О королях и бастардах

Он проснулся с криком. Но не успел Робб утихнуть, как тут же забыл свой сон, свой кошмар. Всё, что он мог вспомнить, это холод, снег и глаза. Бесконечное море синих сияющих в ледяной тьме глаз. Солнце ещё не взошло, о чём он сразу понял. Бросив взгляд на окно. На улице ещё было темно, как и в их спальне. Не то чтобы последние дни были сильно ярче. Небо постоянно закрывали облака, такие густые, что солнечный свет даже в полдень едва пробивался сквозь них. Темнота в их покоях лишь слегка нарушалась слабым отблеском тлеющих в очаге последних углей и светом дальних факелов и огненных чаш на стенах Винтерфелла, падающего через открытое окно. Он сделал несколько глубоких вдохов, затем посмотрел на Бетани. Она всё ещё лежала рядом, спала и тихо дышала. Это Робб ещё мог разглядеть даже в тусклом свете. Он был рад, что не разбудил её своим криком. Но сейчас ему бы хотелось, чтобы жена проснулась. Одеяло, под которым они лежали вдвоём, немного сдвинулось в сторону, обнажая её голую спину и часть такой же голой попки, сияющей в слабом свете бледно и безупречно как летний снег. От её вида Робб почувствовал, как внутри поднимается жар, и его мужское достоинство начало набухать. Прибыв в Винтерфелл только вчера, он едва мог пошевелиться от боли в руках и спине. Мейстер Лювин наложил ему на руки, ноги и ступни новые перевязки, а спину обмазал пастой, от которой воняло мочой и тухлой рыбой. Затем он отправился спать и быстро погрузился в целительный сон. Где-то ночью Бетани присоединилась к нему. Робб был слишком истощён, чтобы даже думать о том, чтобы жена оказала ему должный приём, хотела она того или нет. Но в этом бессилии не было ничего постыдного после всего пережитого за Стеной. Он сказал жене, что ему первым делом нужно прийти в себя. То же самое он говорил матери, мейстеру Лювину и всем остальным, кто осыпал его вопросами. Ему просто необходимо вылечиться и отоспаться. Бетани поцеловала его в губы, прошептала на ухо, как она рада, что Робб наконец вернулся, затем прижалась нему и уснула рядом. Но теперь боль утихла, не в малой степени благодаря целебным зельям, лекарствам и мазям, которыми мейстер Лювин пропитал перевязки и помазал спину Робба. Развязав узлы и ленты, Робб стянул со своих рук, ног и ступней длинные слои шёлка. Кожа на них всё ещё была огненно-красной, местами болела, но главное, что боль в суставах и спине значительно утихла. Не пройдёт много времени, прежде чем он полностью оправится. Он знал это. Несмотря на все трудности, вылазка за Стену не оставила на нём необратимых травм. Братья Ночного Дозора уверяли, что ему сильно повезло сохранить на таком холоде все пальцы на руках и ногах, вместе с ушами и носом. Это было большим утешением. Он снова посмотрел на Бетани, чьё дыхание было всё таким же ровным и спокойным. Когда он только вернулся в Винтерфелл, вид жены с их первым ребёнком, растущим в уже заметно раздувшемся животе, заставил его сердце забиться так быстро, что казалось, будто оно вот-вот вырвется из груди. Особенно когда она вся в слезах бросилась его обнимать. Теперь он лежал здесь, рядом с ней, глядя на её бледную обнажённую кожу, и чувствовал, что желала её здесь и сейчас. Как же ему этого не хватало. Но Робб не посмел разбудить её. Подробностей он не знал, но было очевидно, что расставание тоже давалось ей нелегко. Она выглядела изнурённой. Ей, конечно, было далеко до того жалкого зрелища, что представлял собой Робб, но было видно, как плохо ей спалось. Пусть поспит ещё немного и наберётся сил. Супружеский долг может подождать и до сегодняшнего вечера, когда закончится этот долгий и напряжённый день. Кроме того, боли в теле лишь утихли, а не сошли на нет. Как бы ему ни хотелось, сейчас не стоило надрываться и спускать на нет все старания мейстера. И снова Робб оглядел свою спальню в надежде найти что-то, что отвлекло бы его внимание от едва прикрытого тела жены. Но он не увидел ничего кроме тёмных фигур в море ещё более тёмных теней. Робб протёр глаза, но после этого увидел немногим больше и понял, как мало в нём сил. Он проснулся, но всё ещё не ощущал себя отдохнувшим, поэтому снова лёг на кровать и закрыл глаза. Когда он открыл глаза всего мгновение спустя, комнату уже освещал рассветный свет из окна, а Бетани уже не было рядом. Робб решил, что лорду Винтерфелла, чьи обязанности он вновь исполнял до возвращения отца, пора показаться перед всеми. Он встал, умылся водой из миски рядом с кроватью и оделся. Он выбрал толстый дублет из тёмной шерсти двойного плетения, такие же брюки и высокие сапоги из тяжёлой бычьей кожи. На шею он надел бронзовую цепочку с большим серебряным кулоном в виде волка, подаренный отцом год назад на именины, а на плечи тёмный плащ с меховым воротником и вышитым на нём гигантским белым лютоволком. Он хотел выглядеть как лорд, когда предстанет перед всеми и объявит о своих решениях. Лордом, а не просто сыном лорда. С маленького столика рядом с очагом он прихватил письма, оставленные мейстером Лювином прошлым вечером, и сунул в один из карманов. О чём бы там ни говорилось, прочитать их Робб всегда успеет. Это не могло быть важнее того, о чём он объявит сегодня. Затем он быстро зашагал на выход из своих покоев. Он вошёл в великий чертог и ничуть не удивился, обнаружив там Бетани, свою леди мать, Брана, мейстера Лювина, дядю Бриндена, Вейона Пуля и сира Родрика Касселя, а также нескольких слуг, что тут же бросились принести что-нибудь ему на завтрак. Септон Шейли, сидевший у края большого стола, над чем-то смеялся в компании молодой служанки, но оба быстро утихли, когда заметили вошедшего Робба. Робб прошёлся по великому чертогу, и все присутствующие встали перед ним, молча наблюдая. Он сел на высокое место во главе чертога, место лордов Винтерфелла и трон королей Севера. Холодный камень на удивление хорошо действовал на его больные ноги. Остальные сели на свои места вслед за ним и смотрели на него, выжидая. Вчера он ясно дал всем понять, что следующим утром расскажет о своём пребывании за Стеной. Роббу предстояло рассказать обо всём, что он видел, что испытал, и, самое главное, что пережил. Вчера бы все могли решить, что я несу лихорадочный бред, — подумал он. Вчера его действительно лихорадило, но горячая ванна, тарелка горячего супа, лекарства мейстера Лювина, и не в последнюю очередь, Бетани, лежавшая рядом с ним в постели, сделали своё дело. — Теперь они будут думать, что мне приснился кошмар, который я воспринял всерьёз как маленький ребёнок. Что ж, кошмары и правда ещё не скоро меня отпустят, но они исчезают, как только я открываю глаза. А вот от кошмара, что надвигается к нам из-за Стены, мы все можем уже не проснуться. Бетани явно была разочарована тем, что он сел во главе стола, на несколько ступенек выше, а не рядом с ней. Об этом он поговорит с ней позже. Ему предстоит рассказать многое, как бы тяжело им всем ни было в это поверить. И всё это они должны услышать из уст лорда Винтерфелла, а не от своего мужа, сына, брата, племянника или сына их лорда. Он отослал слуг и служанок, так как дальнейшее предназначалось не для их ушей, выждал минуту после того, как закрылись двери, наслаждаясь тишиной, затем начал говорить. — Вам будет тяжело поверить в то, что я расскажу, — начал он. — Я прекрасно это осознаю. Однако я не скажу ничего, кроме правды, как бы тяжело вам ни было её принять. Затем он начал рассказывать о Чёрном Замке, о ночи, когда восстали два мёртвых чёрных брата, один из которых чуть не убил лорда-командующего, другой убил нескольких дозорных, прежде чем его зарубили. Робб проигнорировал нахмуренную бровь дяди и сомнения на лице мейстера Лювина, очевидно, задававшихся вопросом, не послышалось ли им. Он рассказал об отъезде в бескрайние земли за Стеной, о Крастере и о том, что они узнали от этого человека. Подробности о Крастере и его жёнах-дочерях он намеренно опустил, глядя в зачарованные глаза Брана. Дальше последовал рассказ, как они разбили лагерь в Кулаке Первых людей после долгого и тяжёлого марша через нескончаемые холода Зачарованного леса и ужасную погоду с непрекращающимся дождём. Рассказал, что дни становились всё темнее и холоднее, и как им ничего не оставалось делать, как сидеть на Кулаке и ждать. И наконец Робб рассказал о той самой ночи, когда на них обрушились ужас и погибель, когда они понесли большие потери и лишь чудом избежали верной смерти. Рассказал об упырях, что наводнили их укрепления как саранча спелые поля на юге, о мёртвом медведе, что разрывал людей на куски у него на глазах, даже когда эту тварь подожгли и оставили без половины черепа. Он рассказал об их паническом сходе вниз с Кулака, через ночной тёмный замёрзший лес и через море сияющих синих глаз на мёртвых лицах. Он рассказал о том, как бледные мертвецы повалили некоторых лошадей, чтобы растерзать их вместе с вопящими всадниками в кровавые ошмётки. Он рассказал о долгом отходе в кольце факелов, сдерживающих тварей каждую ночь. Наконец он рассказал о белом ходоке, не удавалось убить стальным оружием, пока Сэмвелл Тарли не поразил его кинжалом из драконьего стекла. Закончил Робб на мятеже в хижине Крастера, где погиб лорд-командующий, и дальнейшем отходе до Чёрного Замка, куда они без отдыха бежали через лес несколько дней и ночей. Когда он закончил, никто долгое время не решался что-либо сказать. Дядя Бринден всё сильнее хмурился, а его леди-мать с Вейоном Пулом разделяли сомнения мейстера Лювина. Бетани смотрела на него так, будто он сошёл с ума, а по хмурому выражению лица сира Родрика и вовсе непонятно, о чём он думал. Либо он поверил Роббу и осознавал всю угрозу, либо размышлял, как запереть Робба до возвращения его лорда-отца в Винтерфелл, чтобы по замку не пошло дурных слухов, что наследник сошёл с ума. — Если это шутка, парень, то мне не смешно, — первым заговорил дядя Бринден. Робб посмотрел в глаза родных и близких людей, сидевших рядом. Бран слушал его с широко раскрытыми глазами и открытым от изумления ртом, будто снова стал маленьким мальчиком, слушавшим рассказы старой Нэн, а не оруженосцем, который скоро перешагнёт порог от отрока до юноши. Брата он меньше всего хотел обременять этим знанием. Но Брану и без того приходилось замещать Робба на посту лорда Винтерфелла, до тех пор, пока он сам был неспособен исполнять обязанности их лорда-отца, и по словам мейстера Лювина, мальчик справлялся блестяще. Он снова оглядел всех по одному, но никто, кроме дяди, не знал, что сказать. Робб видел, как они порывались осыпать его вопросами, скорее всего, такими же, как у дяди Бриндена, когда он во всех подробностях рассказывал о произошедшем за Стеной. И теперь первым голос подал дядя, высказав общее мнение. — Боюсь, это не шутка, дядя, — ответил Робб, намеренно воздерживаясь от обращения в соответствии с его рыцарским титулом. Раз уж так фамильярно зовёт его мальчиком, Робб будет звать его дядей. Чёрная Рыба явно понял намёк. — Я говорю правду и ничего кроме правды. — Я вовсе не хотел обвинять вас во лжи, милорд. Одичалые всегда вызывали повод для беспокойства, но… нежить и белые ходоки? Всё это звучит так… по-детски. Я верю, что вы столкнулись с чем-то опасным, милорд, — сказал дядя, повторяя титул так, что было очевидно, с каким нежеланием он его использует, — но многие люди верили, что видели невозможное, когда впервые сталкивались со смертью. — Следите за языком, сир, — рявкнул сир Родрик в его сторону. Чёрная Рыба, однако, остался непреклонен. — Я видел много умирающих, что в последние минуты клялись, что Неведомый смотрел им в глаза перед тем, как в них погас свет. Раненых, которые утверждали, что их покалечил не другой солдат или рыцарь, а демоны из семи преисподних. Копейщики в первой линии фронта видели в наступающей кавалерии не облачённых в броню лошадей, а чудищ из ночных кошмаров, зловещих химер или даже драконов. Разум может иногда подшучивать над нами, когда ты напуган, мальчик, — сказал дядя, и его голос смягчился. — В этом нет ничего постыдного. Однако Роббу не было дела до того, как он пытался смягчить свой тон под конец, пусть это было и необычно для дяди. Руки стиснули рычащие головы лютоволков на подлокотниках высокого кресла, и Робб почувствовал, как побелели его костяшки пальцев. — Я знаю, что видел, и, если вы не верите, сир, можете смело расспросить людей Ночного Дозора, что сопровождали меня, — сказал Робб, указав в том направлении, где располагался гостевой дом Винтерфелла, куда вчера вечером разместили чёрных братьев. На самом деле люди, выделенные ему сиром Аллисером, были всего лишь стюардами и строителями, не участвовавшими в вылазке за Стеной, поэтому подтвердить они могли разве что инцидент с Отором и Джеффером. Но Робб делал ставку на то, что после этих слов никто не воспользуется этой попыткой. — Если вы всё ещё верите, что разум сыграл со всеми нами одну и ту же злую шутку, берите свой меч и щит, седлайте коня и убирайтесь на юг. — Я вовсе не хотел… — Мне не нужны люди, что будут саботировать мои приказы и считать меня испуганным ребёнком, сир. — Я полагаю, сир Бринден хотел сказать, что в ваши слова просто очень тяжело поверить, — сказал мейстер Лювин. — Я знаю, мейстер, и предупреждал об этом с самого начала. Я бы и сам не хотел верить, если бы не увидел собственными глазами. Но всё, что я сказал о белых ходоках и их упырях, — правда. — И что нам теперь делать? — спросила его леди-мать. — Созывать знамёна, — приказал Робб. — Робб, ты не можешь… — хотела возразить мать, как Робб её тут же прервал. — Могу и буду, мама. Ты не видела того, что видел я. Ты понятия не имеешь, какие ужасы нас всех ждут. Речь идёт не о каких-то детских сказках старой Нэн. Я говорю о реальной угрозе, страшнее всего того, что способен представить себе живой человек, пока сам с этим не столкнётся. Созывайте знамёна, мейстер Лювин. — Все, милорд? — уточнил мейстер Лювин. — До единого, мейстер Лювин. Со всего Севера. Я хочу, чтобы каждый лорд, каждый рыцарь, каждый мужчина и каждый мальчишка, способный держать оружие в руках, направились к Стене. Как можно скорее. Кроме того, на Стену требуется отправить столько оружия, доспехов, еды и одежды, сколько мы можем себе позволить. То же самое я требую от наших знаменосцев. Они обязаны направить на север всё, что смогут выделить. Также отправьте воронов нашим друзьям и союзникам в Речных землях и в Долине Аррен. Они должны знать, что их ждёт, и быть готовыми. Нам пригодится любая помощь в этой борьбе. — Милорд, прошу вас учесть, что созыв знамён со всего Севера будет нарушением королевского мира. Одно дело созвать несколько знаменосцев к оружию, чтобы отразить набег одичалых, но всех сразу… Если Его Величество король Рейгар неправильно это расценит… — Будьте уверены, мейстер, как только мой кузен Джон доберётся до Королевской Гавани и сообщит обо всём Его Величеству, тот непременно объявит об угрозе всему королевству. Но я не вижу смысла сидеть и ждать, когда к нам прибудет ворон из столицы с указаниями, что делать, когда мы и так знаем. Мы должны как можно быстрее принять меры. Созывайте знамёна. — Будет сделано, милорд, — сказал мейстер Лювин, затем поклонился и быстро зашагал к выходу из чертога. Ему предстояло написать немало писем знаменосцам Старков по всему Северу. Хотя по лицу старика было очевидно, что ему совершенно не нравилась эта затея. Остальные в чертоге также смотрели на него со скепсисом. — На этом всё, — объявил он, дав понять, что не намерен слушать никаких возражений. Все поднялись со своих мест, поклонились ему и один за другим покинули великий чертог. Робб оставался сидеть на своём месте, оглядывая опустевший великий чертог, но не способный сформулировать ясную мысль. Хоть он и ожидал такой реакции семьи и доверенных людей на его откровения об упырях и белых ходоках, у него всё равно отбило всякий аппетит. Он решил пройти прогуляться. Мейстеру Лювину потребуется время, чтобы подготовить письма знаменосцам дома Старк. К предстоящей зиме нужно было позаботиться о запасах еды, одежды, воска, масла и дров, а также стали и древесного угля для ковки и ремонта оружия с доспехами, собрать мужчин и мальчиков боеспособного возраста, которых можно было взять с собой на Стену, и при этом не отнять у своих людей слишком много рабочих рук в столь непростые времена. Кроме того, нужно было восстановить и заселить заброшенные крепости Ночного Дозора и, что не менее важно, заручиться обещанной поддержкой Железного трона. Но сейчас Роббу не хотелось ничего большего, чтобы хоть немного освежить голову и перестать думать о разочарованном выражении лица Бетани. Немного свежего воздуха ему не повредит. Таким образом он молча покинул великий чертог через одну из боковых дверей и стал бесцельно прогуливаться по Винтерфеллу. Вскоре он оказался на одной из внешних стен древней крепости, глядя на обширный пейзаж, продуваемый осенними ветрами и пока что едва покрытый свежевыпавшим снегом. Под его ногами, у стен Винтерфелла, раскинулся Зимний городок, где снова топилось уже немало труб. Пройдёт совсем немного времени, прежде чем каждый дом снова будет заселён людьми из окрестных земель, ищущих убежище на предстоящую зиму. Только сейчас он вспомнил, что всё ещё носит в кармане письма, оставленные вчера мейстером Лювином в его покоях. Он вынул их, развернул и начал читать одно за другим. Некоторые письма были довольно старыми, и с ними должен был разобраться лорд Бран из Винтерфелла при содействии Бетани, их леди-матери, мейстера Лювина, Вейона, сира Родрика и Чёрной Рыбы. И всё же он рад быть в курсе происходящего. Несколько недель назад, вскоре после его отъезда, к ним пришло письмо из Кремневого Пальца с предупреждением о том, что драккаров железнорождённых на горизонте было замечено больше обычного. Но больше подобных писем ни от кого не приходило, поэтому Робб предположил, что об этом можно не беспокоиться. Около недели назад Амберы попросили выступить посредниками в споре с Карстарками. Насколько удалось понять Роббу, речь шла не о конфликте между домами конкретно Амберов и Карстарков, а их знаменосцах. Спор вёлся о праве рубить и продавать лес где-то между территориями Кархолда и Последнего Очага. Нужно будет расспросить мейстера Лювина, был ли решён этот вопрос или за него ещё предстоит взяться. Другие письма пришли от Хорнвудов и Гловерах, а также некоторых малых домов, но в них не было ничего срочного или важного, чем следовало заняться здесь и сейчас. Затем он снова взял в руки одно из писем и прочёл его ещё внимательнее. Это письмо прислал из Королевской Гавани его лорд-отец, сообщив в Винтерфелл, что отправляется в Чаячий город в Долине Аррен, чтобы от имени Его Величества решить вопрос чрезвычайной важности. Подробностей в письме не раскрывалось. Не говорилось даже, когда он сможет уладить этот вопрос и вернуться в Королевскую Гавань или, ещё лучше, в Винтерфелл. Во втором письме отца, отправленном уже из Чаячьего города, он сообщал об их с Арьей прибытии в город, и передавал привет всей семье от Сансы. В этом письме тоже не разъяснялось, когда ожидать их возвращения. Хотелось бы, чтобы отец вернулся, — подумал Робб. — Взял корабль до Белой Гавани, оттуда сел на быструю лошадь и доскакал прямиком до Винтерфелла. Не хочу быть лордом Винтерфелла. Не сейчас. Не когда нам нужно готовиться к тому, что нас всех ждёт. Ты должен вернуться как можно скорее, отец. Ты нам нужен. Ты нужен мне. Желудок Робба скрутило при мысли, что ему придётся готовиться к войне против этой кошмарной противоестественной угрозы без отца. Что, если Стена не сможет сдержать неприятеля? Робб съёжился от одной только мысли об этом. Он не знал, откуда так внезапно взялись эти опасения, но поспешил прогнать их прочь из своей головы. Стена стояла тысячи лет, почти столько же, сколько и Винтерфелл. Она всегда защищала людей и будет делать это впредь. Иное просто немыслимо. Но что, если это произойдёт? Робб огляделся вокруг, снова испугавшись собственных мыслей, будто боялся, что кто-то окажется рядом и прочитает его мысли по выражению лица. Рядом не было никого, кроме нескольких солдат на своих постах, но те стояли так далеко, охраняя высокие стены и могучие оборонительные башни, что никак не могли разглядеть его лица. — Винтерфелл силён, — прошептал он себе. — Кто бы ни напал, стены замка высокие и толстые. Любой противник разобьётся о них, как волны о скалы. Винтерфелл никогда не был взят раньше, не будет и сейчас. Но как бы уверенно ни звучали его слова, сам Робб такой уверенности не ощущал. Если Иные, Белые ходоки леса и их армия нежити каким-то образом преодолеет Стену или пробьётся через это семисотфутовое чудовище, будь то при помощи колдовства или огромной численности, то как их защитят стены Винтерфелла? Да, стены Винтерфелла высокие и толстые, но по сравнению со Стеной на севере весь замок казался игрушечным. Если Стена не выдержит натиска этой орды, Винтерфелл не станет для них сколь-либо значимым препятствием. Его сметут как листок на ветру. — Стена — наш лучший шанс спастись, — сказал он тогда чуть громче, но уже самому себе. — Возможно, даже единственный. Робб снова погрузился в размышления. Готовить Винтерфелл и весь Север к внезапной суровой зиме будет довольно непросто. Теперь же этой зимой в довесок ещё и придётся отбиваться от врага, которому нестрашен ни холод, ни ледяные бури, ни сугробы. А если дела пойдут совсем плохо, то перед этим придётся иметь дело с одичалыми. Робб не знал, как король намеревался противостоять этой угрозе, не исчерпав всех сил, что им потребуются. Оставалось только верить, что король знает, что делает. Как бы то ни было, если они хотят пережить эту войну и победить, сколько бы это ни длилось, им понадобится как можно больше припасов, больше еды и всего остального. Северу и Винтерфеллу предстоит снабжать не только себя, своих солдат и крестьян, но и армии, на помощь которой им остаётся надеяться. Его Величество вскоре поведёт своих знаменосцев на север, чтобы присоединиться в этой борьбе к людям Севера и Ночного Дозора. Корона обещала Северу помощь и поддержку, но второй корабль с золотом так и не приплыл в Белую Гавань. Тех восьмидесяти тысяч, что они получили, казалось необычайно много, но на фоне всего, что было поставлено на карту, этого было мало, слишком мало. Корона обещала больше золота, гораздо больше. Оно понадобится, чтобы прокормить столько лишних ртов в течение многих месяцев, а то и лет, если зима будет долгой. Корона также обещала помочь со стройматериалами, вроде древесины, камня, черепицы и строительного раствора для восстановления замков Ночного Дозора, чтобы было где разместить солдат, рабочих, строителей, каменщиков, кирпичеукладчиков, и, в конце концов, еду, припасы и семена, дрова и масло, чтобы не замёрзнуть насмерть, сырьё для ковки и починки оружия с доспехами, древесину, коноплю или лён, перья и воск для луков и стрел. Всего и не перечислишь, но они в этом отчаянно нуждаются. Ничего из этого так и не прибыло и, судя по краткому разговору с мейстером Лювином вчера, из Королевской Гавани больше не приходило вестей об обещанной помощи. И это когда они так срочно нуждаются во всех этих вещах. Не в последнюю очередь это будет необходимо Его Величеству и армии, что приведёт со всего королевства на Север, чтобы защитить Стену. По крайней мере, Его Величество приведёт армии юга на Север, если Джону тоже удалось проскользнуть мимо драконов. Робб мог только надеяться, что путешествие Джона в Восточный Дозор-у-моря прошло благополучно, как и его возвращение в Винтерфелл. Они ожидали, что им придётся пробираться мимо одного из королевских драконов, Вейгара, объявившим леса к югу от Чёрного Замка своими охотничьими угодьями, в то время, как самый большой, Балерион, постоянно летал вдоль Стены и выбрал своим убежищем один из заброшенных замков Дозора. Но Робб и его сопровождающие так и не столкнулись ни с одним из драконов, и ему лишь оставалось молиться старым богам, чтобы они присмотрели за Джоном так же, как и за ним. Джон — хороший человек, — подумал он. — Если боги добры, они защитят его.Мне бы хотелось, чтобы кузен был рядом, когда начнётся война. Робб увидел себя на Стене с мечом в руках и в доспехах. Джоном стоял подле него, и вместе они отбивали одну крупную волну нежити за другой. Каждая была ещё более крупной и ужасающей, чем он мог вообразить несколько недель назад. Тварей в его представлении было много, достаточно много, чтобы целыми толпами добраться до вершины Стены. Так же легко нескончаемая орда мертвецов забралась на Кулак Первых людей. Плечом к плечу Робб и Джон кололи и рубили мечами одного мертвеца за другим, но сколько бы рук и ног они ни срубали, прилив не останавливался. Вдруг в какой-то момент Стена не выдержала напора и раскололась на две части, и Робба с Джоном унесло прочь, как листья в бушующей реке. Как нам остановить их, если мечи, топоры и стрелы бесполезны? Как убить обнажённой сталью тех, кто уже мёртв? Как только он вспомнил ту ужасную ночь на Кулаке, когда меч оказался бессилен против волн нежити, у него кровь стыла в жилах. Огонь, — промелькнуло в его голове. — Огонь может их убить. В этом мы убедились. Нам понадобится масло, много-много масла. Но лучшая ли это идея, если наша единственная защита — это ледяная стена? Может статься, что наше оружие обернётся против нас, навредив Стене. И всё же нам нужен огонь. Огненные стрелы и огненные снаряды для требушетов. Да, с этим ещё можно сражаться. Требушеты по всей длине Стены, метающие во врага сотни и тысячи горящих снарядов, и в сотню, а то и в тысячу раз больше огненных стрел. Огонь поразит тварей ещё до того, как они доберутся до Стены. Вот только для такого огромного количества снарядов и стрел потребуется просто колоссальные запасы масла, пека, серы, смолы, пеньки и джута. Робб не был уверен, возможно ли собрать в королевстве достаточно запасов всего этого добра. Даже если возможно, всё это ещё нужно доставить до Стены, обработать, не говоря о том, что нужно будет ещё укомплектовать её лучниками и машинистами для ещё даже не собранных требушетов. Роббу оставалось только надеяться, что король всё это уже продумал и сделал приготовления. Затем ему в голову пришло ещё кое-что, из-за чего Роббу захотелось дать себе по лицу за то, что не вспомнил об этом сразу. Драконье стекло, — подумал он. — Ну конечно. Раз оно смогло убить белого ходока, то наверняка способно прикончить и их слуг. Нужно собрать его столько, сколько возможно. Он вспомнил лезвия и наконечники стрел, которые Джон отыскал у подножия Кулака Первых людей, и снова отругал себя за то, что потерял тот кинжал, что достался ему от Джона. Это случилось во время отхода к замку Крастера, и тогда он не счёл нужным искать эту безделушку. Теперь бы Робб отдал всё золото из казны Винтерфелла, чтобы вернуть себе это простое, уродливое, но хотя бы эффективное оружие, с которым можно почувствовать себя защищённым и способным защитить свою семью, даже зная, что один клинок — всего лишь сущая мелочь в масштабах этой войны. Да, нам нужно найти драконье стекло. Насколько он помнил, драконье стекло было стеклянным камнем, чёрным по цветы и хрупким, зато с острыми гранями, если правильно придать форму. Из них можно легко и быстро изготовить простое оружие, вроде ножей и наконечников для стрел и копий. Заодно сэкономят немало сырья, вроде железной руды, угля, костей или рогов, необходимых для ковки стали, не говоря уже о работе кузнецов в их кузницах. Вдруг он вспомнил, что говорил лорд Тирион о Винтерфелле. Горячие источники свидетельствовали, что под Винтерфеллом располагался вулкан. Это всё ещё казалось Роббу невероятным, но это правда, что тепло для горячих источников Винтерфелла не могло взяться из ниоткуда. Но Робб хорошо знал свой дом, и раньше ему никогда не попадалось драконьего стекла в Винтерфелле. Или попадалось? В детстве он мог целыми днями исследовать замок, бродить по зданиям, как целым, так и заброшенным, исследовать башни, подвалы, комнаты, коридоры и туннели, куда наверняка никто не заходил в течение сотен лет. Но действительно ли Робб знал свой замок целиком? Пожалуй, нет. Винтерфелл был огромен, в нём хватало старых зданий, полуразрушенных башен, коридоров, туннелей и других помещений, в которых целые поколения не ступала нога человека. Были и такие места, куда даже Робб не смел лезть. Теон Грейджой дразнил его и обзывал трусом всякий раз, когда Робб отказывался идти куда-то из-за гнилых балок и потрескавшихся стен, что могли в любой момент обрушиться, стоило им сделать вдох. При мыслях о Теоне, Роб не мог не задаться вопросом, как у него идут дела, и где он сейчас. Он знал, что Теона так и не нашли в Королевской Гавани, когда отец и Арья отправились в Долину. Судя по всему, он сбежал, и теперь Корона должна была объявить награду за его поимку. Робб также слышал от мейстера Лювина, что железные люди начали совершать набеги на острова и побережье Простора, хотя вести всё ещё оставались неполными и противоречивыми. Робб мог только надеяться, что Теон не стал принимать в этом никакого участия, и что годы, проведённые в Винтерфелле под наставлением лорда Старка, сделали Теона лучшим человеком, чем была его семья. Робб мог только надеяться, что Теон не забыл уроки его лорда-отца, когда убегал. Конечно, Теон не был образцом добродетели. Он был охоч до выпивки и женщин, молодых и старых, замужних и девиц, но в глубине души всё ещё оставался неплохим человеком. В этом Робб был уверен. Затем он снова заставил свои мысли вернуться к драконьему стеклу, в котором они так отчаянно нуждались. В Винтерфелле и особенно под ним хватало мест, о которых Робб даже не подозревал, но, возможно, их стоило исследовать. Кто знает, может, в каком-то из заброшенных туннелей да удастся отыскать драконье стекло? Найдётся оно или нет, нашим лучшим оружием останется огонь. И чем горячее, тем лучше. А самым жарким всегда считалось драконье пламя, — подумал он. — Два дракона уже у Стены, и вместе с армией Таргариены должны будут послать и третьего. Они будут нашим главным оружием. Вот только каждому дракону нужен всадник. Робб мало что знал о драконах, но и то немногое, что рассказывал ему в детстве мейстер Лювин, хватало, что знать наверняка. Вейгар до сих пор оставался без всадника. Он вообще захочет помогать им в этой войне? Знал ли Его Величество, как заставить сражаться дракона без всадника? Неизвестно. На другом драконе, Мераксес, восседала принцесса Рейнис. Робб мало что знал о ней, кроме того, что она безумно красива и помолвлена со своим братом, принцем Эйгоном. О последнем он старался не думать слишком много. Ему была отвратительна сама мысль, если бы его заставили жениться на Сансе или Арье. Как бы сильно он ни любил своих сестёр, это было слишком нелепо и смешно, и в то же время отвратительно. В любом случае больше Робб ничего не мог сказать о принцессе. Оставалось надеяться, что несмотря на имя, она была больше Висеньей, чем Рейнис. Воительницей. Если они хотят победить в этой войне, им понадобятся воины, избалованная изнеженная принцесса, которой просто повезло оседлать дракона. И последним был Балерион — возродившийся Чёрный Ужас, самый крупный из трёх драконов и, безусловно, самый опасный из них. У него был наездник, принц Эйгон, но он пропал за Стеной, и никто не может знать точно, жив он ещё или нет. Но после всего, что им с таким трудом удалось пережить на пути к Стене, Робб всё сильнее сомневался, что когда-нибудь снова увидит принца живым. Сможет ли его оседлать король или принц Визерис? Или Балерион окажется таким же бесполезным, каким уже мог быть Вейгар? Даже если принцесса окажется воинственной, а не такой, как большинство знатных леди, одного дракона будет слишком мало, — подумал Робб. — Какими бы сильными они ни были, нам не стоит полагаться на драконов. То же самое касалось Железного трона. Да, Корона предоставила им немного золота, но за ним не последовало ничего, кроме обещаний, и Робб хорошо помнил высказывание деда об обещаниях южан. Они блестят как драгоценные камни, но бьются как стекло. Робб надеялся, что на этот раз всё будет иначе, но зависимость от юга в любом случае не сулила ничего хорошего, когда дело доходило до защиты своего дома. Того, чем Старки занимались на протяжении тысячелетий, и чем будут заниматься ещё тысячи лет. Поэтому он отвёл взгляд от Зимнего городка и направился и отправился к казармам Винтерфелла, где отыскал сира Родрика, пересчитывающего и осматривающего тупые тренировочные мечи, щиты и доспехи. Он приказал ему отобрать десяток человек из стражи, чтобы те по двое спустились в древние подвалы и катакомбы под Винтерфеллом, проходы в которые можно найти под библиотечной башней, главным замком, великим чертогом и ещё два под первой твердыней. Были ли они каким-то образом связаны друг с другом или использовались для каких-то конкретных целей, никто не знал. Робб приказал, чтобы они спустились как можно глубже. Чем глубже они зайдут, тем ближе окажутся к источнику тепла Винтерфелла. В ответ на смущённый вопрос сира Родрика, что они должны найти в этих древних тоннелях, Робб расказал о драконьем стекле, дав настолько точное описание, насколько мог. На всякий случай им лучше обратиться за сведениями к мейстеру Лювину. Возможно, у него даже найдутся образцы. Оно должно быть там. Смогли же как-то мои предки сразить врага тысячи лет назад. У них не было ни Стены, ни драконов, но они смогли победить белых ходоков и их упырей. Робб не уходил, пока сир Родрик не выбрал десять солдат, которых снабдили факелами, кремнями, джутовыми мешками на случай находки чего-то стоящего и сигнальными рогами. Чтобы дать сигнал, если у них возникнут проблемы или они заблудятся в туннелях и катакомбах. Поблагодарив сира Родрика за оказанные усилия, он приказал немедленно оповестить его, солдаты смогу что-то обнаружить, затем направился в главный замок, где надеялся встретить Бетани. Он слишком долго не видел свою жену, чтобы сейчас находиться в разлуке с ней без крайней необходимости. Кроме того, он был обязан сказать ей больше, чем сказал всем поздно вечером по прибытии в Винтерфелл и сегодня утром в чертоге. В итоге его поиски дошли до подвалов, где она пребывала с его леди-матерью. Робб уже на спуске мог услышать их голоса, хоть и говорили они не слишком громко. Даже не разбирая их слов, он был поражён услышанным. Холода в их голосах было столько, будто он снова оказался за Стеной. Когда он нашёл их в одной из дальних комнат подвала, где свисали бочки с солёной треской, пикшей и свисающим с потолка сушёным мясом оленей, лошадей и быков, закупленного ещё его лордом-отцом в Белой Гавани и Темнолесье несколько месяцев назад. Чуть в стороне, в углу комнаты, стоял Вейон Пуль, держащий в руках несколько листов бумаги и чёрную угольную палочку для описи припасов. Его пальцы были уже такими чёрными, будто он вытащил её из свежей навозной кучи. Очевидно, его руки вспотели от беспокойства, которого раньше за не наблюдалось у стюарда Винтерфелла. — Я лишь сказала, миледи, что нет смысла считать бочки, пока мы не узнаем, какая в них рыба, — прошипела Бетани, дав понять, по какому поводу затеялась ссора. — Солёная рыба — это солёная рыба, Бетани, — ответила мать таким тоном, будто объясняла малому дитя что-то само собой разумеющееся. — Нам необязательно вскрывать каждую бочку, чтобы понять, что в них лежат сорок рыб. — Но как мы узнаем, что их там лежит по сорок, миледи? — Потому что в бочках всегда лежало по сорок рыб. Некоторым вещам просто необходимо поверить. Или ты хочешь посчитать каждую рыбу лишь потому что не доверяешь рыбакам? — Вовсе не хочу, но нам нужно знать, лежит ли там треска, пикша или что-то ещё. — Не понимаю, какая нам от этого польза. Может, наконец, двинемся дальше и займёмся сушёным мясом? Вейон, запиши двадцать пять бочек солёной рыбы по сорок рыб в каждой. Это даёт нам… — Взрослая треска весит до шести стоунов, — перебила её Бетани, прорычав сквозь стиснутые зубы. — Пикша всего два, в лучшем случае три стоуна, миледи. Поэтому в одной бочке может лежать сорок рыб, а в другой восемьдесят или девяносто, если не сотня. — Рада видеть, что ты освоила вычисления, Бетани. Но если рыбы различаются по весу, их общее количество всё равно будет одинаковым, независимо от массы. Большие или маленькие, легкие или тяжёлые. Если ты хочешь когда-нибудь стать настоящей леди Винтерфелла, девочка, тебе придётся научиться распознавать столь базовые принципы. — Но более мелкую рыбёшку можно плотнее упаковать в бочки, а с более крупной в бочках может оказаться куда больше соли, миледи. Вот в чём разница, миледи. Сир Патрак Холт, старый стюард моего отца, однажды научил меня как определить точное содержимое бочки, если только знать, какая рыба в ней содержится. Вот почему я думаю, что нам следует… — Но я так не думаю, леди Бетани, — прошипела мать так холодно, что Робб вздрогнул. — Довольно на этом. — Это точно, — сказал Робб, заходя в дверь. Все трое, Бетани, его леди-мать и Вейнон Пуль, обернулись к нему, казалось, возмутившись, что их так грубо прервали, но тут же успокоились, узнав Робба. Глаза Бетани и его леди-матери тут же загорелись. Обе хотят, чтобы я поддержал одну и поставил другую на место, — понял он. — Из-за чего вы спорите? — спросил он. — В чём дело? Обе женщины умолкли, и на миг в маленьком помещении воцарилась тишина, пока первым не заговорил Вейон Пуль. — Леди Кетлин и леди Бетани расходятся во мнениях, как следует вести опись в книгах относительно запасов солёной рыбы, либо только в количестве бочек, либо в количестве бочек и примечаниями о том, какая в них рыба. — И это всё? Из-за этого вся суматоха? — Да, милорд, — ответили все в один голос. — Вейнон, в словах леди Бетани относительно вида рыбы в бочках есть смысл? — Определённо есть, милорд. — Будет ли тяжело записать эти сведения сейчас, если позвать прислугу с кухни, что сможет вскрыть бочки, затем снова запечатать, как определят вид рыбы? — Нет, милорд. Правда раньше мы никогда не заморачивались с такими деталями и никогда при этом не испытывали проблем с нехваткой рыбы, даже в долгие зимы, — ответил Вейон. Робб мог бы сказать, что это хорошая идея, но не смел открыто выступать против своей леди-матери. — То, что мы не делали этого раньше, ничуть не мешает сделать сейчас, не так ли? Пусть придут слуги и проверят содержимое бочек. — Да, милорд. — Робб, сын, — сказала мать таким голосом, которым она всегда пользовалась, пытаясь удержать его от проказ, когда не могла запрещать открыто. — Как уже сказал Вейон, мы никогда не делали этого раньше, и в этом никогда не было нужды. Начинать сейчас тоже… — Я принял решение. Труд невелик, а в грядущую зиму эти знания будут для нас весьма ценны. И я не понимаю, зачем нужно отказываться от такой возможности. Если знаешь действительно вескую причину не делать этого, то говори. — Нет, милорд, — неохотно ответила она сквозь плотно сжатые губы. — Если позволите, милорд, Вейон, Бетани. Я устала, и потому останусь в своих покоях до конца дня. Сказав это. Она опустилась в едва заметный Реверанс перед Роббом, отвернулась и поспешила к выходу так быстро, будто бы бежала от смерти. Вейон Пул поклонился Роббу, простился и отправился на кухни искать слуг, которым хватало сил, чтобы распечатать и запечатать бочки, а также умели читать и писать, чтобы не пришлось самим запоминать все виды рыб. Вместе с Бетани они вышли во двор, и только тогда Робб осмелился спросить её: — Что это было? — Ты сам всё слышал, — отрезала она. — Твоя мать думает, что нам незачем точно знать, сколько у нас на самом деле съестных припасов. Я думаю совершенно иначе. Робб нахмурился и глубоко вздохнул. Он выждал один удар сердца, затем второй и третий, прежде чем Бетани, также вздохнув, продолжила говорить. — Твоя мать ненавидит меня, — сказала она. — Не может быть. Ты моя жена и скоро станешь матерью её первого внука. Она бы не согласилась на наш брак, если бы ненавидела тебя. — По всей видимости, она не вела участия в переговорах. Что бы я ни делала, для неё это всегда неправильно. За что бы ни взялась. Я написала своему лорду-отцу, чтобы прислал лошадей для стражи Винтерфелла, как у нас, оказывается, и так хватает лошадей. При том, что накануне леди Кетлин сама заявляла, что нам нужны новые лошади, потому что в прошлом месяце мы потеряли трёх. Я забочусь об описи ежемесячных налогов и податей знаменосцев из окрестных земель, веду учётные книги и здесь тоже всё неправильно. Якобы мой почерк неразборчив или расстояние между строками либо слишком большое, либо слишком маленькое. Хотя у меня очень аккуратный почерк и расстояние между строками такое же, как у неё. Я хочу сшить новый дублет к твоему возвращению, здесь, разумеется, всё не так: ткань не та, цвета не те, а швы недостаточно аккуратные. Я слежу за припасами их заготовкой на грядущую зиму, и опять всё плохо. Ты сам всё видел. Я стараюсь, Робб, очень стараюсь, но… этой женщине не угодишь. Что бы я ни делала, она везде найдёт или придумает изъян. Пока Бетани говорила, они дошли до конюшни. Робб слышал в её голосе отчаяние и видел, что она едва сдерживает слёзы. — Я поговорю с ней, — сказал он, остановившись и повернувшись к ней. Ему хотелось обнять, утешить и поцеловать Бетани. Он так давно не видел её, не обнимал, не целовал, что ещё бы нескоро отпустил. Взгляд Бетани в то же время был устремлён в сторону конюшни, будто бы она даже не заметила, как его рука обвила её за талию. — Знаешь, что она сказала мне позавчера, когда мы с сиром Родриком перебирали в оружейной запасы стрел и арбалетных болтов? — спросила она твёрдым как камень голосом. — Что лучше бы я сидела в замке, занималась вышивкой и училась играть на ребеке или колокольчиках. Сказала, что лучше поработать над этим, чем наводить беспорядок и путать цифры в записях. Робб не знал, что на это сказать. Не такой он знал свою леди-мать. Она всегда была дружелюбной, доброй и любящей, а уж как грезила о Бетани задолго до свадьбы. Мать так нахвалила его тогда ещё невесту, что перспектива жениться на незнакомке стала для Робба куда более радужной. И как всё могло так резко измениться? Что могло заставить обернуть всю любовь, которую она однозначно испытывала к Бетани, в ненависть? В этом просто нет никакого смысла. — Я поговорю с ней, — снова сказал Робб. — Уверен, она имела в виду совсем не то. Это всего лишь недоразумение. — Недоразумение, — фыркнула она, всё ещё не глядя на Робба. — Да, всего лишь. А теперь, если извините меня, милорд, я бы хотела немного прогуляться и освежить голову. — Да, конечно, — сказал робб одёрнув руку. В следующий момент Бетани быстро сделала шаг, затем ещё один. Довольно быстро она исчезла за дверями конюшни. Только сейчас он заметил, что она обратилась к нему не как к Роббу или возлюбленному мужу, а как к лорду. Но не успел он пойти за ней и поговорить об этом, как она уже выскочила верхом оседланной лошади, проехав мимо быстрой рысью. Должно быть, она ещё рано утром приказала Халлену, мастеру над конями Винтерфелла, подготовить ей лошадь для прогулки. Стража, по всей видимости, тоже была готова, поскольку Бетани не пришлось ждать или давать приказ, чтобы полдюжины всадников вышли из-за библиотечной башни и последовали за ней чрез Охотничьи ворота. Она далеко не в первый раз уезжает после общения с моей матерью, — понял он. — Что здесь произошло, пока меня не было? Робб направился к своей леди-матери. Как подтвердили ей слуги, она удалилась в свои покои. Дойдя до них, Робб постучал в дверь, но сначала не получил ответа. После третьего стука он попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта. Только постучав ещё два раза, он наконец получил ответ с другой стороны. — Извините, но я неважно себя чувствую, — раздался приглушённый голос его матери. — Мне нужно поговорить с тобой, мама, — сказал Робб, опять же не получив ответа сразу. — Я бы хотела отдохнуть. У меня болит голова, Робб. Если это не что-то срочное, будет лучше отложить это до завтра, сын. Робб задумался. Что бы между его матерью и женой ни происходило, с этим срочно нужно заканчивать. Раз и навсегда. Отец вернётся ещё не скоро, да и Робб рано или поздно должен будет отправиться на Стену с армией. Меньше всего ему нужно оставлять Винтерфелл в руках двух женщин, собачащихся из-за каких-то пустяков. Но всё же сегодня он решил позволить своей леди-матери поспать. Если она действительно нездорова, не стоит лишний раз усугублять это расспросами или даже упрёками по поводу её поведения. — Тогда поговорим об этом завтра, — ответил он и, вновь не дождавшись ответа, ушёл. После разговора с семьёй и доверенными лицами в великом чертоге он потерял аппетит, но сейчас чувствовал сильный голод. Его желудок заурчал, поэтому Робб решил сначала чем-нибудь перекусить, прежде чем приступить к другим делам. На кухнях возле великого чертога он встретил лишь двух испуганных кухарок, не ожидавших, что их лорд сегодня лично попросит у них что-то приготовить. Выбирать было особо не из чего, но ему вполне хватило одной тарелки вчерашнего супа, краюхи хлеба и двух сваренных вкрутую яиц с чашкой пряного вина с мёдом. Он поел в одиночестве, сидя в маленькой боковой комнате великого чертога. Поблагодарив служанку, что пришла убраться в комнате, Робб соскрёб остатки супа из неглубокой тарелки, затем направился к Вейону Пулю. Мейстер Лювин всё ещё должен быть занят письмами знаменосцам Винтерфелла, а также их друзьям и союзникам в Речных землях. Не стоит ему мешать. Дел хватало и без того. Робб нужно было получить полный отчёт о запасах Винтерфелла, узнать о состоянии гарнизона и количестве людей, которых можно набрать на Севере, поступали ли какие-нибудь сообщения о поступлениях Короны из Белой Гавани или Перешейка, и многое другое. Робб отыскал Вейона в его небольшом кабинете, сидящего за столом и склонившегося над кипой бумаг. Он тут же вскочил и поклонился Роббу, как только тот зашёл. — Милорд, я бы пришёл к вам в солярий, если бы знал, что меня ищут, — сказал он извиняющимся тоном. — Нет, всё в порядке, — тут же сказал Робб, чтобы успокоить стюарда. — Я не посылал за тобой. Кроме того… это солярий моего лорда-отца, а не мой. Вейон ничего не сказал в ответ, но улыбнулся и указал, на стул рядом со своим столом. Робб сел и рассказал стюард зачем он на самом деле здесь. Узнав, в каких сведениях нуждается Робб, Вейон немедленно принял собирать книги, списки и отчёты согласно с его требованиями. С запасами Винтерфелла с виду всё было неплохо, их хватало бы на зиму длительностью в два или даже три года. При обычных условиях. Представляя, сколько придётся прокормить лордов и рыцарей, оруженосцев и солдат, не говоря уже о рабочих и маркитантах с жёнами и детьми, шлюхах и всех остальных, кто последует на север, когда будут созваны знамёна, Робб понимал, что запасов у них не так уж и много. Им срочно требуется заполнить все амбары и склады, иначе голодная смерть застанет их к началу войны и зимы. У них было достаточно металлического сырья для ковки оружия, гвоздей, болтов, доспехов, петель и прочего. Но и в этом случае стоило запастись ещё обильнее. То же самое касалось дров и древесины, льна и шерсти, пуха и перьев, камней и кирпичей, корма для скота, вина, уксуса, бычьей кожи и меха. Число людей, которых можно было собрать со всего Севера после отправки всех воронов знаменосцам, воодушевляло. Север был заселён не так хорошо, как южные регионы и никогда не мог собрать слишком много солдат, но всегда компенсировал это мудрой тактикой и большей решимостью. Учитывая всю протяжённость границы, которую им предстоит оборонять, количество было не таким уж большим, но при всех обстоятельствах это вполне прилично. Тридцать тысяч человек, привычных к суровым условиям Севера и к настоящей зиме, представляли собой довольно грозную силу. Они принесут честь и славу его лорду отцу, его семье, Винтерфеллу и всему Северу. Хоть на их сборы уйдёт немало времени, Робб не сомневался, эти люди смогут впечатлить любого лорда и рыцаря юга, что будут сражаться вместе с ними. Разговор с Вейоном занял около пяти часов. Робб и не заметил, сколько просидел здесь, пока его не настиг зевок, желудок не заурчал, а солнце за окном уже начинало садиться. Он поблагодарил Вейона за уделённое время и усилия. Но прежде чем встать, он неуверенно взглянул на документы на столе. — Что-то ещё, милорд? — Да, есть ещё кое-что, — неохотно ответил Робб. — Можешь рассказать мне, что происходит между моей леди-матерью и моей леди-женой? Казалось, между ними всё улеглось, когда я уходил, а теперь они на дух друг друга не переносят. Вейон молчал, и Робб заметил, как его лицо побледнело. — Милорд, не думаю, что мне не стоит говорить об этом. Быть может, вам лучше расспросить леди Бетани или леди Кетлин… — Уже пытался, — прервал его Робб, махнув рукой и пытаясь натянуть ободряющую улыбку. — К сожалению, они не слишком хорошо настроены для таких разговоров, поэтому я пришёл к тебе. Даю слово Вейон, я никому не скажу, что узнал всё от тебя, если дело в этом. Поэтому прошу тебя ответить прямо и честно. Что происходит? Вейон Пуль молча сидел в своём кресле, оглядываясь вокруг, будто загнанный в засаду зверь, пока наконец не начал говорить. — Ну, всё сложно, милорд, — сказал Пуль. Не дождавшись ответа от Робба, он продолжил. — Первое время после вашего ухода всё шло довольно гладко. Ваши леди-мать и леди жена хорошо ладили, хорошо работали вместе, помогали друг другу и поддерживали друг друга. Леди Бетани справлялась очень хорошо и брала на себя всё больше и больше обязанностей в замке, пока ваша леди-мать вместе с мейстером Лювином и сиром Бринденом помогали лорду Брандону править Севером вместо вас и вашего лорда-отца. — Звучит… довольно хорошо. — Да, милорд. Всё так и было. Но в какой-то момент, не знаю точно какой, ваши леди-мать и леди жена поругались. Ваша леди-мать заглянула в некоторые записи вашей леди-жены и исправила их. — Но это нормально, разве нет? Если Бетани допустила ошибку, моя леди-мать была обязана помочь и всё объяснить, чтобы такого больше не повторилось. — Так и есть, милорд, вот только… она этого не сделала. — Что не сделала? — Она… ну, ничем не помогла и ничего не объяснила, просто внесла исправление, ничего не сказав. Робб задумался. Действовать так выглядело отнюдь не лучшим образом. Как Бетани, которую так хвалили Вейон, мейстер Лювин сир Родрик, должна была чему-то научиться, если не проводить работу над ошибками вместе с ней? Но неужели кто-то может настолько разругаться из-за такой нелепости? — И это всё? — Нет, милорд. Боюсь, что нет, — сказал Вейон побледнев ещё сильнее прежнего. — После того небольшого… инцидента, ваша леди-мать решила просматривать всю работу вашей леди жены. Леди Бетани почувствовала себя оскорблённой и отказалась давать ей на проверку свои записи на проверку. После этого леди Кетлин отказалась что-либо объяснять леди Бетани. После вмешательства мейстера Лювина было решено разделить их обязанности так, чтобы обе больше не мешали друг другу. К сожалению… многие дела в замке так или иначе пересекаются, поэтому мир продлился недолго. И чем больше ваши леди-мать и леди жена имели дело друг с другом, тем больше одна находила недостатков в делах другой, настоящих или совершенно незначительных. Как я уже сказал, милорд, всё сложно. — Вовсе нет, — сказал Робб, сжав руку в кулак. Он почувствовал, как внутри него поднимался гнев. Зима, самая затяжная и тяжёлая, была близко. И на её протяжении им придётся удерживать Стену против армии одичалых и куда более ужасного кошмарного врага, чем все обитатели замка могли себе вообразить. И, даже узнав об этом, две самые важные для него женщины не пришли ни к чему другому, чем продолжать спорить из-за такого ребячества. — Всё довольно просто. Обе совершили ошибки, обе поступили неправильно, и никому из них не хватило духу признать ошибку. — Милорд, в защиту леди Бетани скажу, что она несколько раз пыталась примириться с вашей леди-матерью. К сожалению, леди Кетлин оказалась не слишком благосклонна к её попытакам. — Понятно, — сказал Робб, и его гнев только нарастал, смещаясь теперь на мать. — И всё же я поверить не могу, что моя мать могла повести себя таким образом. — Милорд, если позволите… — нерешительно сказал Вейон, запнувшись. — Я думаю, ваша леди-мать… видит в ней угрозу. — Угрозу? И как это понимать? — Видите ли, ваша леди-мать в течение многих лет оставалась леди Винтерфелла, многими признанной и очень уважаемой. Ради этого ей пришлось трудиться долго и упорно. Как вы знаете, ваша леди-мать приехала из Речных земель, и в первые годы брака с лордом Эддардом ей было не так просто ужиться здесь, на Севере. — Да, я знаю об этом, — сказал Робб, ощущая, как гнев внутри начал быстро стихать. — Что до леди Бетани, то она урождённая северянка. Она умна, легко прижилась в Винтерфелле, пользуется всеобщей любовью во всем замке и за его пределами и просто замечательно справляется со своими обязанностями. Слуги, солдаты и все остальные, кто знает леди Бетани, всегда говорят о ней самым лестным образом. Леди Кетлин ради такого пришлось много лет терпеть на себе пренебрежительные взгляды, тогда как к леди Бетани будто бы получила всё и сразу. И это при том, что она осмеливается выдвигать что-то новое. — Как сегодня утром с рыбой и бочками. — Именно, милорд. Вещи, к которым леди Кетлин приходилось долго свыкаться, поскольку на Севере с этим поступают не так, как на юге, леди Бетани осмеливается переворачивать с ног на голову, и никто её за это не судит. Леди Кетлин в её первые дни в Винтерфелле никто не давал таких поблажек. Не хочу говорить плохо о вашем покойном лорде-дедушке, милорд. Он был великим человеком и ещё более великим лордом, вот только… Лорд Рикард не стремился облегчить жизнь леди Кетлин, если не сказать больше. — Что ж, времена изменились. Мой дед давно умер, — сказал Робб. Он мог представить, каково было его леди-матери видеть, как Бетани дозволено сделать всё, чего не разрешалось ей в первые годы пребывания в Винтерфелле. Но всё же это не могло быть таким весомым поводом для вражды между ними. Напротив, сплотившись вместе Бетани она могла внести перемены в устаревший уклад, на которые раньше не решалась. Но не успел Робб озвучить эти мысли, как Вейон продолжил. — Не думаю, что причина проблемы кроется в переменах, которые пытается внести леди Бетани, или даже в трудностях с вашим лордом-дедушкой. — Тогда в чём? Вейон снова оглянулся в поисках спасения, словно надеясь, что кто-то ещё войдёт в комнату и избавит его от необходимости отвечать. Но спустя несколько мгновений так ничего и не произошло, и он нерешительно ответил: — Боюсь, ваша леди-мать чувствует, что её положение хозяйки замка находится под угрозой со стороны леди Бетани. Этого положения она добивалась много лет, заслужив любовь и уважения людей. Мне кажется, милорд, ваша леди-мать боится, что скоро будет считаться бесполезной или… каким-то образом подвергнется замене. Робб был поражён услышанным. Ему потребовалось время, чтобы полностью осознать сказанное Вейоном. Но чем больше он понимал, тем сильнее поражался. Бред. Полнейший бред. Его матери просто не могло такое в голову прийти. Само собой, когда наследник замка женится и привозит жену в замок, действующей хозяйке приходится перекладывать часть своих обязанностей на свою преемницу, чтобы подготовить её. Тем не менее его леди-мать по-прежнему оставалась хозяйкой замка, леди Винтерфелла, и останется таковой, пока его лорд-отец жив и остаётся лордом Винтерфелла. Только после смерти отца Бетани из жены наследника станет женой лорда, но даже тогда его леди-мать сможет продолжать вести часть домашнего хозяйства, сохранив множество прав и обязанностей, которые необходимо было исполнять. — Благодарю за честность, Вейон, — сказал он. — Я поговорю с ними. И будь уверен, твоего имени я даже не упомяну. Вейон молча поднялся и поклонился, когда Робб встал, чтобы покинуть комнату. Он решил обязательно поговорить со Бетани и своей леди-матерью сегодня вечером после ужина. Он снова прогулялся по Винтерфеллу, чтобы проветрить голову. Он всё равно теперь не мог сосредоточиться ни на каких делах и обязанностях, поскольку теперь его голова раскалывалась и пульсировала. Внезапно он завёл себя в богорощу Винтерфелла. Робб бродил по густому лесу, окружённому и защищённому высокими стенами, размышляя, стоит ли ему подойти к сердце-дереву и помолиться безымянным богам Севера. Он знал, что его лорд-отец часто занимался этим, когда ему было необходимо привести в порядок мысли или когда нуждался в помощи или поддержке. Робб не знал, дадут ли боги ответы на его вопросы или выслушают, но раз это помогало его лорду-отцу прийти в себя, то, возможно, поможет и ему, даже если ответов дано не будет. Листья, иголки и свежий снег шуршали и скрипели под его сапогами, пока он шёл по знакомой тропе под густым пологом к сердце-дереву. Роббу не понадобилось много времени, чтобы найти знакомый путь до центра богорощи, где они с Бетани дали друг другу клятву. Вскоре Робб увидел сердце-дерево, с его тёмно-красными листьями и белой корой. Опавшие вокруг листья сияли морем оттенков коричневого, зелёного, красного и золотого, предвещая скорую зиму. Когда сердце-дерево предстало перед ним во всей красе, Робб заметил, как его вырезанный лик отражался от тёмной лужи у корней. Почему-то из-за этого он остановился как вкопанный. Он глядел на сердце-дерево, любуясь знакомым ещё с раннего детства зрелищем. Лик дерева был всё таким же грустным и пускающим слёзы из кроваво-красной смолы. Сам не зная почему, Робб вздрогнул, глядя в лик дерева. Он не мог сказать, что в нём изменилось, с виду всё было, как и прежде. И всё же… теперь всё было иначе. Что-то изменилось. Внезапно воспоминания тут же наводнили его разум. Воспоминания об огромном сердце-дереве, что встречалось им за Стеной, об обожжённых костях в его зубастой пасти, о нескончаемых тёмных лесах, покрытых льдом и снегом, где не таилось ничего, кроме морозной смерти и леденящего холода ночей. Воспоминания о тех днях, когда никто, лёжа в своей палатке, не знал, откроет ли он глаза на следующее утро или насмерть замёрзнет во сне. Он вспомнил кольцо факельщиков — их единственной защитой от кошмаров и мертвецов, скрывавшихся во тьме и готовых заживо разорвать на куски как людей, так и животных. Внезапный крик ворона на ближайшей ветке вырвал его из воспоминаний. Робб посмотрел на птицу. Маленькая, ненамного крупнее вороны, ещё молодая. Приглядевшись, он заметил, что к одной из лап ворона был привязан небольшой кожаный мешочек. Стало понятно. Что этот ворон доставлял письмо либо из воронятника Винтерфелла, либо наоборот направляясь туда. Вскоре он сам всё узнает от мейстера Лювина. Больше всего он был благодарен ворону за то, что вырвал его из ужасных воспоминаний. Больше не глядя на сердце-дерево в страхе снова затеряться в них затеряться, Робб развернулся и направился обратно в главную крепость, где собирался отужинать со своей семьёй. Судя по положению солнца, скоро будут подавать еду. На полпути к великой крепости его догнал сир Родрик, всей видимости, собираясь доложить о результатах поисков драконьего стекла. Робб решил выслушать его здесь и сейчас, несмотря на холод. Новости оказались неутешительными. Десять человек, которых Родрик отправил обыскивать туннели, подвалы и катакомбы под Винтерфеллом, вернулись ни с чем. Один нашёл то, что принял за драконье стекло или обсидиан, но при свете солнечного света стало ясно, что это было всего лишь битое стекло. Ещё один человек пострадал, когда земля под его ногами обвалилась, и он провалился в другой туннель на две ступени ниже, сломав себе ногу. Травма оказалась несерьёзной, и при должной заботе мейстера он быстро оправится, а пока ему дали временное освобождение от службы. Сир Родрик признал, что остались ещё туннели и проходы, в которые его люди не решились заходить, опасаясь обрушения. В частности, одного прохода, чьи вырезанные в камне ступени вели ещё ниже. Робб приказал завтра первым делом продолжить поиски. Пускай сир Родрик возьмёт столько людей, сколько сочтёт нужным. Людей, что не боятся тёмных и тесных туннелей. Можно также пообещать награду тем, кто сможет найти драконье стекло. Размер награды тоже можно оставить на усмотрение Родрика. В этом решении Робб был готов ему довериться. Заставлять людей спускаться туда, преодолевая страх, было не самой лучшей идеей, и без крайней необходимости до этого лучше не доводить. Пока что можно обойтись добровольцами, которым не терпится подзаработать. Добравшись, наконец, до столовой великой крепости, Робб увидел Брана, Рикона и Чёрную Рыбу, уже сидевших за столом в ожидании еды. Бетани и его леди-матери нигде не было видно. Как только Робб вошёл, Бран и дядя Бринден встали со своих мест, но он тут же велел им снова сесть. Рикон заметил его появление слишком поздно, поэтому сначала неуклюже поднялся, но тут же опустился обратно. — Чем сегодня занимались? — спросил Робб, когда сел. Он надеялся услышать что-нибудь повеселее, чем ссора их леди матери с его леди-женой, с которыми ещё предстоит разобраться, или новостей о ещё ненайденном драконьем стекле. — Мы практиковались в рыцарском поединке, — ответил Бран, гордо показывая царапину на руке, где красовалась боевая рана от славной битвы. — Мальчики хорошо справились, — добавил дядя Бринден, и братья туту же засияли. Редко мог удостоиться такой похвалы от Чёрной Рыбы. Раз он так говорил, то точно не преувеличивал их заслуг. Рикон тут же начал лепетать, как он, одетый в детские тренировочные доспехи и сидевший верхом на пони, вонзал копьё за копьём в соломенную куклу. Ему уже не терпелось принять участие в настоящем турнире. Дядя всем своим видом демонстрировал, что Рикон слишком много о себе возомнил, и ему придётся ещё многому научиться, прежде чем доведётся столкнуться с живым противником в настоящем поединке, а пока придётся довольствоваться неподвижным соломенным чучелом. К счастью, он не стал говорить этого вслух. Робб всё ещё помнил, как сир Родрик учил его сражаться в рыцарском поединке, когда он был не старше Рикона. Он помнил те детские доспехи с подушками на руках, ногах и спине, в которых ощущал себя настоящим южным рыцарем, мчась на своём пони к соломенной кукле. Когда Робб вырос из тех доспехов, он не видел их, пока Бран не стал оруженосцем сира Бриндена и не ввалился во двор, облачённый в тот же комплект, в котором ощущал себя настоящим воином. Это было забавно. К счастью, Роббу тогда удалось подавить смех, в отличие от Теона Грейджоя. Расстроенный Бран потом несколько дней отказывался носить те доспехи, пока их лорд отец не объяснил, что легендарные рыцари, вроде сира Барристана Отважного и сира Артура Дейна, Меча Зари, начинали точно так же в его возрасте. Лишь тогда он осмелился снова в них облачиться. — Ещё не приходил ответ от Дэрри? — спросил Робб у сира Бриндена. Родители решили не говорить Рикону, пока всё не решится, но Робб знал, что во время последнего визита Брана Винтерфелла сира Бриндена попросили связаться с лордом Алавином Дэрри с целью с предложением принять Рикона в качестве оруженосца. Сам сир Бринден служил оруженосцем покойному отцу лорда Алавина, и он ещё поддерживал дружбу с их домом. Насколько знал Робб, в юные годы дяди многие полагали, что однажды он возьмёт в жёны одну из дочерей лорда Дэрри. Он так и не узнал, почему из этого ничего не вышло. — Пока нет, милорд, — ответил Чёрная Рыба. Покачивая головой, — но, учитывая, какой в стране творится бардак, у лорда Алавина должны были найтись дела поважнее, чем писать ответ на письмо какого-то старика. Пока они дожидались еды, Робб попросил слугу принести немного эля себе и дяде. Сир Бринден также попросил принести эля Брану, но разбавленного водой. Роббу не нравилось, что его младший брат уже пил эль, но не стал вмешиваться. Бран был оруженосцем Чёрной Рыбы, и раз дядя решил, что мальчику пора привыкать к вкусу эля, сидя за столом лорда, ему виднее. Рикон также потребовал принести себе эля, но вместо этого получил подслащённый чай, несмотря на все свои протесты. Вскоре Робб решил спросить одну из служанок, где пропадают его леди-мать и леди-жена. Лорду замка, которым он являлся в отсутствие отца, не пристало ждать остальных за столом. — Прошу прощения, милорд, — выдохнула девушка, — но леди Кетлин всё ещё чувствует себя плохо и не хочет есть. — А моя леди-жена? — Насколько мне известно, леди Бетани ещё не вернулась с поездки, милорд. — Ясно, — сказал он, позволив служанке вернуться к делам. Будь Бетани одна, он бы начал беспокоиться. Но её сопровождали стражники, да и сама Бетани была превосходной наездницей. Поэтому он решил не беспокоиться об этом. Пока что. Наконец принесли еду: фазана в густом соусе из красного вина, жёлтую репу, запечённую в сале с капустой и укропом , и пирог со сливами, орехами и большим количеством мёда. Все ели молча. Спустя около часа они закончили, и Робб простился с дядей и братьями до конца дня, решив сегодня лечь спать пораньше. Служанка тут же подошла к Рикону и повела его в покои, заверив Робба что приведёт к нему старую Нэн, чтобы маленький лорд мог хорошо выспаться. Сир Бринден заявил, что они с Браном ещё немного поупражняются с булавой, от чего лицо Брана скривилось в гримасе. Видимо, брат тоже надеялся после ужина сразу отправиться к себе. Робб точно собирался это сделать. Ему всё равно ещё потребуется время, чтобы целиком оправиться от усталости и холода, пока он не перестанет ощущать себя так, будто весь день шатается во сне. Вернувшись в свои покои, Робб разделся и лёг в кровать. Слуга разжёг в очаге огонь, который быстро наполнил комнату приятным обволакивающим теплом. Заснуть ему не удалось. Бетани так и не вернулась с поездки, и хоть Робб сомневался, что случилось что-то плохое, ему бы хотелось, чтобы она была рядом. Даже спустя ещё час его глаза оставались широко открыты, и сон не наступал. Робб снова встал с кровати и надел штаны. Он решил отыскать Бетани. Даже если ничего не произошло, он хотел в этом убедиться. Если её сбросила лошадь, или она заблудилась, Робб ни за что не простит себе бездействия. Он хотел пойти открыть один из шкафов, чтобы взять себе дублет и плащ, как вдруг остановился у зеркала, перед которым Бетани каждое утро укладывала причёску. Ему потребовалось время, чтобы узнать в нём себя. Он сильно исхудал за Стеной, почти истощал. Грудь, руки и живот ещё оставались мускулистыми, плечи широкими и сильными, но лицо хорошо демонстрировало, насколько утомительным было для него время, проведённое за Стеной. Щёки впали, а под глазами образовались тёмные круги, от которых он вряд ли избавиться, если не будет высыпаться каждую ночь. Он провёл рукой по бороде. За Стеной он отрастил довольно густую бороду. Как и волосы на голове, она была рыжей, как у Талли из Риверрана. Робб решил её не сбривать, борода ему нравилась, и Бетани, похоже, тоже была не против. Прошлой ночью она не могла перестать гладить его своими тонкими пальцами по бороде. Вглядываясь в зеркало, Робб, сам не зная почему, пытался найти в себе Старка. Он мало что мог вспомнить о своём деде, кроме его длинной бороды с проседью и продолговатого лица, сурового в то же время грустного. Робб мало походил на него или на отца, у которого тоже были каштановые волосы, продолговатое лицо и серые глаза Старков из Винтерфелла. Почти все дети Эддарда Старка уродились с цветами их матери: тёмно-рыжими волосами и голубыми глазами. Только Арья была похожа на Старка. И Джон, — с усмешкой подумал Робб. — Он похож на моего лорда-отца больше, чем я. Затем он отвернулся от зеркала и пошёл одеваться, выбрав себе простой дублет из серой шерсти. Но не успел он надеть сапоги, как дверь отрылась, и в комнату вбежала Бетани с красным от холода лицом, но улыбающаяся. Робб тут же вскочил в одном ботинке, подошёл к Бетани и крепко обнял. — Прости, — сказала она, поняв, как он волновался, — в лесу было так красиво, что я потеряла счёт времени и… — Всё в порядке, — сказал Робб, ослабив объятия и поцеловав её, на что она тут же ответила. — Я просто рад, что с тобой всё в порядке. Просто пообещай в следующий раз лучше следить за временем, любимая. — Обещаю, — поклялась она, мило улыбаясь, растопив в нём весь гнев или страх, словно снежинки на раскалённом стальном стержне. — Завтра я первым делом поговорю с матерью, — сказал Робб, и улыбка тут же сошла с лица Бетани, но быстро вернулась, став ещё прекраснее. Она поняла, что Робб имел в виду, знала, что он вернёт всё как было, сделает всё возможное, чтобы уладить этот глупый конфликт. Он не станет обвинять свою леди мать, это лишь всё усугубит. Но Роббд поговорит с матерью, убедит, что Бетани ей не враг, и вовсе не собирается её заменять или сталкивать. Они — одна семья и должны ей оставаться впредь. Бетани приоткрыла рот и хотела что-то сказать, как тут же передумала и закрыла. Она тут же прижалась к нему и обвила руками его шею, поцеловав. Робб ответил на поцелуй, схватил её за талию, поднял с пола и ещё сильнее прижал к себе. Они ещё сильнее слились в страстном поцелуе. Робб зашагал к кровати, уложил на неё свою прекрасную жену. Нежная улыбка, сменилась озорной ухмылкой, когда она легла на спину и начала расшнуровывать своё платье. Робб тоже принялся избавляться от одежды, расшнуровав штаны и стянув с ноги единственный сапог. Когда он уже собирался наброситься на жену и просто сорвать с неё платье, чтобы, наконец, вновь насладиться её великолепным телом, в дверь постучали. Разочарованный, он остановился. По её взгляду Робб понял, что она тоже недовольна и хочет проигнорировать стук и продолжить в надежде, что их оставят в покое и позволят вновь побыть мужем и женой. Но она понимала, что Робб этого не сделает. Как бы сильно Робб ни любил Бетани и не желал оказаться внутри неё, лёжа на её обнажённом теле и слушая похотливые стоны, пренебрегать обязанностями лорда Винтерфелла было нельзя. Особенно сейчас, когда им грозила суровая зима и кошмарная война за выживание. Поэтому он выпрямился, быстро натянул на себя штаны, завязывая шнурки, что было немного затруднительно из-за отвердевшего мужского достоинства. Он хотел уже разрешить их гостю войти, как увидел, что Бетани скользнула под одеяла, а её платье всё ещё свисало наполовину. Как только их посетитель уйдёт, она намеревалась продолжить на чём они остановились. На её губах снова красовалась озорная ухмылка, и он не мог на неё не ответить. — Можете войти, — громко сказал он. Дверь открылась, и в комнату вошёл мейстер Лювин. Роббу хотелось отругать мейстера за то, что он так не вовремя им помешал и не мог подождать до утра. И всё же он решил воздержаться. Мейстер лювин был прилежным, внимательным и не в малой степени мудрым человеком. Он бы не пришёл, если бы дело не было срочным. — Простите за вторжение, милорд, миледи, но прилетел ворон с письмом, которое, как я уверен, вам лучше увидеть как можно скорее. — Письмо? — спросил Робб. — Из Чёрного Замка или, может быть, от моего лорда-отца? — Нет, милорд, ни то, ни другое. Это письмо из Штормового Предела, милорд. В нём говорится о вашей тёте леди Лианне и её сыне лорде Джоне. — И что там может быть такого важного? — Я… лучше вам прочитать это письмо самому, — сказал Лювин с непривычной дрожью в голосе и протянул листок бумаги Роббу. Он принял письмо и начал читать.