О королях и бастардах

— Вот ты где, — обрадовалась принцесса, когда Теон появился в дверях ее камеры. — О, как я скучала по тебе. Ну же, иди ко мне. Иди ко мне, Балерион. Балерион... Она принимает меня за дракона? Теон ухмыльнулся, спускаясь по трём скрипучим ступенькам. Ему это нравилось. Теон понятия не имел, почему она так считала, но ему это льстило. Балерион был могучим зверем, огнем во плоти. Кто бы не захотел сравниться с такой силой? Видимо, в помутнении она наконец видит, каков я на самом деле. Поначалу Теон терпеть не мог приносить принцессе еду, менять простыни на её постели, наполнять умывальник чистой водой, приносить ей свежую одежду... На острове, где они скрывались, не было ни горничных, ни слуг, но Юрону хватало и своих немых дворняжек. Так что почему он, единственный наследник и принц Железных островов, должен исполнять обязанности слуги, невольника, было непонятно. Однако ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать преимущества этого, и теперь ему почти нравилось ухаживать за принцессой. Поскольку Юрон следил за тем, чтобы она регулярно мылась и одевалась, и в её камере уже не так сильно воняло. Конечно, в камере по-прежнему было сыро, холодно и темно, но она больше не воняла потом и мочой. От сырости и старого дерева пахло плесенью, но в основном здесь пахло... ею. Кроме того, всякий раз, когда он приносил ей свежую одежду, принцесса, казалось, забывала о его присутствии, как только Теон оставлял её, и теперь почти каждый день он с удовольствием наблюдал за тем, как она умывается и переодевается. Она была поистине необыкновенной красавицей. Иногда Теон даже не мог решить, какой она ему кажется более привлекательной — одетой или обнажённой. Она слишком хороша для такого безумного дурака, как Юрон, — уже не в первый раз подумал Теон, ставя миску с едой на маленький столик рядом с кроваткой принцессы. Всякий раз, когда он думал об этом, ему хотелось укусить себя за задницу от ярости. Он пытался придумать план, как перехитрить Юрона, как избавиться от него, чтобы наконец занять принадлежащую ему по праву власть над железными людьми. Однако все идеи, всевозможные планы, которые он до сих пор придумывал, были глупее и нереальнее предыдущих. К тому же он сомневался, что люди, которых Юрон привел сюда — почти сорок его немых дворняг Молчаливой и чуть больше тысячи налётчиков и лордов-капитанов ещё на четырнадцати кораблях, — пойдут за ним, если он возьмет на себя инициативу. Они просто не уважали его, как он знал, а поскольку Теон каждый день заботился о принцессе, то тем более не уважали. Они уже кличили его Теоном-Служанкой. Поначалу он пытался запретить им это, но те лишь посмеялись над ним. Но это не имело значения. Он не стал переживать по этому поводу. Но и забывать об этом не собирался. Ни единого слова. И как только Юрон уберётся с дороги, он заставит всех, всех до единого, кто смеялся и издевался над ним, заплатить за это. — Ко мне, мой мальчик. Иди ко мне, — снова засияла она. — Подойди, Балерион, дай я поглажу тебе животик. С удовольствием, — с усмешкой подумал Теон. — Ты можешь погладить не только мой живот. Ухмылка исчезла, когда он подумал, что для принцессы это, конечно, довольно странный способ разговаривать с драконом, да еще и драконом её брата.  Разве Таргариены сюсюкаются со своими драконами? Нет, это невозможно. Эти звери слишком огромны и опасны. Наверняка у неё просто опять всё перемешалось в голове. В этом, к сожалению, был небольшой недостаток. Когда она бодрствовала, то говорила почти только бессвязную тарабарщину, задавала бессмысленные вопросы, а потом сама же отвечала на них ещё большей бессмыслицей. Иногда она говорила о кроваво-красном море, в котором, как ей казалось, она тонет, звала своего брата, этого высокомерного осла Эйгона. В следующий миг она снова была счастлива и блаженна, видимо, полагая, что находится на пиру в Красном замке и её приглашают танцевать, а потом снова... О, неважно. Кто знал, что на самом деле творится в её одурманенной голове? Теон уже давно перестал пытаться разобраться в её запутанных бреднях. Принцесса тем временем снова начала лепетать, разговаривая в своем воображении, возможно, с матерью, подругой или кем-то ещё, о тканях, из которых ей сошьют платье. — Именно таким красным оно и будет, да. Эгг будет… Она прервалась на середине фразы, словно эта мысль вылетела у неё из головы так же внезапно, как и пришла, повернулась к подносу и принялась за еду. Голыми пальцами она залезла в маленькую миску, порылась между кусочками вареной свеклы в рыбном бульоне, словно в поисках спрятанного сокровища. Стальные кандалы на её запястьях, покрытые теми же рунами, что и тот странный рог, которым так гордился Вороний Глаз, звенели, как маленькие колокольчики, при каждом ее движении. В свете маленького фонаря, свисавшего с низкого потолка, еда выглядела как миска, полная рвоты. Однако она этого не замечала, как, впрочем, не замечала и всего, что происходило вокруг, продолжая запихивать еду в рот с такой жадностью, словно это было самое вкусное, что она когда-либо ела. Почти половина еды снова вывалилась у неё изо рта и потекла по подбородку, стекая прямо в чересчур соблазнительное декольте принцессы. Теону было всё равно. Напротив, по правде говоря. Она могла испачкать себя с ног до головы. Это будет лишь поводом для того, чтобы она потом тщательно вымылась и заново переоделась. Теон уже предвкушал восхитительное зрелище. Прошло совсем немного времени, и его принцесса, словно маленький ребёнок, целиком измазалась едой. Он с удовольствием наблюдал, как часть рыбного бульона, мокрого и жирного, стекает с её подбородка, попадает между идеальными, пышными грудями и исчезает в декольте платья, в которое она была одета. Это было простое платье из серого бархата, хорошее, но недостаточно благородное для его принцессы. Впрочем, скоро она всё равно перестанет его носить. Как только Юрон умрёт, и ты станешь моей, моя милая принцесса, я буду одевать тебя только в самые изысканные платья, — подумал он. — Или ты вообще не будешь одеваться для меня. Скрывать такое тело от глаз мужа в любом случае было бы позором. Принцесса Рейнис отставила чашу в сторону, с такой элегантностью, словно присутствовала на королевском банкете, поднялась со своей маленькой кроватки и, уже бормоча какую-то бессвязную чепуху, принялась расстегивать шнуровку платья и стягивать его с плеч, словно Теона и не было рядом. Теон сел на койку, прислонившись спиной к холодной стене, и наслаждался зрелищем того, как его милая принцесса начинает представлять ему свое изысканное тело. Платье упало с неё, образовав небольшой курган серого бархата у её ног, из которого она вышла изящным шагом правой ноги. Теон смотрел на её тело: полные круглые груди с тёмными сосками, соблазнительно подпрыгивающие при каждом ее движении, плоский живот с милым маленьким пупком, восхитительно изогнутые бедра и круглый зад, переходящий в стройные, бесконечные ноги. Его принцесса сделала ещё один изящный шаг, теперь выставляя левую ногу из маленькой кучки бархата на полу, открывая Теону прекрасный вид на её прелестную пизду. Ещё немного, моя красавица, и ты станешь моей, — подумал Теон, чувствуя, как от этого зрелища у него в промежности становится всё тверже. Принцесса подняла платье с земли, повернулась и стала отходить от койки на несколько шагов, словно направляясь к шкафу, которого там не было. Однако верёвка, прикрепленная к железному ошейнику, привязывающему её к стене за койкой, не позволила уйти далеко. Она остановилась, небрежно уронила платье на пол и оглянулась через плечо почти в замешательстве, но затем улыбнулась. — Эй, прекрати. Отпусти меня. Мне нужно привести себя в порядок перед началом пира, — рассмеялась она. — После этого у нас будет достаточно времени для… Она замолчала, снова повернулась и, как ни в чем не бывало, сделала шаг назад к своей койке. Затем она принялась умываться в маленькой миске с холодной водой. Теон заметил, что она не замечает ничего, что происходит вокруг. Даже то, насколько ледяной была вода в тазу. В первые дни всё было иначе. Большую часть времени у принцессы была ясная голова, её мучили лишь кошмары и крики по ночам. Но чем больше Вороний Глаз день за днем поил её этим мерзким вечерним пойлом, вином колдунов Карфа, тем сильнее улетучивался её разум, и она начинала терять себя в путаных, постоянно меняющихся снах. Всякий раз, когда Юрон разговаривал с ней, два или три раза в день, ему каким-то образом удавалось достучаться до неё и завязать с ней нечто похожее на разговор. Конечно, принцесса и тогда не узнавала его: иногда ей казалось, что она разговаривает с отцом, потом с дядей, но чаще всего — с братом, этим засранцем Эйгоном. Как Юрону это удавалось, Теон не знал. — Не заставляйте меня ждать так долго, — сказала принцесса, отрывая Теона от его мыслей и от созерцания её восхитительно колышущихся сисек. Она смотрела ему прямо в глаза, и казалось, что она действительно разговаривает с Теоном, а не просто бессмысленно болтает сама с собой, как обычно делала все время. — Иди сюда, наконец, и дай мне обнять тебя, Балерион, — сказала она с милой улыбкой, по-прежнему глядя Теону в глаза. — Ну ладно, раз уж ты так вежливо просишь, — рассмеялся Теон. Он схватил принцессу за запястье и потянул её к себе на колени. Она издала маленький удивленный возглас, и глаза ее распахнулись. — Я так долго этого ждал, правда. Я… Бах! Её рука ударила его по лицу, больно оборвав его фразу. С громким криком она вскочила с его коленей, широко раскрыв глаза от шока, и попыталась убежать. Не успела она сделать и двух шагов, как верёвка на её ошейнике натянулась, отбросив её назад. Она потеряла равновесие, упала и сильно ударилась о деревянную раму своей маленькой кровати. Она очнулась, — понял он. — Она очнулась от своего грёбаного сна. Дерьмо. Почему сейчас? Твою мать. — Теон Грейджой, мерзкий слизняк! — кричала она со слезами на глазах, пытаясь отползти от него. — Ты, мерзкий подонок, никогда больше не смей меня касаться! Не подходи ко мне! Теон тоже вскочил с койки, сделал шаг к ней, схватил за волосы на затылке и с криком потянул её к себе. — Ты только что попросила меня об этом, сучка, — сказал Теон. Он притянул её к себе за волосы и толкнул к стене. Затем он сделал шаг к ней, чтобы зажать её между собой и стеной, и зажал ей рот рукой. Меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы она начала кричать. Её глаза были большими, как куриные яйца, от страха. — Не бойся. Я не собираюсь трахать тебя, моя красавица, даже если бы мне этого хотелось. Во всяком случае, пока жив мой дядя. Я просто хочу получить то, что принадлежит мне по праву. В конце концов, я — принц, а ты — принцесса. Мы созданы друг для друга. Так что заткнись и побалуй меня своими великолепными сиськами, и мы прекрасно поладим. Его правая рука прошла вверх по её дрожащему телу, по плоскому животу, а левая по-прежнему держала рот крепко закрытым. Затем его рука наконец достигла её изысканных, восхитительных сисек, и он взял их в руки. Теон почувствовал, что она борется, пытается сопротивляться, извивается. Она билась о его грудь и плечи, пытаясь оттолкнуть его, но сил не хватало. Он сжал её, наслаждаясь ощущением полной груди в своей руке. Потом провел большим пальцем по ней, нащупывая сосок, который, несомненно, уже затвердел для него. Наконец-то. Жгучая боль внезапно пронзила его левую руку. Теон закричал от боли, пытаясь оторвать руку от её рта, но не смог. Он снова закричал и стал тянуть сильнее, пока не высвободил руку. По пальцам и ладони потекла кровь. — Ты, сука, меня укусила! — закричал он, глядя на неё в недоумении. Теон нанёс удар, и его кулак угодил ей прямо в лицо. Её голова дернулась, и от силы удара она закружилась, словно в танце. Принцесса отлетела в сторону, да так неожиданно и резко, что верёвка на её ошейнике лопнула, и она с громким стуком ударилась о маленький прогнивший столик, стоявший рядом с ее кроватью. Стол рухнул под ударом её обнажённого тела и разлетелся на дюжину осколков. Застонав, она осталась лежать на полу среди разбитого стола, её лицо было наполовину закрыто волосами. Он увидел кровь на её лице. Губа была рассечена, глаза остекленели, стали огненно-красными и полными слезами. — Ты, сука, укусила меня, — повторил он. Теону пришлось побороть желание от души пнуть её в живот. Затем он повернулся, снял фонарь с крюка на потолке и вышел из её камеры, резко погрузившейся в абсолютную тьму. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что на мгновение показалось, будто бы она слетела с петель. Теон быстро шёл по коридорам так называемого замка Юрона. Маленькой, старой, ветхой развалины, из которой в иных обстоятельствах можно было бы сделать свинарник. Но это было именно так. Но на данный момент это было всё, что у них было. Пока Юрон не умрет и Теон не станет неоспоримым королём Железных островов, и тогда железные люди обратятся к нему, чтобы он возглавил их. Тогда он вернется в Пайк со всеми железными людьми, готовыми поклясться ему в верности, из этого уродливого позора, зовущегося замком, со всеми людьми с Арбора и Щитовых островов, а затем сделает замок Пайк своей резиденцией. Его дядя Эйрон Мокроголовый, возложит на его голову корону из плавника между костями Нагги. Как он потом будет удерживать Железные острова против Железного трона, Теон не знал. Впрочем, возможно, ему это и не понадобится. Король Рейгар не заинтересован в том, чтобы война длилась дольше необходимого. Рейегар — трус и слабак, и он захочет закончить войну. Он захочет заключить со мной мир, и чтобы обеспечить этот мир, я возьму в женуы его дочь, — решил Теон несколько дней назад, когда принцесса впервые разделась перед ним. Он быстро добрался до комнаты, которую искал. Без стука он вошел внутрь. Маленький голый человек, стоявший на коленях на полу, вскочил от неожиданности. Теон понял, что он молился. Маленький голый человек сделал несколько шагов в сторону от него, в угол комнаты, и так крепко прижался к холодной стене, что можно было подумать, будто он пытается протиснуться к свободе сквозь трещины в камне. — Пожалуйста, благородный лорд, не надо… — Заткнись, — сказал Теон. Он вошёл в комнату, снова закрыл за собой дверь и сел на маленькую кровать в другом углу комнаты. О том, что уже произошло на этой самой кровати, Теон предпочитал не думать. Маленький голый мужчина был тем септоном, которого Вороний Глаз забрал с собой из Арбора и с помощью мерзкой вечерней тени на несколько дней превратил в шлюху для своих людей. Действие тени давно прошло, человек пришел в себя, но шлюхой для людей Юрона быть не перестал. Неудивительно, что здесь его держат голым как животное, — подумал Теон. — Если они регулярно приходят к нему и берут сзади как женщину, это проще сделать, когда не нужно каждый раз вытряхивать его из халата. — У меня рана на руке. Вы её обработаете, — сказал Теон. — Я... милорд, я... Я помазанный септон Семерых, а не мейстер. — Я знаю, — рявкнул Теон. Конечно, он знал, что эта маленькая лысая шлюха не мейстер, но в данный момент это было всё, что у него имелось. По крайней мере, если он не хотел идти к одному из людей Юрона, чтобы получить в ответ насмешку за то, как получил эту рану. — Вы начитанный человек, не так ли? Человек книги. — Ну... человек книги, в основном, Семиконечной Звезды, милорд. Но если... если вы имеете в виду, что я много читал, то да, милорд. — Вот так. Тогда займись моей раной. — Но, милорд, я читал другие книги, нежели мейстеры Цитадели. Ни в одной из прочитанных мною книг не говорилось... не говорилось, как… Строгий взгляд Теона заставил его умолкнуть. Затем он подошёл к маленькому столику за дверью, на котором стоял ещё более маленький умывальник, и поднес его к Теону. Он опустился перед ним на пол и стал обмывать его руку жалкими остатками чистой воды из чаши. Рана на руке была глубокой, но уже почти не кровоточила. Принцесса укусила его довольно сильно. Однако Теон также нанёс ей хороший удар, от которого она нескоро оправится. Ему не доставляло никакого удовольствия бить её. Она была слишком хороша, слишком прекрасна, чтобы бить её. По крайней мере, регулярно. Она просто должна была знать своё место. Закончив, септон перевязал руку Теона чистым куском ткани, который он откуда-то наколдовал. Закончив, Теон оттолкнул его — ему было неудобно от того, что голая маленькая шлюха сидит так близко к нему, — встал и ушёл, не сказав больше ни слова. Затем он отправился в великий чертог этих развалин — продуваемую сквозняками комнату, лишь немногим больше большинства других, с истлевшими остатками древних знамён на стенах и большим очагом. Чертог был полон железных людей, как и всегда. Кто-то спал на деревянных скамьях или голом полу, кто-то сидел в кругу, играя в кости или выпивая, кто-то просто сидел, прислонившись спиной к шершавым стенам, словно ожидая казни. В этом... замке, если его можно было так назвать, царили сквозняки, холод и сырость, так что кости любого человека болели, как у старика, каждое утро после пробуждения. Только в великом чертоге воздух был достаточно тёплым от постоянно горящего огня в очаге. Теон взял пинту и налил себе немного эля, который люди Юрона варили здесь, на острове. Вино закончилось вскоре после их прибытия, если не считать небольшого запаса, который Вороний Глаз, держал для себя, а эль — через несколько дней после вина. Неудивительно, ведь мужчинам не оставалось ничего другого, кроме как сидеть без дела, время от времени развлекаться с задницей старого септона и напиваться. Те немногие набеги, которые Юрон позволял им совершать на торговые суда, проходившие через Ступени по пути из Семи королевств или в них, приносили им небольшой запас еды и всевозможных торговых товаров, таких как ткани и стеклянная посуда из Вольных городов, даже немного золота и серебра, но ни вина, ни хорошего эля. Они даже не смогли найти на захваченных коггах новых девушек. Похоже, — подумал Теон, — им придётся довольствоваться старым септоном. Так что за неимением лучших альтернатив, а также потому, что оставаться трезвыми дольше одного дня для налётчиков и лордов-капитанов не представлялось возможным, некоторые начали варить на острове свой собственный эль. Ячмень на острове не рос, не было ни солода, ни дрожжей. Из чего они варили этот эль, Теон не знал. А когда он посмотрел на цвет — серо-коричневый, иногда почти черный, но не как хорошее чёрное пиво, которое всегда подавали в Винтерфелле, а молочный, как грязная лужа на земле, где проскакала дюжина лошадей, и помочилась дворняга, — то резко расхотел знать. На вид оно напоминало грязь, разбавленную мочой, а на вкус было вдвое отвратительнее, но, по крайней мере, было крепким и быстро било в голову. Пока он пил, то услышал, как некоторые из налётчиков то тут, то там громко смеются и зовут Теона-Служанку. Он должен принести им поесть и опорожнить их горшки. Теон, однако, не откликнулся. Он выпил свою мутную мочу, взял другую пинту и тоже выпил. Конечно, ему захотелось выхватить нож и отрезать язык одному из этих наглых ублюдков. Тогда он мог бы присоединиться к команде Юрона и больше не был бы для меня занозой в заднице, — подумал он, делая последний глоток эля. Однако он знал, что это было бы ошибкой. «Люди должны научиться уважать тебя, — говорил ему Дагмер. — Но если ты зарабатываешь уважение только клинком, то тебе всегда придётся защищать его клинком. Пока однажды ты не столкнешься с тем, кто владеет клинком лучше тебя. Так хочется лишиться глаза, уха или руки из-за тупой пьяной болтовни? Лучше вытерпеть оскорбления, а потом доказать им в бою, на что ты способен. Заплати железную цену за уважение, которого желаешь. Тогда никто и никогда не сможет лишить тебя этого уважения». — Ты прав, старина, — сказал себе Теон. — Что, кто прав? — прохрипел один из сидящих рядом с ним. Он был настолько пьян, что его глаза уже начали смотреть в разные стороны. Теон проигнорировал его, поднялся и, слегка покачиваясь, снова покинул великий чертог. Пора было снова кормить принцессу. Из одной из кладовых Теон достал немного простой еды — чёрствый хлеб, солёную сушёную рыбу и небольшую чашку воды, которую он наполовину наполнил вечерней тенью, как велел ему Юрон, — и направился обратно в её камеру. Она укусила его, маленькая сучка. Он решил, что сегодня она не будет есть тёплый ужин. Теон снял с держателя на стене фонарь, ранее отобранный у неё. Он всё ещё горел. Масла в нём хватит ещё на несколько часов. По крайней мере, Теон так полагал. Если нет, то это не так уж и плохо. Тогда она просто просидит в темноте ещё несколько часов, пока Теон не придет к ней завтра утром. Теон открыл маленькую дверь и вошёл в небольшую камеру. Прогнившие деревянные ступени так громко скрипели под его сапогами, что Теон опасался, что они в любой момент рассохнутся. Однако они не поддались. Они всегда скрипели, но никогда не поддавались. Когда он вошёл и снова повесил маленький фонарь на крюк под потолком, в комнате было тихо. Теон ожидал, что принцесса уже давно погрузилась в одну из своих дневных грёз и весело болтает. Однако этого не произошло. Он обнаружил её сидящей на своей маленькой кроватке, притулившейся в самом дальнем от двери углу. Она испуганно посмотрела на него, когда Теон подошел ближе, и ещё глубже забилась в угол, подтянув к себе босые ноги и пытаясь прикрыть руками грудь и срам. Чего он там не видел? Блять, она всё ещё в своём уме, — подумал он. — Юрону это совсем не понравится, когда он снова навестит её сегодня ночью. Ну, самое позднее, как только она выпьет эту чашу, то снова безнадежно погрязнет в своих грёзах, и Вороний Глаз сможет вернуться к тому, что он делал с ней всё время. Что бы это ни было. Теон знал, что всё это время он только и делал, что разговаривал с ней, как раньше разговаривал с маленьким септоном для утех, чтобы ещё больше запутать его разум и усилить эффект вечерней тени. Но принцессе он просто хотел помутить голову, как это было с септоном, но и полностью сломать его, чтобы потом из осколков и разбитых фрагментов сформировать новый разум. Теон даже спросил у Вороньего Глаза, откуда он знает, когда именно наступит момент, когда разум принцессы будет уже не просто запутан, но сломлен. Это было связано с тем, что он говорил ей, когда был с ней, объяснил он Теону. Теон знал, что во время разговоров с ней, Юрон что-то внушал принцессе, хотя точно не знал, что и как. Но каждый раз, когда он был рядом, её галлюцинации внезапно менялись. Чаще всего принцесса погружалась в приятные воспоминания или сладкие сны, лишь изредка она мучилась от кошмаров или кричала во сне. Но стоило Вороньему Глазу подойти к ней и сказать несколько слов, как девичье хихиканье превращалось в жуткие рыдания и всхлипы, а бессмысленное, но весёлое бормотание — в мольбы о помощи. А потом он всегда стоял там, в маленькой камере принцессы, и требовал, чтобы она пришла к нему, если хочет быть спасенной. «Если вы хотите, чтобы она приходила к вам, мой король, то требуйте этого без кошмаров, — сказал ему Теон. — Если она счастлива и довольна, она будет гораздо послушнее». Однако Вороний Глаз лишь высокомерно улыбнулся ему. «Боюсь, что всё не так просто, дорогой племянник, — сказал он. — Когда она счастлива, она беспечна. Тогда не имеет значения, что она делает или не делает. Но когда она боится, опасается за свою жизнь, её разум бодрствует. Ну, настолько, насколько он ещё может быть бодрствующим. Вот тогда она должна прийти ко мне, Теон. Именно тогда». «И почему?» «Потому что именно тогда я пойму, что победил, Теон. Даже в её величайшем смятении какая-то часть разума всё ещё может узнавать меня, всё ещё знать, что я не её брат, которого она любит и жаждет спасти. Но когда она придёт ко мне добровольно, хотя бы раз, в панике от страха, тогда я пойму, что дело сделано и я навсегда сломал её маленький разум в её маленькой хорошенькой головке». А потом, когда она будет вновь сформирована и порабощена им, Юрон наконец сделает ей ребенка. Об этом Вороний Глаз поведал ещё раньше. Но к чему всё это, Теон так и не понял. Это был бред, бред безумца. Зачем его дяде понадобилось всё так неоправданно усложнять? Он действительно был безумен. Принцесса была в его власти, и большую часть времени её голова была не более чем репой. Имело ли значение, будет ли это состояние постоянным или исчезнет через несколько дней или недель, когда она родит ребёнка? Теон так не считал. Чтобы заделать женщине ребенка, не нужно было сначала ломать её разум и порабощать, достаточно было просто трахнуть её. Я бы уже давно взял и отнёс бы её в свою постель, — решил он. — И как только Вороний Глаз окажется мёртв, я так и сделаю. И она будет мне за это благодарна. Он продолжал смотреть на неё, а она, явно не понимая, что может означать этот взгляд, все ещё изо всех сил вжималась в маленький уголок на холодных сырых камнях. То, как она скрючилась в углу на своей маленькой кровати, выглядело так, будто у неё есть маленькое сокровище, которое она пыталась утаить. Но это, конечно, было невозможно. Единственное сокровище было у неё между ног. Короткая цепочка между украшенными рунами кандалами на её запястьях звенела при каждом движении. Теон посмотрел в глаза своей принцессе, большие, испуганные и красные от слёз. Её левая щека была красной и опухшей, а в том месте, где нижняя губа разошлась от его удара, на подбородке ещё оставалось немного крови. На краткий миг Теону стало жаль, что он ударил её. Однако затем он прогнал эту слабость из головы. Эта сука укусила меня. Кроме того, ей действительно нужно знать своё место. Как только Вороний Глаз уберётся с дороги, и я возьму принцессу в жены, она обязательно должна будет знать своё место. Лучше научить её сейчас. Тогда мне не придётся так часто бить её, когда мы поженимся. Теон хотел поставить еду и чашку с водянистым оттенком вечера на маленький столик рядом с ее кроватью. Но когда его взгляд упал на это место, он обнаружил там лишь обломки стола. Чёрт. Он совсем забыл, что маленький столик разлетелся на куски, когда на него упала принцесса. Вместо этого он поставил еду и питьё на пол перед её кроватью. — Вот твой ужин, — сказал он. — И пей. Иначе Юрон рассердится, а ты знаешь, что бывает, когда он сердится. Тогда он пошлёт своих дворняг влить в тебя это, и они не будут такими же дружелюбными, как я. Затем он отвернулся и покинул камеру. Он не потрудился запереть за собой дверь. Ключ, конечно, имелся, но дверь всё равно никогда не запиралась. Большую часть времени принцесса всё равно была поглощена своими грёзами, и в таком состоянии не могла и помыслить о побеге. А если в голове хоть раз прояснялось, что в последнее время случалось всё реже и реже, то принцессе просто некуда было бежать. Они находились на маленьком островке посреди Ступеней, и принцесса, конечно же, знала об этом. Всё, чего она могла добиться, — это быть разорванной на куски дикими зверями в лесу, окружавшем маленькую бухту, где стояли руины, или попасть в руки нескольких пьяных бродячих налётчиков, что не станут заботиться о запрете Юрона и выебут её без всякой жалости. Теон удалился в свои покои и лёг на кровать. Комната была едва ли больше камеры принцессы, да и кровать не заслуживала такого названия. Это была деревянная рама с соломой, листьями и травами из окрестностей замка, спрятанная под простыней из парусины. Он хотел забрать свою кровать из каюты Молчаливой в замок, но кровать была так крепко прикреплена к дереву корабля, что он не смог бы вытащить её, не повредив ни кровать, ни корабль. О том, что сделал бы с ним Вороний Глаз, если бы он навредил кораблю, Теон предпочитал не думать. Тогда, возможно, именно меня, а не старого септона, сейчас бы держали где-нибудь голым. Юрон предложил ему просто продолжать спать на борту корабля, как это делал он сам вместе со своей шлюхой Фалией Флауэрс. Но Теон отказался. Если и было место, где он не проводил времени больше необходимого, так это Молчаливая. Корабль вызывал у него кошмары, когда он находился рядом с ним, хотя, конечно, он никогда бы в этом не признался. После этого он попытался достать гамак с одного из кораблей и повесить его в своих покоях в замке. Он получил гамак в обмен на серебряное кольцо. Ему даже удалось раздобыть несколько железных крюков для него. Но без подходящих инструментов, как потом стало ясно, ему не удалось закрепить крюки в каменных стенах замка. Тогда он попытался привязать веревки гамака к прогнившим несущим балкам замка. Это даже неплохо получилось, но уже в первую ночь одна из балок не выдержала, и он рухнул на пол посреди ночи с такой силой, что поначалу подумал, что сломал себе спину. То, что веревка гамака при этом повредилась и теперь уже точно не могла выдержать его веса, даже если бы Теону удалось закрепить гамак в другом месте, стало лишь особым дополнением, увенчавшим его неудачу. Теон закрыл глаза и попытался уснуть. Его мысли то и дело возвращались к Пайку, родовому замку, который вскоре должен был стать его собственным. Он видел своего отца, сидящего перед ним на Морском троне и улыбающегося ему с чистой гордостью на лице. Его сестра тоже была там, но вместо того, чтобы упрямо и высокомерно смотреть на него, она сделала перед ним глубокий реверанс. Затем его мысли устремились к Костям Нагги на Старом Вике, где он вскоре должен был стать королем Железных островов. Там находились его дядя Эйрон и дядя Виктарион. Мокроголовый возложил на его голову корону из плавника, и железные люди у его ног громко приветствовали его, своего законного короля. И тут он внезапно снова оказался в Винтерфелле, где лорд Эддард с назиданием смотрел на него, считая, что он снова плохо себя вёл. И тут же Теон снова почувствовал себя маленьким мальчиком. Однако Теон вытеснил из головы воспоминания о лорде Эддарде, своем тюремщике. Он вспомнил один день два года назад, как раз перед тем, как леди Санса собиралась замуж за этого дурака Хьюберта Аррена в Долину Аррен. Тогда Теон взял из покоев мейстера Лювина миррийский глаз и во время смены караула пробрался с ним на одну из сторожевых башен рядом с Восточными воротами Винтерфелла. Ему удалось настроить глаз так, что он смог заглянуть прямо в покои леди Сансы. Какой чудесный это был день. Она была голой. Ну, почти. На ней всё ещё было исподнее, но она открыла ему достаточно, чтобы возбудить его воображение. Мысль об этом зрелище, о её стройном, бледном, юном теле, заставила Теона снова напрячься. От воспоминаний о теле леди Сансы его мысли перешли к ещё более желанному телу, которое было ещё ближе, и можно было увидеть не просто в одежде через миррийский глаз, а вблизи, во всей красе. Теон вспомнил обнажённое тело принцессы Рейнис, почувствовал, как его член становится всё твёрже и твёрже, и неизбежно снова ощутил в своей руке ее мягкую, теплую, полную грудь. Его рука скользнула между ног. Он ловко расстегнул бриджи и схватил свой член, который уже был твердым и охотно выскочил в его раскрытую ладонь. Затем он начал дрочить, думая о том, как чудесно было разминать её сосок и чувствовать ее теплое тело, прижатое к его. Он вспоминал вид неприкрытой пизды и восхитительной упругой попки, и Теон представлял, каково бы это было, если бы она была здесь и сейчас, с ним, и он мог бы насладиться этой задницей. — Вам нравится то, что вы видите, мой принц? — услышал он в своей голове ее слова, тёплые и мягкие как бархат, манящие как сам грех. — Возьмите то, что принадлежит вам, мой принц. Возьмите меня. Движения его руки становились всё быстрее и быстрее, пока Теон слушал её голос, наслаждаясь видом её тела, пока принцесса скакала на нём, а его член исчезал глубоко в её влаге. Теон дергал себя все быстрее и быстрее, в ритм с её восхитительно подпрыгивающими сиськами, а потом... потом... — О-о-о! — он внезапно выплеснул свой груз одним мощным потоком с едва подавляемым криком. Он сделал несколько глубоких вдохов, а затем посмотрел на себя. Его семя растеклось по бриджам и даже по дублету. И, конечно же, на его руке, которая была мокрой и липкой, словно он только что помешивал ею мёд. Дерьмо. Он поднялся, подошел к маленькому тазику для мытья, придерживая левой рукой бриджи, и смыл с пальцев липкое семя. Затем он разделся, вымыл свой член и стал искать что-нибудь новое из сундука на стене под окном. Выбирать было не из чего, по крайней мере, ничего такого, что он не надевал бы уже дюжину раз или больше, и уж точно не пахло как из задницы старика. Немного поискав, он наконец нашёл дублет и новые штаны, что всё ещё выглядели достаточно хорошо и не слишком плохо пахли, и оделся. Затем он выглянул в окно. Солнце уже опустилось на небо. Сколько сейчас времени, он не знал. Да это и не имело значения. Здесь, на Ступенях, время суток всегда зависело от того, что ты делал. Ты ел, когда был голоден, спал, когда уставал, пил, когда хотел пить, и трахался, когда был возбужден. В том случае, разумеется, когда удавалось заставить себя трахнуть вместо женщины маленького старого септона с полулысой головой. Теон ещё не делал этого, да и не собирался. Его яйца не могли болеть так сильно, чтобы позариться на этого маленького невзрачного человечка. Кроме того, у меня всё ещё есть моя милая принцесса, — подумал он. — Если ещё не наяву, то уж точно мысленно. В следующий раз ему нужно будет не забыть сначала снять дублет и бриджи, прежде чем он снова трогать себя. Тем не менее ему нужно было идти. Ему предстояло ужинать с Юроном, как полагалось каждый второй или третий день, а Вороний Глаз не любил, когда Теон опаздывал. Поэтому лучше было прийти вовремя. Поэтому Теон покинул свои покои, а затем руины замка кратчайшим путем, но не через дверь или ворота, а через один из многочисленных проломов в невысокой стене, окружавшей замок и отделявшей его от небольшой гавани на краю залива Полумесяца. В стене было множество таких проломов и брешей, и в первые дни после их прибытия некоторые лорды-капитаны отдали приказ заделать эти бреши древесиной из густых окрестных лесов. Так что теперь в проёмах стены стояло несколько деревянных частоколов, но, поскольку нападения не ожидалось, а у людей с каждым днём оставалось все меньше желания заниматься работой, которую следовало бы поручить невольникам, не было заделано и трети всех проломов, достаточно больших для человека в доспехах. Теон быстро добрался до Молчаливой и взошёл на корабль по шаткому настилу. Двое дворняг Юрона стояли на палубе, чистили доски корабля старыми грязными щётками и мрачно смотрели на Теона, когда он проходил мимо них, не проронив ни слова. Он знал, что сапоги его, конечно же, испачканы в мокром песке между замком и пристанью и так же точно оставили следы на свежевычищенных досках. Однако ему было всё равно. Что ж, дворнягам придется снова драить палубу, — подумал он с ухмылкой. Это были Одноухий и Рыбий Рот — две дворняги, которых Теон терпеть не мог. Всё равно им делать больше нечего. — Племянник, как я рад тебя видеть, — обрадовался Юрон, когда Теон вошел в каюту своего дяди, расположенную под палубой. Его шлюха тоже была там, сидела у него на коленях и была одета в платье из кроваво-красного шёлка, которое больше подошло бы принцессе в их подземельях, чем этой ублюдочной девке. — Надеюсь, я не опоздал, — сказал Теон, слегка склонив голову и подойдя ближе. Скоро я сотру эту проклятую улыбку с твоего лица, Вороний Глаз, но до тех пор, боюсь, мне придется притворяться верным и покорным тебе. — Вовсе нет, Теон, ты как раз вовремя. Надеюсь, ты любишь рыбу, — сказал он, указывая на стул напротив себя. Теон сел. Рыбу. Конечно, у нас будет рыба. Будто бы у нас было что-то ещё с тех пор как мы разместились на этом куске дерьма, который ты зовёшь своим убежищем. — Моя добрая Фалия приготовила для нас что-нибудь вкусненькое, не так ли? — Да, любовь моя, — промурлыкала шлюха, вскочила с его колен и прошла в смежную комнату, где, судя по всему, ждала готовая еда. По крайней мере, так пахло с той стороны. Теон посмотрел ей вслед. Ее живот уже явно вздулся от ребенка, которого она ждала от Юрона. Уже не в первый раз Теон задавался вопросом, что ему делать с этим ребёнком, когда он уберёт Юрона. Разумеется, убийство ребёнка было бы единственно верным решением. Он не мог допустить, чтобы сын Юрона Грейджоя, который в один прекрасный день мог бы претендовать на Морской трон и корону из плавника, остался в живых. Но... убить младенца? Сможет ли он сделать это? Не раз Теон говорил себе, что да, он может это сделать. Он сможет сделать то, что ему придётся сделать. Он был Грейджоем из Пайка, железным человеком, в его жилах текла морская вода. Он мог сделать это, и он сделает это. Он мог бы просто задушить или придушить ребёнка подушкой или шарфом, пока тот спал. Тогда ему даже не пришлось бы страдать. Во всяком случае, недолго. Или он отдал бы его морю и утопил в волнах. Это наверняка порадовало бы его дядю Эйрона. Или пусть это сделает одна из дворняг Юрона. Тогда уже дворняги Теона. Эти животные всё равно не могли отличить добро от зла. Вскоре шлюха Фалия вернулась с миской в руках. Теон почувствовал запах приготовленной рыбы с травами или какими-то растениями, растущими на этом проклятом острове, которые шлюха добавила в рыбу. Наверняка ядовитыми. Она поставила миску на стол между ними и принялась угощать. Рыба в миске была целая, с головами и хвостами, но Теон не мог определить, что это за рыба. Она была мелкой и пухлой, словно раздутой, с белыми слепыми глазами и огромными челюстями, которые, казалось, совсем не подходили к громоздкому телу. Он ненадолго задумался о том, какие ещё мерзкие твари плавают в этих странных водах, которых они никогда не видели, но потом выкинул эту мысль из головы. — Итак, Теон, я слышал, ты сегодня немного повеселился, — сказал Юрон, без лишних колебаний отрезая кусок от бока странной рыбы и отправляя его себе в рот. — Веселился? О чём это вы? — Ты ведь ходил к Саре, не так ли? Улыбка Юрона превратилась в широкую ухмылку. Поначалу Теон растерялся и хотел спросить, что ещё за Сара. Ведь кроме принцессы Рейнис и шлюхи Фалии, на острове не было женщин. Потом ему вдруг вспомнился маленький септон. Мужчины, которые регулярно приходили к нему, чтобы поразвлечься с его морщинистой задницей, назвали септона Сарой. — Да. Да, я ходил. Но не ради... забавы. Я попросил его перевязать мне руку, — нерешительно сказал Теон, показывая повязку на своей руке. — О, дорогой племянник, как это случилось? Неужели ты получил эту ужасную рану в великой битве, о которой я не знаю? Юрон рассмеялся, и его шлюха смеялась вместе с ним. — Не совсем, — сказал Теон. Он подумал, не взять ли ему вина, что стояло на столе рядом с тарелкой с мерзкой рыбой. Чаша уже стояла на столе, когда он сел за стол, но, конечно, это было для него. Эту рыбу он бы не осилил, даже если бы был на грани голода. А вот вино... Он заколебался. Вдруг там тоже налит эта ужасная вечерняя тень, — подумал Теон. Эта мысль уже не в первый раз приходила ему в голову. Может быть, именно поэтому ему снились такие страшные кошмары, когда он впервые плыл на Молчаливой к Железным островам. Он отогнал эту мысль, взял кубок и отпил глубокий глоток. Это было красное вино. Обычное красное вино. Конечно, это вино, — выругался он про себя. — Этот сорт слишком ценен. Вороний Глаз сам так сказал. Слишком ценный и слишком редкий, чтобы разбавлять его вечерней тенью. — И? — спросил Юрон. — Не заставляй меня ждать, Теон, иначе напряжение убьёт меня. Откуда эта рана? Скажи мне. Теон сделал один глубокий вдох и выдох. — От принцессы Рейнис, — со вздохом ответил он. Ему было неловко признаваться в этом, но придумывать ложь было бессмысленно. Теон не знал, как ему это удается, но Юрон, похоже, чувствовал ложь, как другие люди чувствуют запах дерьма под носом. — Она укусила меня. Он поднял голову, почти испугавшись. Теон ожидал, что Юрон снова будет смеяться над ним за это, но на его лице не было и следа смеха. Не было даже малейшей улыбки. Юрон приостановился, запихивая в рот очередной кусок рыбы. Теперь он положил нож и вилку на стол рядом со своей тарелкой. — Как это произошло? — Она... она очнулась от своих кошмаров. Каким-то образом. Увидела меня, узнала, а потом просто укусила, — сказал он. Это была не вся правда, но достаточно близкая. По крайней мере, он надеялся, что это так. В течение нескольких ударов сердца в каюте стояла абсолютная тишина. — И это всё? — спросил Юрон. — Да, это всё. — Этого, Теон, не должно было случиться. Я уже так далеко продвинулся с ней. Она должна была быть заперта в своих иллюзиях как в гробу под землёй. И ты действительно не представляешь, как это могло случиться, Теон? Ты сказал или сделал что-нибудь, что могло бы её пробудить? — Нет, — сказал Теон, делая ещё один глоток вина. — Я же сказал, она внезапно проснулась, набросилась на меня и укусила за руку как зверь. — Понятно, — проворчал Юрон с кислым видом. — Но сразу после этого я принес ей ещё вечерней тени, — быстро сказал Теон. — Если она выпьет его, то быстро погрузится обратно в свои иллюзии, не так ли? На мгновение Вороний Глаз молча посмотрел на него, и Теон был уверен, что в любой момент тот выхватит нож и метнет в него. Но потом он посмотрел на Фалию, притянул её к себе на колени и протянул одну руку ей промеж ног. Шлюха захихикала. — Да, — сказал Юрон. Его улыбка так и не вернулась. — Так будет, но весь прогресс, которого мы добились в последнее время, уже не вернуть. К сожалению. Очень прискорбно. Ты убедился, что она выпила тень? — Я... эм... ну, нет. Я... принёс ей тень и сказал, чтобы она выпила. Иначе придут твои люди и заставят ее выпить, та я сказал ей. — Понятно, — повторил Юрон. — Честно говоря, — рассмеялся Теон, — я был рад уйти оттуда. Еле от неё отделался, когда она меня укусила. Теон сделал ещё один глоток вина. На вкус оно оказалось довольно приятным. При первом глотке оно казалось слишком сухим и горьким, но теперь Теон почувствовал, какое оно на самом деле фруктовое. Вероятно, его язык всё ещё был покрыт ужасным элем. В следующее мгновение Теон поднял глаза, почти испуганно услышав, как перед ним что-то звякнуло, и увидел, что стол затрясся. Он увидел, как Юрон столкнул с колен шлюху, которая теперь стояла рядом с ним. Юрон наклонился через стол к Теону. — Скажи мне, Теон, если моя прекрасная принцесса действительно набросилась на тебя, как дикий зверь, как именно ты от неё отделался? Теон тяжело сглотнул и откинулся на стуле, насколько позволяла высокая спинка. С полминуты он раздумывал, стоит ли ему придумывать ложь, но потом решил не делать этого. Во-первых, Юрон всё равно бы сразу всё понял, а во-вторых... Когда он придёт к ней сегодня вечером, самое позднее, он всё равно увидит её распухшую щёку и разбитую губу. Лучше сразу прояснить ситуацию, — подумал он. — Кроме того, кто скажет, что он даже не поблагодарит меня за это. Если я не покажу принцессе ее место, Юрону в любом случае придётся сделать это самому, а так я уже снял с него часть работы. Он расправил плечи, снова слегка наклонился вперед, чтобы не приседать перед гончей, как испуганный заяц, и прочистил горло. Затем он ответил: — Я ударил её. Так яростно, что она распласталась на полу. — Понятно, — повторил Вороний Глаз и медленно кивнул. — Тогда мне нужно узнать от тебя ещё кое-что, Теон. Какой рукой ты ударил мою прекрасную невесту?