О королях и бастардах

Семнадцать. Элия не испытывала никакого желания считать снова, но всё же пересчитывала. Число, однако, всегда оставалось неизменным. Семнадцать. Небо было чистым, лишь несколько облаков медленно и лениво плыли по нему, подгоняемые прохладным ветром, и всё же ей было холоднее, чем когда-либо за долгое время. Элия плотнее закуталась в тяжёлый плащ из шерсти двойного плетения. Но она знала, что холод, пронизывающий её до костей и заставляющий дрожать, исходит не от прохладного ветра. Ни один плащ в мире не смог бы защитить её от холода изнутри. Мир вокруг был серым и, казалось, потерял все краски. Даже золотой свет заходящего солнца, который в любой другой день заставлял стены Красного Хранилища светиться так ярко, словно они горели в огне, не мог вернуть в жизнь Элии краски. Они забрали её дочь, её прекрасную идеальную девочку. Кем бы они ни были. Она исчезла, унесённая, украденная в темноте ночи, когда весь город был занят попытками потушить сильный пожар в Великой септе. Тщетно. От великолепного здания, построенного королём-септоном Бейлором, осталась лишь груда обломков и пепла. Но в тот момент ей было всё равно. Её девочки больше нет. Больше ничего не имело значения. Но, к сожалению, именно с этим она ничего не могла поделать, совсем ничего. Элия хотела вопить, вырвать собственное сердце из груди, лишь бы больше не чувствовать эту боль и отчаяние. Однако она этого не сделала. Семнадцать. Она снова сосчитала, и снова число оказалось тем же. Семнадцать. Столько людей уже висело на стенах Красного Замка. Все они были в золотых плащах. Семнадцать человек Эйгон повесил с того самого момента, как узнал о похищении Рейнис. Впрочем, Элия не сомневалась, что это число вскоре возрастёт. Все они должны были защищать город, Красный Замок, твердыню Мейгора и королевскую семью в ту ночь. Но никто из них не справился с возложенными обязанностями. Одни заснули на посту, другие были пьяны, третьи отлучились, играли в кости или шатались по борделям, вместо того чтобы помешать кому-то похитить их принцессу, её Рейнис. Двоим, как выяснилось, специально заплатили. Эти двое клялись, что знать не знали, кто и зачем подкупил их, чтобы они отвели взгляд. Судя по следам пыток на их телах, это могло быть правдой. — Вы уже получили известие от короля? — спросила она. Лорд Коннингтон прочистил горло, затем сделал крошечный шаг вперёд и встал рядом с ней, прежде чем ответить. — Да, Ваше Величество. Ворон прилетел к нам сегодня утром. Гонец прибыл к королю Рейгару, осаждающему Штормовой Предел даже раньше, чем мы ожидали, и доставил весть. Его Величество уже возвращается в Королевскую Гавань. Элия только кивнула, не в силах ничего сказать в ответ. Да и что можно было сказать? Рейгар вернется в Королевскую Гавань, но это не вернет Элии её дочь. Так в чём же был смысл? — Лорд Тайрелл уже покинул Королевскую Гавань, моя королева, — продолжил лорд Джон. — Он просит разрешения освободить его от обязанностей в малом совете, пока железные люди не будут выбиты из Арбора, и не будет восстановлен королевский мир во всем Просторе и за его пределами. Она снова лишь кивнула. Конечно, она могла бы сказать что-нибудь по поводу того, что этот человек просто покинул город, не сказав ни слова, и только потом через другого человека попросил разрешения уйти. Однако Элия решила, что ей всё равно. Лорд Тайрелл, эта раздутая тыква, никогда не казался ей полезным, за исключением тех случаев, когда нужно было срочно избавиться от остатков пиршества, пока они не испортились. Она не будет скучать по этому человеку. — Он взял с собой слона? — спросила Элия. На самом деле это волновало её меньше всего, но всё же Элия не могла заставить себя спросить о чём-то другом, когда речь шла о лорде Тайрелле. — Да, Ваше Величество. — Хорошо, — сказала она, кивнув. — По крайней мере, мы избавились от этого зверя. Лорд Коннингтон ничего на это не ответил, но Элия чувствовала, что лорд-десница хочет продолжить разговор. С тех пор как они обнаружили исчезновение её дочери, Элия не могла заставить себя сосредоточиться ни на проклятой политике, на строительстве чёртовой гавани, ни на покупке каких-то товаров из Эссоса, ни на нытьё Ночного Дозора. Разумеется, последнее было вполне обоснованным. Голова нежити, глядящая вокруг своими кошмарными блестящими синими глазами и огрызающаяся на всех, кто подходил слишком близко, до сих пор находилась в Тронном зале на небольшом постаменте прямо перед Железным троном как жуткое напоминание о том, насколько оправданными были крики Ночного Дозора о помощи. Однако в тот момент Элия не хотела ничего об этом слышать, не хотела беспокоиться, не хотела принимать никаких решений. Поэтому, прежде чем лорд Коннингтон успел сказать что-то ещё, она заговорила первой: — Где он? Элии не нужно было уточнять, о ком идёт речь, чтобы лорд Коннингтон все понял. — В покоях принцессы, Ваше Велиечство. — Тогда я пойду к своему сыну, милорд. Прошу извинить меня. — Конечно, Ваше Величество, — сказал лорд Коннингтон, отвесив поклон и дав знак сиру Джейме отвести её обратно в замок и твердыню. Она была благодарна сиру Джейме за то, что он даже не пытался завести разговор, пока сопровождал её в твердыню Мейгора от главных ворот Красного Замка, справа и слева от которых Эйгон приказал повесить семнадцать человек. Она была благодарна сиру Джейме, когда они дошли до покоев Рейнис, и велела ему подождать за дверью. Рыцарь с непривычно серьёзным выражением лица, без типичной для него озорной ухмылки, впервые за много лет, занял позицию возле двери, когда она вошла, немой как могила. Войдя в комнату, она вдруг замешкалась. В покоях её дочери царил страшный беспорядок: сломанная мебель, опрокинутые стулья и столы, разбитые вдребезги шкафы и сундуки, рассыпанные по полу серебряные графины и кубки, разбитая посуда из керамики и фарфора. Не имея врага, с которым можно было бы сражаться, Эйгон выместил всю ярость и отчаяние на комнате Рейнис. На кровати лежали платья Рейнис, выглядевшие так, словно Эйгон зарылся под них, чтобы уснуть прошлой ночью. Вся комната выглядела так, словно здесь произошёл второй Рок Валирии. Она нашла Эйгона сидящим на полу, прислонившись спиной к изножью широкой кровати. Она заметила, что сын уже два или три дня ходит в одной и той же одежде, а его волосы были неухоженными и взъерошенными. Он не поднял глаз, когда она вошла, но упрямо уставился на маленький листок бумаги, что держал в руках. Элия придвинулась ближе, не поднимая головы, и села рядом с ним на изножье кровати. Она начала гладить его по волосам и почувствовала, как он опустился на бок, прислонившись головой к её коленям. — Что это? — спросила она через некоторое время. Эйгон не ответил, лишь протянул ей листок. Она взяла его в руки, развернула и попыталась разобрать, что это такое. — Стихотворение? — удивленно спросила она. Элия узнала почерк Эйгона, хотя и не знала, что её когда-либо писал хотя бы одно стихотворение. Эйгон медленно кивнул. — Рейнис всегда любила поэзию, — наконец произнес он хриплым голосом. Элия слышала плач в его голосе. — В детстве я тоже возомнил себя поэтом, на какое-то время, неделю или около того. Тогда я написал это для Рейнис. — Ты... написал стих для Рейнис? — Да, на её шестнадцатые именины. Получилось не очень, и, честно говоря, я не надеялся, что ей очень понравится. Но недавно я нашёл его, спрятанным в маленьком кармашке в сундуке с её зимними сапогами. Она хранила его все эти годы. Видимо, он всё же понравился ей, — ответил сын, и Элия услышала, что он изо всех сил старается подавить рыдание. Элия не знала, что на это ответить. Она и не подозревала, что Эйгон так рано воспылал чувствами к сестре. Она всегда полагала, что эти... эти чувства возникли между ними только в более зрелые года. По всей видимости, он любил её ещё в детстве, и Рейнис, хранившая эту поэму в маленьком укромном уголке, должно быть, с самого начала отвечала ему взаимностью. Элии пришлось приложить все усилия, чтобы не разрыдаться при этой мысли. Борясь со слезами и рыданиями, что грозили вот-вот вырваться наружу, Элия начала читать написанное, начала читать стихотворение, стараясь изо всех сил не слышать в голове голос своего мальчика, читающего его для своей настоящей любви.

Твои глаза меня терзают, их красота невыносима, Они разят меня так сильно, что сердце замирает. Лишь твои слова моё сердце исцеляют, ибо твои глаза меня терзают, их красота невыносима. Ты жизни и смерти моей королева, ибо в смерти моей вся правда всецела. [1]

Элия хотела что-то сказать, что угодно, слова будто не желали слетать с её губ. Она всё же не выдержала и расплакалась, беззвучные слёзы маленькими струйками пробегали по щекам. Она снова прочитала стих, прикрыв рот рукой, чтобы хотя бы не позволить себе разрыдаться. Она не знала. Ничего не знала о своих детях и их чувствах друг к другу, таких давних и таких глубоких, чистых и искренних, она не знала. — Эйгон, это... это... — Неважно. Рейнис больше нет. Теперь ничто не имеет значения. Элия знала, о чём он говорит. Речь шла не только о поэме. Она знала, что лорд Коннингтон несколько раз пытался заставить Эйгона взяться за правление королевством вместо неё или себя, сесть на Железный трон и править до тех пор, пока не вернётся Рейгар. Но её мальчик ни на минуту не позволял себе отвлечься от охоты на всех, кого можно было обвинить в похищении Рейнис. Всё, чего ей хотелось в тот момент, — это обнять своего мальчика, вытереть его слезы с лица и сказать ему, что всё будет хорошо. Но она не могла этого сделать. Они не знали, кто похитил Рейнис, где она, как она себя чувствует, жива ли она... жива ли она вообще. Одни говорили, что в поиске виновников не стоит исключать магистров и купеческих принцев Эссоса, которые могли увидеть шанс вымогать у Короны ещё больше золота, требовать ещё более высокие наценки на те или иные товары. Другие полагали, что это были наёмники на службе Железного банка Браавоса, поскольку Рейгар наверняка взял кредит на огромные расходы по подготовке к войне, который теперь не мог погасить. Другие же считали, что это могло быть только колдовство и черная магия и что какие-то духи или демоны увлекли Рейнис в свою нечестивую тьму. Услышать последнее после того, как Эйгон вернулся в город с головой нежити, было не так уж и удивительно. Она слышала, как некоторые мужчины и женщины говорили, что разрушение Великой септы и исчезновение принцессы в одну ночь никак не могли быть совпадением и что за этим непременно должны стоять красные жрецы. Кто-то даже рассказывал, что видел корабли железных людей в водах залива Черноводной той ночью. Но большинство считало, что за этим стояли мятежники, сговорившиеся с Робертом Баратеоном, чтобы иметь хоть какой-то рычаг давления на Рейгара, чтобы снять осаду Штормового Предела или даже вырвать у него Железный трон. Они просто не знали, как бы ни старались Эйгон, лорд Коннингтон и рыцари Королевской гвардии, в первую очередь сир Джейме, найти хоть малейшую зацепку. Большинство из тех, кого Эйгон повесил, ничего не знали, и просто не выполнили свой долг, а те немногие, кого действительно подкупили, под пытками правдиво заявили, что видели лицо того человека всего один раз, но не знают ни имени, ни того, от чьего имени он мог действовать. Один из солдат описал его как высокого и смуглого человека с чёрными губами и одним глазом. Другой солдат даже говорил о синих губах, но, по его словам, у человека якобы было два глаза — голубой и чёрный. Они сошлись во мнении только с тёмной бородой, но искать во всем королевстве человека с тёмной бородой, чёрными или синими губами, одним или двумя глазами, голубыми или чёрными, было почти абсурдно и надуманно. Нет, они ничего не знали, абсолютно ничего не знали ни о местонахождении, ни о судьбе её милой девочки. Однако они знали, что угроза из-за Стены реальна. Как бы ей ни было противно думать об этом, угроза была реальной, настоящей, и она надвигалась. Даже для Элии это звучало глупо, как начало страшной сказки для маленьких детей, но... зима близко, а вместе с ней и Белые ходоки. — Что теперь будет с головой? — спросила она. Элии не нужно было уточнять, о какой голове идёт речь. С тех пор как Эйгон вернулся, в Королевской Гавани только одна голова была у всех на устах. Она уже начала смердеть, и ужасное сияние в её пустых глазах с каждым днем становилось всё слабее. Глаза больше не дергались так активно, а страшное щёлканье челюстей становилось медленнее и слабее с каждым днём и с каждым часом. Скоро голова совсем потеряет свою зловещую нежизнь, и Элия не будет по ней скучать. И если Рейгар всё ещё хотел использовать эту голову для какой-нибудь речи, представления, церемонии или чего-то еще, то ему следовало поторопиться, если он не хотел обнаружить лишь прогнивший череп какого-нибудь одичалого. Элия сомневалась, что при королевском дворе, во всём Красном Замке или даже во всей Королевской Гавани, от самого великого лорда до самого низкого слуги, найдется хоть один человек, что ещё не видел эту голову и не убедился в страшной правде, которую она означала. Эйгон лишь пожал плечами в ответ на её вопрос. — Я знаю... Я знаю, это трудно, — снова начала она, — но разве мы не должны... сделать что-нибудь? Ты видел этого врага. Ты знаешь, что нас ждёт, лучше кого-либо ещё. Весь мир в опасности, не так ли? Разве мы не должны что-то сделать? Прошло немало времени, прежде чем Эйгон подал хоть малейший знак, что услышал её. Но потом он всё-таки встал и несколько раз медленно прошёлся по комнате, постукивая по серебряным кубкам на полу под своими сапогами. Затем он остановился и посмотрел на неё. Его глаза были огненно-красными то ли от слез, то ли от недосыпа. Он выглядел усталым и измученным. Она не думала, что даже по возвращении в Черный Замок, после всех тягот за Стеной, он мог выглядеть ещё хуже. — Если хотите что-то сделать, сделайте, — сказал он тогда. — Эйгон, мой дорогой мальчик, я так же, как и ты, горюю по нашей Рейнис, но... это вопрос выживания человечества, не так ли? Весь мир может погибнуть, если мы не... — Уже, — перебил её сын. — Весь мир уже умер. Во всяком случае, для меня. У Элии разрывалось сердце, когда она видела своего сына в таком состоянии, почти так же, как разрывалось сердце при мысли о потере дочери. — Нет, — сказала она. Эйгон растерянно посмотрел на неё. Что бы он ни ожидал услышать, то явно не это. — Нет, я не стану отчаиваться. Не стану сдаваться. Ни за что не поверю, что надежды увидеть мою девочку не осталось. Нет, только не это. Ты слышишь меня, Эйгон? Я этого не приму, и ты тоже не можешь. Где бы ни была сейчас наша Рейнис, мы найдем её. Мы найдем её и вернем обратно, целой и невредимой. Ты слышишь меня? — Мы не знаем... — Нет, не знаем, — оборвала его Элия, услышав, как собственный голос стал звучать громче и злее. — Мы ничего не знаем. Пока, во всяком случае. Но мы узнаем. Мы узнаем, кто украл у нас Рейнис, где она и как её вернуть. А что, если... если мы снова освободим Мераксес? Её дракон должен чувствовать, где находится Рейнис, разве нет? —Мы уже пытались, — сказал Эйгон, и Элия услышала в его голосе гневное отчаяние. — Мераксес не двинулась с места и осталась в своем логове. Похоже, Мераксес больше не может чувствовать Рейнис. Но она всегда должна чувствовать её, где бы она ни находилась, даже за полмира. Настолько сильна связь между драконом и его всадником. Только если… только если она не мертва. Элия покачала головой, решительно и почти сердито. — Нет, абсолютно нет. Она не могла умереть, ни за что. Я в это не верю. Я отказываюсь в это верить и не хочу, чтобы ты тоже в это верил, даже ни на миг. Может быть... сколько угодно объяснений, почему Мераксес не чувствует Рейнис в данный момент. — Да, и какие же? — огрызнулся Эйгон. — Я не знаю, Эйгон! — крикнула она в ответ. Эйгон подошёл к ней и заключил в свои объятия. Элия обняла его в ответ и прижалась лицом к груди сына, позволяя его дублету впитывать слезы. Ей потребовалось время, чтобы снова взять себя в руки и связать слова. — Ты сказал... сказал, что вы с Балерионом не могли почувствовать друг друга, когда были за Стеной. — Да, но между нами была Стена, построенная из камня, льда и какой-то древней магии. Но кто бы ни украл мою Рейнис, он вряд ли смог бы преодолеть Стену за столь короткое время. — Нет, но, возможно, есть и другие способы помешать Мераксес почувствовать Рейнис, какая-то... другая магия или колдовство. Эйгон, казалось, размышлял, согласиться с ней или накричать на неё. Но прежде чем сын успел ответить, в дверь постучали. Никто из них не отреагировал на стук. Они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Только когда раздался еще один стук, Элия повернулась к двери. — Войдите, — отозвался Эйгон, прежде чем Элия успела что-либо сказать, да так громко и сердито, что Элия чуть не опешила. Дверь открылась, и вошел сир Джонотор. Он поклонился сначала в сторону Элии, а затем повернулся к Эйгону. — Что случилось? — спросил сын, не сводя с неё глаз. — Мы нашли одну зацепку, — сказал рыцарь. Эйгон повернулся к нему. — Мы узнали о корабле, который причалил в порту слишком поздно вечером, уже после того, как гавань должна была быть закрыта. — Такое случается постоянно, сир, — сказала Элия, разочарованная этим фактом. — Да, это так, Ваше Величество. Но этот корабль покинул порт в ту же ночь. Мы нашли надёжных свидетелей, доверенных людей городской стражи с непререкаемой репутацией. Они утверждают, что этот корабль ушёл вскоре после того, как случился пожар в Великой септе, и что на его борту что-то было. Что именно, они сказать не смогли. Предположительно, краденые товары. Из-за пожара в Великой септе они не придали этому большого значения, к сожалению. — Значит, корабль вошёл в порт задолго после комендантского часа и покинул его в ту же ночь, — размышляла она. — Это действительно может быть зацепкой, добрый сир, но с чего нам начать поиски, если... — Портовый смотритель, — прорычал Эйгон. — Да, мой принц, — кивнул сир Джонотор. Не успел рыцарь сказать ещё хоть слово, как Эйгон уже выбежал из комнаты. — За мной, — приказал он рыцарю. — Мне нужна дюжина золотых плащей. Мы едем в порт. Затем он ушёл, и вслед за ним после ещё одного быстрого поклона в сторону Элии последовал сир Джонотор. Элия осталась одна в покоях Рейнис. Сердце её забилось быстрее, она чувствовала, как оно колотится в груди. Зацепка, как назвал это сир Джонотор. Корабль. Впервые с того ужасного утра, когда они обнаружили мёртвое тело сира Джерольда возле покоев её дочери, она почувствовала, как в ней забрезжил огонек надежды. Если бы они узнали, кто украл ее дочь, то узнали бы и причину, и где её искать. И тогда у них точно появится возможность вернуть Рейнис. Вдруг она подумала, не позвать ли слуг и служанок, чтобы привели в порядок покои Рейнис и заменили сломанную мебель. Не хотелось бы, чтобы её девочка наткнулась на такой беспорядок по возвращении. Да, она пошлёт за слугами. Возможно, пройдёт немало времени, прежде чем Рейнис вернется к ним, но зато вернётся. Да, они вернут её. Иное было немыслимым. Ей оставалось только надеяться и молиться, чтобы люди, укравшие Рейнис, кем бы они ни были и от чьего имени действовали, не причинили вреда её девочке. Рейнис была красивой женщиной, самой красивой, и любой мужчина испытал бы искушение наложить на неё руки. Но потом Элия быстро выкинула эту мысль. Нет, — сказала она себе. — Нет, этого не случится. Кто бы ни похитил мою Рейнис, он должен, держать её целой и невредимой, если намеревается обменять её. Тот, кто держит её у себя, не посмеет и пальцем тронуть Рейнис. Вскоре она покинула покои Рейнис, отправилась в свой солярий, и к ней пришёл лорд-стюард Красного Замка, сир Марон Вейт, дальний кузен лорда Дейрона. Этот человек был маленького роста, худым, как копьё, и напрочь лишённым чувства юмора, зато послушен как лошадь на пашне, и за годы жизни в Королевской Гавани добился того, что привил слугам и служанкам Красного Замка чуть ли не военную дисциплину, не став при этом жестоким тираном в их глазах. Элия искренне завидовала его таланту. Она велела ему послать несколько слуг в покои Рейнис, чтобы подготовить их к скорому возвращению дочери. Сломанная мебель должна была быть заменена, комната тщательно вычищена, а её платья выстираны и аккуратно уложены в новые шкафы и сундуки. И даже если эта зацепка, замеченный корабль и допрос смотрителя порта, которым теперь займётся Эйгон, вернут Рейнис далеко не сразу, всё равно было приятно, что она снова может что-то сделать для своей дочери. Даже если это будет просто наведение порядка в её покоях. Вскоре после этого, как и просила Элия, в солярий вошёл её дядя Льюин. Льюин тоже поклонился ей, но затем, отбросив все придворные приличия, подошёл и крепко обнял. Некоторое время они держали друг друга, после чего Льюин отпустил её, сделал шаг назад и сел на один из стульев с мягкой обивкой за маленьким столиком под окном. Элия присела на маленькую скамеечку рядом с ним. На столе стоял серебряный графин вина, дорнийского красного, но Элия была не в настроении пить. — Как дела у мальчика? — спросил Льюин. — Можешь выйти за ворота Красного Замка и сам проверить, дядя, — ответила Элия. — Его приговор был суров, но... справедлив, — решил Льюин. — Эти люди были обязаны защищать вас. — И все они потерпели неудачу. — Хуже, Элия. Неудачи можно оправдать. Никто не безгрешен. Но эти люди не просто потерпели неудачу. Они оставили вас, позволив похитить Рейнис. Одни по оголтелой халатности, другие из-за подкупа. Такое оправдать уже нельзя. — Я знаю, — сказала она, — но это не вернёт мою девочку. — Нет, может, и нет. Но Эйгон найдет её. Так или иначе он найдет Рейнис и вернет её. Я бродил с ним по землям Вечной Зимы, сражался с нежитью и одичалыми, и единственное, что удерживало мальчика, — это желание вернуться к Рейнис. — Раньше мне казалось, что он сдался. — Вовсе нет. Конечно, он отчаялся, потому что не было никакой зацепки, где её искать. Но теперь она появилась. — Значит, ты слышал о том корабле. — Да. Если это что-то даст, Эйгон перевернёт вверх дном все Семь королевств, чтобы найти свою сестру и вернуть её домой. — Да, ты прав, — устало кивнула Элия. Ей удалось подавить очередной всхлип и смахнуть слезы. Надежда была, правда, но этот проблеск надежды был ещё так бесконечно далёк... — Всё ли готово к возвращению сира Джерольда в Старомест? — спросила она, прежде чем дядя Льюин успел поинтересоваться её самочувствием. Элия не могла солгать дяде, но изливать ему душу сейчас означало изливать те чувства, что она так старательно и так глубоко хоронила. Она бы просто не выдержала и надломилась под их тяжестью. — Всё готово. Ворон уже должен был добраться до Хайтауэров. Но боюсь, пока железные люди продолжают набеги на пролив Редвина и удерживают Арбор, у лорда Лейтона будут заботы поважнее умершего дяди. — Я бы не была так уверена в этом, дядя. Если бы с тобой что-то случилось, для меня не было бы ничего важнее, — честно призналась Элия. Льюин грустно улыбнулся. — Моя дорогая Элия, я благодарен тебе, правда, но это бы не вернуло меня к жизни, как и Джеральда. Неважно, занят ли лорд Лейтон сбором армии против железных людей, подготовкой похорон моего старого друга или сидит в своей башне, зарывшись носом в свои книги. — Может быть, и так, но... я бы чувствовал себя лучше от этого. — Каждый скорбит по-своему, дитя, — сказал Льюин. Элия задумалась о том, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз звал её дитём, и не могла вспомнить. — По крайней мере, Джерольда похоронят. — Освелл, — сказала она. — Освелл, — повторил Льюин. — Он остался, чтобы защитить мальчика, и его останки тоже остались за Стеной. Без тела не будет погребения. — Мы организуем что-нибудь ещё в его честь. Я обещаю. Пока не знаю, что именно, но мы что-нибудь придумаем. Что-то, что порадовало бы Освелла. Записи в Книге братьев для сира Джерольда и сира Освелла уже готовы? — Нет, — поколебавшись, сказал Льюин. — Ещё нет. Обычно это входит в обязанности лорда-командующего, но поскольку Джерольд... Эх, сначала необходимо назначить нового лорда-командующего. — И двух новых рыцарей. — И двух новых рыцарей, — согласился Льюин. Этот вопрос рано или поздно пришлось бы обсудить, но Элия видела, как тяжело давалась дяде смерть двух его ближайших друзей и заклятых братьев, почти так же тяжело, как похищение Рейнис. Поэтому пока она решила отложить вопрос о новом лорде-командующем и возможных кандидатах на освободившиеся места в Королевской гвардии. По крайней мере до тех пор, пока Рейгар не вернется и не сможет сам решить этот вопрос. — Мы получим известие, как только Королевский флот разберётся с железными людьми? — спросила она, пытаясь сменить тему. —Да, как только, так сразу. — Они справятся? В смысле, смогут ли они выбить железных людей. — Конечно, Элия, конечно. Каким-то образом этим дикарям удалось заманить флот Редвина в ловушку и потопить большую его часть, но совершить этот подвиг второй раз им не удастся. Королевский флот разобьет железных людей, и тогда, по крайней мере, этот пожар будет потушен. — Надеюсь, ты прав. Никогда не думала, что скажу это, но... мы должны как можно скорее созвать знамена и двинуть армии королевства к Стене. Времени мало. — Да, похоже на то, — согласился Льюин и кивнул. Он потянулся к графину и налил им обоим вина. Элия взяла кубок из рук дяди. Она была не в настроении для вина, но глоток сделать могла. Изначально Элия надеялась, что Льюин отвлечется, возможно, чтобы расспросить его о леди Алексондре. Конечно, давняя любовница ее дяди, жившая в уютном домике на улице Медников с прекрасным видом на юг, вплоть до Черноводной реки, что купил для неё дядя много лет назад, была вне себя от радости, когда Льюин вернулся целым и невредимым. Но обстоятельства, прежде всего Рейнис, а также сир Герольд и сир Освелл, железные люди в проливе Редвин и восстание в Штормовых землях, просто не позволяли счастливо и непринужденно о таких вещах без чувства вины. Поэтому они выпили немного вина, но почти молча. После этого дядя попрощался с Элией и удалился в башню Белого меча, чтобы поспать несколько часов. Элия выглянула в окно. Солнце уже село, наступил час летучей мыши, и, не чувствуя голода, она решила отказаться от ужина и лечь спать пораньше. Завтрашний день будет насыщенным, как и все её дни. Лёжа в постели, Элия вдруг задумалась, не проверить ли ей, кто из рыцарей Королевской гвардии стоит сегодня на страже у её покоев. Сегодня это должен был сделать сир Джерольд, если бы был ещё жив. Но он был мертв. Её дядя Льюин спал и не возьмётся за охрану её покоев, пока не наступит час соловья. Сир Джонотор всё ещё должен быть с Эйгоном либо в порту, чтобы захватить смотрителя, либо уже темницах Красного Замка. Оставался только сир Джейме. Да, больше некому. И всё же... это должен быть сир Джерольд. Белый Бык был серьёзным человеком, послушным и храбрым, честным до безобразия. Из всех людей её Рейнис была единственной, кому удавалось рассмешить старика. Всем будет его не хватать. Красный Замок уже не будет прежним без сира Джерольда. Вспоминая об этом, Элия стыдилась своих последних мыслей о сире Джерольде. Элия не говорила об этом, но была зла на рыцаря за то, что тот вступился за Джона до того, как её мальчик вернулся домой целым и невредимым. Потом, когда сын вернулся к ней, целый и невредимый, ей было стыдно за свою обиду на сира Джерольда. В тот день Элия бы не осмелилась сказать это рыцарю в лицо, а теперь, когда он умер, стыд давил на неё ещё тяжелее. Лёжа в постели и глядя на балдахин из толстого красного бархата, украшенного великолепно вышитым портретом дорнийских гор в свете золотого восходящего солнца, она всё больше думала о Джоне. Элия гадала, где он. Когда Рейнис удалилась с Джоном в свои покои, чтобы помочь тому обрести полный контроль над Вейгаром боги знают методом, тот забрался на спину дракона и улетел в тот же вечер. Было даже странно не только открыто говорить о том, что Джон был братом её детей, но даже думать об этом без утайки. Она предоставила Рейнис решать судьбу Джона, и её дочь приняла решение. Теперь Элии оставалось только довериться дочери и надеяться, что её решение было правильным. Только время покажет. Не раз она задумывалась, мог ли мальчик что-то сделать, могли защитить Рейнис, если бы всё ещё находился в Красном Замке. Но она ругала себя за эти мысли. Сир Джерольд ничего не смог сделать, золотые плащи, по крайней мере, те, кто оставался на своём посту и не брал взяток, ничего не смогли сделать, так что мог поделать Джон. Если бы мальчик был здесь и заметил неладно, его, скорее всего, нашли бы мертвым, с перерезанным горлом, лежащим в каком-нибудь коридоре твердыни Мейгора. И всё же она задавалась вопросом, где он мог пропадать. Не то чтобы она скучала по нему. Видят боги, это вовсе не так, но всё же... Джон восседал на драконе, что делало его одним из самых могущественных людей в королевстве, и он был братом, сводным братом, её детей. Почему-то ей было не все равно. Говорили, что он улетел на север. Возможно, в Винтерфелл, к семье своей матери, — подумала Элия, и её веки стали такими тяжёлыми, что она с трудом держала глаза открытыми. — Но зачем? Там ему делать нечего. На Стене — да, очень скоро у них с драконом будет более чем достаточно дел. Но не сейчас. Не сейчас. Не лучше ли ему лететь в Штормовые земли, к матери и... отцу? Эйгон, разумеется, уже знал о Джоне, Элия рассказала ему обо всём. Что именно он стал причиной восстания в Штормовых землях. Но... нет, это не было правдой. Мальчик не был причиной. Причиной восстания стали разврат леди Лианны и неспособность Рейгара держать руки подальше от чужой невесты. Джон был лишь последствием, одним из них. Она рассказала Эйгону, кто такой Джон — не Баратеон, а бастард Рейгара. Она сказала ему, что Джон его сводный брат, незаконнорождённый и не имеющий реальных прав на Железный трон, но... уже не просто лучший друг, а его родная кровь. Эйгон никак на это не отреагировал, лишь молча смотрел на стены покоев Рейнис, словно надеялся найти там, как нигде, ответ на вопрос о её местонахождении. Сын узнал о похищении Рейнис совсем недавно, и после этого либо кричал и бушевал, как огненный смерч, либо молча сидел на полу, рыдая и всхлипывая. Элия не была уверена, слышал ли он хоть слово из того, что она или лорд Коннингтон пытались донести до него о Джоне. Будто бы ему было до этого дело. Конечно, рано или поздно ему не всё равно. Так или иначе, ему придется это осознать, и Элия не сомневалась, что для Эйгона это не составит труда. Но в данный момент... в данный момент его волновала только сестра. Элия даже не заметила, как уснула. Только когда на следующее утро её разбудила одна из служанок с мягким полотенцем и миской свежей воды для утреннего умывания в руках, она поняла, что вообще спала. Элия поблагодарила девушку, затем без лишних слов умылась и начала одеваться. Она выбрала простое платье из шёлка и шерсти красного, черного и немного жёлтого цветов, но без парчи, чтобы оно казалось достаточно изысканным для королевы, но не слишком парадным, неуместным в данных обстоятельствах, и не слишком траурным, чтобы не создавалось ложного впечатления, что она потеряла надежду на возвращение Рейнис. Затем она попросила двух своих служанок помочь привести волосы в порядок, выбрав простую прическу в дорнийском стиле. Затем она отправилась в малый чертог, чтобы позавтракать в компании нескольких придворных дам. За ней следовал сир Джейме, который всю ночь стоял на страже у её покоев. На самом деле у неё не было никакого желания общаться с этими женщинами из знатных домов, которые либо болтают о всякой ерунде, либо, боясь сказать что-то лишнее, вообще молчат. Однако сегодня Элия не собиралась садиться на Железный трон вместо Рейгара или Эйгона, и поэтому для неё было особенно важно оставаться на виду. Эйгон... На миг она задумалась, не пойти ли ей к Эйгону и не проведать ли его. Ей хотелось знать, всё ли с ним в порядке, а главное, не узнал ли он что-нибудь о Рейнис. Но потом она решила в первую очередь выполнить свои обязанности, даже если это было чем-то глупым и незначительным, как поход в малый чертог и трапеза с придворными дамами. Войдя в малый чертог, она с радостью обнаружила за столом леди Эшару. Собравшиеся дамы поднялись, увидев её, и сделали реверанс, когда Элия проходила мимо них, направляясь к главе стола. Только когда она сама заняла своё место, все собравшиеся дамы тоже опустились на свои стулья. Настроение её подруги Эшары было мрачным и зловещим, как полуночная гроза, так что Элия сразу же похоронила все надежды хоть как-то отвлечься от всего, что связано с Рейнис. Она не знала, что так тяготило и испортило настроение Эшары, и не могла заставить себя спросить об этом подругу. У Элии и без того было слишком много собственных забот и страхов с тех пор, как у них украли Рейнис, чтобы ещё и беспокоиться о проблемах, нуждах и страхах других, пусть даже таких хороших и близких друзей, как Эшара. Она знала только, что это должно быть как-то связано с помолвкой её дочери Аллары. Об этом она узнала из разговоров придворных дам. Однако в чём именно заключалась проблема, она не знала и не хотела спрашивать. Элия, конечно, заметила, что уже почти несколько дней не видела дочь Эшары, юную леди Аллару. Девушка провела ночь в покоях Рейнис в ту ужасную ночь, как и практически каждую ночь до того. Но после похищения Рейнис девочку редко видели при дворе, а когда она появлялась, то выглядела ужасно, печальная и грустная, измученная, почти всё время готовая разрыдаться. В любой другой день Элия присмотрела бы за девочкой, дочерью своей лучшей подруги, попыталась бы утешить её, позаботиться о ней. Но здесь и сейчас Элии хватало и собственных горестей, что тянули её вниз, как жернов на шее. Когда служанка подошла, чтобы спросить, что бы она хотела съесть, выбор Элии пал на ореховый хлеб, только что из печи, на мягкий козий сыр, на холодный суп из репы и на особенно крепкий чай с небольшим количеством мёда. Элия почти безмолвно сидела и слушала сидящих за столом дам. Основной темой разговора, само собой, оставалась Рейнис, но, к счастью, большинство дам довольствовались тем, что выражали свою поддержку Элии, пытались ободрить её несколькими пустыми фразами и заверяли, что все они твердо верят, что Рейнис скоро будет дома, в Королевской Гавани, в целости и сохранности. Элия, в свою очередь, поблагодарила их так коротко и лаконично, как только позволяла вежливость, но в остальном ничего не сказала. Именно леди Тарла Деддингс наконец решилась сменить тему разговора. После этого Элия лишь вполуха слушала болтовню присутствующих. Эшара практически ничего не говорила всё это время. Судя по выражению её лица, Элия догадалась, что та тоже не может решиться, разрыдаться ли ей от горя или вспыхнуть от ярости. После почти целого часа бессмысленной болтовни об урожае в Речных землях, о молодых породистых кобылах из Простора, про богато отелившийся скот в Королевских землях в этом году и о новых элегантных тканях из Эссоса, которые нашли особую популярность в Дорне, Элия была рада, когда внезапно дверь распахнулась и в комнату поспешил молодой парень. Она надеялась, что это будет Эйгон, который придет, чтобы сообщить ей хорошие новости, сказать, что они наконец-то узнали, где Рейнис, и что они вернут её как можно скорее. Это был не Эйгон, но в тот момент Элия была благодарна ему хотя бы за отвлечение. Видимо, не ожидав увидеть здесь кого-то ещё, мальчик на мгновение остановился, поклонился в сторону всех собравшихся за столом дам и тут же поспешил в другую дверь, за которой находилось несколько небольших кухонь и служанок, ожидающие, когда подавать ещё еды, чая или даже вина. Дамы за столом дружно затаили дыхание, потрясённые поведением мальчика. Никто из них ничего не сказал по этому поводу, но взгляды женщин более чем ясно говорили о том, что в своих замках они давно бы отчитали мальчишку за такое поведение. Элия лишь с трудом подавила смех над этим глупым возмущением. Впоследствии она пожалела об этом, ведь это был её первый искренний смех с момента исчезновения Рейнис. Дверь ещё не успела закрыться за мальчиком, как из-за двери послышались возмущенные крики служанок и поваров, звон посуды и звяканье кастрюль, когда мальчик, очевидно, начал торопливо помогать им. Элия сразу же узнала мальчика, пронёсшегося через малый чертог, словно был ужален дорнийским скорпионом, — Лиман Дэрри. Он был хорошим мальчиком, вежливым, трудолюбивым и послушным. Возможно, время от времени он был слишком нервным, но это, скорее всего, объяснялось тем, что мальчик, хоть и происходил из одного из лучших домов королевства, не был привычен к общению с королевской семьей, когда прибыл сюда, чтобы вскоре стать оруженосцем Эйгона. Тот факт, что дом Таргариен пользовался среди Дэрри почти религиозным почитанием, выходящим далеко за рамки обычной или даже очень преданной верности, конечно же, не способствовал тому, чтобы первые месяцы пребывания мальчика в Королевской Гавани прошли легко. Мгновение спустя Лиман уже спешил из кухни через дверь с подносом на руках, на котором лежали хлеб, сыр, две разные колбасы, дымящаяся миска, скорее всего, до краев наполненная овсянкой, кружка чая и стеклянный графин тёмно-красного вина. Все это он балансировал на подносе, громыхая и звеня, а Элия всё ещё слышала ругань кухарок и служанок через полуоткрытую дверь. —Это для моего сына? — спросила она. Лиман оглянулся на неё, пытаясь пробежать мимо. Только сейчас он будто бы узнал её, и глаза мальчика стали большими с куриные яйца. Он остановился так резко, словно прилипший к полу, от чего весь поднос едва не слетел с его рук. В последний момент мальчику удалось удержать всё на месте, и он повернулся к ней лицом. — Да... да... да, Ваше Величество, — заикаясь, произнес мальчик. — Для принца Эйгона, Ваше Величество. — Где мой сын? — В темницах, Ваше Величество. Он ещё не покинул их, Ваше Величество. — Со вчерашнего дня? Значит, он совсем не спал? — Не в своих покоях, Ваше Величество. Он уже несколько часов отдыхает на койке в одной из камер, Ваше Величество. — В одной из камер темниц? — в ужасе спросила она. Она слышала шепот окружавших её дам, что тут же вспыхнули, как противная сыпь, при словах мальчика. Грозно поглядев на них, Элия тут же заставила женщин замолчать. — Да, Ваше Величество. Сир Джонотор остался с ним, Ваше Величество. Это он послал меня принести принцу Эйгону поесть, Ваше Величество. — Понятно, — сказала она, кивнув Лиману. — Тогда я не буду тебя задерживать, Лиман. Иди и принеси моему сыну поесть. — Да, Ваше Величество. Сию секунду, Ваше Величество. Лиман хотел поклониться ей, но, к счастью, в самый последний момент заметил, что держит в руках поднос с едой и напитками, и вместо глубоко кивнул. Затем он снова повернулся и поспешил уйти. Элия продолжала сидеть, но затем поднялась, прежде чем дамы успели снова заговорить с ней. Хватит её на сегодня этого куриного кудахтанья. Она попрощалась с ними, ответила на глубокий реверанс дам простым кивком и покинула малый чертог. Сир Джейме, ожидавший у дверей, тут же последовал за ней, не сказав ни слова. Внезапно Элия задумалась, стоит ли ей спускаться в темницы. Она всегда ненавидела это место, слишком хорошо поминая вид мужчин и женщин, которых безумный Эйрис держал и пытал там, прежде чем казнить в своё удовольствие. Но сейчас там находился её Эйгон, и она так хотела быть рядом с ним, со своим мальчиком. Судя по всему, он всё ещё был занят допросом смотрителя порта, выуживая из него сведения о Рейнис и её похитителях. Поэтому Элия решила не мешать ему, как бы ей ни хотелось наконец услышать хорошие новости. Она решила удалиться в королевские сады, где её не будут беспокоить, по крайней мере, какое-то время. Сады всегда могли успокоить её, подбодрить. Но сейчас, когда она бродила здесь, ничего подобного не происходило. По её ощущениям, стало ещё холоднее, чем на рассвете, а ветер стал ещё более резким и кусачим. Все без исключения цветы в садах давно увяли, так что от обычно столь красочных и широко благоухающих клумб почти ничего не осталось, кроме участков холодной земли, заросших коричневыми остатками мертвых растений. На деревьях больше не висело ни одного фрукта, кроме нескольких перезрелых слив и айвы, обгрызенных птицами, и даже листья большинства деревьев уже начали приобретать унылый, мертвенно-коричневый или зловещий красный цвет. Цвета свернувшейся крови. Певчие птицы улетели несколько недель назад в ещё теплые и богатые пищей районы южного Простора и западного Дорна, и теперь здесь оставалось лишь несколько сорокопутов, ворчавших на неё с крон деревьев и кустарников. Даже больших пёстрых птиц, полученных в подарок на именины Эйгона, здесь больше не было. Насколько она знала, эти птицы не улетели, просто ухаживающие за ними мейстеры, посадили птиц в клетки и унесли в замок, где было теплее. Мейстеры уверяли, что птицы не переживут холода настоящей зимы. Элия шла по унылым садам и уже подумывала о том, чтобы снова покинуть их, пока не увидела человека, стоящего вдалеке у одного из входов в королевские сады. Ей не нужно было приглядываться, чтобы узнать Эшару, неуверенно переминающаяся с ноги на ногу и постоянно оглядывающаяся то на гальку узкой дорожки перед собой, то на решётчатые ворота позади, явно не зная, стоит ли ей заходить в сады или лучше уйти. Элия сделала несколько шагов и вышла из-за кустарника. Она помахала Эшаре рукой и пригласила к себе, решив вместо подруги. Эшара выглядела испуганной, но затем сделала, как было велено, и подошла к ней. Эшара остановилась в нескольких шагах перед Элией и снова сделала глубокий реверанс, как это уже было в малом чертоге. Что бы она ни хотела, это должно было быть что-то серьезное, что-то очень серьезное, раз старая подруга приветствует её так формально. Элия кивнула со слабой улыбкой, затем повернулась и снова направилась через сад. Эшара пошла рядом с ней, и Элия увязалась за подругой. — А теперь расскажи мне, в чём дело, — попросила Элия после недолгой безмолвной ходьбы бок о бок, натянув улыбку, чтобы это не звучало так грубо. Сначала Эшара снова неуверенно посмотрела на землю перед собой, словно следы их шагов на песке и гальке тропинки могли подсказать, с чего начать. Затем она прочистила горло, прежде чем заговорить. — Прости меня, мне так бесконечно жаль, Элия. Я не хочу тебя беспокоить, — начала лепетать Эшара. — Не сейчас, когда... когда... — Когда Рейнис похитили, и мы не знаем, где она и жива ли вообще, — закончила за неё Элия. — Сейчас, когда у тебя столько забот, я хотела сказать, — поправила Эшара извиняющимся, почти покорным тоном. — Но... Я должна попросить тебя кое-о-чём, Элия. О помощи. — Я всегда помогу тебе, если смогу. Так что расскажи мне, в чём дело. — О моей дочери. Речь идёт о моей дочери, точнее, о её помолвке. — Я думала, этот вопрос уже решён. — Да, — вздохнула Эшара. — Вот почему мне нужна твоя помощь, Элия. Прости, что я пришла к тебе с этим сейчас, так не вовремя. Мне так жаль, что... — Просто скажи это, Эшара, — перебила её Элия. Эшаре снова потребовалось время, чтобы продолжить разговор. — Пожалуйста... пожалуйста, помоги мне расторгнуть помолвку, — пролепетала она. — Пожалуйста, Элия, пожалуйста. Этого не должно случиться. Этого не должно случиться. — Эшара подруга явно из последних сил боролась со слезами. — Только не с моей девочкой, нет. Это не должно случиться... мы изначально думали, что моя дочь... ну, что она... поскольку в этом участвовал Его Величество, мы... мы с Алларой думали... но это вовсе не так. Кто угодно, только не он. Только не он. Элия чуть было не спросила, что не так, и что они изначально предполагали из-за участия Рейегар в помолвке леди Аллары. Элия слышала, что Рейгар каким-то образом поучаствовал в переговорах о помолвке девочки. Зачем он это сделал, что это значило и, самое главное, с кем должна была сочетаться Аллара, Элия так и не узнала. Вдруг с её глаз словно спала пелена. В её голове вдруг возник образ, воспоминание. Воспоминание о том, что она видела только вчера в покоях Рейнис, когда приходила проведать Эйгона. В покоях царил полный беспорядок, словно на поле битвы, большая часть мебели разлетелась на куски от ярости и гнева Эйгона. Одна вещь, однако, осталась нетронутой — незаконченная картина в одном из углов комнаты. В тот момент Элия не обратила на картину никакого внимания. Она знала, что некоторое время назад Рейгар пригласил в Королевскую Гавань мастера-живописца из Мирра, чтобы тот написал портрет Эйгона и Рейнис, будущих короля и королевы Вестероса. В последнее время, как она знала, Рейнис стала чаще вызывать мастера к себе, и теперь… Она отругала себя за то, что не заметила этого сразу, но на том портрете был один незаконченный, женщины. Аллара. Мы сначала думали, что Рейгар намеревался сделать Аллару второй женой Эйгона, — подумала Элия. — Но нет, он никогда бы не сделал этого без моего ведома, никогда бы не осмелился на это без моего согласия. А главное, без согласия Рейнис. И всё же... если Рейнис позаботилась о том, чтобы миррийский мастер добавил Аллару к портрету, значит, она должна была думать так же и... даже принять это. Иначе бы её гнев познал бы весь Красный Замок, если не вся Королевская Гавань. Иначе и быть не могло. Рейнис тоже должна была не только поверить в то, что Аллара станет второй женой Эйгона, но и согласиться с этим. Даже с радостью, учитывая, как особенно близки были Рейнис и Аллара в последнее время. Осознание этого нахлынуло на неё, как приливная волна, и в тот момент Элия даже не знала, одобрять это или нет. Впрочем, здесь и сейчас было неважно, что она могла бы подумать об этом, даже если бы знала. Поэтому Элия заставила себя вернуться к Эшаре и её просьбе о помощи. — Кто? Эшара, успокойся и скажи мне, о ком идет речь. Скажи мне, с кем помолвлена Аллара. — Тирион Ланнистер, — всхлипывая, ответила она. — Они уже в пути... в пути сюда. Люди из Кастерли Рок, Элия. Тремонд так сказал. Они идут, чтобы забрать мою девочку. Ответ поразил Элию, как удар молнии. Тирион Ланнистер... Бес из Кастерли Рок. Клянусь Семерыми, Рейгар, о чём ты думал? Конечно, несложно было предположить, о чём думал её муж. Несмотря на все попытки лорда Тайвина это изменить, Тирион Ланнистер всё ещё оставался наследником лорда Тайвина и в один прекрасный день станет лордом Кастерли Рок, а вмести с этим и правителем Западных земель, если только Старый Лев не найдет весомую причину лишить Беса наследства, неоспоримую перед Короной и Семерыми. Однако, несмотря на такую перспективу, делавшую его сына одной из лучших партий королевства в политическом плане, лорду Тайвину так и не удалось найти для сына и наследника подходящую жену, что не происходила бы из слишком маленького и, по мнению лорда Тайвина, слишком низкородного дома, чтобы родить детей следующего поколения золотых Ланнистеров. Гаргалены были довольно влиятельным домом Дорна, а через свою мать Эшару девочка принадлежала ещё и к Дейнам, одним из самых древних и, соответственно, самых знатных домов Семи королевств. Конечно же, Рейгар позаботился о том, чтобы найти Бесу подходящую жену, дабы заручиться дружбой, если Старый Лев вообще способен на такое чувство, и благосклонностью лорда Тайвина в грядущей войне. Ещё несколько дней или недель назад, до того как Эйгон, дядя Льюин, лорд Дикон, чёрный брат Сэмвелл и лорд Тирион принесли донесения из-за Стены, и не в последнюю очередь после того, как она увидела отрубленную, но благодаря какой-то чёрной магии всё ещё живую голову, которую Эйгон привез с собой, она бы без колебаний сделала всё возможное, чтобы остановить эту помолвку, чтобы Аллара, умная нежная и красивая девочка и не в последнюю очередь лучшая подруга Рейнис, не подвергалась такой участи. Но теперь... Учитывая все обстоятельства, о которых теперь знала Элия, оправданно ли было вообще пытаться провоцировать лорда Тайвина отказаться от поддержки Короны в борьбе за выживание человечества в решающий момент? Элия не питала иллюзий, что Старый Лев из Кастерли Рок пойдёт на такое, если увидит в этом хоть малейшую выгоду для себя или своей семьи. В то время как Корона и большинство остальных Семи королевств, по сути, опустошали свои сундуки и жертвовали рыцарями и солдатами, отцами, братьями и сыновьями, тысячами, даже десятками тысяч, чтобы дать отпор врагу, лорд Тайвин делал бы только то, что было абсолютно необходимо, чтобы не выглядеть праздным трусом. Если же в этом не было крайней необходимости, он не стал бы жертвовать ни своими солдатами, ни рыцарями, ни золотом, чтобы хоть как-то предотвратить эту войну. Если бы дело действительно дошло до этого и Старый Лев стал бы играть по-умному, то в конце этой войны он и вовсе окажется бы последним человеком во всём королевстве, имеющим под своим началом достойную армию и, что ещё важнее, достаточное количество золота в казне для восстановления королевства. Каждый лорд и рыцарь, даже король, будут вынуждены броситься к нему за помощью, чтобы получить от него средства на возмещение ущерба и потерь на войне. В конце концов, при условии, что остальная часть королевства выиграет войну и спасет человечество от Белых Ходоков, лорд Тайвин станет самым могущественным человеком в королевстве, гораздо более могущественным, чем даже тот, кто впоследствии сядет на Железный трон. Поэтому, как бы Элии ни было противно это признавать, Рейгар поступил здраво, склонив лорда Тайвина на свою сторону и решив за одну из его самых больших проблем — найти подходящую жену для своего нескладного сына. Но ещё больше она ненавидела то, что это сулило несчастной девочке. Оглядевшись по сторонам, Элия бросила быстрый взгляд на сира Джейме, что всё так же молча шел позади неё в нескольких шагах, положив руку на рукоять меча. Сир Джейме заметил её взгляд и вопросительно посмотрел на неё. Элия лишь коротко покачала головой. Это было бы так просто... В самом деле, Рейгару было бы так просто заручиться поддержкой Старого Льва и склонить того на сторону Короны и всего человечества. Самым большим желанием лорда Тайвина со времен безумного Эйриса было, конечно, не найти подходящую невесту для Беса, а каким-то образом вернуть сира Джейме, своего золотого сына. Если бы Рейгар только согласился освободить сира Джейме от клятв и отпустить его из Королевской гвардии, чтобы восстановить в правах наследника лорда Тайвина, явно и неоспоримо опережающего Беса в линии наследования, Старый Лев, несомненно, исполнил бы любое его желание в ответ. Для сира Джейме, сильного воина, но добродушного и возмутительно красивого мужчины, Старый Лев без труда отыскал бы целую ораву подходящих невест из лучших семей всего королевства. Элия также не сомневалась, что при нынешних обстоятельствах сир Джейме согласился бы и на это. Однако она знала, что этого не произойдет. После смерти Эйриса лорд Тайвин несколько раз просил Рейгара освободить сына от клятв. Однако Рейгар не хотел создавать ненужного прецедента и отказывался от всех просьб и предложений из Кастерли Рок, не задумываясь об этом даже ни на миг. Может, мне все-таки удастся убедить Рейгара, — подумала она. — Речь идёт не только о леди Алларе, но и о нашей девочке. Как только мы вернём Рейнис, я не хочу, чтобы первым, что она узнает, было то, что её лучшая подруга уехала и вышла за Беса из Кастерли Рок. Однако сейчас она ничего не могла с этим поделать. Будь у неё такая возможность, Элия тут же написала бы письмо лорду Тайвину, предложив ему аннулировать клятвы сира Джейме. Однако, сделав это, она превысила бы пределы своей власти, будь она королевой или нет. Она просто не могла сделать такое предложение. По крайней мере, без того, чтобы Рейгар не отменил это, как только бы узнал. Но... сможет ли он это сделать? Если бы я написала это письмо не от своего имени, а от имени Короны... В отсутствие Рейгара она правила королевством и принимала решения от имени Рейгара, по крайней мере, до тех пор, пока Эйгон не присвоил себе эти полномочия. Если бы она решила сделать это предложение лорду Тайвину, то это должно быть похоже на то, как если бы это предложение сделал сам Рейгар, о чём лорд Тайвин, несомненно, также знал. Рейгар, конечно, мог бы отозвать решение, отменить её предложение лорду Тайвину, как только бы узнал. И тогда все усилия окажутся напрасными: она выставит себя на посмешище и разозлит не только Рейгара, но и лорда Тайвина. В любом случае это ничуть не поможет леди Алларе. Но что она могла сделать, так это выиграть время. Время, чтобы убедить Рейгара в ином решении, убедить его в ином способе справиться с лордом Тайвином или, если это не удастся, найти совершенно иной выход из ситуации. В обход Рейгара, если это будет необходимо, что бы он ни думал об этом. — Я не могу просто разорвать помолвку, Эшара. Договор был заключён лично королём и твоим мужем, а лорд Тайвин дали согласие. Так что только Тремонд или лорд Тайвин могут разорвать помолвку по своей воле. Я ничего не могу с этим поделать, — наконец сказала она Эшаре и увидела, как надежда в её взгляде разбилась, словно хрустальный кубок под ударом кузнечного молота. — Но я могу сделать кое-что другое, — быстро продолжила Элия. — Твоя дочь находится при дворе в качестве спутницы моей дочери, верно? — Да, — согласилась Эшара. Слёзы наполнили её глаза, и все же в этот момент казалось, что она снова позволила себе хотя бы капельку надежды. — Ну, тогда с этого момента она больше не является таковой. Отныне она — моя спутница. — Но... но что это меняет? — спросила Эшара, заметно смутившись. — На самом деле всё очень просто. Спутница принцессы — гостья при королевском дворе, точнее, гостья короля. А вот спутница королевы — яный гость самой королевы. — Эшара смотрела на неё, всё ещё сбитая с толку. — Я предоставлю твоей дочери права гостьи под моей крышей и под моей личной защитой, Эшара. Крыша, строго говоря, может принадлежать Рейгару, но защиту она получит от меня и только от меня. И это значит, что никто не сможет забрать её отсюда без моего прямого согласия, ни лорд Тайвин, ни его люди, ни даже её родной отец. На самом деле это было не совсем так. Как и во всех остальных случаях, Рейгар мог отменить её решение и в этом вопросе, мог вот так просто забрать Аллару отсюда, поскольку защита, которой Аллара отныне будет пользоваться благодаря Элии, проистекала лишь из той власти, какой обладала Элия лишь как жена и королева Рейгара. Элия, однако, решила пока что не нагружать подругу такими мелочами. Она даже не была уверена, что Рейгар сам станет беспокоиться о таких тонкостях, когда она заговорит с ним об этом по возвращении. В любом случае это было лучшее решение, которое Элия могла придумать на данный момент, не считая отправки Аллары в Эссос. По великолепному лицу Эшары тут же расплылась широкая улыбка. Они остановились, и Элия хотела взять подругу за руку, но в следующее мгновение та уже бросилась ей на шею. — О, спасибо, Элия. Спасибо тебе. Спасибо, спасибо, спасибо, — плакала Эшара ей в волосы от радости. Элия обняла её в ответ, насладившись тёплым чувством радости, что излучала Эшара, согревающее как летнее солнце. Её подруга была настолько выше её самой, что Элия чувствовала себя ребёнком, которого обнимает мать. Он так сильно плакала от счастья и облегчения, что Элия почти испугалась, что её в любой момент могли повалить на землю. Когда после очередного потока рыданий и едва разборчивых слов благодарности Эшара вновь обрела над собой хоть какой-то контроль, Элия наконец отослала её, чтобы та могла сообщить дочери радостную новость. Элии было интересно, как на это отреагирует лорд Тремонд, но потом она решила, что ей все равно. С политической точки зрения, то, что он затеял вместе с Рейгаром и лордом Тайвином, даже имело смысл. Его дочь, если бы этот брак состоялся, стала бы леди Кастерли Рок и женой правителя Западных земель, одной из самых богатых и влиятельных женщин королевства. Однако на личном уровне она находила это отвратительным и недоумевала, как человек, любящий своих детей, мог согласиться на такое. Элия, в свою очередь, решила, что наконец-то пришло время сделать то, что она хотела сделать весь день. Эшара сможет не беспокоиться за свою девочку, по крайней мере, пока. Теперь пришло время мне узнать о моей милой девочке. О Семеро, умоляю вас, пусть Эйгон узнает что-нибудь, что-нибудь хорошее, любую зацепку, что поможет вернуть мою чудесную девочку. Молю вас. Теперь ей предстояло спуститься в темницы, чтобы увидеть сына и узнать, удалось ли ему что-нибудь выяснить, и если да, то что. Путь вниз оказался длиннее, чем полагала Элия. Она всегда была рада, что ей никогда не приходилось бывать здесь. Насколько она знала, во времена безумного Эйриса камеры здесь были переполнены. Однако с тех пор как на трон взошел Рейгар, темницы заметно опустели, если не считать неизбежных грабителей, убийц, насильников и всякого рода жуликов, которых хватало везде, где есть люди. Элия и сир Джейме вернулись в твердыню Мейгора и вошли в подземелья через Путь Предателя. Они прошли через широкую тяжёлую дубовую дверь, охраняемую двумя золотыми плащами, и спустились по нескольким тускло освещённым лестницам. Чем дальше они шли, тем холоднее становилось, и Элия была почти уверена, что в любой момент её дыхание замерзнет. По слишком длинной и крутой лестнице, ведущей в узкий ледяной туннель, они наконец добрались до самого верхнего этажа подземелий. Они миновали покои Королевского Правосудия, что было всего лишь более приятным названием для главного королевского палача, затем покои смотрителя тюрьмы обладавшего здесь властью, вслед за ними покои лорда-дознавателя, что опять же было всего лишь более приятным названием для королевского мучителя. Она была рада тому, что со времён короля Дейрона Второго должность лорда-дознавателя оставалась незанятой даже при Эйрисе. Пройдя за угол и миновав пару дверей, одну из кованого железа, другую из старого серого дерева, они наконец вошли в темницы. Как она с облегчением заметила, двери большинства камер были распахнуты, что явно указывало на то, что внутри никого не было. То тут, то там она слышала тихие разговоры закованных в цепи узников за закрытыми дверями, но избегала заглядывать в камеры через отверстия в дверях. За одной из дверей она услышала низкое, кривое пение, и откуда-то до её слуха донеслась мольба нескольких мужчин. Она не сомневалась, что некоторые из сидящих здесь людей были золотыми плащами, ожидавшими казни по приказу Эйгона. Возможно, она могла бы сохранить жизни некоторых, если Эйгон узнает что-то полезное от портового смотрителя. Не то чтобы она считала этих людей невиновными, отнюдь нет, но, новости будут хорошими, и Рейнис вскоре вернут невредимой, смерть будет слишком суровым наказанием, по крайней мере, для некоторых. Один из тюремщиков, невысокий мужчина с редеющими волосами, от которого ужасно воняло потом, всё время шёл впереди неё и отпирал следующую дверь, за которой находилась лестница на второй, нижний этаж темниц. На втором этаже, предназначенном для высокородных пленников, даже все двери были открыты. Здесь никого не было. Пока, во всяком случае. Учитывая то, что сейчас происходило в Штормовых землях и, возможно, даже в Долине, это вполне могло скоро измениться, в зависимости от того, удастся ли Рейегару и лордам Аррену и Старку уладить эти дела и как именно. Тюремщик и Элия, за которыми всё так же молча следовал сир Джейме, шли всё дальше и дальше, всё глубже и глубже. Перед следующим лестничным пролётом тюремщик взял факел из держателя на стене и начал спуск. Элия знала, какая часть подземелий сейчас предстоит, та, где факел был просто необходим, если не хочешь заблудиться. Каменные мешки, где не горели факелы и куда не проникал даже солнечный свет. Она позволила тюремщику вести её так быстро, как только могла, по извилистым коридорам между каменными мешками. Они шли по узкому коридору, проходя через низкие двери из ржавого железа и старого чёрного дерева, блестящими от холодной сырости, так быстро, как только позволяли ноги. На взгляд Элии, впрочем, всё ещё слишком медленно. Наконец они достигли ещё одной двери из толстого тяжелого дерева, обитой широкими полосами кованого железа, настолько тяжелой, что на мгновение тюремщику с трудом удалось открыть её. Элия знала, что найдет там, и одна эта мысль пугала её до дрожи. Внизу, у подножия неглубокой лестницы, что тянулась вниз за тяжелой дверью, находились камеры пыток, где она найдёт Эйгона. Но желание наконец-то увидеть сына и узнать хоть какие-то новости, хоть что-то хорошее о дочери, хоть какую-то надежду вернуть её живой и невредимой, было сильнее страха. Не успела дверь открыться, как в лицо ударил поток горячего, влажного, душного воздуха. В нём пахло огнем, потом, кровью, мочой и страхом. На верхней площадке лестницы тюремщик остановился и пропустил её с сиром Джейме в коридор, освещенный масляными лампами и чашами с огнём, в конце которого находились камеры пыток. Сам тюремщик не последовал за ними, как будто даже человек, что провёл здесь всю жизнь, боялся камер в конце этих ступеней. Элия спустилась по последним ступеням, и с каждым шагом жар всё сильнее обжигал кожу, а запах всё сильнее бил в нос. Ей показалось, что она слышит крик, плач и мольбу. Последняя дверь в коридоре, единственная закрытая, за которой она должна была найти Эйгона, открылась легко и почти бесшумно. Когда она вошла в комнату, Элию чуть не стошнило. Комната была маленькой, не больше половины её спальни, и такой жаркой и душной, что её тут же прошиб пот. Воздух был тяжёлым, затхлым и ужасно вонючим. На маленьких крючках в стенах висели всевозможные инструменты из чёрного железа, испачканные старой кровью. Винты для больших пальцев, груша для мучений, щипцы для языка, различные щипцы и лопатки, одни гладкие, другие с зубцами, железные молотки всех размеров и форм. На столе лежали пропитанные кровью доски из простого дерева с дырками, рядом — инструменты, похожие на долото или пест, но смысл и назначение которых она не могла знать, да и не хотела. В одном углу комнаты горел очаг с раскаленными углями, а на нём лежал целый набор различных клейм, маленьких, больших, острых, плоских, некоторые даже с узорами и рисунками, которые были бы красивы, если бы она не знала, для чего они используются. В другом углу стоял пустой стеллаж, напротив него — столб, тоже пустой. И наконец, в центре комнаты стояло железное кресло, где сидел человек, привязанный к креслу широкими кожаными ремнями так крепко, что острые шипы железа на сиденье и подлокотниках уже впились в его плоть. По стулу стекала кровь — не так много, чтобы это выглядело опасным для жизни, но достаточно, чтобы испытывать ужасную боль. Это был портовый смотритель, голый, весь в поту и собственной крови. Кожа на животе, груди, руках и ногах была испещрена порезами, синяками и свежими шрамами от ожогов — следами поцелуев клеймом. Половина пальцев отсутствовала, и, взглянув на колени мужчины, Элия усомнилась, что он когда-нибудь снова сможет ходить. Мужчина плакал и умолял о чём-то непонятном. Перед ним стоял Эйгон, скрестив руки перед грудью и молча глядя на человека с мрачным выражением лица. Рядом с ним стояли сир Джонотор и смотритель тюрьмы с окровавленным зазубренным ножом в руках. Очевидно, что последний пытался зарекомендовать себя на должность лорда-дознавателя. По крайней мере, моему мальчику не пришлось делать всё это самому, — подумала она в тот момент, когда Эйгон, сир Джонотор и тюремщик заметили её появление. Двое последних отвесили ей глубокий поклон, а Эйгон поприветствовал её кивком и удивленным взглядом. — Мама, что ты здесь делаешь? — спросил он, серьёзно обеспокоившись. — Я хотела... Я хотела узнать... — начала она, внезапно потеряв способность говорить законченными фразами. – Ты что-нибудь узнал о Рейнис? Эйгон кивнул. — Ты как раз вовремя. Мы как раз собирались спросить его. — Значит, вы даже ещё не начинали задавать вопросы? — спросила она в ужасе. Его так истязали, и это даже без допросов? Клянусь старыми и новыми богами... — Отнюдь, мы их задавали, матушка, — сказал Эйгон. — Вчера, когда мы его схватили, наш друг решил, что будет хорошей идеей солгать нам. Поэтому мы дали ему ночь на размышления, не стоит ли всё-таки сказать нам правду. — Эйгон обернулся к портовому смотрителю и сделал небольшой шаг к нему. Элия увидела, как тот вздрогнул. Когда Эйгон заговорил снова, его голос был таким холодным, что даже в духоте этой ужасной комнаты Элия едва не вздрогнула. — Не думай, что это доставляет мне удовольствие. Вовсе нет. Но ты... ты совершил предательство против меня и моей семьи. Ты продал мою сестру за несколько монет как скот. Знаешь, возможно, тебе сейчас трудно в это поверить, но на самом деле я добрый человек, я добр ко всем. Но если ты окажешься недобр ко мне и моим близким, то запомнишь меня отнюдь не за доброту. Пожалуй, "недобр" было бы слишком лестным термином для того, что ты сделал, не думаешь? — Пофалуфа... Пофалуфа, Вафе Выфофефо, я фё фкафу. Квянуфь, — умолял мужчина едва разборчиво складывая слова. Судя по всему, ему также вырвали несколько зубов. Эйгон ничего не сказал, просто смотрел на него и ждал. — Корабвь... корабвь, Вафе Выфофефо. Эфо быв корабвь. — Корабль? Что за корабль? — Фраккар велефных вювей, Вафе Выфофефо. Их капифан... Я фнаю его. Овногвафый, вефокий... хёрный ковфун. Юрон. Юрон Грейфой. Голос мужчины оборвался, и он начал плакать. Кровь и слюна стекали из его рта по груди и животу. — Юрон Грейджой, — повторил Эйгон. — Это... это хорошо, ведь так? — спросила Элия. Эйгон отвернулся от мужчины и подошёл к ней. Сир Джонотор и сир Джейме тоже подошли. — Грейджои... Теперь мы хотя бы знаем, у кого наша Рейнис. Слава Семерым. — Согласен, — сказал сир Джонотор. — Может, Грейджои и дикари, но то, что они украли принцессу, — хороший знак. —Хороший знак? Что в этом может быть хорошего? Л огрызнулся Эйгон. — Будь это лорд Роберт, движимый ненавистью к королю, было бы сложно сказать, жива ли ещё ваша сестра, или он убил её давным-давно, мой принц. Но железные люди... Железные люди спровоцировали восстание против Железного трона, которое вскоре будет подавлено. И как только это произойдет, Юрон Грейджой непременно захочет использовать вашу сестру для переговоров с Его Величеством, скорее всего, чтобы спасти свою собственную шкуру. — Наконец-то у нас появилась надежда, настоящая надежда, — сказала Элия, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы радости. — Рейгар скоро вернется из Штормовых земель, и тогда мы сможем... — Я не собираюсь сидеть здесь и ждать отца, — перебил её Эйгон, — пока эти дикари держат в плену мою сестру. — Я понимаю тебя, сын мой, но твой отец... — Его здесь нет, — снова перебил её Эйгон. — Я не собираюсь ждать, когда отец и напишет Грейджоям милое письмецо. Да, я знаю об этом. Я знаю, что отец не хотел созывать знамёна и идти на Штормовой Предел, и вместо этого взялся за письмо, — сказал Эйгон, выплюнув слово "письмо" так, словно оно было горьким как желчь. — Я не оставлю свою сестру в руках железных людей ни на миг дольше необходимого. Ни на один удар сердца. — Что вы собираетесь делать, мой принц? — спросил сир Джейме. — Что я собираюсь делать? Я оседлаю Балериона и полечу в Арбор. Её запах я узнаю из тысячи, и Балерион поможет мне найти её даже за сотни футов. Если она там, я найду её и верну домой. — А если нет? — спросила Элия. — Тогда я полечу дальше, на Щитовые острова. А если и там её не окажется, то до самых Железных островов. Если железные люди украли мою сестру, значит, они должны были куда-то её увезти. И как только я верну её... то сделаю так, что железные люди больше никогда не смогут представлять для нас угрозу, чтобы они даже помыслить никогда не смели о том, чтобы наложить руки на принцессу королевской крови. — Каким образом? — спросил сир Джейме. — Железные люди не раз принимали на себя удары за всю историю, но, похоже, никогда не извлекали из этого уроков. — Я говорю не об избиении, сир Джейме. Вы читали "Завоевание Дорна"? — Мм... да. Да, мой принц, читал, но это было много лет назад. — Король Дейрон был надменным дураком и хвастуном, но в одном он был прав. Если нужно нанести врагу рану, то она должна быть настолько тяжёлой, чтобы больше никогда не пришлось опасаться возмездия. Как мы все знаем, Дейрону не удалось проделать это с дорнийцами, но именно это я собираюсь сделать с железными людьми. Я сделаю так, чтобы никто и никогда больше не боялся железных людей. — Что ты задумал, Эйгон? — хриплым голосом спросила Элия, ощущая, как внутри неё снова поднимается тревожный холодок. — Ты говоришь так, будто задумал убить их всех. — Они уже мертвы, матушка. Они умерли в тот момент, когда осмелились прикоснуться к моей Рейнис. Все они уже мертвы. Просто ещё не знают об этом, — сказал её сын так спокойно и собранно, словно говорил о недавней трапезе. На его лице даже промелькнула мимолётная, почти снисходительная улыбка. — Я сожгу все их проклятые корабли в пепел, а всех их грабителей и убийц до самых костей. Я убью их. Убью их всех, всех до единого. Всех, кто был замешан в этом, всех, кто выступал против нашей семьи, всех, кто прикасался к моей сестре, всех, кто осмеливался даже взглянуть на неё. — Я понимаю ваш гнев, мой принц, — сказал сир Джонотор, — но подумайте, что вы собираетесь сделать. Вы, конечно, поразите железных людей, но не умиротворите Железные острова. Не в долгосрочной перспективе. Те, кто выживут, а такие найдутся, будут ненавидеть вас и дом Таргариен целыми поколениями, если не столетиями, и будут таиться, чтобы в один прекрасный момент отомстить. — Пускай ненавидят, пока боятся, сир, — сказал Эйгон. — Если я верну себе Рейнис, это будет стоить любой ненависти, которую они будут питать ко мне. Они отняли у меня сестру, мою возлюбленную невесту. Они отняли её у нас. И они заплатят за это своей кровью и жизнями. Железные люди поклоняются не Семерым и не старым богам Севера, а своему никчёмному Утонувшему богу, которого боятся больше всего на свете за жестокость и силу его мести. Когда я покончу с ними, они будут поклоняться мне, ибо всё, что, по их мнению, способен сделать этот Утонувший бог, меркнет в сравнении с тем, что я обрушу на них вместе с драконьим огнём. — Эйгон, нет, — сказала Элия. — Я... я не могу этого допустить. Я хочу вернуть Рейнис не меньше тебя. Очень хочу. Нет ничего, чего бы я хотела больше в своей жизни, но... — Но что? — Но я только что вернула тебя, мой мальчик. Я не могу потерять тебя снова. Она хорошо понимала своего сына, очень хорошо, возможно, даже лучше, чем сам Эйгон. Железные люди были чумой, дикарями и пиратами, они принесли всем немало горя и страданий. И, конечно, жажда мести не была чужда Элии, ведь в её жилах текла горячая кровь Дорна, колыбели мести. И всё же... вернуть дочь живой и невредимой — единственное, чего она хотела еще больше, чем увидеть, как эти люди понесут наказание за свои преступления, будь то виселица, плаха или огонь дракона. Но если ценой мести окажется жизнь её сына, то она слишком высока. Элия не могла потерять своего мальчика, только не снова, не после того, как он только вернулся. — Ты не потеряешь меня, мама, — сказал он, и впервые с тех пор, как она вошла в эти ужасные подземелья, Эйгон снова стал похож на её милого чудесного мальчика, его голос был мягким и тёплым. — Даю тебе слово. Я вернусь, целым и невредимым. Вернусь вместе с Рейнис. Элия не знала, почему, но именно в этот момент она поверила Эйгону, поверила всеми фибрами души. Она верила, что так и будет, что ей не придется платить эту страшную цену за месть, за жизнь и благополучие дочери. Эйгон говорил это на полном серьезе. Она это видела, слышала, чувствовала. Он вернётся, как вернулся из-за Стены, и приведёт с собой Рейнис. — Прошу извинить, мой принц, — вдруг раздался другой голос. Элия оглянулась и только сейчас заметил, что главный тюремщик всё еще находится с ними в камере и по-прежнему сжимает в руках окровавленный нож. — А как быть с этим? — спросил он, кивнув в сторону дрожащего и плачущего портового смотрителя. — Пвофу, Вафе Выфофефо, пвофу... — снова взмолился мужчина, сотрясаясь от рыданий. — У меня фемья, вена, дефи, пвофу... — Повесить его, — сказал Эйгон снова холодным и твёрдым как сталь голосом. — Затем прогоните его семью. Я не потерплю его вероломный сброд в стенах моего города. — Как прикажете, мой принц. Пленник собирался сказать что-то еще, но быстрый взгляд главного тюремщика с поднятым ножом заставил его умолкнуть ещё быстрее, чем первое успело слететь с его губ. Вместо этого он стал плакать и рыдать ещё сильнее. Элия с трудом могла вынести вид и искаженные болью рыдания этого человека. Он заслуживал смерти за то, что предал Рейнис всего за несколько монет, и он умрёт за это. И всё же Элия решила позаботиться о том, чтобы с его семьей ничего не случилось, чтобы их не выгнали из города без гроша в кармане. Эйгон никогда не узнает, не должен узнать, но, возможно, этому человеку будет легче принять надвигающуюся смерть, если он будет знать, что его преступление, по крайней мере, не приведёт к гибели его семьи. Не сказав больше ни слова, Эйгон повернулся, чтобы уйти. Но прежде чем он успел пройти мимо неё и двух рыцарей, сир Джейме сделал шаг в сторону и встал на его пути. — Мне жаль, мой принц, но королева запретила вам уходить. Я не могу пропустить вас, пока моя королева не разрешит. Глядя на него, Эйгон положил руку на плечо рыцаря. — Сир Джейме, — дружелюбно произнес он, и на его губах заиграла лёгкая улыбка. Та самая улыбка, которую он, похоже, перенял от сира Джейме. — Я знаю вас всю свою жизнь и считаю своим другом. Даже больше — членом семьи. — Я благодарен за это, мой принц. — Тогда поверьте, что я говорю совершенно серьёзно, когда услышите следующее. Я сейчас же выйду, облачусь в сталь, оседлаю своего дракона и улечу. И если вы попытаетесь помешать мне вернуть сестру, я пройду через вас и уже потом за дверь. Вы понимаете? Сир Джейме неуверенно посмотрел на Эйгона, а затем на Элию. Она не знала, смог бы Эйгон, каким бы решительным он ни был, пробиться мимо сира Джейме, да ещё и без собственного меча. Впрочем, выяснять это она не собиралась, поэтому лишь кивнула сиру Джейме, дав рыцарю знак пропустить Эйгона. Сир Джейме сделал шаг в сторону. Её сын быстрыми шагами прошел мимо рыцаря и направился к двери. — Сир Джонотор, — сказал Эйгон, дойдя до двери. — Пока Лиман будет помогать мне облачиться в доспехи, вы должны отправить гонца в Драконье логово. Я хочу, чтобы седло Балериона было готово не позднее чем через час. Потом сходите к мастеру Джорану и принесите мой меч. Он уже должен закончить новую рукоять и ножны для Тёмной Сестры. Увидимся в Драконьем логове. — Да, мой принц. — Эйгон, — сказала Элия, прежде чем её сын покинул помещение. Он остановился на пороге и оглянулся на неё. Элия говорила тихо, почти шёпотом, но она знала, что Эйгон слышит. — Найди Рейнис, приведи её домой, а потом... потом убей их всех. 1. Оригинал:

Your eyes slay me suddenly, their beauty I cannot sustain, they wound me so, through my heart keen. Unless your words heel me hastily, my heart's wound will remain, for your eyes slay me suddenly, their beauty I cannot sustain. I tell you that you are of life and death my queen, for at my death this truth shall be seen.