О королях и бастардах

Утренний воздух был ледяным, и дыхание Эйгона плыло по ветру, словно крошечные облачка. Он с нетерпением ждал, когда же наконец снова сядет на Балериона. Будучи драконом, он всегда излучал удивительно приятное тепло, словно огромный очаг, покрытый кожей, чешуёй и длинными острыми шипами. В последние два дня после избрания Бенджена Старка новым лордом-командующим снова пошёл снег, и некоторые братья Ночного Дозора сочли это дурным предзнаменованием, знаком того, что великая война неминуема. Снег означал холод, а с холодом приходили Иные. Когда Эйгон вышел из Королевской башни во внутренний двор Чёрного Замка, холод, уже пронизывающий его покои, коридоры и лестничные площадки Королевской башни, снова ударил в лицо внезапно как пощёчина. Каждый вдох обжигал лёгкие, как в те кошмарные дни и ночи за Стеной, и ему приходилось моргать, чтобы прогнать кратковременную боль из глаз. И всё же здесь, к югу от Стены, он был в безопасности, о чём неустанно повторял себе, когда боль в лёгких, кошмарный сон с сияющими синими глазами на мертвых лицах или просто хруст снега под сапогами возвращали его в кошмар за Стеной. Дядя Льюин последовал за ним на улицу, и по его напряжённому дыханию Эйгон понял, что дядя переносит этот холод ничуть не лучше. По сугробам высотой по колено они дошли до здания, на первом этаже которого располагался общий зал. Они могли бы воспользоваться одним из туннелей, которые чёрные братья называли червоточинами. Все здания Чёрного Замка, расположенные на глубине двух-трёх шагов под землёй, были соединены туннелями на случай, если снег окажется настолько высоким, что его невозможно будет безопасно разгрести. Однако Эйгон не доверял этим туннелям, сырым, прорытым в глинистой земле, где половина опор уже сгнила, и где горело слишком мало света, чтобы можно было видеть и безопасно ходить. Эйгон поднялся по лестнице с внешней стороны здания, прошёл несколько шагов по галерее, а затем остановился перед совершенно невыразительной дверью. Он постучал, но ему пришлось подождать совсем немного, прежде чем изнутри послышалось твердое "войдите". Эйгон вошел, а Льюин решил подождать и постоять на страже снаружи. — Доброе утро, лорд-командующий, — сказал Эйгон, отряхивая снег с сапог за дверью, чтобы не замочить насквозь свежую солому, разбросанную по полу. — Доброе утро, мой принц, — поприветствовал его лорд-командующий Старк. Он тут же поднялся со своего кресла и отвесил поклон. Войдя, Эйгон огляделся и всё ещё не мог понять, почему лорд Старк решил не переезжать в только что построенные для нового лорда-командующего покои в Королевской башне, а поселился в этих, в лучшем случае, простых комнатах — маленькой спальне и крошечном и едва освещённом солярии. Видимо, когда большую часть жизни проводишь в качестве разведчика за Стеной, нелегко примириться роскошью, даже такой сомнительной, — подумал Эйгон, причём не в первый раз. — Надеюсь, вы ещё не завтракали, — сказал лорд Старк, указывая на кресло напротив себя. — Нет, — ответил Эйгон и сел. Лорд Старк позвал молодого парня, которого лорд-стюард Боуэн Марш оставил ему в качестве личного стюарда до дальнейших распоряжений, и велел ему принести достаточно еды, чтобы они с наследным принцем могли вместе позавтракать. Стюардом оказался молодой парень по имени Атлас, с красивыми чёрными кудрями, красивыми тёмными глазами, красивым, почти девичьим лицом и таким же красивым голосом. Эйгону не составило труда выяснить, что этот Атлас был родом из Староместа и зарабатывал там как шлюха. Неудивительно, что парень до сих пор не смог завести много друзей среди братьев Ночного Дозора, и Эйгон подозревал, что именно по этой причине Боуэн Марш отдал его лорду Старку. Поговаривали, что лорд Марш был не слишком рад новому лорду-командующему, которого выбрали его братья, и поддерживал сира Аллисера Торна, после того как после первых голосований понял, что у него самого нет никаких шансов получить командование. И поставить рядом с новым лордом-командующим мальчика для утех казалось чем-то вроде бесхитростного удара исподтишка, чтобы в случае необходимости распустить про лорда Старка неприятные слухи. Бенджен, несомненно, был осведомлён об этом не хуже Эйгона, и то, что он до сих пор не запросил себе нового стюарда, что мог бы сделать немедленно, как лорд-командующий, могло иметь только три причины. Либо его просто не волновали игры лорда Марша и его подручных, либо волновали, но он не хотел ещё больше усложнять жизнь мальчику Атласу, прогоняя его, либо Старк собирался дать событиям развиваться своим ходом, чтобы выманить из укрытия всех, кто мог бы ему противостоять. В любом случае это были внутренние дела Ночного Дозора, и Эйгон решил не вмешиваться. Правда он сомневался, что дядя Оберин проявит такую же сдержанность. У его дяди было много достоинств, но терпение и самообладание к ним точно не относились. Атлас вскоре вернулся, принеся полный поднос варёных яиц, овсянки, тёмного хлеба, поджаренного на сале и масле, орехов и сушёных слив, горячего чая с мёдом и по кружке эля для каждого из них. Прежде чем поспешить к выходу, Атлас достал из кармана лимон, разрезал его пополам и бросил по половинке в каждую кружку эля. Эйгон нахмурился при виде этого зрелища. Когда лорд Старк заметил это, он начал смеяться. —Я знаю, как странно это выглядит, но на самом деле это вкусно, — сказал он, взял кружку и сделал глубокий глоток. — Меня научил этому Старый Медведь. Он всегда говорил, что только эль с лимоном каждое утро позволил ему до сих пор сохранить все зубы. — Что ж, тогда за целые зубы, — неуверенно произнес тост Эйгон и тоже сделал глоток. Как стало ясно, либо лорд Старк открыто лгал ему в лицо, что было бы государственной изменой и могло быстро привести того на плаху, либо у него был самый странный вкус, который Эйгон только мог представить. Вкус был нехорошим, совсем нехорошим. — Значит, вы твёрдо решили, Ваше Высочество? — Да, решил, — ответил Эйгон, запивая странный вкус эля чаем. — Я отправляюсь в Королевскую Гавань сегодня же. Балерион отдохнул, даже более чем, так что обратный путь вряд ли займет больше полутора, максимум двух дней. — Очень жаль. Нам бы очень пригодился такой человек как вы, мой принц, — с лёгкой усмешкой сказал лорд Старк. Он только что пошутил? Похоже, должность лорда-командующего идёт ему на пользу, — подумал Эйгон, подавив усмешку. — Такой человек как я, или человек верхом на драконе? — И то, и другое, — честно ответил лорд Старк. — Ну что ж, нам в любом случае ещё предстоит встретиться снова. Я должен вернуться, должен представить отцу и королевскому двору доказательство угрозы. Только с ним мой отец сможет надеяться на поддержку и преданность всего королевства, когда созовет знамёна для похода против Иных. — Ваш отец — король. Когда он поднимает знамена, все лорды королевства обязаны следовать за ним. — Ах, лорд-командующий, если бы всем королевством правили Старки, — усмехнулся Эйгон и сделал ещё один глоток эля. На вкус он всё ещё был не очень приятен, но почему-то не отпускал. — А вы не против, что принц Оберин решил пока остаться здесь, на Стене? — спросил он, надеясь сменить тему. Вскоре ему снова придется разбираться с интригами королевского двора. Эйгону не хотелось объяснять лорду Старку здесь и сейчас, что приказы короля далеко не всегда выкованы из стали, а зачастую и вовсе вылеплены из птичьего помёта. — Вовсе нет, Ваше Высочество, — ответил лорд-командующий, отправляя в рот целое вареное яйцо. — Мы рады, что с нами такой хороший и храбрый боец, как принц Оберин, особенно если учесть, что нас вскоре ждёт. Я рад видеть, что он не из тех, кто пытается спрятаться от угрозы. Кроме того, — добавил он с улыбкой, — это даст мне больше шансов убедить принца надеть чёрное и остаться здесь навсегда. Эйгон рассмеялся, услышав это, но ничего не сказал в ответ. Лорд Старк, несомненно, должен был знать, что Оберин Мартелл, как никто другой, не способен отречься от всего прекрасного в жизни, особенно от женщин, какой бы великой ни была предполагаемая честь в награду за такую жертву. — Вы не знаете, что решил сир Байрант? — спросил лорд Старк. — Нет, но раз уж я улетаю до полудня, ему лучше поспешить с решением, лететь со мной на Балерионе или нет. Путешествие на лошади и на корабле, во всяком случае, займёт значительно больше времени. — Не сомневаюсь. Наутро после выборов Байрант сообщил Эйгону, что подумывает не возвращаться в Королевскую Гавань на Балерионе. Как бы ему ни хотелось вернуться, полёта в Чёрный Замок ему хватило на всю жизнь. Байрант был храбр и боялся лишь немногих вещей в мире, как убедился Эйгон, но большая высота, по-видимому, входила в их число. Поэтому Эйгон разрешил ему самому выбирать, полетит ли он на Балерионе или предпочтёт пойти по пятам Джона и попытаться договориться с чёрными братьями в Восточном Дозоре, чтобы его отвезли на юг на корабле. — А вы уже слышали что-нибудь из Восточного Дозора? Эйгон узнал, что офицеры Ночного Дозора передали Сэмвеллу Тарли, сопровождавшему Джона, лорда Дикона, и ещё одного брата Ночного Дозора по имени Дареон и одичалую девушку Гилли с младенцем в Восточный Дозор-у-Моря, письмо, чтобы люди в Восточном Дозоре доложили, как только их отряд прибудет туда и отправится на юг на корабле. Они должны были сообщить, не возникло ли проблем во время путешествия из Черного Замка в Восточный Дозор, на каком корабле они отплыли и есть ли какие-нибудь сведения из их части Стены — одичалые или что-похуже. — Нет, мы ещё ничего не слышали, Ваше Высочество. — Но путешествие в Восточный Дозор не должно занять столько времени, — сказал Эйгон и снова нахмурился. — Нет. Возможно, они прибыли в Восточный Дозор ещё несколько дней назад, а может, с кораблём возникли проблемы, и поэтому ворон ещё не в пути. А может, ворон уже в пути и просто ещё не прибыл сюда. Нередко птицы, обитающие здесь, время от времени решают улететь куда-нибудь ещё, и нам приходится ждать ответа из Восточного Дозора или Сумеречной Башни не несколько дней, а недель. Или они всё-таки столкнулись с проблемами по пути, — подумал Эйгон, но не решился произнести это вслух. Как бы далеко на севере они ни находились, было маловероятно, хоть и не совсем невозможно, что они столкнулись с разбойниками, притаившимися на обочине дороги, ведущей из Восточного Дозора в Чёрный Замок. Конечно, среди отбросов королевства уже распространился слух, что король намерен отправить большое количество золота, серебра и всего остального в Ночной Дозор, чтобы вооружить их для грядущей войны, и поэтому не исключено, что несколько злоумышленников захотели попытать счастья и вместо конной повозки, полной золота, наткнулись на Джона, лорда Дикона, Сэмвелла, Дареона и Гилли с малышом. Одичалые также могли перебраться через Стену где-то на полпути между двумя крепостями, и Джон с остальными мог наткнуться прямо на них. Нельзя исключать и... Вейгара. Эйгону стало не по себе, когда он узнал, что помимо Балериона здесь, у Стены, внезапно объявился Вейгар. Как Вейгару удалось вырваться из Драконьего логова, было для него загадкой, не говоря уже о том, что он забыл именно здесь, у Стены, а не где-нибудь в Просторе или в Речных землях, где всегда полно дичи для охоты. Да, нельзя было исключать риск того, что Джон и остальные могли столкнуться с Вейгаром, и дракон решил, что вместо оленины, кабанятины или лосятины, конины или быка ему захочется полакомиться человеческой плотью. Эйгон и сам не раз охотился вместе с Балерионом и знал, что у его друга и его спутников не было бы ни малейшего шанса спастись от дракона, если бы это произошло на самом деле. Когда он узнал о присутствии Вейгара, то уже хотел немедленно вскочить на Балериона и полететь на нём вдоль Стены между Чёрным Замком и Восточным Дозором в поисках подсказок о местонахождении Джона. Однако потом он отказался. Если они действительно столкнулись с Вейгаром, то Джон и остальные уже мертвы. В этом не было никаких сомнений. А если этого не случилось, то он мог бы прочёсывать дорогу отсюда до Восточного Дозора несколько дней, не найдя ни малейшей зацепки. В любом случае он ничего не мог сделать для своего друга, который либо уже давно находился в безопасности на корабле Ночного Дозора, либо был давно мёртв. То, что Вейгара больше не видели на Стене после ухода Джона и остальных, было по крайней мере добрым знаком. По всей видимости, дракону наскучило здесь, и он отправился на юг, где было теплее и больше дичи. В отличие от Балериона, который остался здесь, Вейгару не нужно было ждать своего всадника. Эйгон почувствовал облегчение от того, что Вейгар улетел так вовремя. Вероятность того, что с Джоном ничего не случилось, была велика, и вскоре он прибудет в Королевскую Гавань целым и невредимым, и тогда они снова смогут обнять друг друга. Разумеется, Эйгон был совсем не в восторге от того, что Вейгар разгуливал где попало, без всякого присмотра. С этим срочно нужно было что-то делать, иначе это сулит немало проблем. А вот как его поймать и вернуть в Драконье логово, Эйгону ещё предстояло решить сразу же по возвращении в Королевскую Гавань. Закончив с трапезой, Эйгон снова отправился в свои покои. Взять с собой ему было нечего, кроме одежды, Тёмной Сестры, которую он связал в тугой узелок из льняной ткани, большого листа прочной воловьей шкуры и верёвки, и, конечно же, головы нежити, что всё ещё активно щёлкала челюстями. Он еще хотел лично убедиться, что все завернуто и надежно уложено в двухслойный мешок, который он сможет прикрепить к седлу Балериона. После этого, довольный результатом, он отправился на встречу с Балерионом, который ждал его в получасе езды к югу от Чёрного Замка. Дядя Льюин и несколько братьев Ночного Дозора сопровождали его, везя на телеге огромное седло Балериона, сделанное из огромного количества кожи и дерева, железной арматуры, ремней и цепей. Балерион ждал его на небольшой поляне к востоку от Королевского тракта, впрочем, здесь, на севере, это не более чем узкая тропа. Его дракон обрадовался, как маленький мальчик, когда увидел приближающегося Эйгона, и ещё больше обрадовался, когда заметил седло, возбуждённо шипя и громко рыча, так что Эйгону пришлось трижды приказать людям Ночного Дозора не останавливаться и не убегать, а нести седло поближе к Балериону. Но не успели они опустить его на землю, как разбежались так же быстро, как группа мышей, на которых набросился голодный кот. Если Балерион захочет вас сожрать, он это сделает, как бы быстро вы ни бежали, — подумал Эйгон, глядя вслед мужчинам, уже убежавших на своих лошадях, затерявшихся среди деревьев кустов. Льюин был единственным, кто остался с Эйгоном, но, похоже, он был не в восторге от того, что ему пришлось помогать надевать седло на Балериона. Вдвоём, без поддержки нескольких драконьих стражей, затащить большое и тяжёлое седло на спину Балериона было непросто. К счастью, Балерион, похоже, понял, в чём дело, и низко пригнулся, сделав себя настолько маленьким, насколько это было возможно для такой громадины. При первой же попытке седло соскользнуло и едва не раздавило ногу Эйгона. С таким весом седло, несомненно, раздавило бы ему всю ступню. Со второй попытки Льюину и Эйгону удалось закинуть седло на спину Балериона, но тут выяснилось, что одна из длинных цепей неправильно запуталась вокруг седла, и пришлось опускать его обратно, чтобы распутывать цепь. Только с третьей попытки, когда Льюин и Эйгон уже обливались потом, несмотря на сильный холод, всё наконец-то было готово. Как только Эйгон перестал нуждаться в его помощи, Льюин быстрыми шагами вернулся к своей испуганной, скулящей и пугливой лошади, которую он привязал к дереву, и отправился обратно в Черный замок. Дядя изо всех сил старался казаться спокойным и собранным, когда забирался на лошадь, но Эйгон отчетливо видел, как мало это соответствует действительности. Он усмехнулся при мысли о том, как его дяде придётся провести следующие полтора дня в Балерионе, и при этом делать вид, что с ним всё в порядке. Льюин был способен на многое, но уж точно не на лицедейство. Эйгон закрепил цепи и затянул ремни седла так, чтобы они прочно сидели на спине Балериона, не слишком раскачиваясь, но и не доставляя неудобств дракону. Не успели пристегнуть седло, как Эйгон взгромоздился на своего дракона, довольный тем, что наконец-то снова окажется в седле, и позволил Балериону взлететь. Дракон, казалось, был доволен не меньше, и мощным взмахом огромных крыльев подтолкнул их обоих в воздух. Эйгон решил дать Балериону немного развлечься, прежде чем ему снова придётся приземлиться в Чёрном Замке, чтобы забрать Льюина, Байранта и их багаж, и позволил ему немного покружить над лесом, распугивая дичь поблизости громким торжествующим рёвом, несколько раз пикируя и затем снова быстро поднимаясь. Когда они наконец приземлились во дворе Чёрного Замка, сердце Эйгона забилось быстрее. Как и ожидалось, Байрант всё-таки решил сопровождать его на Балерионе. Как бы он ни ненавидел большие высоты, ещё меньше ему нравился постоянный холод в костях вдали от дома и семьи. Эйгон, поскольку никто другой не осмелился, привязал два больших мешка с поклажей к седлу Балериона, в то время как Льюин и Байрант уже вольготно расположились на Балерионе. Его дракону это совсем не понравилось, но Эйгону удалось успокоить его настолько, что он стал терпимо относиться к двум мужчинам на его спине, даже без присутствия самого Эйгона, хотя бы на время. — Ты уверен, что хочешь остаться здесь, дядя? — Да, уверен, — сказал Оберин, крепко обнимая его. — Бену понадобится любая помощь, чтобы превратить эту кучку нерях в силу, способную противостоять одичалым и особенно Иным. — Никогда бы не подумал, что ты так верен долгу. — Нет, — усмехнулся Оберин, — но пройдёт ещё немало времени, прежде чем сюда придёт помощь с юга, а если Ночной Дозор потерпит поражение, и Стена падёт раньше, то снег скоро будет падать с неба даже над прекрасными пустынями Дорна. Если моё пребывание в этой холодной дыре и питание самой худшей едой, которую я когда-либо пробовал, поможет предотвратить это, я с радостью пойду на эти жертвы. — Я всегда знал, что ты храбрый человек, но не представлял, насколько, — рассмеялся Эйгон. Они снова обнялись, после чего Эйгон отпустил Оберина и шагнул к лорду Старку, чтобы попрощаться с ним. Тот немедленно опустился на одно колено, и все собравшиеся братья Ночного Дозора сделали то же самое. Эйгон попросил его подняться, а затем протянул руку на прощание. Они пожали друг другу руки, а когда снова разошлись, Эйгон обнаружил в своей руке письмо. — Его Величеству, — сказал лорд-командующий. — Это не любовное письмо. Просто список всего, что нам нужно в срочном порядке, в каком состоянии находятся наши замки, что мы ещё можем починить, а что, вероятно, уже не имеет смысла восстанавливать. Конечно, я мог бы отправить письмо вороном, но решил, что так будет быстрее. Будьте добры, передайте это письмо королю, мой принц. — Непременно, лорд-командующий. Если вы в свою очередь позаботитесь о Септоне. На краткий миг лорд Старк выглядел растерянным, пока не понял, о каком Септоне идёт речь. Эйгон пообещал своему маленькому храброму уродливому коньку, что тот больше никогда ни в чем не будет нуждаться, если доставит его в целости и сохранности обратно на Стену. Конёк смог это сделать, и Эйгон решил сдержать обещание, как бы глупо ни было давать его животному. Эйгон даже подумывал взять Септона с собой на юг, чтобы в благодарность за верную службу за Стеной устроить ему приятный отдых в тёплой Королевской Гавани с таким количеством травы, соломы и сена, сколько он бы за всю жизнь не съел. Однако, помимо Льюина и Байранта, пристегнуть к спине Балериона лошадь, какой бы маленькой она ни была, было бы той ещё задачей. Кроме того, он сомневался, что Септон, если бы им каким-то образом удалось совершить это чудо, добрался бы до Королевской Гавани живым. Как только бы его подвели к Балериону, его маленькое храброе сердце тут же остановилось бы. Поэтому Эйгон решил оставить Септона здесь, на севере, где ему самое место, и вырвать у лорда-командующего обещание, что о Септоне будут хорошо заботиться и дадут ему долгую, желательно не очень трудоемкую, жизнь в Чёрном Замке. Расходы на это, разумеется, возьмёт на себя Корона. Он видел по лицу лорда Старка, тот обратился к нему с этой просьбой, насколько нелепо это всё для него звучало, но лорд-командующий не осмелился сказать это в лицо Эйгону и просто согласился. Вскоре после этого они снова взлетели и направились на юг, в Королевскую Гавань, домой, к Рейнис. Они поднимались всё выше и выше, а Балерион продолжал махать своими могучими крыльями, становясь всё быстрее и быстрее. Чем выше они поднимались, тем холоднее становился воздух, а ветер всё сильнее вгрызался в одежду и в кожу. Эйгон наклонился вперёд и закрыл глаза, предоставив своему дракону искать дорогу домой, и почувствовал, как Льюин позади плотно прижалась к его спине, низко склонив голову, чтобы спрятаться от свирепого ветра. Через некоторое время они пролетели над Короной Королевы и Долгим озером, что Эйгон мог наблюдать глазами Балериона, а затем довольно долго следовали на юг вдоль реки Белый Нож. Оставив Белую Гавань на некотором расстоянии слева, они продолжили свой полет на юг по прямой. В первый день полета они хорошо продвинулись вперёд и вечером, примерно через час после захода солнца, приземлились на ночной отдых где-то на западном берегу Перешейка. Где именно они находились, Эйгон не знал. Но осознание того, что они уже на полпути к дому, было прекрасным и позволило ему впервые за долгое время заснуть крепко, глубоко и без кошмаров. Помогало, конечно, и то, что Байрант поймал в ближайшем ручье несколько мелких рыбёшек и зажарил их на костре, и хоть по ночам в Перешейке становилось холодно, там было почти по-летнему тепло по сравнению с пронизывающим холодом далеко на севере, за Стеной. Когда он проснулся на следующее утро, солнце ещё не успело полностью взойти. Небольшой костерок, вокруг которого они провели ночь, превратился в холодную кучку пепла, а Льюин уже проснулся, умылся и упражнялся с мечом. Вскоре проснулся и Байрант, он умылся рядом с Эйгоном в мелком ледяном ручье. Доев остатки жареной рыбы, оставшейся с вечера, они снова отправились в путь. Балерион, в свою очередь, прошлым вечером охотился и поймал себе особенно крупного оленя, так что им не пришлось делать еще один привал до Королевской Гавани, чтобы дракон мог попировать и подкрепиться. Сами Эйгон, Льюин и Байрант, конечно, прибудут в Королевскую Гавань голодными, как стая волков, но каждое урчание в животе будет стоить того, чтобы добраться до Рейнис хотя бы на миг раньше. Чем дальше они продвигались на юг, тем теплее им становилось. С каждой милей, которую с бешеной скоростью преодолевал Балерион, ветер в их стремительном полете становился всё слабее. Лучи восходящего солнца заливали золотым сиянием луга, поля и леса Речных земель, раскинувшихся далеко внизу. Они летели дальше, ориентируясь на Королевский тракт и следуя за ним на юг, пока не уперлись в Зеленый зубец, и река не впала в Трезубец. Здесь богатые Речные земли, на сотни ступеней ниже, теперь были скрыты под туманом, таким густым, что казалось, будто они летят над огромным молочным океаном. Перед самым полуднем из этого самого тумана вынырнул чудовищный, деформированный силуэт Харренхола. Он позволил Балериону опуститься чуть ниже, чтобы насладиться зрелищем абсурдно огромной крепости с воздуха. Если Красный Замок уже был великим, а замок вроде Винтерфелла — гигантским, то для такого сооружения, как Харренхол, ещё не придумали названия. Пять массивных башен головокружительных размеров поднимались в воздух, окруженные стенами, такими высокими, толстыми и громоздкими, что из одного только камня этих стен можно было бы построить целые замки. Но как бы велика ни была крепость, было видно, в каком плачевном состоянии она находится. Как он знал от Дамана, Уэнты занимали лишь самые нижние три этажа огромных башен и не менее огромных зданий, окружавших их, а все, что было выше, пустили под откос. Неудивительно, ведь для содержания такого чудовищного замка потребовались бы доходы со всех Речных земель. Кроме того, замок был сильно испорчен еще кое-чем. Подобно воску огромных свечей, камень замка, его зданий, стен и башен, был расплавлен пламенем Черного Ужаса, могучего дракона Эйгона Завоевателя, превратившего твердый камень в расплавленные реки и потоки как вечное свидетельство того, что случается со всеми, кто бросает вызов дракону. Эйгон позволил Балериону громко зареветь, когда они проезжали мимо Харренхола. За Стеной они потеряли Дамана, его доброго друга. И хотя их возвращение в Королевскую Гавань, для предоставления всему королевскому двору отрубленной, неживой, но немёртвой головы упыря в качестве доказательства угрозы, исходящей от Белых Ходоков Леса, было слишком важным, чтобы делать остановку на несколько дней и лично сообщить лорду Уэнту о смерти Дамана, Эйгон всё равно не хотел упускать возможность хотя бы таким образом отдать дань уважения своему погибшему другу. Это было мало, слишком мало для того, что заслужил его друг, он знал, и всё же в данный момент это было всё, что он мог сделать. Так же быстро, как и вынырнул из густого тумана, Харренхол остался позади. Они уже пролетали над Божьим Оком, когда туман начал рассеиваться и под ними показался остров Ликов. К югу от Озерного города, на южном берегу Божьего Ока, они повернули немного на восток и взяли прямой курс на Королевскую Гавань. Было уже за полдень, когда Эйгон, в очередной раз наблюдая глазами Балериона, наконец-то увидел впереди нечто такое, что сразу же заставило его сердце забиться быстрее. Залитая золотым солнечным светом, прекрасная, как картина великого мастера, Королевская Гавань лежала на берегу Черноводной. Эйгон ощущал, как с каждым ударом сердца растет его волнение, как и волнение Балериона, который с нетерпением желал снова оказаться дома. Задолго до того, как они достигли городских стен, Эйгон ослабил контроль над Балерионом и позволил своему дракону взреветь от радости так громко, чтобы его наверняка слышали от самого Дорна. Когда они перевалили через высокие городские стены, крыша Драконьего логова тут же распахнулась, и город пронесся под ними, словно бурная река. Но тут его взгляд внезапно упал на совершенно другое место. Что, во имя Семерых, здесь произошло? Его взору предстала Великая септа Бейлора. Вместо массивного, сверкающего белизной храма поклонения богам на вершине холма Висеньи стояли лишь чёрные обгорелые руины, груда обломков и пепла высотой едва ли больше статуи Бейлора Благословенного на переднем дворе. Ничего не осталось от некогда гордого великолепия и великой красоты, ни белого мрамора, ни витражных окон, ни кристальных башен. В ужасе Эйгон огляделся по сторонам, воспользовавшись невероятно острым зрением Балериона, чтобы охватить взглядом как можно больше города — больше, чем могли бы показать его человеческие глаза. Была ли разрушенная септа следом войны? Подвергался ли город нападению? Стены города были целы, как и все башни и ворота вокруг него. Красный Замок тоже не пострадал, а за пределами города, ни на юге, ни на западе, ни на севере, не было никаких признаков того, что там разбила лагерь армия. Не было ни лугов, вытоптанных солдатами и их лошадьми, ни широко вырубленных деревьев для осадных машин, ни наскоро вырытых могил, ни окопов для защиты лагеря, ни признаков нападения, а тем более осады города. Напротив, к югу от города, на противоположном берегу Черноводной, даже велись строительные работы по возведению новой гавани, совершенно нетронутой. Арена к югу от города исчезла, но не разрушена, а аккуратно разобрана, как можно было судить по тому, что бесчисленные рабочие были заняты транспортировкой аккуратно сложенных балок из тяжелого дуба, бесчисленных досок и длинных веревок, ящиков и корзин с вынутыми гвоздями на другой берег реки в маленьких лодках и на плотах. Не было сомнений, что ими воспользуются в качестве строительного материала нового порта. Ещё он заметил, что Королевский флот больше не стоял на якоре, не было даже небольшого оборонительного флота. Все военные корабли Королевского флота из Королевской Гавани исчезли. Атака с моря, даже если бы она и была, не смогла бы разрушить Великую септу, оставив нетронутыми все остальные части города. Может, это просто случайность, — подумал Эйгон. — Великая Септа всегда... всегда была полна свечей, ламп и огненных чаш. На самом деле, это был лишь вопрос времени, когда что-то пойдет не так, и всё сгорит. Поэтому он снова направил Балериона прочь от холма Висеньи, и дракон тут же захотел взлететь в открытую крышу Драконьего логова. Однако Эйгон решил, что такое триумфальное возвращение должно состояться не в Драконьем логове, а в самом Красном Замке. Поэтому он велел Балериону обогнуть Высокий холм Эйгона сначала один раз, потом два, а затем снова подняться чуть выше, чтобы в конце концов приземлиться посреди западного двора Красного Замка. Эйгон увидел, как бесчисленные мужчины и женщины, лорды, рыцари и благородные дамы королевского двора, испуганно и почти в панике бросились в сторону, когда огромная чёрная фигура Балериона начала спускаться во двор. С громким грохотом Балерион опустился сначала на задние лапы, а затем с ещё громче ударился крыльями о каменный двор королевской крепости. Эйгон тут же выскользнул из седла, помог спуститься Льюину и Байранту, отвязал от седла большие мешки с их поклажей и отправил Балериона на заслуженный отдых в Драконье логово. Снять с него седло он мог и позже, вместе с драконьими стражами. Возбужденная толпа, громко крича и подбадривая, теснилась вокруг них, приближаясь, едва Балерион снова взлетел. Солдаты поспешили образовать вокруг них защитное кольцо. Эйгон огляделся, но не смог найти в толпе никого из своей семьи. Где-то он увидел великого мейстера Пайсела, который помахал ему рукой, словно надеясь, что именно его, как никого другого, Эйгон срочно хотел увидеть в этот момент. Отец ни за что бы не пропустит этого, — подумал он. — Он должен скоро приехать, чтобы поприветствовать нас. Он открыл поклажу, и достал один из джутовых мешков, где лежала голова, которая всё ещё активно щёлкала челюстями. Свёрток, в котором находилась Тёмная Сестра, он тоже достал и передал Льюину. После этого дядя сможет отнести меч прямо мастеру Джорану, а затем заслуженно закроется в своих покоях в Башне Белого Меча и проспит до конца недели, а то и всего месяца, как опасался Эйгон. Эйгон снова огляделся. Сотни глаз, казалось, были устремлены на него. Он по-прежнему не видел отца, но решил, что лучшего места и времени, чтобы представить доказательства угрозы, исходящей от Иных, всему собравшемуся двору, не найти. Он открыл джутовый мешок, залез внутрь и вытащил голову за волосы. Он держал голову высоко в воздухе, сияющие синим светом глаза дико дергались туда-сюда, челюсти кусались и щёлкали, как будто существовал хоть малейший шанс приблизиться к живому человеку. Радостные возгласы окружающих тут же стихли, превратившись в тихие вздохи ужаса, а иные — в целые крики. Он увидел, как некоторые дамы закатили глаза и рухнули на месте, другие, испуганно прикрыв руками открытые рты, разрыдались, а присутствующие лорды и рыцари в основном просто безмолвно смотрели на неживую голову. То тут, то там раздавались крики, оскорблявшие голову как тёмную магию, колдовство и мерзость, как будто это могло как-то впечатлить отрубленную голову нежити. — Милорды, миледи, — наконец громко начал Эйгон. — Мой отец, наш король, отправил меня и нескольких отважных спутников в путешествие за Стену на поиски угрозы, столь масштабной, что она может угрожать всему королевству и даже самой жизни. Признаюсь, в начале пути я считал это ненужным, даже глупым начинанием. — всё ещё держа голову высоко поднятой, он начал медленно поворачиваться, чтобы все собравшиеся могли одинаково пристально вглядеться в уродливое лицо их кошмарного врага. — Но теперь всё изменилось. К моему собственному ужасу, мы столкнулись с этим самым врагом. Врагом более ужасным и страшным, чем любой из нас мог вообразить даже в самых мрачных кошмарах. А вот это — не враг, — сказал он, приблизив голову к группе девушек, которые тут же в испуге и отвращении сделали очень некрасивый шаг назад. — Это всего лишь его слуга, человек, но не человек, мёртвый, но не мёртвый. Наш истинный враг во много раз хуже, чем эта тварь, его нежить. Наш истинный враг — Иные, Белые Ходоки Леса, которых ещё недавно я сам счёл всего лишь сказками и мифами. Но Иные реальны, и они идут. Они придут, чтобы убить каждого мужчину и каждую женщину, каждого ребёнка и каждое живое существо с горячей кровью в жилах или пополнить свою армию, таких же тварей, как та, чью голову я держу здесь и сейчас. Король был прав, предупреждая нас об этой угрозе. Скоро Его Величество созовёт знамена и двинется на север, чтобы удержать Стену и не дать этому врагу обрушиться на наши земли и погубить всё живое своей нечестивой силой. Поэтому я призываю всех добрых, истинных лордов и рыцарей, всех мужчин и юношей королевства откликнуться на призыв моего отца и защитить царство людей от этого врага. Первый удар сердца ничего не происходило. Мужчины и женщины лишь смотрели то на него, то на голову нежити в его руках, молчаливые и испуганные. Затем вперёд выступил человек, невысокий, но широкий в плечах, одетый в дублет зелёного, жёлтого и серого цветов, и выхватил меч. На мгновение Эйгону показалось, что он вот-вот бросится на него с клинком, и краем глаза он увидел, как некоторые из окружавших их золотых плащей приготовились в любой момент броситься на него. Но прежде чем они успели что-либо предпринять, мужчина уже опустился перед Эйгоном на одно колено и протянул ему свое оружие. — С вами мой меч, мой принц, — сказал мужчина. — Я, сир Рассэл Баттервелл, вручаю свой меч вам, королю, дому Таргариен для борьбы с этим врагом. Ещё один человек выступил вперед, затем ещё один, и ещё двое. Все они выхватили клинки и опустились на одно колено, произнося похожие клятвы. Но не успели ещё несколько человек присоединиться к ним, как вдруг раздался голос. — Я вынужден прервать вас, — внезапно произнес кто-то над испуганными визгами криками некоторых дам. Лица преклонивших колено мужчин, ещё мгновение назад смотревших в землю перед собой, поднялись и дернулись в сторону голоса. Эйгону не нужно было оборачиваться, чтобы сразу узнать голос великого мейстера Пайсела, но он все равно это сделал. — Вы... вы серьёзно, мой принц? Вы серьёзно относитесь... к этой угрозе и к предупреждениям вашего отца? Мне, человеку сведущему, всё это кажется каким-то ребячеством... — Великий мейстер Пайсел, — громко начал Эйгон, сразу же заставив старика умолкнуть, и посмотрел на него так настойчиво, словно хотел испепелить взглядом, — я стою здесь с головой упыря руках. Разве похоже, что я шучу? — Ну, нет, мой принц, но... но это всё равно может быть каким-то обманом. Если бы вы позволили мне осмотреть эту якобы неживую голову, то я безусловно смогу найти объяснение... этому... — Поверьте мне, великий мейстер, эта жалкая голова нежити — далеко не самое страшное, что мы видели и пережили за Стеной. Тысячи, если не десятки тварей бродят по землям за Стеной, разрывая всё живое, что попадается им на пути. И всех их ведут белые ходоки, их создатели и гнусные хозяева. Ведут прямо на юг, к Стене, к нам. В этот момент Эйгон краем глаза увидел, как ряды зрителей и золотых плащей начали расступаться, когда со стороны Тронного зала подошла ещё одна группа стражей, распихивающих толпу в стороны. Он уже узнал, скрытую за широкими спинами и плечами золотых плащей, стройную фигуру матери, а рядом с ней, отчетливо различимого по рыжим волосам и седой бороде, лорда-десницу Джона Коннингтона. Их сопровождали двое мужчин в блестящих белых одеждах, хотя Эйгон не разобрать, кто именно из белых рыцарей это был. Итак, его мать и лорд Коннингтон прибыли. Несомненно, отец вскоре тоже будет здесь, даже если Эйгон не смог разглядеть его среди солдат. И Рейнис, моя милая, любимая Рейнис. Семеро, как же я скучал по тебе, любовь моя. Затем последняя шеренга золотых плащей тоже расступилась, к счастью, заставив Пайсела умолкнуть. Эйгон повернулся к ним и тут же опустился на колено, опустив глаза в землю перед собой. Он заметил, что Льюин и Байрант делают то же самое. Он вернул голову нежити обратно в мешок. Не успел Эйгон снова поднять взгляд, как услышал, что к нему спешит мать, увидел, как она опускается на землю, и почувствовал, её крепкие объятия. Поднявшись, Эйгон ответил на объятия свободной рукой и поднял мать на ноги. Мать не отпускала его, крепко прижимая к себе. Она осыпала его поцелуями в щёки, что было совершенно необычно и непривычно для столь сдержанной монаршей особы. Только тогда он заметил, что она плачет. Слёзы радости, надеюсь, — с лёгкой усмешкой подумал он. Эйгон как можно осторожнее высвободился из объятий матери и впервые посмотрел ей в лицо. При виде её он внезапно опешил, но надеялся, что это не отразилось на его лице. Мама выглядела ужасно, усталая и изможденная, словно не ела несколько дней и не спала ещё дольше, а выражение её лица постоянно менялось, то походя на безудержную радость, то на невообразимую скорбь. — Я рад видеть вас здесь снова, мой принц, — услышал он слова лорда Коннингтона. — И я рад снова быть здесь, лорд-десница, — сказал Эйгон и снова огляделся по сторонам, спросив: — Где мой отец? — Его Величество в Штормовых землях, мой принц. Он... он подавляет там восстание. — Восстание? Кто восстал? — Роберт Баратеон, мой принц. Эйгон застыл, словно громом поражённый. Восстание в Штормовых Землях? Роберт Баратеон поднял восстание против Железного трона, против своего кузена? Клянусь старыми и новыми богами, да что здесь произошло пока нас не было? — Очень хорошо. Пожалуйста, возьмите это, лорд Коннингтон, — наконец сказал он, протягивая лорду-деснице мешок с головой нежити. — Малый совет наверняка захочет внимательнее изучить это доказательство и доложить моему отцу, с чем я вернулся. Лорд Коннингтон принял сумку и изо всех сил старался сделать вид, что она не вызывает у него омерзения. Эйгон снова огляделся по сторонам и заметил, что одного человека, самого важного, всё ещё не хватало. — Итак, где Рейнис, милорд? Где моя сестра? При этих словах маму внезапно прорвало, словно треснувшую плотину. Она начала плакать и рыдать во весь голос, прижавшись лицом к плечу Эйгона так крепко, словно хотела в него вползти. Эйгон поочередно вглядывался в лица собравшихся лордов и леди. Лорд Коннингтон был мрачным, словно находился на похоронах. Стоявший рядом с ним лорд Тайрелл, казалось, тоже утратил свою весёлую улыбку. Эйгон узнал лорда Матиса Рована из Золотой Рощи, с которым познакомился несколько лет назад. Этот человек был способным и преданным, прямолинейным до невозможности, но никогда не утаивающим правды. Вот только сейчас он, казалось, был весь растерян. Казалось, никто не хотел ему отвечать. — Где моя сестра? — снова спросил он.