О королях и бастардах

Всё проходило как во сне, дурном сне. И он не мог вырваться из этого сна, не мог проснуться. Робб сидел на старом троне Королей Зимы со Льдом, лежащим у него на ногах, и смотрел на людей, собравшихся в великом чертоге, лордов, их сыновей, братьев и племянников, а также немногочисленных рыцарей Севера. Их было много, слишком много, на его взгляд, но теперь с этим уже ничего нельзя было поделать. Он созвал знамёна сразу по возвращении домой из-за Стены, и теперь они были здесь, в этот злополучный день. Робб был рад, что с ним была его семья: леди Бетани, его леди-мать, братья и сёстры, дядя Бринден, даже Джон... Не хватало только одного, и именно поэтому он должен был вытерпеть всё, что сейчас происходило. Робб всегда знал, что этот день когда-нибудь наступит, но надеялся, что до него ещё далеко. Теперь же этот день настал. Слишком скоро. Мейстер Лювин, тихонько прочистив горло, внезапно вывел Робба из размышлений. Раздраженный, он огляделся по сторонам, пока не заметил, что все в чертоге смотрели на него. Прошёл ещё один удар сердца, прежде чем он понял, чего ждали его ответа. — И я клянусь, — начал он хриплым голосом, — что вам всегда будет место у моего очага, а за моим столом — мясо и мёд. И я обязуюсь не просить вас ни о чём, что повлечёт для вас бесчестье. Клянусь в этом старыми богами и новыми. Встаньте. Меджер Сервин, старый лорд Сервин, его сын Клей, а также его дочь Джонелла, невзрачная дева около тридцати лет, поднялись с колен, ещё раз поклонились Роббу, а затем отошли в сторону, к другим многочисленным лордам, дамам и рыцарям, уже присягнувшим на верность новому лорду Винтерфелла и Хранителю Севера. Робб едва мог стоять на ногах. Молитва вместе с семьёй и самыми важными знаменосцами в богороще Винтерфелла, ряд речей и поднесения малых и больших даров дому Старк, а теперь и присяга новому правителю Севера длилось почти всё утро. Отец должен сидеть здесь. Отец должен принимать клятвы верности, не я, — подумал Робб. — Но... отец уже принимал клятвы однажды, когда дед Рикард так внезапно умер. Ох, в каком восторге я был от этого зрелища, когда был ребёнком: новые лица, множество знамён, лошади... Теперь их вид приносит только горечь и страдания. Каким же глупым я был тогда. Ребёнком. А теперь вдруг стал мужчиной, будущим отцом, а теперь ещё и лордом. Лорд Халис Хорнвуд и его сын Дарин вышли вперёд и тут же опустились на одно колено. Они принесли ему в подарок искусно сделанный щит в знак удачи, что желают своему новому лорду в правлении. Глаза бы его не видели этот щит. В то же время он задавался вопросом, всегда ли у каждого из его знаменосцев в замках лежат подарки, чтобы взять их с собой на случай, если им придётся присягнуть на верность новому Старку из Винтерфелла. Это мысль была ему отвратна. — Я, Халис Хорнвуд, лорд Хорнвуда, — начал лорд Халис. Его сын тут же присоединился к его речи, не успел отец закончить произносить свой титул: — клянусь верно служить моему законному лорду, Роббу из дома Старк, лорду Винтерфелла. Я клянусь прикрывать вашу спину, напутствовать, и, если понадобится, отдать свою жизнь ради вас. Клянусь в этом старыми богами и новыми. Робб ответил этим двум мужчинам так же, как отвечал всем остальным до них. Затем оба поднялись, отошли в сторону, и вперёд тут же выступили следующие. За ними следовал лорд Болтон со своим бастардом, юношей по имени Рамси с такими же мёртвыми глазами, как у его лорда-отца, которого лорд Руз надеялся узаконить и объявить своим наследником с тех пор, как несколько лет назад его законнорождённый сын погиб от несчастного случая. Робб слышал, что во время охоты гончие взбесились и живьём разорвали на куски несчастного Домерика. Рамси Сноу был рядом и сделал всё возможное, чтобы спасти жизнь своего сводного брата, но, как говорили, безрезультатно. За ними последовали Гловеры. Лорд Галбарт, лорд Темнолесья, выступил вперёд со своим братом и наследником Робеттом и кузеном Итаном — друзьями детства покойного дяди Робба, Брандона, как он знал. За ними шёл дом Толлхарт с Торрхенового Удела. Лорд Хелман прибыл в Винтерфелл в сопровождении своего сына Бенфреда и сыновей его брата, Брандона и Берена, а брат лорда Хелмана, Леобальд, остался, чтобы собрать дополнительные войска в ответ на призыв из Винтерфелла. Сегодня утром его леди-мать пыталась убедить его повременить с присягой, хотя бы ещё несколько дней, что все лорды Севера успели прибыть в Винтерфелл вовремя. «Они были верны вашему отцу, как и его отцу до него, и будут верны вам, милорд, — сказала мать. Было странно, непривычно, что она обратилась к нему именно так, хоть так и полагалось. — Дайте им возможность публично поклясться вам в верности». Дом Дастин ещё не прибыл, видимо, не успел вовремя из-за большого расстояния даже с лучшими лошадьми, как и оба дома Флинт, из Вдовьего Дозора и из Кремневого Пальца. Мандерли тоже всё ещё были в пути, как и Рисвеллы из Родников и Риды из Сероводного Дозора. По крайней мере, так полагал Робб. Хотя почти все его знаменосцы откликнулись на его воронов с приказами созывать знамёна и собирать свои армии во имя Винтерфелла и откликнулись, послав воронов в ответ, от Сероводья и Пальца Флинта пока ничего не было слышно. Чем это может быть вызвано, не знал даже мейстер Лювин. Никто при этом не сомневался, что Флинты или Риды откажутся присягать Винтерфеллу. Робб отверг просьбу своей леди-матери подождать ещё немного, чтобы иметь возможность принять клятву верности от всех великих и важных домов Севера, а не только от тех, кто жил достаточно близко к Винтерфеллу или имел самых быстрых лошадей. Во-первых, он хотел, чтобы вся эта процессия, мучительно напоминавшая о том, что его лорда-больше нет, наконец осталась позади, во-вторых, нельзя было терять время. С севера, из-за Стены, на них надвигался враг, страшный, кошмарный и беспощадный, враг всего живого. Иные, Белые ходоки-леса. Конечно, были ещё и одичалые, что не собирались сидеть сложа руки, пока Иные убивали их, чтобы пополнить ряды своей армии мертвецов. А на юге, в Долине Аррен, ждал новый враг. Хьюберт Аррен предал отца Робба, убил его, обесчестил его сестру. Он виделся с ним всего однажды, до его женитьбы на Сансе, и считал его хорошим человеком. По крайней мере, неплохим. Очевидно, он ошибался в нём, так же как и его лорд-отец с леди-матерью. Иначе они никогда бы не согласились выдать Сансу замуж за этого предателя. Уже не в первый раз с тех пор, как Санса, Арья и Джон вернулись в Винтерфелл, он задавался вопросом, возможно ли было предугадать чем это обернётся. Были ли хоть какие-то признаки, намёки на то, что в жилах Хьюберта Аррена течёт чёрная кровь предателя? Робб не знал. Если такие признаки и были, он их не замечал, как и все остальные. Но факт оставался фактом. Хьюберт Аррен предал Железный трон, собственную жену и, прежде всего, отца. И за эту измену он понесёт справедливое наказание. Не сносить ему головы за содеянное. Я лично срублю его вероломную голову с плеч. К облегчению Робба, все почести окончились, и он смог отпустить собравшихся лордов из великого чертога, чтобы наконец снова встать с древнего каменного трона. Его ноги замёрзли, колени затекли, а руки дрожали, пока сир Родрик принимал Лёд, чтобы надежно упрятать бесценное оружие, меч его семьи. Он видел, как Бетани хотела что-то сказать ему, когда сир Родрик спускался с помоста со Льдом в руках, но его усталый, измученный вид сразу заставил её передумать. Вместо этого она поцеловала его в щёку, сделала небольшой реверанс, а затем также покинула помост. Его леди-мать проводила Сансу с выражением спокойствия на лице, но красными от слёз глазами, и после реверанса сошла с помоста вместе с Арьей. Его леди-мать выглядела едва ли лучше Сансы: с тех пор как они узнали о смерти отца, она почти не спала и плакала, казалось, каждое мгновение, проведённое в одиночестве, что чётко на ней отображалось. Но на виду она держалась достойно и всеми силами сохраняла маску сильной и хладнокровной хозяйки этого замка. Робб мог только надеяться, что и у него будет хватать на это сил. Мейстер Лювин взял маленького Рикона за руку и скорее оттащил его, чем повёл. Пройдёт совсем немного времени, прежде чем его младший брат снова начнёт плакать и бушевать. Новость особенно сильно ударила по его маленькому Рикону. Казалось, он не мог понять, почему всё это происходит. Этого не понимал и сам Робб. То, что Рикон вёл себя так спокойно всё утро, во время почестей и присяги, уже было неожиданностью. Вряд ли можно было требовать от него большего. Робб невольно задумался, не дал ли ему мейстер Лювин что-нибудь из своих снадобий для успокоения, но решил не спрашивать об этом. Сир Бринден поклонился Роббу, как и Брану, затем ушёл вместе с братом, пока не остался только Джон. Хочешь поговорить? Просто дай мне знать, — словно говорил его взгляд. Робб лишь слегка покачал головой, и Джон всё понял. Он также поклонился ему, новому лорду Винтерфелла и Хранителю Севера, а затем сошёл с помоста. В своё время было много шума по поводу того, что Джону, бастарду, выпала честь стоять рядом с Роббом в окружении его семьи во время церемонии. Не в последнюю очередь возражала его леди-мать. «Он не имеет права стоять здесь, — ответила она, когда Робб сообщил, кого бы он хотел видеть рядом с собой на помосте во время церемонии. — Мы даже не знаем, сказал ли он правду. Его рассказ просто возмутителен. Я знала лорда Бейлиша с малых лет. Он всегда был верным другом для меня, для твоего покойного дяди и твоего лорда-отца. Я не могу поверить, что из всех людей именно он был причастен к его гибели. И не поверю». «В том-то и дело, что с малых лет, мама, — сказал Робб. — Он уже не тот мальчик, каким ты его запомнила». «Конечно, нет. Но... предатель и убийца? Нет, невозможно. Этот бастард лжёт. Даже нет смысла винить его за это. Ложь у бастардов в крови, она слетает с их языков так же легко, как правда слетает с наших. Но это ничего не меняет. Он не имеет права стоять здесь. И раз уж вы отказываетесь бросить его в темницу, то хотя бы не оказывайте ему такой чести, милорд». Роббу пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем ответить ей. «У Джона нет причин лгать нам, мама». «Разве это имеет значение? Он бастард. Кто знает, что творится в их чёрных сердцах? Я поговорила с Сансой. И тебе советую. Она не знает, что произошло, и не может ни подтвердить, ни опровергнуть слов бастарда». «И что это значит?» «Это значит, что он мог рассказать нам всё что угодно». «И Арья тоже? — спросил Робб, ощущая нарастающий гнев от поведения матери. — Она видела, что произошло. Свидетельство о предательстве Бейлиша и смерти моего отца, исходило от неё, а не от Джона». «Девочка сама вне себя от горя, — фыркнула его мать. — Она даже не понимает, о чём говорит». Она хотела сказать ещё больше, но Робб пресёк все возражения, решив, что хочет видеть Джона рядом с собой во время церемонии, и запретил говорить хоть слово о Джоне. «Бастард или нет, Джон моя кровь. Он — моя семья, и я доверяю ему больше, чем кому-либо ещё на свете. Джон будет рядом со мной, — решил он. Его леди-мать хотела было снова возразить, но Робб не дал ей произнести ни слова. — Кроме того, он вернул нам Сансу и Арью. Без Джона они были бы уже мертвы или того хуже. Мы обязаны благодарить его, а не осуждать и поносить. Больше ни слова об этом». Робб сошёл с помоста и принял ещё несколько слов поздравлений от оставшихся в чертоге лордов, направляясь к выходу. Он даже не потрудился ответить им, не говоря уже о том, чтобы остановиться и поговорить с ними. Робб знал, что сейчас ему следовало поговорить с самыми важными знаменосцами. Он лишь кивнул и продолжил свой путь. Сейчас ему предстояло провести военный совет — первый из многих. Но сейчас Робб не мог заставить себя сделать это. Ему нужны были тишина и покой, свежий воздух и хотя бы немного времени, чтобы отдышаться, чтобы никто не называл его милордом, не выражал соболезнования по убитому лорду-отцу, чтобы никто ничего от него не требовал. Поэтому, вместо того чтобы созывать самых важных лордов в солярии своего отца… своём солярии, он решил прогуляться. Винтерфелл кипел людьми. Все залы и помещения замка от мала до велика были заполнены слугами, горничными и солдатами, все они были заняты подготовкой покоев, приготовлением еды, уборкой и стиркой, кормлением лошадей, натиранием сёдел свежей смазкой, чисткой оружия и доспехов, расстановкой дополнительных кроватей и коек в казармах Винтерфелла, а то и просто в столовых или кладовых, чтобы никому не приходилось спать на полу. Ведь многие из его знаменосцев прибыли присягнуть на верность новому лорду, и все они привели с собой своих солдат. Кроме того, отовсюду к югу от Перешейка прибывали рабочие, ремесленники и купцы, некоторые по приказу Его Величества, чтобы за хорошую плату поступить на службу в Ночной Дозор и по мере возможности восстановить крепости вдоль Стены. Многие уже были здесь, другим ещё предстояло прибыть. Робб был рад, что ему не придется селить этих простолюдинов в Винтерфелле, хотя это мало облегчало его заботы. В Зимнем городке, как ему говорили, не осталось ни одной свободной койки, и немало воинов и его знаменосцев вынуждены были спать в палатках на снегу за стенами замка, а не в тёплой постели уютной таверны. То тут, то там случались происшествия. Один раз ремесленники или купцы поссорились с солдатами из-за спальных мест. Всё обернулось поножовщиной, к счастью, обошлось без смертей, хотя торговцу лошадьми из Рамсфорда сломали нос и обе руки. Не успело всё успокоиться, как и Винтерфелл, в Зимний город прибыло ещё больше солдат, ещё больше купцов и ещё больше ремесленников, а кроватей в городе так и не прибавилось. Даже большие просторные дворы Винтерфелла были так переполнены людьми, лошадьми и гончими, повозками и каретами, ящиками и корзинами, палатками и багажом, что Роббу стало казаться, будто он проходит через ярмарочную площадь, когда он пробирался в богорощу. Как только он прибыл к месту, то сразу же повернул обратно, обнаружив, что несколько человек уже молились у сердца-дерева. Конечно, он мог бы прогнать их, ведь это была богороща его семьи, но мешать людям молиться Роббу совершенно не хотелось. Вместо этого он спустился по ближайшей лестнице, поднялся на одну из сторожевых башен и, вглядываясь вдаль, прошёлся по вершине высокой стены Винтерфелла. Здесь, вдали от суеты, он встретил, слава богам, лишь нескольких солдат, исполнявших свой долг. Они приветствовали Робба отрывистым поклоном или даже просто глубоким кивком, но в остальном не беспокоили его. Ночью снова похолодало, и снег не прекращался уже почти неделю. И хоть снег падал непрерывно, это был всего лишь небольшой снегопад с мелкими и тонкими хлопьями, покрывавшими землю, кусты и деревья тонким покрывалом идеальной белизны. Но это только пока, лучше уж точно не станет. Робб достаточно хорошо знал свой дом, чтобы быть уверенным в этом. Им необходимо как можно скорее собрать армии и выступать в поход. Большинство лордов, уже находившихся в Винтерфелле, перед отъездом собрали лишь небольшие отряды — личную охрану или почётных гвардейцев, что сопровождали их Винтерфелла. И даже так замок уже трещал по швам. Почти всегда братья, сыновья, дяди, племянники или кузены лордов оставались в своих замках, чтобы собрать и подготовить армию, что выступит в поход от их имени, пока хозяева были отъезде, собираясь присягнуть новому лорду Винтерфелла. Однако многие, особенно лорды из западных районов Севера, с побережья и островов, оставят большинство своих воинов и не станут их созывать, если только Робб не прикажет. Они должны были остаться и защищать свои дома и земли. С тех пор как железные люди начали свирепствовать в Просторе, многие северяне опасались, что вскоре эта напасть обрушится и на их берега, как только железные люди соберут достаточно богатую добычу на юге и снова обратят свои жадные взоры на Север. Робб никого не винил в этом и целиком разделял их опасения и тревоги. Так или иначе большая часть армий отправится в поход. Скоро, через две, может быть, три недели, эти армии пойдут за ним на войну. Да, им действительно нужно было спешить, пока дороги, тропы и перевалы Севера не занесло снегом. Созывать знамёна на пороге зимы было полнейшим безумием. Робб это прекрасно понимал. Война — дело летнее, так учил его отец. Но сейчас у него просто не оставалось выбора. Враг не станет ждать. Им придётся поспешить. Робб посмотрел вниз, на один из небольших палаточных лагерей, разбитых за стенами Винтерфелла, неподалеку от Зимнего городка. Как и над всеми остальными небольшими палаточными лагерями, над этим парил на слабом ветру серый лютоволк Старков из Винтерфелла. Прямо под ним ревел великан Амберов из Последнего Очага. Когда лорд Джон, по прозвищу Большой, прибыл сюда вместе со своим сыном Джоном, по прозвищу Маленький, вчера вечером, Робба поначалу возмутило их появление. Он приказал Амберам, а также горным Флинтам, Вуллам, Норри, Харкли, Ноттам, Лиддлям и Карстаркам из Кархолда поднять знамёна и отправиться прямо к Стене, чтобы поддержать и укрепить Ночной Дозор в грядущих сражениях своими воинами и всем продовольствием, дровами, снаряжением и материалами, что они могли выделить и спешно перевезти. В то время как Карстарки и горные кланы послушно следовали этому приказу, Амберы внезапно появились здесь и разбили лагерь за стенами Винтерфелла. Поначалу, как только сюда прибыл небольшой отряд из Последнего Очага, между ними даже возник конфликт. «Я поднял свои знамена против Бейлона Грейджоя ради твоего отца, а теперь ради тебя. Наше место в твоем замке, а не в снегу, как крестьянам, мальчик», — разгневался Большой Джон, когда узнал, что в замке больше не будет места для него, его сына и солдат. Робб стоял на помосте в великом чертоге, за его спиной возвышался древний трон Королей Зимы, на четыре ступеньки выше Большого Джона, но всё же этот человек-гора мог смотреть Роббу прямо в глаза. «Я отдал приказ созвать знамёна, а затем отправиться в Чёрный Замок с вашими людьми, едой и всем, что вы можете выделить, — сказал Робб, надеясь, что его слова прозвучали увереннее, чем он ощущал себя перед этим верзилой. — Не приходить сюда, не есть моё мясо и не испивать моего мёда». «Ты — мой лорд, сын лорда Эддарда, внук лорда Рикарда, но я не поведу своих солдат куда-то просто так, чтобы сражаться с твоими кошмарами, мальчик. Покажи мне доказательства своих нелепых росказней, и мы выступим на твоей стороне и под твоим знаменем, но не раньше». «Можете воспринимать мои слова за кошмар, если хотите, милорд. Но армия одичалых, что надвигается к Стене, так же реальна, как и мы с вами. В этом я могу вас заверить». «Одичалые — совсем другое дело, чем эти сказки о...» «Могу также заверить вас, что мои сказки, к сожалению, тоже реальны. И я могу заверить вас, что вы больше никогда не назовёте меня мальчишкой в моём собственном замке, милорд, — сказал Робб спокойным, все более тихим голосом. — Можете убираться за свои стены в Последнем Очаге, если хотите. Тогда мы выступим в поход без вас, победим наших врагов без вас. А когда эта война подойдёт к концу, и зимние снега растают, я приду к вам, выволоку вас из собственного замка и повешу как предателя». Как только здоровяк осознал сказанное Роббом, то взорвался безумной яростью, как великан на его знамени. Большой Джон с руганью швырнул в ближайший очаг кубок с элем и затем закричал, что Робб такой зеленый, что даже мочиться травой. Когда Халлис Моллен двинулся успокоить Большого Джона, тот повалил его на пол, опрокинул стол и обнажил свой массивный меч. Вдоль скамей люди вскочили на ноги, хватаясь за сталь. Где-то Робб услышал чей-то женский крик, то ли его матери, то ли Сансы. Но не успел Большой Джон сделать и шага в сторону Робба, как Джон, быстрый как кошка, бросился вперёд, выхватывая свой клинок. В мгновение ока Джон оказался перед ним. Валирийская сталь его меча, словно чёрная молния, промелькнула между Роббом и Большим Джоном. В следующий миг уродливый меч повалился на землю, а после сильного и быстрого удара Джона ногой по колену совершенно изумленного Большого Джона, тот повалился на пол рядом со своим мечом. Все ещё обескураженный и теперь лишённый двух пальцев, Большой Джон так и остался лежать на земле, глядя на Робба и Джона большими глазами. Джон не произнес ни слова, просто вложил Длинный Коготь обратно в ножны и, взяв за руку Арью, сделал шаг назад, чтобы снова встать рядом с Роббом. Сам Робб тоже ничего не сделал и не сказал, лишь смотрел на истекающего кровью Большого Джона. «Мой лорд-отец учил меня, что обнажать сталь против своего господина карается смертью, — сказал он тогда, — но вы, несомненно, хотели лишь порезать мне мясо». Большой Джон с трудом встал на ноги, обсасывая окровавленные обрубки пальцев. А потом, когда Робб уже испугался, что придётся схватить этого человека и заковать его в цепи, то внезапно... начал смеяться. После этого весь конфликт на удивление быстро сошёл на нет, и Робб даже видел, как Большой Джон делил с Джоном рог с медовухой в тот вечер. Робб почувствовал облегчение, но в нём всё ещё тлел гнев за поведение Большого Джона. Робб снова отвернулся от палаточного лагеря Амберов, не желая больше думать об этом. С лордом Амбером ему придется разобраться, в зависимости от того, насколько хорошо он будет следовать приказам впредь. Он посмотрел на юг, поплотнее натянув на плечи толстый плащ из лисьего меха. Мимо него прошли двое солдат, охранявших стену, с копьями в руках, бросив краткое "милорд". Затем, на юге, перед Роббом открылась совсем другая картина. За Зимним городком и небольшими палаточными лагерями, расположенными дальше от замка, расположился огромный дракон, на котором Джон, Санса и Арья прибыли сюда. Его леди-мать и сир Родрик настояли на том, чтобы зверя постоянно охраняли солдаты, дабы, по их словам, не случилось худшего. Не желая спорить об этом, Робб отдал приказ, чтобы дракона постоянно охраняли две дюжины солдат. Будто бы от этого была какая-то польза. Робб сомневался, что эти солдаты, собравшиеся вокруг небольших костров на почтительном расстоянии, смогли бы хоть что-то сделать, если бы дракон решил не просто лежать и спать. По крайней мере, его леди-мать и сир Родрик были довольны, и Робб смирился с этим, пусть даже приказ был довольно нелепым. Робб до сих пор не мог понять, как это вообще было возможно. Джон, его кузен и добрый друг Джон, был не сыном Роберта Баратеона, а бастардом короля Рейгара. В это и так было трудно поверить, когда они узнали об этом из письма из Штормового Предела. Но теперь это стало чистой правдой, когда Джон вдруг оказался всадником последнего незанятого дракона королевской семьи. Этого никогда бы не смог сделать ни один Баратеон, что едва был связан кровными узами с Таргариенами через пару-тройку браков. Даже не все Веларионы обладали возможностью претендовать на дракона, хотя те и были так тесно связаны с Таргариенами ещё со времен Рока Валирии, что казались одной семьёй. Просто носили два разных имени. Но кровь дракона, похоже, совсем запуталась, наделяя силой одних и лишая остальных. Какое-то время Робб наблюдал за драконом, не зная, что именно надеялся там найти. Зверь спал, не шевелясь, спокойно и тихо. Из-за жара своего тела дракон был единственным существом, на котором не было снега, и поэтому он казался инородным телом, нарушителем спокойствия в этом холодном пространстве, покрытом снегом. Гора мышц и чешуи, шипов и огня. Такой ярко-зеленый посреди всех окружающих серо-бело-коричнево-черных снежных лугов, полей и лесов вокруг, что казался совершенно неуместным. Даже больше, наличие самого дракона, чьё появление везде казалось неуместным. Вокруг дракона по кличке Вейгар виднелись сожжённые в пепел кустарники и деревья. Зверь охотился перед сном, и одного этого зрелища было достаточно, чтобы все в Винтерфелле знали: какая-то горстка воинов, будь это даже целая армия, была не чем иным, как зеваками, если драконом разозлится. Или добычей, — подумал Робб. Для грядущей войны, вернее, грядущих войн, это, конечно же, могло быть только благом. Раз на их стороне драконий всадник, то и сам дракон. И всё же... всё это было так непостижимо. Джон, Джон Сноу, стал драконьим всадником, на юге началась война, скоро начнется и на севере, намного хуже междоусобицы из-за южных изменников, убивших и предавших его лорда-отца… Робб тряхнул головой, сбрасывая снежинки со своих рыжих волос, стараясь не впадать в отчаяние от того, как быстро его мир превратился в дикую неразбериху из чудес и кошмаров. Робб заметил, как его руки начали болеть от холода: перчаток на нём не было, и он решил вернуться в дом, погреться у очага и, возможно, выпить чего-нибудь согревающего — медовухи или вина с пряностями. Робб хотел сохранить трезвую голову, но военный совет всё равно состоится только завтра, и поэтому не будет никакого вреда, если он хоть немного выпьет. Сегодня вечером его знаменосцы захотят хорошо поесть и еще лучше выпить, захотят поднять кубки в память о его отце и рассказать о нём рассказы и истории. Робб до сих пор помнил пир, устроенный по случаю смерти его деда. Он ещё немного отдохнул вплоть до заката и часа летучей мыши, прежде чем начать одеваться. Робб надел свой лучший дублет из белой шерсти и чёрной кожи, а поверх него — узкий камзол из серого шёлка с двумя дюжинами волков, искусно вышитых на груди и спине белой шёлковой нитью. Лучшей частью вечера, по его мнению, был вид его леди Бетани, когда он вёл её за руку в великий чертог. На ней было простое платье из тёмно-серого и белого шёлка, чтобы почтить память лорда-отца Робба и продемонстрировать свою преданность новой семье. Правда на этом платье не было лифа из парчи, только шнуровка, завязанная в красивые банты, и лютоволк над сердцем, из-за которого платье казалось неуместно праздничным. Его леди-мать была одета в траурное платье простого серого цвета, а Санса и Арья, как и Бетани, облачились в изящно украшенные, но достаточно простые платья. Бран и Рикон надели свои лучшие дублеты и камзолы, как и Робб. В отличие от Рикона, Брану удавалось куда лучше сдерживать слезы и не хныкать всё это время. Робб не сразу заметил Джона среди людей, стоявших перед ним. Он был одет в простой чёрный дублет, его борода была аккуратно подстрижена, а в руке он держал рог с медовухой. В отличие от многих окружающих, Джон не смеялся и лишь сурово кивнул Роббу, когда заметил его взгляд. Его леди-мать настояла на том, чтобы Джона не сажали за один из главных столов среди высоких лордов Севера, не говоря уже о помосте вместе с их семьей. Вместо этого его усадили дальше в глубине зала, как подобало его положению бастарда. Робб хотел было возразить и принять иное решение, но Бетани вмешалась и убедила его. Джон мог быть членом семьи, мог быть и драконьим всадником, но он действительно был бастардом, пускай и королевским. Джон мог вызывать уважение у лордов Севера, что знали его, но даже в этом случае многие из них, несомненно, почувствовали бы себя оскорблёнными тем, что им приходится терпеть бастарда за одним столом. Лорд Болтон, в конце концов, отогнал своего бастарда, что был его наследником, в самый конец чертога. Джон — не Рамси Сноу, — хотел сказать Робб. — Он нам не чужой. Джон — наша кровь. «Это траур не только по твоему лорду-отцу, любовь моя, но и по мужу твоей матери, — сказала Бетани. — Пожалуйста, подумай об этом. Джон простит тебя, если в такой вечер ему придется сесть подальше. Но если в этот день ты не проявишь уважения к чувствам своей леди-матери, она может не простить». Роббу нечем было возразить, и он согласился, неохотно поручив мейстеру Лювину, ответственного за планировку рассадки, устроить Джона на задних рядах. Они ели понемногу, слушали медленную музыку, такую, что не могло бы создать слишком праздничного настроения или побудить кого-нибудь к танцам. Некоторые лорды травили истории про его лорда-отца. Некоторые рассказы были настолько достоверны, что вызвали слёзы на глазах его матери, другие, в особенности рассказы Родрика Рисвелла и Морса Амбера, звучали слишком надуманно. Несмотря на это Робб не стал им мешать. Это был не тот вечер, чтобы кого-то отчитывать. Вечер, после простой, но вкусной еды в виде кабана, зажаренного на открытом огне под соусом из тёмного эля и густого рагу из репы, лука и зимних груш, что всегда так нравились его лорду-отцу, быстро превратился в попойку, где подвыпившие мужчины пытались перещеголять друг друга в том, чья семья в прошлом оказала самую большую и почетную службу лорду Эддарду, лорду Рикарду или дому Старков в целом. Когда истории стали доходить до веков, предшествовавших Завоеванию Эйгона, Робб со всеми простился и в сопровождении своей жены и леди-матери. За час до этого мейстер Лювин отвёл Рикона в постель. Вскоре за ним последовал Бран, а после и Санса. Арья оставалась дольше всех, но ни с кем не разговаривала и только сидела, глядя на массу пьющих мужчин трудно читаемым взглядом. Но к тому времени она уже давно ушла, и, как заметил Робб, Джон тоже. Поэтому Робб и сам мог с чистой совестью удалиться в спальню. Завтрашний день будет очень тяжёлым. Завтра состоится первый военный совет, и Робб для этого был обязан хорошо отдохнуть. — Как ты? — спросила Бетани, когда они оказались в постели. Шум из великого чертога всё ещё был слышен через открытое окно. Теперь, когда там не осталось ни одного Старка, последние остатки сдержанности и самообладания быстро улетучились. Всё более громкие крики подвыпивших людей перешли в громкий смех, как будто им был что праздновать. — В порядке, — отрывисто ответил он. Бетани повернулась к нему, обхватила его щеку одной рукой и с нежной заставила обратить на себя его взгляд. Он сразу понял, что она не верит ни единому его слову. — Это всё ещё из-за Джона? — И это тоже, — вздохнул он. — Всё это. Мой лорд-отец, война на юге, война на севере, Джон... — Мне жаль. Мне жаль, что я... что я не могу снять с твоих плеч это бремя, любимый, — сказала она, искренне расстроившись. — Жаль? Тебе о чем сожалеть, миледи. Без тебя я бы ещё не скоро встал на ноги, — совсем не лукавя, сказал Робб. Бетани, несмотря на все ссоры с его леди-матерью, была для него опорой с тех пор, как он вернулся из-за Стены, п после возвращения Сансы, Арьи и Джона с ужасными новостями из Долины и подавно. Возможно, его леди-мать пока не видит этого, возможно, она всё ещё отвергает помощь Бетани, но вскоре она обязательно увидит, какая Бетани замечательная, как она помогает ей и всей семье, и какой прекрасной леди Винтерфелла она станет в один прекрасный день. — И всё же я хотела бы снять часть этого бремени с твоих плеч. Я ваша жена. Это должно быть одной из моих обязанностей, не так ли? Но... если не получится, я могла бы вместо этого одарить тебя доброй вестью, — сказала она и осторожно улыбнулась. Теперь Робб целиком повернулся к ней, глядя жене в глаза. Его рука забралась к ней под одеяло, нащупала её тело и с удовольствием обнаружила, что она обнажена. Сначала он нащупал только руку, затем её прекрасный живот, вздувавшийся с каждым днем все больше и больше, и, наконец, одну из грудей, круглую и полную, что с каждым днем становилась всё полнее. — Доброй вестью? Что за добрая весть? — спросил он, ощущая нарастающую готовность. — Мейстер Лювин тщательно обследовал меня в последние нескольких дней. Очень тщательно, и он... — начала она, — он уверен, что будет сын. Робб не мог поверить в услышанное. Улыбаясь как сельский дурень, он подался вперёд в постели и поцеловал Бетани в губы. Она ответила на поцелуй и захихикала, когда её рука снова легла на его щеку, тёплая и мягкая. — И он в этом уверен? — спросил он, взволнованный как маленький мальчик, когда они снова оторвались от поцелуя. — Как это... Как это вообще можно определить? — Он уверен настолько, насколько это вообще возможно, — сказала она со смехом. — Но он сказал, что цвет моего лица — верный знак. У меня всегда такие красные щеки с тех пор, как я ношу твоего ребенка, заметил? Он сказал, что это признак тепла в моем чреве, которое необходимо для рождения сильного мальчика. Кроме того, моя правая... моя правая грудь выросла немного больше левой. На краткий миг Робб был поражен тем, что мейстер Лювин проводил такие... обследования. Затем он отругал себя за это. Кто, если не он, должен осматривать ее? Кроме того, он будет помогать ей с родами, — подумал Робб. — Ему предстоит увидеть куда больше, чем обнажённая грудь. Робб снова поцеловал свою жену, раскрасневшуюся от безудержного блаженства. Они целовались и целовались, с каждым поцелуем Робб придвигался к ней всё ближе и ближе, пока не почувствовал, как его твердое и уже влажное на кончике мужское достоинство коснулось её чудесного мягкого живота. Прежде чем он успел прильнуть ещё ближе и устроить между её ног, Бетани ещё раз оторвалась от поцелуя. — Ты уже думал об имени? — резко спросила она. Вопрос застал Робба врасплох, и ему пришлось сделать паузу, чтобы осмыслить его. — Да, — сказал он, застыв на полпути между ее бедрами. — Я думал о Кригане. Сильное имя для сильного мальчика. Или, может быть, Эдвин. Последний Эдвин Старк был известен как Весенний Король, а учитывая, с что нас ждёт, нам бы не помешал молодой Весенний Лорд в Винтерфелле. Рот Бетани искривился в кривой улыбке, которую она всегда изображала, когда Робб не замечал очевидного. Она поцеловала его еще раз. — Эддард, любовь моя. Его следует называть Эддардом, — сказала она и, обхватив его ногами за талию, притянула к себе, между бёдер. Когда они закончили, Робб скатился с неё, тяжело дыша и изнемогая, но счастливый, каким редко бывал в своей жизни. Бетани свернулась калачиком рядом с ним. Он чувствовал, как её набухший живот прижимается к его боку, а мягкая грудь к руке. Её грудь действительно выросла, как и живот, и стала более чувствительной, насколько он мог судить по стонам, что издавала Бетани каждый раз, когда Робб её ласкал. Если это и означало иметь жену с ребенком, Робб не хотел бы, чтобы это когда-либо заканчивалось. — Я буду рядом, когда родится наш сын. Обещаю тебе, — сказал он и растерянно посмотрел на Бетани, когда та рассмеялась. — Любовь моя, не давай обещания, которых не сможешь сдержать. — Почему? Всё равно тебе осталось… сколько? — Тринадцать, а может и четырнадцать недель. Но поход к Стене с войском займет не меньше трёх недель, а затем ещё три недели обратно в Винтерфелл. Добавьте к этому время, необходимое для того, чтобы собрать в Винтерфелле хотя бы основную часть своих людей, чтобы собрать настоящую армию для похода. Даже если на это уйдет всего две недели, во что мало верится, на всё про всё может уйти две луны. Если враг за Стеной и впрямь столь ужасен, я сомневаюсь, что эта война будет делом пары дней. Враг за Стеной... А ещё есть враг в Долине Аррен, изменники, предавшие и убившие моего лорда-отца, — мрачно подумал он. — Я тоже сомневаюсь, — сказал он наконец. — Робб, любовь моя, я бы плакала от счастья, если бы ты был здесь в день рождения нашего сына. Но война — безжалостный тиран. Если тебя здесь не будет, будь уверен, мейстер Лювин, леди Кетлин, старая Нэн, Лайла и я непременно позаботимся о том, чтобы твой наследник появился на свет. — Лайла? — Новая кормилица. Моя леди-мать прислала её сюда из Барроутона, — объяснила Бетани. — Поэтому лучше пообещай вернуться ко мне живым и невредиым, как только закончится война. Войны, — подумал он, но не сказал этого вслух. — Обещаю. Затем она снова поцеловала его в губы и, перевернувшись на спину, натянула одно из одеял на голые плечи и, казалось, быстро заснула. К Роббу сон так и не пришёл. Он смотрел в потолок своих покоев, глаза его не хотели закрываться, а в голове гудело, от перемешанных горя, гнева, радости, страха перед грядущим. Прошло около часа, и он, осторожно, чтобы не разбудить Бетани, встал с постели и решил прогуляться. Прогулка и свежий воздух могли бы помочь ему проветрить голову и заснуть. Поэтому он снова надел штаны, дублет и сапоги, затем вышел из своих покоев. Скоро это будут уже не его покои. Ещё одна непрошеная мысль добавилась к тем, что уже отягощали его душу. Его лорд-отец мёртв, Робб стал новым лордом Винтерфелла, а его леди-мать — вдовой, поэтому им с Бетани скоро предстоит разместиться в покоях лорда и леди Винтерфелла, а его леди-матери будут предоставлены другие, меньшие покои, где она сможет спать одна. Ночью коридоры Великого Замка были тёмными, такими тёмными, что он наверняка заблудился бы, если бы не знал здесь каждый уголок. Свет давали лишь несколько огненных чаш, с тускло горящими факелами и маленькими масляными лампами. Было холодно даже несмотря на горячую воду, что протекала по стенам и полам замка, словно кровь в жилах великана, и Робб быстро пожалел, что не накинул на плечи свой плащ из лисьего меха, когда выходил. То тут, то там он натыкался на одиноких солдат, приветствовавших его кратким "милорд", но в остальном не обращавших на него внимания. Робб подумал, не сходить ли ему на кухню за пряным вином. С горячим вином в животе он наверняка быстрее уснёт. Но потом он передумал. Несколько служанок ещё наверняка были заняты на кухне, убирая остатки сегодняшнего вечера. Горячего вина, конечно, больше не будет, а ждать, пока его нагреют Роббу совершенно не хотелось. Вместо этого Робб продолжал бесцельно бродить по холодным и тёмным коридорам крепости. Спустя около часа, по его меркам, Робб почувствовал, как веки стали тяжелеть, а ноги подкашиваться, и решил наконец вернуться в свои покои, чтобы снова попытаться заснуть. Едва Робб успел подняться по длинной лестнице на этаж со спальнями и свернуть за угол, отделявший покои его семьи от покоев для самых важных гостей, как внезапно с кем-то столкнулся. Этот человек перед ним появился так внезапно, крадучись и бесшумно, как кошка, что Робб не успел вовремя уйти с дороги и столкнулся с этим маленьким силуэтом. Незнакомец отскочил от него, на полшага назад, и с грохотом упал на задницу. Только когда Робб протянул руку, чтобы помочь тому встать на ноги, он понял, кого только что повалил. — Арья, что ты здесь делаешь посреди ночи? Арья озадаченно смотрела на него широко открытыми глазами, не в силах ничего сказать. Но затем она быстро пришла в себя. — Я... я не могла уснуть, — наконец сказала она, затем схватила Робба за руку и позволила поднять себя на ноги. — Даже так, тебе не следует бродить здесь в такой час. Это небезопасно. — Мы в Винтерфелле, Робб, — вызывающе сказала она. — Что здесь должно со мной случиться? Робб улыбнулся, заметив, что его младшая сестра, дерзкая и неуступчивая, как всегда, всё ещё звала его Роббом, а не милордом, как это делали остальные. — Даже так. В замке много гостей, много незнакомцев, и ночью здесь небезопасно. Так что ты здесь делаешь? Куда ты направлялась? — Куда направлялась? — спросила она таким изумленным тоном, словно Робб только что застал её за чем-то глупым. — Куда ты направлялся? —Я как раз собирался вернуться в постель. Я тоже не мог уснуть, — признался Робб. — Я собирался сходить на кухни за чашей горячего вина, чтобы уснуть, но усталость накатила сама собой. А что насчет тебя? Куда ты собиралась? — За тем же самым, — ответила Арья. — Я не могла уснуть и хотела выпить вина с пряностями. На кухнях. Как и ты. — Ну, не думаю, что сейчас там что-то осталось, но ты можешь попытаться, — смиренно сказал Робб. — Но после этого, прошу тебя, немедленно возвращайтесь в свои покои. И в следующий раз, когда тебе что-то понадобится или захочется посреди ночи, позовите служанку, не ходи сама. — Хорошо, — сказала она. Они простились, пожелали друг другу спокойной ночи и снова отправились в путь — Робб в одну сторону, Арья в другую. Только когда Робб уже почти добрался до своих покоев, а Арья давно скрылась за каким-то углом, он мог только усмехнуться, покачав головой. Поверить не могу, что Арья заблудилась в Винтерфелле, — подумал он, пробираясь обратно в спальню и тихо закрывая за собой дверь. — Арья и впрямь свернула не туда. Тот коридор, куда она прошла, ведёт вовсе не к кухням. Всё, что она там найдет, — это покои Джона. Робб лишь махнул на это рукой. Было, конечно, странно, что всего после нескольких месяцев вне дома, Арья так плохо ориентировалась в стенах замка, что шла совершенно не туда, куда было нужно, но сейчас это не должно было его волновать. Либо Арья всё-таки найдёт дорогу, либо ей придётся блуждать по коридорам, пока с глубочайшим стыдом не спросит дорогу у ближайшего солдата. Робб даже представил себе лицо Джона, когда Арья внезапно постучится в его спальню, требуя горячего вина. Эта мысль позабавила Робба, когда он, лёжа в постели рядом с Бетани, закрыл глаза и смог наконец заснуть. Сон был спокойным, безмятежным и без сновидений. Ещё бы этот проклятый дракон не будил его своим рёвом снова и снова в течение всей ночи.