья были трудолюбивыми, хоть и не очень умными, и стали близки сердцу Эйгона. Они могли днём и ночью храбро брести по холмам, замёрзшим рекам, долинам и расщелинам, по охотничьим тропам, сквозь сугробы высотой по пояс или густой подлесок, хоть с ездоком на спине, хоть без. Они не нуждалось в слишком длительном отдыхе, когда позволяли себе небольшую передышку два-три раза в день, никогда не убегали или отказывались сдвинуться с места. Они ели всё, что могли найти: траву, сорняки, коричневые листья или даже чертополох, чем выглядели вполне довольными. Будь они побольше, из них бы вышли отменные боевые кони, — подумал Эйгон, лёгким толчков подогнав своего Септона вперёд. — Побольше и посимпатичнее. — Что случилось? — спросил Бенджен, стоявший во главе их маленькой колонны. — Да снова эта долбанная голова, — выругался Льюин. — Снова укусила мою лошадь. — Говорили же тебе повернуть её лицом наружу. Тогда бы и не укусила, — сказал Освелл. — Так я и сделал. Но этот мешок вечно болтается и вертится туда-сюда с каждым шагом. Рано или поздно сраной голове всё равно удаётся укусить мою лошадь. — Давай я понесу за тебя? — предложил Эйгон. — Нет, не нужно, — сказал Льюин с мягкой, но фальшивой улыбкой. Эйгон сразу заметил настороженность в выражении его лица. Он знал, что дядя только рад избавиться от срубленной головы, которую они тащили в мешке со вчерашнего дня. Но инстинкты королевского рыцаря не позволяли ничему подобному приближаться к Эйгону без крайней необходимости. Как бы ему ни хотелось, Льюин лучше и дальше позволит этой женской голове свисать со своего седла. Вчера они сделали небольшую передышку, перекусили кабанятиной и выпили немного растаявшего снега. Именно в тот момент они наткнулись на тот тип мертвеца, которого давно искали. Все предыдущие дни им не попадалось ни одного дневного бродяги. Все упыри как один лежали неподвижно при дневном свете. Эйгон уже начал считать, что боги решили жестоко над ним подшутить. Раньше они то и дело сталкивались с одинокими упырями, которые продолжали бродить при свете дня, и всегда обходили их стороной. Но стоило им додуматься взять голову одного из них в качестве доказательства угрозы, что способно дотянуть до Королевской Гавани, как их всех будто ветром сдуло. Было похоже на то, будто их кто-то сглазил. Но стоило им удобно устроиться под полу-упавшим деревом с частично вырванными корнями, как такой мертвец сам на них наткнулся, словно взявшись из ниоткуда. Это была женщина, одетая в меха и сапоги из грубой кожи и в остатки ржавой кольчуги, свободно свисавшей с плеч. С виду она умерла не так давно, и до смерти была хорошо сложена. Её можно было бы принять за живую, если бы не чёрные как вороново крыло руки, ужасная рана на горле, ну и куда, конечно, без страшных синих глаз, сияющих на мёртвом лице. Бенджен позже объяснил, что такие глубокие рваные и попросту ужасные раны возникают в результате порезов, нанесённых зазубренными ножами, которыми пользовались одичалые. Они крадут такие у мёртвых разведчиков и редко заботятся должным образом, чтобы можно было орудовать ими больше года или двух. Судя по состоянию трупа, она умерла около недели назад. По мнению Бенджена, эта женщина, скорее всего, не позволила себя украсть, поэтому мужчина одичалый убил её, чтобы ту не украл никто другой. Эйгон не совсем понял, что подразумевалось под кражей, но по взглядам Освелла и Льюина понял, что лучше об этом не думать. Как только Льюин заметил мёртвую женщину, бредущую по сугробам в пятнадцати шагов от них, все вскочили, окружили её и быстро обезвредили. Одним быстрым ударом Льюин отделил её голову от плеч, в то время как остальные разобрались с другими частями тела, что продолжали волочиться по снегу, но уже отдельно. Глаза головы безумно дёргались во все стороны, а челюсти не прекращали щёлкать, даже когда её убрали в мешок, что теперь свисал с седла Льюина. — Я знаю, что делать, — сказал Освелл, слезая с лошади, и порылся в мешке, свисающем с его седла. Он достал палаточную верёвку, затем поднял с земли ветку, и прошёл мимо Эйгона к Льюину. Он несколько раз обвязал ветку верёвкой, протянул её Льюину, затем полез в мешок и вытащил голову, держа её за волосы. Глаза всё ещё метались, а челюсти щёлкали. Освелл протянул голову Льюину и забрал свою перевязанную палку. Эйгон присмотрелся к голове, бестелесной, но такой неестественно живой, свисавшую с длинных светлых волос в руках его дяди. Зрелище было ужасным, и Эйгон был уверен, что ему всю жизнь будут сниться кошмары о пережитом за Стеной… Эта голова, эта нежить с щёлкающими челюстями не раз посетит его кошмары. Я больше никогда не смогу уснуть на всю ночь. В то же время зрелище было настолько абсурдным, что ему было тяжело не рассмеяться вслух. Некоторые кошмары явно заставят меня проснуться с истерическим смехом, а не в холодном поту. И как я объясню это Рей? — подумал он с кривой улыбкой. Его взгляд был прикован к голове, к щёлкающим челюстям и сияющим синим глазам. Внезапно Эйгон вздрогнул. На мгновение, всего на долю удара сердца, ему показалось, что её взгляд задержался на нём. Взгляд был таким, будто она… узнала его. Раньше такого никогда не было, но в то мгновение глаза будто смотрели только на него. Но это закончилось так же быстро, как началось, и её взгляд снова начал метаться из стороны в сторону. Уличив момент, Освелл засунул обвязанную ветку промеж щёлкающих челюстей головы, несколько раз обмотал её верёвкой и завязал узел. Теперь голова могла лишь жевать деревяшку своими кривыми, но удивительно белыми зубами. Даже глаза будто бы успокоились, перестав бесконтрольно метаться. — Кляп, — сказал Льюин, одобрительно кивнув. — Мог бы и сам догадаться. — Да, мог бы, — сказал Освелл, забираясь на свою лошадь с широкой улыбкой на лице. — но не сделал этого. Оказывается, из нас двоих я не только самый красивый, но и самый умный. Вороны кричали и каркали, пока они весь день молча пересекали Зачарованный лес, преодолевая несколько десятков небольших холмов и узкую расщелину. С каждым холмом и каждой маленькой долиной воронов становилось всё больше. Когда солнце начало садиться и окрашивать облака в кроваво-красный цвет, над их головами кружило не меньше трёх дюжин воронов, громко кричащих и каркающих, перелетающих с одной ветки на другую, но затем снова взлетающих и следовавших за их группой на восток. — Что этим проклятым тварям нужно от нас? — наконец спросил Освелл. — Может, им просто любопытно, — предположил Льюин. — Возможно. Они в любом случае слишком шумные. Своим карканьем они созовут пол леса. — Не думаю, что упырям есть дело до кучки неугомонных птиц. — Упырям, может, и нет, — сказал Бенджен, повернувшись к ним в седле. — Но одичалые не оставят этого без внимания. — Думаете, это они послали воронов? — спросил Эйгон. — Нет. Одичалые не приручают и не дрессируют воронов так, как это делается к югу от Стены. Но они умеют слушать голоса природы, леса и его обитателей. К этим воронам они точно прислушаются. — Но тогда, повторяя вопрос Освелла, что им от нас надо? — Не знаю. — Старк пожал плечами. — Быть может, ничего. Может, им и правда просто любопытно. Правда… — Правда, что? — спросил Льюин. — Никогда не видел, чтобы вороны так себя вели. Они охотятся на падаль, да, но, чтобы следовать за живыми людьми… В любом случае мы должны торопиться. До пещеры осталось немного, но уверен, с таким почётным караулом нас отыщут все одичалые в округе. — А может они специально торопят нас к пещере, — с громким смехом сказал Освелл. Бенджен повернулся к Освеллу и серьёзно поглядел на него, но ничего не сказал в ответ. Он лишь коротко фыркнул, затем повернулся вперёд и пришпорил свою маленькую лошадь, чтобы она бежала быстрее. Один из воронов приземлился на ветку неподалёку от Эйгона и посмотрел на него так, словно… узнал его. Ворон смотрел на него точно так же, как недавно это делала неживая голова. Разве что дольше. Ворон взмахнул крыльями, но не улетел. Он закричал. Для ушей Эйгона его карканье прозвучало как слово, искажённое и едва разборчивое, но всё же это было слово. Он явно расслышал слово «кровь» или что-то похожее на него. Ему уже приходилось слышать, как говорят вороны. Ещё в детстве молодой мейстер Гаррин показывал им с Джоном ворона, которого научил словам, типа «чернила», «перья», «зерно» и тому подобному. Большой старый любимец лорда-командующего Мормонта, казалось, был способен повторять всё, что услышит. Но на этот раз всё казалось таким другим, что у Эйгона кровь застыла в жилах. Что-то в криках ворона вызвало у него дрожь. Вздрогнув, Эйгон отвёл взгляд от ворона и краем глаза заметил, что тот тут же взмахнул крыльями и взлетел. С облегчением от того, что он больше не чувствовал на себе взгляда этого ворона, Эйгон втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Но воздух был слишком резким, холодным и полным страха. Никто ничего не сказал, но Эйгон чувствовал, как напряглись его товарищи, все трое. Их нервозность и страх он ощущал так же ясно, как стрелу в груди. Спустя ещё час количество воронов, летающих вокруг и сидящих на ветке, удвоилось. В то же время они добрались до холма, к которому хотел привести их Бенджен. Поначалу Эйгон не увидел ничего особенного, когда Бенджен резко остановил лошадь, спешился и, отпугнув рукой одного назойливого ворона, объявил, что они приехали. Освелл, Эйгон и Льюин тоже спешились и повели своих лошадей за поводья к Бенджену. Оглядываясь вокруг, они не заметили, чтобы этот холм сильно отличался от всех остальных холмов и курганов, что им довелось пройти за последние несколько дней. Единственным заметным отличием этого холма от других был ряд чардрев на вершине. Им и раньше попадались дикие чардрева, но не в таком количестве за раз. Кроме этого, Эйгон не мог увидеть ничего примечательного, что заставило бы его запомнить этот холм и распознать среди множества других. — Лошадей оставляем. Они будут ждать нас здесь, — объявил Бенджен. Эйгон не сомневался в его словах. В те ночи, когда они позволяли себе передохнуть на деревьях час или два, им никогда не приходилось их привязывать, поскольку те спокойно ждали на месте. Эйгон не раз подмечал, что эти маленькие животинки были намного умнее, чем казались на первый взгляд. Если мертвецы были рядом, они убегали в подлесок, но тут же возвращались, как только твари уходили. — если нас нагонят одичалые, они заберут лошадей обратно, но мы всё равно сможем уйти через другой выход. Но если поторопимся, одичалые всё ещё останутся достаточно далеко, чтобы мы успели вернуться к лошадям. Думаю, они отстают от нас где-то на сутки, но нам не стоит зря терять время. — Другой выход? Я даже входа не вижу, — сказал Льюин. — Он здесь, поверьте. Поспешим, солнце почти зашло, и я хочу оказаться там до того, как… Бенджен внезапно умолк и огляделся вокруг, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь свистом ветра и непрекращающимся карканьем воронов. Их наверняка скопилось уже больше сотни. Сколько их может быть ещё? Двести? Триста? Пятьсот? — До того, как что? — спросил Освелл, хотя все знали ответ. Как только солнце скроется за горизонтом, мертвецы вновь поднимутся. Высокие сугробы вокруг доходили до пояса, и никто не знал, что под ними таится. Эйгон посмотрел на крутой склон, по которому они собирались подняться. С каждым ударом сердца холм казался всё менее привлекательным и более отвратительным и жутким местом, хотя с виду нисколько не изменился. Тени тянулись по склону холма, чёрные и голодные. Все деревья наклонены и скручены под тяжестью льда, что несли на себе. Погребённые от корней до кроны в замёрзшем снегу, они сгрудились на холме, словно гиганты, чудовищные и уродливые создания, сгорбившиеся под ледяным ветром. — Поспешим, — в который раз сказал Бенджен, мрачно поглядывая на них. Он обнажил меч, и остальные последовали его примеру. — Они здесь. — Где? — почти что шептал Льюин. — Близко. Не знаю где точно, но они близко. Один из воронов снова закричал, облетая вокруг них, будто подтверждал слова разведчика. — Одичалые тоже могут быть неподалёку, — сказал Эйгон. — Если они слышали воронов, то знают, где искать, куда мы направляемся, и скоро могут оказаться здесь. — Одичалые — наименьшая из наших бед, — сказал Бенджен. — Мы должны взобраться. Скоро стемнеет. Нам лучше оказаться в пещере до того, как наступит ночь. Наше тепло привлечёт их, как только солнце перестанет нас защищать. — Какой нам прок от пещеры? Там явно нет даже двери, — сказал Освелл. — Я не понимаю, как эта пещера защитит нас от нежити. — Она защитит нас, будьте уверены, сир. Идём. Он поглядел на запад, откуда сквозь деревья всё ещё тускло пробивался свет заходящего солнца, словно зарево далёкого костра. — Вы говорили про другой выход. Не легче будет пробраться через него? — Другой выход или вход, как вам угодно, находится в трёх лигах к северу, и он на дне ущелья. Больше объяснений не потребовалось. Ночь нагонит их задолго до того, как они доберутся до того ущелья. И даже если бы они не попали в окружение упырей, этот запасной выход стоит приберечь на случай, если одичалые всё же нагонят. Эйгон посмотрел на холм. — С виду путь чист, — сказал она. — Да, с виду, — мрачно сказал Бенджен. — Чувствуете холод? Здесь что-то есть. Где они? — В пещере. Наверное, — предположил Льюин. — Нет, не думаю. В прошлый раз, когда я обнаружил пещеру, они не последовали за мной. Это стало моим спасением. Будто бы пещера каким-то образом… защищена от них. — разведчик указал своим мечом. — Вход вон там. На полпути до чардрев, в той расщелине в скале. — Вижу, — сказал Эйгон. Вороны прилетали и улетали. — Скалу я вижу, — сказал Освелл. — Там есть проход. Крутой и извилистый. Если доберёмся до него, окажемся в безопасности. Дядя Льюин разглядывал расщелину на склоне холма. — Не больше тысячи шагов. Ага, — подумал Эйгон. — Ещё бы они не вели вверх. Холм был крутым и покрыт густым лесом. Снег не шёл уже третий день, но ещё не растаял. Подъём будет тяжёлым, утомительным и опасным, полным корней и рыхлых камней под ногами. Один раз споткнёшься, и можешь получить вывих или перелом. Эйгону не хотелось думать о том, что станет с тем, кто не сможет ходить и тем самым выбраться из этого белого ада. В случае чего, сядем на лошадей и поедем на юг, так быстро, как толкь6о сможем, — решил Эйгон, когда они начали восхождение. — Что бы там Бенджен ни хотел показать, наши жизни того не стоят. Первая половина пути прошла без проблем, никто не спотыкался, не падал и не требовал передышки. Но затем с каждым шагом холм становился всё круче и круче. Под сапогами хрустел снег. Один раз Эйгон наткнулся на камень и чуть не покатился вниз с холма. К счастью, дядя Льюин успел поймать его за руку и спасти. Каждый порыв ветра наполнял воздух мелким белым порошком, что сиял как стекло в последних лучах уходящего солнца. Вокруг порхали вороны. Один пролетел вперёд и исчез в проходе пещеры. В добрых трёх дюжинах шагов от пещеры, а может и чуть больше, они громко стонали и тяжело дышали. Каждый шаг будто вбивал в ноги Эйгона раскалённые гвозди, но никто из них не останавливался. Освелл, шедший в двух шагах позади него, внезапно остановился. Эйгон оглянулся, когда перестал слышать его шаги позади себя, опасаясь худшего. Но Освелл всё ещё стоял там, прямой как копьё, словно был воплощением самого Воина. Что-то случилось, Эйгон понял это по выражению его лица. Но не успел он спросить, в чём дело, как Освелл двинулся дальше. Эйгон повернулся обратно к холму и тоже продолжил восхождение, то по твёрдым, то по рыхлым камням, скрытым под снегом, и стараясь обступать такие же скрытые корни деревьев с колючими лозами. Огонь в бёдрах Эйгона с каждым шагом пылал всё жарче. Никогда его ноги не болели так сильно, как в этот момент. Дышать становилось всё труднее. Бледный туман заполнил воздух. Он сделал шаг, затем ещё один. Снега было почти по пояс, а склон стал ещё круче. Эйгон наклонился вперёд, цепляясь руками за камни и деревья, пока взбирался. Ещё шаг. Другой. Снег, который они всё же потревожили, начал скатываться вниз, образуя небольшие лавины. Ещё восемь шагов или, может, десять, — подумал Эйгон. Вход в пещеру теперь был отчётливо виден, маленький и узкий, но это точно пещера. Внезапно его нога в чём-то застряла, возможно, в яме или в корне. Эйгон потянул, но нога не смогла высвободиться. Это точно не корень. Эйгон снова потянул, но безуспешно. Корень зашевелился. Эйгон вскрикнул от неожиданности. Он подскочил, споткнулся и упал. Мир внезапно скатился набок, когда Эйгон потерял равновесие и упал, врезавшись в Освелла, чтобы вместе с ним покатиться с холма. Резкий удар о камень или пень выбил из него весь воздух. Рот наполнился кровью. Когда Эйгон снова открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на спине в глубоком снегу. Всё болело: руки и ноги, спина и голова, он чувствовал вкус крови во рту и видел мир сквозь красную пелену. Должно быть, кровь попала на глаза. Освелл лежал рядом в полудюжине шагов, стонущий, но неподвижный. Кровь стекала по лицу, и одна нога вывихнута. Эйгон посмотрел в другую сторону, вверх по холму, откуда дядя Льюин и Бенджен Старк спускались к ним так быстро, как только могли, не упав. Они обнажили мечи и что-то кричали, но Эйгон не могу расслышать. В его ушах гудело и свистело. От удара, — понял он, пытаясь сморгнуть кровь с глаз. — Или просто уши заложило снегом. Эйгон сел и медленно покачал головой, пытаясь избавиться от головокружения и свиста в ушах. Лёгкое головокружение никуда не делось, но хотя бы свист утих. В целом он остался невредим. Освелл тоже с трудом поднялся, очень медленно и тяжело дыша. Эйгон сразу это заметил. Его лодыжка была вывихнута. Он снова посмотрел наверх. Дяде Льюину и Бенджену оставалось пройти всего дюжину шагов или около того. Казалось, они всё ещё что-то кричали, но в голове ещё слишком сильно гудело, чтобы расслышать. Что-то про снег, шевеление и спешку. Они спускались с холма с мечами в руках, чего никогда не следует делать без крайней необходимости. Льюин с самого детства его наставлял, что меч — это не игрушка, с которой можно бегать и размахивать. Забавно, что сейчас дядя сам нарушал свои же запреты. Внезапно что-то снова схватило его за ногу. Он увидел руку, и вслед за ней из-под снега вылезло целое существо. Эйгон сразу же пришёл в себя и снова закричал от неожиданности. Он пнул упыря пяткой в лицо, но тот даже не почувствовал этого. Затем они сцепились и боролись, скользя дальше вниз по холму. Снег забил ему рот и нос, когда Эйгон перевернулся и снова покатился. Что-то ударило его по голове, камень, кусок ледышки или кулак мертвеца, он не мог разобрать. Вскоре он обнаружил, что лежит на маленькой равнине, плоской, твёрдой и гладкой как стекло, и выплюнул снег. Замёрзшая вода, — промелькнуло у него в голове. — Замёрзшая лужа была на полпути к вершине. Вокруг из-под снега вылезли ещё мертвецы. Четверо, пятеро, шестеро… Эйгон быстро потерял счёт. Один за другим они вскакивали, разбрасывая вокруг снег. Одни носили чёрные плащи, другие рваные шкуры, третьи и вовсе ничего. У всех была бледная кожа и чёрные руки. Глаза светились как синие звёзды. Трое из них напали на дядю Льюина и Бенджена. Дядя тут же порезал одного по лицу, но это не остановило тварь. Ещё двое неуклюже подбирались к Бенджену. Что-то схватило его. Только теперь Эйгон резко пришёл в себя. Он оттолкнул чёрную ледяную руку мощным пинком. Кости потрескались, кожа порвалась как старый пергамент, а рука свисала как гнилое яблоко на обрубке мертвецкой руки, но сам упырь не остановился. Эйгон вскочил на ноги, вытащил меч из ножен на бедре, мысленно поблагодарив Семерых за то, что не потерял его во время падения, и ударил так сильно, как только мог. Череп, блестевший белизной под старой разорванной кожей, разбился как ваза от удара кузнечного молота. Руки и ноги мертвеца всё ещё двигались, но без головы эти движения стали довольно бесцельными и нелепыми. Длинным шагом он перешагнул через бесцельно ползающее тело. Внезапно его схватили руки. Эйгон почувствовал, как теряет равновесие. Голова всё ещё кружилась, и он не смог толком среагировать, из-за чего повалился спиной на снег. В следующий момент, он почувствовал на своём лице холодные пальцы. Другая рука пыталась пробиться в его живот. Пальцы были словно железными. Он хочет вырвать мне кишки. Но внезапно над ним появился Освелл. Эйгон услышал звук прорезанной кожи и ломающихся костей. Рыцарь наносил один за другим удары мечом. Руку мертвеца оторвало от тела, но бледные пальцы всё ещё впивались в него. Кусок рукава был выцветшим, чёрным, сшитым из грубой пряжи. Чёрный, — понял Эйгон. — Этот труп раньше был дозорным. Освелл плашмя сбил отрубленную руку, словно дубинкой, затем вонзил меч в шею мертвеца под подбородок. Выдернув меч из мёртвой плоти, он выпустил наружу почти всё содержимое горла в виде бледной гнилой плоти. Рука всё ещё двигалась. Эйгон схватил её и отшвырнул. Затем он взялся за руку Освелла, чтобы вновь подняться. Он быстро огляделся, нашёл свой меч, лежащий неподалёку, и поднял его. — Спасибо, — сказал Эйгон. Освелл ответил кивком и болезненной улыбкой. Только сейчас он увидел, что Освелл опирается только на одну ногу. Он не может наступать другой ногой. Эйгон посмотрел вниз на подножие холма, но лошади уже ушли, как и в предыдущие ночи, когда нежить оказывалась рядом. Пройдут часы, прежде чем они хотя бы попытаются вернуться. Эйгону с товарищами не продержаться так долго. Льюин и Бенджен приближались, разрубая врагов на куски, но на их место приходили новые. Вокруг то и дело разбрасывался снег, трескал лёд, рвалась кожа и скрипели полузамёрзшие суставы. — Поднимаемся, — сказал Бенджен, кивнув в сторону входа в пещеру. — Живо. Эйгон огляделся. Сверху на них наступало лишь три мертвеца. Двоих он разглядел ясно, третьего не очень. Снизу их было свыше дюжины, и постепенно из-под снега на свободу вырывалось ещё больше мерзких упырей. — Нужно помочь Освеллу забраться, — сказал Эйгон Льюину. — Он не поднимется со своей ногой. — Нет, я останусь здесь, — возразил Освелл. — Прикрою вам спины. Уходите. Ты должен выжить, мой мальчик, так что уходи. Я останусь и… Но не успел он договорить, как Эйгон закинул его руку себе на плечо и начал тащить вверх по холму. Льюин быстро подхватил Освелла с другой стороны. Бенджен Старк шёл впереди, расчищая путь от надвигающихся мертвецов. К тому времени свет окончательно померк. Наступила ночь. Бенджен с мечом в руке рубил мертвецов, что надвигались на них с вершины холма или карабкались снизу. Первого он рассёк почти надвое, и его верхняя часть тела, тощая и измождённая беспомощно покатилась вниз вместе с небольшой лавиной. Нижняя покатилась вслед, дрыгая ногами. На втором упыре была надета кольчуга брата Ночного Дозора, поэтому удар Бенджена лишь скользнул по нему и не остановил. Понадобился ещё один быстрый и точный удар, чтобы сбить его с ног. Ещё несколько сильных ударов раскололи череп и отсекли руки, тем самым завершив бой. Они поднимались так быстро, как только могли. Несколько раз Освелл требовал, чтобы его оставили, чтобы дядя Льюин смог доставить Эйгона в безопасное место. Эйгон отказался его слушать, когда они так близко к цели, и Льюин тоже не собирался бросать названого брата. Эйгон быстро оглянулся, пока они медленно взбирались на холм, и тут же пожалел об этом. Недавняя дюжина тварей у подножия холма теперь превратилась почти в три дюжины, и все взбирались вслед за ними. Одни были быстрее других, но все приближались. Если вначале они отставали на пятнадцать шагов, то теперь расстояние составляло меньше десяти. Мёртвые не знают боли. Не знают усталости. Они не замедлятся, как бы сильно ни горели наши ноги и лёгкие. Примерно в дюжине шагов от входа в пещеру они столкнулись с третьим упырём с вершины. Он шёл по сугробам, измождённый, с бледной кожей и костями, завёрнутый в гнилые куски мехов и простой кожи, с ржавым топором в костлявой руке. Но внезапно оно напоролось на низко свисающие ветви дерева. Одна гибкая и крепкая ветка, вырвавшись из снега, вонзилась ему в туловище, другая в тощее горло. Чем сильнее тварь вырывалась, тем больше разрывала себя на куски. Ещё немного и упырь сам себя обезглавит. Эйгон после этого едва мог вспомнить, как они оказались в пещере. В следующий момент он свалился на подстилку из сосновых иголок под тёмной каменной крышей. Пещера. Я в пещере. Во рту всё ещё ощущался привкус крови из надкусанного языка, справа от него горел огонь, чей жар заливал его лицо. Никогда ещё он не ощущал его с такой радостью. Бенджен собрал у входа в пещеру несколько больших и малых веток и поджёг их с помощью меча и точильного камня. Ветки были влажными от засыпавшего их снега и мало подходили для хорошего костра. Дыма было ужасно много, но даже такое тепло приносило им всем неописуемую радость. Дядя Льюин сидел рядом с Эйгоном, потягивая руки к огню. Освелл сидел с другой стороны, весь мокрый, осматривая свою травмированную лодыжку. Бенджен Старк стоял чуть поодаль, будто бы он, такой же мокрый и замёрзший, совершенно не нуждался в тепле и глядел в проход. Эйгон с трудом встал на ноги и подошёл к Бенджену. Только сейчас он осознал, что вход располагался не дальше двадцати шагов от них. Его кровь едва не похолодела от увиденного. Отверстие в скале было высотой всего в две ступени и шириной в одну. Нежить так тесно сгрудилась у проёма, что пасмурного ночного неба снаружи почти не было видно. Эйгон быстро потянулся за своим мечом, но остановился. Твари стояли, глядя в пещеру своими омерзительными синими светящимися глазами, но не двигались с места, словно их сдерживала невидимая стена. Они просто стояли и смотрели, смотрели и смотрели. — Они не могут войти, — с изумлением и облегчением прошептал Эйгон. — Я говорил, что эта пещера защищена от них. Каким-то образом, — сказал Бенджен. — Если честно, я не особо верил вам насчёт пещеры, но… сюда действительно стоило зайти. Если есть способ… огородить их, было бы неплохо проделать то же самое по всей длине Стены… — Да, было бы здорово. Но я привёл вас сюда не только ради этого. В этой пещере есть кое-что ещё, что вам стоит увидеть. Когда мы все немного согреемся. — Бенджен повернулся и пошёл к костру, но внезапно остановился, и снова развернулся к Эйгону. — Кроме того, подобная магия уже глубоко заложена в фундамент Стены. Пока Стена стоит, ни одна из этих тварей не проберётся на юг. Больше ничего не сказав, Бенджен уселся у костра, устремив в него взгляд. Как они и опасались, опухшая, покрасневшая и посиневшая лодыжка Освелла была сильно вывихнута. Боль так и не утихла за тот час, что они провели у костра, и, похоже, стала только сильнее, хотя Освелл старался не подавать виду. Дядя Льюин потратил час на то, чтобы соорудить костыль из веток, что оказались слишком длинными для костра, а также шину из кусов ткани, срезанных с собственного плаща, и валявшихся вокруг костей… бедренных, судя по всему. Освелл поначалу отказывался от костяной шины, но сдался, когда сам не смог пройти и трёх шагов, чтобы не рухнуть от боли. — Мы не сможем нести тебя до самой Стены, — сказал Льюин, накладывая шину на лодыжку Освелла, — но оставлять тебя мы тоже не собираемся, старый друг. Так что ты должен ходить. — Если иного выхода не останется, вам придётся меня оставить. Защита мальчика превыше всего. Не мне тебя учить. — Да, и если нам придётся сделать выбор, мы оставим тебя позади. Даю слово. Но не здесь и не сейчас. — Что ж, думаю, я всё ещё смогу исследовать эту странную пещеру вместе с вами, — с улыбкой сказал Освелл, пожимая плечами. — Наши пути разойдутся на другом конце. — Разойдутся? — спросил Эйгон, снова привязывая меч к бедру. — С чего бы это? — Потому что с этого выхода нам вряд ли удастся выбраться целыми и невредимыми, — сказал Освелл, кивнув в сторону тварей у входа в пещеру, что стояли и смотрели. — А другой, по словам лорда Бенджена, находится на дне ущелья. Я и с двумя здоровыми ногами никогда не был хорошим скалолазом, а теперь и подавно… Нет, я не смогу подняться. А даже если каким-то чудом выберусь… Вряд ли лошади станут ждать нас на той стороне пещеры. И при всём уважении к целительским способностям брата Льюина, мне ни за что не добраться до Стены пешком. Не с такой лодыжкой. Нет, мой принц, моя история окончится в этой пещере. — Нет, — твёрдо сказал Эйгон. — Я с этим не смирюсь. Мы пройдём эту пещеру и найдём путь наверх. Все. А потом… тогда посмотрим, что потом. Но я не собираюсь так просто оставлять тебя здесь. — Как скажете, мой принц, — сказал Освел, кивнув, но Эйгон видел, что рыцарь уже смирился со своей судьбой. Нет, мы не оставим его, — снова решил Эйгон. — У нас ещё есть верёвки. Короткие, возможно, даже слишком короткие, но мы можем связать их вместе и вытащить Освелла наверх, как только сами выберемся вместе с Льюином и Бендженом. А потом… Потом поможем ему идти. Может быть, нам удастся соорудить носилки из плащей и веток. Возможно, к тому времени его лодыжке полегчает, и мы от души посмеёмся над тем, как он хотел умереть в этой пещере, как только вернёмся к Стене. — Голова, — внезапно сказал Льюин. — Она больше не шевелится. Он достал мешок, где лежала голова нежити и вынул её, держа за волосы. Она больше не двигалась, и глаза больше не светились. Обычная отрубленная голова трупа. — Ох, замечательно. Придётся искать нового, как только выберемся из пещеры, — проворчал Освелл сквозь стиснутые зубы. — Держи, Льюин, сожги эту уродину. Не придётся больше таскать с собой. Быть может, в следующий раз найдём кого посимпатичнее. — Нет, — быстро возразил Эйгон и поглядел на вход. — Оставим её. Видимо, так работает магия пещеры, раз они не могут сюда войти. Бенджен сказал, что на Стену наложена та же магия, но это не помешало Отору и Джейферу той же ночью восстать, после того как их пронесли через тоннель. Наша попутчица тоже может очнуться, как только мы выйдем из пещеры. Льюин выглядел немного неуверенным, но сделал, как ему сказали и положил голову обратно в мешок, снова завязав его. Бенджен потратил целый час, чтобы сделать несколько факелов из веток, тряпок и остатков масла, которых он где-то наколдовал. Когда они зажгли факелы, маленькие, мерцающие и слишком дымящиеся, то начали пробираться глубже в эту проклятую пещеру. Тоннели были узкими, извилистыми и такими низкими, что всем пришлось пригнуться. Они все сгорбились, как могли, но вскоре их макушки всё равно начали тереться и биться о потолок. Рыхлая грязь сыпалась при каждом прикосновении и падала им на глаза и волосы. Один раз Эйгон и вовсе ударился головой об один из толстых белых корней, свисающих со стен и потолка словно паутина. Бенджен шёл впереди с факелом в руке, дядя Льюин сзади, в то время как Эйгон в середине их небольшого отряда пытался помочь идти Освеллу. Иногда туннель так сильно петлял, что время от времени Эйгон терял Бенджена из виду, и единственный источник света отражался на стенах коридора. После того как они немного спустились, пещера разделилась, но левая ветвь была черна как смоль, и они последовали за факелом в правый. Тени так метались, что, казалось, стены тоже движутся. Эйгон увидел огромных белых змей, скользящих у его ног. Это были просто корни чардрев, но он всё равно содрогнулся из-за игры своего воображения. Это было так глупо и по-детски. Эйгон горячо надеялся, что Освелл и Льюин не заметили его испуга. Хромота Освелла, казалось, становилась всё сильнее с каждым шагом, и не раз туннель становился настолько узким и низким, что Эйгону вместе с Льюином приходилось неуклюже держать Освелла меж собой, словно какой-то громоздкий груз. Спустя час или два, проведённых под землёй, Эйгон быстро потерял счёт времени, они сделали небольшой перерыв, сильно потея и тяжело дыша. Они прислонились к стенам, присев, куда могли, кто на корточки, кто на небольших выступах из земли, камня или корней. — Мы должны идти дальше, — вскоре сказал Бенджен полушёпотом. Освелл, не сказав ни слова, первым поднялся на ноги и заковылял вперёд вслед за факелом Бенджена, углубляясь в землю. Они миновали ещё одно ответвление, затем следующее, пока не оказались в довольно обширном подземелье размером с тронный зал Красного Замка. С потолка свисали каменные зубцы, и ещё больше таких торчало из земли. Эйгону уже приходилось слышать о таких странных образованиях. Мейстеры расходились во мнении по поводу их происхождения. То ли они образуются в течение длительного времени из отложений извести и солей из медленно капающих капель воды, то ли быстро, когда пещеры резко образовывались от неких воздействий сил природы. В любом случае зрелище казалось таким нереальным, что походило на абсурдный сон. Свет факелов отбрасывал на стены самые причудливые тени. Мужчины и женщины, отважные рыцари, мёртвые короли и прекрасные девы, снарки и грамкины, призрачные фигуры, дико танцующие посреди невозможно искривлённых деревьев, рушащихся башен, древних замков и крепостей. Они танцевали под музыку, которую слышали только они. Эйгон видел на стенах и животных: волков и оленей, медведей и лошадей, драконов, сфинксов и всевозможных химер без имени и названия. Они появлялись так же быстро, как исчезали. Бенджен либо не замечал кошмарных теней, либо просто не обращал на них внимание, прокладывая путь сквозь зубцы и шипы. Время от времени он останавливался и махал им факелом, будто говорил им идти за ним быстрее. После этого появились ещё боковые проходы и ещё больше комнат. Эйгон слышал, как откуда-то капала вода. Посмотрев в ту сторону, ему на миг показалось, что оттуда за ними наблюдали кошачьи глаза, ярко светящиеся в свете факела. Но стоило ему моргнуть, как глаза исчезли, и Эйгон успокаивал себя тем, что у него просто разыгралось воображение в столь необычном месте. Какими бы жуткими ни были эти пещеры и каким бы утомительным ни было проделанное сюда путешествие, Эйгон был рад оказаться здесь. По крайней мере, на время. На фоне пронзительного холода земель за Стеной в этих пещерах было на удивление тепло. Здесь не было ни дующих ветров, ни льда, ни снега, ни мертвецов, желающих разорвать их, только слабый свет и резкие тени, мокрые стены и белые корни. И время от времени Эйгону казалось, что он слышал шёпот в темноте. Не глупи, — упрекал он себя каждый раз, когда ему слышался шёпот на странном неизвестном языке. Слова так отличались от всего, что Эйгон знал, что даже не были похожи на слова. — Здесь никого нет. Корни были повсюду, извиваясь по земле и камню, закрывая одни проходы и обрамляя другие, будто кто-то специально проложил им путь. Эйгон не мог сказать, выращивали ли их долгие годы или создали с помощью древней и забытой магии. Почему-то эти корни, совершенно разные по форме и виду, напоминали ему коридоры и проходы Драконьего Камня, где его предки из Древней Валирии тоже не стали вытёсывать форпост из камня и не строили его, накладывая камень на камень, но заставили один массивный камень принять форму по своему усмотрению, используя магию и заклинания, ушедшие в забвение после Рока, и которые, возможно, останутся забытыми навсегда. Свет снова потускнел. Тяжело одетый в плащ и кольчугу, с мечом на бедре, Бенджен быстро шёл туда, куда хотел их привести. Эйгон, Освелл и Льюин спешили за ним, как только могли, пока что-то вдруг не хрустнуло под их ногами. Эйгон остановился так внезапно, что Освелл чуть не упал, а Льюин чуть не врезался ему в спину. — Кости, — сказал Эйгон. — Это кости. Пол коридора был усеян костями птиц и зверей. Но среди них лежали и другие кости: большие настолько, будто принадлежали великанам, и маленькие, похожие на детские, хоть и странно деформированные. У черепов были слишком большие глазницы и зубы, явно нечеловеческие, больше похожие на коровьи. По обе стороны на них смотрели черепа, лежавшие в каменных нишах. Эйгон увидел череп медведя и череп волка, полдюжины человеческих черепов и почти столько же великаньих. Клянусь Семерыми. Это черепа настоящих великанов, — подумал он, затаив дыхание. — Получается, крошечные черепа тоже должны принадлежать детям. Но не обычным детям, а детям леса. Корни прорастали внутри и вокруг черепов, сквозь черепа великанов, человеческие и детские черепа, сквозь каждый из них, даже множества звериных черепов. На некоторых сидели вороны, наблюдавшие за ними блестящими чёрными глазами. Что вообще забыли вороны так глубоко под землёй? Следующая часть пути оказалась довольно крутой. Им пришлось спуститься, скользя вниз на своих задницах и натыкаясь на сломанные кости, рыхлую землю и камни. Бенджен ждал их у подножия этой жуткой горки, стоя рядом с природным мостом над зияющей пропастью. Внизу, во тьме, Эйгон слышал плеск текущей воды. Подземная река. — Будем переходить? — спросил Эйгон. Такая перспектива не слишком привлекала. Мост слишком влажный, как и всё вокруг, и слишком узкий, чтобы по нему спокойно прошёл взрослый человек. Если хоть один из них потеряет равновесие, то будет падать и падать, пока, вероятно, не достигнет центра мира. Как бы то ни было, это падение им не пережить. — Нет, мой принц, — сказал Бенджен. — Мы на месте. У вас за спиной. Он поднял факел выше, и свет будто бы весь переменился. Пламя разгорелось оранжевым и жёлтым, наполнив пещеру румяным сиянием. Но все цвета тут же поблекли, оставив лишь чёрное и белое. Льюин, стоявший позади него, ахнул. Эйгон и Освелл обернулись, и на миг Эйгон был настолько погружен в представившееся ему зрелище, что подумал, что в любой момент может потерять равновесие и упасть назад в пропасть. На троне из переплетённых корней чардрева перед ними восседал бледный лорд в чёрных одеждах. Корни обнимали его иссохшие конечности, словно мать своё дитя. Его тело превратилось в скелет, а одежда прогнила. Труп, судя по всему, просидел здесь довольно долго. Корни проросли над ним, под ним и внутри него. Кожа лорда-трупа была бледной, если не считать кровавого пятна, переползающего с шеи на щёку. У него был только один глаз, красный как кровь. Там, где должен быть другой глаз, из пустой глазницы прорастал тонкий белый корень. Белые волосы были тонкими и такими длинными, что доставали до пола. Корни обвивали его ноги, словно древесные змеи. Один прорвался сквозь штаны в иссохшую плоть его бедра, чтобы вырваться уже из плеча. Из его черепа рос пучок тёмно-красных листьев, а на лбу росли серые грибы. Остатки белой кожи туго обтягивали его вытянутое лицо, но даже она была местами обтёрта и обнажала череп. Дядя Льюин первый пришёл в себя. — И какой, к Семи преисподним, был во всём этом смысл? — сердито спросил он Бенджена. — Ты затащил нас сюда, Старк, через эту долбанную пещеру, чтобы поглядеть на мертвеца? На поверхности их тоже полно. — Это не обычный мертвец, — выдохнул Эйгон, пленённый видом мёртвого лорда, прежде чем успел ответить Бенджен. — Его плоть гнилая, но не везде. И там, на его ноге, корень врастает в плоть, вдоль всего тела. Вы видите? Как быстро растут чардрева, лорд Бенджен? — Долго, — ответили ему. — Чардреву требуются столетия, чтобы вырасти высоким и крепким, а некоторым даже больше, если верить легендам. — И что это должно значить? — спросил дядя Льюин. — Что картина не складывается. Если этим корням требовались сотни лет, чтобы врасти так глубоко в землю, а затем и в мертвеца, мы бы видели голый скелет, и это в лучшем случае. Такое ощущение, будто этот корень вырос быстрее обычного и целенаправленно пророс в тело этого человека, когда тот был жив или только умер. Знаю, звучит абсурдно. — Эти корни могли прорасти досюда уже давно, а это человек просто решил сесть посреди них перед смертью. — Тоже возможно, но всё равно корням потребовались бы десятилетия, чтобы вырасти такими толстыми и сильными так глубоко под землёй. Вам когда-нибудь встречались трупы, пролежавшие десятилетия, дядя? — Было дело. В Солнечном Копье, когда я был мальчишкой, мы с друзьями однажды наткнулись на старую гробницу под старым дворцом и заглянули в одну из могил. Мы были детьми, навоображали себе приключений. Глупый детский позыв. — И что вы там нашли? — Только кости и пыль. — Именно. Как я уже говорил, картина не сходится. — От одежды тоже ничего бы не осталось просиди он на этом странном корневом троне несколько десятилетий или столетий, — сказал Освелл, и Эйгон был рад, что он не единственный, кому эти белые корни напоминали какой-то странный искривлённый трон. — Особенно в таком сыром месте, где всё должно было сгнить целую жизнь назад. — Вот почему я хотел показать его вам, мой принц, — объяснил Бенджен. — Хорошо, — проворчал Льюин. — Здесь что-то не так. Но как это поможет в нашей войне с Иными и их армией? Что нам даст знание о том, что за Стеной тела не разлагаются должным образом? — Может, совсем ничего, — сказал Эйгон, всё ещё глядя на мертвеца, — а может, это самое важное открытие за всю войну. Иные используют мертвецов как солдат. Этот мертвец тоже необычен и странен, но всё же отличается от упырей. Возможно, этот труп содержит ключ к победе или, по крайней мере, ценную подсказку? — К чему? — спросил Освелл. — Не знаю, — ответил Эйгон, пожимая плечами. — Но что если именно благодаря ему твари не могут войти в эту пещеру или снова затихают? Если бы мы смогли раскрыть его секреты, мы бы узнали, как оставить Иных без армии. Так ли они будут опасны без своей нежити? Это может стать нашим ключом к победе. — Ключ к победе над Иными и их мерзкой армией — созвать к Стене как можно больше людей и отбиваться от них сталью и жарить драконьим огнём, пока не кончатся, — сказал Льюин, скрестив руки на своей широкой груди. Затем он посмотрел на Эйгона, и его взгляд тут же смягчился. Он никогда не мог быть с ним слишком строгим, если дело не касалось сражений. — Но раз ты считаешь, что оно того стоит, не торопись, мой мальчик. Мы с лордом Бендженом пока исследуем пещеры и поищем самый быстрый путь на выход. — Я пойду с вами, — сказал Освелл, уже заковыляв в путь. — Кто-то должен остаться здесь и охранять Его Высочество. — Но не я, — твёрдо заявил Освелл. — Мне невыносим один только вид этого дохлого ублюдка, и пока наш принц не бросится в пропасть, его жизни здесь ничто не угрожает. — Может, тебе пока не стоит так сильно нагружать ногу? — хотело возразить дядя Льюин, но Освелл к тому времени отдалился от него довольно быстро для хромого человека. Льюин обратился к Эйгону: — С тобой всё будет в порядке? — Да, не беспокойся, — сказал Эйгон. — Идите вперёд и найдите выход. Я подожду здесь и попытаюсь разобраться, что это такое и что это может значить. Льюин кивнул ему и с силой вонзил факел в небольшую расщелину в стене позади Эйгона. Затем он последовал за Освеллом и Бендженом, держащим второй факел высоко над головой. Вскоре все трое исчезли в другом туннеле, и мерцающий свет их факела пропал. Теперь Эйгон остался в огромной пещере наедине с факелом, пропастью, стремительной рекой, скрытой в абсолютной черноте, и мёртвым лордом с кроваво-красным глазом. Где-то около часа или больше Эйгон безмолвно глядел на мертвеца, сидевшего на извращённом троне в своих некогда благородных одеждах. Время от времени свет факела вырывал из темноты его уродливое тело. Иногда, всего долю удара сердца, Эйгон замечал, что мертвец слегка шевелился, и его глаз то открывался, поглядывая на него, затем быстро закрывался, и затем всё повторялось. Вдруг челюсти сжались, словно оскалившись в жуткой ухмылке, чуть-чуть раскрылись, затем снова закрылись, будто он хотел что-то сказать, но ему, казалось, не хватало ни сил, ни дыхания хоть что-то произнести. Теперь Эйгон ясно видел, как на него смотрит кроваво-красный глаз, блестящий в свете факела. Зрелище было отвратительным, абсурдным, ужасным и просто чудовищным. И хоть Эйгон был уже довольно взрослым человеком, он был уверен, что это зрелище будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. И всё же, как бы сильно ему ни хотелось развернуться, он не отрывал глаз от трупа. Он смотрел на него, изучал каждую отвратительную деталь, хоть и не знал, чего ищет и хочет узнать в первую очередь. Одна деталь волновала его больше всего. Почему этот человек кажется мне таким знакомым? И вдруг осознание поразило его как удар молотом. Человек знатного происхождения с белыми волосами и кожей, один единственный глаз, красный как кровь и красное родимое пятно на шее и щеке, похожее на ворона, затерявшийся за Стеной десятки лет назад. Эйгон не мог вспомнить точную дату, но… может ли это быть правдой? Эта мысль казалась надуманной, абсурдной и безумной. И всё же… — Кровавый Ворон, — прошептал Эйгон. — Был когда-то, — сказал бледный лорд, его голос был сухим и ломким как старый пергамент. Эйгон чуть не остолбенел, сердце на миг остановилось, и его кровь застыла в жилах от этого голоса. Ужаснувшись, он хотел отойти подальше от мёртвого лорда, но ноги его не слушались. Он говорит. Труп разговаривает. Губы лорда, такие сухие, ломкие и втянувшиеся, будто их вовсе не было, двигались так медленно, словно разучились складывать слова. — Меня называли по-разному, но лишь немногие из моих прозвищ были лестными. Я носил много имён, когда был молод и быстр, но даже у меня была мать, что когда-то нарекла меня Бринденом. Но те времена давно прошли и забылись. Люди забывают, помнят только деревья. Теперь я стал тем, что ты видишь перед собой, Эйгон Таргариен, принц. Я давно наблюдал за миром тысячей и одним глазом. Я видел твоё рождение, а также рождение твоей сестры и отца до того и рождение твоего брата после. Я искал и ждал. Значит, он и правда Кровавый Ворон. Но… деревья помнят? Рождение моего брата? Какая бы чёрная магия ни поддерживала в нём жизнь, столько лет существования в таком омерзительном состоянии кого угодно лишит здравого рассудка, — подумал Эйгон. — Все люди желают себе вечной жизни, но… Точно не такой. Какой бы жестокий бог ни обрёк его на такую судьбу, милосерднее было бы просто позволить ему замёрзнуть насмерть за Стеной. — Чего ты хочешь от меня? — спросил Эйгон, услышав дрожь в своём голосе. — От тебя? Ничего. Тебе нечего предложить. Ты не тот, кого я ждал, не тот, на чей приход я надеялся. Последний зеленовидец должен был прийти. Время на исходе, но он не пришёл и уже не придёт. Боюсь, мир людей обречён. Последний зеленовидец? Семь преисподних, что это должно значить? — Ничто не вечно, — продолжил Кровавый Ворон, прежде чем Эйгон сказал что-то. — Возможно, настал черёд солнцу людей зайти, как оно заходило для многих, кто жил до него. Это будет не долгое угасание, как у певцов земли, а быстрое, словно ночь, пожирающая день, словно одинокий оленёнок, пожираемый волками. Великаны почти вымерли, большие львы западных холмов перебиты, единорогов осталось всего горстка, а мамонтов всего несколько сотен. Возможно, настал черед и человеку уйти в небытие. — Почему ты всё ещё жив? — спросил Эйгон. Он знал, что есть вопросы и поважнее. Что лорд Бринден знает об Иных? Какие у них слабости? Как с ними бороться? Как их победить? Но ни один из этих вопросов не слетел с его губ. — Я прожил дольше отведённого себе смертного срока, и всё же я держался, — сказал лорд Бринден. — Держался ради царства людей, но напрасно. Я питался деревом, и дерево питалось мной. Но не более того. Мало сил осталось в моей плоти. Моё время пришло, и мои страдания были напрасны. У меня тысяча и один глаз, но слишком многое нужно наблюдать, ещё большему учить, и некому передать все знания деревьев. Сидевший на своём троне из корней в огромной пещере полутруп-полудерево, лорд Бринден, казался не столько человеком, сколько ужасной статуей, сделанной из искорёженного дерева, старой кости и гнилой шерсти. Единственное, что оставалось живым на этой старой развалине, было его лицо, его единственный красный глаз, горящий как последний уголь в угасающем огне, окружённый сплетёнными корнями и лохмотьями бледной омертвевшей кожи, свисающей с пожелтевшего черепа. Эйгон сделал небольшой шаг в сторону человека, или правильнее будет сказать существа. Чем бы он ни был теперь, человеком лорд Бринден уже давно перестал быть. — Тогда передай эти знания мне, — сказал Эйгон настолько твёрдым голосом, на какой был способен. В глубине души Эйгону хотелось отвернуться от этого существа, не иметь с ним ничего общего, не разговаривать и попросту убежать из этой пещеры как можно дальше, попутно выбив все зубы лорду Бенджену, за то, что завёл их сюда. Но он этого не сделал. Эйгон понимал, ему не спрятаться от надвигающейся войны. Ни к югу от Стены, какой бы огромной она ни была, ни за мощными стенами Королевской Гавани или Красного Замка, ни под одеялами своей кровати, как ребёнку, которому приснился кошмар. Даже объятия любимой, самое тёплое и безопасное место, которое Эйгон мог себе представить, не спасут его от надвигающегося ужаса. Ему придётся столкнуться с этой ужасной войной за выживание человечества, и если лорд Бринден, каким бы устрашающим он ни был, обладал полезными знаниями, Эйгон обязан заполучить их. Бледный лорд вновь посмотрел на Эйгона своим кроваво-красным глазом, этот ужасный холодный взгляд словно пронзал его насквозь. Он чувствовал себя так, будто горит заживо. Звук, нечто среднее между удушающим кашлем и насмешкой, вырвался из его ужасного иссохшего рта. — То, что я могу дать, не тебе предназначено, юный дракон. — слова лорда сопровождались слабым шелестом веток и листьев, когда он повернул головой. — Но кое-что я могу тебе дать. Кое-что, что сослужит тебе добрую службу в эти последние дни, когда мир людей окажется разрушен и перестроен. Там, посреди корней у моих ног. Палец бледного лорда вытянулся в сторону, но сама рука, потрескавшаяся и сухая как ветка старого мёртвого дерева, не сдвинулась с места. Казалось, даже это движение стоило этому существу неимоверных усилий. Эйгон посмотрел на землю перед корневым троном лорда, где остатки его костлявых ног, обвитых корнями и полуразложившейся кожей, заросли землёй и блестящими влажными грибами. Эйгон осторожно шагнул ближе. Поначалу Эйгон не мог понять, чего он так боится. Лорд Бринден едва был способен шевелиться, закованный в собственный трон из белого как кость дерева. Он не мог дотянуться до него и уж тем более причинить вред. Вороны, сидевшие на его плечах и голове, руках и ногах, на корнях вокруг, на уступах и кончиках каменных зубцов, торчащих из земли, и в уступах в стенах, каркали и следили за ним своими чёрными глазами, сиявшими в свете факела. Но даже они не могли представлять серьёзной угрозы. Всего лишь птицы, не более того. Но затем он понял, что дело было во взгляде бледного лорда. Именно кроваво-красный глаз на его испуганном лице заставил его содрогнуться. Несмотря на это, Эйгон сделал ещё один маленький шаг к трону из корней чардрева, затем ещё один и ещё. Наконец он опустился на колени, отодвинул в сторону чёрную землю, сгнившие иголки и рыхлые корни, покрывавшие пол пещеры словно мёртвые змеи и черви. Сначала он ничего не находил во всём этом мусоре. Вдруг его пальцы нащупали что-то холодное и твёрдое как сталь, но едва заметное. Эйгон отодвинул ещё больше корней и земли, пока не увидел что-то, сияющее в свете факела. Эйгон осторожно протянул руку, опасаясь сломать это нечто, гладкое как стекло. Затем он обеими руками вытащил эту вещь наружу. Меч, — понял он, вытащив клинок. Сталь была тёмной как дым в ночи, почти чёрной, но в свете факела Эйгон сразу увидел рябь стали, сложенной тысячи раз. Валирийская сталь. Если это существо и правда Бринден Риверс, то этот меч может быть только… — Тёмная Сестра. Эйгон поднялся, держа Тёмную Сестру в руках. Он держал оружие так нежно, будто бы оно могло развалиться или раствориться в любой момент, словно мимолётный сон уходящей ночи. От ножен ничего не осталось, рукоять сгнила и развалилась. Не мудрено, почти пятьдесят десятилетий в сырой земле испортят что угодно, кроме валирийской стали, из которой состояли клинок, гарда и навершие, что выглядели как новые. Если не считать грязи, меч выглядел как новенький. Лезвие длинное, но тонкое и элегантное, гарда в форме яркого пламени, тонкого как пламя совсем молодого дракона. Но это неважно, ведь эту сталь не сломить даже силой ста мужчин. Навершие имело форму яростно пылающего пламени с десятками острых шипов, напоминавших Железный трон. Они были такими же тёмными, как и остальная часть роскошного клинка. Оружие королевы, королей и принцев. — Возьми её и уходи. Тебе здесь не место. Уходи, — сказал лорд Бринден уже более человеческим голосом, и вороны вокруг громко закаркали в довесок его словам. — Уходи по туннелю справа подальше от воды. Там ты найдёшь своих товарищей, юный дракон. Твоих лошадей я нашёл и дал знать, где вас ждать. По одной лошади на каждого, чей путь ведёт на юг. Уходи сейчас же. Моё время драгоценно, а ваше время уже на исходе. — На исходе? Что… — Уходи! Не сказав ни слова, и не задерживаясь больше ни секунды, Эйгон взял свой плащ, лежавший на земле, сумку с немногими пожитками в виде остатков кабаньего мяса и палаточных верёвок, свой старый тупой меч из обычной стали, вырвал факел из расщелины в стене и поспешил на выход из пещеры тем же путём, по которому должны были пройти дядя Льюин, Освелл и Бенджен Старк. Бесчисленные вороны громко каркали ему на прощание, трепыхая крыльями, но не поднимаясь с места, затем внезапно смолкли, словно по неслышимому приказу. Когда он оказался неподалёку у небольшого туннеля, ему снова послышался странный шёпот, доносившийся из темноты на неизвестном языке, сказанный совершенно чуждыми голосами. В тот момент ему снова показалось, что за ним наблюдают странные светящиеся глаза с глазами-щёлочками как у кошки, мерцающими в свете факела. Он быстро отвёл взгляд, глядя прямо перед собой, на свой узкий тёмный путь между каменными зубцами и танцующими тенями, и вскоре вошёл в туннель. Спустя не более сорока шагов туннель разделился, и Эйгон, следуя указаниям лорда Бриндена, выбрал правый, ведущий подальше от воды в чёрных глубинах, и прошёл по тесному туннелю так резво, как только мог. Вскоре туннель стал немного выше, и Эйгон мог идти быстрее, выпрямившись и не боясь удариться головой о потолок. Он продолжал идти, пока туннель снова не разветвлялся и Эйгон не тратил время на определение верного пути. Ему казалось, что на всё уходило четверть часа, однако в этой проклятой пещере с бесконечными туннелями, где вокруг не было ничего кроме земли, камней и белых корней, могло пройти куда больше. Вдруг он услышал приглушённые голоса и стук подкованных сапог по камню. За поворотом Эйгон увидел мерцание, отражающееся от сырых стен. Это был свет маленького танцующего пламени, свет факела. За следующим поворотом Эйгон едва не врезался в дядю Льюина, ведущего назад небольшой отряд с Освеллом посередине и Бендженом позади. — Эйгон, — сказал он, вздрогнув и положив руку на рукоять меча. — Что ты здесь делаешь, мой мальчик? Я же сказал тебе ждать. Если бы ты заблудился в этих туннелях… — Мы уходим, — твёрдо заявил Эйгон, не дав ему договорить. — Уходим? Хорошо. Мы как раз нашли выход. Он неподалёку. Но почему так внезапно? — И что с тем трупом? — спросил Бенджен. — Нам не стоит ещё раз осмотреть его? Факелов нам хватит, и если мы что-нибудь выясним… — Мы уходим. Сейчас же, — решительно сказал Эйгон, проталкивая дядю Льюина и других вперёд, чтобы они провели его к выходу. Затем он дал свой факел и сумку Бенджену, обнажил меч, бросил на землю и вложил в ножны Тёмную Сестру, после чего подхватил Освелла и помог ему идти. Тёмная Сестра плохо лежала в ножнах, не предназначенных для такого длинного и тонкого клинка, что был почти вдвое уже, чем у привычных мечей. Она покачивалась с каждым шагом, и Эйгон был уверен, что рано или поздно Тёмная Сестра разрежет эти ножны из кожи и дерева. Будем надеяться, они продержатся до Стены. Наше возвращение не должно занять слишком много времени. — Что там у тебя? — спросил хромающий рядом Освелл, одной рукой опираясь на трость, другой на плечо Эйгона, и посмотрел ему на бедро. — Меч, — кратко ответил Эйгон. — Новый меч? Откуда ты его взял? — Он не новый, а старый. Позже объясню. Довольно скоро туннель стал вести их вверх, сначала это было едва заметно, но постепенно путь становился всё круче и круче, пока ноги Эйгона снова не начали гореть и болеть. Но желание выбраться из этой проклятой пещеры предавало ему сил, даже если на поверхности их не ждало ничего, кроме заснеженной пустоши, одичалых и нежити. Но всё же время от времени им приходилось делать передышку. Освеллу было сложнее всего из-за боли в ноге, и на каждом втором или третьем шаге, ему приходилось стискивать зубы, чтобы не закричать от боли. Но Эйгон продолжал тянуть его за собой. Они должны выбраться из этой пещеры как можно скорее. Вернёмся в Чёрный Замок и отдадим его мейстерам. А в Королевской Гавани я заставлю его отдыхать, пока не оправится. — Нам всё ещё нужно решить, как будем выбираться из ущелья, — прохрипел Бенджен Старк впереди. — И без лошадей нам будем тяжело добраться до Стены, если не оставим… — Они там будут, — сказал Эйгон. — Кто будет? — спросил дядя Льюин позади, почти задыхаясь. — Лошади. Лошади будут ждать нас там. — С чего ты взял, мой мальчик? — Просто доверьтесь мне. Они будут там, — сказал он в ответ. Дядя Льюин что-то быстро проворчал, но не стал настаивать на объяснении и побрёл дальше. Он ещё объяснит им. Всё. По крайней мере, из того, что понял сам. Он расскажет, как труп на троне внезапно заговорил с ним и оказалось, что раньше тот был Бринденом Риверсом, Кровавым Вороном. Эйгон также перескажет все те странные вещи, что услышал от него, о Тёмной Сестре и о том, как он узнал о лошадях. Эйгон понимал, что у него не было причин доверять говорящему трупу, но в глубине души знал, что лорд Бринден говорил правду и что лошади будут ждать их, чтобы отвезти на юг. По одной лошади на каждого, чей путь ведёт на юг. Он всё объяснит, но не здесь и не сейчас. Они шли по туннелю, потея и задыхаясь. Не раз дядя Льюин замедлял шаг, будто желал сесть и передохнуть, но Эйгон, тащивший Освелла на плече, упорно продвигался вперёд. Они должны выбраться из этой пещеры. Спустя где-то час туннель стал постепенно выравниваться, пока не стал совершенно прямым. Дядя Льюин настоял, чтобы все они передохнули. Эйгон был против, но уступил, поскольку сам уже выбился из сил. Он мог представить, как тяжело было Освеллу с его больной лодыжкой. Все они были мокрыми от усталости, тяжело дышали, а когда остановились, то рухнули в изнеможении, прислонившись к стенам туннеля. Освелл, задыхаясь, опустился на землю и взялся за ноющую лодыжку. — Выход уже близко. Дверь находится где-то в трёхстах или четырёхстах шагах, — сказал Бенджен, когда Эйгон попытался поторопить их. — Нам лучше беречь силы, если мы хотим выбраться из ущелья. Эйгону нечем было возразить, и он позволил всем отдохнуть ещё немного. Оставалось только надеяться, что они достаточно хорошо отдохнут, чтобы взобраться по ущелью. Им срочно нужно выбраться из пещеры и как можно быстрее вернуться к Стене. Но Бенджен прав. Им придётся лезть по стене, как только они пройдут через зловещую дверь. От спешки не будет никакой пользы, если в итоге им не хватит сил подняться наверх и не упасть обратно в яму на полпути, переломав себе ноги или шеи. Когда один из факелов погас, стало ясно, что второй тоже скоро догорит, и они наконец двинулись дальше. Бенджен шёл впереди, Льюин на этот раз поддерживал Освелла посередине, Эйгон замыкал. Пройдя ещё несколько сотен шагов, они достигли выхода, закрытого маленькой дверью из белого дерева, пронизанной местами тонкими, местами толстыми красными линиями, идеально вписывающимися в неровный проход пещеры. Эта дверь вырезана из чардрева, — понял Эйгон. — Откуда ты знал про дверь? — спросил Льюин у Бенджена. — Говорил же, я был здесь раньше. Убежал в пещеру от орды тварей и заблудился в ней. Я нашёл этот выход лишь по счастливой случайности. — По счастливой случайности? Эти пещеры бесконечны и постоянно ветвятся. Для такого нужно быть очень везучим. — Да, действительно. Но почему-то я не испытывал страха, — сказал Бенджен, пристально глядя на дверь перед ними. В свете факела красные линии влажно блестели, словно кровавые раны на бледной коже. — Почему-то я не чувствовал опасности, будто что-то вело меня через пещеры. Не знаю. — Это хорошо, — сказал Освелл, всё ещё вспотевший. — Иначе бы ты закончил как тот дохлый ублюдок на троне из корней. Сильно в этом сомневаюсь, — подумал Эйгон. — И как нам её открыть? На двери нет ручки, — заметил он. — Не знаю, — тут же ответил Бенджен. — Простите? В смысле «не знаю»? — В прошлый раз она просто открылась для меня. Вот и всё. — Может, нам просто стоит толкнуть её, — предложил Льюин. — Отойди, Освелл. Остальные, давайте попробуем надавить на неё все втроём… — Смотрите, — сказал Освелл, не успев отойти в сторону, и указал на дверь своим костылём. Все посмотрели и увидели, как на левой стороне двери образовалась тонкая как волос белая полоса, что с каждым ударом сердца становилась всё шире. Свет. Дневной свет. В конце концов полоса стала такой широкой, что свет нещадно слепил глаза. Льюин первым сделал шаг вперёд, ухватившись за рукоять меча, и прошёл через медленно расширяющуюся дверь. За ним последовал Эйгон, затем Освелл и за ним Бенджен. Им всем потребовалось время, чтобы вновь привыкнуть к солнечному свету. Когда они снова смогли ясно видеть без боли в глазах, то осмотрелись вокруг и увидели, что находятся на дне ущелья в форме почти круглой воронки с крутыми, почти вертикальными стенами. На дне ущелье было около четырёх шагов в ширину, высота стен была где-то вдвое больше. Над краями пропасти виднелись кусты и деревья, что могли в любой момент перерасти через края и свалиться. Земля у них под ногами была покрыта снегом, но меньше, чем ожидалось. Куда меньше, чем следовало. — Ожила, — внезапно сказал Льюин, глядя на мешок, что держал в руках. — Эта уродина снова шевелится. Не знаю, что за магия работает в этой пещере, но за её пределами она утрачивает силу. Эйгон оглянулся, но дверь из белого дерева уже закрылась, не оставив ни малейшего зазора между деревом и камнем. Только теперь он заметил, что на двери не было не только дверной ручки, но и петель. Вот бы это было самой странной вещью за сегодня. Облака всё ещё светятся красным, — сказал Бенджен, глядя вверх. — Солнце только взошло. Мы провели в пещере всю ночь. — Осталось только взобраться наверх, — сказал Льюин. Эйгон увидел, как Освелл хотел что-то сказать, скорее всего, снова требовал, чтобы они оставили его здесь. Но Эйгон не желал этого делать. Ни тогда, ни тем более сейчас, когда они вместе прошли через эту проклятую пещеру. Он давно смирился с тем фактом, что рыцари Королевской гвардии пожертвуют своей жизнью ради него или его семьи в бою, как бы печально это ни звучало. Но о том, чтобы оставить его умирать с голоду здесь, на дне этой долбанной ямы, не могло быть и речи. Эйгон заговорил первым: — Трое из нас заберутся наверх. Там мы свяжем вместе оставшиеся верёвки и потянем за них Освелла. Льюин и Бенджен ответили простыми кивками, Освелл молчал, выражая нечто среднее между глубокой благодарностью и столь же глубоким отчаянием. — Никаких перчаток, — приказал Бенджен, занимая позицию у стены. — Они лишат нас необходимого сцепления. Они начали подниматься. Стены ущелья были ледяными и с каждым продвижением вверх становились всё холоднее и холоднее. В относительно тёплой пещере руки Эйгона достаточно отогрелись, чтобы он вновь мог ощущать пальцы, но здесь, снаружи, его пальцы, очевидно, очень скоро снова онемеют. Но камни, скалы и корни, висевшие на стене, обеспечивали им хорошую опору. Бенджен Старк первый оказался на вершине, за ним последовал дядя Льюин, который первым делом осмотрелся в поисках угрозы, затем протянул руку Эйгону. Эйгон бегло огляделся, но не увидел ничего, кроме деревьев, кустов и плоских холмов с небольшими валунами, прикрытых слоями льда и свежевыпавшего снега. Зрелище было замечательным, будто сошло с картины настоящего мастера. Ещё бы оно не успело так сильно ему осточертеть. Такое ощущение, что боги жестоко издеваются над ним. Всё, чего он хотел, так это выбраться отсюда, подальше от снега и льда, подальше от холода и бескрайней пустоши за Стеной. Всё, чего он хотел, — это вернуться дамой, в тепло юга, в тепло своего дома, обратно в объятия своей Рейнис, такой же тёплой и притягательной. Он хотел сказать, чтобы они приступили к освобождению Освелла, как Льюин опередил его. — Глядите. Там, — сказал он с таким удивлением в голосе, что звучало почти восторженно. Эйгон проследил за взглядом дяди, чтобы узнать, что он такого увидел. Это точно не было угрозой, иначе бы он вёл себя совсем по-другому. Дядя указывал не на что-то близкое или далёкое на земле, он указывал на небо. Эйгон поднял голову вверх, надеясь увидеть там дракона, хоть знал, что это невозможно. Мог ли Балерион найти в себе силы преодолеть Стену и прилететь за ним? Быть может, Рейнис нашла способ заставить свою Мераксес пересечь Стену и теперь хочет отвезти его домой? Нет, это было глупо. Драконы не могут перелететь Стену. А даже если и могли, Рей не знает, где его искать. Взгляд Эйгона блуждал по небу через серые облака словно корабль ищущий путь через штормящий океан. В данный момент его ориентиром был палец дяди Льюина. Рядом с собой он услышал, как Бенджен втянул воздух, видимо тоже заметив что-то, что так удивило дядю. Затем это увидел и Эйгон. Среди бескрайнего моря серых и чёрных облаков на небе, сквозь которые едва пробивалось даже утреннее солнце, в одном месте тучи рассеялись. Посреди этой области на небе сияла красная комета, ярче и краше, чем когда-либо прежде, будто вот-вот окончательно сгорит от собственного сияния. Сам Эйгон был так очарован зрелищем, что был не в силах пошевелиться, не в силах что-либо сказать, даже дышать было сложно. В то же время ему вспомнились слова отца, сказанные им перед отправкой в экспедицию за Стену. «Это больше, чем просто комета, Эйгон, — сказал отец. — Это вестник. Вестник, провозглашающий начало Рассветной войны, но также и пришествие Обещанного принца. Твоё пришествие, сын мой». Тогда это казалось полнейшим бредом человека, утопающего в собственных грёзах и бессмысленных пророчествах, но теперь… Комета впервые появилась, когда я покидал Королевскую Гавань. После всего пережитого я знаю, что отец был прав, Рассветная война близко. Теперь, когда она снова объявилась, это должно означать, что мы наконец отправляемся на юг, покидаем этот ледяной ад. Возможно, это действительно вестник, благословивший наш отъезд. Кто-то должен был за нами присматривать, чтобы мы пережили этот кошмар. Полагаю, теперь он благословляет наше отступление. — Никогда не верил в приметы, — услышал он слова дяди, — но это... иначе, чем знамением не назвать. — Мы идём домой, — внезапно даже для себя сказал Эйгон с такой решимостью в голосе, какой не ощущал уже давно. — Мы вернёмся домой. — Да, — услышал он слова дяди Льюина, такие же уверенные. В тот же миг он почувствовал его руку на своём плече. — Да, мы сделаем это. — Для этого нам бы не помешало что-то, на чём можно ездить, — сказал Бенджен, первый оторвавшийся от созерцания кометы. — К слову, где ваши лошади, мой принц? — Должны быть неподалёку. Они здесь, я уверен в этом, — сказал Эйгон, надеясь, что это правда. Бенджен передал им остаток верёвки из своего мешка, затем принялся обыскивать окрестности в поисках лошадей, в то время как Льюин и Эйгон начали связывать куски верёвки, чтобы вытащить Освелла. Завязав их очень тугими узлами и сделав на конце большую петлю, они перекинули верёвку через крепкое дерево, которое с виду не должно было в ближайшее время обвалиться, и опустили вниз. — Вы чего так долго? — окликнул их Освелл, хватаясь за верёвку. Эйгон хотел было ответить, повернувшись к комете, своему так называемому вестнику, но просвет в небе исчез вместе с самой кометой, поэтому они с Льюином ничего не сказали. Освелл быстро обвязал петлю вокруг своей талии и начал помогать Эйгону и Льюину поднимать себя, опираясь о стену руками и здоровой ногой. Он весил почти как два больших мешка с зерном, но они медленно поднимали его наверх, дюйм за дюймом, используя ствол дерева в качестве блока. Они почти вытащили его, как неподалёку среди кустов и деревьев послышалось ржание лошадей, и Бенджен, уже сидевший верхом на лошади, привёл за кожаные поводья ещё двух. — Когда-нибудь ты расскажешь, как ты провернул этот фокус с лошадьми, мой мальчик, — засмеялся дядя Льюин. Эйгон поглядел на Бенджена и лошадей, широко улыбаясь, и уже собирался ответить, как замер от увиденного. Три. Всего три лошади, но где четвёртая? «По одной лошади на каждого, чей путь ведёт на юг», — эхом отдавались в его голове слова лорда Бриндена. Нет, этого не может быть. Лошадей было четыре, их должно быть четыре. — Одной не хватает, — услышал Эйгон слова Освелла, такие спокойные собранные и полные печали. — Больше там не было, — объяснил Бенджен. — Я удивлён тому, что вообще их нашёл. — Освелл — единственный, кому нужно оставаться в седле из-за травмы, — сказал Льюин. — Остальные пойдут пешком по очереди. Один идёт, другие едут. Это немного замедлит нас, но так мы хотя бы сможем... Вжух-вжух-вжух. Стрелы, — тут же поняли все. — Одичалые. Вздрогнув, все обернулись, выискивая противника и потянувшись за мечами. Стрелы вонзились в деревья позади них. Даже Освелл, опиравшийся на здоровую ногу, обнажил меч. Эйгон тоже потянулся к своему клинку, но его рука взялась только за хвостовик уже не заключённый в рукоять. С таким оружием я не могу биться, — подумал он, когда следующая стрела пролетела у его груди. Вместо меча он потянулся за ножом и вытащил его. — С этим я ещё могу постоять за себя. К западу от них, на противоположном краю ущелья из густых заснеженных кустов с громкими криками выскочила группа одичалых. По краям от них стояли лучники, осыпавшие их стрелами. Среди лучников Эйгон сразу узнал девушку с рыжими волосами. Игритт. Она посмотрела на него и, как был уверен Эйгон, тут же узнала, судя по её улыбке. Тот факт, что никто из них ещё не был поражён выпущенными стрелами с такого расстояния, говорил о том, что их собирались схватить, а не убить. Нет, не нас. Меня. Игритт знает, кто я. Они пришли за мной. — Живо по коням, — приказал Освелл. — У нас мало лошадей, — сказал Эйгон. — Садись со мной, Освелл и Льюин могут… Он тут же замолчал. По глазам рыцаря и его грустной улыбке стало ясно, что Освелл даже не думает садиться на лошадь вместе с ним. — Это лишь замедлит лошадь. А теперь садись. Ты должен выбраться. Это самое главное. Я выиграю вам столько времени, сколько смогу. — Но… — Я рыцарь Королевской гвардии, мой мальчик. Таков мой удел. А теперь садись на лошадь. Эйгон хотел снова возразить, но в этот момент дядя Льюин подошёл к нему сзади и с медвежьей силой усадил на одну из лошадей, не принимая никаких возражений. Затем он запрыгнул на лошадь рядом. Одичалые, всё так же крича, уже достигли края ущелья и оббегали вокруг него. — Прощай, мой друг, — сказал Льюин, кивнув Освеллу. Тот кивнул в ответ, затем поднял меч и, тяжело хромая, отправился навстречу к одичалым, четырём слева и трём справа. Льюин, Бенджен и Эйгон пришпорили своих лошадей и помчались через подлесок перед ними, и в следующий момент одичалые, ущелье и Освелл скрылись за деревьями и кустами. Несколько ударов сердца Эйгон всё ещё слышал громкий звон стали Освелла о бронзовый меч или каменный топор одичалого. Он услышал крик, затем второй. Без сомнений, Освелл убил или серьёзно ранил одного или двух. Затем внезапно воцарилась тишина, лязг меча Освелла затих, и больше не стало слышно ни криков, ни звуков битвы. Всё, что Эйгон мог слышать, так это тяжёлое дыхание лошадей и топот их копыт высокому снегу.