О королях и бастардах

Септон тяжело дышал и задыхался всё громче и громче, пробираясь по высоким сугробам. Эйгон огляделся и увидел, что дядя Льюин всё ещё шёл позади него, в то время как лорд Бенджен ехал впереди и свернул с пути, едва не задев низко свисавшую ветку. — Быстрее, гоните лошадей, — рявкнул он. С самого рассвета они только и делали, что гоняли коньков всё дальше и дальше, и по тяжёлому дыханию с обилием пота, пропитавшего шерсть Септона, было очевидно, что скоро его маленький лохматый и храбрый друг скоро не сможет держаться в таком темпе. Конечно, лорд Бенджен был прав. Они не могли видеть преследователей одичалых, но это ничего не значило. С самого утра им оставался всего день пути до Стены. Казалось, всё кончено, они почти в безопасности, но затем одичалые снова напали, атаковав с трёх сторон. Стрелы пролетели мимо них, врезаясь в стволы деревьев или исчезая в подлеске. Одна стрела предназначалась для дяди Льюина, но попала в лошадь одичалого на другой стороне, что стало ясно после громкого крика и грохота упавшей лошади и её всадника. Им просто повезло, что ни одна из выпущенных стрел, выпущенных на скаку, не задела никого из них вместе с лошадьми. Возможно, сыграло и то, что среди одичалых просто не водилось хорошо обученных конных лучников. В тот раз их было больше, чем в прошлый, свыше двух дюжин, и все на маленьких лохматых лошадях. Сложно было сказать, были ли это те же самые мужчины и женщины, что настигли их у пещеры несколько дней назад и убили Освелла. Среди них Эйгон не заметил Игритт, но в той спешке у него и не было времени, чтобы всматриваться в лицо каждого. Но белый рыцарь и его добрый друг сдержал своё обещание. Он выиграл им время, хоть и ужасно дорогой ценой. У них появилась небольшая фора, когда они ускакали, но одичалые снова их нагнали. И всё же им удалось уйти, во многом благодаря лорду Бенджену, так хорошо знающему леса возле Стены, их проторенные тропы и короткие пути, дав их группе небольшое преимущество. Однако они так и не осмелились дать отдохнуть себе и лошадям, безжалостно загоняя их через лес к Стене. Если Септон выживет, Эйгон обеспечит ему сытую и спокойную жизнь где-нибудь к югу от Стены, где ему больше никогда не придётся так надрываться из-за людей. Но чем дольше они ехали, тем меньше Эйгон видел шансов на то, что их скакуны доберутся до Стены живыми. — Если будем гнать лошадей ещё сильнее, им конец, — кричал дядя Льюин. — Пусть подыхают, — ответил лорд Бенджен, — главное добраться до поляны между лесом и Стеной. Так мы доберёмся достаточно близко к Стене, чтобы братья смогли нас прикрыть. Тогда мы сможем вернуться на юг хоть на своих двоих. Эйгон смотрел на это иначе. Но если бы пришлось выбирать между жизнью лошадей и своей, то Септону не на что надеяться. Жизнь лошади не могла стоить дороже человеческой. И всё же он не был в восторге от перспективы загнать Септона до смерти. Пускай он и уродец, но храбрый и выносливый. Он и другие лошади довезли их так далеко. Губить их после такого будет совершенно несправедливо, пускай всё это и звучало по-детски. И всё же Эйгон решил оставить своё мнение при себе. Они ехали дальше по узким тропинкам и едва различимым тропам, укрытыми под снегом. Но Бенджен помнил эти пути так хорошо, что снег совершенно не мешал им. С каждым ударом сердца Стена становилась всё ближе и ближе, возвышаясь над ними, всё выше и выше, хотя казалось, что это чудовище просто не могло стать ещё больше. На вопрос дяди о том, сколько им осталось, Бенджен сначала неоднозначно ответил: «Недолго». Только когда он повторил свой вопрос, лорд Бенджен ответил, что им осталось ехать не дольше часа, если будут продолжать в том же темпе. Они не смогут. Лошади находились уже на грани от этой нещадной спешки. С каждым шагом животные, особенно лошадь лорда Бенджена, постепенно сбавляли ход и всё больше замедлялись. Сколько их ни шпорь, они не смогут бежать быстрее, даже если захотят. Состояние Септона было ненамного лучше. Все скакуны упадут замертво, так и не добравшись до Стены. И тогда им придётся добираться до неё пешком, но Эйгон даже представлять не хотел, насколько тогда окажутся велики их шансы уйти, если одичалые всё ещё останутся в седле. Если мы вообще сможем идти, — угрюмо подумал Эйгон. Не только лошади, но они сами почти не отдыхали с того самого побега. Тот небольшой запас пищи, что оставался у них, закончился два дня назад, и растаявший снег с добавкой надежды едва ли помогали держаться. Единственное, что действительно поддерживало Эйгона, — это мысли о сестре. Рейнис ждёт его в Королевской Гавани. Эйгон обещал вернуться, и будь он проклят, если нарушит обещание. К настоящему времени Стена занимала весь горизонт, уже настолько огромная и высокая, что Эйгон не мог разглядеть вершины, если не вытягивал голову назад. До безопасности ещё скакать и скакать. Не так быстро, как раньше, но всё с тем же упорством и храбростью Септон и его братья продолжали нести их сквозь снег и лёд, лес, кусты и мелколесье. Внезапно Септон будто бы отшатнулся, чего Эйгон давно не наблюдал за ним. С того самого дня у пещеры, незадолго до нападения упырей, — подумал Эйгон, но тут же выгнал эти мысли из головы. Сейчас это последнее, о чём ему стоило думать. Мысли о мертвецах, их облезлой коже, обтягивающей старые кости, и отвратительных мёртвых пальцах, готовых разорвать на куски всё живое, лишь могут заставить Эйгона упасть с лошади. Но хуже мыслей об их костлявых пальцах, обтянутых кожей, и гнилых зубах, пытавшихся вцепиться в плоть, были только воспоминания об их глазах, об этих кошмарных глазах, светившихся даже в самую тёмную ночь. При мысли об этом, у Эйгона по спине пробегала дрожь, а за ней и мурашки по всему телу, поэтому он старался как можно меньше думать о них и сосредоточиться на окружении. Эйгон снова огляделся вокруг, проверяя Льюина и Бенджена, и не похоже, чтобы их лошадей тоже шатало. Чтобы там Септон ни заметил, должно быть, у него просто разыгралось воображение, и беспокоиться не о чем. — Давай же, глупая лошадь, — внезапно услышал он дядю Льюина. — Лошадь дёргается. Это плохо. — С моей было то же самое, — сказал Эйгон. Сначала он решил не обращать на это внимание, но раз Септон такой не единственный, дела действительно плохи. Всё это означало только одно — упыри. Никому не пришлось произносить это вслух, чтобы сойтись во мнении. Они начали осматриваться, дав своим лошадям краткий миг на передышку. Септон снова дрогнул, но также быстро успокоился. — Заметили что-нибудь? — шёпотом спросил Льюин. Эйгон покачал головой и увидел, как Бенджен сделал то же самое. Чтобы ни испугало их лошадей, они этого ещё не заметили, поэтому слишком шуметь и привлекать к себе внимание было далеко не лучшей затеей. Они всматривались в лес вокруг себя, но едва ли могли что-то разглядеть сквозь деревья дальше дюжины шагов. На малую долю удара сердца Эйгону показалось, что он видел что-то за одним из кустов, покрытым снегом и льдом, таким белым, что резало глаза. Движение, тень. Но это исчезло так же быстро, как и показалось. Должно быть, просто ветер, — сказал он себе, хоть и не был уверен. Потом это снова случилось, на этот раз с другой стороны. Движение, тень, затем треск ломающейся ветки. Теперь это заметили и Бенджен с дядей Льюином. Но как только они повернулись в ту сторону, всё снова утихло, кроме трясущейся ветки и заливающегося шелеста листьев небольшого куста. — Мы не одни, — прошептал дядя Льюин, будто бы это не было очевидно. — Одичалые? — тихо спросил Эйгон. — Нет, иначе бы уже напали с криками и воплями, — ответил Бенджен. — Их намного больше нас, так зачем им подкрадываться? — Нежить? — спросил тогда Льюин. — Её и подавно больше, — сказал Эйгон. — Что бы это ни было, у нас на это нет времени, — решил тогда Бенджен. — До поляны осталось совсем немного. Мы должны идти дальше, если хотим… Внезапный громкий шум не дал ему договорить, и в тот же момент Эйгон почувствовал удар в плечо. Он огляделся и заметил летящую стрелу, что в следующий миг исчезла в одном из кустов слева от него. Стало ясно, что эта стрела отскочила от его наплечника. — Стрела, — бесцветно произнёс Эйгон. В тот же момент, не успели Льюин, Бенджен и сам Эйгон хоть как-то отреагировать, несколько кустов позади, в двадцати шагах или больше, взорвались облаками снега и льда, а ветки переломились. Одичалые на маленьких лохматых скакунах вырвались из облаков, выкрикивая боевой клич, как и говорил Бенджен. — Уходим отсюда! — крикнул один из его спутников. Эйгон не мог разобрать, кто это был, но сразу же пришпорил Септона изо всех сил. Маленький конь рванулся вперёд так быстро и внезапно, что Эйгон едва не потерял над ним управление. Ветки ломались и разлетались во все стороны, а снежные сугробы взрывались облаками сверкающего льда, когда их скакуны, чудесным образом набравшиеся новых сил, мчались прочь. Но одичалые следовали за ними по пятам. Ещё больше стрел летело у них над головами или между ними, но все промахивались. Эйгон слышал крики и злобные вопли мужчин и женщин позади, когда всё больше стрел и камней проносилось мимо них, поражая деревья справа и слева, спереди и позади. Маленькая ветка ударила Эйгона в лицо, порезав щёку, когда он спешно проскакивал под молодым буком. К счастью, ветка не задела его глаз. Он снова чувствовал, как Септон выбивается из сил. Той краткой передышки было слишком мало после такого долгого и тяжёлого дня. Септон снова задыхался и хрипел ещё сильнее, и над его скакуном поднимался тонкий туман дымящегося пота, следуя за скакуном как знамя. Эйгон посмотрел в сторону. Дядя Льюин скакал слева от него, Бенджен — слева от Льюина. Оба держались за своих лошадок, снова и снова шпоря их, но эти скакуны устали не меньше Септона. Он знал, что так не могло долго продолжаться. Затем Эйгон оглянулся и с ужасом осознал, насколько близко подошли одичалые. Они нагоняли их с каждым топотом копыт, становясь всё ближе и ближе. В данный момент они отставали всего на дюжину шагов, а то и меньше. Из луков они больше не стреляли. Сначала Эйгон радовался этому, пока он не осознал причину. Они не хотят больше тратить стрел. Скоро они нас нагонят и тогда пустят в дело свои топоры, мечи и дубинки. — Вон там! — внезапно крикнул Льюин. Эйгон снова посмотрел вперёд, следуя за вытянутым пальцем дяди, опасаясь худшего. Одичалые окружили их? Неужели они помчались прямо в их капкан? Но вместо этого он увидел в шестидесяти или семидесяти шагах впереди просвет среди деревьев и кустов. Светлее обычного. На самом деле, в этом лесу никогда не было так светло. Это означало только одно — они почти выбрались из Зачарованного леса. Осталось совсем немного! — Вижу! — с широкой улыбкой крикнул Эйгон. Вдруг он на краткий миг снова завидел перед собой одну из тех странных теней, что заставили их остановиться раньше. На этот раз Эйгон был в этом уверен. Что-то снова пронеслось между кустами, белое как снег вокруг и больше лошадей, на которых они сидели. Такое быстрое и бесшумное, что едва можно было заметить. Затем промелькнула ещё одна тень, немного темнее предыдущей, но такая же быстрая и бесшумная, почти как серый ветер посреди ветвей, деревьев и кустов. В панике Эйгон огляделся вокруг, мимо Льюина и Бенджена, чьи взгляды были устремлены вперёд. Появилась ещё одна тень, затем ещё одна и ещё дальше. Крик, раздавшийся справа, заставил его развернуться. В последний момент Эйгон смог увернуться, прежде чем камень попал ему в голову. Одичалые нагнали его! Один уже был рядом. Нет, двое. И ещё один позади. Он снова в панике оглянулся и понял, что двое одичалых также почти нагнали дядю Льюина. Один бросил камень, попав Льюину в спину, но камень просто отскочил от доспеха, укрытого слоями ткани и мехов. Люди рядом снова закричали и снова стали бросать камни, вытащенные из кожаных седельных сумок. Первый швырнул камень в Эйгона и едва не промахнулся. Жгучая боль поразила его бедро, и Эйгон вскрикнул. Он пытался дотянуться до меча, чтобы хоть как-то защититься, но рука нашла только хвостовик Тёмной Сестры. Я не могу держаться за такой меч, а тем более сражаться им. Ну спасибо, Кровавый Ворон, удружил. Действительно сослужил хорошую службу, — с горечью подумал Эйгон. Он увернулся от другого камня, предназначенного руке или плечу, но Септон шарахнулся и споткнулся, лишь в последний момент устояв на ногах. Этого оказалось достаточно, чтобы один из одичалых оказался ещё ближе. Эйгон посмотрел вперёд. До выхода оставалось ещё тридцать шагов. Ему бы радоваться, но одичалый подвёл свою лошадь ближе к Септону. Он схватит меня быстрее, чем мы выберемся из леса, — подумал Эйгон. — И я даже не смогу отбиться без меча. Одичалый подошёл ещё ближе, дико крича и размахивая топорами над головой в пяти шагах от Эйгона. В четырёх шагах. В трёх шагах. Скоро он окажется достаточно близко, и я не смогу отбиться. В двух шагах. До выхода всего пятнадцать шагов. Слишком далеко. Я не успею. В одном шаге. Одичалый поднял один из своих каменных топоров, готовый расколоть Эйгону череп, как вдруг… Эйгон внезапно услышал крик человека рядом с ним, пронзительный и испуганный, увидел летящий в воздухе снег и сломанные ветки, услышал хруст ломающихся костей, когда лошадь упала и что-то потащило одичалого за ногу. Это была одна из огромных теней, даже больше, чем изначально полагал Эйгон. Она вырвалась из кустов и сорвала одичалого с лошади. В следующий миг они исчезли в кустах, и крик мужчины оборвался так же внезапно, как и раздался. Затем раздалось ещё больше криков одичалых позади, на этот раз не дикие боевые кличи, а испуганные вопли ужаса, страха и паники. Второго человека, преследующего Эйгона, тоже повалили с лошади. Та тень была настолько тёмной, что казалась почти чёрной. Эйгон увидел, как в воздухе брызнул фонтан крови, там, где всего мгновение назад находилась голова одичалого. Эйгон посмотрел в другую сторону, где ещё больше теней набросилась на одичалых, словно стая голодных волков на стадо беспомощных овец. Действительно ли это волки? На краткий миг ему показалось, что тени действительно были похожи на волков, но… слишком огромных. Вдруг осознание поразило его как удар молотом. Лютоволки. Это лютоволки. Ещё двое одичалых с паническими вскриками исчезли в кустах или в сугробе. Затем Эйгон увидел, как неподалёку ехала женщина, её взгляд был устремлён вперёд, как вдруг она свалилась с лошади, словно уснула. Но только когда женщина упала на землю, разбив череп о камень, как орех, Эйгон заметил, как ей оторвало руку, словно кукле, оказавшейся в руках разгневанного ребёнка. У-у-у-у-у-у-у! Громоподобный звук рога оторвал Эйгона от этого ужасного зрелища. Бенджен протрубил в рог. Один сигнал, объявляющий чёрным братьям на Стене о возвращении разведчиков. Когда рог утих, они вырвались из леса, и свет внезапно ослепил Эйгона. Внезапно перед ними не осталось ничего. Кроме пустой равнины, покрытой нетронутым покровом блестящего белого снега, в конце которой возвышалось массивное ледяное чудовище. Стена. Лёд стены сиял белым и синим, блестел, словно был покрыт тысячами кристально-чистых алмазом, настолько ярко, несмотря на бледный дневной свет, что Эйгону было тяжело держать глаза открытыми. Но вскоре боль в глазах уступило место совершенно другому чувству. Радость, радость столь чистая, какой он не испытывал уже давно. С тех пор как его разлучили с Рейнис. Они сделали это. Эйгон не мог сдержаться от громкого смеха и услышал, как дядя Льюин тоже рассмеялся. Они действительно сделали это. Они выбрались, дошли до этой проклятой Стены. Эйгон снова огляделся вокруг, надеясь, что не обрадовался слишком рано, что из леса не выскочили ещё преследователи. Или, что ещё хуже, лютоволки. Какой бы страх ни испытывали перед Стеной одичалые, лютоволкам незачем разделять его. Но ни одичалых, ни лютоволков не было видно. Правда он всё ещё слышал крики мужчин и женщин позади, которые быстро прерывались с их смертью. Казалось, лютоволки продолжали убивать их, не желая оставлять выживших, но Эйгон не был в этом целиком уверен. Эти звери и так должны были нажить себе достаточно добычи, чтобы насытиться на несколько дней вперёд. Так зачем им так заморачиваться, охотясь на отступающих выживших? На мгновение Эйгон даже позволил себе довольно глупую мысль, будто лютоволки специально пришли спасти их. Но этого не может быть. Лютоволки — дикие звери, голодные хищники, которым явно также не слишком везло на поиски дичи в этом лесу. Они были такими же спасителями, как случайная молния, поразившая врага на поле битвы. Несмотря на это, Эйгон не мог не задаваться вопросом, почему лютоволки убили только одичалых, но не тронули их? Будто и правда хотели… Нет это глупо, — отругал себя Эйгон. — Одичалые были всюду и сосредоточились на нас. Они не замечали странных теней, вот и стали лёгкой добычей. Теперь они вели лошадей всё ещё быстро, но не настолько, чтобы уморить лошадей. Спустя всего несколько минут широкие ворота, через которые они проходили на север словно полжизни назад, начали открываться, скрипя и потрескивая. Мелкий снег и комья льда откололись от дерева большими кусками и попадали на землю перед ними, когда ворота медленно поднимались. Полдюжины братьев Ночного Дозора высыпались наружу с мечами и топорами в руках. Но как только они узнали прибывших, быстро вернули оружие в ножны, помогая им слезть с измученных лошадей и завернув Льюина с Эйгоном в плащи и одеяла. Бенджен отказался от одеяла и прошёл через тёмный слабо освещённый туннель так прямо и ровно, насколько позволяли его избитые ноги. Эйгон и Льюин, в отличие от Старка, с радостью проглотили свою гордость и целиком закутались в чёрные одеяла и меха. Лёд сочился с потолка тонкими шлейфами, когда массивные ворота из прочного старого дерева и тяжёлого кованого железа снова с шумом опустились за их спинами. — Кто сегодня смотрит за факелами? — тут же рявкнул Бенджен. — Почти все факелы погасли. В туннеле слишком темно. — Малли, — нерешительно ответил один из чёрных братьев. — Тогда пусть немедленно тащится сюда и выполняет свою работу. Чтоб все факелы горели ярко, когда я согреюсь и поем, иначе я лично сброшу Малли со Стены. Эйгону снова захотелось рассмеяться. Едва Бенджен вернулся из-за Стены, едва избежал участи быть убитым от рук одичалых или стать добычей лютоволков, как сразу поставил на первое место свой долг и свою службу и не забыл напомнить об этом своим чёрным братьям. Вот только ступни, ноги, руки, губы, нос, глаза, лоб и фактически каждая частица его тела так болели от усталости, пережитых невзгод и холода, что у Эйгона попросту не хватало сил выдавить из себя чего-то больше слабой усмешки. Он отбросил эти мысли и предоставил Бенджена его делам и обязанностям перед Ночным Дозором, продвигаясь вместе с таким же усмехающимся Льюином через туннель. Не прошло и получаса, как Эйгон оказался в большой ванне, Льюин лежал в другой неподалёку. Вода была такой горячей, будто люди Ночного Дозора желали сварить из них суп. Льюину было тяжело заставить себя погрузиться в такую жару. На вкус Эйгона горячее быть не может. — Ну что ты ноешь как девчонка? Какой пример ты подаёшь мальчику? — поддразнивал его дядя Оберин, подмигнув Эйгону, получив в ответ ещё один крик, когда Льюин заставил себя ещё глубже погрузиться в воду. — Я хотя бы не ворую его курицу, дорогой племянник, — отругал Оберина Льюин, когда тот запихнул себе в рот кусок запечённой курицы, что предназначалась Эйгону. К тушёной козлятине и варёной перловой крупе, оставленной Льюину, он не притронулся, что неудивительно. Эйгон махнул на это рукой и решил насладиться горячей водой, пока она ещё оставалась горячей. Ему пока хватило пары кусков свежего хлеба и козьего сыра, чтобы не помереть от голода. Потом он обязательно найдёт себе ещё поесть. Дядя Оберин крепко обнял их обоих, когда они вышли из туннеля. Он подбежал к ним, радостно улыбаясь как ребёнок, встретивший отца, вернувшегося с войны. Почти всё так и было, — подумал Эйгон и усмехнулся. Ему было приятно ощутить объятья Оберина и знать, что теперь он в безопасности. Но улыбка Оберина тут же погасла, когда Льюин снял с седла своего конька старый грязный джутовый мешок и сунул ему в руки. Один взгляд на содержимое мешка, в эти синие глаза, заставил Оберина тут же с отвращением на лице сунуть мешок обратно в руки Льюина. Не сказать, чтобы они сами полюбили эту голову за проведённые совместно дни за Стеной. Во всяком случае теперь она внушала куда меньше ужаса. Дозорные тоже не хотели прикасаться к мешку с головой, поэтому Льюин оставил её при себе, когда они покидали двор, чтобы наконец оказаться в отапливаемых комнатах Чёрного Замка. Не теряя времени даром, они сразу попросили стюардов отвести себя к горячим ваннам, в то время как Оберин распорядился, чтобы их накормили. Командовал он так, будто успел стать лордом-командующим. Едва они оказались у дымящихся чанов и сняли одежду, превратившуюся в вонючие лохмотья, как пришёл Оберин с маленьким глиняным кувшином горячего вина в руках и тремя кружками, зажатыми подмышками. Первым делом он сообщил о последних событиях. Эйгон с облегчением узнал, что несмотря на тяжёлые потери на Кулаке Первых людей, многие из их группы смогли пережить это побоище и даже вернуться в Чёрный Замок, особенно Джон. Кроме него и Оберина смогли выжить Байрант Гаргален, Тирион Ланнистер, к которому он питал странную приязнь, Дикон Тарли и Робб Старк. К сожалению, Эйдину и Даману так не повезло, один погиб от лап мертвецов, другой от рук взбунтовавшихся чёрных братьев в замке Крастера. О судьбе сира Гарлана и сира Робара не было известно, но Оберин верил, что двух помазанных рыцарей не следовало так скоро списывать со счетов, в чём получил поддержку Льюина. Сами-то они смогли вернуться. Касаемо мятежа Оберин рассказал, как офицеры Ночного Дозора несколько дней спорили о том, стоит ли посылать карательный отряд, чтобы казнить предателей, пока не вернулись Оберин и Байрант, что искали Эйгона с Льюином и Освеллом, сообщив о том, что в замке Крастера к тому времени уже никого не осталось. После этого вопрос об уничтожении предателей отпал сам собой. Что бы там ни произошло, эти люди понесли наказание. Едва Оберин положил очередную куриную кость на маленькую тарелку, как снаружи послышался рёв Балериона, уже не первый с тех пор, как они вернулись в Чёрный Замок. — Выйду к нему с минуты на минуту, — решил Эйгон, но не смог заставить себя даже открыть глаза, не говоря о том, чтобы выйти из воды. — Тебе бы стоило отдохнуть для начала, парень, ещё успеешь сесть на дракона, — сказал Льюин. — Я не собираюсь на него садиться. Пока, — заверил его Эйгон. — Но он чувствует, что я здесь, и ищет меня. Если мы не хотим, чтобы Балерион разворотил вверх дном весь Чёрный Замок, мне следует выйти и успокоить его. Два дня, может, три, и мы улетаем. — Тебе бы неделю отдыхать. Мы все очень устали. — Нет, я хочу вернуться домой как можно быстрее. Вернуться к Рейнис. Отдыхаем несколько дней, затем немедленно улетаем, — решил Эйгон. Оберин и Льюин неуверенно глядели на него. Никто ничего не сказал, но по их лицам было очевидно, что все об этом думают. — Мы не знаем, сколько ещё продержится эта уродливая голова. Сейчас она активно дёргается и кусается, но, если магия иссякнет до того, как мы вернёмся в Королевскую Гавань, всё окажется напрасно. Против этого ни Льюину, ни Оберину нечего было возразить. Внезапно Эйгон подумал об отце, обо всех скучных историях и запутанных пророчествах, что раздражали его с самого детства. Истории про потустороннего врага из тени, что должен был принести смерть всему человечеству. Пророчества об обещанном принце, что родится в их семье и должен будет победить этого врага. Эйгон вспомнил о красной комете, которую они увидели, покинув пещеру Кровавого Ворона, а перед этим незадолго до своего отбытия из Королевской Гавани. Вестник, так называл её отец. Вестник, что знаменует о начале Рассветной войны. Эйгон считал это всё глупостью, суеверным бредом, и часто стыдился, что такой мудрый и начитанный человек не только верил в эту чушь, но и не стеснялся делиться этим со всеми, кто хотел слушать, или нет. Но теперь всё переменилось. Угроза Иных, Белых Ходоков-леса и их омерзительных упырей была реальностью, настолько ужасающей, насколько это было возможно. Если и можно было кого назвать врагом, что пришёл из тени после долгих и тёмных тысячелетий забвения, и желающий принести смерть всему человечеству, то это были Иные. Что б меня, он был прав, — со стыдом подумал Эйгон. — Сколько ни оправдывайся, отец был прав с самого начала. Мне придётся извиниться перед ним за то, что не поверил, и за всё, что наговорил, и прежде всего за всё, что думал о нём на протяжении стольких лет. Зараза, старик действительно был прав. — Возможно, кому-то из нас придётся остаться в Чёрном Замке, когда ты отправишься на юг, парень, — вдруг сказал Оберин, снова вырвав Эйгона из его размышлений. — Ночной Дозор скоро изберёт нового лорда-командующего. Путешествие из Восточного Дозора-у-моря стало затруднительным из-за нового логова Балериона в Лесном Дозоре, иначе бы уже могли избрать. — И что нам с этим делать? — спросил Льюин. — Ночной Дозор сам выбирает себе лорда-командующего. Один чёрный брат — один голос. Корона не может вмешиваться в их дела, даже если нам разрешено будет говорить от имени короля. — Я о том, что нам бы не помешало донести до людей Ночного Дозора, что они могут рассчитывать на поддержку Железного трона в случае, если выберут достаточно благосклонного в глазах Короны человека. Я помню сира Аллисера Торна ещё с тех времён, когда он служил в Королевской Гавани. Как был говнюком, так и остался. Нельзя допустить, чтобы кто-то вроде него стал командовать Ночным Дозором. Не сейчас, когда на горизонте такая угроза. — Но ты знаешь, что это будет ложь, — сказал Эйгон. — Мой отец в любом случае снабдит Стену оружием, доспехами, золотом, едой и всеми, кто способен держать оружие. Особенно после того, как мы покажем ему голову. Эйгон поглядел в сторону, где на полу лежал туго завязанный мешок, покачивающийся взад- вперёд, словно колыбель. — Я знаю, но чёрные братья не знают об этом. — Дядя, я не думаю, что… — начал Эйгон, но его тут же прервали. — Они проголосовали почти дюжину раз, но никто так и не набрал нужного большинства. Тот факт, что вы вернулись с Беном Старком, может многое переменить. Многие вороны теперь могут задуматься о новых вариантах. Как бы то ни было, оставлять такое на усмотрение Ночного Дозора будет не самой лучшей идеей. Я видел, как Торн желал добраться до мятежников в замке Крастера, не заботясь о том, сколько людей они ещё потеряют. И всё это ради того, чтобы отправить на виселицу кучку предателей. Такой человек не должен командовать в грядущей войне. — Но кто тогда? — Почему бы не Бен Старк? Эйгон задумался об этом. Да, если на то пошло, то почему бы не Бенджен Старк? Все, кто знал его больше нескольких минут, не могли отрицать, что он был достойным человеком. Север многое потерял в тот день, когда он принёс клятвы Ночному Дозору. И в отличие от других офицеров Ночного Дозора, он был за Стеной, видел врага, сражался с ним, знал, с чем им предстоит столкнуться. Так почему бы не Бен Старк? Да, он был разведчиком и наверняка не получал большого удовольствия от сидения в Чёрном Замке вместо того, чтобы бродить по открытым просторам за Стеной. Несмотря на это, Бенджен давал клятвы служить Ночному Дозору, защищать царство людей, и никто не говорил, что чёрные братья должны получать от этого удовольствие. — Тогда оставайся, если хочешь, — решил Эйгон. — Но что бы ты ни задумал, будь осторожен. —Какими бы ни были итоги выборов, открытое вмешательство Короны может пойти во вред новому лорду-командующему. — Не беспокойся, дорогой племянник. Осторожность — моя специальность, — с усмешкой сказал Оберин. Вскоре Эйгон вылез из воды, вытерся простым шершавым куском ткани, что протянул ему Оберин, и начал одеваться в одежду, оставленную стюардом. Как же он был рад вновь облачиться в собственную одежду, оставленную здесь перед отправкой за Стену. Льюин, его последний оставшийся защитник, хотел вылезти вслед за ним, но Эйгон сказал ему оставаться в воде сколько хочет. Он как никто из присутствующих заслуживал отдыха, тем более. Что в Чёрном Замке Эйгону ничто не угрожало. Оберин остался с Льюином, когда Эйгон ушёл. Некоторые из чёрных братьев во дворе с восторгом поприветствовали его, и Эйгон узнал среди них тех, с кем ходил на Кулак Первых людей. Очевидно, они тоже пережить не только бойню на Кулаке, но мятеж в замке Крастера. К нему присоединился Байрант Гаргален и стал извиняться за то, что бросил его в ту ночь. Эйгон мог только посмеяться над этим. Произошедшее на Кулаке было сущим кошмаром, и он не мог никого винить, что их не было рядом во всей этой суматохе. Кроме того, Байрант остался с дядей Оберином, чтобы искать его. — Тебе не за что извиняться, Байрант, — сказал Эйгон, увидев в глазах собеседника удивление от того, что к нему обратились просто по имени. До похода за Стену они почти не знали друг друга, поскольку в отличие от своей сестры, леди Аллары, сир Байрант проводил довольно мало времени в столице. Большую часть своей жизни он провёл в Солёном Берегу, своём родовом замке, поэтому их встречи можно было пересчитать по пальцам. Этого было достаточно, чтобы уважать его, как рыцаря, но слишком мало, чтобы считать своим другом. Тем не менее, этот момент Эйгон счёл достаточно подходящим, чтобы положить начало настоящей дружбе, если он не пожелает иной награды. — Если кто кому и должен, так это я. Я обязан сказать тебе спасибо. Его замешательство сменилось искренней радостью, облегчением и даже чем-то вроде гордости. Затем он просто кивнул, улыбнулся, поклонился и оставил Эйгона дальше пробираться на юг из Чёрного Замка. Ему не пришлось долго идти перед тем, как Балерион вырвался из низко висящих облаков и с громким громоподобным рёвом опустился на землю. Любой на его месте убежал бы в страхе от такого громкого рёва, но Эйгон чувствовал Балериона и знал, что ему ничего не грозит. Он ощущал радость от воссоединения и облегчение Балериона. Точно так же ощущал себя Эйгон. Он прекрасно знал, что многие обитатели Чёрного Замка наблюдают за ним со смесью изумления и испуга, но не обращал на них внимания. Его могучий и верный друг заслуживал этого больше всех. Он поделился с Балерионом всем, что видел и испытал, с каким врагом им придётся столкнуться, хоть и знал, как глупо это всё было. Для дракона человеческая речь всё равно что мышиный писк, бессмысленный и непонятный. Несмотря на это, чем больше Эйгон говорил с ним и просто оставался рядом, тем спокойнее становился Балерион. В какой-то момент Эйгон почувствовал сильный голод, но не был уверен, действительно ли это был его голод или Балериона. Скорее всего, они оба хотели есть. Его курица досталась дяде, но чёрные братья наверняка смогут наскрести ему миску ячменного рагу. Главное, чтобы оно было горячим и наполнило желудок. Вполне ожидаемо, что многие смотрели на Эйгона с широко открытыми глазами, когда он вернулся во двор Чёрного Замка, не будучи съеденным или хотя бы обожжённым. Конечно, многие из них видели, как он прилетел на Балерионе, но даже жители Королевской Гавани никогда не переставали удивляться и трепетать перед видом дракона и его всадника. И хоть Эйгон об этом не спрашивал, по испуганным лицам дозорных можно было понять, сколько страху они натерпелись от Балериона во время его отсутствия. Он мог лишь надеяться, что страхом всё и ограничилось, и что никто не пострадал, и уж тем более не погиб. Но если и были какие инциденты, Эйгон наверняка бы уже знал. Он пожалел, что не поборолся с дядей Оберином за ту запечённую курицу, как только проглотил первую ложку ячменной похлёбки. Да, она была горячей и наполняла желудок, но больше ничего хорошего об этой липкой переваренной жиже с горсткой мяса и вкусом старого костяного клея Эйгон сказать не мог. Воздух в общем чертоге был душным и пах влажным дымом, старой пылью, пригоревшим рагу и неприятным запахом из ртов сотен мужчин, но здесь хотя бы было тепло. Эйгон решил просто посидеть здесь на одной из деревянных скамеек, какими бы узкими и неудобными они ни были. На что-то ещё у него просто не хватало сил и желания. Время от времени Эйгон переговаривался то с одним, то с другим чёрным братом, если кто-то осмеливался обратиться к нему. Спустя полчаса к нему присоединился дядя Льюин, весь сияющий белизной среди множества потертых чёрных плащей, словно солнце посреди чёрного ночного неба. Вымытый, отдохнувший, накормленный и побритый он стал совсем как новый. Но самое главное, Льюин наконец-то вновь облачился в свою белую форму королевского рыцаря. Он был облачён в доспехи из белой эмалированной стали, кольчугу из блестящей стали, свежий белоснежный гамбезон, белые брюки, белые сапоги из прочной кожи и длинный белый плащ. Белый шлем с гербом дома Мартелл дядя держал подмышкой. Он заметно исхудал, лицо почти осунулось, как и у всех, кто пережил этот поход. Но в остальном дядя почти не изменился, будто никогда не ступал в эти забытые богами пустоши за проклятой Стеной. Эйгон мог только надеяться, что и сам сможет произвести такое же впечатление, когда вернётся домой в Королевскую Гавань. Глядя на довольного дядю, Эйгон вспомнил, что ему самому не помешало побриться. За время пребывания за Стеной он отрастил лохматую бороду, что выглядела ужасно даже после ванны. Можно было, конечно, аккуратно её подстричь, но Эйгон не хотел. Борода лишь заставляла его выглядеть намного старше, чем хотелось. И последнее, но самое важное, Рейнис не любила бородатых мужчин. Он зарубил это на носу ещё много лет назад, когда подумывал отрастить бороду, чтобы меньше походить на ребёнка. Поэтому о возвращении в Королевскую Гавань небритым не могло быть и речи. Ох достанется же отцу, когда Рей меня увидит и поймёт, что это было отнюдь не весёлое приключение, — с усмешкой подумал Эйгон. — Боги, как же я скучаю по ней. Ещё несколько дней, несколько дней отдыха, иными словами — бесполезной отсидки, и тогда он снова заберётся на Балериона и полетит обратно в Королевскую Гавань. Как бы Эйгону ни хотелось отправиться в путь сейчас, как бы он ни скучал по дому, семье и своей возлюбленной сестре, её восхитительной улыбке, её восхитительному теплу, божественному телу… Если Эйгон улетит сейчас, то рискует рано или поздно уснуть и свалиться со своего дракона. Мать всегда опасалась этого с тех пор, как он впервые взлетел на своём драконе. Она была умной женщиной и часто оказывалась права в своих опасениях, догадках и предостережениях. Доказывать её правоту и в этом плане Эйгону хотелось меньше всего. Даже если я просижу здесь ещё неделю, то всё равно прибуду в Королевскую Гавань раньше Джона, — подумал он. Эйгон знал, что Джон, лорд Тирион, лорд Дикон, его толстый брат Сэмвелл и даже та дочка Крастера, Гилли, уехали всего через несколько дней после возвращения в Чёрный Замок, чтобы добраться до Королевской Гавани на одном из кораблей Восточного Дозора. Он испытал сильное облегчение, узнав, что Джон тоже пережил этот поход и вернулся невредимым, за тем исключением, что тоже сильно исхудал. Эйгон представлял лицо Джона, когда он увидит его в Королевской Гавани после долгого плавания по Студёному и Узкому морю. Больше не желая тратить здесь время, Эйгон решил, что настала пора удалиться в свои покои и заняться чем-нибудь полезным. Его измученные ноги были благодарны за то, что Эйгон больше не заставлял тащить себя по ледяным пустошам за Стеной и вместо этого просто сидел на деревянной скамье в этом душном вонючем и тёплом помещении. Но на сегодня он решил, что хватит, и поднялся на ноги. Покинув общий чертог, Эйгон отправился в Королевскую башню. Башню лорда-командующего так и не восстановили после того, как они с Джоном предали её огню, спасая себя и лорда-командующего от ожившего Отора. Эйгон не знал, собираются ли строители Дозора вообще восстанавливать заниматься этим, но, учитывая, какой недостаток ресурсов они постоянно испытывают, восстановлением башни займутся только в случае крайней необходимости. Вместо этого ему выделили Королевскую башню, которую снова успели обустроить за время их отсутствия, и где без сомнений будет располагаться новый лорд-командующий. Башня была не особо красивой, но хотя бы укрывала от снега и дождя. Шахты дымоходов были очищены и отремонтированы, так что очаги снова наполняли комнаты приятным теплом, а новые стены из тёсанного камня и дерева должным образом защищали от ветра. Строители также заменили окна, а в покоях Эйгона, что предназначались для визитов короля, даже поставили витражное стекло из хрусталя, сделав эту небольшое помещение более благородным и возвышенным. Приятен был и запах свежего дерева, смолы и леса, исходивший от новых половиц, опорных балок и новой мебели. Да, здесь можно отдохнуть на пару дней, — решил Эйгон, опустившись на кровать. Дядя Льюин, сопровождавший его из общего чертога, как подобает рыцарю Королевской гвардии, сторожил за дверью. Позади у спинки кровати стоял свёрток из чёрного плаща. Развернув его, довольный Эйгон увидел как раз, что ожидал. Тёмная Сестра. Сразу по прибытии он передал меч стюарду, как только тот помог спуститься с лошади, и велел отнести его в свои покои. Дядя возразил, заявив, что Ночной Дозор состоит сплошь из бандитов и воров, и доверять такое бесценное оружие будет крайне неразумной. Эйгон отмахнулся, заявив, что дозорные ничего не смогут поделать с этим мечом. Спрятать Тёмную Сестру не удастся, иначе его сразу обвинят в воровстве, и убежать с мечом куда-нибудь, где можно его загнать, не потеряв головы, тоже не удастся. Было приятно увидеть, что этот человек оправдал его доверие. Эйгон задумался, стоит ли доверить это благородное оружие Доналу Нойе, кузнецу Чёрного Замка, чтобы тот изготовил новую рукоять и подогнал её к хвостовику Тёмной Сестры. Раньше он служил оружейником в Штормовом Пределе, пока не потерял руку во время подавления восстания Грейджоев, после чего отправился на Стену. Несмотря на увечье, он всё ещё считался мастером своего дела и наверняка мог бы соорудить прекрасную рукоять, достойную столь восхитительного меча. Но затем Эйгон отказался от этой затеи. Он отнесёт Тёмную Сестру в Королевскую Гавань в таком состоянии, в каком она есть. Эйгону ещё предстоит объяснить, что меч ему передал полумёртвый Бринден Риверс. Ему больше поверят, если увидят Тёмную Сестру в таком состоянии. А поскольку ему всё равно было не на ком использовать Тёмную Сестру в Чёрном Замке, не имело значения, есть у неё рукоять или нет. Кроме того, такую задачу лучше доверить мастеру Джорану. Он был уже стар и глуховат, но Эйгон знал его всю жизнь. Именно он выковал Эйгону его первый шлем и турнирную броню. Да, он был бронником, а не оружейником, но от него и не требовалось ковать или даже чинить меч. Клинок Тёмной Сестры был в отличном состоянии, и оставалось лишь подогнать ей новую рукоять. С этим Джоран отлично справится. После непродолжительного отдыха Эйгон снял сапоги, чтобы позволить своим ноющим ногам подышать свежим воздухом, затем подошёл к широкому кедровому столу в углу комнаты, где надеялся отыскать бумагу, чернила и перо. Раз уж предстояло просидеть здесь ещё несколько дней, стоило хотя бы сообщить семье, что он жив и здоров. Первым он начал писать отцу. Но не успел Эйгон наполовину исписать маленькую полоску бумаги, которую предстояло прикрепить к лапке ворона, как он скомкал её и бросил в очаг позади себя. Начинать своё письмо отцу, король он или нет, словами: «Я, Эйгон Таргариен, принц Драконьего Камня, рад сообщить Его Величеству Рейгару из Дома Таргариенов, первому этому имени, королю Семи Королевств и протектору государства…» было довольно глупо. Да, отец был его королём, но Эйгон не хотел, чтобы его выживанию и скорому возвращению домой радовался король. Он хотел, чтобы всему этому радовался его отец. Как бы то ни было это письмо не было предназначено всему королевскому двору. Если король объявит, что наследный принц жив и здоров и скоро вернётся в столицу, кто посмеет сомневаться в его словах? Таким образом Эйгон начал писать письмо куда менее формальным образом, не Его Величеству, а своему отцу. Опять, исписав половину бумаги и уже собираясь сообщить, что привезёт в Королевскую Гавань голову нежити, как неопровержимое доказательство угрозы Иных, Эйгон остановился, положил перо рядом и стал перечитывать всё, что написал. Всё было правильным, но казалось каким-то… неправильным. Правильно и в то же время неправильно. Он перечитывал письмо снова и снова, пока наконец не догадался, в чём проблема. Я должен написать не отцу, — понял он тогда. — Это должно предназначаться Рейнис. Только ей. Эйгону даже стало стыдно за то, что он с самого начала не подумал о своей Рейнис — своей сестре, своей возлюбленной, своей невесте. Она первая, кто должен узнать, что Эйгон жив и здоров, и что он вернётся. Поэтому второе письмо тут же полетело в огонь, а Эйгон взялся за третий лист бумаги и снова начал писать. На этот раз слова просто изливались из его руки. Он опустил подробности о том, что они видели и через что прошли. На это у него будет достаточно времени, как только он вернётся домой. Первым делом Эйгон написал, что с ним всё хорошо, как сильно он любит сестру, скучает по ней, и что только мысли о Рейнис помогали ему держаться и не сойти с ума за Стеной. Он едва смог остановиться, когда бумага оказалась почти заполнена. Последние строки он закончил поцелуем и обещанием скоро вернуться. После этого он на всякий случай снова перечитал письмо. Со второго чтения Эйгон со стыдом осознал, что писал он как влюблённый мальчишка. Он даже подумал сжечь и это письмо и написать четвёртое, всё ещё любящее, но более сдержанное, но затем передумал. Может, это письмо и было слишком банальным и сентиментальным, но Рейнис должно понравиться. В конце концов, он писал от всего сердца. Теперь, когда его главный долг был исполнен, настало время заняться письмами родителям. Он был краток, рассказал о героической смерти Освелла и других, о выживших, прежде всего о Льюине и Оберине, поскольку судьба дяди и брата беспокоила его мать прежде всего, не считая самого Эйгона, и о тех, кто всё ещё числился пропавшим. Затем он пообещал отцу принести с собой в Королевскую Гавань голову нежити в качестве доказательства, чтобы как можно скорее созвать знамёна и защитить Стену силами всего королевства. Эйгон покачал головой. Ещё несколько недель назад он бы одним из первых кричал, что направлять сотни тысяч человек к Стене отбиваться от врага из сказок, — полнейшее безумие. Но теперь эти сказки стали реальностью. Он закончил письмо любящим поклоном матери и отцу и пообещал вернуться как можно скорее. Затем он аккуратно сложил два письма, запечатал их воском и написал на обороте кому предназначались эти письма. На одной м из них было указано: «Принцессе Рейнис Таргариен», на другом: «Их Величеству королю Рейгару и королеве Элии». Только в этот момент Эйгон осознал, что только от мейстера, принимающего письма от воронов в Красном Замке вместо Пайсела, будет зависеть, кто первым получит письмо, будь то король с королевой, принцесса или кто-то ещё, кому дозволено вскрыть эти письма. — Дядя Льюин, прошу, передай эти письма в воронятник. Их нужно как можно скорее отправить в Королевскую Гавань, — сказал он, отворив дверь. — Будет сделано, — с поклоном сказал Льюин и отправился в путь, неся эти письма как самые хрупкие и бьющиеся драгоценности. Он последовал за своим дядей вниз по лестнице из Королевской башни, затем повернул к общему чертогу. Эйгон думал о том, чтобы провести остаток дня за тренировкой, но боль в ногах едва позволяла ему ходить, не прихрамывая, о боях и говорить нечего. Кроме того, у него не было своего меча, а Тёмная Сестра пока что была непригодна, так что пришлось бы брать чужое оружие. Ещё бы найти нормального соперника. Впрочем, здесь всё равно нечем заняться, кроме тренировок или восхождения на вершину Стены, откуда можно полюбоваться на край света, как это называли чёрные братья. Но пока что с Эйгона было достаточно земель за Стеной, и видеть их он хотел в последнюю очередь. Кто знает, что я там увижу, — подумал он. Это было глупо, но Эйгон был вынужден признать, что не просто устал от заснеженных бескрайних лесов за Стеной, но и боялся их. Боялся того, что мог там увидеть, если бы взобрался на Стену и посмотрел на север. Он не испугался бы одичалых, но у них был другой враг, настоящий враг. Сама мысль о том, что он может увидеть внизу среди тёмных густых деревьев пару синих сияющих как звёзды глаз, вызывала у него холодную дрожь по спине. Эйгон никогда не считал себя трусом, но чувствовал дрожь при одной мысли об этих глазах. Выбросив эти мысли из головы, он продолжил свою путь в общий зал. На полпути ботинки Эйгона уже пропитались грязью и навозом предположительно лошадей, свиней и собак, когда к нему подбежал мальчишка едва ли старше одиннадцати-двенадцати именин. Эйгон остановился, и мальчик тут же опустился перед ним на колено прямо посреди всей этой грязи. — Можешь встать, — сказал он мальчику. — В чём дело? — Ваше Высочество, — начал мальчик, то ли задыхаясь, то ли запыхавшись от волнения, — сир Аллисер Торн, командующий Коттер Пайк и командующий Денис Маллистер желают поговорить с вами, Ваше Высочество. Вполне ожидаемо. Тех, кто прибыл до них с Льюином и Бендженом, тоже тщательно допрашивали. Что произошло? Где все остальные? Что они видели? Что они могут сказать про врага? Вот только эти люди не могли приказывать Эйгону, и сегодня он попросту не был готов к расспросам. Эйгон доложится им позже. Это было наименьшее, чем он мог заплатить после ужасной цены, оплаченной Дозором ради той крупицы сведений, которыми они располагают. Но не сегодня. Эйгон сам придёт к ним, когда будет готов, не раньше. Им наверняка будет интересно узнать, где я достал Тёмную Сестру. Само собой ещё во время прохода через туннель чёрные братья заметили, что Эйгон вернулся с мечом из валирийской стали, которым принц не владел, когда шёл на север. Ему даже показалось, что кто-то из дозорных прошептал имя Тёмной Сестры, хоть Эйгон и не совсем был в этом уверен. За Стеной водится не так уж много валирийских мечей, поэтому Тёмная Сестра должна быть первой, что придёт на ум чёрным братьям, но это всё неважно. Меч, потерянный вместе с лордом-командующим Бринденом Риверсом во время похода за Стену, принадлежал его семье. Спорить об этом было бесполезно. Но Эйгону всё ещё придётся объяснить, где он достал Тёмную Сестру. Эйгон решил, что расскажет офицерам Дозора, Торну, Пайку, Маллистеру и всем, кто будет вместе с ними, лишь самое необходимое. Им необязательно знать, что Кровавый Ворон всё ещё жив, если это можно назвать жизнью. — Передай им, что я пока не в состоянии докладываться перед ними, — сказа лон мальчику, который, несмотря на разрешение Эйгона, всё ещё упирался коленом в грязь. — Я сообщу им, как только буду готов. Мальчик поглядел на него такими большими глазами, словно не ожидал такого ответа. Очевидно, ему приказали немедленно привести принца Эйгона, а не просто передать просьбу. — Ты слышал принца, — внезапно раздался голос дяди Льюина. Видимо, он уже отнёс письма в воронятник и теперь поспешил обратно к нему выполнять свои обязанности защитника. — Иди и передай офицерам его ответ. Только теперь мальчик вскочил на ноги, снова поклонился Эйгону и поспешил прочь, разбрызгивая грязь во все стороны, словно сам Неведомый гнался за ним. Эйгон и Льюин отправились в общий чертог и обнаружили, что людей здесь стало больше обычного, и всего несколько мест на деревянных скамьях, где они сидели раньше, были свободны. Усевшись, Эйгон и Льюин провели день за ещё одной тарелкой невкусной похлёбки, несколькими чашками чая и горячего вина с мёдом, пока чертог заполнялся всё больше и больше. Люди искали себе свободные места и по большей части молча ели и пили свой скудный ужин. Но не похоже, чтобы общий чертог был целиком заполнен. Кое-где ещё проглядывались пустые места среди массы людей в чёрном. Конечно, кому-то нужно приглядывать за Стеной и высматривать одичалых, — подумал Эйгон. — Или кого похуже. Он съёжился от этой мысли, но понял, что ошибался. Им не удастся высматривать весь периметр, не с такой скудной численностью. Ещё до похода лорд-командующий Мормонт жаловался, что у них рассредоточено не больше тысячи человек по трём замкам. Шесть сотен в Чёрном Замке, около двухсот в Восточном Дозоре и ещё меньше у Сумеречной Башни. А теперь и того меньше. Ночной Дозор потерял почти треть своих людей, — в ужасе подумал Эйгон. — Его состояние и без того было слишком никчёмным. И снова Эйгон почувствовал, как у него скрутило живот при мысли, что ему придётся извиняться перед отцом за всё. Как за открытые насмешки, так и те, что он держал при себе. Также придётся поблагодарить отца за то, что он так своевременно, вопреки всему, начал готовить королевство к неизбежной войне. Одного Ночного Дозора будет слишком мало, чтобы сдержать врага, какой бы высокой и прочной ни была Стена. Конечно, Бенджен уверял, что в довесок ко всему Стена была защищена такой же магией, как и пещера Кровавого Ворона, и у Эйгона не было причин сомневаться в словах этого человека. Но Иные и их слуги тоже были магическими существами. Надеяться, что этого будет достаточно, было бы слишком глупо и беспечно. Никто не знает, что на уме у Иных, но, если бы они не были уверены, что смогут как-то преодолеть Стену, тогда бы точно не заявили бы о себе так открыто. Нет, самой Стены слишком мало, чтобы остановить Иных, а Ночной Дозор находился в самом плачевном состоянии за всю свою историю. Эйгон даже думать не хотел, насколько безнадёжной оказалась бы эта война, если бы враг обрушился на совершенно неподготовленное королевство, как гром посреди ясного неба. Смог бы отец достаточно скоро созвать знамёна со всего королевства? Дошли бы вести со Стены до Севера и остальной части королевства достаточно вовремя, чтобы они отреагировали на угрозу прежде чем весь Вестерос утоп во тьме, льду и снегу? Хоть кто-нибудь в Королевской Гавани отнёсся бы к этой угрозе серьёзно? К своему стыду Эйгон был вынужден признать, что он был бы среди тех, кто насмехался над рассказами о падении Стены и армии нежити во главе с древними магическими существами из кошмаров и детских сказок. Он бы продолжал смеяться до тех пор, пока своими глазами не увидел бы у ворот орду из сотен тысяч, если не миллиона мертвецов, сметающих с пути жалкие остатки человечества как осенний шторм сметает опавшие листья. Когда дозорные закончили с трапезой, Эйгон ожидал, что все разойдутся и вернутся к своим обязанностям или отправятся отдыхать после тяжёлого и продолжительного дня. Но ничего из этого не произошло. Наоборот, в чертог зашло ещё больше людей. Некоторым пришлось стоять из-за нехватки мест. Даже офицеры Ночного Дозора, включая Бенджена Старка, вошли в общий чертог где-то час назад, заняв свои места на помосте в передней части зала. Ему с дядей тоже разрешалось сидеть среди них, как почётным гостям, но Эйгону не хотелось оказаться весь вечер зажатым между сиром Аллисером Торном и первым строителем Офеллом Ярвиком, и подвергаться их допросам. Дверь в общий чертог ещё несколько раз отворилась, впуская ещё людей, выглядевших так, словно боялись пропустить что-то важное. Наконец до Эйгона дошло, что сегодня вечером начнётся ещё одно голосование. Ночной Дозор так и не избрал нового лорда-командующего после подлого убийства лорда Мормонта, поэтому сегодня им вновь предстоит попытаться избрать себе нового предводителя. Офицеры Ночного Дозора, сир Аллисер Торн, первый строитель Офелл Ярвик, первый стюард Боуэн Марш, командующие Восточного Дозора и Сумеречной Башни, Коттер Пайк и Денис Маллистер, первый разведчик Бенджен Старк и два молодых мейстера. Вместо упорядоченного голосования, которое ни к чему не привело за последние несколько дней с момента прибытия Коттера Пайка и Дениса Маллистера, дозорные, словно по сигналу, разошлись кто куда и начался большой бардак. Одни собрались в небольшие группы, другие шептались парами, третьи пытались изо всех сил перекричать друг друга, пока не выдохлись. Последние, судя по всему, не были интересны никому, кроме самих крикунов. Вскоре некоторые мужчины встали на столы и обменивались оскорблениями. Тут и там дозорные вынимали мечи, блестя сталью, но так же быстро убирали их обратно в ножны. Эйгон слышал, как некоторые дозорные, пережившие вылазку, громко призывали всех к тишине, постукивая по столам, но оставляли лишь больше шума, эхом отдававшегося от сводчатого потолка. — И так каждую ночь, — вдруг раздался голос дяди Оберина, что посреди всей этой неразберихи подобрался к ним тихо, как мышь. Эйгон также заметил сира Байранта, стоявшего у входа в чертог, прислонившись к стене. Он не хотел пропускать зрелище, но и не желал оказаться в его эпицентре вместе с Эйгоном, Льюином и Оберином. — И кто побеждает? — спросил Эйгон. — Никто, — засмеялся Оберин. — Пайк и Маллистер представляют Восточный Дозор-у-моря и Сумеречную Башню, поэтому голосуют от имени всех своих людей. До сих пор они голосовали только за самих себя. Слишком мало голосов для победы, но слишком много, чтобы отнять её у кого-то. Есть ещё Аллисер Торн. Большинство чёрных братьев его на дух не переваривают, но боятся. Даже опытные офицеры, знавшие несколько зим, не рискуют ему перечить. Похоже на то, что многие отдавали за него свои голоса в отсутствие лучшей альтернативы, либо просто боятся и хотят оказаться на стороне победителя, чтобы его гнев не обрушился на них после. Пока что этот мудень не набрал достаточно голосов, но стоит только Пайку или Маллистеру отказаться от своей кандидатуры в его пользу, он это сделает. Есть ещё несколько кандидатов, но они набрали так мало голосов, что можно даже не рассматривать. Затем один из мейстеров встал, поднял руки, привлекая внимание, и начал говорить. Но что бы он там ни говорил, его слова безнадёжно затерялись среди громких криков и воплей. Один из чёрных братьев во втором ряду, маленький человечек с огромными, как у осла ушами, приложил два пальца ко рту и свистнул так громко, что у Эйгона заболели уши. Пронзительный звук прорезал шум, словно меч. Все тут же замолчали, и единственные звуки издавало только тихое потрескивание дров в очаге. Только тогда мейстер снова заговорил. — Мужи Ночного Дозора, — начал он на удивление глубоким и гортанным для своего роста голосом, — избрание нового лорда командующего должен состояться сегодня вечером. Поскольку никто из претендентов не набрал большинства голосов. Сообщаю, что первый строитель Офелл Ярвик решил отозвать свою кандидатуру. — По рядам пронёсся быстрый ропот то ли от шока, то ли от облегчения, Эйгон не мог сказать. — Желает ли первый строитель что-нибудь сказать по этому поводу и порекомендовать, за кого отдать голоса? Ярвик поднялся со своего места и оглядел чертог. Он оглядывался вокруг, словно взывая каждого присутствующего сделать правильный выбор. Его взгляд тут же нашёл сира Аллисера Торна, сидевшего в нескольких шагах от него. Ярвик прочистил горло, затем начал говорить. — Я пришёл к выводу, что не смогу возглавить наше древнее и гордое братство в столь тяжёлые времена. И вы, очевидно, согласны с этим. У вас была дюжина шансов избрать меня, но вы им не воспользовались. Во всяком случае, большая часть из вас. Тем, кто бросал жетоны за меня, должны отдать свой голос нашему способному и самому благородному брату, сира Аллисеру Торну. По рядам людей пронёсся шёпот, когда первый строитель опустился обратно в кресло. Но после грозного взгляда сира Аллисера шёпот снова утих. Они и правда боятся его, — подумал Эйгон. — Даже больше, чем ненавидят. — Это не последняя перемена, — продолжил мейстер. — Лорд Бенджен, прошу встать. Бенджен в замешательстве посмотрел на мейстера, но выполнил просьбу. — Зачем? В чём дело? — спросил он таким неуверенным голосом, словно ему собирались предъявить обвинения в преступлении. Эйгон с трудом мог поверить, что это был тот же человек, что спас им жизни за Стеной, бесстрашно ворвавшись в бой, а затем проведя до безопасного места. Он не боялся одичалых, нежити и смертельного холода за Стеной, — подумал Эйгон, — но здесь он волнуется как мальчишка перед первым поцелуем. Быть, может, поэтому он не стал знаменосцем лорда Эддарда с собственным замком. Политика явно не его стихия. — Ваше имя было выдвинуто в качестве кандидата на должность лорда-командующего, милорд, — с поклоном ответил мейстер. — Кем выдвинуто? — спросил Бенджен уже спокойнее. — Мной, — ответил вставший Эддисон Толлет. — Да, ужасно жестоко поступать так со столь хорошим братом, как вы, милорд. Но вы годитесь на это в десять раз лучше меня… уж лучше вы, чем я. Да, и ещё я тоже отозвал своё имя. Поэтому всем братьям, что голосовали за меня, я взываю отдать свои голоса Бену Старку Эйгон увидел, как побледнел сир Аллисер, когда Бен Старк кивнул и сел, подразумевая, что не имеет ничего против своей кандидатуры. Затем сир Аллисер сердито посмотрел на Офелла Ярвика, и Эйгон не понимал, почему. Ярвик не мог быть виноват в действиях Эддисона Толлета. Но когда первый строитель откашлялся, всё стало ясно. Это был не упрёк, а требование. Сделай что-нибудь, — говорил ледяной взгляд сира Аллисера. — Встань и сделай что-нибудь, глупец. — Я вынужден не согласиться, — начал затем Ярвик. — Мы знаем друг друга много лет, лорд Бенджен, и я испытываю к вам высочайшее уважение. Поэтому мне прискорбно говорить такое, но… я не могу этого принять. Все имена уже были выдвинуты. Я не могу принять ещё, чтобы в этот список добавили ещё одно имя. Выборы нужно провести правильно, как это делали на протяжении тысячелетий. Нет, я этого не потерплю! — Чего не потерпишь? — спросил Коттер Пайк, встав и презрительно глядя на Офелла Ярвика. — Быть может, твои строители выучились каждый день вылизывать тебе жопу и говорить, как хороша она на вкус, но ты носишь чёрное и обязан соблюдать те же правила, что и остальные. Нигде не написано, что будущий лорд-командующий не может огласить своё имя позже всех. — Верно, — согласился Денис Маллистер. — Любой брат Ночного Дозора может предложить своё имя на рассмотрение при условии, что произнёс наши клятвы. И, касаемо Бена Старка, мне сомневаться не приходится. Толлет был в своём праве. Коттер Пайк, всё ещё стоявший, оценивающе поглядел на Бена Старка, будто коневод, осматривающий молодую кобылу, чтобы решить, годится ли она для разведения породы. Затем он кивнул, но не Старку, а самому себе, и снова обратился к братьям перед собой. — Я отзываю своё имя, — сказал он и сел. Не успел кто-то что-либо сказать, как со своего места поднялся Денис Маллистер. — Я тоже отзываю, — сказал он и тут же сел. Ни один из них этого не сказал, но всем стало ясно, что отныне они поддерживают Бена Старка. Где-то среди задних рядов кто-то тоже выкрикнул, что отказывается от участия. Эйгон не знал, кто это был, но явно кто-то сильно отстающий по голосам. Эйгон ожидал, что эти выборы продлятся ещё долго, и только воротившись в Королевскую Гавань он узнает, кто в итоге стал новым лордом-командующим. Но теперь всё переменилось. Из пяти или шести кандидатов осталось только двое: Бенджен и Аллисер Торн. Кто бы мог подумать, что этот день окажется таким запоминающимся? Какая бы магия ни поддерживала тишину в чертоге, она исчезла так же внезапно, как объявилась. Дюжины мужчин начали говорить одновременно, пытаясь перекричать друг друга, и вскоре половина присутствующих снова загомонила на весь чертог. На этот раз со своего места вскочил сир Аллисер Торн, призывая всех к тишине, подняв руки. — Братья, — крикнул он, — это ничего нам не даст. В грядущей войне нам понадобится новый лорд-командующий, что возглавит нас. Лорд-командующий, способный и готовый противостоять врагу, скрывающемуся за Стеной, одичалым и кому бы-то ещё ни было. Но… но нам также нужен лорд командующий, что сможет вести дела с Его Величеством от имени всего нашего братства. Он не дурак, совсем не дурак, — подумал Эйгон. Не так уж много дозорных добровольно решили надеть чёрное. Большинство из них были приговорены именем короля, его отца. Выбор у них был не велик: отправиться на виселицу или провести остаток своих дней на Стене. — Сир Аллисер надеется сыграть на недовольстве чёрных братьев Короной, и выставить себя тем, кто готов противостоять отцу. Посмотрим, как далеко он осмелится зайти. — Причём здесь король? — крикнул кто-то. — Его Величество знает про врага за Стеной, и хоть я приветствую любую помощь от Железного трона, вам, братья, не стоит думать, что король одарит нас золотом, солдатами, кораблями и мечами не просто по доброте душевной. Король может отрицать это, но он захочет над нами власти, потребует преклонить колено и подчиняться его приказам, как только окажется здесь. Поэтому нам нужен такой лорд-командующий, что не испугается возражать этому королю и не падёт перед ним на колени. Этому королю, — мелькнуло в голове Эйгона. — Вряд ли он может позволить себе говорить об отце хуже, если не хочет оказаться на виселице. Этот человек, как вспомнил Эйгон, был отправлен на Стену его дедом за какие-то необдуманные слова. И теперь он мечтал свести счёты с его семьёй. Старый король, разрушивший его жизнь и лишивший всего, давно умер, поэтому ему оставалось только возмещать свой гнев на преемника. И дозорные об этом знают. Как бы они его ни ненавидели, в их глазах сир Аллисер точно не был из тех, кто станет так просто прогибаться перед королём. — Мы будем выбирать, — продолжил Торн, — и выбирать снова. Всю ночь, если потребуется, пока не изберём нашего лорда. Что скажете, братья? Один из дозорных снова застучал кулаками по столу, но теперь кричал, требуя котёл. Некоторые последовали его примеру. — Котёл! — взревели они все как один. — Котёл, котёл, котёл! В углу очага стоял котёл, большой чёрный пузатый с двумя огромными ручками и тяжёлой крышкой. Другой мейстер, что молчал всё это время, сказал что-то стоявшим рядом чёрным братьям, и они тотчас же подошли к котлу, схватили его за ручки и потащили к столу. Другие чёрные братья наполняли две маленькие бочки монетами и наконечниками стрел. Эйгон повернулся к Оберину, который уже был свидетелем нескольких попыток проголосовать, и вопросительно на него посмотрел. — Опознавательные знаки, — прошептал дядя. — Каждый представляет одного из кандидатов. Медные пенни для Аллисера, наконечники стрел для Бена Старка. Каждый чёрный брат берёт по пенни и наконечнику, затем бросает в котёл знак того, кого хочет видеть лордом-командующим. Затем проводится подсчёт. — И тот, кто наберёт больше половины голосов, станет новым лордом командующим. — Верно. Пока никто не смог этого сделать, но сегодня случай особый. Кандидатов всего двое, так всё должно решиться здесь и сейчас. Чёрные братья выстроились длинной, казалось бы, нескончаемой процессией, проходя мимо бочек с монетками и наконечниками стрел, и бросая в котёл что-то звенящее. Сложно сказать, когда звенело железо, а когда медь. Эйгон не мог сказать, сколько это продолжалось, но он был так заворожен зрелищем, так сильно отличавшимся от привычной ему политики, что время пролетело незаметно. Когда все братья отдали свои голоса и снова уселись или встали на свои места, два мейстера высыпали содержимое котла на стол. Результат оказался довольно неожиданным. Наконечников стрел оказалось так много, что под ними едва ли проглядывались медные монеты. Молодец, Бенджен, — подумал Эйгон, сразу осознав, что это значит. — Что бы дозорные ни думали об отце, и какой бы сильный страх и ненависть ни испытывали к сиру Аллисеру, к Бену Старку это не относится. Некоторые братья встали, аплодируя Бенджену и выкрикивая его имя, когда он поднялся с помоста, чтобы принять поздравления и почести, как новый лорд-командующий. Эйгон заметил, что дядя тоже собирается встать, но вовремя его одёрнул. — Нет, — сказал он достаточно громко, чтобы услышал Оберин, но не слышали все остальные. — Мы не вмешиваемся. Забыл, что я говорил об осторожности? — Думаю, сегодня я был достаточно осторожен, дорогой племянник, — ухмыльнулся дядя. Эйгон задумался над его словами и быстро понял, что он имел в виду. Вряд ли Эддисону Толлету самому могла прийти в голову мысль отказаться от участия в выборах в пользу Старка. Ему и так ничего не мешало отказаться от участия. И могли ли Коттер Пайк и Денис Маллистер, желавшие стать лордом-командующим, так же внезапно отказаться, если бы кто-то не перебросился с ними парой слов о Старке? Нужен был человек, который мог устроить и Пайка, и Маллистера. Дядя Оберин мог указать им на такого, не прямо, но намёков должно было оказаться достаточно, чтобы заставить их задуматься. Мейстеры ограничились тем, что выловили несколько медных пенни и пересчитали их. Для подсчёта наконечников стрел было достаточно вычесть монеты из общего числа голосов. Когда подсчёт закончился, Бенджена окружили чёрные братья. Некоторые хлопали его по спине, другие преклоняли колено, будто он был лордом или самим королём. Полсотни человек столпились вокруг него, будто возможность первыми поздравить нового лорда-командующего была для них высшей наградой. В итоге Эйгон тоже протиснулся сквозь толпу и с улыбкой пожал Старку руку. Но ничего не сказал. Его бы всё равно не услышали во всей этой суматохе, да и Бенджен всё ещё был поражён результатами выборов и вряд ли мог его понять. Эйгон быстро развернулся и отправился на выход. Дядя Льюин последовал за ним, но их окликнул Оберин. — Разве ты не хочешь ещё задержаться здесь, племянник? Я знаю, Старки не славятся пышными пиршествами, а Ночной Дозор и подавно, но выборы нового лорда-командующего точно стоит отметить. Немного хорошего вина никому не повредит. — Нет, спасибо, дядя, — с улыбкой сказал Эйгон. — Я пойду к себе. Этот день и без того был полон впечатлений для меня. Мне нужно больше отдыхать, если я хочу как можно скорее сесть на Балериона и вернуться домой. Завтра я поздравлю Бена Старка как подобает, — решил Эйгон, пробираясь через тёмный двор Чёрного Замка в сопровождении дяди Льюина. — Поскольку теперь Бенджен лорд-командующий, у нас будет ещё немало возможностей поговорить и выразить наилучшие пожелания, пока я не покину Чёрный Замок. Вдалеке послышался громкий торжествующий рёв, когда Эйгон собирался войти в Королевскую башню. Очевидно, Балерион поймал себе оленя или лося. Что бы это ни было, дракон уже предвкушал, как полакомится свежим мясом и проломит несколько косточек своими массивными челюстями. Но несмотря на удовольствие от добычи, Балерион слишком тосковал по дому, по Драконьему логову и своему брату с сестрой. Почти так же сильно, как Эйгон тосковал по сестре. Ещё немного, дружище, — подумал он, заходя в Королевскую башню, — и мы полетим домой.