О королях и бастардах

Вокруг него была серая тьма, пахло хвоей, мхом и холодом. Если бы не боль в ноге, он мог бы поверить, что ещё не до конца проснулся, попав в тот промежуток между кошмаром и тусклым светом бодрствующего мира. Бледный туман поднимался из чёрной земли, когда всадники пробирались через россыпь камней и облезлых деревьев к приветственным кострам, разбросанным как драгоценные камни по дну речной долины внизу, и с каждым ударом копыт нога горела, словно кто-то вбивал гвоздь в его плоть. Когда его связали и посадили на маленькую лошадку, одичалые дали что-то от боли. Освелл ожидал, что они просто размозжат ему череп дубиной или топором или перережут горло ржавым ножом. Вместо этого они связали его, перекинули через седло и сунули в рот несколько листьев и трав, чтобы он пожевал, отчего боль вскоре утихла. Травы также помогли ему уснуть, хотя он и лежал на спине лошади, как мокрый мешок. Во сне он снова и снова соскальзывал с лошади и падал на землю. С него сняли доспехи, но Освелл всё еще оставался взрослым мужчиной, высоким и сильным, а потому и тяжёлым, и одичалым каждый раз приходилось с трудом затаскивать его обратно. Он не мог им помочь, даже если бы захотел. Очень уж крепкими оказались травы. — Либо он сидит прямо, либо в следующий раз ты сам его поднимешь, — огрызнулась женщина на лидера их группы. Это была рыжеволосая девушка, которую Эйгон отпустил и оставил в живых, как стало ясно. Вот уж действительно вольный народ. Человек, облачённый в кости и шлем из огромного деформированного черепа, мог вести их за собой, но никто не стеснялся говорить ему всё что думает. Мысль о том, как отчитал бы его сир Джерольд, если бы Освелл осмелился бы сказать такое в лицо своему лорду-командующему, заставляла улыбнуться. После этого ему разрешили ехать сидя, а вот жевать травы и листья ему больше не давали. Одичалый, что пережил то самое первое нападение на него, Эйгона и Льюина, запретил это делать. — Больше никаких трав, пока Манс не увидит его, — приказал он, улыбаясь сквозь кривые зубы своего странного шлема. — Жаль попусту тратить добро на поклонщика, если потом мы всё равно выпотрошим его. Они продолжали спускаться в долину, и чем дальше заходили, тем больше костров, больших и маленьких, ярких и тусклых, можно было увидеть отовсюду. Костров было больше, чем Освелл мог сосчитать, сотни, тысячи, вторая река мерцающих огней вдоль берегов ледяной белой реки Молочной. Столько усилий и всё ради того, чтобы вернуться туда, откуда я пытался сбежать, — подумал он с горькой усмешкой. Однако боль в ноге быстро согнала ухмылку с его лица. Возможность ехать верхом и отсутствие необходимости идти пешком пошли ноге на пользу, и Освелл чувствовал или, по крайней мере, думал, что ноге с каждым днём становится всё лучше. Лодыжка всё ещё опухала, и Освелл это отчетливо ощущал, но высокие сапоги не позволяли рассмотреть её получше. — Нет, всё ради того, чтобы мальчик мог сбежать. Семеро, только бы он выбрался. Они спустились с хребта без знамен и сигналов, тишину нарушали лишь далекое журчание реки, стук копыт и лязг странных костяных доспехов предводителя группы. Где-то вверху парил орёл на огромных серо-голубых крыльях, а внизу шли люди, собаки и лошади. Они миновали небольшой ручей, впадавший в Молочную воду где-то дальше на юге, и предводитель, звавший себя Костяным Лордом, но получивший от других одичалых прозвище Гремучая Рубашка, провел их через неглубокий проход. Небольшой ручеёк выглядел так, словно был сделан из камней и стекла, если бы ещё не издавал тихое журчание воды под замёрзшим слоем. Гремучая Рубашка скакал впереди, разбивая копытами тонкий лёд. Лошадь Освелла тихонько заскулила, но прикосновение и ласковое слово быстро успокоили животное. Если бы его собственные страхи можно было успокоить так же легко. Его цветом был белый, гордый белый цвет Королевской гвардии, но всё же сейчас Освелл был весь облачён черное, черный цвет Ночного Дозора. Для одичалых этот черный цвет был цветом врага. Он был врагом, а значит, и его враги теперь скакали впереди и позади. Рыжеволосая девушка Игритт ехала рядом, а впереди ехал Рик по прозвищу Длинное Копье. Меч у него, разумеется, тоже отобрали, как и кинжал. Из-за веревок на запястьях он не мог ехать верхом, а из-за поврежденной лодыжки — ходить, но Костяной Лорд, видимо, решил, что эти двое должны его сторожить. Не похоже, чтобы они были довольны этим. Но, возможно, они выглядели такими угрюмыми лишь потому, что были одичалыми и провели всю жизнь в этой жестокой мрачной пустоши среди снега, льда и тёмных лесов. В первую ночь после долгого дня, проведённого на лошадях, они разбили лагерь в неглубокой каменной чаше на вершине безымянной горы и прижались к огню, пока шел снег. Освелл наблюдал, как тают хлопья, падая на пламя. Несмотря на слои шерсти, меха и кожи, он чувствовал холод до костей. Девушка, что села рядом после еды, надвинув капюшон и засунув руки в рукава, и располагалась так близко, словно они дружили много лет. Освелл заговорил с ними, пытаясь понять, что могло от него понадобиться Королю-За-Стеной. «Он отрубит тебе голову, а потом я сварю твои кости и добавлю их к остальным», — усмехнулся Гремучая Рубашка, потрясая перед его лицом небольшим мешком с трофеями. В тот момент Освелл решил, что из всей этой группы Гремучая Рубашка нравится ему меньше всего. «Манс немного поразвлечётся с тобой. Может быть, подрежет тебя», — сказал другой мужчина, бородатый детина по имени Дральф. «Он сам решит», — наконец сказала рыжеволосая девушка. — «Если ты окажешься полезен, тогда он ещё может оставить тебя в живых». Освелл решил, что одичалые, скорее всего, и сами не знают, а потому ему следует довольствоваться тем, что его вообще оставили в живых. Впрочем, общество таких людей как Гремучая Рубашка заставляло его всё меньше радоваться этому. Сначала они приняли его за чёрного брата, когда напали, и он встал на их пути, чтобы дать мальчику, Бенджену и Льюину достаточно времени, чтобы сбежать. Ему удалось убить двух первых одичалых, напавших на него, — Товала и Томина. Братьев, как он узнал позже. Томин был тем самым человеком, на чьей лошади он сейчас ехал, как сказал ему Рик. Затем на него сбоку напала женщина, и Освелл успел сначала отрубить ей руку, а потом перерезать горло, прежде чем та успела вскрикнуть от шока. Однако после этого бой был окончен. Ему пришлось уклониться от удара бронзовым топором с длинной рукояткой, и его нога подкосилась. Стоило Освеллу повалиться на землю, словно оруженосцу одичалые набросились на него как голодные волки. Только благодаря Игритт его не прикончили на месте. «Остановитесь! Это не ворона. Я слышала их разговор. Манс захочет его увидеть», — сказала она, и одичалые нехотя воздержались от того, чтобы перерезать ему глотку. Всадники Манса Налётчика быстро приближались к лагерю. Освелл окинул их быстрым взглядом. Восемь всадников, мужчины и женщины, одетые в меха и выделанную кожу, кое-на-ком можно было разглядеть шлемы и кольчуги. Все они были вооружены короткими и длинными копьями с закалёнными огнём наконечниками, в то время как их предводитель, мясистый светловолосый человек с водянистыми глазами, держал в руках огромную изогнутую косу из отточенной стали. Плакальщик, сразу понял Освелл. Чёрные братья рассказывали о нём, когда целыми днями напролет сидели от скуки в своём лагере на Кулаке Первых людей. Как и Гремучая Рубашка, Харма Собачья Голова, и Альфин Вороний Убийца, он был довольно известным налётчиком. — Костяной Лорд, — сказал Плакальщик, увидев их. Его взгляд переместился на Освелла, и он критически осмотрел его. — А это кто? — Поклонщик — ответил Гремучая Рубашка. — Тогда почему он все еще жив? — Потому что он особенный поклонщик. Манс захочет увидеть его, я уверен. Он может что-то знать. Красные, воспаленные глаза Плакальщика ещё раз окинули Освелла взглядом. — Да? По-моему, ничего особенного. Неважно. Приведи его к Мансу, может, он оставит его себе. Не говоря ни слова, он развернул коня и помчался галопом, его всадники не отставали. Они пронеслись к лагерю, больше не останавливаясь. Освелл огляделся по сторонам, оценивая окружающую обстановку. Пусть это были мужчины и женщины, не Иные и не мерзкие колдуны, но поскольку они собирались идти на Стену, против Ночного Дозора и солдат Его Величества, которых уже могли привести на север, это делало их врагами короля. А враги короля были его врагами. Так что ему предстояло узнать, против кого они пойдут, хотя Освелл и не знал, представится ли ему возможность рассказать королю Рейгару, что он узнал. Тем не менее он внимательно оглядывался по сторонам. Что бы ни хотел узнать от меня этот Король-За-Стеной, я узнаю столько же о нём и его силах, — решил Освелл. А вот о том, как затем доставить эти сведения на юг, своему королю, придется подумать, когда придёт время. По всей реке, среди путников, телег и саней, горели костры. Многие одичалые разбили палатки из шкур и кожи и валяной шерсти. Другие укрывались за скалами под грубыми навесами или спали под повозками. У одного костра Освелл увидел человека, который закалял острия длинных деревянных копий и бросал их в кучу. В другом месте двое бородатых юношей в варёной коже сражались с посохами, прыгая друг на друга через пламя и хрюкая при каждом ударе. Они казались достаточно храбрыми, не боялись боли, но при этом были недисциплинированными, бросались друг на друга без какой-либо видимой манеры боя, и вокруг не было никого, кто мог бы указать на их многочисленные ошибки. Лишь около дюжины женщин сидели неподалеку в кругу и пускали стрелы. Но не все, кого он видел, были воинами. Освелл видел и танцующих женщин, слышал детский плач, а перед гарротой бежал маленький мальчик, весь закутанный в меха и запыхавшийся от игры. Свободно бродили овцы и козы, а волы бороздили берега реки в поисках травы. От одного костра доносился запах жареной баранины, а у другого он увидел кабана, вращаемого на деревянном вертеле. На открытом пространстве, окруженном высокими зелеными солдатскими соснами, Гремучая Рубашка наконец снялся с места. — Мы разобьем лагерь здесь, — сказал он Ленилу, Рэгвайлу и остальным. — Накормите лошадей, потом собак, затем себя. Игритт, Длинное Копье, отведите поклонщика Мансу. Потом мы его выпотрошим. Остаток пути они прошли пешком. Игритт шла рядом с ним, её копье из закаленного в огне дерева всегда было у неё за спиной, а Освелл, прихрамывая, опирался на кривую палку, чтобы не слишком нагружать больную лодыжку. Медленно шагая, они пересекали всё новые и новые участки, казалось, постоянно расширяющегося лагеря, проходя мимо всё новых и новых костров и палаток. Освелл задумался, видел ли кто-нибудь когда-нибудь столько одичалых разом. Он до сих пор помнил, как в детстве, во время занятий со старым мейстером, читал в книге, что в землях за Стеной должно проживать едва ли больше нескольких тысяч человек. Сейчас, глядя на этот лагерь, он мог лишь улыбнуться. Похоже, мейстеры знали далеко не всё. Лагерь кажется бесконечным, — подумал он, — но это скорее сто лагерей, чем один, и каждый из них уязвимее предыдущего. Растянувшись на долгие лиги, одичалые не имели достойной обороны: ни ям или окопов, ни валов из мягкой земли, ни заостренных кольев или гнезд для лучников на деревьях, лишь небольшие группы всадников патрулировали по периметру. Каждый отряд, клан или деревня, казалось, просто останавливались там, где хотели, как только видели, что останавливаются другие, или находили подходящее место. Воистину, вольный народ. Если армия Его Величества застанут их в таком беспорядке, многие, если не большинство из них, заплатят за эту вольность кровью. За ними была численность, но у армий юга была дисциплина, а в бою дисциплина побеждает численность в девяти случаях из десяти. Не было никаких сомнений в том, что шатёр впереди принадлежал королю. Он был втрое больше других по величине, и из него доносилась музыка. Как и многие другие шатры, он был сделан из сшитых шкур с сохранившимся мехом, но шкуры Манса Налётчика были мохнатыми белыми шкурами белых медведей. Пиковую крышу венчал огромный рог одного из гигантских лосей, чир когда-то, ещё во времена Первых людей, свободно разгуливали по Семи королевствам. Освелл неизбежно задался вопросом, существуют ли ещё такие лоси за Стеной. Был бы здорово однажды увидеть такого. Перед шатром Короля-за-Стеной стояло двое стражников, опиравшихся на высокие копья, с пристегнутыми к рукам кожаными щитами. Высокие, с мрачными лицами, они выглядели довольно внушительно, однако Освелл видел, как сражаются одичалые, знал их сильные и слабые стороны — довольно многочисленные. Они отважны и свирепы, но недисциплинированны и почти не умеют пользоваться тем оружием, что у них есть, — подумал он, глядя на эту парочку. — Будь моя нога в порядке, а меч висел бы на бедре, нам бы с братьями понадобилось едва ли больше сотни хороших людей, чтобы перерезать весь этот лагерь. Увидев приближающихся, один из стражников опустил копьё и приставил его к груди Освелла. — Палка остается снаружи, — сказал он. — Она нужна мне, чтобы ходить, — сказал Освелл, но этого оказалось мало, чтобы убедить одичалого. — Вам, поклонщикам, нельзя доверять. С вами даже палка может стать оружием. Освелл бросил палку на землю и, прихрамывая, поковылял к входу в шатёр. Гремучая Рубашка распахнул палатку и жестом пригласил Освелла и Игритт внутрь. Воздух внутри палатки был горячим и дымным. Корзины с горящим торфом стояли во всех четырёх углах, наполняя воздух тусклым красноватым светом. Еще больше шкур устилали землю. Освелл чувствовал себя совершенно одиноким, стоя в своей грязной, потрепанной одежде и встречи с человеком, что называл себя Королем-за-Стеной. Когда его глаза привыкли к дымчато-красному мраку, он увидел шесть человек, ни один из которых не обращал на него внимания. Смуглый молодой человек и красивая светловолосая женщина делили рог с медовухой. Беременная женщина стояла над мангалом и готовила курицу, а седовласый мужчина в рваном черно-красном плаще сидел, скрестив ноги на подушке, играл на лютне и пел. Освелл сразу узнал песню «Дорнийская жена». Освелл удивился, услышав её здесь, в мохнатой палатке за Стеной, в тысяче с лишним лиг от Красных гор и тёплых ветров Дорна. Он давно не слышал этой песни, но она сразу же зацепила слух, хотел он того или нет. С королевой из Дорна и Красным Змеем в малом совете Его Величества эта песня в последнее время звучала в Королевской Гавани не так часто, как много лет назад. Королю Эйрису нравилось, когда её для него, и это был верный заработок для любого достаточно одаренного странствующего менестреля, приезжавшего в Королевскую Гавань. Однако Освелл всегда полагал, что король позволял играть её так часто лишь затем, чтобы унизить Элию и дорнийцев при королевском дворе, а не потому, что ему это действительно нравилась песня. Он огляделся по сторонам, присматриваясь к людям в палатке, пытаясь найти среди них этого Короля-за-Стеной. Но безуспешно. Он уже видел настоящих королей, служил двум из них, но ни один из этого заросшего вшами отряда не годился даже на то, чтобы шнуровать сапоги настоящего короля. Дожидаясь окончания песни Гремучая Рубашка снял пожелтевший шлем. Впервые Освелл увидел лицо этого человека. Что бы Освелл ни представлял себе, это совершенно разнилось с тем, что он увидел. Под костяными и кожаными доспехами он был маленьким, а лицо под странным шлемом — обычным, с бугристым подбородком, тонкими усами и впалыми щеками. Глаза были близко посажены, слишком близко, только одна бровь пересекала весь лоб, тёмные волосы от острого вдовьего мыса редели. Нет, этот человек был не таким, каким представлял Освелл. В действительности Гремучая Рубашка или Костяной Лорд выглядел настолько обыденно, настолько похожим на крестьянина, что Освелл почти удивлялся, почему он не сражается с лопатой или граблями. Многие мужчины в старости становились невзрачными, теряя те крохи красоты, которыми обладали в молодости. Однако Освелл сомневался, что этот человек когда-либо обладал какой-либо юношеской красотой или элегантностью. Рядом с костром на табурете сидел невысокий, но очень широкий мужчина и ел курицу с шампура. Горячий жир стекал по его подбородку и белоснежной бороде, но он всё равно счастливо улыбался. Толстые золотые браслеты с рунами опоясывали его массивные руки, и на нём была надета тяжелая рубаха из чёрной кольчуги, которую тот мог только снять с мёртвого разведчика. В нескольких футах от него стоял более высокий и худой человек в кожаной рубахе, расшитой бронзовыми чешуйками, и хмурился над картой, а через спину у него был перекинут двуручный меч в кожаных ножнах. Он был прямой, как копье, весь в длинных жилистых мышцах, чисто выбритый, лысый, с сильным прямым носом и глубоко посаженными серыми глазами. Он мог бы быть даже симпатичным, если бы у него были уши. Но тех не оказалось на месте, то ли из-за обморожения, то ли из-за вражеского клинка, Освелл не мог знать. Из-за их отсутствия голова мужчины казалась узкой и заостренной — странное зрелище, словно незаконченный бюст из слишком бледной глины. И белобородый, и лысый были воинами — это Освелл понял с первого взгляда. Эти двое были гораздо опаснее Гремучей Рубашки. Он всё ещё гадал, кто из них может быть Мансом Налётчиком. Ни один из них не показался Освеллу особенно царственным, но одичалые, никогда в жизни не видевшие настоящей королевской крови, могли, конечно, понимать это иначе, чем он сам. Когда затихли последние нотки «Дорнийской жены», лысый безухий мужчина поднял взгляд от своей карты и свирепо уставился на Гремучую Рубашку и Игритт, стоявших справа и слева от Освелла. — Что это? — спросил он. — Ворона? — Сукин сын, убивший Товала, Томина и Интруд, — ответил Гремучая Рубашка, — но ворона из него, как я слышал, никакая. По крайней мере, так думает девчонка. — Не думаю, знаю, — огрызнулась Игритт. — Я слышала их разговор. Это не ворона. Ещё раз назовешь меня девчонкой, я возьму нож и сделаю девчонкой уже тебя. Гремучая Рубашка фыркнул на угрозу, но ничего не сказал. Тогда заговорил человек без ушей. — И что же? Он не один из нас, и он носит черные одежды вороны. — Пусть это решает Манс, — сказала девушка, упрямо выпятив вперед подбородок. Значит, безухий не был Манс Налётчиком. По его жестокому взгляду Освелл решил, что это к лучшему. — Мне всё равно, кто он. Вы должны были убить всех, кроме седого мальчишки. Седого мальчишки... принца Эйгон. Разумеется, девушка обо всём, как мальчик отпустил её. Мне следовало сделать самому её прикончить, а не перекладывать на мальчика всю ответственность на мальчика. — А вот этот может что-то знать. Уверена, он может быть полезен Мансу, — пояснила Игритт. Очень хорошо, — подумал Освелл, и ему пришлось подавить улыбку. — Значит, они не поймали мальчика. Наверняка он уже успел вернуться на Стену. Будь всё иначе, я бы им больше не понадобился и давно был убит. Безухий некоторое время смотрел на Освелла, что стоял, покачиваясь, на одной ноге. Затем он фыркнул. — У тебя есть имя? — спросил он. — Сир Освелл, — ответил Освелл, не став называть фамилию, которая здесь всё равно ничего не значила. Кроме того, он не стал заявлять, что является рыцарем Королевской гвардии Его Величество. Либо одичалые всё равно не поняли бы, что это значит, либо, что ещё хуже, догадались бы. — Сир? Значит, один из тех южных рыцарей? — Безухий посмотрел на белобородого. — Этот ублюдок, должно быть, думает, что мы должны сейчас встать перед ним на колени. Бородатый так смеялся, что разбросал повсюду кусочки курицы. Он вытер жир со рта тыльной стороной огромной ладони. — Да, уверен, ему это понравится. Слышал, что, когда становишься рыцарем, тебе рубят мечом по плечам. Так что ты тоже можешь им стать. Только с тобой они прорубили слишком близко к голове и задели уши. Хар! — Он усмехнулся Освеллу, вытирая пальцы о штаны. — Не смотри так мрачно, маленький рыцарь. Ты, конечно, хочешь увидеть короля? Повернись, и, может быть, тогда найдешь, что ищешь. Освелл повернулся, и в тот же миг певец поднялся на ноги. — Я — Манс Налётчик, — сказал он, отложив лютню. — А вы — сир Освелл Уэнт, один из немногих избранных рыцарей самой легендарной Королевской гвардии. Обескураженный, Освелл едва не потерял дар речи, но достаточно быстро оправился, чтобы вымолвить хотя бы несколько слов. — Как... как вы узнали, кто... — Это история на потом, — сказал он с улыбкой. — Как вам понравилась песня, сир? — Довольно неплохо. Давненько я её не слышал. — Да, с дорнийской королевой, полагаю, она уже не так популярна, как раньше, — легкомысленно заметил мужчина. Король-за-Стеной совсем не походил на короля, да и на одичалого тоже. Он был среднего роста, стройный, остролицый, с проницательными карими глазами и длинными каштановыми сильно поседевшими волосами. Ни короны на голове, ни золотых колец на пальцах, ни драгоценностей на шее, ни даже отблеска серебра. Он носил шерсть и кожу, а единственным примечательным предметом его одежды был потрепанный плащ из чёрной шерсти, длинные разрывы которого были залатаны выцветшим красным шёлком. — Раз уж вы наш гость, сир, вам полагается знать, кто мы такие. Человек, с которым вы уже так оживленно беседовали, — Стир, магнар теннов. Магнар означает «лорд» на древнем языке. — Манс Налётчик повернулся к белобородому мужчине, и тот холодно посмотрел на Освелла. — Наш свирепый пожиратель кур — мой верный Тормунд. Эта женщина... Тормунд, вскочил на ноги. — Погоди. Ты представил титул Стира, назови и мои. Манс Налётчик рассмеялся. — Как пожелаешь. Сир Освелл, перед вами стоит Тормунд Великанья Смерть, Краснобай, Трубящий в Рог и Ледолом. Он же Тормунд Громовой Кулак, Медвежий Муж, Медовый Король Красных Палат, Собеседник Богов и Отец Тысяч. — Это больше похоже на меня, — широко улыбнулся Тормунд. — Приятно познакомиться, Освелл Уэнт. Вы, южане, мне нравитесь, хотя по нашу сторону Стены вас не так много. — Добрая женщина у мангала, — продолжил Манс Налётчик, — это Далла. — Беременная женщина застенчиво улыбнулась. — Обращайтесь с ней, как с любой королевой, она носит моего ребенка. — Он повернулся к двум последним. — Эта красавица — её сестра Вэль. Юный Ярл рядом с ней — её новая забава. — Никакая я не забава, — мрачно и свирепо ответил Ярл. — Зато Вэль позабавиться не прочь, а, парень? — хохотнул белобородый Тормунд. — Вот мы все и познакомились, сир Освелл, — сказал Манс Налётчик. — Король-за-Стеной и его двор во всей красе. А теперь слово вам, я полагаю. Что привело вас в реке Молочной, так далеко от родного очага? — Ваши воины, — сказал Освелл. Король-за-Стеной рассмеялся, а затем повернулся к Гремучей Рубашке. —Сколько их было? — Четыре. Одним из них был Бен Старк. С ним ещё один, и ещё тот, за кем нас послали. Ушёл от нас. Их лошади были быстрыми, и этот задержал нас, — сказал Гремучая Рубашка, кивнув в сторону Освелла. — Хм, значит, всего четверо, — сказал Манс Рейдер, потирая подбородок, как будто ему нужно было обдумать слова. — И всё же... это странно. Брат Ночного Дозора, рыцарь Королевской гвардии и ещё двое мужчин так далеко за Стеной? Как до этого дошло? Освелл ненадолго задумался о том, чтобы солгать, но решил отказаться. Что-то подсказывало ему, что этого Манса Налётчика, Короля-за-Стеной, не так-то легко одурачить, как Гремучую Рубашку или его людей. — Ночной Дозор обратился за помощью к Короне. Деревни за Стеной опустели. Казалось, что вольный народ просто исчез, и Его Величество опасался худшего. — Исчез, да, — сказал Манс Налётсчик. — И не только вольный народ. Кто сказал вам, где нас искать, сир Освелл? Тормунд фыркнул. — Если это не Крастер, то я — робкая дева. Я же говорил тебе, Манс, надо было укоротить выродка на голову. Король бросил на старца раздраженный взгляд. — Тормунд, когда-нибудь попробуй думать, прежде чем говорить. Я знаю, что это был Крастер. Я хотел проверить, скажет ли наш добрый рыцарь правду или нет. — Хар-р. — Тормунд сплюнул. — Опять вляпался! — Он ухмыльнулся Освеллу. — Видишь, вот почему он король, а я нет. Я могу перепить, перебороть и переплюнуть его, а мой член втрое больше, чем у него, но Манс хитрее. Он вырос из вороны, а ворона — птица головастая. — Я бы поговорил с этим человеком наедине, Костяной Лорд, — обратился Манс Налётчик к Гремучей Рубашке. — Оставьте нас, все вы. — Что, и я тоже? — спросил Тормунд. — Особенно ты, — ответил Манс. — Я не ем в чертогах, где мне не рады. Мы с курами уходим. — Он стащил с жаровни ещё одну курицу, сунул её в карман, пришитый к подкладке плаща, сказал: "Хар-р" и вышел, облизывая пальцы. Остальные последовали за ним, все, кроме женщины Даллы. — Садитесь, если хотите, — сказал Налётчик, когда все ушли. — У вас больная нога, и вам, конечно, трудно стоять. Вольный народ может быть диким, как сказали бы некоторые — дикарями, но пусть никто не говорит, что мы не чтим закон гостеприимства и не отказываем раненому в приюте. Вы голодны? Тормунд оставил нам, по крайней мере, двух птиц. — Я с удовольствием отведаю, Ваше Величество, — сказал Освелл. По меркам Семи королевств этот человек мог быть не более чем крестьянином, но здесь он был королём, и Освелл счёл нужным обращаться к нему соответствующе. Кроме того, он был единственным человеком, что пока не желал прирезать его на месте. Или просто скрывает это лучше других, — подумал он. — Ваше Величество? — Король улыбнулся. — Такое нечасто услышишь из уст вольного народа. Для многих я Манс. Медовухи? — С радостью, — ответил Освелл. Медовуха согреет его и, возможно, даже притупит боли в лодыжке, хотя бы на несколько часов и только в том случае, если он сможет выпить не один рог. Король налил себе, пока Далла разделывала хорошо прожаренную курицу и приносила каждому по кусочку. Освелл снял перчатки и ел пальцами, обсасывая каждый кусочек мяса с костей. — Тормунд говорил верно, — сказал Манс Налётчик, разгрызая буханку хлеба. — Чёрная ворона — птица мудрая, это так... Я уже был вороной, когда ты ещё защищал безумного Эйриса, словно тот был даром богов. Так что давай обойдёмся без лукавства. Скажи мне, что вы делаете здесь, так далеко за Стеной? — Всё как я сказал. Ночной Дозор обратился за помощью к Короне, и Его Величество послал нас, чтобы мы помогли и выяснили, какие угрозы могут таиться за Стеной. — И как, выяснили? — Не то слово, — сказал Освелл, бросая остатки курицы в огонь. Какое-то время он наблюдал, как пламя омывает кости, а остатки жира начинают шипеть и сгорать. — Понимаю, — сказал король. — Значит, вы понимаете, что мы не враги. — Я бы не был так уверен, — честно ответил Освелл. — Знает ли король Рейгар про врага? Истинного врага? — Да, — сказал Освелл. — Он всегда боялся его прихода и сделает всё, что в его силах, чтобы отразить нападение и защитить царство людей. — Хорошо, — кивнул король, не отрывая глаз от пламени. — Тогда он должен знать, что мы тоже принадлежим к царству людей, что мы не враги. Никто, в чьих жилах течет горячая кровь, не является врагом. Освелл ничего не ответил. Да, одичалые были людьми, не Иными, не упырями, но в то, что враг моего врага — мой друг, могут верить разве что дети и полоумные, а Его Величество не относился ни к тем, ни к другим. Одичалые, регулярно совершавшие набеги, грабившие, насиловавшие и убивавшие людей к югу от Стены, всегда были врагами Семи королевств, ещё задолго до Завоевания, да и сейчас ими остаются. Наличие общего врага не делало их союзниками, и король это прекрасно понимал. Они какое-то время молчали, пока Далла разделывала очередного цыпленка и ела сама. Лодыжка Освелла болела, и он чувствовал в ней каждый удар своего сердца, так отчетливо, словно кто-то снова и снова бил по ней маленьким молоточком. Однако он воздержался от того, чтобы снять сапог. Это, конечно, принесло бы прекрасное облегчение, но здесь и сейчас, в присутствии столь необычного короля и его такой же необычной королевы, это было бы неуместно. Первым нарушил молчание Манс. — Полагаю, вы не скажете мне, где искать принца? — Манс быстро перешел к делу. Освелл решил, что ему это нравится в Короле-за-Стеной. И всё же он не ответил. — Не удивляйся. Ты — рыцарь Королевской гвардии, и король Рейгар вряд ли послал бы тебя сюда, если бы с тобой не было члена королевской семьи. Игритт уже рассказывала мне о наследном принце, хоть и не называла его так. Впрочем, из всего, что она рассказала, догадаться было нетрудно. Так не скажете ли вы мне, где я могу найти принца? Освелл с минуту смотрел на него. Он казался разумным человеком, более разумным, чем большинство за Стеной, во всяком случае, и более мудрым. Тем не менее он вряд ли мог надеяться, что Освелл расскажет ему что-нибудь только потому, что тот поделился рогом медовухи и половиной курицы. — Принц? Хм, принц-принц-принц... Дайте подумать, — сказал он, тщательно потирая подбородок. — Молодой человек, широкий в плечах, с белыми волосами, мечник? — Да. — Никогда не слыхал о таком, — пожал плечами Освелл, делая еще один глоток медовухи. Она была хороша, хотя и далеко не самая лучшая из тех, что он когда-либо пробовал. Манс молча смотрел на него, потом начал смеяться и налил им обоим еще медовухи. — Очень жаль. Если бы наследный принц Семи королевств был нашим гостем, было бы намного легче договориться с королём Рейгаром о том, чтобы нас пропустили за Стену на юг. Освелла не удивило, что именно так и планировал поступить Король-за-Стеной, когда узнал об Эйгоне. Мальчика здесь больше нет, и вы его не найдете, — мрачно, но довольно подумал Освелл. — Если боги будут добры, мальчик уже снова к югу от Стены, и вы можете искать его сколько угодно. Вы не сможете грабить Семь королевств, пока наши рыцари и солдаты защищают Стену под командованием нашего короля, истинного короля. — Что ж, посмотрим, что из этого выйдет, — продолжил король, пожав плечами. — Мы отправимся на юг, подальше от ночных кошмаров, и вы будете сопровождать нас, сир, — решил король. Это было хорошо, по крайней мере Освелл так считал. Это означало, что ему позволят пожить ещё немного. — Тогда мы пересечем Стену, с согласия короля Рейгара или без него. Или уничтожим её, если придется. — Уничтожить Стену? Как вы собираетесь это сделать? Освелл не хотел показаться высокомерным или снисходительным, но не мог сделать вид, будто бы верил в успех короля. Мысль о том, что эта банда дикарей в мехах и с оружием из камня и кости может разрушить Стену, звучала почти смехотворно. Даже самому королю Рейгару, за которым стояла мощь всех Семи королевств, было бы непросто обрушить такое гигантское сооружение как Стена. Как одичалые надеялись добиться этого, каким бы умным и храбрым ни был их самопровозглашенный король, для него оставалось загадкой. С таким же успехом швея могла бы утверждать, что сможет собрать Сломанную руку Дорна, сшив Вестерос и Эссос шерстяной ниткой. — Не беспокойтесь об этом, сир, — сказал король, и на его лице снова заиграла улыбка. — В землях к северу от Стены есть силы, древние силы, которым не под силу противостоять даже такому чудовищу, как Стена. Если это так, то почему ты не разрушил Стену раньше, когда грабил и разбойничал к югу от нее? — Освелл читал истории о других королях за Стеной, о Рогатом Лорде и Раймуне Рыжебородом, и все они перебирались через Стену на веревках и крюках, теряя половину своих людей уже тогда. — Конечно, эти набеги были бы гораздо успешнее, если бы эти так называемые короли просто разрушили Стену. Так почему же они никогда не делали этого раньше? Или, скорее, почему ты, о великий король, можешь сделать это сейчас, когда твои предшественники не могли? Освелл не мог отделаться от ощущения, что король Манс говорит ему лишь половину правды, да ещё и приправляет всё это слишком большой щепоткой таинственности и коварства. — Возможно, вы узнаете некоторые наши секреты ещё до того, как мы доберёмся Стены, — с улыбкой пообещал ему король. — Но не сейчас. Пока что наши планы не должны вас беспокоить, добрый сир. Лучше побеспокойтесь о своей ноге. О ней нужно позаботиться, чтобы вы снова могли ездить и ходить без боли. Вэль позаботится о вас и вашей травме. Она хорошо в этом разбирается. — В этом нет необходимости. Я могу... — Не спорьте, — прервал его король. — Вы мой гость, и, конечно, мы позаботимся о ваших ранах. — Спасибо, — только и сказал Освелл. Отказывать королю в гостеприимстве, пока он сам предлагает, не имело смысла, решил Освелл, а отказываться от лечения больной ноги — тем более. — Возрадуйтесь, сир Освелл Уэнт. Каждый мужчина к северу от Стены и, конечно, большинство к югу от неё готовы убить за удовольствие получить немного заботы от нашей милой Вэль. Только остерегайтесь Ярла. Вэль из тех женщин, которая знает, чего хочет, и получает, когда видит. А нашему молодому Ярлу ещё предстоит узнать, что он всего лишь временная забава, а не муж. — Буду иметь в виду.