О королях и бастардах

Эйгон услышал легкий треск под сапогами. Это разбилось стекло, понял он, не глядя вниз. Было ещё раннее утро, солнце ещё не поднялось в небо, воздух был холодным, а яростный прибрежный ветер только усиливал его. На востоке небо уже окрасилось в пурпурный цвет, хотя до появления солнца над горизонтом оставалось ещё не менее часа. Эйгон почувствовал запах дыма и огня неподалеку, но на этот раз не благодаря невероятно острому нюху Балериона, а своему собственному. Слева от него, к северу от острова, из-за дюн вырывалось золотистое сияние и окрашивало низко нависшие облака в красный цвет, почти как второй восход солнца. Однако Эйгон знал, что там было, что было источником этого сияния и красноватых облаков. Уж точно не второй восход. За дюной находилась небольшая бухта, в центре которой располагался город с гаванью, а чуть дальше к западу от него — не слишком большой, но крепкий замок. По крайней мере, так было несколько часов назад. Залив, разумеется, был на месте. Но от города, гавани с лодками и кораблями и небольшого, но крепкого замка не осталось ничего, кроме пепла, оплавленных камней и бесчисленных маленьких тлеющих костров. Они с Балерионом позаботились об этом, как только прибыли сюда. Эйгон изначально ожидал большего сопротивления. Насколько он знал железных людей и их верования, Старый Вик был самым священным из Железных островов, и поэтому Эйгон почему-то ожидал, что этот остров будут защищать более яростно и решительно. Потом, правда, он себя за это упрекнул. Было бы кому защищать. Мало кто мог спастись от него и пламени Балериона в Арборе и на Щитовых островах, чтобы противостоять им сейчас. Так кто же должен был защищаться? Осознание того, что Старому Вику, как и другим островам, на которых ему доводилось бывать, уже не стать полем величайшей битвы, дошло до него, когда замки домов Гудбразер и Стоунхаус уже давно полыхали. Эйгон узнал эти дома по знамёнам, которые развевались над башнями замков на сильном ветру, прежде чем он сжёг их, как и остальные замки. С другой стороны, он ожидал большего сопротивления, гораздо более жесткой борьбы, особенно в битве за Арбор, где ему всё же пришлось столкнуться с основной частью Железного флота. Однако Железный флот не шёл ни в какое сравнение с Балерионом. Деревянные корабли безнадежно уступали драконьему огню, но эти корабли, их экипажи с совершенно неэффективным оружием были не более чем сидячими утками. Так сказать, дохлое мясо, сначала в переносном смысле, а потом и в прямом. Поначалу он думал, что вот-вот наткнется на хорошо замаскированную ловушку, настолько слабым было сопротивление железных людей. Но после того как корабль за кораблём вспыхивал, разрываясь на куски от огня Балериона и отправляясь на дно вод у Арбора, Эйгон понял, что это была вовсе не ловушка. Железные люди просто не смогли оказать более сильного сопротивления. Раз уж осмелились начать восстание против нас и наших драконов, могли бы хотя бы как следует подготовиться, — подумал Эйгон, причём уже не в первый раз. Оружия, что могло бы представлять угрозу для большого взрослого дракона, было не так уж много, но кое-что всё-таки было. Скорпионы, если они были достаточно крупными, а их тягловая сила была достаточно высокой, и выпущенный болт мог попасть точно в дракона, в одно из наименее бронированных мест на нижней стороне шеи или на брюхе, ещё могли убить дракона. Конечно, риск словить такой выстрел всегда существовал и, как показали тысячи лет войн с драконами и против них, в редких случаях, но приводил к убийству. Для железных людей такие скорпионы были единственным шансом хоть как-то надеяться на победу в восстании. Эйгон даже читал, что в конце Второй Пряной войны, когда поражение ройнаров было уже неизбежным, те даже пытались вложить в руки своих лучников особенно прочные длинные луки, с более длинными стрелами с особо закалёнными наконечниками, надеясь, что эти стрелы смогут пробить чешую хотя бы молодых драконов, с которыми им приходилось сталкиваться. А по сравнению со многими драконами истории, многовековыми, колоссальными и грозными чудовищами, нынешние Балерион, Вейгар и Мераксес и правда были довольно молоды. Разумеется, эта попытка не увенчалась успехом для ройнаров. Их поражение в войне с мощью древней Валирии было неизбежным. Но всё же... Если бы я был вонючим железным ублюдком, я бы хотя бы попытался воспользоваться этим шансом. Эйгон отогнал эту мысль. Неважно, какие возможности были у железных людей, чтобы подготовиться к восстанию и неизбежной битве с королевскими драконами. Они не подготовились, совсем не подготовились, и теперь расплачивались за это. Все они. Он дал себе три дня на то, чтобы снова и снова облететь Железные острова с Балерионом, в основном по ночам, обыскивая каждый замок, каждый город, каждую деревню, каждый корабль и каждую лодку в каждой гавани, каждой бухте и каждом заливе, каким бы маленьким или даже он ни был, прежде чем напасть. Он подозревал, возможно, даже знал в глубине души, что не найдет здесь Рейнис. И всё же он хотел знать наверняка, должен был знать наверняка. Иначе, если бы она действительно была здесь, он, конечно, никогда бы не позволил Балериону разбушеваться, как это уже было в Арборе и на Щитовых островах. И вот, с помощью невероятно обостренных чувств Балериона, он обшарил острова в поисках хоть чего-то, что могло хотя бы приблизиться к малейшим следам его сестры. Далекий, мимолетный запах, возможно, сладкий аромат ее волос, или малейший, слабый шепот ветра, похожий на её теплый любящий голос... Однако он ничего не нашел, как не нашел ничего в Арборе и на Щитовых островах. Рейнис не было здесь, как не было ни на Арборе, ни Щитовых островах, и ему ничего не оставалось, кроме как дать волю своему гневу, своей ярости и своему отчаянию. Эйгон остановился и огляделся. Он задумался, где мог пропадать Балерион. Конечно, он мог бы использовать свою связь с драконом, чтобы сразу узнать, где тот находится. Однако он решил дать своему дракону время побыть одному. Балерион вернётся к нему, когда придёт время. Он всегда возвращался и всегда вернётся. Эйгон почувствовал, что его дракон проголодался, и отправил его на поиски еды. Трупов овец, коз, свиней, лошадей и, конечно, людей, которыми мог бы полакомиться Балерион, поблизости было предостаточно. Эйгон посмотрел на море. Оно было спокойным, спокойнее, чем в предыдущие дни, когда он перелетал с одного острова на другой, разыскивая свою возлюбленную, а затем, каждый раз переполненный гневом и разочарованием, приносил огонь и разрушения. Неподалеку от берега из мелких волн поднимались чёрные, обугленные кости убитых морских чудовищ. Они слабо выделялись на фоне тёмного горизонта, но были так же безошибочно различимы, как если бы сияли, подобно звёздам. Конечно, это были не кости убитых морских чудовищ. Во всяком случае, не совсем. Это были обугленные останки нескольких драккаров, их каркасов, досок и мачт, сожжённые Эйгоном в водах у Старого Вика за несколько часов до того, как взялся за близлежащий город, гавань и замок. Это были корабли, спасшиеся от него у острова Пайк, когда он напал на замок Пайк, и немногочисленные суда в соседней гавани, некоторые из которых добрались сюда с Щитовых островов. Замок Пайк, резиденция дома Грейджой, оказался достаточно лёгкой мишенью, как и Лордспорт, единственный крупный город на острове. Замки и башни крепости стояли, почти балансировали, на трёх маленьких, скалистых и бесплодных островах и дюжине небольших скал, окруженных бушующим морем, раздираемых воплями ветра, соединенных между собой лишь маленькими, раскачивающимися верёвочными мостиками. Эйгон не стал атаковать по очереди каждый замок и каждую башню крепости. Вместо этого его атака была направлена вниз. Пламя Балериона обрушило скалу под крепостью, и не прошло и десяти минут после его прибытия, как большая часть замка Пайк с оглушительным рёвом рухнула в море, с воплями, треском и грохотом, и была унесена приливом. Лишь самая верхняя часть замка выдержала эту атаку, но уже через мгновение и она не выдержала пламени Балериона и была поглощена ослепительно ярким огнем. Камень плавился, как воск, дерево рассыпалось в пыль и пепел за мгновение. А потом всё закончилось, и замка Пайк больше не осталось. После этого Эйгон обратил их внимание — свое и Балериона — на Лордспорт, его гавань и оставшийся военный флот. В гавани стояло на якоре чуть больше дюжины кораблей, половина из которых, вероятно, была оборонительной линией, оставленной для обороны Пайка и Железных островов от любых ответных атак Железного трона. Это был до смешного маленький флот, который не смог бы отразить нападение, даже если бы в небе над Пайком не кружил дракон. Разрушение замка Пайк, разумеется, не прошло незамеченным для жителей Лордспорта. Не успели Эйгон и Балерион прибыть в гавань, как большинство драккаров отплыли. Жители города, крестьяне, ремесленники и невольники, массово покидали свои дома. Тёмной ночью они отправились искать убежища от драконьего огня где-нибудь в сельской местности острова, как можно дальше от города. Если бы Эйгон хотел этого, они, конечно, никогда бы не спаслись от него и Балериона. Однако ему не было дело до жизней крестьян, и он позволил им сбежать. Но всех, кто смел выступить против него с оружием в руках, будь то меч, топор или копьё, лук или арбалет, ждал верный конец. Эйгон был несколько удивлен, увидев, как налетчики выходят из домов, таверн и борделей Лордспорта и садятся на корабли. Шансы сбежать от него были ничтожны. Шансы выжить в схватке с ним были и того меньше. И всё же некоторые пытались спастись на борту кораблей с оружием в руках, пускали в Балериона стрелы и арбалетные болты. Разумеется, тщетно. Как будто хоть одна из этих стрел или болтов имела реальный шанс пробить чешуйчатую броню Балериона, толстую как рыцарский щит, и твёрдую как кованная сталь. Некоторые метали в него копья, но даже не приблизились к дракону, мчавшемуся мимо слишком высоко и слишком быстро. И всё это на палубах деревянных кораблей... Эйгон даже не пытался понять, на что рассчитывали эти люди, пытаясь своими жалкими попытками одолеть Балериона. Да ему и не было до этого дела. Ещё больше Эйгон удивился, увидев, что этим небольшим флотом командовала женщина. Сначала он этого не понял, но чувства Балериона подсказали уловившие запах лунной крови говорили о том, что это женщина, так же отчетливо, как если бы она разделась донага и выставила перед ним свои сиськи. Она командовала одним из драккаров, и с её корабля приказы передавались на другие корабли сигнальными флагами. Эйгон не стал допытываться, откуда могло взяться такое необычное явление — женщина, командующая флотом Железных островов. Эти корабли постигла та же участь, что и все остальные. Балерион спустился с небес на корабли, заливая их бушующим пламенем глубокого чёрного и ярко-красного цвета. Корабль за кораблём превращались в чёрные трупы из обугленного дерева и горячего пепла, как и все мужчины и женщины на их борту. Однако некоторым удалось ускользнуть, оставив своих товарищей одних в этой безнадежной схватке и поспешив уплыть на полных парусах. А спустя всего полдня у берегов Старого Вика Эйгон снова нашёл эти корабли. На этот раз он не позволил им уйти. — Это было слишком просто, — сказал он себе. — Слишком быстро, слишком милосердно. В Арборе он всё же решился сойти с Балериона и отправиться на охоту за железными ублюдками с мечом в руке. Он хорошо помнил вид первого воина, встретившегося ему на берегу неподалеку от Рэймспорта. Это был старый человек, высокий как скала, широкий в плечах как бык, с ужасно изуродованным лицом. Ужасный шрам, судя по всему, старый, рассекал его рот и лохматую бороду надвое, отчего его смех и ухмылка в предвкушении схватки выглядели ещё более нелепыми и бесчеловечеными. Эйгон извлёк Тёмную Сестру, чтобы встретить человека, что с криком и высоко поднятым топором бросился на него. Эйгон быстро принял основную стойку, которой его с детства обучали учителя — рыцари Королевской гвардии. Плуг. Стойка была простой, но эффективной, особенно против врагов, необученных рыцарскому владению мечом. Левая нога выставлялась вперед, правая — назад, под небольшим углом. Это обеспечивало надежную опору. Меч был нацелен в грудь или горло противника, эфес держался обеими руками сбоку перед бедром, готовый как к выпаду, так и к парированию, высокому или низкому, с возможностью быстрого ответного удара. Однако старый, испуганный воин не успел даже дойти до него, как Балерион с размаху обрушил на него свой огонь, за десять или двенадцать шагов до того, как тот оказался бы в пределах досягаемости Тёмной Сестры. Человек вспыхнул как фитиль промасленной свечи. Эйгон несколько ударов сердца наблюдал за тем, как он барахтается, кричит от боли и паники, а затем рухнул на песок. Однако он ещё не был мертв, о чём Эйгон мог судить по продолжающимся крикам и болезненным стонам. Эйгон решил не убивать уродца, чтобы его страдания не прекращались слишком быстро, и дал пламени закончить свою работу. Эйгон позволил ему сгореть, пока продвигался дальше в Рэймспорт. После этого на его пути встали другие, и Эйгон позволил Тёмным Сестре отведать их крови. На борту своих кораблей и в бушующих морях железные люди могли быть страшными и грозными воинами. Однако на суше, когда под ногами твёрдая земля, они были не столь впечатляющими, как ему показалось. Возможно, они были достаточно хороши, чтобы убивать безоружных крестьян, но против настоящего рыцаря с валирийским клинком в руке они были никем. Лишь немногие были достойными противниками, да и тех уже не было в живых. Острие Тёмной Сестры прорезало кожаные доспехи и кольчугу как раскаленный нож тонкий шёлк. После этого кожа, плоть и кости тоже не стали препятствием. К удивлению Эйгона, его самым сложным противником оказался крупный и сильный мужчина с широкой, как у быка, грудью и всего одной рукой. Он, разумеется, не носил щита, но был облачен в кольчугу, кожу и тяжёлые пластины. Его высокий боевой шлем был выполнен в форме кракена, щупальца которого доходили до подбородка. Скорее всего, он был Грейджоем, хотя Эйгон и не допытывался, которым из них. Этот налётчик напал на него столь дико и яростно, что Эйгон даже не успел расспросить его об этом. Несмотря на свои размеры, несмотря на несомненно тяжёлый вес доспехов и трудности с равновесием из-за отсутствующей руки, мужчина удивительно уверенно держался на ногах, был быстр и проворен в движениях, ловко уворачивался от ударов Эйгона с Тёмной Сестрой и быстро контратаковал. В оставшейся руке он держал страшный стальной топор, который, несомненно, мог бы расколоть Эйгона надвое, если бы тот сумел нанести ему удар. Эйгон, однако, тоже был быстр и проворен, быстрее и проворнее, и в конце концов Тёмная Сестра нашла свою цель. Парирование сильного удара топором, от которого по рукам Эйгона прошла вспышка боли, быстрый поворот и выпад Тёмной Сестры, а затем острие клинка вонзилось в бок воина, сквозь ребра, в лёгкие и сердце. Нужно отдать ему должное, этот человек был выдающимся воином. Будь его вторая рука на месте, он бы даже мог победить Эйгона. Однако в тот момент у Эйгона не было ни времени, ни желания воздавать особые почести грабителю и насильнику. Вместо этого Эйгон быстрым рывком выдернул Тёмную Сестру из плоти умирающего, кашляющего кровью воина и повернулся к следующему надвигающемуся на него врагу. В конце концов, недостатка во врагах, жаждущих смерти, не было. По возможности Эйгон не убивал людей сразу, но отрубал им руки, кисти и ноги, а затем оставлял их кричать и истекать кровью на земле. Многим из них Балерион вскоре положил конец своим огнём, другие же стали жертвой гнева жителей Рэймпорта, что в ярости разрывали раненых на части. Эйгон выбил все двери, обыскал все дома, что ещё стояли, все лодки и корабли, которые Балерион не отправил на дно залива, весь замок Редвин, все комнаты, все покои и все камеры в его подземельях. Однако Рейнис там не было. Разумеется, он и так это знал. Балерион учуял бы её за много миль. И всё же Эйгон надеялся на чудо... Он отправился дальше по пляжу и снова услышал звон стекла под своими ботинками. Теперь он впервые посмотрел вниз и увидел под собой тонкий слой стекла, тянувшийся по пляжу, как тонкий лёд. Справа и слева от его сапог, в первом слабом свете дня, он уже мог различить останки людей, столкнувшихся с ним на этом самом пляже: их кости, оружие и доспехи — всё обуглилось или растаяло, как масло на сковороде, и погрузилось в стекло, как в предательские зыбучие пески дорнийской пустыни. Ещё больше глупцов, решивших, что смогут одолеть дракона, — подумал он. Он не испытывал жалости к этим людям и не чувствовал сожаления. Они были железными людьми, бандитами, убийцами и насильниками, достаточно глупыми, чтобы занять на этом самом берегу оборонительную позицию с копьями и арбалетами в руках. Кого или что они хотели здесь защищать, кроме самих себя, Эйгон не знал. Не увидел он этого и тогда, когда несколько раз пролетел над людьми, и не услышал по их жутким предсмертным крикам лишь несколько мгновений спустя, когда люди уже горели. Ещё один пролет, ещё одна атака — и крики людей прекратились, а Эйгон обрушил на них всю мощь пламени Балериона, столь жаркого, разрушительного и неумолимого, что люди в одно мгновение превратились в пепел, а песок пляжа расплавился под их ногами в стекло. Эйгон ударил своим тяжелым бронированным сапогом по одному из обугленных черепов. Он с громким треском разломился на две части, наполовину оторвавшись от стекла на земле, и по высокой дуге улетел в темноту. Затем он продолжил свой путь. Он шёл дальше по пляжу, глядя на пурпурное, но уже явно светлеющее небо на востоке. За следующей дюной, скрытый от самого сильного ветра, Эйгон разбил для себя небольшой лагерь, разжёг костер, и там... там его кто-то ждал. И теперь настало время поговорить, решил он. Ещё не успев обогнуть дюну, он уже услышал искаженные болью стоны. Значит, человек был ещё жив и даже очнулся. Это было хорошо. Эйгон опасался, что тот умрёт от ран прежде, чем он успеет допросить его. Эйгон был раздосадован тем, что до сих пор не смог расспросить никого из железных людей о Рейнис. Но кого он мог спросить? Лорды и капитаны железных людей в основном командовали кораблями, которые он сжёг в пламени Балериона, — вместе с командой и капитанами. Простых солдат на Арборе, Щитовых островах и даже здесь, на Железных островах, он, конечно, мог бы допросить, не пришлось бы убивать их сразу и не так быстро. Эйгон, однако, не питал иллюзий, что простой солдат, безымянный налётчик, мог располагать ценной для него информацией о планах Юрона Грейджоя, не говоря уже о местонахождении его возлюбленной. Однако здесь и сейчас ему удалось захватить лорда Железных островов, причём лорда высокого и уважаемого. Человека высокого ранга, если только убийцы, грабители и насильники Железных островов могли иметь ранг и пользоваться уважением. Конечно, он остался на Щитовых островах, не присоединился к набегу на Арбор, а значит, не мог знать никаких последних секретов. А вот о планах Юрона Грейджоя он мог кое-что знать. Юрон Грейджой никогда бы не заставил железных людей пойти за ним в это безумие, если бы не сумел привлечь на свою сторону самых важных, самых влиятельных людей Железных островов, — подумал Эйгон. Так что вполне возможно, а может быть, даже вероятно, что этот человек что-то знал о планах Юрона Грейджоя, о судьбе и местонахождении его сестры. С другой стороны, он также не приложил особых усилий, чтобы удержать Щитовые острова от имени своего самопровозглашенного короля после того, как туда прибыл Эйгон. Его корабль, один из крупнейших кораблей Железного флота, который Эйгон без труда узнал несколько часов назад у Старого Вика, принял участие лишь в первом сражении в водах у Щитовых островов и, как только стало ясно, что горстка драккаров не сможет выиграть битву с драконом, бежал обратно на север как побитая гончая. Эйгон не стал преследовать этот корабль, как и три или четыре других, бежавших тогда из битвы. В конце концов, он знал, куда хотели бежать корабли, а также то, что им не удастся скрыться от него здесь, на Железных островах, самое позднее. Так что был ли этот человек на самом деле верным знаменосцем, не говоря уже о доверенном лице Юрона Грейджоя, было в лучшем случае сомнительно. Тем не менее этот человек — мой лучший шанс получить хоть какую-то ценную информацию. Песок под его сапогами поглотил его шаги, и мужчина не сразу заметил его, когда Эйгон обогнул дюну и подошел к небольшому лагерю. Эйгон посмотрел на человека и понял, что ему повезло, причем не в первый раз. Этот человек был одним из высших лордов Железных островов, как он понял по его добрым доспехам и прекрасной одежде с большим, богато вышитым гербом на груди, не говоря уже о бесценном мече у бедра, когда он, как и многие другие глупцы, столкнулся с ним на палубе драккара с арбалетом в руке. Каким-то чудом ему удалось не только выжить, но и прибиться к берегу с тяжелыми ранениями. Он не получил ни одного ожога. Как ему удалось спастись от пламени Балериона, было если не чудом, то по меньшей мере загадкой. Однако это чудо не принесло ему особой удачи, потому что остальные раны были поистине ужасны, и было ясно, что, как бы ему ни удалось продержаться так долго и вытащить себя на берег, долго он не протянет. Половина его лица и тела были покрыты порезами и ранами, изрешечены бесчисленными большими и маленькими щепками от дерева, что когда-то было его кораблём, a в груди и животе торчали три длинных, ржавых и скрученных гвоздя. Дыхание мужчины было свистящим и хрипящим, а кровь, сочившаяся из его живота, была чёрной как чернила. Эйгон не знал о строении человеческого тела столь же хорошо, как мейстеры, но был уверен, что по крайней мере один из гвоздей пробил его легкие, а другой — печень. Ниже правого колена у него отсутствовала половина ноги, как и правая рука чуть выше локтя. Эйгон туго перевязал обе раны, когда нашел человека без сознания на берегу несколько часов назад, чтобы он не истёк кровью. Однако этого хватило бы ненадолго. Надеюсь, этот ублюдок ещё может говорить, — подумал он, продолжая идти к человеку. — От него не будет никакого толку, если он не сможет вымолвить и слова от боли. Мужчина заметил его и медленно повернул голову к Эйгону с перекошенным от боли лицом. Это был старик, безволосый, как яйцо, но с остатками ухоженной бороды на челюсти, несомненно, глава своей семьи, сильный и массивный, но не толстый. Не будь он так изувечен, с половиной оторванных конечностей и не находись на грани смерти от других ран, мог бы даже стать отличным противником в поединке. Мужчина скривился, затем кашлянул, видимо, желая что-то сказать. Эйгон подошел к нему, отстегнул Тёмную Сестру от пояса и опустился на песок рядом с небольшим костром, глядя на человека и положив меч рядом с ним. — Лорд Данстан Драмм, я полагаю, — сказал Эйгон. — Да, — произнес мужчина, и его лицо снова исказилось от боли. И тут он, кажется, впервые осознал, что у него нет ни руки, ни ноги. На его лице застыли паника и ужас, отчаяние и страх, а дыхание становилось всё быстрее и быстрее. Однако уже через мгновение он, казалось, взял себя в руки. — Почему я ещё жив? — Видимо, ваш Утонувший бог устал от наплыва гостей, — сказал Эйгон, пожав плечами. Он старался, чтобы его голос был ровным и контролируемым. — Я перевязал ваши раны, чтобы вы не истекли кровью слишком быстро. — Почему? — Почему? Потому что мне нужна информация от вас, конечно же. Итак, давайте поговорим про Юрона Грейджоя, безумного короля Железных островов. Где он? Какое-то время мужчина молча смотрел на него, и Эйгон не мог не восхититься тем, как мужественно он держался. Боль была почти невыносимой, но он не кричал, не стонал и не охал, не умолял облегчить его страдания или даровать быструю смерть. Внезапно мужчина даже начал смеяться Л коротким, хриплым и сухим, но всё же смехом. — Он безумен, да. Значит, вы его знаете? — Нет, — сказал Эйгон. — Просто ткнул наугад. И если не будете сотрудничать, познаете то же самое, — сказал Эйгон, положив правую руку на эфес Тёмной сестры. Только потом ему пришло в голову, что угрожать обреченному на адскую боль человеку прекращением его жизни и, соответственно, страданий было не слишком разумно. Поэтому он снова убрал руку с эфеса Тёмной Сестры. — Я не знаю его, но тот, кто осмелится выступить против Железного трона, против моей семьи и наших драконов, а главное — тот, кто осмелится поднять руку на мою сестру, просто обязан быть безумцем, да и уставшим от жизни, наверное. А теперь поговорим о вашем друге, милорд? — Заведите своих друзей, мой принц, — сказал лорд Драмм, выплюнув его титул, словно он горчил на языке. — Где Юрон Грейджой? Где моя сестра? Куда он её увез? — спросил Эйгон, на этот раз громче. — Твоя сестра? Какого хрена я вообще должен знать об этой сучке? Эйгон рванулся вперёд и ударил, да так сильно, что его кулак разжался, а одна из многочисленных ран на лице мужчины буквально взорвалась облаком крови, грязи и сухих струпьев. — Где Юрон Грейджой? Этот ублюдок украл мою сестру, — кричал Эйгон. — Где он? Где моя сестра? Лорду Драмму потребовалось время, чтобы прийти в себя. Он несколько раз качнул головой туда-сюда, глядя то туда, то сюда, пока наконец не смог сфокусировать взгляд и не приподнялся. Затем он посмотрел на Эйгона, снова сделавшего шаг назад. Он позволил себе снова погрузиться в песок. — Я ничего не скажу. Вы не представляете, что он сделает со мной и моим сыном Доннелом, если я хоть что-то расскажу вам. На этот раз Эйгон коротко рассмеялся. — Мне кажется, вы не очень внимательны, милорд. Вы, кажется, не заметили, что я сделал с вашими людьми на Арборе, на Щитовых островах, а теперь и здесь, на Железных островах, что я сделал с вашими воинами, вашими кораблями и вашими замками силой и пламенем моего дракона. — Да, я это заметил. — Хорошо, тогда, возможно, вы имеете представление о том, на что ещё я готов пойти, чтобы вернуть сестру, лорд Данстан. Поэтому я бы предложил вам ответить на мои вопросы прямо сейчас. — Юрон ничего мне не сказал. — Ничего. Хм, этого мало. Вы — лорд Железных островов, один из самых влиятельных и могущественных, даже лорд Старого Вика. Вы командовали частью Железного флота от имени Юрона. И всё же он ничего вам не сказал. И почему я вам не верю? — Мне все равно, во что ты веришь, мальчик. Я ничего не знаю. Я не хотел, чтобы этот безумный Юрон был моим королём. Я противостоял ему на вече. Увы, безуспешно. — Похоже на то, — сказал Эйгон, поднимаясь с земли. Он смахнул песок со своих штанов и доспехов, а затем подошел к небольшому свёртку, который положил неподалеку в высокую траву на дюне. Это были скудные пожитки лорда Драмма, которые Эйгон отобрал у него, притащив сюда с пляжа полумёртвым. Их было немного, и большинство из них ничего не стоило. Помятый каркасный шлем с одной застежкой на щеке, которая, возможно, спасла ему жизнь, один такой же помятый нагрудник, хороший кинжал... и меч. Эйгон достал меч, обнажил его и вернулся к лорду Драмму. — Багряный Дождь — так он зовётся, — сказал лорд Данстан, и Эйгону не пришлось спрашивать. Он поднёс клинок к небольшому костру, позволяя свету пламени плясать по мелким зёрнам стали. Сталь была тёмной как дым в ночи. Валирийская сталь. Откуда у этой семьи бандитов и убийц взялся меч из валирийской стали? Наверняка сняли с трупа одной из их жертв. А как иначе? Он присмотрелся к мечу внимательнее, хотя уже делал это раньше. Эфес был сделан из коричневой кожи и уже немного потерт. Недостойно для такого клинка, и Эйгон наверняка бы починил его. Крестовина была усеяна украшениями, которые могли бы быть и яростным пламенем, и гнездом извивающихся змей, и, что вполне уместно, нитями дождя, также вполне уместно сделанными из тёмно-красной стали. Навершие тоже было выковано из красной стали, тёмно-красной как кровь, и имело форму бронированного кулака. — Красота, — сказал Эйгон. — Он хранится в моей семье уже много веков. Однажды мой сын Доннел станет его обладателем, а за ним и один из его сыновей. Он должен был достаться моему старшему, Денису, но он погиб на Щитовых островах от огня твоего чёрного чудища. — Хм, — прогудел Эйгон в ответ. Вряд ли его когда-нибудь снова возьмёт в руки Драмм, — подумал Эйгон. Всего за несколько часов до этого, перед самым закатом, он поджёг замок дома Драмм — не слишком большой, но крепкий замок в маленькой бухте неподалеку за дюнами. Эйгона даже удивило, что лорд Данстан, видимо, до сих пор не знал, что от замка его семьи не осталось ничего, кроме пепла и расплавленного камня. Но потом он вспомнил, что перед нападением на замок уничтожил несколько спасшихся кораблей под командованием лорда Данстана, и тот почти всё время с тех пор пробыл без сознания, сначала плавая в воде, а потом здесь, на берегу, и что с момента пробуждения он смотрел не в ту сторону. Значит, он ещё ничего не мог знать о своём замке и его конце. Эйгону вдруг вспомнилось то нападение. Молодой человек, поразительно похожий на лорда Данстана, командовал чуть более чем двумя десятками легковооруженных стражников на стенах замка. Они успели выпустить в небо один залп стрел, разумеется, совершенно бесполезных против толстой чешуи Балериона, прежде чем Эйгон быстро и решительно положил этому конец. Воины, замок, а вместе с ними, по-видимому, весь род Драммов из Старого Вика были уничтожены. Эйгон оторвался от созерцания меча и одним движением вонзил его в песок. Затем он подобрал с земли свой собственный меч и обнажил его. — У меня есть точно такой же, — сказал он. — Я вернул его из забвения за Стеной. Один из древних мечей моей семьи наконец-то вернулся к нам. Тёмная Сестра. Он посмотрел на лорда Драмма, и в тот же миг глаза того распахнулись так широко, что казалось, они вот-вот выпадут из глазниц. Страх и паника промелькнули на его лице, и на краткий миг он, казалось, попытался уползти, забыв о невероятной боли в оторванных руке и ноге. Однако ему не удалось продвинуться даже на расстояние вытянутой руки, и он бессильно опустился на песок. Эйгону не нужно было оглядываться, чтобы понять, чего так боится этот человек. Он почувствовал присутствие Балериона задолго до того, как лорд Драмм обнаружил его дракона. — Как видите, милорд, у меня есть ещё одно оружие, — сказал Эйгон. Балерион, словно в подтверждение его слов, издал низкий, глубокий рык, который лорд Драмм, несомненно, ощутил всеми своими внутренностями. Затем он мысленно приказал Балериону, и дракон повиновался. Он поднял огромную голову, раскрыл массивные челюсти и, издав пронзительный рёв, изрыгнул пламя в небо над их головами. Эйгон ощутил жар пламени и увидел, как чёрно-красные отблески огня заплясали по лицу лорда Драмма. Он казался призрачным, словно потустороннее существо, давно переставшее существовать в мире живых. Это правда... Затем Балерион прекратил свой рёв. Огонь погас. Он сомкнул челюсти и с рычанием снова опустил голову, чтобы посмотреть на лорда Драмма через плечо Эйгона, словно хищник, готовый наброситься на добычу. — Драконий огонь, милорд, заставляет сталь плавиться как масло. Не эту, конечно, — сказал Эйгон, снова ненадолго подняв Тёмную Сестру. Затем он вложил клинок обратно в ножны и положил меч на землю. На миг он засомневался, правда ли то, что он только что сказал. Конечно, нет ничего твёрже валирийской стали, но, с другой стороны, нет ничего жарче драконьего огня. Неизбежно возникла мысль, не расплавит ли в конце концов валирийскую сталь невероятно жаркое пламя Балериона, если он позволит ему выплеснуть на него всю свою силу. Конечно, на Тёмной Сестре он бы такого не стал проверять. Но в случае с Багряным Дождём... Странно, — подумал он. — Моя семья пришла на Драконий Камень из Древней Валирии много веков назад с двумя мечами из валирийской стали, и оба оказались потеряны. Один украден, другой потерян за Стеной. Невыразимая потеря. И вот, спустя несколько месяцев, у нас снова не один, и даже не два, а целых три меча из валирийской стали. Теперь у нас есть Багряный Дождь. Драммам он вряд ли когда-нибудь еще понадобится. У меня также есть Тёмная Сестра, а у Джона — Длинный Коготь. Джон, мой брат... — Если ты надеешься напугать меня своим чудовищем, то сильно ошибаешься, мальчик, — прошипел ему в ответ лорд Драмм, и Эйгону в очередной раз оставалось только удивляться его стойкости. Было даже немного жаль, что он скоро умрёт. — Вам нечего стыдиться своего страха, милорд. Лучшие мужчины, чем вы, уже наложили в штаны от страха, столкнувшись с драконом. — Не я. — Нет, не вы. Истинно так, — кивнул Эйгон. — Хотя для вас и вашего здоровья было бы лучше, если бы вы это сделали. Так что хватит болтать. Что вы можете рассказать мне про Юрона Грейджоя и его планы? — Я ничего не знаю, — повторил он. — И даже если бы я что-то знал... почему я должен рассказывать об этом именно вам тебе? Что я могу с этого выиграть? Может быть, ты пообещаешь оставить меня в живых, если я расскажу всё, что знаю? Тьфу! Мне плевать на это. Эйгон какое-то время смотрел на него, а затем покачал головой. — Похоже, вы не до конца осознали своё положение, милорд, — спокойно произнес Эйгон. — Вопрос не в том, сколько вы проживёте, а в том, как медленно будете умирать. Я обещаю вам быструю смерть и прекращение страданий. Или я сделаю так, что боль, которую вы испытываете сейчас, будет меркнуть по сравнению с тем, что вас ждет. Он посмотрел на лорда Драмма, заметив, как тот изо всех сил старается сохранить самообладание, не выдать свою боль, страх и отчаяние. Эйгон видел, что тот раздумывает, что его фасад упрямства начинает рушиться. Он знал, просто должен был знать, что обречён. Лучшие мейстеры Цитадели ещё могли бы спасти ему жизнь, и он мог бы провести ещё несколько лет в качестве бесполезного уродливого калеки. Однако лучшие мейстеры Цитадели находились за тысячу лиг от него. Он уже был мёртв, и теперь оставалось лишь решить, как быстро ему позволят покинуть этот мир. — Знаете, — сказал Эйгон, — драконий огонь — невероятная вещь. Знаете ли вы, что драконы могут контролировать жар своего огня, что они могут управлять тем, как быстро или медленно сжигать им человека? Либо огонь настолько горяч, что человек сгорает в пепел в одно мгновение, либо... либо нет. В этом случае агония действительно не похожа на ложе из роз. Я читал, что сначала даже не больно. Это... слишком горячо, понимаете? Настолько горячо, что человеческий разум даже не может этого понять. Сначала испытываешь шок, и единственное, что ты чувствуешь, — это холод. Как лёд на коже. По крайней мере, так описывают мейстеры, кому как не им знать, в конце концов, — сказал Эйгон с ухмылкой и подмигиванием. — Ученье — свет, согласны, милорд? — Я ни хрена не знаю, — сказал лорд Драмм, но Эйгон видел, что его самообладание становится всё слабее и слабее. Эйгон мысленно отдал Балериону ещё один приказ, и дракон немедленно повиновался. Он подошёл ближе, совсем чуть-чуть, пока свет маленького костра между ними не отразился в его светящихся красных глазах, и зарычал, зарычал так низко, что Эйгон почувствовал, как дрожит его собственное тело. Эйгон сразу же увидел, как лорд Драмм, несмотря на всю свою притворную храбрость, попытался отползти чуть в сторону, подальше от дракона. Само собой, безуспешно. — Сначала наступает холод. Затем, когда шок начинает сходить, вы почувствуете запах горелой плоти, а потом... потом наступит боль. Настолько сильная, что вы наверняка потеряете сознание. — Балерион открыл пасть и выпустил струйку горячего воздуха. Не пламя, но даже она было уже достаточно горячей, чтобы обжечься. — Но не волнуйтесь. Я подожду, пока вы снова не очнётесь, прежде чем позволю Балериону продолжить. В конце концов, я не хочу, чтобы вы что-то упустили. — Хорошо, хорошо, — внезапно воскликнул лорд Драмм. Эйгон мысленно подал сигнал Балериону, и дракон тут же отступил на несколько шагов. — Это... это не так много, но я... я расскажу вам, что знаю. — Я знал, что мы поймем друг друга, милорд, — с улыбкой сказал Эйгон. Он достал бурдюк с вином, открыл его и протянул лорду Драмму. Тот выглядел так, словно ему не помешает глоток. К тому же, возможно, вино ещё больше развяжет ему язык. Мужчина тут же жадно отпил из него. Это было белое вино из... Эйгон не знал, откуда. Молодая женщина, племянница лорда Осберта Серри, насколько он знал, подарила ему вино после того, как они с Балерионом освободили остров Южный Щит от железных людей. Это был необычный подарок, необычный для молодой леди и необычный для принца, но ей больше нечем было его отблагодарить, и Эйгон принял вино. Лорд Драмм отпил второй глоток, затем третий. Только когда он поперхнулся и закашлялся, Эйгон отнял бурдюк от его губ положил обратно. Тот сплюнул кровь и вытер рот оставшейся рукой, затем лорд Драмм несколько раз прочистил горло. Не хватало мне только, чтобы он подавился моим вином, перед тем, как что-то скажет. — Я ничего не знаю наверняка. Только слухи, — хрипло произнёс он, словно всё ещё не мог нормально дышать. — Слухи — это лучше, чем ничего, — сказал Эйгон. Он ненадолго задумался о том, чтобы тоже сделать глоток вина. Но потом решил отказаться. Они вдвоём не были друзьями, что сидели вместе у костра и делились историями. Он не хотел пить из одного меха с этим человеком. Да и кровь, которую лорд Драмм, судя по всему, выкашлял на бурдюк, не слишком способствовала тому, чтобы вино казалось более соблазнительным. Л Расскажи мне об этих слухах. Лорд Драмм снова задумчиво посмотрел на него, как будто собирался передумать. Но тут по его телу пробежала внезапная боль, напомнившая ему о том, в каком положении он находится, и он заговорил. — Юрон Грейджой... безумен. Я знаю, ты думаешь, что уже знаешь это, мальчик, но... каким бы безумным ты его ни считал, Вороний Глаз гораздо безумнее. Вороний Глаз. — Если ты хочешь узнать, насколько он безумен на самом деле... Ну, он отправился в руины Валирии на своем корабле Молчаливая, он и его мерзкая команда безъязыких дворняг. — Валирии? Это невозможно, — сказал Эйгон. Он знал, что со времен Рока достаточно много людей пытались добраться до руин древнего фригольда, чтобы разграбить его затонувшие сокровища и узнать забытые секреты. Авантюристы на лодках, короли с целыми армиями за спиной, но ни один из них так и не вернулся. В Валирии по-прежнему правил Рок. Это знали все. — Я тоже так думал, — фыркнул лорд Драмм. — Но... у него есть этот рог... — Что ещё за рог? — Я не знаю, что это такое. Кажется, рог дракона. Большой, витой и чёрный, с золотыми полосами и валирийскими рунами. Я никогда раньше не видел ничего подобного. Юрон преподнес его на вече. Сказал, что с помощью этого рога он сможет подчинить драконов своей воле. Если мы назовем его нашим королём, он украдет дракона из Королевской Гавани и создаст новое королевство Островов и Рек. Больше и сильнее, чем когда-либо прежде. Ну, и за это всё глупцы тогда провозгласили его своим королём. Эйгон задумался над этим. Рог, способный подчинить драконов воле простого человека... Такого не существует и никогда не существовало. Он не сомневался, что маги крови древней Валирии смогли бы изготовить подобное, но... Но какой толк был бы от такого рога? Древние маги крови обладали огромной силой, силой, превосходящей воображение, были ближе всего к живым богам. Но сделать рог, способный дать простому человеку ту же силу, что лежала в основе всего могущества и силы Валирии, было бы безумием. И даже если в этом что-то есть, то почему Юрон не воспользовался рогом, чтобы украсть Балериона, Вейгара или Мераксес, когда был в Королевской Гавани? Почему вместо этого он украл мою Рейнис? Всё это не имеет никакого смысла. — Что еще? — спросил Эйгон. Лорд Драмм отвернулся и посмотрел вдаль. — Что еще? Голова мужчины дёрнулась в его сторону, и снова показалось, что ему пришлось задуматься, хочет ли он вообще что-то рассказывать Эйгону. — Цепи, — сказал он. — Цепи? Какие цепи? Что это значит? — Я не знаю, — сказал лорд Драмм. — Я ничего не знаю об этих цепях. Вороний Глаз пьёт мало, но время от времени он выпивал кубок-другой вина. А потом... когда он уже достаточно выпил, Юрон время от времени бормотал что-то о цепях. О цепях, которые он якобы привез из Валирии. — И что он собирается делать с этими цепями? Посадить на них собаку? —спросил Эйгон. И что ему даёт это знание? Цепи... — Я не знаю, — проворчал лорд Драмм. — Он не ввёл меня в курс дела. Не сказал мне ничего конкретного. Всё, как я и сказал. Он не доверял мне, наверное, потому, что я хотел сам стать королём во время вече и не поддержал его. Эйгон опустился на песок, подтянул ноги и уперся руками в колени. Он посмотрел вниз между сапогами, где на земле лежала Тёмная Сестра, и на мгновение Эйгон задумался о том, не взять ли сейчас меч, чтобы снести ли этому уродцу голову и покончить с его глупым лепетом. Цепи... что за чушь. — Цепи, щит... что-то вроде этого, — пробормотал про себя лорд Драмм. Эйгон поднял взгляд. Эйгон слышал, как лорд Драмм слабеет, его голос становится всё тише, а слова — всё более невнятными. Хрипота в его голосе усилилась. Один раз он кашлянул, сплюнул кровь, и ниточка слюны медленно и вяло пробежала по его лохматой, грязной бороде. Он не проживёт долго. — Что? Что ты сказал? Лорд Драмм глубоко вздохнул, прежде чем ответить. — Как я уже говорил, Юрон никогда не доверял мне своих секретов, но были те, кому доверял. Один из них, Рыжий Гребец, однажды сказал что-то, когда был совершенно пьян. Он сказал что-то о... — Что, скажи мне, — побуждал его Эйгон. — Он говорил, что эти цепи... эти цепи — не цепи. Необычные цепи. Они — щит. Щит от драконов, пока Юрон не завершит свой план и не получит во власть над собственным драконом. Я не знаю, правда ли это. Это всё, что я слышал. И это всё, что я знаю. Эйгон снова задумался. Цепи, которые должны были служить защитой от драконов... Это была чепуха. Абсолютная чушь. Цепи не были щитом. Щит — это щит, а цепи — это цепи. Цепи не могли защитить человека от дракона, ни от его зубов, ни от его когтей, ни, тем более, от его огня. Возможно, его план состоял в том, чтобы заковать драконов в Драконьем логове, чтобы они не могли быть использованы в войне. Но какая цепь могла бы удержать дракона надолго? К тому же, — подумал он, — даже если бы ему и удалось заковать драконов, мы бы тут же освободили их, чтобы погнать на войну. Все это звучало бессмысленно. Этот ублюдок даже не смог бы пробраться в Драконье логово с цепью, достаточно большой для Балериона. А даже если бы и смог... как только он попытался бы заковать Балериона, я бы сразу понял это благодаря нашей с ним связи. Благодаря нашей связи я бы... Осознание поразило его как пощечина. Дыхание Эйгона на краткий миг остановилось, а сердце словно пропустило удар. Ему стало жарко и холодно одновременно, и мир на мгновение завертелся вокруг. Он вскочил с земли, взял Тёмную Сестру в руки, сам не зная зачем, и начал вышагивать взад-вперед как гончая на псарне, сделал несколько шагов в ту сторону, потом в другую. Цепи, цепи как щит, рог, связь... Через мгновение Балерион вернул его в реальность. Именно Балерион, его дракон, распознал его волнение и замешательство, мысленно обратился к нему и, казалось, успокоил его своим странным способом. Я здесь, — казалось, он говорил ему без слов, — я здесь. Мы вместе. Эйгон остановился и сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с мыслями. Цепи, треклятые цепи... Они нужны были не ради драконов, не ради Балериона, Мераксес или Вейгара. Они нужны были для Рейнис. Это были цепи, магические инструменты, что надевали на преступников в древней Валирии, чтобы подавить их связь с драконами перед казнью. Рейнис как-то читала об этом и рассказала мне. Клянусь старыми и новыми богами... Жаль, что я не обратил на это внимания. Вот почему Мераксес не может её найти. Семеро... Но это значит... это значит, что она еще жива. Юрон не убил ее, он прячет её — от меня и от Мераксес. Но она жива. Клянусь Семерыми, моя Рейнис жива. Я иду, любовь моя. Я найду тебя. Я ещё не знаю, как, но ты жива, и я найду тебя. Клянусь. Затем, вонзив Тёмную Сестру в землю, он сделал несколько быстрых шагов к лорду Драмму, присел перед ним на корточки и схватил его за горло. Он притянул его к себе. Лорд Драмм застонал и задыхался от боли. — Где он? Где Юрон? Куда он увёз мою сестру? — Я не знаю, — выдавил он. — Не лги мне! — вскричал Эйгон, надавливая сильнее. — Где он? Где моя сестра? Лорд Драмм, казалось, хотел что-то сказать, но снова задыхался. Эйгон увидел, как лицо мужчины покраснело, а глаза, казалось, становились все больше и больше. Оставшейся рукой он пытался отбиться, но смог лишь беспомощно махать ею. Тогда Эйгон отпустил его, оттолкнув от себя. Лорд Драмм несколько мгновений кашлял и задыхался, прежде чем снова смог вздохнуть. — Я не знаю, где он, — сказал он хриплым голосом. — Всё, что я знаю, — это то, что его нет здесь и не было на Щитовых островах, когда ты пришел со своим чудовищем и убил моего сына. — В Арборе его тоже не было, — сказал Эйгон. — Конечно, нет, — хрипло рассмеялся лорд Драмм. — Юрон безумен. Совершенно безумен, но не дурак. Очевидно, ему не удалось украсть дракона из Королевской Гавани. Удалось. Он украл дракона —мою сестру... — Значит, он должен был знать, что не сможет удержать Арбор. Возможно, он успел сбежать вовремя. И если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что он взял твою очаровательную сестру затем... Эйгон снова ударил кулаком, закончив фразу прежде, чем ублюдок успел сказать, для чего Юрон мог похитить его сестру. Он не хотел этого слышать и знал, что не смог бы смириться с этой мыслью. Лорд Драмм ничего не ответил на удар, лишь наклонил голову и выплюнул склизкую нить крови и слюны. Вялая, как воск, она стекала по его плечу. — Ты не там ищешь, — сказал он. — Юрон не король, он больше пират, чем кто-либо другой. А у пиратов всегда есть потайные места, где они прячутся, когда становится тяжко. Как крысы, которые прячутся от кошек в своих норах. У него тоже есть такое место. — И где же может находиться такое место? — Где-где?! В том самом месте, где веками прятались пираты, когда хотели спастись от флотилий Семи королевств. — Ступени. — Да, Ступени. — Лорд Драмм кивнул в сторону бурдюка. Эйгон поднял его и передал лорду Драмму. Тот снова сделал несколько жадных глотков. — Не знаю, действительно ли он там, но... это хорошее место, чтобы спрятаться. На его месте я бы укрывался там. Ступени... в этом был смысл. Наконец-то у него появилась зацепка. В тот же миг Эйгону захотелось ударить себя за то, что он не додумался до этого раньше. Сначала на Арборе, потом на Щитовых островах, а теперь здесь, на Железных островах, он потерял уйму времени, так много времени. Времени, которого у его Рейнис могло и не быть. Время, которое ей пришлось провести в тисках этого безумца и оказаться в его власти. Он снова почувствовал жар и холод, и в нём поднялась волна гнева. Гнев на Юрона Грейджоя за то, что тот посмел отнять у него любимую, наложить на неё руки, причинить ей эти страдания. Гнев на железных людей за то, что они провозгласили этого безумного ублюдка своим королём. И злость на себя за то, что сжигал города и деревни, гавани и замки на другом конце королевства, хотя мог бы уже давно обыскивать Ступени, будь он хоть немного умнее и не позволил бы так легко себя провести. Но, по крайней мере, у него появилась искра надежды. Теперь он наконец-то знал, где её искать. Конечно, Ступени представляли собой гигантский лабиринт из маленьких и больших островов, сотен скрытых бухт, тысяч пещер и естественных укрытий, бесчисленных руин маленьких гаваней, деревень и крошечных замков, которые пираты использовали на протяжении веков, спасаясь от флотилий Семи королевств и военных кораблей Вольных городов. По крайней мере, если только они снова не вступали в союз с одним из Вольных городов. Мераксес не может почувствовать Рейнис прямо сейчас, эти проклятые цепи скрывают мою Рейнис от её дракона, но... Балерион всё ещё может учуять её запах. Если я смогу подойти достаточно близко, на расстояние мили или двух, Балерион всё равно учует её, и вместе мы найдем Рейнис. Никакие чары и магические цепи не смогут заставить меня забыть её сладкий запах. — Эй, — вдруг услышал он голос лорда Драмма, стоявшего рядом с ним. Должно быть, он так глубоко задумался, что даже не заметил, что тот что-то ему сказал. Наконец Эйгон оторвался от своих мыслей и посмотрел на него. — Я рассказал тебе всё, что знаю. Теперь покончи с этим. Я больше не могу. Какое-то время Эйгон молча смотрел на него. — Давай, мальчик. Покончи с этим. — Эйгон огляделся. Балерион всё понял и тут же подошёл ближе. — Ещё одно, — сказал лорд Драмм, когда Эйгон уже собирался сказать своему дракону, что теперь может вдоволь полакомиться плотью этого человека. — Что? — Я рассказал тебе всё, что знаю. Я помог тебе. Ты в долгу передо мной. — Эйгон хотел что-то ответить, но от удивления не смог вымолвить ни слова. Ему удалось лишь приподнять бровь. — От Железных островов не осталось ничего, кроме... моей семьи. Пощади мою семью, моего сына Доннела. Пусть он продолжит мой род. Он... он хороший человек и будет хорошим и верным лордом. Эйгон посмотрел на небо, которое к этому времени окрасилось в яркие оттенки золотого, оранжевого и красного. Затем он позволил своему взгляду блуждать по пляжу. Вдалеке, чуть выше горизонта, он заметил маленькие точки. Паруса, понял он. От Железного флота ничего не осталось, так что это мог быть только Королевский флот, который прибыл, чтобы нанести смертельный удар железным людям на их собственных островах и раз и навсегда покончить с восстанием Юрона Грейджоя. Слишком поздно, — подумал Эйгон. — Для вас здесь больше ничего не осталось, никакого восстания. Здесь больше никто не живет, кроме нескольких крестьян и пастухов с их скотом. Он попытался мысленно прикинуть, сколько времени потребуется кораблям, чтобы прибыть сюда. По его мнению, час, может быть, чуть больше или меньше. Затем Эйгон перевёл взгляд на Данстана Драмма, который все ещё сидел на земле перед ним, истекая кровью, с искаженным от боли лицом, такой же бледный, как если бы был давно мёртв. Эйгон задумался, стоит ли солгать этому человеку о его сыне. Но затем он передумал. Да, он помог ему, но только потому, что надеялся, что это положит конец его мучениям, а не из доброты душевной. Ничего он ему не должен. Кроме того, Данстан Драмм и ему подобные уже принесли столько страданий жителям королевства: мужчина и женщина, их сыновьям и дочерям, знатным и простым, грабили, убивали, насиловали, мародёрствовали, что этот человек не заслуживал никакого милосердия. — Я уже сжёг ваш замок дотла вчера, вскоре после того, как потопил ваш корабль и сжёг в пепел ваших последних налётчиков. Я бы удивился, если бы от него осталась только дымящаяся груда обгоревших обломков. — И... А как же моя семья? — Они были настолько глупы, что укрывались в замке. Казалось бы, Харренхол должен был хоть чему-то вас, блядь, научить. Эйгон видел, как сильно это ударило по нему, как тяжело ему было в тот момент не закричать и не зарыдать, не сойти с ума от горя или ужаса. Он несколько раз задыхался, потом поднял взгляд на Эйгона, и тот увидел в его глазах лишь едва сдерживаемые слёзы. С Эйгона было достаточно. Балерион снова всё понял и раскрыл свои огромные челюсти, чтобы омыть человека своим огнём, быстро оборвав его жизнь. — Нет, нет. Не так, — сказал лорд Драмм. — Не так. Ты уничтожил всю мою семью, мальчик. По крайней мере, даруй мне достойную смерть, почётную смерть. Я хочу умереть от меча. Балерион остановился, почувствовав, как Эйгон задумался. Эйгон посмотрел на Тёмную Сестру, которая всё ещё торчала вертикально в песке, ожидая, когда ей позволят пронзить сердце ублюдка. Эйгон вытащил её из песка, но затем вложил в ножны и пристегнул меч к бедру. Затем он наклонился и поднял Багряный Дождь. — Значит, от моего меча, — сказал лорд Драмм. — Не самая лучшая смерть, но сойдет. Так что давай, парень, даруй мне достойную смерть, смерть воина. Не сказав ни слова, Эйгон перекинул Багряный Дождь через плечо и повернулся, чтобы уйти. — Чтобы заслужить достойную смерть, нужно было прожить достойную жизнь, — сказал Эйгон и ушёл. Он больше не слушал, что кричал ему вслед лорд Драмм, не обращал внимания на ужасающие протесты мертвеца. Эйгон шёл к воде, куда вскоре должен был прибыть Королевский флот. Он наслаждался красотой первого утреннего света и уверенностью в том, что у него наконец-то есть зацепка, чтобы найти свою любимую Рейнис и вернуть её домой. А пока он шёл, рев Балериона и крики лорда Драмма возвестили о том, что восстанию на Железных островах, как и железным людям, наконец-то пришёл конец.